355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Галина Манукян » Свидетель (СИ) » Текст книги (страница 9)
Свидетель (СИ)
  • Текст добавлен: 30 сентября 2018, 12:00

Текст книги "Свидетель (СИ)"


Автор книги: Галина Манукян



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 15. Байк-энд-ролл



Мы завернули, и ветер перестал хлестать по щекам, пристраиваясь между ревущими моторами. Они тарахтели, как старые трактора; заходились, словно вгрызающаяся в стену гигантская дрель, рычали под визг шин, которым суждено было к утру быть стертыми до колесных дисков. Здесь пахло бензином, табаком, пьянкой и безбашенной лихостью. А главными были не контуры людей и нечеткие сферы света, а тяжелые вибрации оживших мото-монстров. Не то место, куда мечтаешь попасть.

И тут же я усмехнулась собственной привередливости: дворец не по мне, ночной клуб тоже, вот и байки не угодили. Так, во мраке, когда за отсутствием зрительных образов ты вынуждена наблюдать лишь за собой, обнаруживаешь совсем не тот образ себя, который привычно рисуешь, с удовольствием примеряя добро, духовность, смирение. Оказывается, вместо лучезарного ангела сидит внутри злобный гномишка и гундит: не то, не так, рылом не вышли... Чего уж там, вся Вселенная, как выясняется, не дотянула. Жуть! Но если принимать всё, как есть, то и маску придется снять, чтобы посмотреть внимательнее в глаза противному существу – мне... Уж не эта ли маска бесила Валеру или он разглядел за ней скрюченного, мелочного гундоса?

При мысли о Валере в сердце что-то кольнуло, но меня тут же отвлек Дед.

– Приехали, бэби. Сама слезешь или помочь?

– Сама.

Я едва не упала, забыв о масштабах мотоцикла. Байкер меня поддержал.

– Оу, оу, потише. Хреново не видеть, да?

– Хреново. Никак не привыкну.

– Ты еще молодцом! Тебе бы палку, будешь как Слепой Пью...

– Такая же противная, как старый пират? – усмехнулась я.

– Да не, я про другого. Из боевика. Чего там противного, мочил слепой всех направо и налево...

– А, это был не Пью, – заметила я. – Я смотрела в детстве. Там был Рутгер Хауэр, актер.

– Да пофиг. Хватайся за руку. Вон он, бар.

Мы направились в гущу световых пятен, а затем куда-то по узким ступеням вниз, навстречу бесшабашным гитарным рифам и барабанным перебивкам. Нас встретил сигаретный дым и радостные возгласы:

– Хэй, Дед, иди бухать! Ты чо такой медленный, на велосипеде ехал?!

– Ща, братва, – авторитетно сказал мой провожатый и подвел меня к барному стулу у стойки. – Пива будешь?

– Лучше чаю, – улыбнулась я.

– Угу. Слышь, Мокрый, чай у нас вообще есть?

– Чай? – удивился кто-то напротив. – Сварганим, если надо.

Сквозь грохот рок-н-ролла я расслышала хлопок и шорох фольги. Дед ткнул мою руку в нечто сухое и круглое, вызвавшее в памяти кошачий корм.

– Так, это сухарики. В миске фисташки. В пакете рядом чипсы, – рявкнул он мне на ухо, перекрикивая явно живую музыку. – Луковые со сметаной пойдут?

– Да.

В нос ударил ядреный рыбный запах.

– А вот тут слева я тебе всяких сушеных кальмаров насыпал. Еще фигни всякой. Ассорти, короче. Угощайся. И насчет пива, если чо, не стесняйся. Слышь, Мокрый, нальешь ей, а я отойду.

– Спасибо большое! – расчувствовалась я. Есть и пить, на самом деле очень хотелось.

Приученная братом Женькой выделять партии в композициях рок-групп, я замечала, что музыканты, играющие в баре, с упоением лажали. Однако это никак не мешало публике подпевать, подкрепляя восторги свистом и улюлюканьем. Я решила, что и мне фальшивые ноты мешать не будут, и сосредоточилась на чае и еде. Даже такой простой процесс у меня, у слепой, вызывал сложности – я сразу обжгла язык.

– Ну, как ты? – вернулся Дед, когда я, наконец, насытилась закусками «под пиво».

– Хорошо, спасибо.

– Чего унылая такая?

– Устала, – призналась я. – День выдался тяжелый.

– Чо, может показать, где спать будешь?

Я кивнула. Нащупывая путь по стенке одной рукой и стараясь его запомнить, я прошла вместе с байкером к деревянной дверце. Она скрипнула, и Дед что-то пнул ботинком. Покатилась стеклянная бутылка.

– Тут не особый порядок.

– Ничего. Я все равно не вижу.

– Главное не перевернись. Короче, отдыхай. Туалет, если надо, по коридору следующая дверь направо. Если кто чего вякнет, всем отвечай, Дед разрешил. И вопрос решен!

– Не знаю, как тебя благодарить.

– Да не парься, – пробасил он и закрыл за собой дверь.

Воздух в подсобке был сперт, насыщен пылью и запахом несвежего белья, а главное – совершенно темен. Не понятно, где стены, где кровать, есть ли другая мебель или тут хранятся ящики с пивом.

Я вздохнула и принялась вытянутыми руками шарить перед собой, осторожно переступая, пока не уткнулась коленями в кушетку. Я забралась на нее, сняв кроссовки. Сон не шёл. Воспоминания тревожного дня пробивались сквозь усталость и требовали их обдумать. А совершенно не хотелось...

Мне было не по себе, я чувствовала себя разбитой. Голова кружилась, может от духоты или от удара при аварии. Из-за толстых стен пробрались в мою узкую, как купе в поезде, келью, рипящие гитары Арии. Кажется, это был «Игра с огнем», любимая Женькина песня. Как напоминание мне об «игре»...

Я села, опираясь о стену, шуршащую за спиной отклеившимися постерами и обрывками скотча. Не видя ничего вокруг, я явственно прочувствовала тепло, заключенное в невидимых контурах тела. Казалось, я была наполнена теплыми волнами. В полной тьме даже нагретые дыханием выдохи стали осязаемыми.

Мудрые говорят, что карма растворяется, как только тебе становится все равно. Закончилась ли наша с Валерой история? Судя по тому, как нечто недосказанное оседало тяжелым грузом в груди, причиняя боль, нет.

Закрыв лицо ладонями, я прислушивалась к себе: саднила ли так моя ущемленная гордость или страдало от нелюбви сердце. Во мне скопилось много чего, но не равнодушие. Внезапно в сознание снова проник Матхурава.

* * *

Ювелир уже собрался закрывать лавку, когда на пороге показался крупный смуглолицый мужчина, чуть постарше него, в запыленном понизу дхоти и грубых сандалиях. Судя по намотанной вместо тюрбана тряпке на голове, бедной одежде и сильным грубым рукам, это был обычный крестьянин. Матхурава прищурился и хотел выгнать посетителя: такой точно и рупии не потратит на драгоценности. Но тот, робко покачивая головой и протягивая натруженную ладонь, сказал:

– Приветствую тебя, о господин! Удели мне минуту, прошу тебя! Я издалека. Весь день спрашивал в городе, на рынке, там и сям, кто такой будет большой мастер по золоту. Люди послали меня к тебе, говоря, что нет лучше знатока в Паталипутре. Есть у меня важный вопрос.

Матхурава приосанился и провел пальцем по усам – похвалу он любил, даже от такого ничтожного бедняка она была приятна – что же он, мастер своего дела, не подарит минуту страннику?

– Слушаю тебя, уважаемый.

– Сейчас.

Крестьянин выглянул на улицу, подманивая кого-то, и вернулся в компании со вторым худым земледельцем с карими глазами навыкате и ярко-красным от бетеля ртом. Беспрестанно жуя, словно корова, которую недавно Ашока объявил священной и непригодной в пищу, спутник крестьянина вытаращился на хозяина лавки и то ли кивнул непонятно чему, то ли поздоровался так странно. Матхураве смутно показалось, что этого тощего он уже где-то видел.

Раскланиваясь и благодаря за проявленную доброту, первый шудра принялся возиться в поясе и, наконец, извлек на свет подвеску в виде солнца с вкраплением из хризопраза. Ничем особым, в общем-то, не примечательное украшение, кроме того, что изготовлено оно было самим Матхуравой.

– Что скажешь, кто делал это? – спросил крестьянин, показывая подвеску в мозолистых пальцах с грязными широкими ногтями.

У ювелира пересохло во рту – именно эту брошь он потерял вместе с тюрбаном у источника в лесу, когда похищал красавицу Сону. Но Матхурава тут же взял себя в руки и небрежно бросил:

– Не могу тебе сказать, уважаемый. Такие безделицы нравятся всем подряд, стоят недорого, потому их и делают повсюду: от Паталипутры до самой Калинги. Так что извини, не помогу тебе. И задерживать тебя не буду.

Робкое выражение исчезло с лица оборванца, глаза сделались злыми и едкими. Он сжал ладонь, пряча брошь, и заявил:

– Не знаешь, господин ювелир? А на клеймо взглянуть не желаешь?

Ювелир похолодел. Проклиная тщеславную привычку отмечать все изделия обвитым воздушным перышком крошечным «К» на языке маурьев – по заглавной букве его семейного имени «Капур», он взъярился:

– Так ты на вежливость отвечаешь, ничтожный?! Убирайся! Не отнимай мое время!

– Куда же ты торопишься? – стиснул зубы крестьянин, страшно меняясь лицом и голосом. – Уж не к моей ли невесте, которую ты похитил в день перед свадьбой? А раздал ли ты за нее дары общине перед свадьбой?! Заплатил ли, как я, ее отцу дакшину1?! Говори, презренный!

– Что за бред ты несешь, чужестранец?! Как ты смеешь так говорить с тем, кто выше тебя по варне?! Вон пошел! Оба пошли! – гневался ювелир.

На крики выскочил из мастерской Радж с мечом в руках. При виде оружия крестьяне попятились, но у самого выхода смуглолицый проскрежетал с ненавистью:

– Я тебя выведу на чистую воду, ювелир! Я не только к дхарма-махаматрам2, я к самому царю за правдой пойду! Ты получишь свое, злодей! Презренный вор!

Чужаки выбежали на улицу, задев головами колокольчик на входе.

– В чем дело, брат? – спросил недоумевающий Радж.

Матхурава не ответил. В уме его мгновенно пронеслись страшные мысли о том, что Сону отнимут и вернут в руки этого мужлана с черным от солнца лицом3, или хуже того, посчитают, что обесчещенной не останется ничего, как стать проституткой. Продадут или заставят отрабатывать сумму дакшины. В этот момент ювелир совсем не думал о собственном позоре. Сердце его зашлось в негодовании и панике.

Не помня себя, Матхурава выхватил меч из рук брата и бросился вслед за крестьянами. Он лучше заплатит за убийство штраф в десять, а то и во всю сотню коров, чем позволит кому-нибудь дотронуться до его Соны!

Крестьяне были уже в конце квартала. Сжимая в руке меч, Матхурава бежал и не видел никого и ничего, кроме смуглых спин чужаков. Он быстро настиг их. С разбегу, ударом под колени сбил с ног худого. Схватив за плечо, рванул на себя оскорбленного жениха Соны и насадил на острие клинка его голый живот. Тот, выпучив глаза, захрипел, забулькал кровью. Не выпуская, Матхурава неистово кричал ему в лицо:

– Моя она, только моя! Моя! Моя, понял?!

Кто-то позади принялся вырывать оружие и оттягивать безумца. Но Матхурава не слишком понимая, что творит, исступленно принялся отбиваться и размахивать мечом. Кто-то охнул и просел. Раздались вопли, вскрики и стоны. Толпа, представляющаяся сейчас Матхураве единым смазанным пятном белых и цветных одежд, тюрбанов и смуглых лиц, расступилась.

Ювелир бросил взгляд на истекающего кровью соперника и, тяжело дыша, ринулся к дому – убедиться, что Сона еще там, что она и, правда, его. И ничья больше!

* * *

Дверь раскрылась нараспашку, хлопнув ручкой о стену.

Дрожа от нахлынувших воспоминаний, от ужасного запаха крови, от пульсирующего в висках страха и заходящегося в только что пережитом аффекте сердца, я вернулась в реальность.

Послышался фривольный смех, щелчок и вдруг громкое женское:

– Ой! Ты кто?

– Да, ты чего тут делаешь? – вторил ей сиплый мужской голос, активно сопя и выпуская в помещение смачные алкогольные пары.

Я растерялась, с трудом извлекая себя нынешнюю из обезумевшего Матхуравы.

– Ты глухая, что ли? – с нажимом спросил парень.

И я пробормотала, свешивая с кушетки ноги:

– Дед разрешил. Я тут ночую.

– Ежовый корнеплод! – пробурчал сиплый. – Хоть бы нам сказал чего! Ну, мы ненадолго, прогуляйся минуток десять.

– Десять?! – возмутилась девица.

– Ладно-ладно, полчасика. Окей? Заметано? А потом ночуй, сколько влезет.

В другое время я бы возмутилась. Но сейчас, еще дрожащая, как лист, я просто надела кроссовки и по стеночке пошла обратно к бару, не обращая внимание на удивленный присвист, раздавшиеся мне вслед: «Накурилась, что ли? – Дурак, она же слепая!»

В конце концов, от духоты, смрада и бури эмоций мне самой хотелось бежать на улицу – глотнуть не прокуренного воздуха и почувствовать ветер в лицо. Пусть выдует из меня тягостные, ненужные, жуткие воспоминания!

Несколько метров до лестницы я одолела с трудом, то и дело натыкаясь на столы, стулья и на завсегдатаев заведения. Но стиснув зубы, я всё-таки одолела клубы сигаретного дыма и узкие ступени лестницы, и, опираясь о кирпичную стену подставила разгоряченный лоб ночной свежести.

– Курить будешь? – спросил неизвестный голос.

Я отчаянно замотала головой и, перебирая руками по кирпичам, пошла подальше от входа. А затем, навалившись спиной на стену, осторожно поднесла руки к лицу, боясь, что они и в этой реальности будут липнуть и пахнуть кровью.

Рядом рыкнул мотоцикл, и из магнитолы покатились агрессивные волны хард-рока, смешанного с блюзовым ритмом. И напоминая о моем реальном детстве, проведенном с братом-рокером и его друзьями, старина Константин Кинчев запел лично мне. Прямо в лоб:

«Беседы на сонных кухнях,

Танцы на пьяных столах,

Где музы облюбовали сортиры,

А боги живут в зеркалах.

Где каждый в душе – Сид Вишес4,

А на деле – Иосиф Кобзон.


Где так стоек девиз:

«Кто раньше успеет, ты или он?»

Все это рок-н-ролл!5

1Плата отцу невесты, так называемый «дар».

2 Дхарма-махаматра – чиновник времен царя Ашоки, занимающийся проверкой судебных дел и проверкой целевых расходов денег, собранных на религиозные нужды. В иерархии занимал место выше обычного судьи.

3 Васиштха и Баудхаяна объявляют: «Если девицу взяли силой и не было торжественного брака с религиозными обрядами, она может быть должным образом выдана замуж за другого, поскольку она в этом случае остается девицей, как и прежде». (Вирамитродая, II, с. 860).

4Скандально известный вокалист группы «Секс Пистолз»

5 «Все это рок-н-ролл» – песня группы «Алиса» 1988 года, получившая наибольшую известность в коллективном исполнении группы «Бригада С» и других исполнителей, включая самого автора

Глава 16. Стреляй!



В черноте за окном шумел дождь. Вытянув руку над дубовым столом, согбенный, как старик, Валерий мрачно мял пальцами бумажки, одну за одной, и слушал, что говорил адвокат.

– Вам надо уехать за границу. Я настаиваю на этом.

– Как трусливая крыса... – бросил сквозь зубы Валерий.

– Ерунда! – возмущенно придвинулся к краю кожаного кресла Морфин. – Вы знаете, что беспричинно я подобное говорить не стану! Мои слова вообще дорого стоят. Человек, против которого фабрикуют дело, имеет право защищаться. Должен защищаться! Всеми доступными средствами!

– А по сути, что мне грозит? В худшем случае какие-то двадцать лет за решеткой... Еще до пенсии выйду. На заслуженный отдых, – горько ощерился Валерий, думая, что если вой темных, мучительных мыслей в голове не прекратится, то всё равно, где сидеть – в тюрьме или на пляже на Бали. Везде будет хотеться выпрыгнуть из собственного тела, как из самолета. Черкасов поднял отяжелевшие, как после бессонной ночи, веки. – Будете мне сухари носить?

– Не буду. Перестаньте, Валерий Михалыч. Я понимаю, что сейчас у вас шок, и вы не в состоянии адекватно мыслить. Пройдет, поверьте. Вы обезопасите себя. Но это не значит, что вы сбежите и будете сидеть, сложа руки. Вы не крыса. И в том, в чем вас обвиняют, не виновны.

– Как сказать... – снова выдавил из себя болезненную ухмылку Валерий и тут же потеряв ее невидяще уставился в угол.

Юрий Витальевич откинулся на спинку кресла, постучал костяшками по подлокотнику. Этот стук отдался громовыми раскатами по черепу Черкасова, он поморщился.

– Не виновны в убийстве, – подчеркнул адвокат. – И похищения вы не совершали. Остальное на вашей совести, но не имеет ничего общего с уголовным делом, которым вам угрожают. Если делу завтра дадут ход, всё тоже случится не так быстро. Во-первых, должны организовать, чтобы тело девушки обнаружили, и обставить так, чтобы выглядело правдоподобно. На трупе же не будет таблички: «меня убил тот-то и тот-то» с телефоном и домашним адресом.

Валерий запустил пятерню в волосы и стянул, чуть ли выдирая их с корнем. Ртом глотнул воздуха, задыхаясь от представленной воображением картины. Но Морфин не заметил этого или не захотел замечать. Он вытянул трубочкой пухлые губы и, причмокнув, продолжил уверенно, словно читал по бумажке заготовленную заранее речь:

– Во-вторых, бюрократию в полиции еще никто не отменял. Чтобы у них всё шло гладко, необходимо соблюсти процессуальные формальности. Поэтому мы имеем маленький зазор по времени. Но ждать нечего, я бы порекомендовал вам собираться и ехать прямо сейчас. В тот же Лондон. У вас же виза открыта. Потом, из-за границы вы направите в Следственный комитет заявление о незаконных действиях против вас. Электронная подпись у вас оформлена по всем правилам. Еще направим жалобу о преследовании вас сотрудниками правоохранительных органов в Управление собственной безопасности. И это уже не замять.

Валерий молчал.

– Расследование, конечно, займет много времени. Даже не несколько месяцев. Но если об уголовном преследовании станет известно СМИ...

– Акции обвалятся, – равнодушно вставил Черкасов. – Потеряем долю рынка. И продажи... И, если эта долбанная партия подделки всплывет, мне как владельцу впаяют мошенничество.

– Так и есть. Я понимаю, что компания – ваше детище, но разумнее было бы ее продать прямо сейчас, пока всё тихо. Более того, у вас не гладко с таможенными пошлинами. Если у Шиманского есть поддержка в верхах, а всё на это указывает, начнут копать в ту сторону.

– И что?

Морфин снова вытянул губы трубочкой и развел руками:

– Ну, если вдобавок к уголовному делу раскроются экономические махинации, то будут обыски, изъятие документов. На счета компании наложат арест. А это уже конец.

– Зубы обломают. Конфискации подделки не было с ордером, а был просто грабеж. Так что не докажут, что товар наш.

– Ой ли? – засмеялся и хлопнул в ладони Морфин. – А в Дримсети об этом не знают? Кто знает уровень преданности ваших сотрудников? Обязательно найдутся обиженные и недовольные – вы не начальник мечты. И, как вы сами знаете, есть те, кто уже вас сдал. Они сделают это еще раз.

Валерию захотелось его ударить, но он только проскрежетал:

– Я не отдам компанию.

– Хорошо, похороните свое детище за плинтусом, – резко ответил адвокат. – Возможно, вас заказали как раз ваши конкуренты, зная ваш характер и то, что вы обязательно упретесь в стенку рогом.

Черкасов исподлобья посмотрел на Морфина, осознавая, что тот прав. Кто такой Шиманский? По сравнению с размахом, принявшим дело, мелкая сошка. Мало ли продажных полицейских, даже если и генералов? Но человек из региона, пусть даже занимающий высокий пост там, не ломанулся бы так нагло на столичный уровень. За пять миллионов долларов свои бы хищники хребет обломали. За Шиманским явно стояли крупные фигуры федерального уровня. Конкуренты со связями? Возможно. Просто враги? И таких хватает. Белым и пушистым Черкасов и, правда, не был. Выпендривался, эпатировал, хотя бы с члениками этими... Чтоб их! Ведь даже главе одной краснобайской партии послал и козлу из правительства, с юной глупенькой женой которого, как сегодня напомнил профессор в клинике, он имел интрижку. Хотя интрижка ни при чем? Ерунда это! Дело в конкурентах.

Но продать компанию? Это же всё, что у него есть! Наоборот, сейчас бы зарыться с головой в работу, чтобы встречи без остановки, цифры до посинения, командировки... Только бы не думать!

Как ни странно, но относительно недавно ему поступило предложение продать сеть, впрочем не первое, но очень настойчивое. От российского бизнесмена, базирующегося в Израиле, Андрея Мостера, владельца крупнейшего интернет-концерна. Совпадение ли?

Черкасов мгновенно отказал, не мог иначе: как мать вскармливает ребенка с пеленок, учит ходить, говорить, и гордится выросшим чадом, так и он выстраивал огромную сеть с массой магазинов по всей России долго и постепенно, начиная с крошечного отдельчика в совкового типа универмаге. Сам! Одиннадцать лет! Валерий не продал бы Дримсеть и вдвое дороже от оценочной стоимости, хотя любил деньги. Но компанию любил больше. Пожалуй, больше всего на свете. И всех.

Но видеть, как компания умирает, распадается, разлагается на глазах, он тоже не смог бы. Сердце тянуло в груди камнем, внезапно большое и тяжелое.

Валерий грузно встал и подошел к окну. Вздрогнул. Закричал бы: «За что, Господи?!», если бы это «за что» не мерещилось в каждом отражении в стекле, не обретало облик мертвой девушки в игре дождя и света за окном, не всхлипывало ветром в черных соснах, холодя кровь. Не чувствуя тверди под ногами, Черкасов оперся об оконную раму и сказал чужим голосом:

– Хорошо. Я поступлю так, как вы говорите. К заявлению можно приложить видео-запись преступления Шиманского. Она у меня...

Адвокат почесал шею и поморщился:

– Увы, нельзя. Вы же учились на юридическом, Валерий Михалыч, должны помнить, что без устных показаний того, кто снимал видео, такого рода улики не могут быть приложены к делу. Вам надо было девушку эту, Варвару Невскую, не в постель тащить, а беречь, как зеницу ока. Мда, чего уж говорить... Поздно, батенька.

Черкасов подумал о пистолете, хранящемся в сейфе, встроенном в верхний ящик стола.

Вошел Сергей со стаканом воды.

При виде начальника охраны Валерий вспыхнув гневом. Защищая остатки разума, его Эго зацепилось крючьями за здоровенную фигуру с ежиком светлых волос. Черкасов рявкнул:

– Из льдов Арктики воду добывал? Или опять омоновцы задержали?!

Сергей глянул возмущенно и отставил воду на журнальный столик. Черкасов резко развернулся и шагнул вперед. Пальцы клешнями впились в край столешницы. Валерий вперился в начальника охраны так, словно хотел просверлить в нем взглядом дыру и, схватив за ноги, вытрусить на паркет правду.

– Не доверяешь?! – стиснув зубы, прорычал Сергей. – Позвони своему профессору и посмотри записи с уличных камер.

– Хорошо отыграно? – рыкнул в ответ Валерий. – На Оскар? Или пожиже?

Рванул на себя верхний ящик, но, не совладав с эмоциями, не сразу набрал код.

– Не стоит, – жестко сказал Сергей.

Черкасов поднял голову. Перехватило дыхание – черное дуло пистолета было направлено ему в грудь.

– Эй, господа, вы с ума сошли?! – попятился к набитому книгами шкафу адвокат. – Прекратите сейчас же!

– Стреляй, – процедил Валерий, чувствуя холод собственного оружия во влажной ладони, но не поднимая его.

– Брось пушку! – приказал Сергей. – Я все равно быстрее. Бросай, я сказал!

Сжав рукоять, Черкасов медленно вышел из-за стола и пошел на дуло, глядя в серые, пробитые черными гвоздиками зрачков, глаза того, кого считал другом.

– Стреляй.

Но Сергей не спускал курок. Стоял, не шевелясь, играя желваками на скулах. Видно было, как бицепс подергивается под белой рубашкой. Валерий встал вплотную, дуло уткнулось ему в грудь.

– Стреляй! – расширив глаза, крикнул Черкасов. Его черты обострились, словно уже у мертвого, губы стали тонкими. – Ну?!

Одним четким движением Сергей отбросил свой пистолет и обезоружил босса, скрутив руку и прижав Валерия лицом к холодной дубовой дверце книжного шкафа. Наклонился к уху и процедил:

– Моя работа не убивать тебя, сволочь, а защищать.

Дрожа от злости, дергаясь в железной хватке Сергея и тщетно пытаясь высвободиться, Черкасов прошипел:

– Из-за тебя, гад, Варю убили! Делал бы ты хорошо свою работу, она была бы жива!

Сергей развернул босса и, схватив за грудки, сказал, как сплюнул:

– Я хорошо делаю свою работу. Она была бы жива. Если бы ты не торопился замести следы собственного ублюдства и не поехал без телохранителей. А я настаивал!

Это действительно было так, – подсказала память, и Валерий мгновение назад рвавшийся разбить лицо противнику, потерял силы и обмяк. Отвернулся, чтобы не видеть беспощадные глаза Сергея.

Тот выпустил его и, быстро подняв оба пистолета, положил их в карманы.

– Не нравлюсь? Увольняй по статье. Через отдел кадров. Только найди по какой, не ошибись. Юрист-то из тебя не очень.

Валерий махнул рукой и пошел к выходу, стараясь не шататься. Задержался у двери.

– Лучше бы ты выстрелил.

Неуместно веселой, короткой трелью пропел мобильный в кармане Сергея. Тот достал внушительный, как снайперская лопатка, смартфон и, глянув на экран, пробормотал:

– Чтоб я сдох!

Глава 17. Без фальши


Валерий вцепился взглядом в Сергея, тот кашлянул и посмотрел в упор:

– А ты уверен, что она мертва?

Черкасов подтянулся и вытер кулаком сухие губы.

– Шиманский посмотрел на часы, и сказал, что ее уже нет, – сглотнул громко. – Что всё, убили.

– Но убитой ты ее не видел, – полувопросительно-полуутверждающе сказал Сергей.

– Нет.

– И это было возле Салтыковского леса.

– Да. Так в чем дело?

Сергей почесал висок.

– Я не понял, зачем ее перевозить оттуда в спальный район.

Черкасов подошел к начальнику охраны, ткнул пальцем в смартфон.

– Что там?! Не тяни, не то я тебе мозг вышибу.

– Это еще кто кому, – саркастически скривился Сергей и рассказал о треккере.

– Едем. Сейчас же! – Валерий расправил плечи. Его сердце вскользь задела надежда, и глаза чуть ожили, перестали казаться черными дырами на мертвенно-бледном смуглом лице.

– Погоди еще загораться. Она может быть так же мертва в Кузьминках, как и в Салтыковском лесу. Не исключено, что какой-то гад стащил с нее новые кроссовки и вручил бл...ще своей, чтоб не пропадали.

Черкасов недобро сверкнул глазами:

– Всё равно едем.

Адвокат отлип от шкафа и севшим голосом проблеял:

– Может быть, это ловушка, если они обнаружили треккер? Чтобы Валерия Михалыча кто-то застал «на месте преступления». Поберечься бы.

Не слушая его, Черкасов спросил начальника охраны:

– Ты еще работаешь на меня?

– Хрен кому удастся так легко уволить меня с хлебного места, – осклабился Ларин. – Только через суд и с выходным пособием, от которого жаба задушится.

– Хорошо. Тогда собираем всех. С оружием. И по машинам.

– Что, и базуки брать? – хохотнул Сергей, разряжая обстановку.

– Не закупили. – На полном серьезе ответил Валерий. – Но у них автоматы. Полицейские.

– Война, так война, – кивнул Ларин и набрал дежурный пост. – Ребята, срочный выезд. На шефа наехали. Форма П1. На сборы три минуты, – и опустив трубку в карман, потер ладони в нетерпении. – Мы тоже умеем по-взрослому.

– Боевое противозаконно, – пискнул растерявший весь апломб Юрий Витальевич.

– Вы были не в курсе, – хмуро ответил Черкасов. – Соучастником не станете. Звоните моим юристам. Пусть готовят документы на продажу компании Мостеру.

– Ночь же... – опешил адвокат.

– На том свете отоспятся, – бросил большой босс, уже в дверях протянул раскрытую ладонь: – Пистолет верни.

– Больше без дурки? – критично взглянул на шефа начальник охраны.

– Без.

– Ладно. Я слежу за тобой.

– Это взаимно, – без улыбки ответил Валерий.

* * *

Через несколько минут три внушительных внедорожника мчали из Барвихи в сторону Кузьминок. Валерий смотрел на дорогу и считал столбы – по одному на стук сердца. От внутреннего напряжения сокращались мышцы, и подошва ботинка на автомате выдавала нервозный постук по резиновому коврику. Сергей вел сосредоточенно и быстро. Когда они пересекли МКАД, он не выдержал и спросил:

– Какого ляда ты удалил видео с сервера?

– Там нечего смотреть.

– Можешь не врать. Я слышал. Про Варю, – жестко ответил Ларин, притормаживая перед светофором.

У Валерия дернулось веко, он ответил сквозь зубы:

– Разрешаю набить мне морду, когда вернемся из Кузьминок.

– Ловлю на слове, – буркнул Сергей и после долгой паузы добавил, метнув на шефа подозрительный взгляд: – Тебя походу подменили, Черкасов.

Валерий не ответил и в который раз набрал номер треккера, но тот снова не подал признаков жизни.

Кортеж проехал широкий перекресток и свернул направо, где на первых этажах одноликих жилых домов, выстроившихся вдоль шоссе, мелькали вывески.

– Почти здесь, – сверившись с навигатором, заметил Сергей.

Внутри Валерия всё сжалось, холодный пот проступил на спине. Черкасов подготовился к самому худшему. Неожиданно на небольшой площади впереди показались массово припаркованные у обочины мотоциклы всех мастей. Яркие неоново-красные буквы питейного заведения аляповато и несимметрично нависали над входом в подвал.

Внедорожник Сергея медленно подкрадывался к байкерской тусе, как чужак к стае. Кирилл с Русланом ехали следом так же осторожно. А Валерий, коротко выдыхая через рот, ощупывал взглядом темное пространство вокруг. Чернота, редкие фигуры в кожаных косухах, пустые скамеечки у подъездов под фонарями стандартных дворов, бутылка пива у мусорного бака. Сергей чуть повернул, ища парковку, и у самого бара Валерий вычленил глазами светлые волосы, косу на плече – девушка стояла, опираясь спиной о кирпичную стену, подняв лицо к небу. Тень с вывески падала так, что черты было не разглядеть. Девушка в голубой куртке и джинсах тут же оттолкнулась от своей опоры, но не пошла прочь, а, аккуратно нащупывая левой рукой кирпичи, спустилась в подвал. Сердце бешено заколотилось, разбивая сомнения на тысячу мелких осколков. Расширив глаза, в которых внезапно что-то зачесалось, Черкасов вцепился в предплечье Сергея.

– Тормози!

– Больно же, – вырвал руку Ларин.

Автомобиль еще не остановился полностью, а Валерий выскочил на асфальт, крикнув в салон:

– За мной не следовать! Я сам!

* * *

Я так и не заснула больше. Голова кружилась от бессонницы и усталости, но в висках стучала молоточками тревога. После видения о Матхураве, покой вернуть не удавалось. Сердце стучало так, будто я выпила три здоровенные кружки кофе и заела плиткой горького шоколада. Тяжело вздохнув, я вновь побрела спасаться от духоты, запаха чужого секса и табачного смрада каморки на улицу. Но у ночной свежести была обратная сторона медали, впрочем, как у всего на свете, – там я быстро замерзла.

– Чего маешься? – послышался голос Деда сквозь взревевшие аккорды Iron Maiden. – Иди к нам.

Я пожала плечами, улыбнулась смущенно.

– Iron Maiden хорошая группа, но, как по мне, громковато.

– О-па! Мокрый прикрути. Такие пай-девочки разбираются в хэви-металле? – поразился Дед, и в его голосе проскользнуло особое уважение.

– У меня брат рок-музыкант. Приходится разбираться.

– Прям разбираешься? Тогда скажи, это что? – спросил заинтересованно Мокрый.

Народ попритих, обратив внимание на занятный экзамен. Я узнала с первого такта:

– Группа “Accept”, песня «Balls to the Wall”, восемьдесят третий год.

– Круто! А это?

– Мэссив Аттак.

– Во даешь! А это?

Достаточно было пяти лиричных нот, чтобы я отгадала:

– Старые добрые «Uriah Heep”, песня из альбома семидесятого года «Уйди, Мелинда».

Со всех сторон полетело одобрение. Кто-то даже захлопал. Музыка затихла, бармен задумался видимо, чем меня огорошить. А мне стало жаль, что грустные гитарные переборы британских рокеров прекратились, уж очень они были созвучны моему настроению.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю