Текст книги "Учитель под прикрытием (СИ)"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

Криков о несправедливости и произволе стало больше, Мите тут же предложили взятку. Митя не без удовольствия взял, и не без сожалений определил ее на восстановление мостовых. Оставлять их разбитыми все же не годилось, у него как-никак автоматон. Ответственным за взятки... в смысле, за тут же созданный благотворительный фонд в пользу пострадавших определил среднего Альшванга, который Аарон. Прикомандировал к нему тех самых пожилого казака с молодым корнетом, передал наскоро составленный список замешанных в погроме лавочников, и на всякий случай пообещав лично устроить маленький отдельный еврейский погромчик семейству Альшвангов, если вдруг что будет не так, наконец поехал домой.

По дороге наткнулся на Ингвара – тот с энтузиазмом командовал расчисткой перегородившего улицу завала. Здраво решил ему не мешать – а то еще вдруг помогать придется. Через квартал увидел Свенельда Карловича, деловито катившего куда-то на паро-телеге: в одной руке рычаг, во второй – его знаменитая секира, явно потемневшая от крови. Где и с кем успел повоевать управляющий, расспрашивать не стал – после сам расскажет.

Даже Даринку видел – ушлая девчонка ни много ни мало ухватила за гриву того самого водного коня предводителя ... предводительницы фоморов, и теперь упорно волокла его к дому Шабельских. Конь упирался, но как-то вяло, и выглядел совершенно замороченным. Вот тут уж Митя хотел вмешаться, но Даринка оглянулась, точно почувствовав его взгляд ... и она, и конь тут же исчезли из виду. Уж эти ее способности! Досадливо хмыкнув, Митя направился дальше.

В особняке на Тюремной площади царила затаившаяся тишина. Словно бы все обитатели дома караулили, прислушиваясь, у дверей своих комнат, но выглянуть не решались. Одна лишь бесстрашная Леська выскочила из кухни – Митя напрягся, ожидая то ли объятий, то ли упреков – но она лишь окинула его долгим нечитаемым взглядом и буркнула:

– Батюшка ваш в кабинете быть изволит. Вы токмо долго тама не задерживайтесь, а то ванна остынет, – и убежала в сторону ванны.

У дверей отцовского кабинета Митя задержался на мгновение, не решаясь постучать, потом обругал сам себя – он варягов не испугался, он фоморов не боялся! – и всё же вошел.

Отец сидел за столом, пристально глядя на лежащий перед ним заряженный паро-беллум. Лицо покрывали бесчисленные ссадины, шея забрана в плотный воротник бинтов, правая рука на перевези – кто-то из местных Живичей над ним поработал, хотя и не слишком хорошо. Но и то – Живичей в городе было мало и все слабосилки, а раненых много. Зато здоровой левой рукой он ласково так, как котенка, поглаживал паро-беллум.

– Истинный Князь, да? – не оборачиваясь на застывшего в дверях Митю, сказал отец. – Когда начались эти твои ... странности, у меня были лишь две мысли. Что ты все же не мой сын – прости, но это представлялось самым логичным. И что мы далеко не всё знаем о природе Кровного родства, и для его проявления все же не обязательно, чтоб оба родителя были Кровными. Вот про Истинного Князя мне ни единого раза не пришло в голову. Все же сказки, это ... это сказки! Как не ожидаешь в клетке попугая найти Жар Птицу, в будке дворового пса – Великого Симаргла, так и обнаружить Истинного Князя в собственном сыне. А ты ... ты давно ... знаешь?

– С поездки к тетушке в Ярославль. Когда мышку поднял, чтоб девицу пугать, которую тетушка Людмила тебе сватала, – тихо сказал Митя. И уточнил. – Девицу сватала.

Отец усмехнулся – пальцы его все также ласкали паро-беллум:

– А ведь я ее тогда за врунью посчитал, – и тоже уточнил. – Девицу.

Митя дернул плечом – оправдываться он не собирался, девица была препротивная. Сейчас он бы, может, и что похуже мертвой мышки на нее натравил.

– Когда мы вернулись, дядюшка Белозерский мне и рассказал ... к чему всё это.

– Ты мог бы сказать мне.

– Я ... не хотел. Не говорить, а умирать. А еще больше не хотел становиться нежитью.

Лицо отца стало встревоженным. Митя покивал, дескать, да, был такой риск.

– Надеялся, что мне удастся отвертеться. И злился еще ... Я ведь не думал, что мама – это сама Морана и есть! Думал, она вселилась в маму, и мама умерла ... из-за меня!

– Сама ... Морана ... и есть? – медленно-медленно повторил отец.

Митя посмотрел на него в панике. Он хотя бы знал о самом себе, а на отца это все обрушилось сразу.

– Она ... мама сказала, что была счастлива те шесть лет! С тобой. С нами.

– Рогнеда... Морана... – опять повторил отец и пальцы его аккуратно и крепко обняли рукоять паро-беллума. – То есть, если я сейчас пущу себе пулю в лоб – то встречусь с женой? – в голосе его явственно прозвучала угроза. – И смогу высказать ей всё, что думаю по сему поводу?

За окном словно потемнело. Митя почувствовал, как у него перехватывает дыхание, а потом, стараясь двигаться бесшумно, принялся подбираться к отцу.

– Да не крадись ты! – раздраженно бросил тот, по-прежнему не оглядываясь, и оттолкнул паро-беллум от себя. – Ни о каком самоубийстве не может быть и речи! Я – христианин, так что подожду на роду написанного срока.

За окном снова засияло осеннее солнце, а где-то вдалеке, кажется, пронесся облегченный вздох. Митя тоже выдохнул: теперь он был уверен, что отец будет жить долго. Может даже, очень долго. Дорогая маман навряд в ближайшие полвека найдет в себе душевные силы на обстоятельное объяснение с отцом своего ребенка.

– Да и сын у меня ... без матери растет. Как тебя, дурня, одного оставить, – отец слабо улыбнулся.

Митя отвернулся, чтобы отец не видел его лица, и часто-часто заморгал.

– Или ты предпочтешь жить с Белозерскими? – настороженно спросил отец. – Что ты хочешь делать?

– А... – Митя растерянно замер, а потом плюнул, и вполне простонародно отер глаза ладонью – уж больно слезы мешали. Хорошо хоть плюнул – мысленно, а то так и вовсе опроститься недолго, от эдаких-то потрясений. – Я не знаю. Я так старался не стать Истинным Князем, что почти не думал, что мне делать, если всё же стану ...

... Начищенный до блеска автоматон неспешно нес его по улицам столицы. Стальные копыта звонко били в брусчатку мостовой и каждый, каждый прохожий оглядывался на вороненого паро-коня и его блистательного всадника!

Автоматон свернул на Большую Морскую и остановился у Яхт-клуба. Двери распахнулись, услужливый швейцар с достоинством спустился навстречу. Митя легко выпрыгнул из седла, и швейцар с поклоном взобрался на его место, уводя паро-коня в гараж Яхт-клуба. Митя небрежно одернул пошитый альвом безупречный сюртук, оправил манишку альвийского шелка и принялся неспешно подниматься. Второй швейцар распахнул перед ним дверь и отвесил глубокий поклон. Помнится, в прошлый раз, когда он приезжал на извозчичьей пролетке, поклон был ниже, да и встречали его вовсе не на лестнице.

– Изволите обождать? – указывая на кресло в гостиной, в котором Митя сидел в прошлый раз, почтительно поинтересовался швейцар.

– Нет, пройду прямо в кабинеты, меня ждут, – взмахом холеной руки отмахнулся Митя, и сам пошел через анфиладу роскошных гостиных, по которым его когда-то вел дядюшка.

– Друг мой Димитрий! Диметриос! – навстречу ему выскочил ротмистр Николаев, с которым он некогда встречался здесь, в надежде, что у того хватит влияния, чтоб оставить Митю в Петербурге. Сейчас смешно и вспомнить!

– Но вы, однако, франтом ... – завистливо протянул Николаев. – Неужто в Париже были всё это время? Слыхали новую сплетню? Будто в какой-то провинции, на юге ... а может, не на юге, кто там знает ... объявился мошенник, который называет себя... – Николаев прищурился, явно испытывая любопытство собеседника. – Представьте себе – Истинным Князем! Истинным ... князем ... – он захохотал во всю глотку. – Экий наглец – думает, кто-то ему поверит! Говорят даже, он сюда сегодня явится, но это, я полагаю, и вовсе выдумка! – все еще подхихикивая продолжал Николаев. – Вы оставайтесь, вдруг и впрямь придет. Вместе похохочем!

– Благодарю вас, сударь, я непременно останусь, – стряхивая пальцы Николаева с рукава сюртука, процедил Митя, и пошел дальше.

У курительной он на миг замешкался – все же оказаться тут было его давней мечтой, хотелось ее как следует прочувствовать! – и сквозь приоткрытую дверь услышал голоса:

– Белозерские и впрямь полагают, что мы признаем их ублюдка Истинным Князем? – презрительно цедил холодный голос. – Совсем обезумели в своем желании вернуться к власти.

– Я человек простой, бескровный, в ваших Кровных делах не понимаю. Но нельзя же в наш просвещённый век и впрямь верить в древние сказки! – гулко бухнул в ответ ему бас.

– Меня удивляет, как легкомысленно вы относитесь к этому, господа! – в третьем голосе отчетливо слышалось шипение. – А стоило бы задуматься, нет ли в появлении этого самозванца покушения на власть Его Императорского Величества и всей династии Даждьбожичей!

– Сударь, вы кто такой? Что тут делаете? – на плечо Мите легла чья-то рука. Он резко обернулся... И увидел позади себя компанию свитских во главе с младшим князем Волконским.

– Эй! – вскричал здоровяк в артиллерийском мундире. – А это не тот ли сыскарёныщ которого мы в прошлый раз хотели с лестницы спустить?

– Я вам более скажу, господа, – томно растягивая слова, протянул младший князь Волконский. – Есть у меня подозрения, что именно сей господинчик от сидения в провинции настолько ума решился, что выдает себя за Истинного Князя!

Свита великих князей захохотала, Митю снова ухватили за воротник и вздернули над полом. Ворот пошитого альвом сюртука затрещал, и Митя еще успел увидеть искры веселого азарта в глазах силача-артиллериста, держащего его за шкирку, как забежавшего с улицы дворового кота, прежде чем глаза у того вспучились, будто их надули изнутри, и лопнули, забрызгав кровью разом смолкших свитских.

Митя приземлился на ноги, и мягко повернулся, вынимая из воздуха топор. Гостиная наполнилась воплями, свитские метались, будто и не Кровные вовсе, кто-то, наконец, сообразил выхватить собственное родовое оружие, но было поздно! Топор опустился на голову младшему князю Волконскому. Митя пнул откатившуюся голову ногой и отпуская обуревающую его безудержную ярость, ринулся на свитских. Глаза затянуло алой пеленой и стало наплевать, обвинят ли его в заговоре против империи!

– ... Митя! Мить, ты что уснул? – голос отца был гулким, как колокол, и долетал словно издалека. – Митя!

– А? Что? – Митя вскинулся, судорожно озираясь. Он сидел все в том же кресле отцовского кабинета в Екатеринославе! Не в Петербурге! Слава Предкам!

– Это я тебя спрашиваю – что? Будто заснул, а глаза открыты. Тебе худо? – наклонился к нему встревоженный отец.

– Да как сказать ... – Митя обеими руками потер лицо и тихо пробормотал. – А личем, пожалуй, было бы проще. Такого Истинного князя еще попробуй – не признай.

А вот живого и на первый взгляд обычного юношу ... Пусть даже Моранычи его попросту почуют. А другие Кровные? Симарглыч Урусов силу Истинного Князя хотя бы видел своими глазами, а как поступит глава рода Урусовых-Симарглычей? Признает Митю, или посчитает это невыгодным? Да и мало ли при дворе государей-Даждьбожичей людей не Кровного, а дворянского происхождения, для которых Истинный Князь и вовсе не более, чем сказка полутысячелетней давности?

– Если ты захочешь ехать в Петербург, я подам в отставку и поеду с тобой! – решительно объявил отец и тут же замер, в такой же растерянности, как и Митя.

Тот улыбнулся в ответ: зная, как дорога отцу его карьера, жертву он оценил, но они оба понимали, что она бессмысленна. Важный полицейский чиновник Меркулов и впрямь мог помочь, а вот отставной коллегии советник тут же терял влияние и связи.

– Белозерские ... – хором произнесли отец и сын, а потом отец нахмурился и недобрым тихим голосом спросил, – личем, говоришь, мог стать ... А они об этом знали?

На что Митя глухо пробурчал:

– Они и вовсе полагают, что лучше знают, каким должно быть Истинному Князю.

– А ты как полагаешь?

– Что, если они ошибутся, ответственность за их ошибки все равно падет на меня! – зло ответил Митя. – Так я уж лучше за свои ...

– Резонно, – отец в раздумьях побарабанил кончиками пальцев по столешнице. – Но я так и вовсе ничего, кроме сказок, об Истинных Князьях не знаю. Я даже не знаю, может учителя какого найти? Хотя, где? Не худо бы разобраться, какие относительно Князей Истинных имеются положения и установления, – и тут же досадливо сморщился. – Чтимые Предки, так этого же даже в «Сводах Законов» не найдешь, там самые старые нормы от Петра с Екатериной!

Ответить Митя не успел – с нижнего этажа донесся пронзительный вопль:

– На помощь! Аркадий, на помо...

К лестнице Митя добежал первым. Перегнувшись через перила, увидел тетушку, собственным телом прикрывающую Ниночку от мары. Склонив голову к плечу, рыжая смертевестница разглядывала вопящую Людмилу Валерьяновну – крылья мары были недоуменно приподняты. Выскочивший из привратницкой Антипка вскинул ружье и подрагивающим от страха голосом прокричал:

– А ну отзынь от барыни с барышней, нежить проклятущая!

– Я не проклятущая. Я весьма даже достопочтенная и высокопоставленная нежить, – с достоинством сообщила мара, слегка презрительно глядя в черный зрачок дула.

– У меня, между прочим, личный Истинный князь есть. Хотя не понятно, как ты собираешься им быть, если у тебя тетушка при виде нежити орет, как в кабинете у дантиста! А сторож не знает, что из обычного ружья нас не пристрелишь. И держите в этом доме хотя бы одно окно постоянно открытым! – раздраженно бросила она. – А то смертевестница, стучащаяся в дверь, как почтальон – это крайне дурной тон!

Митя невольно кивнул – этот довод он понимал.

– Будь любезен, проведи воспитательную работу. И завтра увидимся, – мара круто повернулась на пятках, едва не хлестнув тетушку крыльями по лицу.

– 3-зачем? – наконец сумел выдавить Митя.

– Ты полагаешь, что вот прямо так сходу стал самым что ни на есть грозным и непобедимым Истинным Князем? А сам трупов на кладбище накидал – и кто их, по-твоему, по могилкам расфасовывать будет? Вот его городовые? – она вульгарно ткнула когтистым пальцем в сторону безмолвно взирающего на него отца. – Или опять горожан подрядите в добровольно-принудительном порядке? А потом – упс! – простите, не того закопали. Этот просто в обмороке лежал. Истинным князем мало стать – им нужно еще остаться! И желательно, по-прежнему живым. Чтоб завтра был на кладбище – будем твои огрехи подчищать. Я из тебя сделаю Истинного князя, чего бы это тебе ни стоило! – она погрозила Мите когтем и направилась к выходу. У самой двери оглянулась и бросила через плечо. – И не забывай, что тебе положена свита! Ими я тоже займусь.

Дверь хлопнула, послышался шум крыльев и за окном снова мелькнул темный силуэт.

– Она очень странно разговаривает. Будто и не на росском, – задумчиво сказал отец. – Хотя нежить, конечно, пусть и высшего порядка.

– Если окно открытым держать, дом выстудим, – тетушка все еще сжимала побелевшие пальцы у Ниночки на плечах. Потом вдруг содрогнулась, будто очнувшись и выкрикнула. – Это чудовище теперь будет постоянно прилетать?

– Она хорошая! И красивая! – вдруг выпалила Ниночка.

– Давайте побеседуем в кабинете, – дипломатично предложил отец и с некоторым трудом поковылял обратно.

Им пришлось ждать, пока у дверей зазвучали тихие шаги и в кабинет вошла тетушка. Ниночкину руку в своей она держала так крепко, что девочка морщилась, но терпела.

– Так с чего вы решили, мадемуазель, – строго спросил отец, – что эта крылатая нежить ...

– Мара ... – негромко вмешался Митя.

– Мара ... – согласился отец. – Что мара – хорошая?

– Так сразу же видно! – возмутилась Ниночка, как всегда угрожающе выставляя косички-рожки. – Вот по той госпоже, которая нас учить приходила, тоже сразу видно было, что она плохая, хуже некуда! Ты ее, наконец, убил? – требовательно поглядела она на Митю.

– Ниночка! – ахнула тетушка.

Митя несколько нервно кивнул.

– А я уже думала, ты совсем глупый. – Ниночка решительно тряхнула косичками. – Ты, главное, всегда слушайся меня – со мной не пропадёшь!

– Гхм ... – отец задумчиво откашлялся, разглядывая Ниночку с новым интересом.

– Так это правда? – тетушка нервно стиснула пальцы. В большом кресле перед отцовским столом она неожиданно показалась маленькой и тщедушной, – что ... что Митя ... стал князем? Он теперь... – в голосе ее послышалось глубочайшее изумление. – Первый князь Меркулов?

– Нет, – неожиданно отозвался Митя. – Я – Истинный князь, а первый князь Меркулов – отец. Я как раз хотел тебе сказать, насчет прав Истинных князей мне Белозерские рассказывали, – пояснил он удивленному отцу. – Супруг или супруга Великого Предка носит титул Первого Князя или Первой Княгини и является родоначальником нового княжеского рода.

– Неожиданно ... – отец покачал головой.

– Аркадий, твоей женой и правда была... Морана? – голос тетушки упал до свистящего шепота, а сомкнутые пальцы напряглись до белизны.

– Поверь, для меня это тоже некоторый сюрприз, – с принужденным смешком откликнулся отец.

– Я ... Я даже не знаю ... Что матушка Ефимия скажет!

– Это которая ярославская попадья? – не дрогнул отец. – И зачем бы ей знать?

– Я думаю, нам с Ниночкой лучше вернуться в Ярославль! – решительно выпалила тетушка. – Мы ... Я к этому не готова! Здесь опасно: варяги, и нежить, и чудища какие-то, и тут даже портные – нелюди! Когда ты мне написал, я не думала, что всё будет так! Я представляла совершенно по-иному: и здешнюю жизнь, и тебя, и Митю, и как вы между собой ладите. Я думала, я тебе нужна, а сейчас ... – она развела руками и в голосе ее зазвенели слезы. – Я ничего не понимаю! Я умею экономить, и приготовить обед на трех человек и прислугу из одной курицы, но я не умею принимать губернаторш, и князей, и еще Бог весть кого! Я чувствую себя... замарашкой, глупой и невоспитанной! А теперь, когда ты еще и целый князь ... Я рада за тебя, Аркадий, Христом-Богом клянусь, рада. И родители бы гордились ... Но нам с Ниной лучше уехать!

– Но я не хочу! – Ниночка вдруг уперла кулачки в бока и впервые на Митиной памяти наставила косички на маменьку. – Митька же без меня пропадет! На нем же возьмут, да обженятся, и даже не спросят! Я этих девчонок знаю!

– Кто ... обженится? – дрогнувшим голосом переспросил Митя.

– Да хоть Варька, племянница губернаторская, что давеча приехала! Так и сказала, что ее тетушка ее на тебе обженит. Алька Шабельская ее побила, она сама хочет на Митьке обжениться! А я их обеих стукнула, потому что Митька – мой кузен, а они обе – дуры, особенно Алька, только жрать и горазда! Хотя и Варька не лучше. И ты на них не обженишься, понял?

– Клянусь, кузина, сделаю, как ты скажешь, – пробормотал Митя, в доказательство прижимая ладонь к сердцу.

– Это ты сейчас так говоришь! – Ниночка подозрительно на него прищурилась. – А потом хлоп – и обженят! Никак нам нельзя уезжать, – она убедительно поглядела маменьке в глаза. – А еще Варька говорила, что, если я ей помогу, так мне тоже жениха найдут, может даже графа какого! Только я ей все равно помогать не стану! Я лучше, как та девочка, с которой мы в мелочной лавочке познакомились, когда с Георгией за покупками ходили ... она путешественницей хочет быть, и я тоже захотела! Если у меня кузен – князь, мне же можно за графа не ходить и быть путешественницей?

– Вы же не можете лишить дочь такого будущего, а меня – такой защитницы, тетушка? – ломким от смеха голосом выдавил Митя.

– Ты над маменькой смеешься! – воинственные Ниночкины косички снова нацелились на него. – А моя маменька – самая лучшая, и она всегда права! Только сейчас чуть-чуть ошибается, но она немножко подумает, мы останемся, и она снова будет всегда права, ясно?

– Совершенно, – торжественно согласился Митя.

– Людмила? – отец вопросительно поднял брови. – Дети вроде как поладили. Хотя образованием девочки все равно следует озаботиться всерьез: будущей графине нужны манеры, а путешественнице – знания.

– Я ... я подумаю, – поднимаясь, пробормотала тетушка. – Ниночка, идем. – они вышли. Ниночка оглянулась и строго на Митю насупилась – присматривала.

– Как думаешь, стоит сказать тетушке, что отпустить их мы всё равно не сможем. Родня Истинного Князя без защиты и присмотра – слишком большое искушение для всех, кто пожелает от нас чего-то добиться, – глядя им вслед, негромко спросил Митя.

– Всегда лучше, когда человек полагает, будто сам принимает решения, – покачал головой отец.

Глава 30. Очень важные разговоры. Разговор с альвом-евреем

Другие важные разговоры состоялись на следующий день.

Йоэль явился по своему обыкновению с утра. Не то чтоб совсем раннего, но измотанный вчерашними событиями Митя уснул, будто провалился в бездонную пропасть.

Пронзительный вопль Леськи:

– Спит паныч, умаяшись оне, никак вам туды не можна! – и громкий хлопок двери заставили его резко сесть в кровати и потянутся за подушкой, испытывая необоримое желание запустить ею в наглого альва.

И тут же он замер. Потому что на кровати, прямо поверх перины, едва заметно мерцая глубоким жемчужным блеском, лежали сорочки. Восхитительные. Строгие. Ни единой лишней детали. Абсолютное совершенство кроя и строчек. Безупречные.

Митя протянул к ним подрагивающие пальцы. Прикосновение к мягко переливающемуся альвийскому шелку были чистым, незамутненным наслаждением.

– Я, к вашему сведению, спал, – пробормотал Митя и в голосе его дрогнуло самое настоящее рыдание.

Глаза альва, восседающего на стуле с величием и изяществом наследного принца на троне, довольно блеснули:

– А мы с дядьями и матушкой – нет! Всю ночь шили. Примерьте, – альв легко спорхнул со стула и подтянул к себе саквояж. Ни безупречный цвет лица, ни безукоризненный костюм, ни собранные на макушке в вычурные косицы серебряные волосы – ничто не выдавало бессонной ночи.

– А пауков переловили? – спросил Митя, поглядывая на сорочки в благоговении и почти ужасе – вдруг исчезнут? Потому что две – нет, господа, вы не понимаете, действительно ДВЕ! – сорочки целиком из альвийского шелка ... Такое разве что у самих альвов бывает. Не таких, как Йоэль, а тех, что совсем альвы, из-под Холмов.

– Ловим, – вздохнул альв. – Одного не хватает. Найдется, рано или поздно, главное, чтоб никто его не прибил, приняв за фомора. Или еще за какую нечисть. Предваряя ваш вопрос, сразу скажу, – он вскинул ухоженную ладонь, не давая Мите вставить слово, – их привезла моя мать, из Вены. Он ... он был альвом. Мой отец. Только, это ведь для нас все альвы – лорды. А в реальности, даже альвийской, когда все лорды, кто-то должен быть лордом-золотарем. Ну, или лордом-садовником. Лордом-портным. Вот он таким и был: портным при альвийском посольстве в Австрийской империи. У них это, правда, именовалось, лорд-мастер Одеяний. Он даже и впрямь принадлежал какому-то из альвийских Великих домов ...

«Дому Ивы, – подумал Митя. – Тут уж без сомнений»

– Ему нужны были помощницы для черновых работ. Но даже для таких работ альвы набирают лучших. Моя мама такой и была – лучшая портниха мастерской, в которой она тогда работала. Альвы – это уровень, если ты работал на альва, для тебя все двери открыты. Ее взяли, а потом ... Она ведь и сейчас красива, а тогда ... Молодая. Экзотичная – по крайности, для него. Талантливая – для альвов это много значит. Он говорил, что она тонко чувствует красоту. Он вообще говорил много и красиво. Сейчас тоже все говорят: что она сама виновата. Надо было помнить, что он другой веры. И вообще нелюдь. Но она не хотела об этом помнить тогда. А потом оказалось, что у нее будет ребенок.

Митя почувствовал, как щеки у него вспыхивают – все же это очень деликатная тема, а альвы, вот уж дети природы, если так просто могут ее обсуждать! Даже будучи евреями ...

– Мы с ней говорили об этом всего один раз. Я ее заставил.

Вот точно – дети природы! Трудно вообразить, как бы он, Митя, свою мать заставил. Хотя и мать у него ... м-да...

– Он сперва очень удивился. Сказал, что никак этого не ожидал. Что это также странно, как если бы человек имел ребенка от мартышки, – лицо альва исковеркало чудовищной гримасой: в ней была и боль, и ненависть, и презрение, и ... бесконечное унижение – уж его-то Митя опознавал безошибочно. – Что люди и без того нечто вроде животных, а уж те, которых и сами люди считают не ровней себе, те и вовсе ... И велел ... приказал ей избавиться от ребенка. Я ... Вы ... По всем статьям то, что она сделала – преступление. Но она говорила, что была очень зла. Хотела сделать ему также больно, как он сделал ей. И она украла. Зашла в его мастерскую, вроде как в последний раз – к ней там все привыкли. И забрала маленьких паучков, новорожденных. И уехала. Ей предлагали остаться в Петербурге, в ателье самой Иды Ладваль. Но она боялась, что он станет ее искать. Не из-за меня, – он усмехнулся, криво и зло, но даже эта улыбка ему шла, – из-за пауков. А может, хотела, чтоб искал, хотя бы из-за пауков. Уехала сюда, к братьям. Пауков разводить она даже не пыталась – им требуется особая, альвийская сила, чтобы расти, а без нее они во что-то вроде спячки впадают. Мне пять лет было, когда я коробку с ними нашел. Вот у меня они выросли, и даже ткать начали. И стало очевидным, до какой степени я... альв. Может, не будь я таким альвом, или не будь меня вовсе, всем было бы легче.

– Зато теперь ваши соотечественники вас уважают – вы так дрались за них, – тихо сказал Митя.

Он стоял перед зеркалом, на нем была сорочка альвийского шелка. Еще недавно он бы и убил, и умер ради этого. Но теперь он уже и убил, и умер, и может, именно поэтому даже не смотрел на свое отражение, а только на отражение застывшего лица Йоэля у себя за спиной.

– Уважают, кланяются даже. Никто дурного слова не говорит. вчера вместо Йоськи ребе Йоэль назвали ... – улыбка на его губах была вымученной, – и я понял, что навсегда останусь чужим для народа моей матери! И для племени моего отца тоже, только вот их я и сам не приму! – с тяжелой, подсердечной ненавистью процедил он. И тихо добавил. – А для империи я плох и с той стороны, и с этой. Как ни повернись, – он отвернулся. И заговорил оживленным, насквозь фальшивым голосом. – Сюртук примерьте! Он пока только сметан, но поглядеть же надо.

И аккуратно, придерживая здесь и прихватывая там, подал сюртук.

В сюртуке не было ничего модного. Ничего похожего на сюртуки петербургских щеголей, которые Митя держал за эталон. В зеркале отражался Истинный Князь. Причем именно Князь-Мораныч. Такой Истинный и такой Мораныч, что Митя даже почувствовал себя слегка самозванцем.

– Это немного на вырост, – улыбнулся Йоэль и было ясно, что не о размере он говорит, потому что даже сейчас, на первой примерке, сюртук сидел идеально.

– Никто не должен быть один, – тихо сказал Митя. – Даже Истинный Князь. Особенно Истинный князь. Мы много говорили с отцом вчера. Всю ночь – думали и говорили, думали и говорили. И поняли, что не все будут рады, когда я, такой Истинный, появлюсь. Господа нигилисты увидят укрепление сословной монархии. Господа дворяне – власти Кровных. Кровные – кто-то обрадуется возрождению, а кто-то посчитает, что теперь Моранычи больно много воли возьмут. Двор ... царская семья ... везде найдутся недовольные.

– А мы, значится, против всего этого светского кагала, плечом к плечу: Истинный князь и ушастый еврей! – насмешливо протянул Йоэль.

– Еще Ингвар Штольц, – невозмутимо сообщил Митя. – Современный мир – мир пара и железа, без хорошего механика – никуда, а он мне пари проиграл, так что никуда не денется. Еще мой отец. И все, кто найдет в возвращении Истинной Крови свою пользу и выгоду. А таких, уж поверьте, будет немало.

– Будет, – задумчиво согласился Йоэль. – С вами уже господин Карпас перемолвится желает. Очень просил протекцию составить, чтоб вы встретиться с ним согласились.

– Он что же, догадался, что это мы его ... – встревожился Митя.

– Обобрали? – насмешливо вздернул идеальные брови альв.

– Облагодетельствовали! – Митя посмотрел на него укоризненно. – Вернули утерянное! Конечно, я поговорю с ним – раз вы просите. Но сейчас я говорю с вами!

– Ну и шо я буду с этого иметь, кроме болячки на свой бедный тухес?

– Дворянство, – тихо сказал Митя. – Которое позволит вам игнорировать «Временные правила». Сможете жить, где захотите, и заниматься, чем хотите ...

– Чтобы стать дворянином, требуется из иудаизма в христианство перейти. Не знаю, за что империя так любит предателей, да только я к ним не отношусь! – альв совершенно не изящно набычился.

Митя поглядел на него задумчиво. Вот и покойная Фира Фарбер тоже отказывалась веру сменить, потому что считала это предательством. А в свете об обязательной смене иудеями веры ради дворянства или службы говорили, как о спасении их душ, укреплении народного единства. Не понимают друг друга правители империи и ее подданные.

– Надо, конечно ... За исключением дворянства иного государства и полученного от Истинного Князя. – Митя слегка смущенно улыбнулся удивленно взирающему на него альву. – Когда по «Уложению о службе» Ивана IV Даждьбожича обычных Кровных князей лишили права давать своим людям дворянство, Истинных князей уже полторы сотни лет как не было, вот никто их права отменить и не озаботился. А Истинные могли возводить в дворянство кого угодно: хоть мусульман, хоть верящих в Древних. Так что почему бы мне не сделать дворянином – иудея? – он развел руками вроде бы смущенно, хотя под смущением на самом деле пряталось торжество. Все же от того, что ему теперь доступно, кружилась голова. Приходилось прилагать отчаянные усилия, чтоб это кружение удержать – а то ведь так она покружится, покружится, а потом и потеряется!

Альв глубоко вдохнул, посидел так пару мгновений и, наконец, сдавленным голосом спросил:

– И всё это ради альвийских сюртуков?

– И ради сюртуков – тоже, – согласился Митя, – даже в первую очередь, – он погладил ладонью приметанный на «живую нитку» рукав и по-кошачьи зажмурился от удовольствия. – И еще по мелочам: сводить с нужными людьми, подслушивать, драться на моей стороне ... научить меня говорить на синдарин, раз уж с мисс Джексон не вышло!

– Я не знаю синдарин, – ответил Йоэль. – А что вы на меня так смотрите? Я ни разу в жизни не общался с соплеменниками папаши, откуда бы мне знать?

– Но вы же владеете силами альвов! Лозы там, пауки ...

– Так этому можно от них самих научиться – от лоз! И от пауков! Нет, если сильно хотите, могу вас научить говорить на идиш!

Глава 30. Очень важные разговоры. Чисто деловая встреча

Встреча с Моисеем Карпасом состоялась в той же ресторации, в которую некогда Митя отправил представителем поднятого им мертвеца. Только на сей раз в закрытом кабинете, куда Митя привел и Йоэля с Ингваром. А пусть привыкают. И они. И к ним. Ингвар был растерян, явно не понимая, что тут делает, Йоэль – напряжен, как перед боем. Зато сам господин Карпас расслаблен и немало оживлен. Явился он один, без Гунькина – напуганный петербуржец второй день осаждал отцовский кабинет, требуя открыть телеграф для частных сообщений, чтоб связаться с главной конторой Путиловских заводов. Отец, во избежание опасных слухов, безжалостно отрезавший телеграфную связь для всех, кроме первых лиц губернии, оставался непреклонен.