Текст книги "Искатель. 1967. Выпуск №3"

Автор книги: Гарри Гаррисон

Соавторы: Глеб Голубев,Николай Коротеев,Франтишек Кауцкий,Всеволод Слукин,Юджин Джонс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 13 страниц)

«Как он мог отключиться, не представляю, – подумал Ладников, – что же он там, в Гималаях, притворялся, что ли? Ведь так, нарочно, смелым не станешь. Мосенина надо успокоить, а то он программу мимо ушей и глаз пропустит. А Гурген? – Ладников скосил глаза на соседа, который будто бы не обращал особого внимания на то, что было за стеклом. Вот Гурген, деловито порывшись в кармане, достал и сунул в рот маленький тюбик с чем-то вкусным и стал сосредоточенно жевать. – А вдруг этот сейчас плюнет изжеванную оболочку, заорет: «Пошли вы ко всем чертям!» – и побежит, как Мосенин?»

Ладников, расслабившись, откинулся на спинку.

– Значит, каждый имеет право остановить машину, я верно понял? – Риль дохнул в самое ухо Ладникову.

– Да, да, остановите, остановите! – сразу подхватил Мосенин.

«Все! – мелькнуло у Ладникова. – Расплачутся и заставят повернуть назад. Кого только сюда присылают! Народец!..»

Ладников, не отвечая, остановил турбомобиль.

– А теперь, Ладников, брось кривляться и объясни всем, особенно геологу, что ты нас здорово разыграл, – снова заговорил Риль, – что на самом деле мы едем безопасной дорогой, что этот Знак – шутка путников, а обелиски поставили случайно сорвавшимся в пропасть. Что если сейчас и будет программа, то только ради развлечения в долгом пути. В общем все это чепуха, мистификация. И наконец, я тоже знал о розыгрыше. Словом, мы вместе устроили. Извините, пожалуйста. И вы, Гурген, и вы, Мосенин. Извините. Давай, Ладников, признаемся. Хватит.

– Мальчишки! – Гурген чуть не проглотил разжеванный тюбик. – Артисты! Вам что, первое апреля, шуточки? Этим шутят, да? Театр вам, да? Геолога уважаемого довели…

– Как же это так? – Мосенин смотрел растерянно то на спину Ладникова, то на Риля. – А я… Нет, почему довели? – Он сразу взбодрился и стал возражать Гургену. – Я это немного понимал, тут сразу было что-то не то… Потом, знаете ли, лавина есть лавина, мороз есть мороз, горы есть горы, а здесь… Непонятное, невидимое, неслышимое… А вообще почему вы так сделали? – Он повернулся к Рилю. – Это что, проверка? Я не считаю такой способ достойным.

– Я с вами полностью согласен, я ведь извинился. – Риль мягко положил руку на плечо Мосенина.

Ладников, который в самом начале затеянного Рилем разговора чувствовал, что все его сильное тело противно съеживается, а голова уходит в плечи, увидел перед собой теплые и какие-то хитроватые глаза Риля, вмиг все понял и тихо, виновато сказал:

– Простите, ребята. Уж очень скучная дорога. Надо же было что-нибудь… болтать…

Потом он подумал про себя: «Какой же он молодец, Виктор Риль! В мгновенье привел Мосенина в чувство…»

Футляр с программой выскочил неожиданно. Он упал на лапки пускателя, полежал несколько мгновений, словно для того, чтобы все удостоверились в его наличии и сохранности, и снова провалился в недра воспроизводящего аппарата.

Тесную кабину турбомобиля заполнили действующие лица программы. Рассказывалась юмореска. Вернее, не рассказывалась – это было похоже на маленький спектакль с рассказчиком. Рассказчик вставлял короткие фразы, связывая действие. Его веселое, очень подвижное лицо повисло между Ладниковым и Гургеном, то уменьшаясь, то увеличиваясь. Но что бы ни делали в этой сценке актеры – знаменитости последнего десятилетия, – к каким бы приемам своего блестящего мастерства ни прибегали, они так и остались бы просто смешными призрачными фигурками, если бы играли вещь просто смешную. Юмореска была талантливо смешной, той редкой крупинкой в огромном океане всякого написанного, озвученного, изображенного юмора, которая могла зажечь и тонкого ценителя и человека, считающего шуткой выставленный палец.

И вот уже Ладников забыл, что еще несколько минут назад в его руках была баранка, что рядом с ним сидит Гурген, а позади Риль и Мосенин, что этот Гурген только что сердито спрашивал: «Шуточки вам, да?» Что он, Ладников, в шестой раз едет мимо Знака. Ладников смеялся. Сначала тихо и сдержанно, потом громко, с визгливыми вскрикиваниями, и, наконец, он безудержно хохотал, взмахивая руками, хлопал ладонями по сиденью и бессильно ронял голову на грудь.

И Гурген, раздувая ноздри, хватал воздух в мучительном смехе. Его верхняя губа почти касалась горбатого носа и высоко обнажала зубы. Гурген мотал головой, словно хотел вытряхнуть эту совсем некстати попавшую смешинку из своей зачесанной набок челки.

И Мосенину было уже не до страхов перед неизвестным. Последний разговор как-то успокоил его. А потом стала развертываться программа. И Мосенин звонко смеялся.

Людей охватил беззаботный опьяняющий смех. Они не думали об опасности. Они были не среди мрачных скал у «Большой борозды», не в турбомобиле, перебирающемся через пропасть, и даже не рядом друг с другом, а там, среди актеров, на улице города, на крыше дома, везде, где происходило действие.

Ладников, закатившись в очередном взрыве смеха, нагнулся над окошечком обзора. Он случайно увидел Риля. Но до него не сразу дошло то, что он увидел. Риль спокойно сидел и чуть улыбался грустноватой улыбкой. И эту улыбку он словно нарочно выдавливал из себя.

– Почему… Ха-ха-ха! Ты… ха-ха! Это же дьявольски… ха-ха-ха! Смешно… ха-ха!

И вдруг Ладникова объяла смутная тревога, и он заорал Рилю:

– Ну, смейся же наконец!

Но уже растаяла последняя фигурка. Исчез веселый рассказчик. Турбомобиль тоненько выл и по-прежнему тихо двигался вперед. Позади осталось все. Вся полоса. Из «Большой борозды» клубились синеватые испарения. Риль сидел, плотно сжав губы. Риль!! Этот крик не нарушил тишины в кабине турбомобиля. Но так хотелось закричать Ладникову. Программа не сработала для Риля! Ты что-то не понял, Риль? Ладников вспомнил слова, сказанные Рилем в дороге, уже на отрезке «красных столбов»: «Настоящий юморист так бы не написал… Пошлость не защита… Она может не спасти…» Разве это пошлость, Риль?

– Что с тобой, Виктор? – спросил Ладников вслух.

– А ты говорил, Ладников, что он мрачный человек, – Риль, сидевший все так же прямо, кивнул на Гургена, – вот видишь. Кавказцы – люди с юмором. – Риль слабо, через силу улыбнулся. Он прикрыл глаза ладонью и, обратившись к Мосенину, сказал: – А вы, я забыл вашу фамилию, вы… жалкая капризная баба… – Ладонь Риля упала на колени. – А я… а я… – начал он снова, – погодите, дайте вспомнить, что я…

– Виктор! Риль! – Ладников засуетился, желая чем-то помочь журналисту.

С Рилем творилось непонятное. Сначала он как будто размяк, ослаб. Словно его клонило ко сну после долгого вынужденного бодрствования. Потом вдруг глаза Риля округлились. Он сильно схватил Ладникова за руку и громко закричал ему:

– Куда ты едешь! Стой! Стой же! Ты сейчас раздавишь их! Черт! Стой, негодяй! Не надо!! – он перевел дух, когда растерявшийся Ладников совсем выключил двигатель. – Фу-у… Ты ведь Ладников? Так? Этих я не знаю… Подождите меня здесь…

Риль резко распахнул дверцу. Ладников и Гурген тотчас выскочили за ним.

– Я сказал подождать, – Риль зло посмотрел на них и сделал несколько шагов назад, к опасной полосе. – Не ходите за мной, Ладников, слышите? Вы ничего здесь не поймете!

Он шел, сунув руки в карманы, не оглядываясь, деловитой походкой занятого человека. Вдруг он остановился, огляделся по сторонам. Он был уже далеко за чертой около Знака.

Ладников тихо шагнул в его сторону. Гурген тоже.

– Я остаюсь, Ладников! – голос Виктора прозвучал неестественно громко, словно усиленный гигантскими динамиками.

Вдруг Риль метнулся к пропасти. Ладников и Гурген долго всматривались в разрывы синей пелены. Из каньона слышались резкие, гулкие звуки от падающих камней.

– Почему он не смеялся? – спросил Гурген, когда они возвращались к машине.

– Не знаю, – ответил Ладников. Он был очень подавлен происшедшим.

– Ведь было смешно?

– Да, было.

Мосенин стоял у «турбика» и цепко держался за дверцу.

– Надо уезжать, надо немедленно уезжать, – выпалил он Ладникову, – тут опасно оставаться, надо уезжать… Все равно ему ничем не поможешь…

Ладников молча стоял. Гурген повернулся к Ладникову и долго внимательно смотрел ему в глаза.

– Что же все-таки ЭТО? – наконец спросил он.

– Не знаю. Но произошло так, как описывал Петер Ольвер.

– Кто он?

– Единственный случайно уцелевший из свайщиков. Не читали?

– Нет.

– Он написал подробнейший отчет. Подробный, но до сих пор непонятный.

– Почему непонятный?

– Там много моментов, которые нельзя истолковать. Да и сам Ольвер мало что видел. Многие думают, что это галлюцинации. Какие? Отчего? Неизвестно… Изысканий здесь не было. Да и как их будешь вести, черт возьми! Ведь защита одна – смех.

– Зачем вы, Ладников, выпустили его из кабины? Вы ведь знали, чем это грозит.

– Ничто бы не помогло, – тихо сказал Ладников. – Половина свайщиков не вылезла из вездехода, но живым остался только Петер Ольвер. Его охватил тогда нервный смех. Остальных так и похоронили в вездеходе… Вы что-нибудь понимаете в излучениях, Гурген? Жаль… Я тоже. Ребята из Управления убеждены, что дело в излучениях. Да и сам Морозов тоже. Он обследовал Ольвера.

– Вы не говорили об Ольвере, – вмешался Мосенин, – почему? Ведь если б мы знали раньше…

– Перестаньте. Идите вы с вашими вопросами… Вас могло уже не быть с нами.

– Меня? Не быть?

– Да. Риль помог вам вовремя… Это ему пришло в голову сказать, что я всех разыгрываю. Вы успокоились на мгновенье. Я не собираюсь стыдить вас. Тем более издеваться. Я вам скажу вот что, Мосенин. Никто в Атлантисе ничего не узнает. Но вам лучше возвратиться на Землю. Вы можете жить на Эвересте, в Гоби, в Марианской впадине, где угодно, но не здесь. Вы можете умереть геройски от холода, голода, но здесь вы умрете только от страха. Здесь опасности непонятные. И не всегда видимые… О Законе Чужого Неба я вам соврал. Его давно отменили. Каюсь.

– Когда я провел в ледяной трещине… Погодите, выслушайте меня, – заговорил Мосенин, удерживая Ладникова около себя.

– В другой раз. Нам действительно надо ехать. Впереди еще будет, чему удивиться. Вот только Риль…

Ладников, не влезая в машину, вытащил валик отработанной программы. Он был уже упакован в черный матовый футляр. На белой этикетке было написано мелкими буквами: «Этот рассказ написан около десяти лет назад и отмечен первой премией на конкурсе студенческого юмора. Пассажиры, направляющиеся на Запад, могут быть благодарны его автору – Виктору Рилю».

Ладников сдавил футляр до хруста и выпустил его из ладони…

Франтишек КАУЦКИЙ
СКОРПИОН И КОРОЛЬ

Предлагаемая вниманию читателей повесть была опубликована в центральном органе Коммунистической партии Чехословакии газете «Руде право», а затем вышла отдельной книгой.

В авторском послесловии говорится, что повесть не является строго документальной. Но это отнюдь не значит, что события, описанные в ней, не случаются в жизни. Наоборот, они происходили и происходят в тех или иных вариантах.

Рисунки П. ПАВЛОВА

I

Наполненный весенним запахом вечер был на исходе, стрелка спидометра большой легковой машины, выехавшей из Нюрнберга, все время показывала больше ста километров. В полуоткрытые окна автомобиля врывался ветер.

– Торопитесь? – полувопросительно, полуутвердительно сказал мужчина на заднем сиденье.

– Шеф ждет, – коротко ответил человек рядом с водителем.

Ослепительные лучи фар прорезали тьму, и перед машиной вновь появилась длинная прерывистая белая черта, разделявшая шоссе. Мимо стремительно проносились рекламные щиты.

Впереди показались красные огоньки машин. Черный «мерседес» обогнал их и вновь свернул к правой кромке шоссе.

– Скоро поворот, – сказал шофер и начал тормозить.

Мужчина, сидящий сзади, обернулся и прищурил глаза:

– Эта машина едет за нами от самого аэродрома..

– Неважно, – махнул человек на переднем сиденье.

«Мерседес» резко повернул с шоссе на боковую дорогу. Человек на заднем сиденье успел заметить, что преследовавшая их машина выключила фары и тоже свернула в сторону…

И сразу же колеса завизжали от резкого торможения – поперек дороги стоял большой грузовик.

– Черт подери! – не удержался водитель и до отказа вывернул руль вправо. Машина, повернувшись боком, остановилась.

Мужчина на заднем сиденье первой машины открыл дверцу, перекатился по земле и проскользнул под колесами грузовика.

За «мерседесом» – тормозила машина, вновь включившая фары. Из нее выскочили двое.

– Вы что, с ума спятили! – заорал на них водитель «мерседеса».

– Что вам нужно? – присоединился к нему сосед.

– Молчать! Руки вверх! И никаких глупостей! Где Зайлер? – раздались голоса с двух сторон.

– Мы не знаем никакого Зайлера…

Человек, которому удалось выбраться из «мерседеса», пригибаясь, бежал к невысокому лесу.

– Он улизнул. Дверца открыта… Идиоты! В погоню!

…Бежать по мокрой траве было нелегко, Ноги все время скользили. Человек свернул в кусты, очертания которых напоминали в темноте каких-то странных чудовищ.

Голоса преследователей доносились все тише. Беглец остановился, чтобы отдышаться.

«Кто мог это подстроить?» – мучила его навязчивая мысль. Он устало вытер лицо, спустил предохранитель пистолета, сунул его в карман и снова двинулся в темноту.

Его зовут Томас Зайлер. В прошлом лейтенант СД. Двадцать лет тому назад его грудь украшали две планки орденов и медалей. Военный преступник.

В части СС Зайлер вступил еще со школьной скамьи добровольно, сразу же после объявления войны. Военная кампания в Польше, бои во Франции, какое-то время на Восточном фронте, затем со специальным заданием нацистского разведывательного управления был направлен в Италию, потом вновь в Польшу.

В последние дни войны с двумя сотрудниками переправлял из Австрии адмиралу Деницу секретные документы главного имперского управления по делам безопасности. На территории Чехословакии его и находившихся с ним сотрудников застало восстание. Нацистские курьеры разбежались в разные стороны.

Зайлер спрятал документы и хотел пробраться на запад.

Его план не удался: он попал в плен, Не помогли ни чужая фамилия, ни подложные документы. За совершенные на территории Польши преступления Зайлер был осужден на двадцать лет тюремного заключения.

Сейчас, после отбытия срока наказания, он возвращается в Западную Германию. Ему сорок шесть лет. Самое сильное из владеющих им чувств – ненависть.

Неподалеку от Нюрнберга находится небольшой городок со старым полуразрушенным замком. Дряхлый кастелян проводит посетителей в каменное здание с немногочисленными сохранившимися достопримечательностями, а затем ведет их через двор к древней башне. С ее галереи открывается чудесный вид на окрестности. Отсюда, с высоты птичьего полета, видны крыши и улицы всего города. Однако в первую очередь в глаза бросается большая фабрика. Здесь покрывают изоляцией медную проволоку толщиной с волос и массивные медные тросы.

Направо, в фабричном дворе расположено административное здание.

Снаружи оно выглядит неуютным, старым. Однако внутри поражает роскошью отделки, интимностью салонов.

Так выглядят первый, второй и третий этажи. Ничем не отличается от них и четвертый. Здесь такие же кабинеты, формально принадлежащие фирме. Но сюда служащим вход строго воспрещен. Перед лифтом вахтер передает посетителя человеку, который сопровождает его в соответствующий кабинет.

На четвертом этаже расположен главный штаб отделения западногерманской разведки, специализирующегося на одной из стран социалистического лагеря – Чехословакии.

На дверях в длинном коридоре – таблички: на них фамилии и обозначение должности. На одной из табличек значится: «Генрих Замфт – директор».

Тот, кто хочет попасть к директору Замфту, должен пройти через две комнаты. Первая из них выглядит как приемная солидного дельца. Войдя в нее, посетители обычно становятся по стойке «смирно» и представляются своими кличками. Затем они садятся на отведенные места и ждут. В следующем кабинете сидит секретарь, красивая женщина с длинными русыми волосами.

В кабинете директора собраны все нити. Отсюда исходят распоряжения о начале операций. Здесь анализируются и оцениваются их результаты.

Генрих Замфт – специалист западногерманской разведки по Чехословакии. Работает в этой области уже больше двадцати пяти лет.

После поражения гитлеровской Германии он сумел неплохо устроиться. Заблаговременно – 10 апреля 1945 года – он перебрался из Праги в Гамбург, где после трех лет вынужденного бездействия начал работать среди чехословацких политэмигрантов, вербуя агентов, которых должны были засылать в Чехословакию. Когда генерал Гелен стал формировать западногерманскую разведку, Замфт получил назначение в Нюрнберг.

Он добился хороших результатов и быстро выдвинулся. Его считают крупным специалистом в своей области. Поэтому он наделен властью. Характерные черты его внешности: лысый череп и грузное, бесформенное тело. Однако он обладает свойствами, которые, по мнению вышестоящих начальников, характеризуют его как мастера своего дела. Неприглядные стороны своей натуры Генрих Замфт умело скрывает. Жизнь научила его этому. Не потому ли в свои пятьдесят пять лет он занимает ответственную должность в системе западногерманской разведки?

Оскар Леман внимательно смотрел на руку Замфта. Толстые, короткие пальцы выбивали на столе марш. Три энергичных удара завершили мелодию. Замфт отодвинул лежавший перед ним лист бумаги.

– Итак… ты можешь уточнить эти данные?

– Я могу рассказать обо всем довольно подробно…

Замфт встал и подошел к стене, на которой висела большая карта. В многочисленные кружки с названиями деревень были воткнуты разноцветные флажки.

– Вот здесь, в Гренштейне, небольшой деревушке, живет около семидесяти человек. Неподалеку от деревни, в лесу, американцы расквартировали точно такую же часть, как на той стороне границы. Я бы сказал, что их опыты имеют психологический характер, – рассказывал Леман.

Замфт непонимающе посмотрел на него.

– Я знаю, что все это чушь, – продолжал Леман поспешно, – но они подняли страшную шумиху, уверяют, что открыли необыкновенный метод, о котором уже поставлен в известность генеральный штаб…

– Поближе к делу, – прервал его Замфт.

– Они делают вид, что переправляют агентов из рядов чешских эмигрантов через границу. Ночью. Те идут по компасу и вдруг наталкиваются на патруль в чехословацкой форме, который их доставляет в комендатуру. Согласно нашим фотографиям она является точной копией здания погранзаставы на чехословацкой стороне. Дозорные офицеры – все как настоящие. Арестованный агент не подозревает, что все это обман. Он получает чешскую еду, на столе чешское пиво. Для начала – чешская сигарета. Потом перекрестный допрос, шквал вопросов, пощечин, пинков… В соседней комнате американцы наблюдают всю эту комедию на экране телевизора. Если человек признается, что работает на американскую разведку, – тогда ему несдобровать. Если же – а по имеющимся у нас сведениям, есть и такие случаи – он выдерживает, то есть не поддается ни на угрозы, ни (как бы это выразить?) на физические приемы – тогда считай, что ему повезло.

– Точнее! – потребовал Замфт.

Леман спокойно закурил сигарету и с наслаждением выпустил дым. Он улыбнулся и немного помолчал, прежде чем продолжать.

– Арестованного приводят в тюрьму для того, чтобы переправить внутрь страны. Однако поблизости оказывается человек, которому удается заглянуть в окошко камеры и передать заключенному, что он может рассчитывать на друзей. Агенту с помощью этих «друзей» удается совершить побег. Он прячется в каком-нибудь сарае. За ним приезжают. Следует дальнейший допрос. И этот дурак подробно рассказывает обо всем. Он благодарен американцам за то, что они выручили его из беды, и обещает им верность до конца дней своих.

Леман громко рассмеялся.

– Трюк заключается в том, что американцы могут таким образом проверить качества своего агента. Они даже могут сделать выводы о его наблюдательности, судя по тому, насколько точно он рассказывает об охране мнимой границы и о том, как несут службу «чехословацкие пограничники»…

Замфт кивнул головой. Он снял темные очки в роговой оправе, а затем вновь надел их, молча наблюдая за элегантным Леманом, который прохаживался по кабинету.

– Думаю, что при этом испытании не один из агентов подписывает свой смертный приговор! – Леман остановился. – Если он признается, что работал на американскую разведку… Да ведь и мы пользовались подобными методами во время войны. Честно говоря, я все более убеждаюсь, что все эти трюки американцев не так уж новы: мы это делали раньше и лучше, чем они. Другими словами – они отстают от нас.

У Замфта загорелись глаза.

– Именно так, дружище, – согласился он, – но зачем им таким образом проверять своих людей? К чему, интересно, они их готовят? Вряд ли к переходу границы. Кому это нужно, когда сегодня шпионы переправляются через границу гораздо чаще с паспортом в руках, нежели с пистолетом в кармане?

Леман пожал плечами.

Замфт, казалось, несколько нетерпеливо посмотрел на часы и начал выстукивать свой марш.

– Их планы меня сегодня особенно интересуют, потому что я готовлю… Вернее, мы готовим, – поправился он, – большое дело.

Леман удивленно поднял брови.

Оскар Леман до 1938 года работал в руководстве Судетской нацистской партии в городе Аше. Здесь он собирал данные о чехословацкой армии и организовывал службу связи с гитлеровской Германией.

После оккупации Чехословацкой республики он переехал в Берлин, стал офицером СС и работал в главном имперском управлении по делам безопасности, К концу войны какое-то время в его подчинении находился и Генрих Замфт.

Капитуляция застала его в так называемой «альпийской крепости». Здесь он попал в плен к американцам. Ею судили, и он провел пять лет в заключении. Американская разведка пыталась использовать его знания и опыт, однако он отверг ее предложения о сотрудничестве. Когда его освободили, он отправился в Мюнхен. Сюда он попал слишком поздно. Агенты Гелена уже начали работу. Руководящие места были заняты.

Оскар Леман до сих пор не может с этим примириться. Его дела идут неплохо, с ним считаются как с крупным специалистом, и в свои сорок шесть лет он находится в расцвете сил. Но он не удовлетворен. Прежде он был начальником Замфта, а сейчас ему приходится довольствоваться должностью заместителя.

– Я хотел с тобой посоветоваться. Ведь мы, – подчеркнул Замфт, – собственно говоря, самые опытные. Никто не разбирается в нашем деле так, как мы с тобой!

– Конечно, но американцы добились заметных успехов, – возразил Леман.

– Именно об этом я с тобой и хотел поговорить. В Чехословакии остались люди из нашей старой сети, они бездельничают и, быть может, даже надеются, что мы забыли о них. Недавно из высших кругов я получил секретную информацию и одновременно поручение провести операцию особого значения. Для этого нам необходимо включить в активную работу бывших сотрудников нацистской имперской разведки!

– Да… но как ты их сумеешь разыскать? – спросил Леман.

– Материалы остались в Чехии. Сегодня я жду человека, который их там спрятал.

Леман нервно провел ладонью по подбородку.

– Ты имеешь в виду… Зайлера?

– Да.

– А вдруг там уже ничего нет?

– Тогда придется отвечать ему и тебе! Ведь ты его отправил из Бад-Аусзее с точными предписаниями? Ты выбрал его, как и двух других! – перешел Замфт в наступление.

– Не думаю, чтобы Зайлер уничтожил материалы. Он слишком осторожный и предусмотрительный человек. Да и мои приказы были ясны – переправить или закопать, – защищался Леман.

– Однако он уже давно должен быть здесь. Самолет приземлился в Нюрнберге по расписанию… Почему же они опаздывают? – выдал, наконец, Замфт причину своего беспокойства.

Стенные электрические часы показывали полночь и дату нового дня – 22 мая 1965 года.

Замфт нахмурился и вновь начал выстукивать на столе мелодию старого марша.

* * *

Пройдя длинный коридор, майор Льюис открыл дверь своего кабинета.

– Позовите ко мне Клоу, мисс Бэлли.

– Доброе утро, майор, – сказала ему вслед секретарша и подняла телефонную трубку.

Майор Даг Льюис – офицер американской разведки. В этой области он работает со времен второй мировой войны. Льюис оказал союзникам ценные услуги во Франции, где был во время оккупации.

В 1945 году его перебросили в Германию. Здесь он занимал различные должности в управлении американских оккупационных войск.

Сейчас он руководит одним из важных отделов американского разведывательного центра в Мюнхене. Он занимается «внутренним» шпионажем, то есть собирает информацию о разведывательной работе дружественных держав. Взаимоотношения между тайными агентурами западных государств усложнились. Самый крепкий орешек – это немцы. Гелен работает очень осторожно и стремится проводить самостоятельную политику, хотя в системе НАТО и имеется специальный центр, который координирует разведывательную работу союзных государств против социалистических стран.

Сейчас Льюис взял на прицел Замфта и его центр.

– Доброе утро, – сказал с порога высокий мужчина.

Льюис стоял у окна.

– Как все это произошло, Берт?

Клоу сел в кресло около столика, протянул руку к небольшому бару, достал бутылку виски и налил две рюмки. Он мог себе это позволить, так как был одним из самых старых сотрудников майора. Льюис наблюдал за ним, ничем не выдавая своего нетерпения.

– Наши ехали за ними от самого аэродрома. Перекрыли дорогу точно по плану. Этот Зайлер, видно, тертый калач и проворный, как ящерица. Он просто удрал.

– Разини! – рассердился майор.

– Я их взял в оборот. Свое они получили, – заверил его Клоу.

– Сколько их было… с этим негодяем?

– Двое. Их уже нет…

– В этом была необходимость? Вы что, не могли изобразить нападение с целью грабежа?

– Нет. Наш Дауш – он летел с Зайлером от Гамбурга, – произнес его фамилию. После этого не было другого выхода. Пришлось их убрать.

– А машина?

– Ее как не бывало.

– Хорошо, Берт. Но это еще не конец. Наоборот. Этот парень для нас дороже золота… Свяжись через Бехера как можно скорее с 328-м. Мы должны узнать, что будет делать Зайлер…

– Есть! – ответил Клоу. Ему хотелось поскорее закончить неприятный разговор, поэтому он решил попытаться заинтересовать майора другой темой:

– Клавини уже уехал из Вены. Он в пути…

– Самое лучшее – не вмешиваться в это дело, – оборвал его майор.

– Я слышал, что это влетело в копеечку, – продолжал Клоу.

– Я уже сказал, чтобы та выбросил все из толовы, – рассердился Льюис. – Не люблю, когда ты говоришь об операциях, которые не имеют к нам никакого отношения. Позабудь вообще, что слышал о каком-то Клавини.

Клоу встал.

– Иди займись 328-м, – посоветовал ему вслед майор.

Настоящее имя Берта Клоу – Курт Новак. На листке в картотеке довоенной, чехословацкой полиции можно прочесть следующее: «Национальность – немец, проживает в Карловых Варах, профессия – служащий, член судето-немецкой партии, активный ее деятель».

Уже тогда он работал на американцев. Сначала Новак служил в авиакомпании, потом открыл ночной клуб, где часто бывали иностранцы.

В 1938 году Курт Новак исчез. Думали, что он убит. Но Новак под чужим именем появился в одном американском консульстве в Северной Африке, а позднее – снова под чужим именем – в Анкаре. Во время войны он получил американское подданство. В конце 1945 года его перебросили в Германию.

В последние годы ему здесь поручили весьма трудное задание: проникнуть в разведывательную сеть Федеративной Республики Германии.

Майор подошел к письменному столу и нажал белую кнопку.

– Я вас слушаю, – послышался голос секретарши.

– Принесите мне материалы об Оскаре Лемане.

Майор мерил комнату широкими шагами. На сей раз он должен вывести этого Лемана на чистую воду. Он пытался это сделать сразу после войны, когда тот был в лагере для военнопленных, а потом в тюрьме. Но тогда ему все испортили…

Через двадцать минут Льюис уже изучал материалы в папке – один документ за другим. Потом он встал и снова прошелся по кабинету. Так ему легче было думать. Он сравнивал данные, искал решение. Только что зародившаяся мысль начала приобретать конкретные очертания.

Он снова позвонил секретарше:

– Закажите для меня билет на самолет в Западный Берлин. Если можно, то на сегодня, я хочу лететь после обеда. Потом сообщите полковнику Диверу о моем вылете и попросите его, чтобы он ждал меня. Благодарю вас.