Текст книги "Искатель. 1967. Выпуск №3"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Глеб Голубев,Николай Коротеев,Франтишек Кауцкий,Всеволод Слукин,Юджин Джонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Раздалось несколько выстрелов, кто-то глухо вскрикнул. После никто не стрелял – слишком уж тесной стала куча, в которую мы все сбились. А еще позже бандит по имени Эдди ударил меня рукояткой пистолета по голове…

Дальнейшие события развивались словно в тумане. Помню только, что потасовка продолжалась еще некоторое время.

Когда туман рассеялся, я увидел, что один держусь на ногах. Точнее говоря, стою, держась за стену. К счастью, одна стена уцелела.

В двери появился Нэд, волоча довольно-таки помятого Эдди. Нэд аккуратно положил его рядом с целой оравой бандитов, на руках которых я, к своему удивлению, обнаружил совершенно одинаковые наручники. Интересно, производит ли их Нэд по мере надобности или у него определенный запас?

Рядом со мной стоял стул. Сев, я почувствовал некоторое облегчение.

Нэд вытащил из общей кучи Билли. Он был без сознания. Но рот его растянулся в улыбке, и он даже сейчас нежно обнимал свою разбитую дубинку. Некоторым людям для счастья не много нужно.

– Джо и еще один удрали на машине, – доложил Нэд.

– Не расстраивайся, Нэд, – утешил его я. – Ты и так установил рекорд, который не превзойти никому.

Только сейчас я заметил, что наш шеф сидит в той же позе, как и тогда, когда началась вся эта заварушка. Подойдя поближе, я обнаружил, что Алонзо Крэг, шеф полиции Нинепорта, мертв.

Один-единственный выстрел. Из мелкокалиберного пистолета. Но прямо в сердце. Я представил себе, кто мог это сделать. Маленький пистолет очень удобно спрятать в складках широкого халата…

Я не ощущал больше усталости. Только злость. Шеф не был ни самым умным, ни самым честным человеком на свете. Но такой смерти он не заслужил. Смерть от руки гангстера, который почувствовал себя ущемленным.

Мне стало ясно, что я должен принять важное решение. На помощь Билли рассчитывать не приходилось, Фэт выбыл из игры, так что я оставался единственным полицейским в Нинепорте. Пожелай я махнуть на все рукой, достаточно выйти из помещения и хлопнуть дверью. Тогда я буду в безопасности.

Мимо меня промчался Нэд, поднял с пола двух бандитов, оттащил их в камеру.

Может, причиной моего решения был его вид, а может, мне просто тошно стало от мысли о постыдном бегстве. Во всяком случае, я решился. Осторожно взял у Крэга его золотой жетон и прикрепил к своему нагрудному карману.

– Новый шеф полиции Нинепорта, – проговорил я в пустоту.

– Так точно, сэр, – ответил Нэд, проходя мимо. Выронив одного из бандитов, отдал мне честь и снова взялся за дело. Я тоже отдал честь.

Собрался с мыслями. Ответ был ясен. Даже слишком ясен. Проверил свое оружие как можно тщательнее.

– Приготовь новые наручники, Нэд. Мы отправляемся.

Как всякий хороший полицейский, вопросов он не задавал. Закрыв дверь снаружи, я отдал ключ ему.

– Вот. Похоже на то, что сегодня вечером он никому, кроме тебя, не понадобится.

Я ехал к дому Джо-малайца как можно медленнее, стараясь найти другую возможность. Но другого выхода не было. Убийство есть убийство, и мне нужно арестовать Джо.

Остановившись на углу, посвятил Нэда в свой план.

– Этот бар – собственность человека, которого мы будем называть Джо, пока ты мне не расскажешь, кто он на самом деле. Сейчас не время. Мы должны ворваться туда и взять Джо живым. Ты понял?

– Конечно, – ответил Нэд своим резким голосом. – Но не проще ли арестовать его сейчас, когда он едет в машине, чем ждать, пока он вернется?

Машина, о которой он говорил, как раз сворачивала в переулок. Впереди сидел шофер с телохранителем Джо, а на заднем сиденье расположился он сам.

– Остановить! – крикнул я.

Нэд остановил их… Ведь он слышал мой приказ. Он высунул голову в окно машины. Теперь я понял, почему все его оборудование вмонтировано в туловище. Там же, конечно, находился и его мозг. В «голове» не могло быть места: там находилась маленькая пушечка.

Безоткатный пистолет, калибр 75. На том месте, где должен был находиться его нос, отодвинулась пластинка, и изнутри показалось дуло. Неглупая идея, если вдуматься. Как раз посреди глазниц, целиться очень удобно.

Раздался выстрел. Конечно, Нэд был превосходным стрелком. Я был бы не хуже, будь у меня электронный мозг. Двумя выстрелами он пробил оба задних ската. Машина, повихляв, остановилась. Я вышел из машины медленно, а Нэд – мигом и тут же бросился к машине Джо.

Когда они увидели на месте носа у Нэда дымящееся дуло пистолета, у них пропал дар речи. Роботы действуют очень рассудительно, так что Нэд знал, что делал, когда не втянул пистолет внутрь. Надо полагать, в школе роботов его обучали также и психологии.

Все трое подняли руки вверх. Мы нашли в машине много интересующих нас вещичек. После осмотра бандиты понуро поплелись за нами.

Джо заскрипел зубами, когда Нэд рассказал мне, что настоящее его имя – Штангер и что в Эльмире его ждет электрический стул. Я пообещал Джо Штангеру в тот же день отправить его на Землю. На местные органы власти надежды мало. А остальных будут судить в Канал-Сити.

В тот день нам здорово пришлось повозиться.

С тех пор стало, намного спокойнее. Билли вернулся из больницы, и носит теперь мои сержантские нашивки. Даже Фэт снова с нами, хотя, когда он иногда бывает трезвым, ему стыдно смотреть мне в глаза. Работы у нас немного, ибо город стал не только спокойным, но и пристойным.

Нэд ночами патрулирует по улицам города, а днем занимается упорядочением архива. Может, профсоюз полицейских и против такой эксплуатации, но Нэд не жалуется. Каждый день он до блеска начищает свой жетон. Не знаю, могут ли роботы быть счастливы или грустны, но, по-моему, Нэд счастлив.

Иногда я мог бы поклясться, что слышу, как он что-то напевает. Но это, конечно, всего лишь его моторчики.

И вот еще что: я решил уехать из этого города.

Нечего мне делать в полиции…

Перевел с английского Е. ФАКТОРОВИЧ

Глеб ГОЛУБЕВ
ГОСТЬ ИЗ МОРЯ[2]2
  Окончание. Начало в выпусках 1, 2.


[Закрыть]

Рисунки П. ПАВЛИНОВА

Забот у исследователей хватало и без «морского змея». Личинки американских угрей стремятся в одну сторону, европейских – в другую. И надо еще не упустить момента, когда личинки, плывущие к берегам Европы, начнут расходиться: часть отправится в Балтийское море, другие – в Средиземное, а затем в Черное. Как уследить за всеми, чтобы выведать их тайну?

Чтобы ускорить исследования, на Ученом совете решили временно разделить нашу экспедицию на два отряда. «Богатырь» должен был отправиться на запад, чтобы перехватить личинки угрей, плывущие к берегам Америки. А с мезоскафа предстояло вести наблюдения в морской глубине за личинками, европейских угрей, начавшими свой трехлетний путь к устьям далеких рек.

Я останусь благодарен Волошину до конца жизни за то, что мне посчастливилось принять участие в этом плавании, хотя оно оказалось и небезопасным.

Мезоскаф мог взять лишь четверых. Двое, конечно, должны быть биологами, чтобы вести наблюдения посменно. А подвахтенным для себя Сергей Сергеевич взял меня, убедив Логинова, что я, во всяком случае, сумею быстро разбудить его, если за время моего дежурства у пульта управления выйдет какая-нибудь заминка. Уж что-что, а будить Волошина я, дескать, наловчился, пока мы с ним живем в одной каюте. Довод был, пожалуй, не слишком лестным для меня, но, разумеется, я возражать не стал. Лишь бы плыть!

Еще в команду мезоскафа вошли Елена Павловна и ее муж.

Рано утром мы один за другим спустились в узкий люк. Волошин задраил его и сел на свое место за пультом.

– Дать свободу! – весело приказал он в микрофон.

Над нашими головами простучали по палубе сапоги матроса, освобождавшего мезоскаф от швартовов. Мягко зашипел воздух в трубах, змеившихся по стенкам кабины.

Мы погружались быстро, и в иллюминатор почти ничего не удавалось рассмотреть.

Наконец мы достигли заданной глубины, выбрали стаю личинок побольше и начали медленно дрейфовать вместе с нею. Было решено поймать несколько личинок для контроля. Ловушка сработала отлично, и всего через пять минут прозрачные личинки, только что шнырявшие в воде за бортом, уже оказались в руках наших биологов.

Началась будничная исследовательская работа.

Мезоскаф был совершенно неподвижен. На этой глубине не ощущалось ни малейшей качки. Мы медленно двигались, несомые течением. Но поскольку личинки за иллюминаторами двигались вместе с нами точно с такой же скоростью, казалось, будто мезоскаф замер на месте, повис в черной воде.

Наше время было разбито на вахты, как и на «Богатыре». Я с некоторой тревогой ожидал своего дежурства, когда окажусь один на один с бесчисленными кнопками и циферблатами, заполонившими не только пульт управления, но и всю стенку над ним. Правда, Волошин сказал мне, что постоянно следить нужно за показаниями всего шести приборов. Но все-таки на душе было неспокойно.

– Спите, а то будете потом на вахте клевать носом, – несколько раз говорил мне Сергей Сергеевич.

Но, конечно, мне было не до сна. Я отлично выспался за ночь в каюте и теперь, то и дело отрываясь от иллюминаторов, с нарастающей тревогой украдкой следил, как ведет себя за пультом командир. Скоро, совсем скоро мне придется занять его место…

А Волошин словно нарочно держался совершенно безмятежно. Казалось, он вообще не обращал никакого внимания на показания приборов. Увидев что-нибудь интересное, надолго приникал к иллюминатору, оживленно обмениваясь впечатлениями с биологами. Вернувшись, наконец, к пульту, он скользил по нему беглым взглядом, небрежно подкручивал какую-нибудь рукоятку и снова долго не обращал на приборы никакого внимания. Потом он выдвинул продолговатую доску, заменявшую ему походный письменный стол, и занялся какими-то расчетами. Или он все это делал нарочно: чтобы успокоить меня и показать, что управлять мезоскафом вовсе несложно?

И все-таки я вздрогнул, когда Сергей Сергеевич потянулся и спокойно сказал:

– Прошу вас, маэстро. Принимайте вахту. А я немножечко сосну. Вот вам вахтенный журнал, тут все записано: какую глубину держать, какой курс. Конечно, если личинки вздумают повернуть, следуйте за ними. А так, без нужды, пожалуйста, никаких кнопок не нажимайте. Это все, что от вас требуется.

Он прошел в соседний отсек и, сладко, громко зевнув, улегся на откидной койке. А я, точно на иголках, сидел в мягком кресле перед пультом, и глаза мои метались от одного циферблата к другому.

Кажется, увеличивается глубина? Нет, это мне показалось, просто на шкалу указателя от моего резкого движения упал блик света…

Легла вскоре спать и Елена Павловна. Мы остались на вахте вдвоем с Марковым. Иван Андреевич был занят наблюдениями. Не отрываясь от иллюминатора, он время от времени включал кинокамеру, заметив, видимо, что-то интересное. Потом Макаров вытащил из ловушки причудливую светящуюся рыбку и занялся упаковкой ее в специальный контейнер.

Управляться ему одному, похоже, было трудно. Макаров несколько раз покосился на меня. Но я не мог оторвать глаз от пульта, и вид у меня, наверное, был такой напряженный, что Иван Андреевич не решился позвать меня на подмогу и, усмехнувшись, продолжал возиться с рыбешкой один.

Закончив свою работу, Макаров начал мне рассказывать, как сам впервые погружался в мезоскафе и с перепугу случайно нажал не ту кнопку и как ничего не понимавший Волошин долго не мог разобраться в странном поведении подводного кораблика…

История была забавная: Макаров рассказывал ее очень живо, весьма похоже изображал недоумевающего Волошина. Но я слушал его невнимательно.

То мне начинало казаться, будто мы почему-то всплываем, и я судорожно хватался за штурвал балластных цистерн. То вдруг подозрительно уходила куда-то в неположенную сторону стрелка курсового указателя…

Но постепенно нервы мои успокаивались. Вскоре я уже даже стал поддерживать разговор, хотя и односложными восклицаниями вроде:

– Ну да?! А вы что?

Но когда Волошин проснулся, я вдруг почувствовал, что и минуты не могу больше высидеть за этим проклятым пультом. А Сергей Сергеевич вовсе не спешил принимать вахту. Он неторопливо умылся, потом побрился так тщательно и аккуратно, словно собирался на дипломатический прием. Затем он скрылся в крошечном камбузе и, негромко насвистывая, долго готовил там ужин.

Когда он, наконец, сменил меня, я с трудом поднялся с кресла. Шея у меня затекла и не поворачивалась. Все тело одеревенело. От ужина я отказался, только жадно выпил две бутылки нарзана и завалился спать.

Уснул я моментально, хотя койка была узкой, неудобной. Но и во сне передо мной все метались и плясали какие-то стрелки, и эта призрачная вахта выдалась, пожалуй, такой же утомительной и напряженной. Волошин потом говорил, будто я даже повизгивал и скулил во сне, как уставшая собака…

Но вахта за вахтой, и постепенно я привыкал к подводному плаванию.

Время будто остановилось. За стеклами иллюминаторов постоянно царила тьма, лишь изредка оттесняемая светом наших прожекторов. Ни дня, ни ночи – только вахты, похожие одна на другую.

За пультом я уже не дергался и вел с Макаровым длинные беседы обо всем на свете. А сменившись, ложился спать или пристраивался к иллюминатору.

Все мы ждали того момента, когда Сергей Сергеевич скажет:

– А не полюбоваться ли нам небом в алмазах?

Это значило, что сейчас мы всплывем на поверхность, чтобы пополнить запасы воздуха и поговорить по радио с «Богатырем».

Наш мезоскаф мог находиться на глубине, не всплывая, больше двух суток. Но мы поднимались на поверхность каждый день, точнее, каждую ночь – всегда в одно и то же время. Ночью воздух был свежее, легче поддерживать радиосвязь с «Богатырем» и меньше опасности, что нас протаранит какое-нибудь случайное судно. Днем едва выступающую из воды рубку мезоскафа трудно заметить, а ночью ходовые огни видны издалека.

Конечно, никто из нас не ложился спать в это время, как бы ни устал. В тесном люке мог стоять, высунувшись до пояса, только один человек, поэтому мы вылезали «посмотреть небо в алмазах» по очереди, и каждый имел право дышать вдоволь пятнадцать минут.

Короткими казались эти минуты. Пожалуй, лишь теперь, высунувшись до пояса из люка и жадно вдыхая чистый морской воздух, приятно пахнувший сыростью и вянущими водорослями, я не то что до конца понял, а прямо-таки прочувствовал, что время в самом деле относительно. Оно может то ползти и тянуться, то мчаться с бешеной скоростью.

Рубка поднималась над водой едва на метр. Было странно и незабываемо стоять вот так – буквально по пояс в океане. Океан спал, темная вода была неподвижной, только изредка набегала с мягким шелестом небольшая волна, словно океан тихонько и ласково вздыхал во сне.

А ночь над океаном была ласковой, трепетной и живой. И небо над головой сплошь усеяно живыми, мерцающими алмазами звезд. Стоило посмотреть на эти сверкающие звездные россыпи несколько секунд не отрываясь, как начинала кружиться голова.

Но вот уже кто-то нетерпеливо дергает за ногу… И я, бросив, жадный прощальный взгляд на небо и поспешно делая несколько, – поглубже – вдохов, начинаю спускаться по узкой стальной лесенке, чтобы уступить свое место под звездами товарищам.

Волошин, только что закончивший разговор с «Богатырем», спешит сообщить последние новости. Логинов все возится с осьминогами, Бек просидел целый час в барокамере, имитируя погружение в акваланге на глубину километра, час тому назад закончился банкет по случаю шестидесятилетия нашего капитана, все жалеют, что мы не приняли участия в этом веселье…

Так прошли четыре дня и четыре ночи. Я уже чувствовал себя за пультом довольно спокойно, даже разрешал себе отвлечься ненадолго, чтобы поглазеть в иллюминатор или помочь Макарову поймать какую-нибудь глубоководную живность.

И тут внезапно начались приключения, об отсутствии которых я слегка сожалел, – и как раз во время моей вахты…

Все произошло так стремительно и неожиданно, что нелегко об этом теперь как-то связно рассказать.

Помню, я только повернулся к иллюминатору, заинтересованный возгласом Макарова:

– Полюбуйтесь, какое страшилище!

И в тот же миг оказался почему-то на холодном металлическом полу.

Мезоскаф вдруг накренился и ринулся в глубину. Казалось, еще минута – и он врежется носом в морское дно!

Макаров тоже упал, но поднялся быстрее меня и первым, цепляясь за что попало, кинулся к пульту. Я видел, как он всем телом навалился на штурвал, пытаясь продуть цистерны и прекратить опасное падение.

Я подскочил к нему…

Но тут же, оттолкнув нас обоих от пульта, за штурвал взялся проснувшийся Волошин. Он был в одних трусах, всклокоченный со сна…

Стрелка глубиномера продолжала бежать от деления к делению.

800 метров… 900 метров… 1000…

Каждую секунду я ожидал лязга и грохота от страшного удара о дно.

Или дно здесь так глубоко, что нас, прежде чем мы его достигнем, раздавит ужасающим давлением воды, – так, кажется, погиб американский «Трешер»?

– Стоп, кажется, приехали, – пробормотал сквозь зубы Волошин и вытер пот со лба. – Елена Павловна, вы не ушиблись?

– Нет, – донеслось из спального отсека. – А что случилось?

– Я ничего не трогал и никаких ручек не поворачивал! – испуганно и поспешно вырвалось у меня, так что Макаров с Волошиным рассмеялись.

– Дорогой мой, у вас начинается мания величия, – сказал Волошин. – Вы сильно переоцениваете свои способности. Ни вам, ни мне, к сожалению, не удалось бы при всем желании так быстро погрузиться на целый километр.

– А что же произошло?

– Похоже, мы наткнулись на слой с очень пониженной плотностью, – ответил Сергей Сергеевич, посмотрев на Макарова. Тот молча кивнул. – Сейчас выровняемся окончательно и проверим.

Стрелка указателя глубины наконец замерла на цифре 1446. За считанные минуты мы провалились в глубину океана больше чем на километр!

Макаров начал брать пробу забортной воды.

– Бывают в океанах такие хитрые места, где плотность воды в силу разных сложных причин вдруг резко падает, – пояснил, наблюдая за ним, Волошин. – Тогда подводные лодки внезапно проваливаются, словно самолет в воздушную яму. Приходилось испытывать это удовольствие?

– Приходилось.

– Нечто подобное и случилось с нами. Да еще от разницы плотностей возникают сильные вертикальные течения. Вот и потащило нас вниз со скоростью пятьдесят метров в минуту…

– Неужели мы проваливались целых двадцать минут?

– Около того.

Макаров, оторвавшись от пробирок, коротко назвал несколько цифр. Для меня они звучали китайской грамотой, но Волошин удовлетворенно кивнул:

– Видите, я прав. Слой с очень низкой плотностью, и какой мощный – почти в километр толщиной. Откуда же он взялся?

Сергей Сергеевич окинул быстрым взглядом приборы на пульте.

– Эге, похоже, мы наткнулись на какое-то глубинное течение. Посмотрите, как быстро нас тащит на юг. Скорость, пожалуй, не меньше двух с лишним метров в секунду. Прямо второй Гольфстрим!

Волошин подошел к карте, укрепленной на стене возле пульта, и стал ее внимательно рассматривать.

– Похоже, что мы его первыми обнаружили. В этом районе ничего подобного не отмечено, – Волошин хлопнул меня по плечу и торжественно предложил: – Слушайте, Николаевич, вы имеете шанс войти в историю великих географических открытий. Так как все случилось во время вашей вахты, то вам по неписаным законам принадлежит право дать ему имя – или свое, если вы не страдаете ложной скромностью, или, скажем, имя любимой женщины. Ну, предлагайте скорее: «Течение имени…».

– Богатырское течение, – засмеялся я, не принимая этого всерьез.

– А что? – сказал Волошин, подняв палец. – Звучит. Представляю, как обрадуется наш почтенный капитан. Вы тонкий подхалим, Николаевич! Ладно, так и запишем: «Богатырское течение. Обнаружено такого-то числа в 16 часов 14 минут по местному времени».

Он протянул мне ручку.

– Прошу. Как первооткрыватель и вахтенный, вы должны скрепить этот торжественный акт своей подписью… Отлично. Ну что же. Теперь торжественная часть окончена, снова начинаются суровые трудовые будни. Надо нам всплывать повыше, чтобы найти осиротевших лептоцефалов. Они плывут на север, нас далеко утащило на юг. Найти их, пожалуй, будет нелегко.

Покачав головой, Волошин сел за пульт, подумал и взялся за пусковую рукоятку мотора…

– Подождите, Сергей Сергеевич! – вдруг окликнула его Елена Павловна.

– Что там? – спросил Волошин.

– Не пойму. Они держатся на самой границе света.

Мы тоже все пристроились к иллюминаторам.

Сначала я ничего не увидел, кроме обычной медузы, лениво покачивавшейся метрах в двух от мезоскафа. Потом, присмотревшись, начал различать в отдалении, где свет наших прожекторов постепенно поглощала вечная тьма океанских глубин, какие-то смутные изгибающиеся полости. Порой они словно сплетались в клубок и становились видны отчетливее, но затем разделялись и опять делались почти невидимыми, словно расплывчатые тени.

– Похожи на лептоцефалов, только громадные какие, – неуверенно проговорила Елена Павловна.

– Нет, просто глубоководные рыбы, – возразил Макаров.

– Почему же они не светятся? Сергей Сергеевич, попробуйте подойти к ним поближе.

Волошин включил мотор и начал поворачивать штурвал, не отрываясь от иллюминатора.

– Нет, уходят.

– Вот видишь, они упорно избегают освещенной зоны, – сказала мужу Елена Павловна.

Свет прожекторов вдруг погас, и тьма прильнула вплотную к стеклам иллюминаторов.

– Зачем вы погасили, Сергей Сергеевич, мы их упустим! – вскрикнула Елена Павловна.

– Хочу попробовать видеть их ушами, – ответил Волошин, склонившийся в полутьме над пультом походного звуковизора.

Небольшой экран засиял мягким серебристым светом, озарив наши напряженные лица. Он был пуст, лишь изредка по нему пробегали темные тени, Волошин настраивал прибор, подбирая нужную частоту.

– Какие-то помехи, – пробормотал он.

– Только не распугайте их!

– Ага, есть.

Весь экран заполнили полупрозрачные широкие ленты, словно колеблющиеся и развевающиеся на ветру.

– Это все-таки личинки угрей! – воскликнула Елена Павловна.

– Кажется, ты права. Но какой же должен быть взрослый угорь?! – тихо сказал Макаров. – Сережа, надо непременно поймать хоть одну личинку.

– Попробуем. Готовьте контейнер.

Елена Павловна с мужем бросились разбирать свое лабораторное оборудование, а Волошин, усевшись поудобнее в кресле и не отрывая глаз от экрана, начал манипулировать кнопками и рукоятками.

Вот он включил привод ловушки…

Громкий щелчок.

– Есть! – воскликнул Волошин.

Но он ошибся: ловушка оказалась пустой. Пришлось все начинать сначала.

Волошин опять выключил прожекторы и занялся трудной охотой, похожей на игру в жмурки в океанской глубине.

На этот раз охота оказалась удачной. Через полчаса одна из гигантских личинок очутилась в контейнере ликующих биологов. Вскоре удалось поймать и вторую.

– Каким же должен быть угорь, когда вырастет из такой личинки? – спросил я.

– Метров пятнадцати в длину, не меньше, – прикинула Елена Павловна.

– Настоящий «морской змей»! – сказал Волошин. – Вот бы кого выловить. Где же они прячутся, эти «змеи»? Личинок тут масса, и все спешат куда-то на юг. Может, изменим маршрут и последуем за ними? Лептоцефалов мы наловили достаточно и наблюдали за ними почти четверо суток. Все главные характеристики сняты. По-моему, стоит понаблюдать и за этими гигантами, о них ведь еще ничего не знает наука.

Елена Павловна и Макаров согласились с ним. Какой же биолог отказался бы от редкостной возможности понаблюдать хоть одни сутки за неведомыми науке личинками гигантских угрей, плывя с ними в одной стае? Правда, следить за ними ученые могли только на экране звуковизора, но ничего не поделаешь, если личинки так боятся света, а сами не имеют никаких «опознавательных огней» в отличие от других обитателей больших глубин.

– Надеюсь, когда они вырастают, то перестают быть такими пугливыми, – говорил Волошин задумчиво. – Хотел бы я познакомиться поближе с их родителями.

Я подозреваю, что Сергей Сергеевич мечтал об этом давно, потому что тут же начал рассказывать одну за другой самые удивительные истории о встречах с легендарным «морским змеем». Видно, Волошин тщательно их собирал и великолепно помнил. И теперь с живописной красочностью человека, все видевшего собственными глазами, он вдохновенно рассказывал о загадочном гигантском существе, всплывшем, после того как его оглушило взрывом, у берегов Патагонии, о каком-то чудовищном скелете, выброшенном якобы совсем недавно волнами на камни возле Ванкувера…

Слушать все это было чрезвычайно интересно, особенно на глубине полутора километров, да еще в окружении неведомо куда плывущих таинственных исполинских личинок.

Волошин рассчитывал ночью, как обычно, подняться на поверхность и сообщить начальнику экспедиции, почему мы изменили курс и глубину.

Но в этот раз нам не удалось подышать свежим воздухом и «увидеть небо в алмазах». Плывя на глубине полутора километров, мы и не подозревали, что творится на поверхности.

Где-то на глубине пятидесяти метров, когда я уже пристроился возле люка, намереваясь первым выбраться на палубу, мезоскаф начало слегка покачивать.

С каждым метром качка усиливалась.

– Нас ждет хороший штормик, – пробурчал Волошин.

Всплыть нам не удалось. Точнее, хотя мы и всплыли на поверхность, судя по указателю глубины, но все равно оставались под водой.

Штормовые ветры захлестывали рубку, открыть люк даже на секунду не было никакой возможности. В иллюминаторы ничего не удавалось разглядеть. За ними бушевала вода…

Балансируя возле передатчика, Сергей Сергеевич несколько минут пытался связаться с «Богатырем», но потом выключил аппарат.

– Еще покалечу рацию, – мрачно сказал он. – Да и разряды мешают. Надо уходить на глубину и там отсиживаться. Сама судьба говорит: «Вернемся к нашим баранам…»

И мы опять начали поспешно погружаться, радуясь, что с каждым метром глубины избавляемся от мучительной качки.

«Вернулись к нашим баранам» и стали продолжать дрейф на юг в окружении гигантских личинок.

Сергей Сергеевич долго рассматривал карту, потом повернулся ко мне и многозначительно спросил:

– Видите, куда они плывут?

– Личинки?

– Да.

– Куда?

Вместо ответа он обвел карандашом небольшой овал на карте, окрашенный немного темнее, чем соседние участки. Это означало, что здесь большие глубины. Наклонившись, я прочел: «Впадина Пуэрто-Рико».

То самое место, где несколько лет назад впервые были подслушаны загадочные сигналы из глубины, которые потом удалось записать и с борта «Богатыря»…

– «Морской змей»? – спросил я.

– Не знаю, не знаю. Но гигантские личиночки-то плывут именно туда.

Днем мы попытались всплыть снова. Шторм не утихал, и нас опять начало швырять волнами, как жалкую щепку. Волошин пытался связаться с «Богатырем», но опять тщетно. На его вызовы никто не отвечал. Или магнитная буря прервала связь – стрелка компаса так и плясала, или «Богатырь» просто не ожидал от нас вестей в неурочное время. Хотя там наверняка уже беспокоятся, куда мы исчезли, и рация работает непрерывно, вслушиваясь в тревожные штормовые сигналы.

– Ну что же, отдохнем снова на глубине, – сказал Волошин, выключая рацию и снимая наушники.

Похоже, он был даже рад, что есть предлог продолжить странствие на юг, к таинственной впадине Пуэрто-Рико, вслед за личинками каких-то неведомых гигантских обитателей океана.

– Сережа явно рассчитывает увидеть «морского змея», – засмеялся Макаров. – Но даже если это случится, рекорд Александра Македонского вряд ли будет побит.

– Какой рекорд? – насторожился Волошин.

– А он, говорят, когда спускался под воду в мифическом стеклянном сосуде, видел такую большую рыбу, что она проплывала мимо целых три дня и три ночи и все конца ей не было…

– Представляю, каково же было бедному Александру, – фыркнула Елена Павловна. – Не спать трое суток подряд! Вот это подвиг во имя науки.

– Ну, нам это, кажется, не грозит, – вздохнул Волошин.

Лишь на вторую ночь, когда шторм немного утих и позволил нам всплыть, сквозь шипение и треск атмосферных разрядов прорвался сердитый голос Логинова. Тон у него был такой, что я опасался, как бы Андрей Васильевич не выругал Волошина на весь мир…

Но Логинов только категорически приказал прекратить все наблюдения, всплывать и немедленно с максимальной скоростью идти навстречу «Богатырю». Координаты предполагаемой встречи нам сообщил уже подошедший к микрофону штурман.

– Н-да, настоящая буря еще впереди, – так грустно проговорил Волошин, что мы все рассмеялись. – Уж вы меня поддержите, братцы.

Гость из моря

Встретились мы с «Богатырем» на следующий день под вечер.

Видимо, гнев Логинова поостыл, или он просто отложил пока неприятный разговор. Во всяком случае, все встретили нас радушно. А весть о том, что мы добыли две личинки исполинского морского угря – хитрый Волошин не преминул, разумеется, первым делом громогласно объявить об этом, – вызвала сенсацию. Плюс еще открытое нами Богатырское течение, которое штурман поспешил нанести на карту… Похоже, мы вернулись победителями, а их, как известно, не судят.

Елена Павловна ошиблась в своих расчетах. Когда пойманных нами личинок измерили, то длина одной из них оказалась равной полутора метрам, а другой даже ста восьмидесяти четырем сантиметрам. Если это действительно мальки какого-то гигантского угря, то он вполне может вымахать до тридцати метров в длину.

Таково было общее мнение биологов. Одну из личинок, покрупнее, они решили сохранить целиком. Вторую Логинов немедленно отправил в лабораторию, у дверей которой тут же выстроилась длинная очередь жаждущих получить «хоть кусочек этого уникума» для своих исследований.

Волошин предложил изменить на время план намеченных работ, пройти южнее, чтобы понаблюдать за гигантскими личинками и попытаться поймать хотя бы еще несколько экземпляров. При этом он упорно, показывая предлагаемый маршрут, вел пальцем по карте в сторону впадины Пуэрто-Рико…

Биологи поддержали его, но Логинов колебался.

– Личинки обычных угрей никуда не денутся, мы их всегда нагоним. Им ведь три года понадобится, чтобы доплыть до Европы, – убеждал его Сергей Сергеевич.

Предложение было для биологов весьма заманчивым, и прежде чем окончательно лечь на обратный курс домой, «Богатырь» направился в тот район, где мы наткнулись на скопление гигантских личинок…

Кажется, нашим исследователям удалось, наконец, приблизиться к разгадке самых сокровенных секретов морских скитальцев! И решающие сведения неожиданно принесло изучение нервных клеток осьминогов и той гигантской личинки, что выловили мы на глубине полутора километров в струях Богатырского течения.

Вчера в лаборатории мы с Волошиным затаив дыхание следили, как ловко выделяет Андрей Васильевич с помощью микроманипулятора из полупрозрачного, студенистого тела «нашей личинки» одну нервную клетку. Правда, Логинов потом сказал, что это вовсе не так трудно, потому что клетка была гигантской, под стать личинке, – около двух миллиметров в диаметре.