Текст книги "Свидетель (СИ)"
Автор книги: Галина Манукян
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Возмущение богатством Черкасова и его поведением сменилось раскаянием: мы поменялись местами! Когда-то «он» был нищ и бесправен перед богачом, стоящим выше по касте, и теперь мне-«бывшему ювелиру» отвратительно было признавать собственную бедность. Разве не была в этом высшая справедливость? Та самая карма?
Наполненная стыдом и решимостью, я вернулась в выделенную мне комнату. Подумаешь, тут тихо и одиноко! Меня хотя бы не запирают в четырех стенах с единственным решетчатым окошком под потолком, не лишают солнечного света и свежего воздуха, не наказывают голодом и грубостью неизвестно за что, не будят посреди ночи ради удовлетворения чужой похоти. Но как же мне самой хотелось себя наказать! Лишь бы душа саднила меньше...
Я легла на кровать, как велел доктор, и уставилась на дорожку муравьев, ползущих по потолку. На свете ничто не совершенно, даже этот дворец.
Люди часто кричат: «Господи, за что?!», а жизнь выдается согласно купленным билетам, честно заработанным каждым поступком. Меня хотели убить, меня обвиняли в убийстве, у меня была разбита голова. Но больше всего меня заботило то, как Матхурава обошелся с Соной, и чем закончилась их история. Я должна была знать. Я должна была вспомнить.
* * *
Легче было решить, чем сделать. Я ложилась, потом вставала и устраивалась в кресло. Закрывала глаза, произносила известные мне мантры и слушала завывания ветра, звуки автомобилей где-то вдалеке, а потом тишину. Проклятую тишину: белую, синеватую, сиреневую в сумерках и, наконец, черную. Моя нормальная жизнь осталась за пропастью этой тишины. Тело терзал голод, но я боялась выйти за дверь и только жадно пила воду из-под крана. Я вспомнила множество деталей «той» жизни – как, к примеру, ювелир разжигал кегли, в каком сундуке хранил инструменты для огранки, как поутру открывал глаза и умывался – так же, как я. Как вздрагивал от холодных брызг на лицо, как очищал язык серебряной лопаточкой и заворачивал на голове белый тюрбан. Я вспомнила дом-наследство отца, каждую комнату в нем и квадратный двор с колодцем посередине, где вечерами собиралась семья, пока Матхурава не разогнал всех. Я восстановила в памяти улицы Паталипутры, ведущие к площади перед царским дворцом, деревянные стены храма, статуи Вишну и Шивы, украшенные гирляндами цветов, лица брахманов с белыми полосками на выбритом лбу и седыми косами, спускающимися с темени лысого черепа. Вспомнила семейный праздник и даже любимое «свое» лакомство – желтые, пахнущие мускатом и корицей шарики ладу с орехом в серединке.
При мыслях о Соне в теле вспыхивало желание, и я погружалась в темные глубины страстей, неприемлемых для меня нынешней. Но я продолжала мучить себя, так как не имела права отвернуться и сказать, что этого не было. Чем больше я прилагала усилий, чтобы вспомнить всю историю до конца, тем больше смешивался в голове образ Соны-Валерия. Посреди ночи они слились в одно существо, глядящее на меня в воображении прозрачными черными глазами. В головокружительном делирии оно менялось, надевая то женское тело, как костюм, то мужское. А мне, по сути, уже было не важно: представлялись ли мужские сильные руки или изящные ладошки девочки, смотрел ли он с высоты своего роста или она – снизу вверх. Неистовые чувства Матхуравы сплелись с моими, и в груди родилось нечто новое, лихорадочное и волнующее к человеку, который находился со мной под одной крышей. Всё сильнее хотелось увидеть Валерия-Сону во плоти, ведь я знала о нем больше тайн, чем он сам. Но у меня не было никакого права, как не было его и у Матхуравы. Никто не вправе лишать свободы другого, в моем случае – свободы жить в незнании и спокойствии. Я должна была оставаться здесь, будто неприкасаемая.
Вечером горячую лаву воспоминаний прервал ненадолго добрейший Георгий Петрович. Я заверила его, что всё хорошо, и мне ничего не нужно. Он недоверчиво поджал губы и некоторое время спустя принес на подносе фрукты, йогурты, печенье и бутылку Боржоми. Впихнуть в себя мне ничего не удалось, заснуть тоже.
Доктор вернулся утром, застав меня на подоконнике, дрожащую и прижавшуюся лбом к стеклу. Георгий Петрович ужаснулся и бросился мерить давление и температуру.
– Варенька, дружочек, чего же вы меня не зовете?
– Всё в порядке.
– Не надо обманывать. Сердце болит, голова?
– Нет, просто слабость.
– Не удивительно, на градуснике едва до 35 дотянуло! Давление, как у едва живой...
Измотанная эмоциями и совестью, я выдавила нехотя:
– Просто бессонница. Не стоит беспокойства.
– Что за глупости, Варенька! Я смотрю, вы и не ели ничего.
– Не хочется.
– Позвольте, я помогу вам прилечь, – суетился Георгий Петрович.
– Не могу больше лежать. Тут хотя бы сосны... И сегодня солнце, – слабо улыбнулась я.
За раскрытыми дверьми мелькнула чья-то фигура. Доктор метнулся в коридор, и я услышала:
– Валера, вы тут главный. Надо что-то делать! Я вынужден настаивать на стационаре. Требуется полное, тщательное обследование. Ибо тут может быть и вегето-сосудистая дистония, и нервное истощение, и внутреннее кровоизлияние после травмы...
– Погодите, – перебил его баритон, от которого я вздрогнула.
В комнату вошел Валерий в обычном спортивном костюме, на плечах белое полотенце, волосы влажные – видимо, после бассейна. Мое уставшее сердце заколотилось, как заведенный с третьей попытки мотор. Язык прилип к нёбу.
– Доброе утро, – сказал он. – Как самочувствие?
Я опустила ноги с подоконника и, робея, но не отводя от него жадного взгляда, сказала:
– Хорошее, – и начала медленно сползать по стенке под издевательское скандирование в моей голове «восхищенья не снесла, и к обедне у-мер-ла!».
Валерий успел подхватить меня на руки. Это прикосновение и близость его тела, наверное, свели бы меня с ума окончательно, если бы в огне видений, воспоминаний и стыда я не выгорела за эту ночь дотла.
– Какая холодная! – вырвалось у него.
– Простите, – прошептала я, видя, наконец, его живые, черные с проблеском глаза близко-близко. И в этом было счастье, и в этом была боль, от которой я уже невыразимо устала.
– За что? – удивился он.
«За ту жизнь», – подумала я, но вставила первое, что вертелось на языке:
– За то, что раздражаю вас.
– Что за ерунда?! – ненатурально возмутился он и понес меня к кровати. Уложил, накрыл одеялом, сбитым и скомканным, а затем, наклонившись надо мной, признался: – Вы очень милая девушка, Варя. А у меня просто дурной характер. Это все скажут. И, признаюсь честно, я понятия не имею, как вести себя с такими воздушными созданиями, как вы. Не обижайтесь.
В его глазах не было злости и презрения, как у Валерия прежнего, не было страдания и укора, как у Соны. Поэтому облегчение и медовая слабость, будто у ребенка, успокоившегося после долгих слез, охватили меня и лишили последних сил. Веки начали тяжелеть.
– Не надо в больницу, я просто не могла заснуть, – с трудом разлепляя губы, проговорила я. – А теперь, наверное, смогу. Посидите со мной еще минутку, если это не затруднит вас...
– Конечно, посижу, – он улыбнулся мне, как врач больной. – А поспать вам надо. Не бойтесь ничего. И на газетные утки внимания не обращайте. Тут вы в безопасности. Сергей отправился к адвокату, а он у нас весьма крут. Георгий Петрович подежурит рядом и проконсультируется, с кем требуется. Да, доктор? Девушка просто перенервничала. Мы легко обойдемся без больницы.
От его слов и дежурной улыбки мне стало так светло и благостно, что я отпустила себя и почувствовала, что улетаю в сон, подхваченная им, словно березовый лист солнечным ветром. Из последних сил я размежила веки и где-то на границе забытья пробормотала:
– Я люблю вас...
1Традиционное индийское украшение-талисман
Глава 8. Искупление. Пункт первый
Это было блаженством – не видеть ничего и не думать, а просто провалиться в пустоту, позволив разуму замолчать.
И пока я спала, в сверкающем стеклами и пластиком центральном офисе «Дримсети», на Литейном, Сергей выдерживал натиск щеголеватого следователя с забавной фамилией Мидоря, откомандированного из Ростова-на-Дону.
– Видите ли, Артем...хм... Дмитрич, господин Черкасов с представителями правоохранительных органов принципиально не встречается. Это моя работа, – сказал Сергей. – Изложите суть проблемы, и, думаю, мы сами разберемся.
– Давайте попробуем, – елейно улыбнулся Мидоря. – Согласно имеющимся у меня сведениям, вы и господин Черкасов были последними, кто видел Варвару Невскую... живой.
– Любопытно. О какой Варваре речь? Неужто правнучка великого полководца потерялась?
– Об этой, – следователь выложил на стол фотографии. – Я уже пообщался с сопровождавшей тогда вас Еленой Гриннер. Она подтвердила, что девушка подходила к Черкасову в холле ростовского клуба «Реальная любовь» и просила о помощи. Так?
Сергей почесал подбородок, изображая задумчивость. Выдержал паузу и якобы просветлел:
– Что-то припоминаю. Девушка была, странная немного. Попросила нас вывести ее из клуба.
– Почему вас? Знакомая?
– Да нет. В первый раз видели. Точнее, по словам Черкасова, она уже просила его провести в ВИП-ложу чуть раньше, он еще возмутился, что девчонка из таких, кому один раз поможешь, потом не отстанут.
– Но вы все-таки вывели ее из клуба?
Сергей осклабился:
– Ну да. Кто откажет симпатичной девушке, которая просит спасти ее от бритоголового укурка?
– Ясно, – кивнул Мидоря, – а потом?
– Спустились по лестнице, прошли на парковку, она поблагодарила и юркнула в кусты на другой стороне улицы. Говорила что-то про подругу. Наверняка та и видела ее последней. Хотя, может, и укурок догнал... Если так, жаль девчонку.
– Не сходится, – развел руками следователь. – Подруга Невской как раз пришла в полицию с заявлением о том, что Варвару похитили. Из кустов наблюдала, как та села в автомобиль и, представьте, даже номера запомнила. А мы их пробили и выяснили, что машинка принадлежит компании «Люкс-кар», которая в тот день сдала ее в аренду господину Черкасову.
Сергей изобразил недоумение, потом навел указательным пальцем на следователя, будто догадался о чем-то:
– А вы не думаете, что подружка что-то мутит? Запомнить номера, сидя в кустах, в темноте... Прямо шпионка со стажем, а?
– Представьте, бывает у людей и зрение хорошее, и память фотографическая.
– Завидую.
– Да вы, наверное, на своей должности тоже на память не жалуетесь?
– Стараюсь. Хотя всяко бывает: работы много, крутимся-крутимся, – Сергей развалился в кожаном кресле.
– Вот и мы, – следователь тоже откинулся на спинку стула, – крутимся. Вы бы лучше поточнее вспомнили, как всё было. Чтобы случайно подозрение в похищении девушки не упало на вас с господином Черкасовым. Разве вам нужны новые заботы вдобавок к уже имеющимся?
Сергей сощурился и посмотрел недобро на посетителя:
– Я прекрасно все помню: девушка направилась в кусты. Прямиком. И четыре телохранителя Черкасова тоже помнят. И та же Елена Гриннер. Об этом ее расспросить забыли?
– Отчего же! Но вот Елена путается в показаниях: то села Невская в машину, то нет... – Мидоря покрутил в пальцах коллекционную ручку и как ни в чем не бывало добавил: – А на ваше слово тоже сложно полагаться: господин Черкасов до сих пор свои счета не закрыл. И, как мне передали, именно вы обещали всё уладить.
– Если что и обещал, то точно не вам. Думаю, мы закончили на сегодня, – резко ответил Сергей, встал и посмотрел на часы. – Шиманскому передавайте привет!
– Только привет? – ехидно уточнил следователь.
– У господина Черкасова прозрачная бухгалтерия. Поэтому мы дань не платим, налоговая придерется. Торопитесь доложить, – Сергей кивнул на дверь.
Мидоря медленно встал и одернул пиджак.
– Всему свое время. Надолго не прощаюсь.
– Всегда рад отказать, – расцвел в наглой ухмылке начальник охраны.
Но едва дверь захлопнулась, Сергей стал серьезнее некуда и, распаковав очередной простейший телефон «для бабушек», вставил новую симку и набрал номер, записанный на бумажке.
– Валера, дело дрянь, – без вступлений сообщил он. – Хитроплюй от Шиманского был у меня только что. И толсто намекнул, что если платить не будем, повесит на тебя похищение Вари.
– Как они нас связали? – опешил Черкасов.
– Подруга ее, идиотка, заявление написала. Видела нас с ней, номера машины запомнила.
Черкасов выругался.
– Думаю, если мы будем упираться, – заметил Сергей, – они это сделают. Для начала могут с обыском нагрянуть.
– У них рожи треснут получить ордер не в своем регионе.
– Если напаяют уголовное дело, могут и получить.
– Не рискнут, – жестко сказал Черкасов.
– Есть подозрения, что Шиманский не ради себя любимого старается. Ты бы еще раз перетёр со своими знакомыми из Кремля.
Валерий помолчал, потом ответил:
– Пока эти «тёрки» ничего не дали. Мои хорошие знакомые, похоже, боятся портить отношения с силовиками.
– Или просто не хотят лезть. Там, – Сергей взглянул вверх, словно шеф мог его видеть, – давно всё поделено. Только ты делиться не хочешь. Может, проще было бы жить, как все, и не париться?
– У меня честный бизнес! – оборвал его Валерий. – Я не у нефтяной соски сидел, и алмазы не подворовывал, я на своем горбу сеть построил. И платить каким-то уродам за то, что работать умею, не намерен.
Сергей подошел к окну: под сентябрьским солнцем прохожие выглядели добрее и бежали по своим делам, расстегнув верхние пуговицы курток; не так уныло торчали автомобили в пробке, поблескивая боковыми зеркалами. Девушка, отдаленно похожая на Варю, вышла из кондитерской на той стороне улицы и радостно кому-то помахала. Отчего-то Сергею стало приятно, несмотря на напряжение внутри.
– Я понимаю твою позицию, – сказал он, и впервые мысль о том, что впутывать в их дела невинную девушку, показалась плохой. – Но что, если не выйдет? Если за Шиманским стоит фигура покрупнее, то даже засадив его с помощью нашей свидетельницы, от основной проблемы мы не избавимся. Может, и не стоит затеваться с Варей?
– Ты же сам это придумал! И потом мы не знаем точно. На любое «если» найдется своё «то». Я лучше один раз тебе заплачу, когда всё решится, чем регулярно отстегивать кровососам в погонах. И заплачу хорошо, так что шевелись активнее. Что с украденной партией мобильных?
– Тихо.
– До сих пор нигде не всплыли?
– Нет. Уже проверили ростовские скупки б/у гаджетов и глухих на вокзалах. Ищем по другим каналам.
– Мне что, Лену, секретаря, на расследование посылать, а?! Вот уж кто пашет и днем, и ночью, и внеурочных не просит! – вспылил Черкасов.
– Я говорю, мы работаем. Но, сам понимаешь, у них все схвачено...
– Моя милиция, блин, меня бережет! В Европе даже в голову никому не придет, что банда ментов может грабануть склад с новым товаром, а потом предъявы кидать и бабло требовать. Вообще охренели! А ты ищи лучше!
– Мы не в Европе, и у меня не такой штат, чтобы каждый угол нашей необъятной родины обшарить. Они вполне могли оттарабанить телефоны куда-нибудь поближе к Владимирскому Централу, и ищи-свищи.
– Нужен не штат, а мозги. Вместо того, чтобы липнуть к первой попавшейся девчонке, направил бы внимание на работу.
– Перестань, Валер. Мы уже говорили об этом. Я всё понял.
– Хорошо, что понял. Она – свидетель, и всё. Никаких связей, никаких игр, заруби себе на носу.
– Да понял я уже, понял. Извини. Еще раз. Тебе на крови, что ли, поклясться?
– Не надо. Что с адвокатом?
– Юрий Витальич ночью прилетает из Бадена, завтра с утра приедет пообщаться с Варей. Снимет показания и прочее.
– Семён в Ростове выяснил что-нибудь по клубу?
– Нашел троих свидетелей ссоры Шиманского с Демидовым. Ищем тех, кто видел охоту за Варей. Хотя если и был кто, услышав стрельбу, наверняка попрятался по норам.
– Подруженцию эту тупую найдите. Если ее еще не закопали.
– Не закопали. Она у них ценный свидетель против нас и, как ни смешно, против своей же подруги. Хэлен, кстати, тоже выделывается, говорит, что видела с нами Варю.
– Или подкупили, или запугали. Буду иметь в виду.
– Пока вроде всё, – сказал Сергей.
– Ладно. Я в Кремль. Не забывай менять телефоны.
– Да вроде не мальчик.
Сергей положил трубку и снова посмотрел в окно. Похожей на Варю девушки уже не было, упорхнула на свидание. Впрочем, дел было много, в том числе касательно самой Вари, Варвары Константиновны Невской. Угораздило же девчонку!
* * *
«Я люблю вас» – с этой мыслью я открыла глаза. Рядом уютно разместившись в кресле, читал электронную книгу Георгий Петрович. Мне тотчас стало неловко за утренний демарш, и боязно – за признание. Возможно, оно вырвалось только во сне?
Доктор ласково поинтересовался самочувствием, и я не солгала, сказав, что мне гораздо лучше. Градусник и тонометр подтвердили, что умирать я не собираюсь.
– Вот видите, это была просто бессонница, – улыбнулась я ему, опуская ноги на пол.
– Как я рад, как я рад, – говорил Георгий Петрович, – Валера имеет просто волшебное воздействие на вас! Впрочем... учитывая... и не удивительно. Простите...
И я поняла, что моё «люблю» было сказано наяву. Доктор засмущался сильнее меня и перевел тему:
– Варенька, вам тут, кстати, привезли массу вещей. Ребята все сложили у двери, так что когда почувствуете себя лучше, вам будет чем заняться.
– Спасибо... А Валерий, он здесь?
– О нет, он – деловой человек, дома бывает редко. Когда здоров... Такой большой бизнес, вы же понимаете.
– Наверное. А вы давно на него работаете?
Доктор задумался, поправил на носу очки и сложил пухлые руки на животе, всем своим видом напоминая Санта-Клауса, разве что не в красном зипуне с оторочкой, а в клетчатой рубашке и отутюженных брюках.
– Около пяти лет, да. Около пяти... Или даже шесть? Нет, всё-таки пять! Валера, знаете ли, из этих, из экстремалов: то на лыжах гоняет, то с акулами плавает, то на парапланах. В общем, прыгая с парашютом, он тогда приземлился неудачно, сломал ногу и повредил позвоночник. Понадобилась моя помощь.
– А вы хирург, травматолог?
– О, нет. Я остеопат, иногда таких специалистов называют мануальщиками, хотя это в корне неверно. Учитывая образ жизни Валеры, ему регулярно требуются мои умения. Лестно, что такой уважаемый бизнесмен проникся ко мне доверием. А он, знаете ли, редко кому доверяется. В последнее время я выполняю еще и роль «семейного врача», так сказать терапевта общей практики. Впрочем, какая у Валеры семья – он, я да ребята из охраны. Такие шутники – Айболитом меня прозвали.
Я рассмеялась вместе с ним.
– А родители у Валерия есть?
– Есть. Мать в Питере. Он – прекрасный сын, прекрасный! Помогает ей во всем. Но предпочитает жить отдельно, – доктор развел руками. – Это понятно: молодой мужчина требует свободы, простора, отдохнуть после работы, развлечься..., по-разному развлечься. И не каждая мать поймет, особенно, если строгих правил... – Георгий Петрович тут же покраснел и застеснялся сказанного.
Честно говоря, я тоже. Хотя, вспомнив их с Сергеем шуточки, можно было ожидать чего-то подобного.
– Вы живете тут? – спросила я.
– Нет, но неподалеку. У меня чудесный домик, чудесный. Я предпочитаю без изысков, сруб из дуба, сад выращиваем с супругой – у нас такие яблони! Сорта самые лучшие: Семиренко, Айдаред, Джонатан, Цыганочка, поздние, красные с тонкой кожицей, – он мечтательно закатил глаза, – скоро созреют. У нас в саду хорошо. Дети приезжают, внуки отдохнуть: Анечка, ей десять, и Павлуша, ему только пять. У сына еще нет деток, он очень занят, пишет кандидатскую, – любовно рассказывал доктор «Айболит», и от его внутреннего уюта мне было тоже хорошо, будто и мне он был дедушкой или папой.
Глядя на него, я думала, что редко свыше людей наделяют даром распространять вокруг себя тепло и благость. Я улыбалась ему и слушала, рассматривая на висках седину, сеть морщинок вокруг глаз и круглый, с парой крошечных родинок на крыле нос.
Георгий Петрович продолжал рассказывать о яблоках, о том, что его жена печет с ними невероятные пироги, варит джемы, от которых дом наполняется ароматом, добавляет корицу и иногда сливы. Голос его звучал успокаивающе, и если б у меня было столько денег, сколько у Валерия, я бы наверное, тоже платила доброму доктору просто за присутствие.
– Вы так вкусно рассказываете, что очень захотелось есть! – призналась я.
Он спохватился:
– Экий я пустозвон! Принести вам сюда, Варенька, или у вас есть желание спуститься в столовую?
– В столовую. А то я делаю вид, что страшно больна, а это совсем не так. Только позвольте, я приведу себя в порядок...
Несколько минут спустя мы спустились в лифте на первый этаж и наткнулись на круглых напольных роботов, драющих мрамор в холле.
В пустом доме я чувствовала себя свободнее и позволила себе не думать ни о чем, а только уминать разогретый «картофель по-домашнему» с салатом из свежих помидоров, пить чай и слушать байки Георгия Петровича. По завершению трапезы он принес мне планшет для заказа ужина и, разгулявшись, я выбрала любимые суши со сливочным сыром и бананы, жареные в кляре с мороженым. Вспомнилась улыбка Валеры, и на душе стало совсем хорошо.
Я встала из-за стола, Георгий Петрович подал мне руку, и я вздрогнула. Хватило прикосновения, чтобы отпечатки его прошлых жизней открылись передо мной, словно иконки на «рабочем столе» от клика мыши. Я увидела усталую норвежку с десятью детьми, офицера русской армии, погибшего при первой Турецкой и изможденного крестьянина, страдающего от болезни легких в незапамятные времена, в деревеньке у северной границы Магатхи... Что?! Снова Индия?! Боже мой...
Я как бы невзначай высвободила ладонь и, выдавив улыбку, пошла без посторонней помощи. Теперь сквозь облик доктора мне виделся не пожилой мужчина, но уже старик, умирающий с мыслью о позоре, который ему довелось пережить перед всей деревней из-за пропавшей дочери. Я затаила дыхание: Георгий Петрович – отец Соны или просто совпадение? Совпадений не бывает, – говорят физики.
Как бы то ни было, страх позора красной нитью прошел по его перерождениям. Милый доктор, похоже, до сих пор от него не оправился. И если предположить, что у каждого человека есть свой крючок, то именно страх позора был его слабым местом. Но почему и «отец Соны» тут? Неужели кто-то свыше решил обложить меня со всех сторон?!
Холодок пробежал меж моих лопаток. Так, наверное, чувствует себя набравший кредитов должник, в дом к которому ломятся коллекторы из разных банков. Но от кармы не забаррикадируешься. Похоже, у нее на меня большие планы...
Георгий Петрович говорил что-то о пользе витамина Д, а я думала о стечении обстоятельств. Учитывая, что рядом со мной был еще один человек, жизнь которому «мне» довелось испортить, впору было принимать с распростертыми объятиями паранойю. Нас собрали в одной лодке – для чего? Кто еще был участником той истории: Сергей, Шиманский, Ника, мои родственники, в конце концов? Им я тоже задолжала? Может, потому брат мне хамит, а кузина с племянницами садятся на голову. Иначе как объяснить то, что сбросить с себя тяжелую ношу не получается?
Я отпустила доктора, сославшись на желание разобрать вещи.
Каких еще сюрпризов мне ждать? – думала я, распаковывая коробки и без примерки раскладывая вещи по полкам. Повесила на плечики платья, которые все-таки заказал Сергей, вниз поставила туфли. Красивые, но к чему они?
Не уходило ощущение, что меня заперли в помещении, где один за другим включаются телевизоры, показывая то, что мне совсем не хочется видеть. И выключить бы их, но нет ни пульта, ни кнопок на панели – смотри, пока не свихнешься.
– Это не смешно! – с вызовом проговорила я, переведя взгляд в потолок – а куда еще, чтобы обратиться к Высшим силам? – И что, мне теперь о каждом человеке прошлые жизни будут показывать, если прикоснусь? При каждом касании? Я не хочу!
Вам когда-нибудь отвечали на такие тирады? Вот и мне никто не ответил. Как издевательство на совершенно пустом потолке появился муравей, пошевелил лапками и пополз дальше. Еще б таракана прислали! Веселится Вселенная...
Рассердившись, я переоделась в новенький спортивный костюм – голубой, фирменный, давно хотелось такой. Надела кроссовки, куртку и сбежала прочь из дома – к соснам.
* * *
Они шумели кронами, величественные и самодостаточные, гораздо более мудрые, чем я. Жаль, и от них ответов не получить. Янина говорила, что шизофреникам полезно заземляться. Надо попробовать, я ведь уже почти...
Дотронулась до шершавой коры стволов, провела ладонями по травинкам, коснулась земли, зачерпнула ее в горсть, помяла пальцами комья. И верно – стало немного спокойнее. Отряхнув руки, я не пошла по аллеям, а свернула в чащу, удивляясь, каким огромным был «частный лес». Жукам и птицам не было дела до того, что он кому-то принадлежал.
На ум снова пришел убитый парень. Теперь я знала, как его зовут: Иван Демидов. Казалось, просто наглый мальчишка-мажор. Сын депутата... Я ничего не смыслю в политике, а, выходит, надо бы! Поинтересуюсь, если дадут доступ в Интернет. Возможно, Иван с отцом появлялся в высших кругах... Возможно, и с Валерием был знаком, хотя бы шапочно, как та дочка мэра в орхидеях. Не бывает же случайностей! А вот что бедный Ваня не поделил с Шиманским? Я напрягла память, но из обрывков их ссоры ничего не вспомнилось, кроме часто повторяемого слова «телефон» и неуместного в сентябре деда Мороза.
Потревоженная память внезапно подбросила мертвое лицо в луже. Я вздрогнула и задумалась: где сейчас Иван, мальчишка, которого я удостоила лишь презрением, тогда, в клубе? Куда душа отправляется после смерти? Существует ли мифический ад или рай? Проходят ли умершие через испытания, как в Египетской книге мертвых, или мы просто захлопываем за собой одну дверь и сразу заходим в другую?
Я шагала, наблюдая за зеленой хвоей и уже усопшей, желтой: сосновые иголки никому ничего не были должны, они просто умирали и рождались бесконечное количество раз. А мы? Я наблюдала за подернутыми багряной листвой кустарниками, за укутанными в золотые шали березами, вдыхала чуть сырой запах, напоминающий о грибах, и вопросы из моей головы терялись, ослабляя напряжение.
Я наткнулась на кирпичную ограду, растущую из высокого фундамента, с напутанной поверху колючей проволокой. Почти крепостная стена – не перелезть. Однако, что бы ни говорил Валерий, муравьи в его дом пробрались... Надеюсь, убийцы не смогут.
Солнце клонилось к западу, и начинало холодать, но возвращаться в оставшийся позади особняк не хотелось. Там жизнь пугала многосложностью, здесь всё было бесхитростным и понятным, словно долгов по счетам не существовало. Но подкрадывающаяся сзади темень заставила меня развернуться обратно.
У крыльца стояли автомобили, и потому я прошмыгнула мимо стриженых можжевельников к боковому входу. Оттуда через кухню, на лестницу и сразу к себе. Едва я сняла куртку, в комнату без стука вошел Валерий в элегантном темном костюме и даже при галстуке. Лицо осунулось, в глазах угадывалась усталость. Но теперь он показался мне еще красивее, таинственнее, как рыцарь после боя.
– Вы здесь? – спросил он.
– Да, добрый вечер, – я улыбнулась, чувствуя трепет и неловкость из-за вырвавшегося утром признания.
– Добрый, – без тени мягкости ответил он. – У меня гости, так что не выходите. Кирилл, охранник, принесет вам ужин.
Он шагнул ближе, взглянул рассеянно на заполнившиеся полки шкафа. Моё сердце забилось сильнее, похолодели ладони, и я еле сдержалась, чтобы не поправить упавшую ему на лоб прядь. Надо было что-то сказать, и я поинтересовалась:
– Как прошел ваш день?
Он метнул на меня удивленный взгляд:
– Нормально, – его тон стал еще более сухим, словно говорить со мной ему было неприятно. – Георгия Петровича я отпустил домой, будет завтра. И еще: в первой половине дня приедет мой адвокат. Он займется вашим делом, будьте с ним откровенны. Я распорядился, чтобы вам в комнату принесли телевизор. Не скучайте.
Валерий ушел. Из моей груди вырвался вздох. Увы, похоже, для него ничего не изменилось. Разочарование разлилось в моей душе терпкой горечью: даже не спросил, как я себя чувствую. Похоже, кружки с мультфильмами вызывают у Валерия больше эмоций, чем я со всеми своими достоинствами и «тараканами». Обидно... Впрочем, зная о прошлом, чего я могла ожидать?
Я с тоской посмотрела на отражение в зеркале – унылая блондинка с косой. Даже не блондинка и не русая, а какая-то серая, скучная. С гнетущей «историей болезни» и безумным блеском в глазах, возникшим после видений. Зачем ему такая?
* * *
И обо мне забыли... Никто не нес ни ужин, ни телевизор, который хоть как-то мог заглушить то, что происходило в моей голове. За окном стемнело, и единственное развлечение – небо и лес за окном – отняла ночь. Смотреть на собственное отражение в стекле было глупо. Я несколько раз порывалась выйти, но останавливала себя: неудобно, меня попросили... Он меня попросил!
По комнате расползлось одиночество, осело пыльными хлопьями по углам. Как же хотелось домой! Отравляющие тоской мысли смешались с воспоминаниям прошлой жизни – не теми, которыми стоило гордиться.
Пытаясь отвлечься, я начала заниматься йогой, но вместо спокойствия скрученное в асанах тело загоралось от неуместного возбуждения – на каждую позу память выдавала отпечаток чужого секса в индийском антураже и прокручивала его многократно, будто гифку. Голова кружилась от стыда. Я чувствовала себя свихнувшейся нимфоманкой, и шла умываться холодной водой. Ведь со мной – такой, какой я была сейчас, эти сцены не имели ничего общего!
Я садилась, подтянув к себе колени, и закрывала глаза. Если б это помогало! Будто назло, непрошеным, грязным, подземельным роем кружились образы, заставляя меня краснеть и мечтать о забытьи. Мое «Я» сжималось и становилось бесконечно маленьким, отчаянно прячась от наваждения где-то глубоко внутри. Оно отказывалось признавать вспышки древних воспоминаний своими.
«Я не жестока, я не принимаю насилия! Тот человек с необузданными страстями, одержимый, просто не мог быть мной!»
Но мысли не уходили, они закручивались воронкой над моей головой и гудели. Оттого болел затылок, и сомнения затемняли чувство, которое я назвала любовью. Думалось: а вдруг возникшее к Валере притяжение – просто болезнь?
Меня пробирала дрожь. И все-таки я думала, думала о нем! Не могла не думать. С удушливой волной меня бросало в жар, затем в холод. Что заставило меня сделать первый шаг в отношениях с едва знакомым мужчиной? Раньше я никогда бы не призналась парню даже в обычной симпатии. Одному Богу известно, что думает этот человек обо мне!
Чтобы хоть чем-то себя занять, я принялась рассматривать вещи, которые до этого безразлично сложила в шкаф, примерила. Короткое черное платье с открытой спиной я надела последним. Оно село, как влитое, подчеркнув фигуру. «Слишком откровенное», – подумала я и хотела уже потянуть за боковую змейку, но за окном послышался шум отъезжающей машины. Я перегнулась через подоконник и обрадованно констатировала, что гости Валерия, видимо, уехали.
