Текст книги "Поймай меня, если сможешь! (СИ)"

Автор книги: Галина Милоградская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

20. Горькая расплата

Станьо-Ломбардо спал. Ни одного огня, ни одного звука, кроме плеска реки и шелеста ветра. В машине было тихо: Аллегра задремала, прислонив голову к плечу Марио, и тот, пользуясь темнотой, осторожно обнял её, прижав к себе. Карла и Рико молчали. Оба пытались подобрать слова, оба не знали, о чём говорить, и напряжение меж ними сгустилось с такой силой, что даже дышать стало трудно. Радость удачи, азарт и эйфория сошли на нет, осталась лишь неопределённость и гнетущее чувство нависшего между ними разговора.

– Наконец-то, – пробормотал Марио, осторожно расталкивая Аллегру, когда они въехали во двор и остановились у задних дверей. Вспыхнул свет на кухне, стол, ещё недавно заставленный аппаратурой, теперь заняли деньги. Аллегра упала на стул, поставила перед собой счётную машинку и потянулась к первой пачке, когда Рико тихо сказал Карле:

– Нам надо поговорить.

Марио и Аллегра проводили их понимающими взглядами, переглянулись и вернулись к деньгам, время от времени посматривая на оставшуюся приоткрытой дверь.

Карла обняла себя руками, устремляясь за Рико вглубь заросшего сада. К рассвету похолодало, ветер гулял в виноградниках за оградой. Луна уже ушла, а звёзды сияли нестерпимо ярко, собираясь уйти до следующей ночи.

– Знаешь, – задумчиво произнесла Карла, когда они остановились у изгороди, – говорят, самый жуткий час – перед рассветом. Почему-то в это время умирает больше всего людей. Чаще всего от болезни. Сердце не выдерживает.

– Карла, я… – начал было Рико, но она перебила, будто и не слышала.

– Я всегда думала, что это ерунда – смерть может настигнуть в любое время, хоть утром, хоть в обед, хоть вечером. А ночь – просто время суток, не больше. Но сейчас понимаю – именно в этот момент хочется жить вечно. Чтобы снова встретить рассвет.

Она обернулась и посмотрела на Рико; руки впились в собственные предплечья, подбородок дрогнул и упрямо выпятился вперёд.

– Давай, – бросила коротко. – Добивай.

– Карла…

«Она всё знает», – мелькнуло в голове, а вместе с этой мыслью пришло облегчение. Малодушное. Она всё знает, а значит, будет проще. Ему, не ей.

– Ты с ней спал, – с удивительным спокойствием сказала Карла и, не дождавшись ответа, резко пошла в атаку, с силой толкая в грудь обеими руками.

– Как давно ты её трахаешь? В первую же встречу завалил, или подождал для приличия? Что ты молчишь? Ублюдок! Кобель! Думал, я буду терпеть и молчать, пока ты кувыркаешься с этой римской шлюхой?!

Едва успев перехватить её руку, занесённую для удара, Рико на всякий случай обхватил запястье второй.

– Я знаю, что виноват.

Карла фыркнула и, сузив глаза, выплюнула:

– Иди на хер! Кусок дерьма!

– Я не хотел, чтобы так получилось.

– Ненавижу тебя, тварь! – она дёрнулась, пытаясь вырваться и попыталась лягнуть его ногой.

– Да послушай же меня! – Рико встряхнул её – волосы разметались по плечам, глаза яростно сверкнули. – Я знаю, что виноват, я не оправдываю себя ни в чём, слышишь? Но это уже произошло.

– Как часто ты её трахал? Как часто, Рико? Когда я звонила тебе, она была рядом? Отвечай! Она стояла за твоей спиной и смотрела? А потом вы вдвоём смеялись над идиоткой Карлой? Я выцарапаю глаза этой шлюхе, так и передай! Что ты молчишь? Как часто ты её трахал?!

– Я не обсуждал тебя с ней. Клянусь. Но разве сейчас это важно? – Мне важно знать, что ты в ней нашёл! Чего нет у меня, что она тебе дала? У неё что, золотая щель? Или она сосёт, как пылесос?

– Перестань!

– Что, не нравится, или я угадала? – Карла резко потянула руки вниз, освобождаясь из его захвата. Отступила, тяжело дыша, отбросила волосы назад. – Так и знала, что ты повёлся на шалаву! Ни одной юбки не пропускал, она предложила, а ты и рад!

– Я не изменял тебе раньше! Никогда! – Сердце колотилось о грудную клетку с бешеной силой, хотелось схватить Карлу за плечи и трясти, пока не застучат зубы. Пока она не замолчит, не перестанет говорить о Дани так… так… – Я люблю её!

– Ты что?.. – Карла осеклась, распахнула глаза, качнула головой медленно, недоверчиво. – Любишь её? Эту подстилку римскую? – Её рот скривился, а следующий вопрос прозвучал неожиданно тихо: – А как же я?

Рико молчал, тяжело дыша, понимая, что любое слово, любое объяснение, которое он произнесёт сейчас, сделает только хуже.

– Неправда, – твёрдо сказала Карла и вдруг метнулась к нему, обвила руками, зашептала жарко, горячечно: – Тебе только кажется, Рико. Тебе только кажется, поверь. – Ладони заскользили по его груди, губы – по шее лихорадочно, и между поцелуев короткое: – Я забуду, Рико… всё прощу… тебе кажется… только кажется… нам ведь так хорошо… вместе было… помнишь… Рико… люблю тебя… любимый… единственный…

Стиснув зубы, Рико втянул в себя воздух, зажмурился, стараясь сдержаться, не оттолкнуть грубо. Положил ладони на мокрые от слёз щёки, заставил посмотреть на себя, погладил большими пальцами.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Лучше ненавидь меня, Карлита. Это я точно заслужил больше, чем твою любовь.

Несколько секунд она молчала, только шумно дышала, дрожала мелко. Но вот подняла руки, медленно убрала его руки и отступила на шаг. Потом смерила долгим презрительным взглядом, плюнула под ноги и стремительно скрылась в темноте.

Задрав голову, Рико несколько раз с шумом выдохнул, глядя в сереющее небо, и с силой потёр лицо. Приблизительно так он всё себе и представлял, но проще от этого не стало. Под кожу словно запустили крохотных жучков, и теперь они свербели там, пока что-то крупнее, хуже, сворачивалось в животе, сплетая внутренности в клубок. Пожалуй, так гадко он не чувствовал себя ещё никогда, учитывая, что заслужил каждое оскорбление, каждое слово. Что пошло не так, когда и ради чего он переступил через себя и собственные принципы? Сам втянул и себя, и Карлу, и Дани во что-то мерзкое, ядовитое…

Дани. При одной мысли о ней будто кипятком ошпарило – Рико представил, что она узнает обо всём так же, не от него. И будет молчать, и ненавидеть, пока не решится сказать?.. Рико опустился на землю, обхватил колени руками, положил на них подбородок. Она всё равно узнает. Так лучше от него. Пусть сама выносит свой приговор, сама решает, что делать дальше. Рассказать ей всё, сегодня же, захочет посадить – значит, так тому и быть. Он всё объяснит. Должен объяснить.

– Эй, ты как?

Рико поднял голову – за спиной стояла Аллегра, чуть позади маячил Марио.

– Карла забрала свою долю и ушла, если тебе это интересно, – сказал он.

– Вы всё слышали?

– О, да. – Аллегра, не сдержавшись, хмыкнула. – Если честно, я хотела бежать за аптечкой, но Марио меня отговорил.

– Хреново всё вышло. – Рико отвёл глаза. – Хотя по-другому и быть не могло.

– Знаешь, на её месте я повела бы себя так же. – Аллегра бросила быстрый взгляд на Марио. – А может, даже хуже. Тебе ещё повезло.

– Ну, зато у тебя теперь есть Бьянччи. – Марио подошёл и потрепал его по плечу. – Ты же говорил, что она так ничего и не нарыла. Хотя бы тут повезло.

– Повезло, – повторил Рико, всё больше утверждаясь в мысли, что надо ей всё рассказать.

– Ладно, вставай и иди спать. Ты же вечером в Ливорно собрался? – Аллегра тихо вздохнула – опять разговор откладывается.

– Если я сейчас вообще смогу уснуть, – криво улыбнулся Рико, но поднялся и послушно отправился в дом, по пути через кухню отметив, что деньги исчезли.

– Твои лежат в спальне, – сказала Аллегра, следуя по пятам. – И, Рико… Может, оставим Марио у нас? Куда ему ночью ехать?

– Уже утро, луковка, но, спасибо за беспокойство. – Марио еле заметно кивнул на спину Рико, поднимавшегося по лестнице, и коротко поцеловал её в висок.

Сон не шёл. Рико ворочался на кровати, уговаривая себя вздремнуть хотя бы час, но вместо этого сердце только разгоняло бег, а тревожность буквально впивалась в кожу, колола крохотными иголками. Стоило прикрыть глаза, и перед внутренним взором вставало лицо Даниэллы: полные потрясения глаза, в которых удивление сменяется презрением и гневом. И как ни подбирай слова, смягчить удар не получится. Она не простит.

Бросив попытки уснуть, Рико принялся расхаживать по комнате, то замирая, то снова начиная нарезать круги, бездумно глядя перед собой и совершенно ничего не замечая вокруг. Как начать разговор? Ненароком обронить, что вор? Удивиться, когда узнает, что она искала именно его? А что, это вполне может сработать, ведь Даниэлла никогда не говорила, кого именно ищет. Но неужели она поверит в подобное совпадение? Едва ли. Лучше не юлить и сказать правду, но что тогда? Она больше никогда не сможет ему доверять, и это даже не самый худший из вариантов. Скорее, попробует найти доказательства его виновности и засадит в тюрьму. Туда ему и дорога.

Рико застыл у окна, вцепился в волосы и тихо замычал: почему всё так запуталось? Когда естественное, по сути, желание обезопасить себя и команду сплелось в клубок, который только мечом и разрубать? А что, если ничего не говорить, как и хотел с самого начала, малодушно смолчать и надеяться, что она никогда не узнает? Эта тайна будет принадлежать только ему, только ему с ней жить. Сможет? Ради того, чтобы остаться рядом – однозначно. Но постоянный страх разоблачения будет точить изнутри, пока не заставит, в конце концов, сказать правду. И чем дольше он будет тянуть, тем будет хуже.

Вытряхнув сигарету из пачки, Рико распахнул окно, облокотился о подоконник и закурил. Солнце уже встало и теперь заливало ровные шеренги виноградников золотым светом. В небе носились ласточки, приглушённо кудахтали соседские куры – идиллия, да и только. Поймать бы ускользнувшее чувство эйфории, отдачи после успешного дела, спокойствия и расслабленности. Всё получилось. Они провернули что-то по-настоящему грандиозное, а он даже прибыль до сих пор не считал, даже не знает, стоила ли игра свеч. С Карлой тоже всё обсудили. Пусть и не слишком приятно расстались, но теперь бы впору чувствовать свободу и облегчение, а он изводит себя, пытаясь представить, что может быть, если бы… Смешно.

Последняя затяжка, и окурок отправился вниз, угодив прямиком в ведро с мусором, стоящее на крыльце. Рико глубоко вздохнул и наконец улыбнулся. Расскажет. Всё расскажет, когда придёт время. Постепенно подготовит, а потом скажет. Не сейчас. Может, завтра. Долгожданная усталость накрыла резко, отозвалась слабостью в каждой мышце, словно из тела разом вынули скелет. Отчаянно зевая, Рико разделся и забрался в постель, накрываясь одеялом с головой. Поспать до обеда и к ней. «К моей Дани», – подумал он, прежде чем провалиться в глубокий сон.

Даниэлла ждала этой встречи не меньше, может, даже больше, чем могла признаться. С одной стороны, ей хотелось возмездия. За все промахи, упущения, нервы и мысли о собственной бездарности. За то, что водил за нос; за то, что втёрся в доверие. За то, что пробрался в её постель. Впрочем, в последнем Даниэлла Рико не винила – привычка быть справедливой въелась на подкорку – инициативу она проявила сама. Но в остальном… Каждая мелочь: взгляд, обронённая фраза, приобретали особый смысл. Как она раньше этого не замечала? Или настолько расслабилась, настолько ослепла от… От чего? Влюбиться за такой короткий срок можно, полюбить – едва ли.

Но была и другая сторона, которая раздражала и бесила, заставляя то и дело одёргивать себя – Даниэлла не могла не признавать его ум и изворотливость. Перебирая в памяти подробности каждого дела, зная теперь, что за каждым стоял Рико, она попросту не могла им не восхищаться. И тихо ненавидела себя за это. Если отбросить то, что их связывало, и взглянуть на его личность непредвзято, Рико был настоящим профессионалом своего дела. Жаль, что дело он себе выбрал не то… И эта сторона Даниэллы хотела, чтобы он не приезжал. Чтобы исчез из её жизни так же, как и появился, затерялся где-то, да пусть бы даже остался в своём Станьо – она бы не искала.

Каждый раз, когда вторая сторона одерживала верх, в груди скреблось ядовитыми когтями что-то тяжёлое, оставляя внутри болезненные раны. Даниэлла не замечала, но весь день, пока была в комиссариате и сдавала дела, рука нет-нет, да и касалась груди, тёрла там, где стучало сердце, словно надеялась усмирить, заставить биться тише.

– Я всё-таки думаю, что рано отчаиваться, – возбуждённо размахивал руками Сантино, когда Даниэлла вышла покурить. – Мы знаем, где они живут, знаем, что они что-то затеяли. А что, надо просто подождать до понедельника, если они кого-то ограбили, заявление будет. Вы же подали запросы в округа?

– Подала.

Она на это тоже надеялась. Что хозяева виллы в Чивитавеккья уже с утра поднимут такой крик, что его отголоски будут слышны даже в Риме. Вернувшись домой, она первым делом пробила адрес и, не сдержавшись, присвистнула – однако, Рико замахнулся на слишком большой кусок. Хозяин пирога проглотит и не подавится. Но шли часы, а из Чивитавеккья по-прежнему не было никаких новостей. Невозможно, чтобы в доме, который днём всегда кишит людьми, никто не заметил пропажи… А, собственно, пропажи чего? Об этом она тоже думал постоянно – выносить картины и драгоценности Рико бы не стал – не их почерк. Денег министр на вилле хранил наверняка немало, но почему тогда не заметил? Что вообще там произошло? Закрывшись в туалете, она тайком просмотрела видео ещё раз, старательно игнорируя острые уколы, жалящие сердце, стоило увидеть Рико. Две больших сумки. Два рюкзака за спиной у каждого. Всё. Судя по всему, сумка была увесистой, но почему, чёрт возьми, никто не хватился?

Видя, как она расстроена, Вито весь день пытался подбодрить. Вдвоём с Сантино они даже сбегали и принесли вкуснейший кофе из домашнего кафе в паре кварталов, с карамелью и корицей. Даниэлла рассеянно поблагодарила, слабо улыбнулась, сказав, что надо сдать дела, и снова погрузилась в задумчивость. Что-то не сходилось. Кроме одного. Рико.

К концу рабочего дня все запрошенные ранее дела были отправлены обратно, а единственное, то самое, приведшее в Ливорно, лежало на столе у комиссара с пометкой «закрыто за отсутствием улик». Даниэлла смотрела на папку равнодушно – от этих листков, исписанных другими, выученных ею наизусть, зачитанных до дыр, до малейшей закорючки, уже ничего не зависело. Нет нового заявления – её доказательства ничего не стоят. Все улики косвенные, все факты поверхностные, любой адвокат вытрет о них ноги, а её карьеру раскатает.

– Они объявятся, – уверенно сказал Сантино, когда они остались в кабинете втроём. – Вот увидите, они же не зря обсуждали какое-то дело! А открыть заново всегда можно. Мы не выпустим их из виду, даже не сомневайтесь! Если хотите, следить за ними сам буду. Хотите, поселюсь в этом Станьо! А может, – его глаза вспыхнули, – я к ним в банду внедрюсь? Хотите? А что, я могу! Представляете, как они удивятся, когда мы их накроем!

– Нет! – спешно воскликнула Даниэлла. И тут же добавила мягче: – Не надо так рисковать. Кто знает, на что они способны. Вдруг заподозрят? Нет, Санни, тобой рисковать я определённо не хочу. Но ты прав, объявятся. А мы будем ждать.

– А вообще обидно, – вздохнул Вито. – Мы же к ним вот совсем вплотную подобрались. – Он показал расстояние не больше полу сантиметра между большим и указательным пальцами. – Чуть-чуть оставалось!

– Слушайте, а если они поняли, что мы сели им на хвост? – Сантино не мог так просто отпустить идею с внедрением в банду. – Они же затаятся!

«Поняли», – мелькнуло в голове Даниэллы. Она тряхнула плечом, отгоняя вереницу мыслей, вихрем закружившихся в голове, потёрла виски и устало улыбнулась.

– Завтра я возвращаюсь в Рим. Знаете, мне было очень приятно с вами работать. Честно.

– Может, прощальную вечеринку закатим? – предложил Вито, не надеясь, впрочем, на согласие. Даниэлла не стала разочаровывать.

– Нет. Мне собраться надо. И, если честно, я хочу просто выспаться. Но вы сходите, заслужили.

– Если захочешь присоединиться, мы будем ждать. – Вито улыбнулся, давая понять, что её отказ никак его не задел. В конце концов, Даниэлла с самого начала была недостижимой мечтой, такие женщины просто так в жизни не появляются. А если появляются, то одним своим присутствием освещают всё вокруг. Как вспышка молнии: раз, и пропала.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍– Спасибо.

Она даже не обернулась на прощание. Просто села за руль, завела мотор и вскоре исчезла из глаз. Вито вздохнул, положил руку на плечо Сантино и спросил:

– Что пьёшь? Я угощаю. Настроение какое-то… напиться.

Рико подъехал к дому Даниэллы уже затемно. Долго стоял внизу, курил, собираясь с мыслями. Ничего путного в голову так и не пришло. Но здесь, под её окнами, беспокойство постепенно улеглось, сменяясь предвкушением встречи. Увидеть её, услышать, почувствовать. Завтра поедут в Пизу – ещё целые выходные вместе. А потом… Будут решать, что дальше. Докурив, он выбросил окурок, посмотрел на окна, в которых горел приглушённый свет, и улыбнулся – она его ждёт. И дверь в дом открыла сразу, по первому же звонку. Рико влетел вверх, перепрыгивая через ступеньки, и осторожно постучал одними костяшками пальцев.

– Привет.

Улыбка сама собой расцвела на лице, он шагнул и протянул букет, слега примявшийся в кофре байка.

– Я не знал, какие цветы ты любишь, поэтому вот. Набрал по дороге.

Луговое разнотравье качнулось в его руке. Даниэлла молча уставилась на букет, стараясь дышать медленно, через раз, сквозь ком, закупоривший всё горло. Жёлтый, розовый, белый, иссиня-голубой, колоски и травинки, веточки оливы – хотелось закрыть глаза, а когда откроешь, узнать, что последние сутки были сном. Кошмаром, от которого так приятно очнуться в своей постели. Рядом с простым парнем Рико, продавцом сантехники из Ливорно.

– Тебе не нравится? – встревожился он. – Хочешь, выбросим. Хочешь, схожу за розами. Лилиями. Орхидеями. Что ты любишь, только скажи?

– Оставь.

Это было первое слово, что она произнесла, но от интонации, сухой, словно шелест листьев за окном, Рико застыл. Отдал ей букет и машинально прошёл следом в гостиную, остановился у стола.

– Это тебе, – так же сухо сказала она, двумя пальцами подвинув ноутбук, на котором лежали несколько чёрно-белых снимков. Сама отвернулась, не в силах смотреть на него, не зная, что сделает, если увидит его реакцию прямо сейчас. Что вообще хочет сделать. Вместо этого она достала стакан и открыла кран с водой, сжимая букет с такой силой, словно от него зависело – будет ли стоять на ногах в следующую секунду.

Рико посмотрел на ноутбук – угол разбит, крышка в трещинах. А на фото… Под ногами разлилась слабость, резкая, противная. Под ложечкой засосало, словно летит с обрыва в пропасть. На фотографии была его рука. А дальше – они с Марио. И снова рука с браслетом.

– Дани, я… – начал было он и сам себя оборвал – что тут говорить?

– Ты «что»? – по-прежнему стоя к нему спиной, спросила она. Осторожно поставила букет в воду и тяжело оперлась о стойку, отделяющую кухню от гостиной. – Жалеешь? Не знал? Не хотел, чтобы так получилось?

Она роняла слова тяжело, будто через силу, и сама дышала так же – один вдох – секунда – выдох. Медленно, спокойно. Или так только казалось.

Рико закрыл глаза, до болезненно-ярких точек сжал веки пальцами. Сердце билось оглушительно, как у загнанной лошади. Лучше бы она его прямо сейчас пристрелила.

– Прости, – сказал хрипло, подавившись словами. Посмотрел на неё, на до хруста выпрямленную спину, на ровный разворот плеч и руки, впившиеся в стойку. Сделал было шаг, но остановился – эта тишина пугала. Противоестественная, до жуткого озноба ледяная.

– Ты с самого начала всё знал. – Даниэлла не спрашивала – утверждала. Посмотрела через плечо ничего не выражающим взглядом, обернулась.

– Да. – Рико не видел причин лгать. Теперь в этом не было смысла. – Я знаю, это прозвучит жалко, но… Я не думал, что у нас дойдёт до этого, что ты… я…

– Что ты захочешь уехать со мной в Рим?

– Всё, что я тебе говорил о себе, о нас, о планах на будущее… Это всё правда.

– Кроме крохотной детали, – она скривилась. – Ты не продаёшь биде.

– Прости. – Он в два шага пересёк разделяющее их расстояние, поймал тонкие ледяные запястья, сжал в своих ладонях. – Я не знал тебя, Дани. Не думал, что…

– Только не говори, что влюбился! – Нервное, истеричное веселье поднялось откуда-то из глубины, прорываясь наружу. Она откинула голову и звонко расхохоталась. – Подумать только! Ты думал, меня это проймёт? Думал, после твоего признания я не стану тебя арестовывать? Какой же ты жалкий, Рикардо! Неужели решил, что я поверю? – Смех резко оборвался, Даниэлла сузила глаза и прошипела: – Я не дура. И не размякла настолько, чтобы всё простить и забыть. Сегодня ночью ты и твои дружки ограбили виллу министра в Чивитавеккья. Что, не думал, что это мне тоже известно?

– Если бы у тебя были доказательства, у моего дома с утра стояли бы карабинеры! – Рико выпустил её руки, но не отступил, по-прежнему стоя близко, смешивая их дыхание, одновременно ставшее тяжёлым и прерывистым. – У тебя ничего на меня нет, кроме жалкой фотографии. И ты это знаешь. Но дело не в этом, не так ли? Ты злишься не только на то, что я тебя обманул. Ты злишься, потому что тоже испытываешь ко мне что-то большее, чем «просто секс»!

Его палец почти упёрся в её грудь, но Даниэлла этого не замечала. Её серебристые глаза распахнулись ещё шире, зрачки забегали, ловя его взгляд. Раздался хлопок, голова Рико дёрнулась, он пошатнулся, отступая на два шага. В висках зашумело, щёку обдало жаром, и он невольно коснулся её, ошарашенно глядя на Даниэллу.

– Пошёл. Вон.

– Значит, я угадал. – Всё ещё продолжая держаться за щёку, Рико вдруг улыбнулся. – Скажи, что тебе всё равно, и я уйду. Скажи правду. Самой себе. Не мне.

– Я посажу тебя. Даже не сомневайся. – Грудь Даниэллы тяжело вздымалась, глаза полыхали яростным огнём. – Как только министр подаст заявление, я тебя посажу. И нет, ты ошибаешься. Я ничего к тебе не чувствую. И никогда не чувствовала.

– Министр не напишет заявление. – Рико не знал, что заставляет продолжать говорить. Не знал, подействуют ли на неё его слова, но чувствовал, что просто не может просто так уйти. – У него полный сейф денег, которые он отмывает. Так что не жди. Не посадишь.

– Убирайся. – Голос Даниэллы опасно зазвенел, срываясь на высокие ноты. Она с трудом удерживала себя на самой грани, после которой остановить истерику будет невозможно. Хотелось выцарапать эти насмешливые глаза, заставить замолчать этот рот, вырвать лживое сердце и топтать, пока от него не останется ничего. – Я правильно составила твой портрет – самодовольный альфа-самец, расчётливый и хладнокровный. И все твои слова – ложь от начала и до конца.

– Нет. – Одно слово, тихое, настойчивое, и броня, которой она окружила себя, начала покрываться мелкими трещинами. – Ты знаешь, что сейчас я говорю правду. Я люблю тебя.

– Какое мне дело до твоих чувств! – взорвалась она, и стакан с цветами полетел на пол, с грохотом разбиваясь. – Мне не нужны ни они, ни ты! Ублюдок! Убирайся!

Несколько бесконечно долгих секунд он стоял и смотрел на неё, потом резко развернулся на пятках и стремительно вышел, оставив дверь открытой. Шум его шагов давно стих, а Даниэлла так и продолжала стоять, тяжело дыша, не замечая, как по щекам катятся слёзы. Потом осторожно опустилась на колени и начала собирать осколки, освобождая от них помятый букет.