Текст книги "Сережка — авдеевский ветеран"
Автор книги: Гарий Немченко
Жанр:
Детская проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 9 страниц)
Он бросился к Михе, и Миха приподнял голову, потянулся мордой к Егорке и рыкнул негромко – совсем тихонечко и дружелюбно, словно телок…
– Миха, Мишанька, ну, убегай, Миха! – заговорил горячо Егорка. – Чего ж ты сидишь, убегай… На гору вот, а там лес, и никто тебя не поймает!
– Егорка!.. Полунин! – громко закричал Пётр Васильич. – А ну-ка, вернись!
А Егорка потрепал Мишку за одно ухо и за другое, потом потянул к себе, пытаясь приподнять:
– Ну, беги!.. Беги, а то тебя застрелят тут! Ну!.. А там – тайга, Мишка!
Медведь снова тихонечко рявкнул, высунул длинный розовый язык и лизнул Егорку в нос и в щёку… А потом посмотрел на сопку, покрытую уже облетевшими берёзами да островками пихтача, посмотрел так, словно понял, о чём ему говорил Егорка… А потом на Егорку глянул, и глаза у него отчего-то были очень печальные…
Вдруг кто-то сзади крепко цапнул Егорку за воротник и силой потащил от медведя – Егорка не успевал даже ногами перебирать.
– Ты чего, малец, с ума сошёл? – услышал он над собой хриплый голос.
Егорка обернулся и увидел милиционера. Рука его, которая всё ещё держала воротник, теперь заметно вздрагивала, а на лбу блестели капельки пота…
– Ты чего, малец?.. Нельзя так!
– Он же его застрелит, дяденька!
– Ты, малец, не бойся, не застрелит, – сказал милиционер, через силу улыбнувшись, и легонько шлёпнул Егорку пониже спины.
Егорка вдруг увидел, что к толстяку подходит повариха тётя Ульяна, и лицо у неё такое, какое бывает, когда она здорово рассердится на ребят.
Тётя Ульяна протянула руку, схватилась за ружьё и слегка дёрнула его, отбирая у толстяка.
– Ты брось мне тут, битте-дритте! – сказала она громко, погрозив толстяку пальцем. – Чего ты будешь бухать да детишек пугать?.. Ишь ты – нашёл зверя!.. Ты в тайге поищи, там увидишь – и бухай, если успеешь, а он – тут!.. Мы его поили, кормили, а он бухать будет!
Белобрысый стал объясняться с толстяком, а тот стоял, обиженно моргая, и красное лицо его побагровело ещё сильней.
Тётя Ульяна ловко переломила ружьё, вынула из стволов оба патрона и положила себе в карман фартука, а потом снова щёлкнула замком и протянула двустволку своей внучке – третьекласснице, которая стояла рядом:
– А ну, Клашка, отнеси-ка его ко мне в кладовку да положи аккуратненько – потом отдадим…
– Ульяна Семёновна! – сказал, разводя руками, Пётр Васильич. – Разве так можно!
– Да ну его! – махнула рукой тётя Ульяна. – Ума нема – ещё в самом деле стрелять начнёт…
– Что вы ещё сказаль? – спросил белобрысый.
– Это тоже можно не переводить, – улыбнулся Пётр Васильич.
Тётя Ульяна тронула его за рукав:
– Ну, так что – покормить Мишку надо?..
– Неси, неси давай, Ульяна Семёновна! – попросил Пётр Васильич.
К белобрысому подошёл милиционер, который оттаскивал Егорку от медведя, и, приложив руку к козырьку нелегка наклонившись, будто новость какую сообщал, чётко сказал:
– Передайте гражданину иностранному специалисту, что охота в пределах зелёной зоны городов и других населённых пунктов категорически воспрещается!..
Белобрысый стал переводить, а толстяк всё бычился, уткнувшись в грудь двойным подбородком, и всё багровел и багровел – прямо удивительно, каким багровым мог он, оказывается, стать…
– Ой, не могу больше, ой, не могу-у-у! – заголосил сверху Конон, и все поглядели вверх. – Помоги-ите слезть, ну снимите!
Снизу стали давать советы:
– Ну и слезай…
– У тебя чего, рук нету?
– Товарищ директор! – всхлипнул Конон. – Пётр Васильич!.. Я заявление напишу!.. На расчёт!
– Ты меня ещё попугай! – рассердился Пётр Васильич. – Что ж мы, всё бросим и начнём тут тебя ссаживать?.. Я ещё поговорю с тобой – погоди-ка!
А записные остряки стали снизу подшучивать:
– Эй, ребята, у кого ручка есть?..
– И листок бумажки?..
– Надо товарищу наверх передать – он заявление напишет!
Тут Егорка увидал, что из-за угла школы вышла тётя Ульяна с тем самым ведром, в котором она носит еду для Мишки.
– Я ещё с вечера припасла, – сказала, проходя мимо Петра Васильича. – Тут как раз всё такое, что он любит…
– Давай-ка мне ведро, Ульяна Семёновна!
Но тётя Ульяна отстраняет Петра Васильича свободной рукой.
– Меня-то он небось не хуже знает – кто ж его кормит?..
Тётя Ульяна неторопливой походкой идёт к медведю с ведром.
И тут вокруг снова становится очень тихо.
А тётя Ульяна издали ещё говорит Мишке жалостно:
– Ты ить с вечера ещё не евши, дурашка, да не пивши… А ну-ка, пойдём, пойдём, я тебя покормлю хорошенько!.. Эх ты, зверь лесной, скотина домашняя!
Поднесла она ведро своё к Мишке, а тот уже на ногах, уже тянется к нему мордой.
– Ну, пошли, пошли, дурачок!.. В новом доме-то своём и поешь – вот и будет у тебя новоселье!
Тётя Ульяна идёт к зверинцу и всё говорит и говорит – спокойно и жалостно, Миха бежит за ней, пробует ткнуться мордой в ведро, взбрыкивает, а она меняет руку, и Мишка тут же забегает с другой стороны – ну, ровно малый телок, а не дикий зверь…
Вот уже и новый зверинец, и медведь приостановился, словно для того, чтобы пропустить первой тётю Ульяну, а потом тут же за ней кинулся, и она закричала сердито:
– Ух, ты, с ног собьёшь – потерпеть чуток не потерпишь!
Оставила она ведро в зверинце, а сама тут же обратно. И дверь на засов щёлк!..
И все закричали, и бросились к зверинцу – не пробиться.
– Вон как бурду-то хлещет!..
– Голодный был, что ты хочешь…
– Сопит, да ест!..
А Егорка стоял чуток поодаль, и ему почему-то было обидно за медведя: поманили – и сразу пошёл, эх ты, хозяин тайги, эх, Миха, Миха!..
Конечно, ведь он, наверное, и не знает, что есть другая жизнь – свободная жизнь в бескрайней, вольной тайге… Не знает её Миха, не помнит. Только иногда, когда ходит он по клетке да тоскливо ревёт, слышатся ему незнакомые запахи, чудятся дальние звуки, мучает его что-то непонятное, что-то неведомое зовёт, а что – не знает Миха, не может понять и так, может быть, никогда и не поймёт…
А все кругом теперь то посмеивались, то головами качали, заново переживая то, что только произошло…
И вдруг сверху снова раздался жалостный такой крик:
– Ульяна Семёновна-а-а!.. Тёть Ульяна-а-а! – Это Конон со своего столба канючил: – Ну, скажи им, чтобы меня сняли!..
Снизу какой-то весельчак поинтересовался:
– С работы, что ли?
– Со столба-а-а! – слабо откликнулся Конон.
Пётр Васильич рассмеялся:
– Видишь, Ульяна Семёновна, он уже к тебе как к главному человеку здесь обращается! Спасибо тебе, так нам помогла!..
А со столба опять:
– Тётя Уля-а-а!..
Тут тётя Ульяна подбоченилась и кричит:
– Ну, что тебе, леший ты золотушный!.. Уже скоро дружки твои с пол-литрой придут, так подавать тебе высоко, что ли?
Пётр Васильич сказал:
– Евгений Константиныч!.. Беги позвони, скажи, чтобы электромонтажники машину с вышкой прислали – ну, эту, с которой они нам помогали иллюминацию на Май вешать… Скажи, мол, человек со страху залез на столб, да так вцепился, что и отцепиться теперь не может…
И Евгений Константиныч зашагал в учительскую.
Но о том, как приехала машина с выдвижной вышкой, как двое дюжих электромонтажников отдирали от столба знаменитого охотника Конона – грозу сибирских медведей, – об этом я рассказывать не стану.
Ведь мой рассказ о другом – о медведе Михе, который жил в интернате на большой стройке, о его настоящих друзьях, о том, что впервые начал понимать в эту погожую осень Егорка Полунин, о том, как Мишка получил новую квартиру и не очень хотел в неё переходить…
