Текст книги "БСФ. Том 25. Антология"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Айзек Азимов,Иван Ефремов,Станислав Лем,Роберт Шекли,Альфред Бестер,Кобо Абэ,Пьер Буль,Владимир Савченко,Джон Уиндем,Рэй Брэдбери
сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

– Очень хорошо. Я заеду за вами в полночь. На вас должен быть грубый твидовый костюм, надвинутая на глаза фетровая шляпа и грубые ботинки. Захватите с собой сто футов альпинистской веревки, призматический бинокль и тупоносый пистолет. Побезобразнее. Ваш кодовый номер 3-69.

– Это 3-69, – сказал Питер Лорре. – 3-69, позвольте мне представить вас господам Икс, Игрек и Зет.

– Добрый вечер, профессор Муни, – сказал похожий на итальянца джентльмен. – Я Витторио де Сика. Это – мисс Гарбо. А это – Эдвард Эверетт Хортон. Благодарю вас, Питер. Можете идти.

Мистер Лорре удалился. Профессор Муни внимательно поглядел вокруг себя. Он находился в роскошных апартаментах, построенных на крыше небоскреба. Все здесь было строго выдержано в белых тонах. Даже огонь в камине, благодаря чудесам химии, пылал молочно-белым пламенем. Мистер Хортон нервно расхаживал перед камином. Мисс Гарбо, томно раскинувшись на шкуре белого медведя, вяло держала пальчиками выточенный из слоновой кости мундштучок.

– Позвольте мне освободить вас от этой веревки, профессор, – сказал де Сика. – Думаю, что и традиционные бинокль и пистолет вам ни к чему. Дайте мне и их. Располагайтесь поудобнее. Прошу простить наш безупречный вечерний наряд. Дело в том, что мы изображаем владельцев находящегося в нижнем этаже игорного притона. В действительности же мы…

– Ни в коем случае!.. – встревоженно воскликнул мистер Хортон.

– Если мы не окажем профессору Муни полного доверия, милый мой Хортон, и не будем совершенно откровенны с ним, у нас ничего не получится. Вы со мной согласны, Грета?

Мисс Гарбо кивнула.

– В действительности, – продолжал де Сика, – мы – могущественное трио дельцов от искусства.

– Та, та… так, значит, – взволнованно пролепетал профессор Муни, – вы и есть те самые де Сика, Гарбо и Хортон?

– Именно так.

– Да, но как же… Ведь все говорят, что вы не существуете. Все считают, что организация, известная как «могущественное трио дельцов от искусства» в действительности принадлежит фирме «Тридцать девять ступенек»,[14]14
  Название детективного романа Джона Бьюкенена.


[Закрыть] предоставившей свой контрольный пакет акций организации «Cosa Vostra».[15]15
  «Cosa Vostra» (итал.) («Ваше дело»). Сравните с названием американской мафии «Cosa nostra» («Наше дело»).


[Закрыть] Утверждают, будто…

– Да, да, да, – перебил де Сика. – Нам угодно, чтобы все так считали. Именно потому мы и предстали перед вами в виде зловещего трио владельцев игорного притона. Но не кто иной, как мы, мы втроем, держим в своих руках всю торговлю предметами искусства и весь антикварный бизнес в мире, и именно поэтому вы сейчас и находитесь здесь.

– Я вас не понял.

– Покажите ему список, – проворковала мисс Гарбо.

Де Сика извлек лист бумаги и вручил его профессору Муни.

– Будьте добры изучить этот список, профессор. Ознакомьтесь с ним очень внимательно. От выводов, к которым вы придете, зависит очень многое.

Автоматическая вафельница.

Утюг с паровым увлажнителем.

Электрический миксер (двенадцатискоростной).

Автоматическая кофеварка (шесть чашек).

Сковородка алюминиевая электрическая.

Газовая плита (четырехконфорочная).

Холодильник емкостью 11 кубических футов плюс морозилка на 170 фунтов.

Пылесос типа канистры с виниловым амортизатором.

Машинка швейная со шпульками и иглами.

Канделябр из инкрустированной кленом сосны в форме колеса.

Плафон из матового стекла.

Бра стеклянное провинциального стиля.

Лампа медная с подвесным выключателем и абажуром из мелкограненого стекла.

Будильник с черным циферблатом и двойным звонком.

Сервиз на восемь персон из пятидесяти предметов, никелированный, металлический.

Сервиз обеденный на четыре персоны из шестнадцати предметов в стиле Дюбарри.

Коврик нейлоновый (разм. 9ґ12, цвета беж).

Циновка овальная, зеленая (разм. 9ґ12).

Половик пеньковый для вытирания ног, образца «Милости просим» (разм. 18ґ30).

Софа-кровать и кресло серо-зеленого цвета.

Круглая подушечка из рез. губки, подкладываемая под колени во время молитвы.

Кресло раскладное из пенопласта (три положения).

Стол раздвижной на восемь персон.

Кресла капитанские (четыре).

Комод дубовый колониальный для холостяка (три ящика).

Столик туалетный колониальный дубовый двойной (шесть ящиков).

Кровать французская провинциальная под балдахином (ширина 54 дюйма).

Профессор Муни в течение десяти минут внимательно изучал список, после чего издал глубокий вздох.

– Просто не верится, – сказал он, – что где-то в земных недрах может скрываться такой клад.

– Он скрывается отнюдь не в недрах, профессор.

Муни чуть не подскочил в своем кресле.

– Неужели, – воскликнул он, – неужели все эти драгоценные предметы существуют на самом деле?!

– Почти наверняка. Но об этом позже. Сперва скажите, вы как следует усвоили содержание списка?

– Да.

– Вы ясно представляете себе все эти вещи?

– Да, конечно.

– Тогда попытайтесь ответить на такой вопрос: объединяются ли все эти сокровища единством стиля, вкуса и специфики?

– Слишком самыслофато, Фитторио, – проворковала мисс Гарбо.

– Мы хотим знать, – вдруг вмешался в разговор Эдвард Эверетт Хортон, – мог ли один человек…

– Не торопитесь, мой милейший Хортон. Каждому вопросу свое время. Профессор, я, возможно, выразился несколько туманно. Я хотел бы узнать вот что: соответствует ли подбор коллекции вкусу одного человека? Иными словами, мог бы коллекционер, приобретший, ну, скажем, двенадцатискоростной электрический миксер, оказаться тем же лицом, которое приобрело пеньковый половик «Милости просим»?

– Если бы у него хватило средств на то и на другое, – усмехнулся Муни.

– Тогда давайте на одно мгновение чисто теоретически допустим, что у него хватило средств на приобретение всех указанных в списке предметов.

– Средств для этого не хватит даже у правительства целой страны, – отозвался Муни. – А впрочем, дайте подумать…

Он откинулся на спинку кресла и, сощурившись, вперил взгляд в потолок, не обращая ни малейшего внимания на наблюдавшее за ним с живейшим интересом могущественное трио дельцов от искусства.

Придав своему лицу многозначительное и глубокомысленное выражение, он просидел так довольно долгое время и наконец открыл глаза и огляделся.

– Ну же? Ну? – нетерпеливо спросил Хортон.

– Я представил себе, что все эти сокровища собраны в одной комнате, – сказал Муни. – Комната, возникшая перед моим умственным взором, выглядела на редкость гармонично. Я бы даже сказал, что в мире почти нет таких великолепных и прекрасных комнат. У человека, вошедшего в такую комнату, сразу возникает вопрос, какой гений создал этот дивный интерьер.

– Так значит…

– Да. Я могу смело утверждать, что в декорировании, несомненно, проявился вкус одного человека.

– Ага! Итак, вы были правы, Грета. Мы имеем дело с одиноким волком. Профессор Муни, я уже сказал вам, что все указанные в списке вещи существуют. Я вам не солгал. Так оно и есть. Я просто умолчал о том, что мы не знаем, где они сейчас находятся. Не знаем по весьма основательной причине: все эти вещи украдены.

– Все? Не может быть!

– И не только все эти. Я мог бы дополнить список еще дюжиной предметов, менее ценных, из-за чего мы и решили, что не стоит перегружать ими список.

– Я убежден, что все это похищено у разных лиц. Если бы столь полная и всеобъемлющая коллекция Американы была собрана в одних руках, я просто не мог бы не знать о ее существовании.

– Вы правы. В одних руках такой коллекции не было и никогда не будет.

– Ми етофо не допустим, – сказала мисс Гарбо.

– Тогда как же все это украли? Откуда?

– Жулики, грабители! – крикнул Хортон, взмахнув бокалом, наполненным бренди с банановым соком. Десятки воров. Одному такое дело не провернуть. Сорок дерзких ограблений за пятнадцать месяцев! Вздор, не поверю ни за что!

– Указанные в списке ценности, – продолжил де Сика, обращаясь к Муни, – были украдены за период, равный пятнадцати месяцам, из музеев, частных коллекций, а также у агентов и дельцов, занятых перепродажей антиквариата. Все кражи были совершены в районе Голливуд Ист. И если, как вы утверждаете, в подборе проявился вкус одного человека…

– Да, я утверждаю это.

– То, несомненно, мы имеем дело с rara avis – редкостным явлением: ловким преступником и в то же время коллекционером, тонко знающим искусство, или же, что еще опаснее, со знатоком, в котором пробудился вор.

– Ну это совсем не обязательно, – вмешался Муни. – Для чего ему быть знатоком? Любой самый заурядный агент по торговле антиквариатом и предметами искусства мог бы назвать любому вору цену старинного objets d’art. Такие сведения можно получить даже в библиотеке.

– Я потому назвал его любителем и коллекционером, – пояснил де Сика, – что все украденное им как в воду кануло. Ни одна вещь не была продана ни на одной из четырех орбит нашего мира, невзирая на то, что за любую из них заплатили бы по-королевски. Ergo, мы имеем дело с человеком, который крадет все для собственной коллекции.

– Достатошно, Фитторио, – проворковала мисс Гарбо. – Задафайте следующий фопрос.

– Итак, профессор, мы допустили, что все эти сокровища сосредоточены в одних руках. Только что вы изучили список вещей, уже похищенных. Позвольте же спросить вас как историка, чего в нем не хватает? Какой последний штрих мог бы достойно увенчать эту столь гармоничную коллекцию, придав еще большее совершенство представшей перед вашим мысленным взором прекрасной комнате? Что смогло бы пробудить в преступнике коллекционера?

– Или преступника в коллекционере, – сказал Муни.

Он вновь, прищурившись, скосил глаза на потолок, а трое дельцов затаили дыхание. Наконец он пробормотал:

– Да… да… Конечно. Только так. Она поистине могла бы стать украшением коллекции.

– О чем вы? – крикнул Хортон. – О чем вы там толкуете? Что это за вещь?

– Ночная ваза с цветочным бордюром, – торжественно провозгласил профессор Муни.

Могущественное трио дельцов от искусства с таким изумлением воззрилось на Муни, что профессору пришлось пуститься в объяснения:

– Ночная ваза, именуемая также ночным горшком, представляет собой голубой фаянсовый сосуд неизвестного предназначения, украшенный по краю белыми и золотыми маргаритками. Он был открыт в Нигерии около ста лет тому назад французским гидом-переводчиком. Тот привез его в Грецию, где и хотел продать, но был убит, причем горшок исчез бесследно. Затем его видели у проститутки, которая путешествовала с паспортом гражданки острова Формозы и обменяла горшок на новейшее любовное средство «обольстин», предложенное ей лекарем-шарлатаном из Чивитавеккия.

Лекарь нанял швейцарца, дезертира Ватиканской гвардии, дабы тот охранял его по пути в Квебек, где лекарь рассчитывал продать ночной горшок канадскому урановому магнату, однако до Канады так и не добрался – исчез в пути. А спустя десять лет некий французский акробат с корейским паспортом и швейцарским акцентом продал вазу в Париже. Ее купил девятый герцог Стратфордский за миллион золотых франков, и с тех пор она является достоянием семейства Оливье.

– И вы считаете, – настороженно спросил де Сика, – что именно эта вещь может явиться украшением коллекции нашего знатока искусств?

– Я в этом убежден. Ручаюсь своей репутацией.

– Браво! Тогда все очень просто. Нужно сделать так, чтобы в печать просочились слухи о продаже ночной вазы. Согласно этим слухам вазу приобретает какой-нибудь знаменитый коллекционер, проживающий в Голливуд Ист. Пожалуй, более всего для этой роли подойдет мистер Клифтон Уэбб. Пресса с огромной помпой будет сообщать о том, как ваза пересекла океан и достигла голливудских берегов. Закинув наживку в особняк мистера Уэбба, мы будем только поджидать, когда преступник клюнет на нее и… хлоп! Попался!

– Да, но согласятся ли герцог и мистер Уэбб принять участие в этой игре?

– Еще бы. У них нет другого выхода.

– Нет выхода? Как вас понять?

– Мой милый доктор, в наши дни все сделки производятся только на основе сохранения за дельцом частичного права на проданную им собственность. От пяти до пятидесяти процентов стоимости всех похищенных преступником сокровищ остается за нами, именно поэтому мы так заинтересованы в том, чтобы их возвратить. Вы все поняли теперь?

– Все понял и вижу, что влип в хорошую историю.

– Это так. Но Питер вам заплатил.

– Да.

– Вы поклялись молчать!

– Да, я дал слово.

– Grazie.[16]16
  Благодарю (итал.)


[Закрыть] Тогда, с вашего позволения, у нас еще немало дел.

Де Сика протянул профессору свернутую рулоном веревку, бинокль и тупоносый пистолет, но мисс Гарбо вдруг сказала:

– Стойте.

Де Сика метнул в ее сторону пытливый взгляд.

– Еще что-то, cara mia?[17]17
  Моя дорогая (итал.)


[Закрыть]

– Фи с Хортоном мошете идти саниматься делами, – проворковала она. – Питер может быть ему и саплатил, но я не саплатила. Остафьте нас наедине.

И кивком головы она указала профессору на шкуру белого медведя.

В особняке Клифтона Уэбба на Скурас Драйв в изысканно обставленной библиотеке инспектор сыска Эдвард Дж. Робинсон представлял своих помощников могущественному трио дельцов от искусства. Сотрудники стояли перед искусно сделанными фальшивыми книжными полками и сами выглядели не менее фальшиво в униформах домашней прислуги.

– Сержант Эдди Брофи, камердинер, – объявил инспектор Робинсон. – Сержант Эдди Альберт, лакей. Сержант Эд Бегли, шеф-повар. Сержант Эдди Майгофф, помощник повара. Детективы Эдгар Кеннеди, шофер, и Эдна Мэй Оливер, горничная.

Сам инспектор Робинсон был одет дворецким.

– А теперь, леди и джентльмены, ловушка целиком и полностью подстроена благодаря бесценной помощи возглавляемого Эдди Фишером гримерно-костюмерно-бутафорского отдела, равного которому не существует.

– Поздравляем вас, – сказал де Сика.

– Как вам уже известно, – продолжал инспектор Робинсон, – все уверены в том, что мистер Клифтон Уэбб купил ночную вазу у герцога Стратфордского за два миллиона долларов. Все также отлично знают, что ваза под защитой вооруженной охраны тайно перевезена из Европы в Голливуд Ист и в настоящее время покоится в закрытом сейфе в библиотеке мистера Уэбба.

Инспектор указал на стену, где наборный замок сейфа был искусно вставлен в пупок обнаженной скульптуры Амедео Модильяни (2381–2431) и освещен тонким лучом вмонтированного в стену фонаря.

– А гте сейчас мистер Фэбб? – спросила мисс Гарбо.

– Мистер Клифтон Уэббб согласно вашему требованию, передав в наши руки свой роскошный особняк, – ответил Робинсон, – отправился в увеселительную поездку по Карибскому морю вместе с семьей и всеми слугами. Этот факт, как вы знаете, держится в строгом секрете.

– Ну а как же ваза? – возбужденно спросил Хортон. – Где она?

– Конечно, в сейфе, сэр, где же еще ей быть?

– То есть вы в самом деле привезли ее сюда из дворца Стратфорда? Она действительно здесь? Бог ты мой! Зачем, зачем вам это?

– Нам было необходимо перевезти этот шедевр через океан. Иначе как бы мы добились, чтобы столь строго охраняемая тайна стала известна в Ассошиэйтед пресс, Юнайтед телевижн и агентстве Рейтер? А как бы иначе удалось корреспондентам этих агентств тайком сфотографировать драгоценный сосуд?

– Н-но… но если вазу и вправду похитят… Боже милостивый. Это ужасно!

– Леди и джентльмены, – сказал Робинсон. – Мои помощники и я – лучшая бригада в полиции района Голливуд Ист, возглавляемой достопочтенным Эдмундом Кином – будем неотлучно находиться здесь, номинально выполняя обязанности домашней прислуги, на самом же деле бдительно наблюдая за всем, готовые отразить любой подвох и хитрость, известные в анналах криминалистики. Если что-нибудь и будет взято в этой комнате, то отнюдь не ночная ваза, а Искусник Кид.

– Кто, кто? – спросил де Сика.

– Да ваш искусствовед-ворюга. Мы его так прозвали. Ну а теперь не будете ли вы любезны украдкой удалиться сквозь потайную калитку в глубине сада, с тем чтобы мои помощники и я смогли приступить к исполнению наших домашних псевдообязанностей? У нас есть верные сведения, что Искусник Кид будет брать вазу сегодня ночью.

Могущественное трио удалилось под покровом темноты, а бригада сыщиков занялась хозяйственными делами, дабы ни один прохожий, заглянув из любопытства через забор, не обнаружил в обиталище Клифтона Уэбба ничего необычного.

Инспектор Робинсон торжественно прогуливался взад и вперед по гостиной так, чтобы из окон был виден серебряный поднос в его руках с приклеенным к нему бокалом, хитроумно выкрашенным изнутри в красный цвет, дабы создать иллюзию, что в бокале – кларет.

Сержанты Брофи и Альберт, лакеи, попеременно носили к почтовому ящику письма, с изысканной церемонностью открывая друг другу дверь. Детектив Кеннеди красил гараж. Детектив Эдна Мэй Оливер вывесила для проветривания из окон верхнего этажа постельное белье. А сержант Бегли (шеф-повар) то и дело гонялся по дому за сержантом Майгоффом (помощник повара) с кухонным ножом.

В 23 часа инспектор Робинсон отставил в сторону поднос и смачно зевнул. Сигнал тут же подхватили все сотрудники, и по особняку прокатилось эхо звучных зевков. Инспектор Робинсон, войдя в гостиную, разделся, затем облачился в ночную сорочку и ночной колпак, зажег свечу и погасил во всем доме свет. Он погасил его и в библиотеке, оставив лишь тот маленький скрытый в стене фонарь, который освещал наборный замок сейфа. Затем удалился на верхний этаж. Его помощники, находившиеся в разных частях дома, также переоделись в ночные сорочки и присоединились к шефу. В особняке Уэбба воцарились мрак и тишина.

Минул час, пробило полночь. На улице что-то громко звякнуло.

– Ворота, – шепнул Эд.

– Кто-то входит, – сказал Эд.

– Наверняка Искусник Кид, – добавил Эд.

– А ну потише!

– Верно, шеф.

Под чьими-то подошвами громко захрустел гравий.

– Идет сюда по подъездной аллее, – пробормотал Эд.

Хруст гравия сменился приглушенными звуками.

– Идет через цветник, – сказал Эд.

– Ну и хитер же, – заметил Эд.

Ночной гость на что-то наткнулся, чуть не упал и выругался.

– Угодил ногой в вазон, – сказал Эд.

За окном, то тише, то громче, слышались какие-то глухие звуки.

– Никак не высвободится, – сказал Эд.

Что-то грохнуло и покатилось.

– Ну вот, готово, сбросил, – сказал Эд.

– Этому пальца в рот не клади, – сказал Эд.

Внизу кто-то стал осторожно ощупывать оконное стекло.

– Он у окна библиотеки, – сказал Эд.

– А ты открыл окно?

– Я думал, Эд откроет, шеф.

– Эд, ты открыл окно?

– Нет, шеф, я думал, Эд этим займется.

– Он же так в дом не попадет. Эд, ты бы не мог открыть окошко так, чтобы он не заметил?

Раздался громкий звон стекла.

– Не беспокойтесь – сам открыл. Чисто работает. Спец.

Окошко распахнулось. Что-то бормоча, незваный посетитель шумно ввалился в комнату. Он встал, выпрямился. Тонкий слабый луч фонаря осветил гориллоподобный силуэт вновь прибывшего. Некоторое время он неуверенно оглядывался и наконец принялся беспорядочно рыться в ящиках и шкафах.

– Он так сроду не найдет ее, – прошептал Эд. Говорил же я вам, шеф, фонарь надо вмонтировать прямо под наборным замком сейфа.

– Нет, старый спец не подведет. Ну? Что я говорил? Нашел-таки! Вы все готовы?

– А может, подождем, пока взломает, шеф?

– Зачем это?

– Чтобы взять его с поличным.

– Что вы, господь с вами, сейф гарантирован от взлома. Ну пора, ребята. Все готовы? Давай!

Яркий поток света затопил библиотеку. В ужасе отпрянув от сейфа, ошеломленный вор увидел, что он окружен семью угрюмыми сыщиками, каждый из которых целится из револьвера ему в голову. То обстоятельство, что все они были в ночных сорочках, нимало не уменьшало внушительности зрелища. А сыщики, когда зажегся свет, увидели широкоплечего громилу с тяжелой челюстью и бычьей шеей. То обстоятельство, что он не полностью стряхнул с ноги содержимое вазона и его правый ботинок украшала пармская фиалка (viola palliola plena), нисколько не смягчило его грозного и зловещего вида.

– Ну-с, Кид, прошу вас, – произнес инспектор Робинсон с утонченной учтивостью, которой восхищались его многочисленные почитатели.

И они с триумфом повлекли злоумышленника в полицию.

Пять минут спустя после того, как удалились сыщики и их пленник, некий господин в накидке непринужденно подошел к парадной двери особняка. Ом нажал звонок. В доме раздались первые восемь тактов равелевского «Болеро», исполняемого на колокольчиках в темпе вальса. Господин, казалось, беззаботно ждал, но его правая рука тем временем как будто невзначай скользнула в прорезной карман, и сразу вслед за тем он начал быстро подбирать кличи к замку парадной двери. Потом господин снова позвонил. И не успела мелодия отзвучать вторично, как нужный ключ был найден.

Господин отпер дверь, чуть приоткрыл ее носком ноги и в высшей степени учтиво заговорил, как будто обращаясь к находившемуся за дверью невидимке-слуге:

– Добрый вечер. Боюсь, я чуть-чуть опоздал. Все уже спят, или меня все еще ожидают? О, превосходно! Благодарю вас.

Он вошел в дом, тихо притворил за собой дверь, повел вокруг глазами, вглядываясь в темный холл, и усмехнулся.

– Все равно что отнимать у ребятишек сласти, – буркнул он. – Просто совестно.

Он разыскал библиотеку, вошел и включил все освещение. Снял накидку, зажег сигарету, затем заметил бар и налил себе из приглянувшегося ему графинчика. Отхлебнул и чуть не подавился.

– Тьфу! Этой дряни я еще не пробовал, а думал, я уж все их знаю. Что это за чертовня? – Он обмакнул язык в стакан. – Шотландский виски, так… Но с чем он смешан? – Еще раз попробовал. – Господи боже мой, капустный сок!

Он огляделся, сразу увидел сейф и, подойди к нему, осмотрел.

– Силы небесные! – воскликнул он. – Целых три цифры. Аж двадцать семь возможных комбинаций. Это вещь! Где уж нам такой открыть.

Протянув руку к наборному замку, он глянул вверх, встретился глазами с лучистым взором обнаженной фигуры и смущенно улыбнулся.

– Прошу прощенья, – сказал он и стал подбирать цифры: 1-1-1, 1-1-2, 1-1-3, 1-2-1, 1-2-2, 1-2-3, – и так далее, нажимая каждый раз на ручку сейфа, хитроумно спрятанную в указательном пальце нагой фигуры. Когда он набрал 3-2-1, послышался щелчок, и ручка пошла вниз. Дверца сейфа открылась – у скульптуры разверзлось чрево. Взломщик просунул в сейф руку и вытащил ночной горшок. Он разглядывал его не менее минуты.

Кто-то тихо сказал сзади:

– Замечательная вещь, не так ли?

Взломщик быстро обернулся.

В дверях стояла девушка и, как ни в чем не бывало, смотрела на него. Высокая и тонкая, с каштановыми волосами и темно-синими глазами. На ней был прозрачный белый пеньюар, и ее гладкая кожа блестела в ярком свете многочисленных ламп.

– Добрый вечер, мисс Уэбб… Миссис?…

– Мисс.

Она небрежно протянула ему средний палец левой руки.

– Боюсь, я не заметил, как вы вошли.

– Боюсь, я тоже не заметила вашего прихода.

Она медленно вошла в библиотеку.

– Вы в самом деле считаете, что это замечательная вещь? Вы не разочарованы, правда?

– Ну что вы! Вещь уникальная.

– Как вы думаете, кто ее создатель?

– Этого мы никогда не узнаем.

– Вы полагаете, что он почти не делал копий? Поэтому она так уникальна?

– Бессмысленно строить догадки, мисс Уэбб. Это примерно то же, что определить, сколько красок использовал в картине живописец или сколько звуков композитор употребил в опере.

Она опустилась в кресло.

– Дайте сигарету. Послушайте, вы говорите всерьез? Вы не из вежливости так расхваливаете нашу вазу?

– Как можно! Зажигалку?

– Благодарю.

– Когда мы созерцаем красоту, мы видим Ding an sich – одну лишь «вещь в себе». Не сомневаюсь, мисс Уэбб, что вам это и без меня известно.

– Мне кажется, что ваше восприятие ограничено довольно узкими рамками.

– Узкими? Ничуть. Когда я созерцаю вас, я тоже вижу одну лишь красоту, которая заключена в самой себе. Однако, будучи произведением искусства, вы в то же время не музейный экспонат.

– Я вижу, вы еще специалист и по части лести.

– С вами любой мужчина станет экспертом, мисс Уэбб.

– Что вы намерены сделать после того, как взломали папин сейф?

– Долгие часы любоваться этим шедевром.

– Ну что же, чувствуйте себя как дома.

– Я не осмелюсь. Не такой уж я нахал. Я просто унесу вазу с собой.

– То есть украдете?

– Умоляю вас простить меня.

– А знаете ли вы, что ваш поступок очень жесток?

– Мне очень стыдно.

– Вы, наверное, даже не представляете себе, что этот сосуд значит для папы.

– Прекрасно представляю. Капиталовложение суммой в два миллиона долларов.

– А, вы считаете, что мы торгуем красотой как биржевые маклеры?

– Ну конечно. Этим занимаются все богатые коллекционеры. Приобретают вещи с тем, чтобы их с выгодой перепродать.

– Мой отец не богат.

– Да полно вам, мисс Уэбб. Два миллиона долларов?

– Он одолжил их.

– Не верю.

– Я вовсе не шучу. – Девушка говорила серьезно и взволнованно, и ее темно-синие глаза сузились. – У папы в самом деле нет денег. Совершенно ничего, только кредит. Вы же, наверно, знаете, как это делается в Голливуде. Ему одалживают деньги под залог ночной вазы. Она вскочила с кресла. – Если вазу украдут, папа погиб… А вместе с ним и я.

– Мисс Уэбб…

– Я заклинаю вас не уносить ее. Как мне вас убедить!

– Не приближайтесь ко мне…

– Господи, да я ведь не вооружена.

– Мисс Уэбб, вы обладаете убийственным оружием и пользуетесь им без всякой жалости.

– Если вы цените в этом шедевре одну красоту, то мы с отцом всегда охотно поделимся с вами. Или вы из тех, что признают только свое, только собственность?

– Увы.

– Ну скажите, зачем вам ее забираться Оставьте вазу у нас, и вы станете ее пожизненным совладельцем. Приходите к нам когда угодно. Половина всего нашего имущества, отцовского, и моего, и всей семьи…

– О господи! Ладно, ваша взяла, держите свою проклятущую… – он вдруг осекся.

– Что случилось?

Он пристально смотрел на ее руку.

– Что это у вас такое, около плеча? – спросил он с расстановкой.

– Ничего.

– Что это? – повторил он настойчиво.

– Шрам. Когда я была маленькая, я упала и…

– Никакой это не шрам. Это прививка оспы.

Девушка молчала.

– Это прививка оспы, – в ужасе повторил он. – Таких не делают уже четыре сотни лет. Их больше не делают, давно не делают.

Она смотрела на него во все глаза.

– Откуда вам это известно?

Вместо ответа он закатал свой собственный левый рукав и показал свою прививку.

У девушки округлились глаза.

– Значит, и выл…

Он кивнул.

– Значит, мы оба оттуда?

– Оттуда?… Да, и вы и я.

Ошеломленные, они глядели друг на друга. Потом радостно, неудержимо рассмеялись, не веря своему счастью. Они то обнимались, то награждали друг друга ласковыми тумаками, совсем как туристы из одного городка, неожиданно встретившиеся на вершине Эйфелевой башни. Наконец они немного успокоились и отошли друг от друга.

– Это, наверное, самое фантастическое из всех совпадений в истории, – сказал он.

– Да, конечно. – Ошеломленная, она встряхнула головой. – Я все никак не могу поверить в это. Когда вы родились?

– В тысяча девятьсот пятидесятом. А вы?

– Разве дамам задают подобные вопросы?

– Нет, правда! В котором?

– В тысяча девятьсот пятьдесят четвертом.

– В пятьдесят четвертом? Ого, – он усмехнулся. – Выходит, вам исполнилось пятьсот десять лет.

– Ах вы так? Доверяй после этого мужчинам.

– Значит, вы не дочь Уэбба. Как же вас по-настоящему зовут?

– Вайолет. Вайолет Дуган.

– Как это здорово звучит! Так мило, просто и нормально.

– А как ваше имя?

– Сэм Бауэр.

– Еще милей и еще проще. Ну?

– Что «ну»? Привет, Вайолет.

– Рада нашему знакомству, Сэм.

– Да, весьма приятное знакомство.

– Мне тоже так кажется.

– В семьдесят пятом я работал на компьютере при осуществлении денверского проекта, – сказал Бауэр, отхлебывая имбирный джин – самый удобоваримый из напитков, содержавшихся в баре Уэбба.

– В семьдесят пятом! – воскликнула Вайолет. – Это когда был взрыв?

– Уж кому бы знать об этом взрыве, как не мне. Наши купили новый баллистический 1709, а меня послали инструктировать военный персонал. Я помню ночь, когда случился взрыв. Во всяком случае, как я смекаю, это и был тот самый взрыв. Но его я не помню. Помню, что показывал, как программировать какие-то алгоритмы, и вдруг…

– Ну! Ну!

– И вдруг как будто кто-то выключил весь свет. Очнулся я уже в больнице в Филадельфии – в Санта-Моника Ист, как ее называют сейчас, и узнал, что меня зашвырнуло на пять столетий в будущее. Меня подобрали голого, полуживого, а откуда это я вдруг сверзился и кто такой – не знала ни одна душа.

– Вы не сказали им, кто вы на самом деле?

– Мне бы не поверили. Они подлатали меня и вытолкнули вон, и мне порядочно пришлось вертеться, прежде чем я нашел работу.

– Снова управление компьютером?

– Ну нет. Слишком жирно за те гроши, которые они за это платят. Я работаю на одного из крупнейших букмекеров Иста. Определяю шансы выигрышей. А теперь расскажите, что случилось с вами.

– Да фактически то же, что с вами. Меня послали на мыс Кеннеди сделать серию иллюстраций для журнала в связи с первой высадкой людей на Марсе. Я ведь художница…

– Первая высадка на Марсе? Постойте-ка, ее ведь вроде намечали на 76-й год. Неужели промазали?

– Наверно, да. Но в книгах по истории об этом очень мало говорится.

– Они смутно представляют себе наш век. Война, должно быть, уничтожила все чуть ли не дотла.

– Во всяком случае, я помню лишь, что я сидела на контрольном пункте и делала рисунки, а когда начался обратный счет, я подбирала цвета, и вдруг… ну, словом, точно так, как вы сказали: кто-то выключил весь свет.

– Ну и ну! Первый атомный запуск – и все к чертям.

– Я, как и вы, очнулась в больнице, в Бостоне – они называют его Бэрбанк Норт. Выписалась и поступила на службу.

– По специальности?

– Да, почти что. Подделываю антикварные вещи. Я работаю на одного из крупнейших дельцов от искусства в стране.

– Вот оно, значит, как, Вайолет?

– Выходит, что так, Сэм. А как вы думаете, каким образом это с нами случилось?

– Не имею ни малейшего понятия, хотя могу сказать, что я ничуть не удивляюсь. Когда люди выкомаривают такие штуки с атомной энергией, накопив ее такой запас, может произойти все, что угодно. Как вы считаете, есть тут еще другие, кроме нас?

– Заброшенные в будущее?

– Угу.

– Не знаю. Вы первый, с кем я встретилась.

– Если бы мне раньше пришло в голову, что кто-то есть, я бы их искал. Ах, бог мой, Вайолет, как я тоскую по двадцатому веку.

– И я.

– У них тут все какая-то глупая пародия. Все второсортное, – сказал Бауэр. – Штампы, одни лишь голливудские штампы. Имена. Дома. Манера разговаривать. Все их ухватки. Кажется, все эти люди выскочили из какого-то тошнотворного кинобоевика.

– Да, так оно и есть. А вы разве не знаете?

– Я ничего не знаю. Расскажите мне.

– Я это прочитала в книгах по истории. Насколько я могла понять, когда окончилась война, погибло почти все. И когда люди принялись создавать новую цивилизацию, для образца им остался только Голливуд. Война его почти не тронула.

– А почему?

– Наверное, просто пожалели бомбу.

– Кто же с кем воевал?

– Не знаю. В книгах по истории одни названы «Славные Ребята», другие – «Скверные Парни».