Текст книги "Учитель под прикрытием (СИ)"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 17 страниц)

– Знаю, у вас нынче встреча у губернатора, потому надолго вас не задержу. Не подумайте плохого, ваша светлость, знаю вовсе не от юного Альшванга, у меня свои источники.

Желание расплыться в улыбке на обращение «ваша светлость» Митя подавил. Йоэлю было проще, он на «юного Альшванга» демонстративно поморщился.

– Вам теперь от встреч в высоких кабинетах никуда не деться, – лично разливая чай, проворковал Kapпac. – Первый Истинный Князь за полтысячи лет – экая диковина! На балы, опять же, начнут приглашать, приемы, званые вечера.

Теперь уже поморщился Митя – на балы и приемы хотелось, но быть «диковиной»? Увольте!

– К выходу императорской фамилии позовут, тут уж как пить дать. В императорский Яхт-клуб введут. – под мерное журчание воды из чайника тоже вкрадчиво журчал Карпас.

При упоминании Яхт-клуба Митя снова поморщился.

– Вступительный взнос двести пятьдесят рублей, годовой – сто, карточная игра – по столько же на один кон. – продолжал Карпас. – От Истинного Князя обязательно потребуют дать бал, да и дворец должен быть не хуже, чем у членов императорской фамилии. Правда, без обязательного для них ежегодного обеспечения от казны. Но Истинный Князь не может бедствовать, потому, несомненно, найдутся доброхоты, которые предложат достойное вас содержание.

– Это что же, вам взятки давать будут? – оторвался от чашки с чаем Ингвар и вопросительно воззрился на Митю. – Так кто даст, они ж потом и вертеть вами станут как захотят!

Карпас довольно улыбнулся, а Митя поглядел на германца мрачно. Надо будет научить его хотя бы не произносить вслух то, что собеседник так старательно вкладывает в голову!

– А вы, Моисей Юдович, хотите их опередить и дать раньше? – ласково поинтересовался Митя. Ингвар захлопал тазами как разбуженная сова. Йоэль тяжко вздохнул.

– Как говаривают в бедных семействах: кто первым встал, тому и валенки, – ухмыльнулся Карпас. – Ежели в твоем городе вдруг всамделишный, а не сказочный Истинный Князь ... э-э ... образовался ... – кажется, он хотел сказать «завелся», но благоразумно поостерегся, – умный еврей станет держаться от него подальше, потому как рядом с такими большими людьми и дела такие большие, что без головы останешься и не заметишь. А меня даже родители-покойники считали мишигене ...

– Сумасшедшим, – негромко перевел Йоэль.

– А головы и по маленьким делам лишиться можно, что согласитесь, особенно обидно, – с удовольствием заключил Карпас. И отбросив вдруг ерничество, как плащ с плеч, заговорил серьезно и спокойно. – Я, Дмитрий Аркадьевич, с мелочной лавочки начинал, сейчас купец 1-й гильдии, а через год, если у нас снова не случится варягов, фоморов и погромов, буду самым богатым человеком в этой губернии. У нас в державе Росской больше земля ценится: столетиями так было, что у кого земля, тот и хозяин, вот и держатся, что дворянство, что Кровные за земельные угодья. Их покупают, ими награждают, как батюшку вашего. В высших кругах, говорят, процветает мысль, что ежели империя наша плодов земли станет продавать изрядно, всё остальное – от станков до паровых телег – возьмет, да и купит.

– А вы с мнением высших кругов не согласны? – насмешливо поинтересовался Митя: провинциальный купчик, полагающий, что знает больше сановников империи, начал его раздражать. В высшие круги не вхож – а туда же, рассуждает!

– Я, ваша светлость, к высшим кругам касательства не имею. По «Временным правилам» государя нашего Александра III Даждьбожича лицам иудейского вероисповедания землю покупать запретно. Пришлось становиться фабрикантом. И что я вам скажу, как простой фабрикант, не знающий высоких державных резонов, а только свои счетные книги: продукт фабричного производства подороже плодов земли выходит. Сколько пшеницы ни продай – на всё, потребное современной державе, не хватит. Да и не купят у нас столько пшеницы – у них же и своя есть! А потому в будущем вижу я два пути: или мы, как нынче, продолжим закупать заграницей даже спички с иголками, и разоримся вчистую, – это было сказано равнодушным тоном неизбежности, – Или, – Карпас подался вперед и заговорщицки прошептал, – или те, кто встанут у истоков новой отечественной промышленности, станут князьями стали и пара.

– Как поэтично ... – пробормотал Митя. И здраво: им с отцом трудящиеся в имении паро-боты достались разом с управляющим, а паро-телеги были взяты с добычей. С урожая они бы никак не купили. Но провинциальный фабрикант всё это понимает, а в высших кругах Петербурга умных людей не нашлось?

– В нашей империи, ваша светлость, у разных сословий права разные – у кого побольше, а у кого и вовсе никаких ... – продолжил Карпас.

Ингвар вскинулся как уланский конь при звуке боевой трубы:

– И это совершенно несправедливо!

– Не буду спорить, но я не рэволюционэр. – не дал перебить себя Карпас. – Если хочу вести дела, должен искать связи и соратников среди тех, кому законы и порядки дозволяют больше всех. Только вот я – иудей, – он поднялся и подошел к окну и заговорил тяжело и глухо, не отрывая взгляда от цветного витражного стекла. – Говорят, деда нынешнего царя, Николая I Даждьбожича, как-то упрекнули, что мы, евреи, в империи прав не имеем, а в Туманном Альвионе с евреем Дизраэли, графом Биконсфильд, даже альвийские лорды свой норов придерживают. На что император сказал: когда еврейское местечко перестанет означать нищету, грязь и безграмотность, а евреи его империи станут такими, как тот альвионский граф-еврей, то и права получим такие же. Теперь у нас есть образование, манеры, почтенные профессии. Мы не только уличные музыканты, сапожники и портные – не в обиду, юный Альшванг. – но и учителя, адвокаты, фабриканты. И теперь нас ненавидят. Те самые люди, что когда-то презирали. Если мы богаты – нас зовут кровопийцами, если бедны – грязными попрошайками. Нам нельзя жить, где мы хотим, нельзя учиться, нельзя участвовать в правлении. Нас даже в земство не дозволено избирать, как всех, а только назначать волей губернатора, если тот найдет, что с жида взять, – он скривился. – А когда наши юноши и девушки, не найдя себе места нигде, идут в рэволюционэры, то говорят, что мы разрушаем империю.

– И что вы хотите? – Митя откинулся на спинку дивана.

– Для себя? Сперва – стать миллионщиком, – Карпас вернулся в кресло и пристально уставился на Митю. – И может быть, сделать таковым и вас. Полагаю, Новая Кровь и новые деньги смогут поладить друг с другом. Я вам пригожусь, и давить на вас, в отличии от давних питерских богатеев со связями, тоже не смогу.

– А что потом? Когда вы станете миллионщиком? – настороженно спросил Митя.

– Потом ... – протянул Карпас. – Вы уже сейчас сделали Йоэля дворянином.

– Снова – свои источники? – вздернул бровь Митя.

– Юный Альшванг сказал, – в тон откликнулся Kapпac. – Может, это и удивительно для нынешних хозяев империи, но я тоже хочу! – и он заговорил быстро и горячо. – Дворянства для моих будущих сыновей. Или офицерского звания – и чтоб ради этого им не приходилось отрекаться от веры своих отцов. Чтобы они не боялись, что из студентов выгонят, а могли стать профессорами! У меня чудесная жена – умная и прекрасно образованная женщина, делающая для города много добра. Любая другая была бы уже представлена губернатору, но не она. Потому что вера неправильная. – он скривился.

– А еще говорите, не рэволюционэр! – Митя даже отпрянул. – Я верю, что ваша жена чудесная дама, но не можете же вы и впрямь желать... Право, это так же невозможно, как... как... член Государственного Совета из диких башкирских кочевников, или фрейлина двора из эвенкских охотников!

– Почему? – тихо спросил Карпас. – Потому что дикие? Или потому, что башкирские? Если у нас даже шанса нет стать в империи чем-то большим, чем бесправные подданные, зачем нам эта империя вовсе?

– То, что вы говорите – это похуже, чем господа-нигилисты с их бомбами, растерялся Митя. – Я не могу вам этого обещать! Я даже представить всего этого не могу!

– Что ж, – Карпас помолчал. – Вы меня выслушали – это уже больше, чем я получил бы от любого из князей старшей Крови. Мы привыкли терпеть и не станем добиваться всего и сразу. Вы не просили награды, когда, не щадя себя, защищали моих соплеменников.

«Да я там случайно оказался!» – почти в панике подумал Митя.

– Я тоже готов помочь, чем смогу.

– И чем же?

– Для начала – сведениями с петербургской биржи, где вот прям сей же час чудовищно упали ценные бумаги Екатерининской ветки железной дороги, Брянских сталелитейных заводов и «Южно-Русского днепровского металлургического общества». Последние так и вовсе почти обесценились, чуть не по цене самой гербовой бумаги идут.

Рядом судорожно вздохнул Ингвар, а сам Митя почувствовал, как у него дыхание перехватывает. Сердце глухо стукнуло, и забились часто-часто, а в груди смерзся ледяной ком.

– Шшшурх! – от кончиков пальцев по изогнутой ручке чашки побежала чернота и крак! Чашка, уже без ручки, шмякнулась о блюдце, расплескивая чай. На руках Мити остался черный прах с белыми крошками фарфора.

– Надо же, как интересно... – протянул Карпас. – Что ж, я всегда полагал, что здоровая склонность к авантюрам, если держать ее под строгим контролем разума и расчета, может быть весьма полезным качеством, – он смотрел на Митю как человек, узнавший некий давно интересовавший его секрет – и улыбка подрагивала в уголках его губ.

– Что вы имеете в виду? – Митя отчаянно старался сохранить лицо – хотя его бросало то в жар, то в холод, а в голове звучал лишь неумолчный вопль: «Всё пропало! Пропало всё!»

– Что надо покупать! – подавшись вперед, заговорщицки прошептал Карпас. – Пока кое-кто там, в столицах, дожидается, что разоренные набегом владельцы здешних заводов вот-вот отдадут свои ценные бумаг за бесценок.

– Я все равно не понимаю, – растерянно поглядел на него Митя. Правда, в этой растерянности было немало надежды.

– Моисей Юдович хочет сказать, кто-то знал, что заводы и чугунка пострадают, и готовился скупать ценные бумаги заранее, – меланхолично сообщил Йоэль.

– Знал ... заранее ... – медленно повторил Митя. Знал ... А значит – готовил. Готовил набег фоморов. Чтобы скупить ценные бумаги? Значит, это не сами фоморы... Предки, он ничего не понимает!

– Как раз успеем перекупить, что есть, – деловито продолжал Карпас. – Собственно, я уже отдал распоряжение.

– А как же – если телеграф на замке? -удивился Ингвар.

– Скажу вам по секрету, господин Штольц ... – заговорщицки прошептал Карпас. – У меня есть домашняя линия. Только не говорите никому, умоляю! А то просьбами телеграфировать тете Розе в день ее именин замучают.

– Какой ... тете? – медленно приходя к пониманию, что пропало, кажется, не всё, выдохнул Митя.

– Ой, да любой – у нас, знаете ли, этих теть ... – в глазах у Карпаса плясал смех. – Вас и ваших свитских, ваша светлость, могу взять в долю, и даже предложить краткосрочный целевой заем, каковой вы вернете мне из своей прибыли сразу по завершении дня.

– Заем беспроцентный, – мелодично, точно стихи декламировал, пропел Йоэль. – Посреднический процент мы оплатим. А что насчет завтрашнего дня?

– А завтра его светлость Первый Князь Меркулов изволит вновь разрешить телеграфное сообщение ...

Насколько Митя знал, отец еще и сам не решил, когда это самое сообщение можно возобновлять, но Карпас говорил с полной уверенностью.

– Тогдааа ... Упадут акции бельгийцев, не столь сильно, но в отличии от наших, на следующий день они не поднимутся. «Шодуар» заденет не слишком, а вот «Коккерель», в котором значимая доля принадлежит господину Лаппо-Данилевскому, я намереваюсь прибрать к рукам целиком.

– Кроме доли его светлости, – нежно выдохнул Йоэль.

– Истинный Князь в правлении – это прекрасно, – согласно наклонил голову Карпас.

– Это ... покойный Лаппо-Данилевский готовился скупать ценные бумаги? – краем сознания Митя соображал, что эти двое, кажется, собираются сделать его богаче, но сейчас его интересовало другое.

– Покойный? Вы увере... А впрочем, что ж это я, раз вы говорите. Размеры состояния господина Лаппо-Данилевского... покойного... примерно известно. Эдакие масштабы ему и в лучшие времена были не по карману, а уж нынче, когда он весь в долгах ... был в долгах ... – выражение лица Карпаса стало задумчивым, и он заключил. – Действовал некто намного богаче. И полагаю, влиятельнее.

– Еще один Фортинбрас? – негромко сказал Ингвар – оказывается, он тоже не забыл того разговора на уроке.

Йоэль с Карпасом поглядели непонимающе, но тратить время на объяснения Митя не стал:

– А вы можете узнать, кто сегодня станет покупать эти самые ценные бумаги? – нетерпеливо спросил он.

Карпас покачал головой:

– Влиятельные лица сами на бирже не торгуются, для того есть посредники.

– Но можно же допросить посредников! – нетерпеливо бросил Митя и уже приказным тоном добавил. – Вот и сделайте это!

Карпас глядел на него долго-долго, наконец вздохнул и пробормотав:

– Я ведь знал, во что ввязываюсь, – кивнул. – Ничего не обещаю, но сделаю, что смогу, – и с едва заметной насмешкой в голосе спросил. – Будут еще поручения, ваша светлость?

– Пожалуй, будут. А вы, Моисей Юдович, привилегии оформлять умеете?

– Это вы patent имеете в виду? – перевел на немецкий Ингвар. – Но на что?

– На шелк. Паучий. – Митя стрельнул глазами в Йоэля.

– Но... привилегия на производство и продажу альвийского шелка принадлежит альвам!

– А мы оформим привилегию на альшвийский шелк, – невозмутимо сообщил Митя.

– И, если кто-то не поймет разницы, мы в том никак не виноваты, – он развел руками.

– Есть разница ... – теперь уж растерялся Йоэль. – Корм паукам другой и нить...

– Тем более. Оформляйте на господ Цецилию и Йоэля Альшвангов. И одну восьмую на меня.

– Нам с матушкой тоже не помешает в правлении Истинный Князь, – согласился Йоэль.

– То есть, что в деле участвует Истинный Князь не скрываем? – Карпас бросил на Митю напряженный взгляд.

– Мы ничего не скрываем, но кто сказал, что нам вот так возьмут – и поверят? – хмыкнул Митя.

– Будут вопросы. Поползут слухи. Слухи об Истинном князе. Которые появятся раньше самого Князя ... – задумчиво подхватил Карпас.

– Мертвецкий кирпич тоже стоит запатентовать, – покивал уже Митя. – На меня. И еще ... Я понял, что вы говорили о ценности промышленности...

Пожалуй, только это он по-настоящему и понял!

– ... но все же попрошу вас помочь в покупке одного имения. Из приданого вдовы господина Лаппо-Данилевского.

– Наследник…

– Наследника нет, – Митя жестко улыбнулся, а Карпас слегка побледнел.

– ... на имя Свенельда и Ингвара Штольцев.

– Нам с братом не нужны подачки! – вскинулся Ингвар.

– Хорошо, на Свенельда и Ингвара Штольцев, и треть на меня, – согласился Митя.

– Вы собираетесь стать совладельцем нашего имения? – еще больше возмутился Ингвар.

– Так мне будет проще держать вас под своей неусыпной опекой, – ласково сообщил Митя и тут же покивал. – Да-да, я – мерзавец, мы с вами об этом уже говорили.

Карпас усмехнулся снисходительно – видно, по его меркам до полноценного, качественного мерзавца Митя все же не дотягивал.

– Мой секретарь подготовит бумаги. Разумный и оборотистый молодой человек, он вас не подведет.

– А если подведет, я его убью, – еще ласковей улыбнулся Митя. – Правом Истинного князя Мораныча над жизнью и смертью, чей суд есть высший суд на земле.

Почему-то господин Карпас не испугался, а скорее преисполнился некоей торжественности:

– Мы будем помнить об этом, ваша светлость!

Глава 30. Очень важные разговоры. Последний разговор

Последний разговор состоялся в кабинете губернатора, и мог бы считаться самым значимым, если бы всё не было решено заранее. Оставались пустяки, чтоб как отец говорил: они сами приняли нужное решение.

Во главе широченного стола, как всегда, восседал губернатор. Выглядел он, правда, хуже отца: забинтованы голова и обе руки, и нога в лубках. Но смотрели на него присутствующие с изрядным уважением: драконьим ревом фоморий туман разогнать ... Сильна еще Молодая Кровь!

«Не так сильна, конечно, как Новая, – самодовольно подумал Митя и честно добавил, – ... будет. Когда станет насчитывать не одного меня».

– Хотелось бы понять, почему эти самые фоморы выбрали мой город! – мрачно прогудел губернатор. – Мы ж о них не то, чтоб вовсе знать не знали, а так, на уровне африканских папуасов! Живут где-то там: то ли под землей, то ли под морем, то ли вовсе в мире ином, альвам житья не дают, а те их дальше своих островов не пускают, за что честь им и хвала, а также безграничное терпение к их смазливым физиономиям и чванливым манерам. И надо же – фоморы у меня на улицах! – в голосе его слышалось искреннее возмущение. – Да что там – я с этой вашей фоморьей мисс у вас в доме и вовсе за одним столом сидел!

– Ваше превосходительство, хочу еще раз заверить: мы ни о чем не подозревали! Мисс Джексон, эта подлая ведьма ... – начал сидящий в углу кабинета Шабельский, закашлялся, и покосился на сопровождающую его младшую дочь в изящном платьице и теплом салопчике.

Митю присутствие Даринки в губернаторском кабинете более чем удивило, но никто из чиновников не возражал, и он подумал, что все же недостаточно еще понимает отношения внутри высшего света губернии.

– Не ведьма, то есть, конечно, разве ж честная ведьма такое учинит, а чудовище коварное, – забормотал Шабельский, продолжая коситься на невозмутимую Даринку. – Обманула нас всех! Втерлась в наш добропорядочный, полностью преданный его императорскому величеству и лично вам, ваше превосходительство, дом!

– Зато теперь мы знаем, что альвы убивают уродливых детишек не из пустой жестокости, а потому, что подозревают в них агентов фоморов, – меланхолично пробормотал княжич Урусов.

– Знаем и будем молчать, или по-крайности, не распространяться на публике, – отрезал отец. – Недоставало нам после всего, чтоб по губернии калек убивать начали!

Губернатор судорожно закашлялся:

– Вот уж действительно!

– Что касаемо вопроса, ваше превосходительство, о причинах интереса столь ... скажем так, острого ... со стороны фоморов к городу, – продолжал отец. – То тут, увы, ничего определенного сказать не могу, данных недостает. Допросить некого, все, кого не затянуло обратно в провал, мертвы. Хотя у меня создалось впечатление, впрочем, не подкрепленное доказательствами ...

– Ну-ка, ну-ка ... – оживился губернатор.

– Мне показалось, что мы были чем-то вроде ... пробы? – с явным сомнением в голосе отозвался отец. – Что фоморы, не сумев преодолеть альвийский заслон, рано или поздно, попробуют пробиться в ином месте, можно было и догадаться. Хотя, видят Предки, я об этом ни разу не задумывался – незачем было. А они, судя по мисс Джексон, давно готовились. Она ведь раньше, по словам Родиона Игнатьевича, и в Германии, и во Франции с Бельгией пожить успела.

– Рекомендательные письма представила от тамошних семейств, – торопливо закивал Шабельский.

– А у нас ей, значит, приглянулось? – проворчал губернатор. – Или посчитала, что мы германцев с франками слабее?

«Может, и верно посчитала ...» – подумал Митя, зато Шабельский немедленно затряс головой:

– Как можно! Да мы ... единый отпор ... даже дочка меньшая ...

– Заслуги младшей барышни Шабельской неоценимы, – холодно бросил отец, всем видом своим давая понять, что не будь этих заслуг с Шабельскими бы говорили по-иному.

Родион Игнатьевич не понял – и расцвел:

–Да что она-то -девчонка! Вот сын мой, Петька, и взаправду герой! Ему бы орденок какой, ваше превосходительство, – заискивающе улыбнулся он губернатору.

– Возможно, как раз готовность губернского дворянства к любым противузаконным действиям во имя собственного кошелька сыграла свою роль, – взгляд отца стал и вовсе ледяным. – Уж мисс Джексон имела возможность приглядеться.

– То всё Лаппо-Данилевский! – прижал обе ладони к груди Шабельский. – Я ничего не знал, не догадывался даже! – он воровато стрельнул глазами в невозмутимую, как скифская «каменная баба» Даринку.

– Но меня все же не оставляет ощущение, что интересовало их смогут ли здесь дать отпор. Боюсь, мы оказались частью некой весьма большой игры, касающейся не только нашего города, а всей империи.

Митя не боялся, благодаря Карпасу он точно знал – оказались. Отцу тоже расскажет, а остальным, пожалуй, не станет. Должны же быть у нового Кровного рода свои тайны?

– А шо ж... – старшина Потапенко звучно почесал пятерней в затылке. – Это вроде как в Крымскую войну? Про осаду Севастополя все слыхали, а шо франкская эскадра разом с альвионцами у нас в губернии, в Мариупольском порту высаживались, хлебные склады жечь – кто там помнит? Мы тогда, якщо кому любопытно, на улицах дрались, а за один день их из города выкинули! Я ще зовсим молоденьким казачком був, моего Потапки молодшим. Выходит, повезло нам нынче? Глядишь, страшилы эти однорукие-одноногие поверят, шо у нас в каждом губернском городе такие Моранычи, шо враз им навить оставшиеся руки-ноги повыдергивают, да и рога поотшибают? – он весело поглядел на Митю.

«Поверят, если тот, кто готовился скупать ценные бумаги на бирже, их не просветит, – мрачно подумал Митя. – Вот ведь как – судьба всей империи зависит от какой-то жадной твари» И сейчас он вовсе не фоморов имел в виду.

– Повезет нам, если и впрямь поверят – наш-то князь в Петербург уедет, – проворчал губернатор.

Отец побарабанил пальцами по папке с бумагами и с простодушием, от которого стало как-то даже не по себе, поинтересовался:

– Зачем бы нам ехать? Здесь дел хватает, и вызывать – никто не вызывал.

– Вызовут, – ротмистр Богинский оторвался от любимого занятия – изучения ногтей. – Явление Истинного князя Мораныча Новой Крови – событие даже позначительней фоморьего нашествия.

– Это меня и беспокоит, – покивал отец. – Согласитесь, господа, будет весьма печально, если Петербург, увлеченный интригами вокруг Истинного Князя, позабудет об опасности для империи.

– Вы, Аркадий Валерьянович, на что намекать изволите? – губернатор откинулся на спинку кресла и впился взглядом в отца.

– Всего лишь предлагаю сосредоточить внимание петербургских чиновников на делах по-настоящему важных. Жить у нас нынче стало рискованно – то варяги, то фоморы. Не помешало бы снабдить нашу порубежную стражу новейшим вооружением, полицию с жандармами – должным оборудованием, Живичей бы парочку посильнее, а то даже губернатор с ранениями, а среди моих городовых есть те, кто и вовсе плох, – глядя на губернатора в упор, ответил отец. – А то ведь чиновники, они как дети малые – им покажи новую игрушку, они обо всем позабудут.

– Это что ж вы мне предлагаете – скрыть от государя-императора эдакое изменение в политики империи? – в голосе губернатора громыхнула гроза.

– Как можно, ваше превосходительство! – искренне возмутился отец, – с чего бы моему Митьке вдруг менять политику империи?

– Молод я еще для этого, мне бы пока поучиться, советов опытных людей послушать, – Митя прижал руку к сердцу.

– Советы – палка о двух концах, – задумчиво проговорил Урусов. – В Петербурге народу гнилого не в пример больше, чем у нас в губернии. Кто знает, что там насоветуют.

– Даже у нас господина Лаппо-Данилевского проглядели. Моя вина, – отец склонил голову. – А ведь догадаться можно было: очень покойник любил говорить, что Кровная Знать изжила себя, теряет Силу, не нужна в современную эпоху пара и стали. Что власть должна быть в руках дворянства. Родион Игнатьевич не даст соврать – при нем ведь было!

– Говорил, не отрицаю, – Шабельский по-черепашьи втянул голову в плечи. – Но я никогда его не поддерживал!

– Значит, полагал, лучше нас с империей управится. Кровных побоку, а сами на наше место. Пригрели змею дворянскую на своей груди: а ведь не в первый раз уже ... Декабрьское восстание 1825-го вспомните – окромя князя Трубецкого, дурня эдакого, сплошь всё дворяне в зачинщиках. И среди убийц покойного государя тоже их изрядно. Поболе, чем жидов! – губернатор явно сам удивился такому неожиданному своему выводу. – Жаль, сами фоморы Лаппо-Данилевского и прибили, вот кого я бы с удовольствием повесил.

– Мы не можем утверждать наверняка, но тела Лаппо-Данилевского с сыном найдены в их паро-телеге – видимо, пытались бежать. Ран нет, лица искажены ужасом, так что я позволил себе предположить, что их убили вовсе не люди. Возможно, чтоб те не выдали неких тайн, – доложил отец. На Митю он даже не покосился.

– А вот тайнами заняться следует. Лаппо-Данилевский земским гласным был, в губернские предводители дворянства шел. Вы уж озаботьтесь, князь, – сильно надавив на последнее слово, обратился он к отцу, – присмотреться, насколько распространены его пагубные идеи в дворянской среде губернии.

Митя почувствовал, как у него вдруг потеплело на сердце: к его отцу обращаются – князь! Почему-то было даже приятнее, чем слышать собственный титул.

– Всенепременно, ваше превосходительство, – с достоинством склонил голову отец. – Это мой долг.

– Ну так тем более надо юношу в Петербург везти – пусть все убедятся, что Кровная Знать нынче сильна, как никогда! – вмешался вдруг Шабельский.

На него поглядели удивленно, и он в очередной раз стушевался.

«Что ж это Родион Игнатьевич так меня выставить хочет?» – задумался Митя.

– Убьют, – вдруг обронил Урусов. Сказано было веско и без малейших сомнений.

– Вот именно, – вздохнул губернатор. – Убедиться-то убедятся, так ведь и избавиться захотят: много их будет, тех, кому наша сила невыгодна, – губернатор занес стиснутый кулак над столешницей, но посмотрел на оставшиеся с прошлого раза трещины и с усилием разжал руку. – И ведь не угадаешь – кто! Охоту на нашего молодого Истинного устроят!

«Уже – «нашего»!» – мысленно проворчал Митя.

– Даже и среди Кровных найдутся те, кто благо своего рода поставит ... нет, не выше блага империи, но посчитать могут, что возвышение Внуков другого Великого Предка, тем более Мораны-Темной, для них опасно.

– Именно поэтому мы будем искать союзников в других родах Кровной Знати, – проникновенно сказал отец. – В тех, для кого мой сын – не чужой, а родич и земляк.

В глазах губернатора мелькнула такая тяжеловесная расчетливость, что Митя содрогнулся. Бескровную племянницу ему, конечно, больше никто не подсунет, но кто знает, сколько их там у Леокадии Александровны припасено – племянниц, внучек и внучатых племянниц? Милое дело – захомутать выгодного жениха раньше, чем тот вырвется на забитый невестами простор Санкт-Петербургских светских гостиных.

– Полагаю, Новая Кровь ждет поддержки не только от нас, но и от наших Родов, – мягко напомнил Урусов.

– Полагаю, Роды-то наши не из дураков состоят, чтоб такой союз упустить, – проворчал губернатор. – Нынче-то в Петербург что отписывать будем?

– Чистейшую правду. Так и так, нашествие фоморов. При прямом пособничестве и предательстве одного из губернских дворян и подкупленных им чиновников.

– Это вы про полицмейстера с Мелковым? Эх, Фан-Фаныч... – покачал головой Потапенко.

– Отражено усилиями Кровных губернии, Азовского казачьего войска, улан, продолжал перечислять отец.

– И еврейского народного ополчения! – почти неожиданно для самого себя вставил Митя.

На него посмотрели – с некоторым сомнением.

– Пусть его, – наконец согласно кивнул губернатор. – Кабы местные меня в дом не втащили, стоптали бы в бою, как есть стоптали! К тому же, их надобно или за склады оружия в домах карать по всей строгости или уж награждать за применение оного противу врагов отечества!

– Тогда и о награждении похлопотать след! – влез Потапенко. – Мои хлопцы еще с варяжского набега заслужили!

– Иудеев награждать петербургские чиновники точно не позволят... А и пусть! Глядишь, так увлекутся, что и не сообразят, откуда у нас Мораныч взялся! – залихватски махнул рукой губернатор. – Но тем каббалисту с инженером – ничего! – строго предупредил он. – Хватит с них оправдания в убийстве полицмейстера!

– Слухи все равно пойдут, – предупредил Урусов.

– Пусть идут, – кивнул отец. – Мы же не собираемся навсегда скрывать Истинного князя от глаз. Если мы получим для моего сына полгода спокойной жизни – неплохо, год – замечательно, а два – и вовсе будет подарком Предков!

– А вы, Митя, что скажете? – обернулся к нему Урусов.

– Я пока не готов ехать в Петербург, – развел руками Митя. – У меня тут мара. Если я с ней в Петербург вот так, сходу, без подготовки явлюсь, могут и не понять!

– Смертевестница? – нервно переспросил губернатор.

– Она самая! Кстати, Михал-Михалыч, вы уж предупредите своих, чтоб ее за обычную нежить не приняли, а то она обижается.

«А на кого она обидится, тому не поздоровится!»

Потапенко в ответ крякнул и огладил усы.

– Да и другие люди в моем окружении требуют внимания

– Это альв-то – люди? – неодобрительно проворчал губернатор. – Хотя ... – он тяжко вздохнул, так что аж ласточины хвосты бороды дернулись. – Раз у нас вражда с фоморами пошла, может, и прав ты, молодой князь. Коли всё решено, отпустим юношу – что ему тут с нами сидеть. А у нас еще дела.

– Если позволите, я провожу сына и вернусь, – отец встал.

– Да он и сам в губернаторском дворце не заблудится, ему теперь тут часто бывать придется, – с усмешкой сказал губернатор. – Но коли ваши светлости желают посекретничать, так извольте.

Оправдываться отец не стал, лишь поклонился коротко и вышел за дверь. Они молча шли по коридорам, при этом настороженно озираясь по сторонам: ни один не исключал, что за какой-нибудь дверью в засаде дожидается губернаторша. Может даже с племянницей. Митя злился: выставили, как будто он не Истинный Князь, а мальчишка несмышленый. Зато уж точно понятно, как бы с ним стали обращаться в Петербурге. Трудно поверить, но так и есть: каких-то пять месяцев назад он мечтал вернуться, а теперь был рад, что это случится нескоро!

– Они точно не сообщат обо мне? – встревоженно спросил он отца.

– Они точно сообщат. Своим родам, но этого мы, собственно, и добиваемся. Тебе ... нам нужна для тебя не только свита, но и влиятельные союзники.

– А если кто-то из них напишет еще кому-нибудь?

– Во-первых, мы узнаем кто это будет и кому он напишет. А во-вторых, – отец вдруг шкодливо усмехнулся. – Ты забываешь, что в губернии по-прежнему военное положение, а значит, вся почта подвергается полицейской люстрации. И курьеров имеем право останавливать. Не беспокойся, – он крепко взял Митю за плечо. – Продержимся, – кивнул и ушел обратно в кабинет.

На улице его ждали Йоэль с Ингваром. Митя остановился рядом, с нетерпением поглядывая на выход.

– Мы кого-то ждем?

– Да. Навряд их надолго задержат.

В тот же миг на ступеньках губернаторского дворца появилась Даринка. Под руку с отцом она неторопливо спустилась и остановилась, глядя на Митю вроде бы снизу вверх. Митя смутился. Он подготовил, что ей скажет, но сейчас понял, что его речь была рассчитана на деревенскую девчонку, или уличную оборванку, а сейчас, в шляпке и розовом салопе она была такая барышня.