Текст книги "Клуб любителей фантастики 21"
Автор книги: Гарри Гаррисон
Соавторы: Роберт Шекли,Джек Холбрук Вэнс,Д. Бойд
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 31 страниц)
– Постараюсь быть дома, – вздохнул Халдан.
Глава третья
Она была прекрасна и холодна как Полярная звезда, и глаза, улыбающиеся отцу, отчужденно взирали на Халдана.
– Гражданин, если ваш Компьютер будет действовать, то достаточно поменять «вход» и «выход», чтобы получить электронного поэта. Такое изобретение делало бы нецелесообразным само существование моей специальности. По логике вещей следующим шагом должна стать машина, создающая другие машины, и тогда отпадет социальная необходимость в живых людях. Вы согласны, сэр?
– Конечно, Хиликс. Я уже говорил ему, что это абсолютная чушь.
Халдан не мог припомнить, чтобы еще когда-нибудь отец так охотно соглашался с чьим-нибудь мнением, чтобы он был таким обаятельным и оживленным, как сегодня. Блеск в глазах старика чуть ли не освещал комнату. Поверженный, Халдан погрузился в молчание и занялся десертом, в то время как его отец развивал свою мысль.
– То, о чем вы говорите, напоминает дело, которое мы рассматривали у себя в Министерстве; тогда мы признали нецелесообразным абсолютное отчуждение человека от процесса производства. Для оценки было представлено одно изобретение…
Халдан обратил внимание на фразу «у себя в Министерстве». Отец явно распускал перья. Обычно он говорил просто «в Министерстве».
Когда он представлял их друг-другу в гостиной, Хиликс сказала:
– Гражданин, ваш отец сообщил мне, что вас интересует поэзия.
– Настолько, насколько это связано с моей работой.
– А я думала, вы ходите только на лекции по математике.
В столовую он вошел с ноющим сердцем и возродившейся верой в теорию вероятностей. Девушка искала его на лекциях по математике, пока он разыскивал ее среди гуманитариев.
Сейчас, когда отец продолжал монолог, Халдан метался где-то между математикой и аналитикой. В Хиликс была какая-то эфемерная и одновременно почти материальная свежесть, напоминавшая о весенней траве, пробивающейся среди островков талого снега.
Она была логически невозможной. Он знал, что у нее точно такой же живот, легкие и грудная клетка, как у других девушек, но целое было несравненно прекрасней деталей. Он наклонился через стол, чтобы подлить отцу вина.
Халдан-III оторвался от беседы и спросил:
– Уж не собираешься ли ты споить меня и обольстить нашу гостью при помощи своего недюжинного интеллекта и остроумия, пока я буду спать?
– Может, добавить воды?
Вода была предложена только затем, чтобы оправиться от случайного близкого попадания. Его мало волновало, что пьет отец, лишь бы быт занят.
Пока старик следил, как наполняется его бокал, Хиликс обратилась к Халдану:
– Гражданин, раз вы решили заняться вивисекцией поэзии, вас должен заинтересовать процесс рождения стиха. Для практики, я пишу стихотворение о Файрватере-I, и мне потребуется помощь в переложении его математики на слова. Ваш отец говорил, что вы, как никто другой, разбираетесь в его творчестве.
– Гражданка, – ответил Халдан, – дабы не обмануть доверия своего отца, сразу после обеда я побегу в библиотеку, напишу краткое изложение теории одновременности и нарисую диаграмму, иллюстрирующую эффект Файрватера. Эффект этот действительно невероятно прост. Файрватер использовал кварки, чтобы пробиться сквозь волну времени.
Халдан-III перебил его:
– Было бы неплохо, если бы лучик славы, осеняющей психологов и социологов, упал, наконец, и на математиков, но, мне думается, Файрватер не совсем для этого подходит.
– Почему, папа?
– Да хотя бы потому, что занимался и конструированием, и разработкой топлива, и физическими явлениями. Он не был чистым теоретиком, часто ковырялся с железками, как обычный пролетарий… Для героя стихотворения это не очень-то… Извините, Хиликс, я на минуточку…
Когда отец вставал из-за стола, в голове Халдана созрел молниеносный план. Последние исследования убедили его в необходимости дальнейшей работы над математикой эстетики, однако слишком много усилий было приложено для поисков девушки, чтобы позволить мелочам перечеркнуть его планы. Еще до того, как Халдан-III покинул столовую, Халдан-IV окончательно сломил в себе внутреннее сопротивление.
– Я помогу тебе, – тихо проговорил он, наклонившись вперед.
– Я знала, что ты согласишься.
– Послушай, Хиликс, мне придется говорить быстро… Тогда в Пойнт-Со что-то со мной случилось. Я словно анод без катода, то полон счастья, то страдаю от горя. Кто я – атавистичный поэт или неандертальский математик? Объясни мне, как специалист.
На выразительном лице девушки появилось понимание и радостное удивление.
– Ты в меня влюбился!
– Да при чем тут «влюбился»? Я порхаю в вышине, как жаворонок. Мне понятны чувства Шелли, Китса, Байрона… Все они – уличные фонари в блеске моей звезды. Теперь у меня черный пояс по любви1
– О, нет, – покачала головой девушка. – Древним было знакомо твое состояние. Они называли его «щенячьей радостью». Это только зародыш настоящего чувства. Если оно будет развиваться, то перейдет в состояние, называемое ими «зрелой любовью» – это когда мужчина и женщина радуются тому, что они вместе.
– Нет, – возразил Халдан, подозревая, что девушка плохо поняла его. – Все это я знаю, но мое чувство по-настоящему сильное. Меня радует каждый твой взгляд, каждое слово… – Он через стол протянул руку и сжал ее ладонь. – Твое прикосновение наполняет меня счастьем.
– Пусти, сейчас твой отец вернется, – шепнула она сердито.
Халдан уступил, с удовлетворением отметив, что она сама легко могла отнять руку, но не сделала этого.
Юноша снова откинулся на спинку стула.
– Еще я хотел рассказать тебе, что сердце мое – точно поющая птица, но, видно, у меня плохо получилось.
Он и не подозревал, что в человеческом голосе может звучать такая нежность, пока не услышал ответ девушки:
– Не надо так терзаться. Ты и так сказал больше, чем думаешь, и отныне каждый новый день будет начинаться для меня песней шального жаворонка.
Три драгоценные секунды прошли в молчании. Хиликс нарушила тишину первой:
– Забудь, что ты начинающий поэт, и оставайся рассудительным математиком. Быстренько придумай, как помочь мне с поэмой о Файрватере, иначе я никогда не отопру тебе калитку моего сердца.
Ответ был давно готов.
– Встретимся в девять утра во дворе вашего университета около фонтана.
Она кивнула и поднесла к губам чашечку кофе как раз в тот момент, когда старший Халдан вошел в столовую.
В воскресенье Халдан проснулся в семь утра и почти целый час готовился к свиданию: дважды побрился, остриг ногти, принял ванну – дважды намылившись и дважды спуская воду, смазал подбородок пастой после бритья и пару раз мазнул ею кожу на груди. Капля бриолина придала блеск его волосам.
Стоя нагим перед зеркалом, он поиграл мышцами, накачанными на тренировках по дзюдо. Халдан выбрал серую блузу, отделанную серебристыми нитями, с вышитым на левой груди серебряным М-5, пальто с такой же серебристой подкладкой, серые ботинки из толстой замши и утепленные серые тиковые брюки
Одевшись и снова взглянув в зеркало, юноша вынужден был признать, что выглядит в точности как закоренелый сердцеед восемнадцатого века. Тонкое, нежное лицо делало его похожим на Джона Китса, густые белокурые, чуть волнистые волосы были байроновскими, а холодные серые и бесстрастные глаза смотрели с расчетливой развязностью прагматика, воспитанного в эмпирическом духе.
Решительно накинув пальто, он круто развернулся и пошел на кухню, там снял его и позавтракал стол, низко склонившись над столом, чтобы не запачкать великолепный наряд.
Снова облачившись в пальто, юноша покинул родное гнездо, зная, что пробудившийся ото сна патриарх рода будет убежден – сын отправился на утреннюю службу в церковь, и будет отчасти прав.
Путь к университетскому городку лежал по набережной. Слева пастельные башенки венчали Ноб Хилл и Раши Хилл. Справа на серых волнах залива нет-нет да появлялась кружевная пена: это игривый ветерок нежно хлопал по округлым попкам волн. В вышине, маленькие и белые, словно груди молоденькой девушки, облака подчеркивали синеву неба. Было ясное солнечное утро восемнадцатого века.
Оставив машину на стоянке, Халдан напрямик направился к фонтан} огибая стволы деревьев. Издалека за голыми ветвями он заметил Хиликс.
Девушка стояла у фонтана и читала книгу. Вместо плаща на ней была шаль, а чтобы юбка выглядела отглаженной, она наверняка положила ее на ночь под матрац.
Испытывая некоторую неловкость оттого, что так вырядился, Халдан вышел из-за деревьев.
Хиликс оторвала взгляд от книги, протянула руку и улыбнулась. Юноша поклонился и поцеловал руку.
– Да угомонись ты! – осадила его девушка, быстро отдернув ладонь. В городке полно доносчиков.
– Я надел лучшее, что у меня было.
– Я предвидела это и оделась так, чтобы люди не подумали, будто мы, вместе были в церкви.
– Ты не только красива, но и умна. Не холодно?
– Немного.
– Что это за книги?
– Вот эта тонкая – стихи Файрватера, а толстая – антология поэзии девятнадцатого века.
– А-а… – вздохнул Халдан, стараясь скрыть огорчение, в какое поверг его вид этих книг. Он успел забыть об официальной причине их встречи. Неожиданное напоминание было таким же отрезвляющим, как если бы она привела на свидание младшего брата.
– Я знаю, где мы можем укрыться от холода. – Юноша рассказал о квартире родителей Малькольма и о том, как ключ оказался у него. Халдан слово в слово повторил их разговор с Малькольмом, ни словом не обмолвившись о причине, которой руководствовался в тот момент.
Хиликс нашла предложение разумным.
– Бери антологию и иди на север, а я вернусь той же дорогой, которой пришла. Если за нами кто-нибудь следит, то подумает, что ты пришел за книгой. Но, пожалуйста, обращайся с нею поаккуратней, это семейная реликвия. Я подойду через несколько минут после тебя.
– Ты заметила, что папочке не понравилась тема твоей будущей поэмы?
– Я ожидала этого.
– Почему?
– Потом объясню.
– Боишься?
– Есть немного, – призналась она.
– Риск всецело зависит от нашей предусмотрительности.
– Я боюсь не доноса. Меня беспокоит нечто более важное, что я обнаружила в книгах. Ну ладно, иди и не оглядывайся.
Халдан повернулся и, насвистывая, пошел по аллее. Для стороннего наблюдателя он был студентом, позаимствовавшим книгу у другого студента и теперь отправившимся по своим делам.
Халдан насвистывал, чтобы обмануть нахлынувшее опасение На лице Хиликс он увидел настоящий страх, а не мимолетное беспокойство То, что она обнаружила в книгах, не на шутку ее испугало.
Квартира Малькольмов произвела на Хиликс впечатление.
Едва успев сбросить шаль и положить книги на диван, она воскликнула:
– Что я вижу!.. Какая прелестная статуэтка! Ты что, не мог здесь прибраться?!
Халдан не заходил сюда после первого осмотра, поэтому, пожав плечами пробормотал:
– Квартире не хватает женских рук, да и мне тоже.
Девушка смотрела в окно, когда он подошел и обнял ее. Она повернулась и запрокинула, лицо.
Их губы слились в долгом поцелуе.
Прежде Халдан не придавал значения поцелуям. Целовались супруги, братья, сестры. Поцелуй не служил основным оружием в его любовном арсенале; скорее, он порицал этот негигиеничный обычай, хоть порой и приходилось подчиняться условностям. Однако поцелуй с Хиликс был волшебным ощущением – он целовал ее, насколько хватило дыхания, пока она сама не оттолкнула его,
С огорчением и ужасом юноша наблюдал, как лицо Хиликс приобретает бездушное, бесстрастное выражение специалиста. Она произнесла монотонным голосом:
– Как гражданка, носящая на блузе знак специалиста, я должна оберегать свою чистоту для блага государства. Когда-нибудь я стану женщиной, но это произойдет только с мужем, которого изберет для меня Министерство Генетики. – В течение короткой паузы она смотрела на Халдана. – Нам нельзя рисковать деклассацией. Одному из нас придется быть сильным, и что-то говорит мне, что этим человеком будешь не ты.
Рядом с девушкой он понял, что все планы рухнули. Об этом говорили не столько ее слова, сколько его собственное чувство. Сердце больше не принадлежало ему.
В сравнении с нею красотки из дома терпимости Белли выглядели как банджо рядом с симфоническим оркестром; но инструменты оркестра имели чуткие струны, и он вызвал их трепет, который так напугал Хиликс. Халдан совершенно не стыдился этого, напротив, был горд тем, что хоть частично отблагодарил ее за ту гамму чувств, которую она пробудила в нем. Страстно желая Хиликс, он еще сильнее желал защитить девушку от обид. Теперь Халдан ни за что не позволил бы тому беспечному юнцу, каким был всего два месяца назад, осуществить свой коварный план и подвергнуть девушку опасности.
Поэтому он тоже надел маску специалиста и ответил:
– Совершенно согласен с вами, гражданка. Чистое безумие – жертвовать государственным достоянием ради удовлетворения чресел специалиста… – Он задержался на половине отлично знакомой всем фразы и как бы издалека услышал собственный голос, меняющий ее окончание – …правда, удовлетворение это тоже может быть выражением высочайших чувств человеческого сердца, чистым и возвышенным, как парение орла.
Закончил он так же сухо, как и начал:
– …Тот, кто жертвует столь многим, чтобы достичь своей низменной цели, пятнает свою честь, семейную гордость и позорит государство.
Тут Халдан улыбнулся, и голос его зазвучал необычайно сильно:
– Ты мне так нравишься, что я безропотно подчиняюсь, но если бы ты снизошла до меня и прошептала: «Приди ко мне, Халдан, сорви с меня покровы и возьми мою девственность», я подчинился бы так же охотно и не тратил бы так чертовски много слов.
Девушка рассмеялась.
– Теперь ты слышала обе версии, – продолжал он, – мою и государственную. Запомни, пожалуйста, мою, ладно? Ту, другую, ты всегда сможешь услышать от этих медуз из Золотых Ворот, когда они словно бы ненароком будут отираться возле твоих бедер.
– Ах, глупенький, да ты ревнуешь!
– Ничего я не ревную! Но во мне все клокочет, как подумаю, что некоторые из этих псевдомужчин специально пораньше приходят на занятия, чтобы полюбоваться, как ты входишь, а потом ждут, чтобы выйти следом за тобой. И профессора, наверное, тоже вожделенно таращат зенки. Держу пари, пиши ты задания хоть на санскрите, все равно получала бы одни пятерки!
Она сквозь смех повелительно указала пальцем на диван.
– Сядь! Меня страшит не похотливость поэтов, а страсть математика!
Хиликс присела на краешек дивана и продолжала:
– Нам надо разработать план действий. Отныне – никаких воскресных свиданий. Каждое воскресенье я провожу у родителей в Сосолито, и любое нарушение этой традиции вызовет подозрение. Никаких разговоров по видеофону. Можно пользоваться телефоном, но очень кратко. Необходимо ограничить наши встречи до одного часа по субботам. Время встречи будем менять каждый раз, заранее договариваясь на предыдущей неделе.
– А ты – хитрая.
– Приходится. Если кто-нибудь проведает о наших встречах, нас заподозрят в худшем, и мы будем подвергнуты психоанализу.
– Мне бы не хотелось снова испытать это, – вздохнул Халдан.
– Значит, тебя уже проверяли?
– Да. Моя мать выпала из окна, когда поливала цветы на подоконнике. Я тогда был ребенком и обвинил во всем горшки с цветами. Взял швабру и спихнул их с подоконника. Один угодил в прохожего. После этого меня подвергли психоанализу но подозрению в агрессивных наклонностях.
– Наверное, анализ проводил какой-нибудь студент, – проговорила Хиликс. – Но вернемся к действительности. Ты читал стихи Файрватера?
– Нет. Специально не брался. Я еще не совсем управился с восемнадцатым веком. Ваш старик Маран здорово мне помог, но, когда дойдет очередь до маэстро, я хотел бы досконально понять, о чем он говорит,
– Ты безусловно переоцениваешь поэтический дар нашего великого героя.
Она вручила ему тонкую книжицу.
– На вот, прочитай-ка вслух любое четверостишие, какое понравится.
Он раскрыл книгу и прочитал:
Был крепкий мороз, снег скрипел под ногами.
Лишь ветра случайный порыв
Взметал его в небо шальными вихрями,
И тут же бросал, о снежинках забыв.
– Язык совсем не сложный, правда? – спросила девушка.
– Пару раз он употребляет слова, которыми я не стал бы пользоваться в разговоре из опасения, что мои друзья не поймут меня.
– А что ты скажешь о сюжете?
– Эта снежная сцена?.. Мне нравится. Я всегда питал слабость к снегу, который скрипит под ногами. Не по мне талая хлюпающая слякоть.
– Но ведь здесь почти нет символов, – возмутилась Хиликс.
– Одни любят символы, другие – нет. Я не выношу их, когда речь идет о снеге. Снег должен быть белым, девственно чистым и без всяких примесей.
– Каждое произведение должно иметь некий глубинный смысл, – продолжала рассуждать девушка. – Взгляни теперь на страницу восемьдесят третью.
Халдан перелистал книгу и увидел знакомое название «Размышления с высот, дополненное». Но здесь было всего четыре строчки из тех, что Хиликс читала ему в Пойнт-Со. Для большей убедительности несколько видоизмененное четверостишие было заключено в два ряда декоративных звездочек.
*********************
Оттуда Он сказал вдогонку,
Что выиграет тот, кто проиграет гонку,
И там, где параллели скручены пространством,
Яд станет неплохим лекарством.
*********************
– Ты говорил, будто здесь пересказывается Нагорная проповедь, – сказала Хиликс, когда он оторвался от книги, – по-видимому, так же решил редактор. Видишь, «Он» здесь с большой буквы, и нет ничего о смерти, принесенной в дар, поскольку Иисус не мог такого сказать. И еще: звездочками обычно обозначают сокращение. Редактор поместил их так, что она выглядят как украшение; похоже, пытался скрыть отсутствие начала и конца. А в случае чьего-нибудь протеста редактор мог оправдаться дескать, обозначил сокращение звездочками. Ответственный редактор этого тома сам министр литературы. Одна его подпись придает антологии вес. Но почему министр лично редактировал книгу стихов третьесортно: поэта?
– Файрватер национальный герой, – напомнил ей Халдан.
– Но не как поэт. И самое главное: здесь написано «Полное собрании стихов Файрватера-1». Тогда получается – это ложь!
– Девочка, это уже обвинение государственной структуры власти, – цензуре и мошенничестве.
– Вот именно. Страшно, но тем не менее это гак. Возьми вторую книг Там ты найдешь стихотворение Файрватера, о котором даже не упоминается в «Полном собрании». Это не переиздаваемая больше ста лет антология поэзии девятнадцатого века, семейная реликвия и, похож единственный в мире экземпляр. Найди страницу двести восемьдесят шесть.
Халдан осторожно раскрыл книгу. Страницы рассыпались от ветхости, но прекрасный шрифт все еще был отчетливым.
Одного названия было, достаточно, чтобы узнать перо Файрватер «Плач звездного скитальца, вынужденного остаться на Земле».
Млечной дорогою стлался наш путь многотрудный,
В скорости споря с сверкающей молнией Зевса.
Но пред вратами Медведицы Малой
Нам приказали корабль повернуть свой обратно.
Так уж случилось что Сестрам Троим достославным
В руки попала Галактики пряжа тончайшая.
Волей своей веретёна судьбы взяв звенящие,
Стали они тонкорунные нити свивать.
Уран для суденышка нашего храброго
Был Геркулеса Столбами опасными,
Лишь Орион – одинокий маяк среди ночи
К пристани тихой Плеяд осветил нам дорогу.
Трауром скорбным покрывшись, рыдает Миропа,
Тщетно свой взгляд устремив к многозвездному небу.
Верят и ждет, что вернется возлюбленный скоро.
Будет напрасным ее ожиданье в разлуке.
Как мотылек легкокрылый, на пламя свечи устремившись,
Сердцем отважные, крепко штурвал мы держали.
Скольких бесстрашных героев здесь разум оставил
От пустоты, отнимающей душу, подобно Сиренам.
Но, Боги, когда было б можно
Я снова бы выбрал суровую эту бескрайность.
Пусть Сестрами свита уж пряжа из звездного неба
И из нее уже соткан мой саван могильный.
С первых же снов Халдана поразила метафора «споря с сверкающей молнией». Невозможно было точнее передать эффект лазерного космолета. И вдруг на юношу напала тоска по далеким звездным туманностям. Вместе с автором он оплакивал преданную Мирону, обреченную умереть из-за своей любви к смертному. Негодовал на несправедливость, причиненную отважному звездному скитальцу, жаждущему вернуться к звездам, пренебрегшему опасностью космического безумия и смерти. Поистине, сто лет назад по Земле ходили Титаны!
Да, но Хиликс ждала объяснений… Миропа – это, несомненно, утраченные грезы романтизма, хотя всего два месяца назад Халдан не распознал бы этого.
– Как с символикой в данном случае?
В нетерпеливом вопросе Хиликс звучала почти мольба. Она надеялась услышать речь в защиту справедливости и благородства государства, о которых ей внушали с раннего детства.
– Миропа, одна из Семи Сестер, полюбила смертного и была изгнана с Олимпа…
– А Три Сестры – это Парки, богини судьбы, – нетерпеливо перебила девушка. – Но все эти мифологические метафоры – стилизация, которая вышла из моды вместе с этим невыносимым Джоном Мильтоном. Меня беспокоит то, что по антологии был снят микрофильм, и компьютер наверняка обнаружил бы это стихотворение в архивах при составлении «Полного собрания». Нет ли здесь чего-нибудь такого, что могло бы потребовать вмешательства цензуры?
Халдан впервые слышал о Парках, богинях судьбы. Знание мифологии только затрудняло для Хиликс понимание стиха. Файрватер спокойно мог использовать мифологические сюжеты как символы. С каждой минутой смысл стихотворения становился понятней. У Халдана не осталось сомнений в том, что хотел выразить автор.
– Ты кое о чем забываешь. В обязанности редактора входит подборка. А ни один уважающий себя редактор не включит такого графоманства в поэтический сборник.
Слова Халдана принесли ей заметное облегчение.
– Скорее всего, ты прав. Да, конечно! По этой же причине сокращено и первое стихотворение. А я вообразила, что у нас существует цензура. Это значило бы, что в нашем государстве не все так гладко.
К ней вернулись вера в справедливость и хорошее настроение.
– В следующую субботу встречаемся в десять, ладно? Надо, чтобы ты помог мне выбрать схему рифмовки будущей поэмы. Я посмотрю в библиотеке официальную биографию Файрватера, чтобы иметь хоть какие-нибудь данные, а тебе придется познакомиться с историей тех лет.
А теперь, боюсь, остаток времени нам придется посвятить уборке. Ты, наверное, нарочно не выиграл здесь пыль, чтобы за один раз собрать богатую жатву.
Роясь в шкафчике в поисках веника, Халдан не мог избавиться от мрачных мыслей.
Он знал, кем были Три Сестры, знал, что представляла собой Миропа, и был убежден, что стихотворение запрещено цензурой. Символы, не замеченные Хиликс, были в стихотворении на каждом шагу и свидетельствовали о худшем: в государстве творилось зло.
Расставшись с Хиликс, Халдан не сразу отправился домой. Доехав до моста Золотые Ворота и оставив машину на стоянке, он поднялся на мост, откуда открывался вид на океан.
Там он простоял больше часа, облокотившись на перила и наблюдая как с моря надвигается похожая на молочную гору стена тумана. Под ней колыхался океан. Волны с громким чавканьем разбивались о мостовые быки.
На левом берегу туман поглотал Пресидио, а на правом завладел западным склоном Тамальпаса, но все существо Халдана было приковано океану – огромному, аморфному и грозному, продолжавшему дышать по, саваном тумана.
Некогда океан вызвал людей на поединок, и они ответили, но это был так давно… Тогда в морских безднах прятались чудовища, а на поверхности бушевали жестокие штормы, но те люди оказались бесстрашными. Они сгинули, но и силы океана были подточены в этой неравной борьбе Теперь же единственными людьми, бороздившими его просторы, были моряки грузовых субмарин, беззвучно скользящих на многофутовой глубине, недосягаемых для штормов.
Потом бросил вызов космос, и нашлись смельчаки, готовые поднять перчатку, но Три Сестры запретили полеты, и звезды, которые должны были открыть людям новые миры, стали для них саваном.
Халдан родился и жил во время расцвета человечества на лучшей из планет с лучшей государственной системой, и все-таки какая-то часть его существа требовала новых завоеваний и новых миров. Он не чувствовал себя счастливым. Необъяснимая тоска будоражила кровь.
Совсем недавно он жаждал Хиликс, а теперь ему было нужно нечто большее, потому что для его блуждающего в темноте сознания эта девушка распахнула двери к свету.
Только когда плотная пелена тумана, достигнув моста, приглушила свет уличных фонарей, Халдан повернулся и пошел назад. Шаги глухо отдавались на пустынном мосту, усиливая чувство одиночества.
На минуту ему даже почудилось, что он возвращается не в Сан-Франциско, а вступает в чужой край, где повсюду кроются враги. Из тысяч стихов, прочитанных за последние месяцы, в памяти сама собой всплыла строчка, поразительно соответствующая его состоянию, и он бросил ее точно перчатку:
