Текст книги "БСФ. Том 25. Антология"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Айзек Азимов,Иван Ефремов,Станислав Лем,Роберт Шекли,Альфред Бестер,Кобо Абэ,Пьер Буль,Владимир Савченко,Джон Уиндем,Рэй Брэдбери
сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 27 страниц)

– И думал, что отделался от вас в Ньюарке.

– Нет, этот номер не прошел, – угрюмо сказала она. – Я вас приперла к стенке, Кид.

И в эту секунду Вайолет увидела дом.

Он был похож на те дома, которые в двадцатом веке рисовали дети: два этажа, остроконечная крыша, крытая рваным толем, стены из грязных коричневых дранок, державшихся на честном слове, двойные рамы с крестообразным переплетом, кирпичная труба, увитая плющом; шаткое крылечко. Справа проржавевшие руины рассчитанного на две автомашины гаража; слева заросли чахлых сорняков. В вечернем сумраке казалось, что в этом доме наверняка должны водиться привидения.

– Ох, Сэм! – охнула Вайолет. – Как здесь красиво!

– Это дом, – сказал он просто.

– А внутри?

– Зайдите и поглядите.

Внутри дом был словно склад, заставленный товарами, заказанными по почте; все здесь было бросовое – дешевое, второсортное, подержанное, уцененное, купленное на распродаже.

– Здесь как в раю, – сказала Вайолет. Она нежно прильнула к пылесосу типа канистры с виниловым амортизатором. – Здесь так покойно, уютно. Я уже много лет не была так счастлива.

– Постойте, постойте, – сказал Бауэр, которого распирало от гордости.

Встав на колени перед камином, он разжег березовые дрова. Охваченные желтым и красноватым пламенем, поленья весело потрескивали.

– Смотри, – сказал он. – Дрова настоящие, и огонь настоящий. А еще я знаю музей, где есть пара железных подставок для дров в камине.

– Правда? Честное слово?

Он кивнул.

– Музей Пибоди в Высшем Йельском.

Вайолет наконец решилась.

– Сэм, я помогу вам.

Он удивленно на нее взглянул.

– Я помогу вам их украсть, – сказала Вайолет. – Я… я помогу вам украсть все, что вы захотите, Сэм.

– Вы шутите, Вайолет?

– Я была дурой. Я не понимала. Я… Вы были правы, Сэм. Я вела себя, как последняя идиотка.

– Вайолет, вы серьезно это говорите, или хотите меня во что-то втравить?

– Я говорю серьезно, Сэм. Честное слово.

– Вам так понравился мой дом?

– Конечно, мне понравился ваш дом, но причина не только в этом.

– Значит, мы действуем вместе?

– Да, Сэм, теперь мы вместе.

– Дайте руку.

Вместо этого она обняла его за шею и крепко к нему прижалась. Бог весть, сколько минут просидели они на раскладном кресле из пенопласта… затем Вайолет тихо шепнула ему на ухо:

– Мы с тобой – против всех остальных, Сэм.

– И пусть они поберегутся: им придется несладко.

– Да, пусть они поберегутся, и они и эти бабы по имени Джейн.

– Вайолет, клянусь, ни к одной из них я не относился серьезно. Если бы ты их видела…

– Я видела их.

– Видела? Где? Каким образом?

– Я тебе как-нибудь расскажу.

– Но…

– Ну перестань!

После длительной паузы он сказал:

– Если мы не врежем замок в дверь спальни, может случиться неприятность.

– К черту замок! – сказала Вайолет.

– ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН! – раздался резкий оглушительный голос.

Сэм и Вайолет вскочили с кресла. В окно ворвался ослепительный сине-белый свет. Слышался ропот толпы, уже готовой приступить к суду Линча, гремела галопирующим крещендо увертюра к «Вильгельму Теллю», раздавались звуки, напоминающие о кентуккийском дерби, локомотивах 4-6-4, о таранах и о внезапных налетах индейцев племени саскачеван.

– ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН! – вновь раздался резкий оглушительный голос.

Они подбежали к окну и осторожно выглянули. Дом был окружен слепящими прожекторами. В толпе смутно можно было различить повстанцев Жакерии с гильотиной, теле– и кинокамеры, большой симфонический оркестр, целую роту звукооператоров в наушниках, режиссера со шпорами и мегафоном, инспектора Робинсона с микрофоном, а вокруг на парусиновых шезлонгах сидело с полтора десятка загримированных мужчин и женщин.

– ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН. С ВАМИ ГОВОРИТ ИНСПЕКТОР РОБИНСОН. ВЫ ОКРУЖЕНЫ, МЫ… ЧТО? АХ, ВРЕМЯ ДЛЯ КОММЕРЧЕСКОЙ РЕКЛАМЫ? ХОРОШО, ВАЛЯЙТЕ.

Бауэр свирепо посмотрел на Вайолет.

– Значит, ты обманула меня?

– Нет, Сэм, клянусь.

– Тогда как здесь очутились все эти люди?

– Не знаю.

– Это ты их привела.

– Нет, нет, Сэм, нет! Я… может быть, я оказалась не такой умелой, как предполагала. Может быть, пока я гналась за тобой, они следили за мной. Но, клянусь тебе, я их не видела.

– Врешь.

– Нет, Сэм.

Она заплакала.

– Ты меня продала.

– ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН, ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН. НЕМЕДЛЕННО ОСВОБОДИТЕ ОДРИ ХЭПБЕРН.

– Кого? – ошеломленно спросил Бауэр.

– Эт-то ме-еня, – всхлипнула Вайолет. – Я взяла себе другое имя, так же как ты. Одри Хэпберн и Вайолет Дуган одно и то же лицо. Они думают, что ты меня удерживаешь как заложницу, но я тебя не выдавала, С-Сэм. Я не шпионка.

– Ты говоришь мне правду?

– Чистую правду.

– ВНИМАНИЕ, ЛУИ ЖУРДЕН. НАМ ОТЛИЧНО ИЗВЕСТНО, ЧТО ТЫ ИСКУСНИК КИД. ВЫХОДИ, ПОДНЯВ РУКИ ВВЕРХ. ОСВОБОДИ ОДРИ ХЭПБЕРН И ВЫХОДИ И3 ДОМА, ПОДНЯВ РУКИ ВВЕРХ.

Бауэр распахнул окно.

– Войди и арестуй меня, дурила! – гаркнул он.

– ПОГОДИ, ПОКА МЫ НЕ ПОДКЛЮЧИМСЯ К СЕТИ, УМНИК.

Десять секунд, в течение которых производилось подключение, прошли в полном молчании. Затем прогремели выстрелы. Удлиненные грибовидные дымки вспыхнули там, куда ударили пули. Вайолет взвизгнула. Бауэр захлопнул окно.

– Эффективность всех боеприпасов у них снижена до самой крайней степени, – заметил он. – Боятся повредить мои сокровища. Может, мы еще и выкарабкаемся отсюда, Вайолет.

– Нет, не надо. Миленький, прошу тебя, не надо с ними сражаться.

– Сражаться я не могу. Чем бы я стал с ними сражаться?

Выстрелы теперь гремели не смолкая. Со стены упала картина.

– Сэм, да послушай ты меня, – взмолилась Вайолет. – Сдайся. Я знаю, что за кражу со взломом дают девяносто дней, но я буду ждать тебя.

Одно из окон разлетелось вдребезги.

– Ты будешь ждать меня, Вайолет?

– Буду. Клянусь.

Загорелась занавеска.

– Так ведь девяносто дней! Целых три месяца.

– Мы переждем их и начнем новую жизнь.

Внизу, на улице, инспектор Робинсон внезапно застонал и схватился за плечо.

– Ну ладно, – сказал Бауэр. – Я сдамся… Но взгляни на них, на этот дурацкий спектакль, где перемешаны и «Гангстерские битвы», и «Неприкасаемые», и «Громовые двадцатые годы». Пусть я лучше пропаду, если оставлю им хоть что-нибудь из того, что я выкрал. Погоди-ха…

– Что ты хочешь сделать?

Тем временем на улице «Пробивной отряд» принялся кашлять, будто наглотался слезоточивого газа.

– Взорву все к чертям, – ответил Бауэр, роясь в банке с сахаром.

– Взорвешь? Но как?

– Я раздобыл немного динамита у Гручо, Чико, Харпо и Маркса, когда шарил по их коллекциям разрыхляющих землю инструментов. Мотыги я не раздобыл, а вот это достал.

Он поднял вверх небольшую красную палочку с часовым механизмом на головке. На палочке была надпись TNT.

На улице Эд (Бегли) судорожно схватился за сердце, мужественно улыбнулся и рухнул на тротуар.

– Я не знаю, когда будет взрыв и сколько у нас времени, – сказал Бауэр. – Поэтому, как только я брошу палочку, беги со всех ног. Ты готова?

– Д-да, – ответила она дрожащим голосом.

Он схватил динамитную палочку, которая тут же начала зловеще тикать, и швырнул TNT на серо-зеленую софу.

– Беги!

Подняв руки, они бросились через парадное в слепящий свет прожекторов.

Гарри Гаррисон
АБСОЛЮТНОЕ ОРУЖИЕ

После ужина, когда посуда уже убрана и вымыта, для нас, детей, нет ничего лучше, чем собраться вокруг огня и слушать рассказы Отца.

Памятуя все современные виды развлечения, вы, возможно, заметите, что такая картина отдает чем-то ветхозаветным, но, произнося эти слова, вы, надеюсь, простите мою снисходительную улыбку?

Мне минуло восемнадцать, и почти все мое детство осталось позади. Но Отец – прирожденный актер, звуки его голоса завораживают меня, и я заслушиваюсь его рассказами. Хотя мы и выиграли Войну, но потери понесли невероятные, и мир вокруг полон зверств и жестокостей. Я бережно храню мир моего детства.

– Расскажи нам о последнем бое, – обычно просят дети, и вот история, которую они обычно получают в ответ. Хотя мы и прекрасно знаем, что все давным-давно кончено, мы всякий раз пугаемся, а любой знает, что потрястись от страха перед сном только полезно.

Отец наливает себе пива, неторопливо отхлебывает его, потом смахивает рукой пену с усов. Это служит сигналом.

– Война – дерьмо, запомните, ребята, – начинает он, и двое подростков дружно хихикают: произнеси они это слово, их бы ждала хорошая взбучка. Война – дерьмо и всегда была им, это вы раз и навсегда запомните, для того и говорю. Мы выиграли последний бой, но много отличных парней полегло за эту победу, и теперь, когда все позади, я хочу, чтобы вы помнили это. Они умирали, чтобы вы могли сейчас жить. И чтобы никогда не знали, что такое война.

Прежде всего выбросьте из головы мысль, будто в войне есть что-то благородное и прекрасное. Нет этого. Это миф, который давно умер и, возможно, восходит к тому времени, когда война велась врукопашную на пороге пещеры и человек защищал свой дом от чужеземцев. Эти времена давно ушли, и что было прекрасно для индивидуума, может обернуться смертью для цивилизованного общества. Смертью, понимаете?

Отец обводил слушателей своими большими серыми глазами, а мы сидели потупившись. Мы почему-то ощущали вину, хотя и родились после Войны.

– Мы выиграли Войну, но победа не стоила бы ничего, не извлеки мы из нее урока. Противник мог раньше нас изобрести Абсолютное Оружие, и мы были бы стерты с лица земли, не забывайте об этом. Историческая случайность спасла нашу культуру и принесла врагам гибель. И если удача научила нас чему-то, то это человечности. Мы не боги и вовсе несовершенны – и мы должны запретить войну, положив раз и навсегда конец человеческой розни. Я был там, я убивал, и я знаю, что говорю.

Потом наступал момент, к которому мы были готовы и который ждали затаив дыхание.

– Вот оно, – провозглашал Отец, поднимаясь во весь рост, и указывал на стену. – Вот оно, оружие, которое бьет с расстояния, наше Абсолютное Оружие.

Отец потрясал луком над головой, и его фигура, освещенная светом костра, казалась истинно трагической. Даже завернутые в шкуры малыши переставали щелкать блох и, разинув рот, глядели на Отца.

– Человек с палицей, или каменным ножом, или пикой не устоит против лука. Мы выиграли Войну и теперь должны использовать это Оружие только в мирных целях – охотиться на лосей и мамонтов. Вот наше будущее. Улыбаясь, он осторожно повесил лук на крючок.

– Теперь Война кажется чем-то невероятным. Наступила эра вечного мира.

Гарри Гаррисон
ЕСЛИ

– Мы прибыли, мы точны. Все расчеты верны. Вон оно, это место, под нами.

– Ты ничтожество, – сказала 17-я своей коллеге, отличавшейся от нее только номером. – Место действительно то. Но мы ошиблись на девять лет. Взгляни на приборы.

– Я ничтожество. Я могу освободить вас от тяжести своего бесполезного присутствия. – 35-я достала из ножен нож и попробовала лезвие, необычайно острое. Она приставила нож к белой полоске, опоясывающей ее шею, и приготовилась перерезать себе горло.

– Не сейчас, – прошипела 17-я. – У нас и без того нехватка рабочих рук, а твой труп едва ли пригодится экспедиции. Немедленно переключи нас на нужное время. Ты что, забыла, что надо экономить энергию.

– Все будет, как вы прикажете, – сказала 35-я, соскользнув к пульту управления. 44-я не вмешивалась в разговор – она не спускала фасетчатых глаз с пульта, подкручивая своими плоскими пальцами различные ручки в ответ на показания многочисленных стрелок.

– Вот так, – произнесла 17-я, радостно потирая руки. – Точное время и точное место. Мы приземляемся и решаем нашу судьбу. Воздадим же хвалу всевышнему, который держит в руках все судьбы.

– Хвала всевышнему, – пробормотали ее коллеги, не спуская глаз с рычагов.

Прямо с голубого неба на землю спускалась сферическая ракета. Ракета, если не считать широкого прямоугольного люка, расположенного сейчас снизу, ничем не отличалась от шара и была выполнена из какого-то зеленого металла, возможно, анодированного алюминия, хотя и казалась тверже. Почему ракета движется и как тормозит, по ее внешнему виду было непонятно. Все медленнее и медленнее ракета опускалась ниже, пока не скрылась за холмами на северном берегу озера Джексона, над рощей корабельных сосен. Вокруг раскинулись поля, где паслись коровы, нимало не встревоженные ее появлением. Людей видно не было. Холмы прорезала заросшая лесная тропинка, которая тянулась от озера к роще и дальше до шоссе.

Иволга села на куст и ласково запела; маленький кролик прискакал с поля погрызть траву. Эту буколическую идиллию нарушили шаги, раздавшиеся на тропе, и резкий, необычайно монотонный свист. Птичка – беззвучный цветной комок – тотчас вспорхнула, а кролик исчез за оградой. От озера по склону холма шел мальчик. Одетый в обычную одежду, он держал в одной руке портфель, а в другой – самодельную проволочную клетку. В клетке сидела крошечная ящерица, которая прижалась к проволоке и вращала глазами, выискивая возможную опасность. Громко насвистывая, мальчик шагал по тропе, углубляясь в тень сосновой рощи.

– Мальчик, – услыхал он резкий дрожащий голос. – Ты слышишь меня, мальчик?

– Конечно, – ответил мальчик, останавливаясь и оглядываясь в поисках невидимого собеседника. – Где ты?

– Я возле тебя, но я невидима. Я фея из сказки…

Мальчик высунул язык, насмешливо свистнул.

– Я не верю в невидимок и сказочных фей. Кто бы вы ни были, выходите из леса.

– Все дети верят в сказочных фей, – обеспокоенно и без прежней вкрадчивости сказал голос. – Я знаю все секреты. Я знаю, что тебя зовут Дон и…

– Все знают, что меня зовут Дон, и никто больше не верит в сказки. Теперь ребята верят в ракеты, подводные лодки и атомную энергию.

– А в космические полеты?

– Конечно.

Немного успокоенный голос зазвучал тверже и вкрадчивей:

– Я боялась испугать тебя, но на самом деле я прилетела с Марса и только что приземлилась…

Дон снова издал насмешливый звук.

– На Марсе нет атмосферы и никаких форм жизни. А теперь выходите, хватит играть со мной в прятки.

Немного помолчав, голос сказал:

– Но в путешествия во времени ты веришь?

– Верю. Вы хотите сказать, что пришли из будущего?

– Да, – ответил голос с облегчением.

– Тогда выходите, чтобы я мог вас увидеть.

– Существуют вещи, недоступные для человеческого глаза.

– Враки! Человек отлично видит все, что хочет. Или вы выходите, или я ухожу.

– Не уходи, – раздраженно сказал голос. – Я могу доказать, что свободно передвигаюсь во времени, ответив на твою завтрашнюю контрольную по математике. Правда, здорово? В первой задаче получается 1,76. Во второй…

– Я не люблю списывать, а даже если бы любил, с математикой такие штуки не пройдут. Либо ты ее знаешь, либо – нет. Я считаю до десяти, потом ухожу.

– Нет, ты не уйдешь! Ты должен помочь мне! Выпусти эту крошечную ящерицу из клетки, и я выполню три твоих желания – вернее, отвечу на три вопроса.

– Почему это я должен ее выпускать?

– Это твой первый вопрос?

– Нет. Но я люблю сначала понять, а потом делать. Это особая ящерица. Я никогда прежде не видел здесь такой.

– Правильно. Это акродонтная ящерица Старого Света из подотряда червеязычных, обычно называемая хамелеоном.

– Точно! – Дон действительно заинтересовался. Он сел на корточки, вынул из портфеля книгу в яркой обложке и положил ее на дорогу. Потом повернул клетку так, что ящерица оказалась на дне, и осторожно поставил клетку на книгу. – А что, ее цвет правда изменится?

– Ты это сам увидишь. Теперь, если ты отпустишь эту самку…

– Откуда вы знаете, что это самка? Опять фокусы со временем?

– Если хочешь знать – да. Эту ящерицу в паре с еще одной купил в зоомагазине некий Джим Бенан. Два дня назад Бенан, ополоумев от добровольного поглощения жидкости, содержащей этиловый спирт, сел на клетку, и обе ящерицы оказались свободны. Но одна из них погибла, а эта выжила. Отпусти…

– Хватит шутить шутки, я пошел домой. Или выходите наружу.

– Я предупреждаю тебя…

– Пока, – Дон подобрал клетку. – Смотри-ка, она стала красной, как кирпич!

– Не уходи. Я сейчас выйду.

Дон с любопытством глядел на странное существо, показавшееся из-за деревьев. Существо было голубого цвета, с громадными выпученными глазами, которые глядели в разные стороны, и носило коричневый тренировочный костюм, а за спиной держало ранец с аппаратурой. Росту в нем было дюймов семь.

– Не слишком-то вы похожи на человека будущего, – заметил Дон. Правильнее сказать, вы вообще непохожи на человека. Вы слишком малы.

– Я мог бы ответить тебе, что ты слишком велик: размеры – вещь относительная. А я действительно из будущего, хотя и не человек.

– Это точно. Вы куда больше похожи на ящерицу, – неожиданно сообразив, Дон перевел взгляд с пришельца на клетку. – Вы, правда, страшно похожи на хамелеона. В чем тут дело?

– Это тебя не касается. Подчиняйся команде, или тебе придется худо. 17-я повернулась к лесу и сделала знак. – 35-я, я приказываю! Подойди и сожги кусты.

Дон со все большим интересом смотрел, как из-за деревьев выплыл зеленый металлический шар. Вот люк откинулся, и в отверстии показалось сопло, похожее на брандспойт игрушечной пожарной машины. Сопло нацелилось на кусты, стоявшие в тридцати футах от изгороди. Из глубины ракеты раздался пронзительный вой, поднявшийся так высоко, что стал едва слышим. И вдруг тонкий луч света проскользнул от сопла к кустам, раздался сухой треск, и кусты озарились ярким пламенем. Через секунду от них остался лишь черный остов.

– Это смертоносное оружие называется оксидайзером, – сказала 17-я. Немедленно выпусти хамелеона, или испытаешь его действие на себе…

Дон усмехнулся.

– Хорошо. Кому, в конце концов, нужна старая ящерица.

Он поставил клетку на землю и наклонился над ней. Потом снова выпрямился. Подобрал клетку и пошел по траве к сожженному кустарнику.

– Остановись! – закричала 17-я. – Еще шаг – и мы сожжем тебя.

Дон пропустил мимо ушей слова пританцовывавшей от злости ящерицы и побежал к кустам. Потом вытянул руку – и прошел сквозь них.

– Я так и понял, что тут дело нечисто, – сказал он. – Все горело, ветер дул в мою сторону, а запаха никакого. – Он повернулся к 17-й, хранившей мрачное молчание. – Это ведь всего лишь проекция или что-нибудь в этом роде, а? Трехмерное кино, к примеру.

Неожиданная мысль заставила его остановиться и вновь подойти к словно замершей ящерице. Мальчик ткнул в нее пальцем – рука прошла насквозь.

– Вот те на – опять тот же фокус?

– Эксперименты ни к чему. Я и наш корабль существуем только в виде, если можно так выразиться, временного эха. Материя не может передвигаться во времени, но ее идея может проецироваться в различные времена. Наверное, это несколько сложно для тебя…

– До сих пор все понятно. Валяйте дальше.

– Наши проекции действительно находятся здесь, хотя для любого наблюдателя вроде тебя мы всего лишь воображение, звуковые волны. Для временных перемещений необходимо гигантское количество энергии, и все ресурсы нашей планеты включены в это путешествие.

– Ну да? Вот наконец-то и правда, так сказать, для разнообразия. Никаких добрых фей и прочей ерунды.

– Мне очень жаль, что приходится прибегать к уверткам, но тайна слишком важна, и нам хотелось по возможности скрыть ее.

– Теперь, кажется, мы переходим к настоящим разговорам, – Дон сел поудобнее, подвернув под себя ноги. – Я слушаю.

– Нам необходима твоя помощь, иначе под угрозой окажется все наше общество. Совсем недавно – по нашим масштабам времени – приборы показали странные нарушения. Мы, ящеры, ведем простую жизнь на несколько миллионов лет в будущем, где наша раса доминирует. Ваша раса давно вымерла и так страшно, что мне не хочется говорить тебе об этом. Наша раса находится под угрозой, мы захлестнуты и почти сметены волной вероятности – громадная отрицательная волна движется на нас из прошлого.

– А что такое волны вероятности?

– Я приведу пример из вашей литературы. Если бы твой дед умер холостым, ты бы не родился и не разговаривал сейчас со мной.

– Но я родился.

– В большей ксанвероятностной вселенной это еще спорный вопрос, но у нас нет времени толковать об этом. Наш энергетический запас слишком мал. Короче, мы проследили нашу родовую линию сквозь все мутации и изменения, пока не нашли первобытную ящерицу, от которой пошел наш род.

– Ага, – сказал Дон, указывая на клетку. – Это она и есть?

– Это она, – торжественно, как и подобало случаю, провозгласила 17-я. Так же как где-то и когда-то находился предок, от которого началась ваша раса, так и она является довременной праматерью нашей. Она скоро родит, и ее потомство вырастет и возмужает в этой прекрасной долине. Скалы возле озера достаточно радиоактивны, чтобы вызвать мутацию. Но все это в том случае, если ты откроешь клетку.

Дон подпер рукой подбородок и задумался.

– А со мной ничего не случится? Все это правда?

17– я вытянулась и замахала передними руками – или ногами – над головой.

– Клянусь всем сущим, – произнесла она. – Вечными звездами, проходящими веснами, облаками, небом, матриархатом, что я…

– Да вы просто перекреститесь и скажите, что помрете, если соврали, этого хватит.

Она описала глазами концентрические окружности и исполнила требуемый ритуал.

– О’кей, я, как и любой парень в нашей округе, смягчаюсь, когда речь заходит о гибели целой расы.

Дон отвернул кусок проволоки, которой прикреплялась дверца клетки, и открыл ее. Хамелеон выкатил на него один глаз, а второй устремил на дверцу. 17-я глядела, не решаясь нарушить тишину, а ракета тем временем подплыла ближе.

– Иди, иди, – сказал Дон, вытряхивая ящерицу на траву.

На этот раз хамелеон сообразил, что от него требуется, пополз в кусты и исчез там.

– Теперь ваше будущее обеспечено, – сказал Дон. – Или прошлое с вашей точки зрения.

17– я и ракета беззвучно исчезли, а Дон снова оказался один.

– Могли бы, по крайней мере, спасибо сказать, прежде чем исчезать. Люди, оказывается, куда воспитаннее ящериц.

Он подобрал пустую клетку и зашагал домой.

Он не слышал, как зашелестели кусты, и не видел кота с хвостом хамелеона в зубах.