Текст книги "Курлышка"

Автор книги: Галина Черноголовина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 7 страниц)

Черноголовина Галина Васильевна
КУРЛЫШКА

ЧП в Гусаковке

Уж как тихо поднялись отец с матерью – на цыпочках ходили, и обувались в сенях, и дверью старались не хлопать, а Даша всё слышала. «У нашей Дашутки сон на зорьке чуткий, – шутила, бывало, бабушка Устинья. – Только вот к завтраку не добудишься».

Завозился в кроватке полуторагодовалый Николка:

– Баба, ба-а-а…

– Бабы нет, баба уехала… – Даша подоткнула брату одеяльце, поправила подушку.

Ах, баба Устя… Вот встанет Николушка и начнёт бродить по дому и по двору – на кухню заглянет, в мастерскую, в дежурку поторкается. Дом-то при трансформаторной подстанции, два хода с веранды застеклённой: одна половина жилая, другая – служебная, диспетчерская, попросту – «дежурка». Выйдет на крыльцо Николушка, протопает следом за папой в гараж, где стоит старенький грузовик и новый ярко-голубой мотоцикл «Урал», сунется в хлев, где корова Рыжуха, в курятник, даже в конуру к Лапику заглянет и всё будет канючить: «Баба… Где баба-а-а?..» Как ему объяснишь, что не может баба Устя всё время на подстанции жить. У папы вся родня на Волге, только он после армии на целине остался, вот и ездит баба Устя туда-сюда: и на Волге внуки, и здесь – всех жалко, всем надо помочь.

Светало. Уже различались большая и малая стрелки на часах – было начало шестого. Закокотал за окном петух, слетевший с насеста, коротко мыкнула Рыжуха. Даша представила, как мама опасливо подвигает скамеечку, поглаживает тёплый коровий бок, ополаскивает вымя. Неделя, как уехала баба Устя, а Рыжуха дважды подойник ногой поддавала: тоже скучает, видно. Даша прислушалась: не загремит ли вновь подойник, но нет, не слыхать. И вдруг: би-у-у!.. Громко, пронзительно – так сирены воют, когда по телевизору войну показывают. Би-у-у!.. Это в дежурке сигнализация сработала – значит, где-то непорядок на линии. И разом телефон зазвонил в соседней комнате. Даша босиком выбежала из детской. Красный аппарат на тумбочке, рядом с родительской кроватью, трезвонил так, что готов был на пол спрыгнуть. Даша сняла трубку.

– Подстанция! Вы слышите? У нас в Гусаковке ЧП!

Мама вбежала в комнату прямо с подойником, сунула его Даше, выхватила трубку:

– Диспетчер Баюкова слушает!.. В коровнике погас? И в кормоцехе? А электрик ваш где?.. Болеет? Ясно… – Мама вытерла концом косынки вспотевший лоб. – Приедет Баюков, приедет, не волнуйтесь. – А у самой над бровью проступил багровый шрамик – он всегда проступал, когда мама нервничала.

Нагнув голову, чтобы не стукнуться о притолоку, шагнул в комнату отец. В руках у него была пакля – оттирал трансформаторное масло.

– Папа, в Гусаковке ЧП!

– В Гусаковке? Так-так… Вот незадача. Там электрика вчера аппендицит свалил. – Папа виновато взглянул на маму – Придётся мне ехать, Наташа, а тебе на дежурство заступать.

– Конечно, Павлик, я так и объяснила, что ты приедешь, – багровое пятнышко всё горело у мамы над бровью, и Даша понимала: мама нервничает из-за того, что ничего толком по хозяйству не успевает с тех пор, как нет бабы Усти. Вот и сейчас – папа уезжает, значит, мама в ответе за всё оборудование.

«Ведь как люди живут? – говорила на прощанье баба Устя. – Утром на работу, вечером – домой. А у вас попробуй пойми, где дом, где работа? День ли, ночь – нет вам покою. Живёте на ветру, на юру, от добрых людей вдали, только и слышно, как эта нечистая сила в будках гудит. Перебирались бы лучше в село, вон и Дашутке – легко ли отсюда в школу бегать?»

Даша всё ещё держала подойник, который сунула ей мама. Молока в нём было на донышке.

– Знаешь что, мама? Раз тебе некогда, можно, я Рыжуху подою?

– Ещё чего! Она тебя и не подпустит.

– А вот и подпустит. Меня баба Устя учила. Ну, мамочка, ну, пожалуйста…

– И не вздумай! Ложись-ка лучше, поспи ещё часок, не то будешь на уроках носом клевать.

За окном протрещал мотоцикл – папа уехал, промелькнула мамина косынка – это она пошла к трансформаторам.

Даша закрыла глаза, потом опять открыла… Голубоглазая девочка лет пятнадцати в ярком сарафане и косынке стояла на лесной поляне. Молодые берёзы касались ветвями её плеч, у ног, на густой зелёной траве, играли солнечные зайчики. Смеясь, девочка протягивала Даше берестяное лукошко, полное крупных спелых ягод. Нет, это был не сон, и девочка была не из сказки. Это была Аля, единственная дочь тёти Фаи, единственной маминой сестры. Почти в каждое письмо тётя Фая вкладывала новые Алины фотографии, а эту, цветную, что висела в рамке под стеклом над Дашиной кроватью, прислала в большом конверте, обложенную листами картона, и надпись была на конверте с шестью восклицательными знаками: «Осторожно!!! Фото!!!»

Когда распечатали конверт, все так и ахнули. «Меня бы хоть раз на цветную сфотографировали», – упрекнула Даша маму. «Это же в город надо ехать, Дашенька, – оправдывалась мама. – И навряд ли там сделают так. Дядя Сеня – он на все руки мастер: и фотограф, и художник, и артист. Не зря клубом заведует». – «А почему они к нам ни разу в гости не приедут?» Мама погрустнела: «В обиде на нас тётя Фая». – «Это за то, что ты замуж без спроса вышла? Так уже десять лет прошло». – «Ну, она, видно, ждёт, что мы первые приедем. Не так и далеко вроде, а когда нам, Дашенька?»

Некогда, некогда… А Рыжуха-то мычит недоенная… Даша встала и начала одеваться.

Ночью было холодно, всё железное во дворе не то инеем покрылось, не то просто отпотело, но астры в палисаднике ещё держали прямо свои пышные разноцветные головки. Значит, настоящего заморозка не было. Всходило солнце, и воздух, в котором до этого лишь клубился пар изо рта, вдруг ожил. Золотистыми точками закружилась мошкара, поплыли радужные паутинки. Подстанция стояла на плоском бугре, прозванном Сурочьим. Папа говорил, что когда начинали строить подстанцию, здесь было много сурков, они побросали свои норы и разбежались кто куда. С севера белели в зелени садов дома центральной усадьбы совхоза «Тополиный» – это был самый ближний к подстанции совхоз. Туда бегала Даша в школу; сама же подстанция была не совхозная, а «общая», она питала током ещё пять окрестных хозяйств, которые скрывались где-то за горизонтом. Вокруг расстилались поля: спелые золотистые полосы пшеницы, красновато-коричневые – гречихи, тёмно-зелёные – многолетних трав.

Вдалеке все поля становились фиолетовыми, постепенно растворяясь в белёсой дымке. И вот из этой дымки, сначала смутно, а потом всё яснее, возникали ажурные мачты. Они казались путниками, неспешно бредущими друг за другом. Приближаясь, мачты вырастали до самого неба и гудели, гудели сверкающими на солнце проводами. От одной такой мачты и отходили провода к трансформаторам на Сурочьем бугре. Никто, кроме Дашиных родителей, не имел права отомкнуть тяжёлый замок на двери железной ограды, пестревшей табличками: «Высокое напряжение! Опасно для жизни». Гудела и содрогалась могучая электрическая сила, а для Даши это гудение было таким привычным, что она его даже не замечала. И мама спокойно хозяйничала возле электрических махин, заправляла их маслом, хлопала железными дверцами счётчиков.

К Даше подбежал пёс Лапик, чёрный, лохматый, как медвежонок, завилял хвостом, запрыгал, заглядывая в глаза: дескать, давай побегаем, поиграем.

– Некогда, Лапик, – сказала Даша. Она вернулась на кухню, отрезала ломоть чёрного хлеба, посыпала его крупной солью. Пёстрый кот Прохор, весь в рыжих и чёрных пятнах, умильно жмурился на подойник: он привык, чтобы его поили парным молоком.

– Тут как раз только для тебя, Прошка, – сказала Даша и выплеснула молоко в кошачье блюдце.

Прошка стал лакать, а Даша взяла подойник и пошла в хлев, чувствуя, как слабеют коленки. Одно дело доить, когда баба Устя рядом, другое дело – самой…

Рыжуха удивлённо покосила на девочку тёмным выпуклым глазом и перестала жевать жвачку. Даша протянула ей хлеб, корова шумно вздохнула, ухватила ломоть мягкими влажными губами, а Даша поспешно подвинула скамеечку:

– Рыжуха, миленькая, Рыжуха, родненькая, отдай молочко…

Тре-ень… – ударила тоненькая струйка, и Даша сильней заработала пальцами, всем кулачком, не забывая приговаривать, как баба Устя:

– Ты моя умница, ты моя красотушка, доёнушка ты моя…

Под эти ласковые слова Рыжуха совсем расслабилась – тёплое молоко шипело и пенилось в подойнике. Лишь под конец корова нетерпеливо дёрнула ногой, и Даша поспешно убрала ведро.

Прошка уже вылакал всё из блюдца и теперь умывался на солнечном подоконнике.

– Ах ты пустомойка, – радостно сказала ему Даша, процеживая молоко. Одна кринка, вторая… – Пустомойка, – повторила она коту. – Всё гостей намываешь, а где они, твои гости?

«Пустомойкой» Прошку звала баба Устя, а Лапика – «пустолайкой», потому что он часто по ночам лаял без толку. А может, и не без толку Лапик лаял, может, это корсак, юркий, маленький лис, к курятнику подкрадывался, может, совы летали, может, слышал он в селе собачий лай и откликался на него…

Посмотрела бы в то утро баба Устя, как Даша чистит картошку, непременно сказала бы: «Плохая из тебя повариха. Кто ж так толсто кожуру снимает?» А Даша торопится – ещё пол надо подмести. Придёт мама от трансформаторов, а уже столько дел сделано, вот обрадуется. Ой, а воротничок пришить к школьному платью… «Не выйдет из тебя портнихи, – снова слышится ворчливый голос бабы Усти, – вон какую длинную нитку оторвала, вся спутлялась…» Пускай бы ты ворчала, баба Устя, только бы не уезжала никуда.

А мама уже в диспетчерской, с кем-то по рации говорит… Идет! Даша бегом в детскую, укрылась с головой одеялом, затаилась.

– Дашенька, доча, что ж ты разнежилась так? В школу опоздаешь.

Не выдержала Даша да как прыснет!

– Ты чего? – удивилась мама.

– Да так… – и снова рассмеялась, даже ногами задрыгала.

– Никак, тебе смешинка спозаранку в рот попала, – отмахнулась мама и пошла на кухню.

А там уже картошка на газовой плите варится, на столе кринка с молоком процеженным, пол подметён… И Даша-то, оказывается, одетая уже для школы, с косичками заплетёнными.

– Обманщица, – обняла её мама. – Да когда же ты всё успела? И молока столько надоила… Ну, Даша…

– Ба-ба! Ба-а-а… – пришлёпал босиком на кухню проснувшийся Николка. Ни мамы, ни сестры ему не надо, бабушку подавай.

– Недоглядыш ты наш… – поспешно подхватила его мама на руки. – Босиком, по холодному полу… И как нам жить опять без бабы Усти?

– Ничего, привыкнем, – солидно возразила Даша.

Только сели завтракать – вернулся папа.

– Вот хорошо! – обрадовалась ему Даша. – Значит, ты меня в школу отвезёшь?

– Отвезу. – Папа как-то странно поглядел на Дашу и улыбнулся. – Ты пока ешь, я коляску освобожу.

– Ну что там за авария? – спросила мама.

– Журавль на провода налетел.

– Журавль? – Даша поперхнулась горячей картошкой. – Бедняга… Он разбился?

– И ещё, – продолжал папа, не ответив Даше, – мальчишки опять изоляторы из рогаток побили, вот и захлестнуло провода.

– Папа… ну чего ты? Где журавль? Он убился?

На дворе лаем заходился Лапик.

– Что он так на мотоцикл бросается? – выглянула в окно Даша. – В коляске кто-то есть?

– Выдал Лапик! – засмеялся папа. – Не хотел тебе до школы говорить, а то замешкаешься… Даша, куда ты? Постой!

Но Даша уже мчалась к мотоциклу, лишь косички отлетали. Там, в коляске, под пристёгнутым брезентовым фартуком, что-то трепыхалось. Даша отстегнула одну застёжку, другую, приподняла краешек фартука.

– Даша! – крикнул папа, сбегая с крыльца. – Не поднимай брезент!

Но было уже поздно. Бац! Мелькнул длинный, крепкий, как долото, клюв, и Даша ойкнула от боли. Пёс ещё яростней бросился на коляску. Подбежал папа, снова застегнул фартук.

– Очень больно? – спросил он Дашу. – Он и мне все руки поклевал, пока я не догадался ему на голову фуражку накинуть. Темно ему стало, он и притих… Лапик, пошёл прочь, пошёл, я тебе говорю!

– Папа, а какой он? Очень большой? Я и не разглядела.

– Нынешнего выводка, но уже с гуся, пожалуй. Крыло вывихнул, а так ничего. Поправится.

– А где ты его нашёл?

– В кювете, возле дороги… Да у тебя из руки кровь каплет! Ну, будет нам от мамы.

Мама и в самом деле рассердилась.

– Угораздило тебя, – укорила она отца. – Мало нам хлопот!

– А что его, журавлёнка, бросать было? – вступилась Даша. – Как ты можешь так говорить!

– Ладно уж, – смутилась мама. – Мне тебя жалко, раздует руку-то.

– А мне ничуточки не больно…

Даша говорила неправду – журавль клюнул прямо в косточку, и теперь трудно было шевелить указательным пальцем.

– Ты бинтуй так, чтобы я писать могла, – морщась, говорила она маме.

Когда, уже с портфелем, Даша выскочила во двор, папа успел водворить журавлёнка в гараж и плотно закрыть двери.

Даша заглянула в маленькое оконце. Журавлёнок стоял в углу с опущенным крылом и насторожённо вертел головой.

«Везет тебе, Даша…»

Всё выше поднимается солнце, все теплее и суше ветер, всё гуще спелый хлебный дух, идущий с полей. Солнце – над степью, школа – посреди села. Считай, к каждому дому протянулись от неё дороги-тропинки, и самая длинная из них – Дашина.

– Тебе, Даша, хорошо, – сказала Галя Сивцова, звонко ударяя о землю резиновым мячом. – Тебя отец в школу на мотоцикле часто возит.

Галя била по мячу ладошкой, и Сауле Айдарова, круглолицая черноглазая девочка, считала:

– Сто тридцать восемь, сто тридцать девять…

Шумит школьный двор, пестрит красными галстуками, белоснежными воротничками и фартуками. В первые дни сентября все ходят в школу как на праздник, пораньше спешат прийти, поиграть во дворе до начала уроков – погода-то сухая стоит и тёплая, пахарю на радость: урожай убирать хорошо.

– Триста двадцать один, триста двадцать два… И когда ты, Галя, промажешь? – наконец возмутилась Сауле.

– А никогда! Буду бить до самого звонка!

Белокурый хвостик с розовым бантом вздрагивал при каждом ударе мяча, пухлые Галины щёки раскраснелись₍ от удовольствия. И тут появился Тарас Бахтюк со своим другом Айдосом Ахметовым. Сельский парикмахер всех мальчишек стриг одинаково: маленькая чёлка на лбу, остальная же голова – гладкий шар с торчащими ушами. У Айдоса чёлка чёрная, у Тараса – рыжая.

– Тарас-то в новой форме! – сказала Сауле.

– Ты считай давай! – одёрнула её Галя, но и сама с любопытством взглянула в сторону Тараса.

Костюм на нём был великолепный: с погончиками, с блестящими пуговицами, на рукаве нашивка – книга с кленовым листком. Видно, в городе купили ему этот костюм, в Тополином таких не продавали. И ботинки новые были у Тараса – красные с чёрным, на толстой подошве. Всегда он был щёголь, Тарас Бахтюк, а тут сам себя перещеголял.

– Вот уж задавака! – не выдержала Галя, продолжая бить по мячу. – Смотреть противно!

– Кто задавака? – услышал её Тарас.

– Ты, конечно!

– Ах так! – Тарас выхватил у Гали мяч и забросил на крышу. Мяч покатился и застрял в водосточной трубе.

– Вот что наделал! – захныкала Галя. – Доставай теперь!

– И не подумаю!

– Доставай, пока добром прошу!

– Мы с Айдосом тоже тебя вчера добром просили: «Отдай самолёт». Ты отдала?

– Какой самолёт? Это вы голубя пускали.

– Ничего ты не понимаешь! – возразил Айдос. – Это же модель Ил-62, у него хвост задран.

– А чего вы его в наш цветник?.. Кидают всякий мусор…

– Его ветром занесло; мы, что ли, виноваты? – кричал Тарас.

Бахтюки и Сивцовы жили рядом, и хозяйки постоянно между собой ссорились: то бахтюковская наседка у Сивцовых грядку с луком разгребёт, то сивцовская тёлка у Бахтюков капусту потравит.

– Самолётишко ваш – тьфу! – кричала Галя. – Самодельный! А мой мяч – магазинный. Доставайте!

– Достанем, когда самолёт отдашь, – отвечал Тарас.

– А где я его возьму, когда он уже в печке сгорел?

– Врёшь! – вспыхнул Тарас и схватил берёзовый прут. – А ну признавайся честно! Сожгла или нет?

– Дурачок всегда за прут хватается, – поддразнивала Галя, а сама боком-боком подвигалась к кучке девятиклассников у крыльца. Клава Сивцова, рослая девушка с белокурой косой, разговаривала с Лёшей Зыряновым, бригадиром ученической бригады.

– Не веришь? Конечно, сожгла! – крикнула Галя, подобравшись к крыльцу совсем близко. – Ой, Клавочка, сестричка, спасай, Тараска опять дерётся!

– А ну-ка прекратите! – Лёша-бригадир выхватил у Тараса прут, сломал и выбросил в палисадник. – С девчонкой драться? Эх, ты…

– Пускай он мячик достанет, – расхрабрилась Галя, но тут прозвенел звонок, и ребята гурьбой бросились в школу.

Класс, куда вбежала Даша с подружками, был уютным. На окнах трепетали нарядные лёгкие шторы и цвела герань, а в углу, в большой кадке, рос могучий разлапистый кактус. На стенах – картинки из сказок: доктор Айболит со своими зверями, Иван-царевич на сером волке, гуси-лебеди… Парты ещё пахли свежей краской, и чтобы не прилипали тетради и учебники, приходилось стелить газеты.

Задачку на сложение все составили? – спросила Анна Матвеевна. – Кто первый прочитает?

Галя Сивцова приподнялась на цыпочки, легла на парту и далеко вперёд протянула правую руку, а левой крепко сжала себе губы, чтобы ненароком не выкрикнуть: «Меня, меня спросите!» Анна Матвеевна очень сердилась, когда так выкрикивали, и вообще тогда могла не спросить долго.

Даша тоже подняла, только не правую, забинтованную, а левую руку.

Успокойся, Галя, – сказала Анна Матвеевна. – Я всех вижу. А что у тебя, Даша, с рукой?

– Журавль клюнул…

И тут разом опустились все руки в классе: кто был впереди – оглянулся, кто сзади – вытянул шею, кто сбоку – повернулся. Все стали смотреть на Дашину руку.

– Ох ты и хитрюга, Дашка! – прошипела Галя. – Её журавль клюнул, а она помалкивает. Мне-то уж могла бы сказать.

– А когда мне было сказать? – шёпотом оправдывалась Даша. – То ты по мячику била, то с Тарасом ругалась.

– Внимание, ребята, – сказала Анна Матвеевна. – Про журавля нам Даша потом расскажет, а сейчас пойдёт к доске Айдос Ахметов… Расскажи, Айдос, условие задачи, которую ты придумал.

В задачке Айдоса перечислялось, сколько было в совхозе тракторов разных марок в прошлом году и сколько добавилось в этом. Нужно было узнать, сколько всего стало тракторов.

– Очень хорошая задача, – похвалила Анна Матвеевна. – А откуда ты взял эти цифры?

– Алтынай помогла, – потупился Айдос.

Алтынай была сестра Айдоса, лучшая трактористка не только в совхозе, но и в области, её даже по телевизору показывали.

– Подумаешь, и тут своей сестрой хвастается, – прошептала Галя Даше. – А у меня, между прочим, задачка не хуже…

Даша промолчала, но подумала, что Галя тоже часто хвастается своей Клавой. Хорошо, когда старшая сестра или брат. Вот если бы Аля была здесь, как было бы здорово! Ничего, что не родная, а двоюродная, всё равно сестра. Помогала бы всегда, заступалась, если кто обидит.

Считали на счётах, вспоминали таблицу умножения, и лишь перед самым звонком, продиктовав домашнее задание, учительница обратилась к Даше:

– Так расскажи нам, пожалуйста, про журавля.

И Даша рассказала. Про журавля, про аварию и как мальчишки из рогаток изоляторы побили тоже упомянула. Всё это время Галя Сивцова нетерпеливо вертелась на месте.

– Анна Матвеевна! Можно, я скажу? – вскочила она, едва Даша закончила рассказ. – А у Тараса Бахтюка рогатка есть!

Тарас подскочил, будто в него самого из рогатки пульнули:

– А твоё какое дело?

– А такое! Может, это ты чашечки на столбах побил.

– В Гусаковке, да?

– И в Гусаковке, да, – передразнила Галя. – У вас родня в Гусаковке живёт. Может, ты туда на велосипеде поехал и побил…

– Не бил я никаких чашечек…

– А почему тогда покраснел? – обличала Галя.

– Не бил, да и ладно! – Тарас уже чуть не всхлипывал. – Анна Матвеевна, я, честное слово, не бил!

– Не верьте ему, Анна Матвеевна, он из рогатки в наших куриц стрелял и в кошку тоже. И ещё он сегодня мой мяч на крышу закинул.

– Это правда, Тарас? Насчёт куриц и кошек?

Тарас опустил голову. Лицо у Анны Матвеевны погрустнело, и стало видно, что на нём уже много морщинок.

– Рогатка у тебя с собой? – сухо спросила она.

Тарас вытащил рогатку из кармана.

– Клади на стол.

– И у Айдоса тоже есть рогатка. – Галя наслаждалась местью.

Айдос не стал ждать, сам подошёл и положил рогатку на стол учительницы.

– Ещё у кого есть?

Рогатки оказались ещё у троих мальчишек.

– А теперь бегите на перемену.

В коридоре все окружили Дашу, и ей пришлось повторить свой рассказ про журавля.

– Ну и везёт тебе, Дашка, – твердила Галя. – Я думала, ты просто порезалась… или укололась…

– Или кошка царапнула, или собака цапнула, – в тон ей подсказал Тарас.

– А ты помалкивай! – вспыхнула Галя. – Влетело вам с Айдоской по первое число. Погодите, ещё в стенгазете продёрнут!

– А пускай продёргивают, – махнул рукой Айдос. – Я скоро всё равно отсюда уеду.

– Куда уедешь? – удивилась Даша.

– На Кудыкину гору! – почему-то рассердился Айдос и пошёл прочь. – Кому какое дело?

– Да не связывайся ты с ним, – потянула Галя Дашу за собой. – Не видишь, получил пятёрку и развоображался. Все мальчишки задаваки и драчуны.