Текст книги "Свидетель (СИ)"
Автор книги: Галина Манукян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– Алло, – послышался голос адвоката в трубке.
– Наконец-то, – выдохнул Валерий, – Юрий Витальевич, вы мне срочно нужны. Возникла серьезная проблема.
– Хорошо, Валерий Михалыч. Я сейчас забираю Сергея из полиции, и приеду.
– Из полиции? – оторопел Валера. – Что он там делает?
– Процессуальная ошибка. Был звонок. Спутали с кем-то и забрали по обвинению в терроризме. Теперь разобрались и извиняются, идиоты.
– А вы как узнали?
– Случайно. Надо было по другому делу заехать в Измайловское отделение полиции. Увидел Сергея под конвоем. Глазам своим не поверил. Повезло Сергею, можно сказать.
Кровь застучала в висках Черкасова: повезло? Странное везение. Если подумать, удобный вариант для Шиманского – новый закон о терроризме дает полный карт-бланш хватать кого угодно без лишних слов. Он им воспользовался, и убрал начальника охраны со сцены, чтоб под ногами не путался. С другой стороны, не менее удобная отговорка для Сергея, если он сдал их с Варей Шиманскому. Она говорила... «доверяй с осторожностью». А если и Морфин с ними заодно?
Голова закружилась.
– Ладно, – сказал он севшим голосом, – как можно скорее приезжайте ко мне домой. Жду вас.
И, заставляя себя переставлять ноги ровно, Валерий направился в дом.
На пороге перед автоматически распахнувшимися дверьми, Черкасов застыл.
Черт, а кем был тот московский заявитель? И откуда запись видео у Шиманского? Сломя голову, Черкасов бросился к комнате видеонаблюдения.
С утра здесь был Морфин, Сергей, Георгий Петрович, Варя и пятнадцать охранников. Кто сдал его?
Глава 13. Неисповедимо
– Вы хотите меня убить? – спросила я прямо.
Пауза. Запах казармы приблизился.
– Что вы говорите, девушка? Нет, конечно, – солгал он. – Идите в машину, мы отвезем вас в безопасное место.
В грубом голосе неумело пряталась угроза.
Послышался шум отъезжающего автомобиля там, где исчез контур Валеры. Вдалеке виднелись световые круги, рядом – три крупных мужских контура. Я поняла, что осталась одна. И даже если передо мной стояли действительно полицейские, то совсем не благородные служители закона, пришедшие на помощь. Иначе отчего бы в воздухе сквозила напряженность, какая случается перед грозой?
Волна дрожи пробежала по моей спине. Один просветленный мастер сказал, что «если не свистят пули над головой, значит, всё хорошо». Пули, по ощущению, должны были засвистеть очень скоро, просто не здесь. Без свидетелей.
Но что мне делать? Рыдать? Кричать? Броситься обратно в клинику? Увы, я не видела ступеней, по которым меня бережно свел Валера. Его теперь нет здесь, его арестовали, якобы из-за меня. Неужели так быстро сработала карма?
Ум констатировал, что Валера заслужил наказание, что бы ни было раньше, этой ночью он вступил в игру по собственной воле и сделал то, что сделал. Но в сердце не брезжило ни злорадство, ни месть. Напротив, за Валеру было тревожно, больно, как бывает за близкого, эгоистичного, недоброго, но своего, попавшего в беду.
Вселенная рассудила нас, моя игра вот-вот закончится.
В глазах защипало, в горле образовался ком, взметнулась душа: но я же не смогла еще, не доиграла, не поняла всего, что должна была. И безо всяких условий и причин захотелось жить. Пусть на ощупь, пусть чувствовать только кожей, просто дышать... Это тоже богатство, я не хочу его лишаться! Но я дала себе обещание принимать всё. Поздно говорить, что передумала, даже в шахматах нельзя брать ход обратно. Нельзя... По моей щеке скатилась слеза.
Да будет по воле Вселенной!
Я сжала свою волю в кулак. Вытянула руку, осторожно шагнула вперед, нащупывая ступней поверхность, и выдохнула:
– Делайте, что должны.
– Она что, слепая? – удивился второй.
– Какая разница, – ответил солдафон.
Меня подхватили под локоть. Через минуту я сидела в автомобиле, пристегнутая не наручниками, а всего лишь ремнем безопасности к креслу рядом с носителем казарменного запаха. Он решил, что слепая никуда не денется и так. Пристегнул посто, чтоб не рыпалась.
После прикосновения мне уже было известно о том, что этот мужчина лет сто назад был глупой, как амеба, женщиной, а до этого камнем. Потом он был преданным хозяину псом, затем заезженным тяжеловозом, которого в итоге сдали на скотобойню... Вряд ли стоило ждать от него милости, он еще не знает, что это. От двух других, усевшихся на передние сиденья, тянуло холодом равнодушия. Они лишь бесцеремонно обрадовались моей слепоте, решив, что всё пройдет легко и быстро. Я должна была их ненавидеть, но не стала.
Мы ехали довольно долго, прочь от всплесков огней и оживленного движения, наверное, за город. Я пила запах осени, струящийся из окна, словно им можно было напиться, и, тщетно пытаясь не дрожать, думала, что у всего свое время. Время распускаться, созревать и умирать, сливаться с землей, из которой всё произрастает. Мне было очень страшно, но я говорила себе, что деревья, видимые теперь штрихами, не кричат возмущенно: не хотим терять листья, не хотим умирать! Им никто не обещал иного, как и мне.
Я не знала ничего: сколько мне отсчитано, куда я приду и когда умру, я могла лишь дышать. Вдохи и выдохи – это всё, что у меня есть. Слезы текли сами, но и я радоваться никому не обещала. Пусть текут.
Внезапно справа, из чащи еле заметных штрихов выскочило яркое желтое пятно и остановилось прямо перед нами.
– Лось, бля! – заорали мои спутники.
Завизжали тормоза. Автомобиль резко свернул, и ремень безопасности впился мне в грудь. Пространство завертело меня то кверху ногами, то книзу под чужие вопли. Кто-то тяжелый со всего маху упал на меня и откатился, когда машина перевернулась снова. Раздался глухой удар, и тугой волной меня вплющило в спинку кресла, встряхнуло так, что мое горло перехватило с громким, захлебывающимся звуком. А затем всё прекратилось.
Я не отключилась, прижатая к спинке ремнем безопасности. Контуры людей больше не светились. Вокруг пахло кровью, потом и бензином.
С большим трудом я высвободилась из пут заклинившего в защелке ремня, и открыла измятую дверь. Ни один из мужчин не издал и звука. Казалось, они вообще исчезли. Я вздрогнула, догадавшись: они не исчезли, все трое погибли от удара и многочисленных переворотов. Наверное, только я была пристегнута. А это значило, что прямо сейчас я свободна. И меня никто не убьет...
Я вижу то, что живо; мертвое не излучает свет, – поняла я. Голова закружилась от смешанных чувств: я выжила, освободилась, но вот в чем заключалась ирония – я понятия не имела, куда идти. Под ногами ощущалась земля. Вокруг царила тьма, беспорядочно расчерченная штрихами света. Я нащупала висящую на плече сумку, убрала с лица рассыпавшиеся пряди. И застыла, прислушиваясь.
Лес жил шорохами и звуками, пах влагой, грибами, прелой листвой. Где-то хрустнула ветка. Ветер пробежал по листьям, сбивая с них капли, тревожно вскрикнула птица. Странное чувство: быть в незнакомом месте, и не видеть – что там, в шаге от меня: дерево или куст, или это трава опутала прядями крутой овраг. А, может, мне все чудится, и я стою на краю обрыва... Как узнать?
Сердце мое забилось, переполошенное, растерянное. Я попросила: «Вселенная, ты не покинула меня, не покинь и сейчас». На лоб упала капля. Из-за спины, откуда-то издалека, словно с другого конца мира залаяли собаки. Я обернулась. Значит, в той стороне люди? Оттуда же послышалось шуршание шин, звук проезжающего автомобиля.
Я сделала шаг, по лицу не больно хлестнула ветка, заставив отпрянуть. Страх, как преданный страж, тут же вернулся. Теперь меня не пугали только мертвые люди в искореженной ударами металлической коробке. Больше страшило живое. Я провела ладонью по лицу: как бы вовремя было вернуться зрению! Но, видимо, Вселенная не припасла для меня такого туза в рукаве.
Я собралась с духом, осторожно подняла руку и, нащупав, отодвинула ветку. Сделала шаг, другой. Ветви задели мои волосы и остались позади. Надо было научиться понимать то, что мне дано было видеть: возможно, в замысловатых рисунках света был смысл?
Крупная капля снова упала мне на лоб, прямо по центру, и скатилась меж бровей к кончику носа. Буду считать это знаком. Надо посмотреть на всё иначе, наверное... Человек зрячий размеживает утром веки и просто видит. Попробую и я проснуться прямо сейчас. Я зажмурилась, потом расслабила веки и начала дышать. Мерно, спокойно, как в медитации. Не скажу, что получилось сразу, куда естественней было впасть в панику. Но разве она выведет меня отсюда? Поэтому я не стала цепляться к пугающим мыслям, позволила литься фоном всем этим «ты погибнешь, упадешь в яму, подвернешь ногу..., тебя не найдут... а вдруг здесь водятся волки...», а сама, как во время пути сюда, принялась просто ловить вдохи и отпускать выдохи. Через несколько минут пришла догадка: если считать каплю знаком, почему бы не вывести выдох оттуда, из межбровья? В конце концов, говорят же, что там находится пресловутый третий глаз.
И я сконцентрировалась на собственном лбу, питая его дыханием. Скоро я почувствовала в межбровье что-то нематериальное, словно под кожей и лобной костью зародился сгусток энергии. Мое дыхание наполняло его теплом и силой. Несмотря на зябкую прохладу Подмосковья, мне стало жарко. И тогда я открыла глаза: всё те же штрихи... Вырвался сдавленный стон. Я хлебнула воздух раскрытым ртом. Встряхнула головой в сердцах: черт, не вышло из меня Нео из третьей «Матрицы»! Увы, мне никто не дал синюю таблетку, чтобы выбраться отсюда...
Хорошо, – сказала я себе, – не всё так сразу. Снова закрыла глаза, думая, что потом пойду куда-нибудь в любом случае, пусть даже наугад, пусть сверну шею. Сколько можно давать волю страху-стражу?! Борясь с нетерпением, я не распахнула веки в один момент, а прищурила их, будто притворяясь спящей, и медленно-медленно, по миллиметру принялась раскрывать. В дымке меж ресниц вспыхнули пятна, как если бы осенний лес был усеян светлячками. Я затаила дыхание: красиво! И позволила глазам открыться полностью, без напряжения, свободно. То, что предстало перед моим взором было прекрасно: штрихи сплетались в серебристые стволы деревьев, более яркие в середине, и тающие по краям, колышущиеся под ветром серые с голубым ветви, принимающие причудливые формы, ковер трав с черными пятнами умерших листьев. Казалось, передо мной был негатив фотографии леса с той лишь разницей, что мой переливался искристо, как морозный иней в лунном свете, и тоже дышал, будучи одним большим, сказочным существом, живым и трепетным.
Я невольно поднесла ладонь к груди:
– Здравствуй, лес!
И тут же заметила желтое пятно впереди за серебром ветвей, на возвышении. Нащупывая ступней поверхность, я пошла туда. Послышалось фырканье. Оказавшись ближе, я рассмотрела контуры рогов и вытянутой, округлой морды – тот самый лось?
Он смотрел на меня и ждал, потряхивая головой. Серебристые кусты едва заметно шевелились, похожие на подсвеченные светодиодным фонарем ныряльщика водоросли на морском дне. Я отерла щеки. В подобной красоте не высохшие дорожки слез были неуместны.
Лось отошел дальше, будто приглашая не останавливаться. Едва я выбралась на асфальтовое покрытие, проваливающееся полосой мрака среди живого волшебства, лось исчез. Он скрылся по ту сторону, даже не фыркнув на прощанье. Но как же я была ему благодарна! Может, мне помог сам дух леса? Я усмехнулась, подумав, что если озвучить мои мысли родственникам, те бы отправили меня в дурдом. Ну и пусть, в моей ситуации больше подходит не трезвый расчет, а умалишение. Никакой логикой нельзя было вычислить, что от убийц меня спасет лось.
Что дальше? В какую бы сторону я не направилась по черной дыре шоссе, куда-нибудь она меня приведет. А рядом с лунным серебром растений было почти не страшно. Во мне даже родилось любопытство и легкое сожаление, что ни с кем не поделиться той невероятной красотой, что вижу я. Я радостно вздохнула, и тут же камень, о который я споткнулась, напомнил об осторожности.
Завернув за поворот, я вышла на длинный прямой участок дороги. Скоро впереди показались желтые точки, начал нарастать рев мотоциклов. Байкеры? Внутри по привычке всё сжалось, мозг подкинул устрашающие бородатые лица в банданах, дюжих молодчиков затянутых в кожу и джинсы, в татуировках, с немытыми волосами. Представились мощные Харлеи и хмельные девицы на задних сиденьях, шлемы с черепами и разрисованные под языки пламени брюха «железных коней».
Но я замешкалась только на секунду, а потом решительно пошла им навстречу. Пожалуй, страшнее того, что уже со мной приключилось, ожидать не стоило. Я осталась жива, но у меня по-прежнему ничего нет, кроме этого вдоха и этого выдоха, так зачем волноваться?
* * *
Байкеры оказались порядочными, и даже предложили подбросить до Москвы, слегка обалдев от факта, что слепая девушка ходит одна по трассе в лесу, к тому же когда уже давно стемнело. Крепко ухватившись за здоровяка с голосом простуженного терминатора и прокуренными одеждами, я мчалась по трассе под рев мотора и скрежещущие аккорды ACDC. Хрипящим фальцетом певец предупреждал, что мы едем прямиком в ад1, а я улыбалась, насколько мне позволял бьющий в лицо ветер, и думала: «Я как раз оттуда». И на душе стало внезапно хорошо.
Где-то через полчаса гонки, когда лес исчез, уступив мертвой черноте бетона и асфальта, мой водитель, ранее представившийся как Дед, обернувшись через плечо, спросил:
– Эй, бэби, тебя куда?
Этот вопрос возникал у меня всю дорогу, но друзей и родственников в столице у меня не было, а возвращаться в дом Валеры было нельзя. Да и не хотелось. Я не сомневалась, что из полиции его вытащат адвокаты. Наверняка уже сегодня. Они развеют все обвинения, просто предъявив договор со мной, скрепленный датой и подписью и даже нотариально заверенный. А ощущать Валеру рядом мне было невмоготу. Возможно, еще недолго, до следующей бутылки виски, совесть помучает его, и отпустит. А я боялась еще одной бутылки виски и его пьяного. Кто знает, не повторится ли кошмар прошлой ночи?
Я проглотила горечь. Несмотря на то, что я понимала причины поведения Валеры, мне было больно. Ведь человек, которого я полюбила, отнесся ко мне, как к проститутке: унизил словами и действиями, жестоко, подчеркнуто растоптал мое достоинство, а потом предложил расплатиться деньгами. Да, он испугался моей слепоты, отвез к врачу, но не снизошел до обычного «прости». Выводы напрашивались сами. Я не стала винить его, но переживать опять ад, в который я попала по неотвратимым законам кармы, не хотела.
– Куда-нибудь, где можно пересидеть ночь и сделать один звонок, – крикнула я, отплевываясь от ветра.
– Так это можно и в обезьянник, – хмыкнул Дед, сбавляя скорость.
– Туда лучше не надо, – улыбнулась я. – Не знаю. В любое место, где тепло и более-менее безопасно, на вокзал... или в аэропорт. Что ближе.
Дед угукнул и приблизившись к обочине, притормозил. Обернулся:
– Вляпалась в неприятности, бэби?
– Да.
– Расскажешь?
– Человек, которому я доверилась, меня подвел. В кошельке, если он вообще еще в сумке, оставалось сто рублей. Мобильный у меня забрали. Я не из этого города. Поэтому мне надо дозвониться подруге в Ростов и попросить ее приехать за мной. Надеюсь, она сможет, – сказала я, улыбаясь теплому желтому пятну. – Так что я ее просто должна где-нибудь подождать.
– А ссадина на лбу и синяки на руках тоже от этого п****ра, который тебя кинул? – возмущенно спросил Дед.
– Синяки... да, – призналась я. – Если вам не по пути, высадите меня. Я как-нибудь справлюсь.
Дед помолчал.
– Ты хоть имеешь понятие, где мы сейчас находимся?
– Нет. Я до этого только один раз была в Москве. А теперь... – я пожала плечами, – теперь я всё равно не вижу. Мне неудобно вас стеснять просьбой, но если вы одолжите мне телефон для междугороднего звонка, буду вам очень благодарна. Вы запишите мне номер, я потом перечислю потраченные деньги.
– Ё-моё, ты откуда такая взялась, бэби? Из девятнадцатого века, что ли? – пробормотал Дед и вложил мне в руку здоровенный прямоугольный мобильный. – Звони хоть на Аляску.
– Спасибо.
Я прикоснулась пальцем к сенсорному экрану и растерялась.
– Ясно. Сам наберу, – Дед забрал у меня телефон и проворчал. – Короче, я решил. Мы сейчас в бар. Там можно переночевать в подсобке. Да чего там переночевать, сколько надо, столько и перекантуешься.
– Благодарю. Только боюсь, в данный момент я не смогу расплатиться.
– Дед – не твой п***р, он с девушек плату не берет. И вообще не очкуй, тебя при мне никто не тронет, – ответил гордым басом «Терминатор». – Диктуй номер.
С третьей попытки я вспомнила номер Ники – в эру мобильных номера даже самых близких не оседают в ячейках памяти.
– Кто это? – спросила Ника.
Понимая, что лучше перестраховаться на случай, если люди Шиманского прослушивают телефонную связь, я ответила ей на французском.
– Это я, твоя подруга, только не называй моего имени, пожалуйста.
– Сокровище мое, – возбужденно затараторила на французском Ника, – ты куда пропала? Мы тут с ног сбились, я в полицию ходила. И даже в церковь... свечку ставила. Скажи, где ты? Ты в порядке?
– Я в Москве. Я жива и цела.
– Как хорошо! Я тут реву целыми днями за тобой. От полиции толку нет, так мы с Егором и «Лизу Алерт» на уши поставили, и по соцсетям объявления распостили. А тетечка в церкви, когда я свечку покупала, как спросила «за упокой?», так меня прямо там истерикой и накрыло. Это же я виновата!
– Брось, ты тут не при чем. Ника, милая, ты только никому не говори о моем звонке. Особенно полиции. Конечно, было бы лучше забрать заявление. Но это как-нибудь потом. Иначе они просто сядут тебе на хвост, и всем будет плохо.
– Почему?
– Потому что тот убийца в ночном клубе был полицейским. Большой шишкой со связями.
– Ка-ак это?!
– Вот так. И я теперь скрываюсь. Потом расскажу подробности. Я с чужого телефона.
– Хорошо.
– Никуся, я совершенно без денег. Выручи меня, пожалуйста.
– Конечно, куда перечислить?
– Боюсь этим не обойдешься. Дело в том, что я ничего не вижу. Ты могла бы приехать за мной? А потом отвезти в горы, в поселение кришнаитов? Там меня вряд ли станут искать... Этот номер перепиши на бумажку, а из памяти телефона удали.
– Я не поняла. Что ты не видишь? – удивилась Ника.
– Я ослепла.
– Боже мой... Конечно, я приеду. Завтра как раз понедельник, с утра придет зарплата и я мигом, на самолете.
– Спасибо, родная! А еще, если получится, зайди ко мне домой, захвати документы и хотя бы теплую куртку, тут холодно. Документы лежат в шкатулке резной, на стеллаже над компьютерным столиком.
– Я все сделаю, – сосредоточенно ответила Ника. – Продержись там без меня, котенок.
Я отбила звонок и протянула телефон Деду.
– Спасибо.
– Охренеть, как ты шпаришь! Это на каком было?
– На французском.
Байкер присвистнул.
– А еще на каком-нибудь умеешь?
– На английском, на немецком похуже. Понимаю испанский, но скорее, как собака, тексты перевожу на ура, а говорю на нем ужасно.
– Да ты полиглот! – с уважением признал Дед.
– Это моя работа. Я переводчик.
– Круто! – он помолчал и пожал мне руку, раскрывая тайны своих перерождений и то, что раньше мы с ним никогда не встречались: ему случалось быть бунтовщиком с обостренным чувством справедливости и примерной домохозяйкой, студенткой Смольного, заболевшей чахоткой от несчастной любви, и камердинером английского лорда....
Байкер отвернулся и взялся за руль. Я обхватила широкую талию Деда в кожанке, и мы помчались догонять остальных. Сама собой напросилась в голову песня «Арии»: «Этот парень был из тех, кто просто любит жить...»
Я, пожалуй, тоже люблю жить, и мне еще стоило научиться, как это делать, не страдая. Ветер развевал мои волосы и дарил иллюзию свободы. Казалось, всё уже хорошо. Почти хорошо. Мне было неведомо, что Шиманский в эту минуту отчитывался по телефону тому, что «заказал» Валеру.
– Всё в порядке, Борис Аркадьич, сопляка так приперли к стенке, что вовек не отмоется: или продаст компанию, если заартачится и ударится в бега; или будет платить исправно и много. Вас, как я понимаю, оба варианта устраивают?
– Пока да. Черкасов больше всего на свете ценит деньги, поэтому ему будет полезно их лишиться. А потом я еще подумаю...
1Популярная песня рок-группы ACDC “Highway to Hell” (Шоссе в ад)
Глава 14. Увидеть призрак
Покрытый ледяной испариной, Валерий сидел перед экраном в комнате видеонаблюдения и смотрел на то, что, пьяный, делал ночью с девушкой. В висках стучало.
Как он мог забыть о видео? Почему не удалил сразу, еще утром? Может, потому, что чувствовал себя разбитым и отравленным? Отпиваясь крепким кофе, дал Сергею поручение заняться выяснением связи Шиманского с убитым Демидовым и вообще собирался услать его в Ростов.
Голова раскалывалась и взрывалась при каждом повороте, но Черкасова ждал адвокат, которого теперь нельзя было подпускать к Варе. Признаться в содеянном не хватило духу. Поэтому, выкручиваясь, Валерий перевел разговор на китайский контрафакт, похищенный с Ростовского склада.
Юрий Витальевич разъяснял боссу весь парадокс ситуации: проблема заключалась в том, что привлечь к расследованию прокуратуру было невозможно – товар-то поддельный. Похитившие его полицейские знали об этом. Потому и Шиманский с вымогательством материализовался сразу после ограбления. Стоило Черкасову раскрыть рот хоть где-нибудь о контрафакте, и можно было угодить под статью о мошенничестве в особо крупных размерах. Так продажный генерал обезопасил себя от Управления собственной безопасности. Адвокат развел руками в который раз и признал, что наказать виновных можно только своими силами.
Обозленный и нацеленный найти в собственном коллективе «крота», Черкасов выпроводил Морфина и мотанулся в офис, чтобы жестко побеседовать со снабженцами. В каждом из них Черкасов теперь видел предателя. Вчера после поездки в Ростов на всех давил Ларин, сегодня большой босс решил взяться за дело сам. Довел до истерики подчиненных, наорал на ни в чем не повинную Лену. И только к часу вернулся обратно в особняк. За всеми этими делами о видео-записи он и не вспомнил. Как и о Варе...
* * *
Положа руку на сердце, никто из людей не считает себя моральным уродом, будь то преступник или казнокрад, тиран или обычная сплетница. Все представляют себя иначе, чем их видят другие, – хорошими, умными, справедливыми, в конце концов. Эго, эта суетливая, болтливая нянька, подсказывает на ухо неизменное «потому что...» и старательно латает, замазывает, забивает досками наглухо всё неприглядное, что бы мы ни натворили. И человек живет, тешит себя по-всякому и даже качает права. Подумаешь, совесть пробивается иногда и доставляет неприятности, как протекший не вовремя потолок?! Нянька Эго снова заткнет дыру и накормит гордыню с ложечки.
Так было и у Валерия, еще утром. Смутно помня, что было ночью, он лихо подобрал должные аргументы, причислив Варю к одной из тех, кто наводняет клубы на Рублевке с люминесцентной вывеской в глазах: «Продамся за дорого». Черкасов такими пользовался и презирал. Но платил.
И этой заплатит, – говорил себе он. – Хотела его, получила. Не растает. И вообще она, эдакая праведница на первый взгляд, запросто позволила вольности Сергею, а потом снова подалась к нему с признанием. Стерва лицемерная...
Привыкнув к определенному сорту женщин, либо деловых акул, способных откусить руку по самый локоть, либо покупающихся и вешающихся на шею, Черкасов и Варю видел будто бы в шорах.
А потом она ослепла. Варя тихо заплакала, и ее слезы промыли его глаза. Внезапно он обнаружил вокруг той, кого принял за содержанку, свет. Такой не подделаешь. В клинике Черкасов осторожно водил Варю и понимал, что не имеет права даже так прикасаться к ней. Но эго до последнего пыталось откупиться.
* * *
Подняв тяжелую руку, Черкасов перемотал запись вперед и увидел, как она, слепая и еще не осознавшая этого, бьется об углы. Совесть напомнила, что он в это время орал на подчиненных и считал себя самым правым. Во всем...
А её убили только что. По его вине. И с этим ничего сделать было нельзя.
Ум метался, пытаясь найти оправдание, но впервые в жизни зацепиться было не за что – мертвая, слепая Варя не оставила ему ни единого сучка, ни одной щербинки, за которую можно было бы ухватиться.
Смерть Вари перещёлкнула где-то внутри у Валерия привычные «настройки», и мир рухнул в одно мгновение, словно грубо, одним нажатием кнопки выключенный компьютер. Воцарился мрак. Черкасов ощущал, как с отчаянной скоростью летит в пропасть, холодную, ощерившуюся, страшную, из которой не выбраться. Потому что даже прощения просить не у кого.
Неповоротливый, словно залитый по самое горло свинцом, Валерий скопировал запись на флэшку и стер ее с сервера, чтобы ни у кого не было искушения воспользоваться ей еще раз.
Передвигаясь будто в мутной, вязкой тине, Черкасов пошел к бару. По привычке налил себе виски, но едва почувствовал керосиновый запах, отставил. Затем швырнул стакан в мойку так, что он разбился вдребезги, и, сжав зубы, чтобы не вывернуло, вылил всю бутылку туда же. Добрался до душа. Скривился от отвращения, увидев собственное отражение. Отвернулся от зеркала и тщетно попытался отмыться. Ни выглаженная рубашка, ни новые джинсы, ни пиджак с иголочки не сделали его чище.
Внизу послышался шум. Валерий убрал за уши мокрые волосы и пошел навстречу.
В темном коридоре что-то мелькнуло, белое, прозрачное, будто кисея, и выше светлая чуть растрепанная коса, подсвеченная лунным светом. Варя?! Но как?! Сердце пропустило удар. Она исчезла за углом на лестницу, и Черкасов бросился туда в какой-то странной надежде. Но ступени были пусты и черны. Он принял за видение лишь отблеск из окна. Валерий схватился за поручень и осел вниз.
* * *
Сергей взбежал на второй этаж и увидел Валерия.
– Шеф, слава богу, ты дома! Даже не представляешь, что было! Меня под дулами автоматов из машины вынули! ОМОНовцы, человек десять. Руки заломили. Ни позвонить, ни рта раскрыть не дали. Засужу их, сволочей! Майбах на штрафстоянке. Счастье, Морфин на выручку пришел. Но пока то, да сё... А почему ты сидишь здесь? И с губой что? – замедлил темп речи Сергей, взглянул на лестницу, и спросил уже совсем другим тоном. – Что сказал профессор? Варя у себя?
Валерий выдохнул и, не глядя на Сергея, ответил коротко:
– Ее здесь нет.
– В клинике осталась?
Черкасов сглотнул. Медленно встал, также медленно поднял глаза, запавшие и совершенно больные.
– Ее вообще нет.
– Погоди, – опешил Сергей, – ты хочешь сказать...
– Шиманский, – сказал Черкасов, и желваки заходили ходуном по его скулам.
Сергей всё понял и закрыл ладонями нижнюю часть лица, но ненадолго.
– Где?
Валерий пристально посмотрел на него и покачал головой.
– Не знаю. Юрий Витальич здесь? Пойдем.
Потрясенный, Сергей последовал за ним.
С черным, неживым лицом Черкасов в кабинете изложил суть дела: о Варином похищении, об угрозах Шиманского и шантаже.
Морфин, солидный, крепкий мужчина лет за пятьдесят, с седоватыми усами, приличным еврейским носом и умными маленькими глазами на красноватом лице, слушал, поджав пухлые губы. Затем подался вперед:
– Ну, допустим, девушка проживала у вас. Но она подписала договор, что свидетельствует о ее полном согласии. Вы были вместе с ней в клинике сегодня. И показания профессора подтвердят, что в ваших отношениях все было нормально. А обвинения Шиманского и выеденного яйца не стоят. К тому же у вас есть запись, где отчетливо видно, что убийца депутатского сына в Ростове – сам Шиманский.
Валерий передернул плечами и сказал:
– Профессор скажет, что у нее была психогенная слепота. В результате потрясения.
– Естественно, в нее стреляли.
Черкасов кашлянул в кулак.
– Да. Сергей, воды принеси, пожалуйста. В горле пересохло.
Начальник охраны вышел за дверь и, прикрыв ее неплотно, задержался.
– Ну же, Валерий Михалыч, вы не договариваете. Я ваш адвокат, я должен знать всё. Иначе как мне вас защищать?
– Да, – сдавленно ответил Черкасов. Встал и прошелся по комнате. Замер где-то посередине и хрипло выдавил: – У нас была с ней связь. Этой ночью. Запись с внутренней видеокамеры попала к Шиманскому.
– Это не есть хорошо. Но тоже ничего не доказывает...
– Нет. Вы не поняли. Не по ее воле связь.
Повисла пауза. Сергей еле сдержался, чтобы не влететь обратно в кабинет и не разбить с размаху лицо начальника. Но всё-таки сдержался. Не дожидаясь ответа от ошарашенного адвоката, он пошел в комнату видеонаблюдения. Мат не помогал, в висках стучало, ладони стали влажными.
С утра же чувствовал, что-то не так! Странная была девушка Варя, но не сумасшедшая. А этот богатый ублюдок... Мало было ему бл...й?
Сергей стиснул зубы, уговаривая себя, что не стоит путать эмоции и бизнес. Этот денежный мешок ему еще пригодится, он не всё пока с него поимел. А потом посмотрит. На нары бы ублюдка, чтоб на себе прочувствовал.
Видео было удалено. Что ж, этого и следовало ожидать, – решил Сергей и с каменным лицом открыл приложение в мобильном. Валерий не знал, что, повинуясь интуиции, начальник охраны аккуратно вставил крошечный GPS-треккер в подошву Вариного кроссовка. На всякий случай. Это «мало ли что» еще ни разу Сергея не подводило.
Он набрал номер треккера. Долгие гудки вместо быстрого сброса и отсутствие смс-сообщения с координатами означали, что GPS отключен или не ловится.
Сергей попробовал еще раз – результат тот же. Он потер виски и пошел за водой Черкасову. Плюнуть, что ли, в стакан?
Треккер не работал, значит, его нашли и отрубили, или она где-то под землей. «По логике вещей, – думал Сергей, – ее не должны были закапывать. Значит, подвал. Судя по рассказу Черкасова, выбросили его где-то в районе Салтыковского леса».
Сергей набрал Кирилла, который должен был сегодня дежурить на посту.
– Кир, надыбай мне по-быстрому здания, где могут быть глубокие подвалы, в районе Салтыковского лесопарка. Такие, чтобы GPS в подвале не ловил.
– Жилые? Боюсь, это невозможно. На любой даче можно хоть подземный лабиринт выкопать.
– Нет, не жилые. Что-то типа склада или завода. Брошенного желательно.
– Понял. Займусь.
– И шефа не беспокой этим. У него проблемы, сейчас его лучше вообще не трогать.
– Я заметил.
– Работай.
Сергей поставил на всякий случай треккер на автодозвон и положил мобильный в карман. Уже у кабинета Сергей остановился и сквозь щель в двери услышал голос Морфина:
– Я понимаю вашу принципиальность, Валерий Михайлович, но принимая в расчет все, что вы сказали, рекомендую вам заплатить. У нас появится время на маневр.
– Нет.
«Жадная сволочь» – подумал Сергей, переминаясь с ноги на ногу.
– Тогда вам лучше временно уехать из страны. Слишком сжатые сроки, мы не успеем ничего сделать.
