Текст книги "Черный плащ немецкого господина"

Автор книги: Галина Грановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Я действительно сейчас приду, – повторил он.

Придет, придет, куда ему деваться? Но ему просто необходимо на несколько минут остаться одному.

– Вот, вещи оставляю. – Он кивнул на сумку, стоящую около него на скамейке. Потом снял и положил сверху еще и плащ – стало жарко. – И за плащом присмотри.

Ему, действительно, захотелось в туалет. Но еще сильнее – услышать голос Майи. Поискал глазами указатели, и ринулся в нужную сторону с такой быстротой, что даже устыдиться своей поспешности не успел. Словно чья-то рука внезапно поволокла его в противоположный от посадочных ворот конец. Почти влетел в сияющую белизной кафеля, никелем кранов и фарфоровыми раковинами туалетную комнату.

Гудок следовал за гудком. Она же видит, кто звонит, почему не отзывается? Майя, Майя, взмолился он, отзовись! Пусть Неверского посадили, но ты-то на свободе! И она, наконец, отозвалась.

– Павел? Извини, была в ванной, не сразу услышала звонок.

Мысли его заметались, как ночные бабочки перед горящим фонарем.

– Алло? Павел?

– Я… – начал он и замолчал, не зная, с чего начать.

– Что-то случилось? – встревожилась Майя. – Ты где сейчас?

Случилось. Он откашлялся.

– Я в аэропорту. И здесь Элеонора, к детям летит, остановку сделала в Германии… по пути. Она кое-что мне рассказала.

Он сделал нажим на «кое-что».

Все, что он хотел отчаянно знать, насколько это правда, то, о чем говорила Элеонора.

– И что же она тебе рассказала такого, что нет мочи дождаться, пока прилетишь? – ничуть не встревожившись, насмешливо поинтересовалась Майя. – Впрочем, и так нетрудно догадаться, что наплела обо мне всяких небылиц. – Она вздохнула. – Все та же старая история. Хочется взять реванш. Зависть, дорогой, страшная вещь.

Он вкратце изложил суть разговора. Разумеется, он не стал говорить о Неверском – с этим хотелось сначала самому разобраться. Только то, что касалось «борделя». Майя не потеряла самообладания. Только удивилась, что он мог такому поверить.

– Да она просто шизофреничка, если нагородила такого. Похоже, все-таки допилась до белой горячки.

Голос Майи, ее насмешливый тон были как холодный, отрезвляющий душ. То, что Элеонора говорила о Неверском, еще как-то походило на правду, во всяком случае, могло быть правдой. Но эти дрянные россказни о Майе… Ему стало стыдно уже за то, что он их слушал.

Павел вздохнул с облегчением. В самом деле, кому он поверил?! Элеоноре! Поистине, страшна месть отвергнутой, неудовлетворенной женщины.

– Неверскому надо пролечить ее как можно скорее, пока она не стала законченной алкоголичкой, – закончила Майя.

– Да, еще о Неверском, – медленно произнес он. – Не могу дозвониться. Может быть, ты его разыщешь? Почему-то он отключил мобильник, а мне надо срочно с ним связаться. Я перезвоню тебе через пять минут.

– Я сама тебе перезвоню, как только узнаю, в чем дело. А ты, милый, быстрее беги на посадку, иначе опоздаешь. Я приеду тебя встречать.

Ну, конечно. Все разрешилось, стоило лишь сделать попытку выяснить, так ли все на самом деле, как рассказывает Элеонора. Даже если и есть в этом что-то… Но, хватит предположений, решительно оборвал сам себя. Если у правды две стороны, то он выбирает ту, на которой Майя. Господи, и зачем он только встретился с этой сумасшедшей Элеонорой? Если бы он догадался отключить на ночь телефон, если бы не стал с ней говорить, когда она позвонила, если бы не приехал в аэропорт раньше, скольких волнений бы избежал! Ну, ладно. Сейчас он скажет ей все, что о ней думает, сейчас он даст ей прикурить. Павел подошел к писсуару и расстегнул замок. Впрочем, пожалуй, и говорить с ней не будет. Что можно втолковать больной, неуравновешенной женщине? И ведь он отлично знал, с кем имеет дело, но повелся, как какой-то молокосос. Неудивительно, что Неверский отправил детей от нее подальше. Чему может научить такая мать, пьяница и неврастеничка? Хорошо, что он позвонил Майе! Все сразу стало на свои места. И о муже наверняка тоже навыдумывала, чтобы больше походить на ангела на фоне такого бизнесмена-разбойника.

Но чем больше он хотел верить в то, что сам себе говорил, в чем себя убеждал, тем противнее ныло в глубине души. Что-то было не так. И уже не оставалось времени разбираться.

Он застегнул джинсы, и сделал шаг к двери, когда пол под ним неожиданно качнулся.

И еще раз – сильнее.

Заскрипели, захлопали двери кабинок, стены содрогнулись, послышался грохот. Потеряв равновесие, он упал, стукнувшись затылком о пол, но боли не почувствовал. И страха не было. Только легкое удивление возникло, когда длинное зеркало над раковинами вдруг покрылось множеством трещин, и крупные и мелкие куски его стали отрываться от стены и, как в кино при замедленной съемке, плавно сыпались вниз, покрывая осколками блеска и раковины и пространство пола вокруг, и его самого. Он закрыл глаза и только тут почувствовал запаха гари и дыма.

Все это мне только сниться, мелькнула мысль и исчезла. Как исчезло и все прочее.

Он лежал на полу. Наверное, долго пролежал, потому что его просто трясло от холода. Он просто закоченел. Пол был не просто холодным, он был ледяным. Прямо над ним криво висела, на вырванном из потолка шнуре, люминесцентная лампа, угрожающе покачиваясь от ощутимо гуляющего по комнате сквозняка. Стена топорщилась взломанными плитками над выстроившимися в ряд раковинами, которые, отсюда – снизу и сбоку – имели очень странный вид. Он даже не сразу понял, что это такое, эти белые, стоявшие шеренгой, столбы.

Приподнял голову, пошевелил руками и ногами. Кажется, все на месте. Повернув голову на бок, увидел в лежащем рядом большом куске зеркала искаженное гримасой лицо. Из носа шла кровь. Он неуклюже поднялся на четвереньки, порезав при этом острым стеклом ладони, потом медленно встал на ноги. Открыв дрожащими руками кран, попытался умыться. Произошло что-то страшное, но что именно – понять не мог. Сознание фиксировало окружающую действительность, но отказывалось делать какие-либо выводы. Несколько зеркальных осколков чудом удержались над раковиной, и изо всех на него смотрело одно и то же лицо – только под разными ракурсами. Он видел свое лицо, но не узнавал его. Холодная вода обжигала, но он все-таки кое-как умылся.

Вытершись бумажным полотенцем, хвост которого свисал рядом с раковиной, он еще некоторое время постоял, пытаясь осознать происходящее. Он что-то должен сделать. Что-то важное. Он должен куда-то идти. И не просто идти, а спешить. Но спешить не получалось, ноги были ватными, непослушными. Медленно проследовав к выходу, толкнул дверь. Глазам предстала странная, невероятная картина. Черная волна дыма исходила из того места, где совсем недавно была прозрачная стеклянная стена. В самом зале, среди разбросанных и поломанных диванов и разрушенными каким-то гигантским смерчем стойками, кричали и стонали лежавшие на полу пассажиры. Туда-сюда сновали полицейские и работники скорой помощи, кого-то несли на носилках, кого-то выводили под руки. Чья-то рука легла на его плечо.

– С вами все в порядке? Может быть, нужна помощь?

– Со мною все в порядке, – обернувшись, чужим голосом ответил он. – Мне не нужна помощь.

– Тогда как можно скорее пробирайтесь к выходу. Прямо и направо.

И тут, глядя через плечо пожарника, на теряющийся в дыму конец зала, на дымном черном фоне, он вдруг увидел красный дипломат. У дальней, чудом уцелевшей скамейки. С которой свисала какая-то красная тряпка. Впрочем, возможно, это была только игра воображения, обман зрения. Потому что в том бедламе, где он сейчас пребывал, в дымном аду, могло привидеться все, что угодно. Красный, пробормотал он, красный. Это красное пятно почему-то тревожило.

Он автоматически, с усилием переставляя ноги, словно во сне, начал продвигаться к выходу, туда, куда несли стонущих, и куда двигалось все, что еще могло передвигаться самостоятельно. Он сосредоточенно смотрел под ноги, стараясь не наступить на неподвижные тела и какие-то обломки, и мусор, устилавший пол, затянутый мягким ковролином. И только когда впереди показалась стойка бара, он вдруг вспомнил и остановился. Красный. Красный дипломат. Элеонора. Он похолодел. И повернувшись, стал пробираться назад. Элеонора! На пути у него вырос полицейский и начал говорить что-то требовательно и сердито, указывая туда, куда в дыму шли измазанные, в копоти, люди. С полицейскими спорить бесполезно, предостерег внутренний голос. Он послушно кивнул, последовал в указанном направлении, но через минуту, сделав крюк, снова повернул обратно. Туда, где его ждала Элеонора. Волна дыма становилась все гуще, и конец зала уже был неразличим. Где же эта чертова скамейка? Задыхаясь и кашляя, он пытался отыскать то место, где стоял красный дипломат. Элеонора. Конец зала. Дым становился все гуще. Здесь уже не было ни людей, ни пожарников, ни полицейских. Похоже, тех, всех, кто остался жив, уже вывели, раненных вынесли. Но Элеонора оставалась там, на скамейке. Он знал это точно. Ему казалось, что он уже видит, как качается в дымным сквозняке то, что еще недавно было роскошным шелковым шарфом. Он был совсем рядом со скамейкой, когда она слабо пошевелила рукой. Жива! И в этот момент странный звук заставил его поднять голову. Из серого дыма над головой материализовался искореженный квадрат потолочной обшивки. У него была пара секунд для того, чтобы отпрыгнуть в сторону. Он мог это сделать, но Элеонора не могла. И тогда – скорее инстинктивно, чем сознательно, – он выбросил вперед руки, пытаясь подхватить планирующий кусок пластика. Как будто это могло уберечь, защитить их. Но лист оказался куда больше и тяжелее, чем можно было предположить, глядя на него снизу. Сильный удар сбил Павла с ног. Боль расколола голову, на мгновение стало темно. А потом вдруг яркий свет хлынул сквозь пролом в потолке, и он снова обрел способность видеть. И он увидел – почему-то откуда-то сверху – свое изогнутое в неестественной позе тело и смятый, изодранный лист потолочной обшивки, накрывший то место, где только что стояла скамейка с Элеонорой. Конец, подумал он. И еще одна – нелепая – мысль промелькнула в голове: жаль, что так и не досмотрел тот документальный фильм, так и не узнал, как погиб в джунглях Амазонки знаменитый архитектор.

Часть вторая

1

– Когда мы снимали предыдущую серию фильма о нашем герое, мы и предположить не могли, что финал этой истории окажется далеко не таким, каким виделся нашим сценаристам. Сама жизнь дописала его вместо них, – на экране молодой журналист говорил с нескрываемым волнением. – Несомненно, все вы уже знаете из последних новостей, что Пауль Барбье жив! И мы счастливы повторить это снова. Не переключайте канал, сразу после рекламы мы расскажем, что же случилось с нашим знаменитым героем.

Звонок мобильного телефона, оставленного на столике в прихожей, оторвал Ханнелоре от телевизора и заставил подняться с дивана. Звонил Курт. Голос его звучал взволнованно.

– Извини, что поздно. Но не мог не позвонить, есть просто ошеломляющая новость.

– Что за новость? – Ханнелоре вернулась в комнату, убрала звук телевизора, потом прошла на кухню, чтобы приготовить себе чашку кофе.

– Только что получил совершенно достоверные сведения о том, что директор фирмы, с которой мы собрались подписать договор, арестован за торговлю просроченными лекарствами и наркотиками.

– Не может быть! – Ханнелоре едва не уронила чашку, которую доставала с полки. – Это какая-то ошибка! Такое солидное предприятие, и люди…

– У меня в первый момент была тоже такая же реакция, – вздохнул Курт.

– Как может быть директор такого крупного предприятия, которое занимается медицинским оборудованием, быть связан с лекарствами и тем более, с наркотиками? – все еще недоумевала она.

– Через сеть аптек. Оказалось, что помимо концерна, он также владеет сетью аптек, торговавших просроченными и поддельными лекарствами. И этот господин Шумаков, который только что был у нас и осматривал наши цеха, также замешан в этих делах. Как совладелец нескольких таких аптек объявлен в международный розыск. Нам уже звонили из Интерпола. Как хорошо, что мы не успели заключить с ними никаких контрактов! Нужно также отозвать предварительный договор о сотрудничестве. Будем надеяться, что этот скандал нас никак не коснется, и репутация наших заводов не пострадает.

– Будем надеяться… – опускаясь на стул, повторила за ним Ханнелоре

– Но теперь нам предстоит искать новые площадки для сборки нашего оборудования. Ты говорила, что в Новосибирске есть еще одна фирма?

– Да, главный конкурент господина Неверского, – вспомнила Ханнелоре. – Еще осенью предлагал посмотреть его предприятие.

– Нужно собрать о них самые достоверные сведения. А что ты думаешь о Бразилии?

– О Бразилии?

– Ты забыла? У них тоже есть очень интересные предложения. На следующей неделе я лечу в Бразилию, и мне бы хотелось, чтобы ты полетела со мной.

– Да, конечно, – пробормотала Ханнелоре. – Мы должны рассмотреть все варианты.

Она никак не могла переварить услышанного. Директор, возможно, и замешан во всей этой истории, он производил впечатление не очень чистоплотного человека. Но не Павел. Он не был жадным до денег, это было очевидно с первого взгляда. Он не желал власти и уж тем более, славы. Зачем ему было идти на такое преступление?

Она так расстроилась, что уже не смогла смотреть передачу. И не увидела знаменитого архитектора, вернувшегося домой после полугодового отсутствия. Съемка была сделана в больнице, куда сумел пробраться один из вездесущих паппарацци. Разумеется, безо всякого на то разрешения, а потому кадры были не самого лучшего качества. Как только установили личность больного, около него сразу же выставили круглосуточную охрану. «Было бы кого охранять! Подумаешь, какой-то архитектор! Кому он нужен!» – вопил с презрением журналист, лица которого было не видно, когда его выводили. Включенная камера болталась где-то внизу и видно было, как мелькали упирающиеся кроссовки и ноги полицейских в начищенных до блеска ботинках. – «Хочу напомнить, что в этой стране существует свобода слова!»

Этот маленький эпизод в конце репортажа об известном архитекторе стал изюминкой всего репортажа.

2

Кто-то окликнул его по имени.

Это было странно, кто мог узнать его сейчас? Наверное, почудилось.

– Пауль! – снова окликнул нежный голос.

На этот раз он обернулся. Какая-то женщина с улыбкой смотрела ему в лицо.

– Вы ошиблись, – начал было он, и – осекся. Потому что откуда-то он знал эту женщину.

– Анита, – произнес машинально.

Перед мысленным взором возник старый парк, озеро с утками и качели. Он и девушка в розовой кофточке качались на этих качелях, то улетая в небо, то почти касаясь земли. Потом пили пиво за столиком открытого кафе и почему-то ссорились. Картинка мелькнула и исчезла.

– Пауль, – повторила Анита, с улыбкой рассматривая его.

– Вот так встреча! – поразился он, в свою очередь, разглядывая ее.

Это было и в самом деле невероятно, вдруг встретить Аниту после стольких лет. И еще более странно, что она почти не изменилась.

Ему нравились блондинки. Но Анита особенно. Когда он встретил ее, все другие девушки на ее фоне стали казаться грубо размалеванными куклами, поскольку она, если и пользовалась косметикой, то настолько умело, что заметить ее было почти невозможно. С виду не девушка, а ангел. Если бы ей еще ангельский характер. Но характер у нее был неуступчивый, и ревнивый. Потому они часто ссорились. И их роман угас также внезапно, как и начался. Наверное, от того, что они были еще очень молодыми.

– Знаешь, я совсем недавно думал о тебе, – вспомнил он неожиданно, глядя в ее глаза невероятной голубизны. – И ты не поверишь, но мне как будто кто-то сказал, что я обязательно тебя скоро увижу!

– Значит, у тебя открылся дар предвидения, – улыбнулась она.

– Можешь не верить, – пожал он плечами. – Можешь не верить, но это так.

– Я верю, – кивнула она. – Иногда нам приоткрывается будущее. Только мы не всегда это понимаем.

Он посмотрел на часы. Заметив это, она усмехнулась.

– Не торопись. Всех дел никогда не переделаешь.

– Это точно, – согласился он. – Может быть, присядем где-нибудь?

– Здесь есть неплохой бар, – сказала Анита. – «Аквариум» называется, там можно посидеть. Там такой огромный аквариум.

– Я, кажется, видел его, – вспомнил он. – Этот бар сам похож на аквариум, весь такой прозрачный.

В баре было пусто, только за дальними столиками сидело несколько человек.

– Скоро здесь будет тесно, – почему-то вздохнула Анита, когда они сели у стойки. – Осталось совсем немного времени, и он будет заполнен под завязку. Будет много работы.

– У бармена и официантов, – дополнил он. – Но мы-то будем отдыхать. Что будем пить?

– Апельсиновый сок.

– А мне сейчас надо расслабиться, – сказал он. – Поэтому я, пожалуй, позволю себе немного водки. Или крепкий коктейль, например, «Вырви глаз»…

Она улыбнулась.

– Никогда о таком не слышала!

И бармен не знал такого названия. Он попытался объяснить, как делается этот самый коктейль, но вдруг, с удивлением обнаружил, что не может – забыл. Ладно, махнул рукой, можно и просто виски. Побольше.

Приподнял стакан.

– Ну, за встречу!

Она почему-то вздохнула, но, тем не менее, подняла стакан и пригубила свой апельсиновый сок.

Немного помолчали, разглядывая друг друга. В душе у него нарастала какая-то тихая радость. Может быть, от выпитого. А может быть – от неожиданной встречи. Смотреть на Аниту – по-прежнему сплошное удовольствие.

– Просто замечательно, что встретил тебя, – сказал он. Он и вправду был очень рад. – За тебя, – снова поднял стакан. – Расскажи о себе. Как живешь? Где работаешь?

– Во многих местах, – туманно объяснила она. – Сегодня, вот, здесь в аэропорту. Именно поэтому мы с тобой и встретились.

– Это здорово, что встретились, – медленно произнес он. От выпитого натощак слегка закружилась голова, и язык стал непослушным. – Если бы мне не надо было улетать, можно было бы встретиться еще. Поговорить. Но я должен лететь. Тоже – работа. У меня вообще, вся жизнь это работа, работа… В личном плане не удалась. Я один. И очень-очень одинок…

Он едва не прослезился от осознания своего одиночества.

– Каждый человек в каком-то смысле очень одинок, – кивнула Анита.

Она всегда мгновенно угадывала чужое настроение. Очень чуткая. Он шмыгнул носом.

– Если быть честным… по-настоящему в жизни своей я любил всего только одну женщину, – сейчас ему казалось, что давнее юношеское увлечение действительно было самым настоящим. – Жаль, что я… я улетаю, и мы больше не увидимся.

– Кто знает, – улыбнулась Анита. – Кто знает. Возможно, и увидимся.

Он покачал головой.

– Нет. Я точно знаю. И живу я далеко, и самолеты… они иногда, видишь ли, разбиваются.

Она опустила глаза и вздохнула.

– Тебе действительно пора. Да и мне тоже. Прощай.

Поднялась. Надо бы проводить ее, но ноги оказались тяжелыми, да и все тело как свинцом налилось. Зря пил.

Сделав несколько шагов, Анита неожиданно обернулась и быстро произнесла напоследок:

– Все будет хорошо. Лети. И ничего не бойся.

– А я и не боюсь ничего, – угрюмо улыбнулся он. – И никогда ничего не боялся.

Хотя ему вдруг стало страшно – очень страшно.

Он открыл глаза и сразу понял, что находится в больнице.

Чье-то лицо склонялось над ним.

– Кажется, пришел в себя, – произнес чей-то голос.

– Вы меня слышите? – спросил другой голос. – Как вы себя чувствуете?

– Нормально, – ответил он и закрыл глаза. Больница исчезла.

Он хотел снова увидеть Аниту, ведь они так толком и не поговорили. Он хотел о многом ее расспросить. Ему показалось, она хотела сказать ему что-то очень важное, но почему-то передумала. Надо снова встретиться с ней, нужно обязательно ее найти…

– Анита. Вернись, Анита. Где ты?

3

На этот раз все виделось отчетливо и ясно. Небольшая палата. Женщина у медицинского аппарата. Это медсестра. Мужчина в форме. Это полицейский.

– Пожалуйста, недолго, – произносит женский голос.

– Да, конечно. У меня всего один вопрос. Идентификация личности.

Молодое свежее лицо с веснушками и белесыми бровями под форменной фуражкой приближается.

– Вам знакомо имя Пауль Барбье? – спрашивает полицейский. – Кто он?

Голоса гулко отдаются в голове, дробясь и множась, как эхо в горах.

Он с утвердительно кивнул головой. Конечно, знакомо. Пауль Барбье.

– Кто он? – настойчиво повторил полицейский. – Вы знаете?

– Я… – он пытался разлепить непослушные губы. – Да… Пауль.

Его все знают. Он очень популярная личность.

– Пауль Барбье? – снова повторил полицейский, наклоняясь.

– Достаточно, – решительно произнес третий голос. Мужской.

Он закрыл глаза. Но прежде, чем снова оказаться в темном небытии, услышал: карточка. В его плаще была карточка. Ключ от машины. Последний вопрос: у вас есть «мерседес»? Есть ли у вас «мерседес»? Есть ли у него «мерседес»? Наверное, есть. Он всегда любил красивые и мощные машины.

Первым посетителем, которого к нему пустили, был Артур Ованесян.

– Просто не могу выразить, как я рад, что ты вышел-таки живым из этой передряги! – Артур, чуткая натура, шмыгнул носом. – Каких только предположений мы тут не строили! Но, поверь, у меня было предчувствие, что ты вернешься…

– Оно тебя не обмануло, – слабо улыбнулся он.

– Не обмануло! Надеюсь, что все страшное уже позади и здесь тебя живо поставят на ноги. Надеюсь, руки не очень пострадали? – Артур кивнул на бинты.

– Ничего серьезного.

– Это хорошо. Потому что тебя ждет большая работа. Нас обложили корреспонденты. Интервью за интервью, – оживившись, сообщил Артур. – Ты и раньше был человеком известным, но теперь стал просто мировой знаменитостью! Эта волна в газетах и на телевидении принесет нам кучу заказов!

– Я рад, – снова улыбнулся Пауль. – Только…

– Мы понимаем, что ты еще не в состоянии работать в полную силу, – спохватился Артур. – Но никто этого и не требует. Ты и так уже сделал больше, чем любой из нас. Мы ждем новых крупных заказов, – повторил он снова. Похоже, эта мысль его очень волновала. – Да, чуть не забыл. Пока ты был в… отсутствии, в офис приходила твоя сестра.

Сестра?

– Моя сестра? Ты же знаешь, я был единственным сыном у матери.

– Сестра по отцу, – мягко уточнил Артур. – Из Австралии…

Пауль наморщил лоб. Сестра.

– Лора?

– Да, она так и представилась. Лора. И я сразу вспомнил, как ты как-то рассказывал мне о маленькой толстой фурии, которая подстерегала тебя в парке, где ты гулял с няней, и щипала за то, что ты отнял у нее отца. А тебе было, кажется, всего-то шесть лет.

– Пять, – автоматически поправил он.

– Очень настырная особа. И по-прежнему толстая. Расспрашивала о подробностях крушения самолета, но у всех нас сложилось впечатление, что ее интересовало совсем другое.

– Другое? Что – другое?

– Твоя доля в бизнесе! – рассмеялся Артур. – Разумеется, ей никто ничего не сказал. Потому что никто не верил, что ты исчез навсегда. Ладно, я побежал. Надеюсь, скоро увидимся в другом месте. Мы все ждем тебя в офисе.

Попрощавшись с Артуром, он откинулся на подушку и прикрыл веки. Лора. Предупрежден, значит, вооружен.

Были еще какие-то посетители, но он не всех узнавал. Вот и этого мужчину он вспомнить не мог. После укола заснул, а когда открыл глаза, увидел у кровати здоровенного детину с маленькой коробочкой в огромных руках.

– Вы помните меня, господин Барбье? Я муж Берты, Гюнтер Майер, – опасливо приподнимаясь со стула, произнес посетитель.

– Гюнтер…

– Так точно, Гюнтер Майер. Я бы, конечно, ни за что не стал вас беспокоить, да к вам и не пускают просто так, еле прорвался. Вы уж простите, господин архитектор, я сказал, что служу у вас. Но это можно сказать, так и есть, поскольку мы с Бертой как одно целое. Сказал, что я ваш управляющий. Только поэтому меня и впустили, дали мне пять минут. Времени мало, поэтому я сразу объясню, зачем пришел. Не подумайте, что я жалуюсь на вашу сестру, но это просто несправедливо – взять и уволить Берту безо всяких объяснений, в один день, после того, как она столько лет проработала в вашем доме! И хорошо работала, ведь у вас никогда не было к ней никаких претензий, верно, господин Барбье?

– Верно, – откликнулся он слабым эхом, пытаясь понять, что нужно этому Гюнтеру Майеру.

– Берта присматривала за домом и после того, как с вами случилась эта неприятность, ну, я имею в виду, когда вас… когда с вами произошла эта катастрофа. У нее всегда все в порядке, нигде ни пылинки, вы же знаете, господин Барбье, какая она чистюля.

– Знаю, – снова послушно откликнулся он.

– А ваша сестра, только появилась в доме, сразу же начала всех увольнять.

– Всех… увольнять?

– Я так и знал, что вам ничего не сказали! – покачал головой Гюнтер. – Да, она всех уволила, не только Берту. И садовника, и этого нового охранника… Сказала, что не собирается содержать целую армию дармоедов. Что и сама в состоянии раз в неделю пропылесосить комнаты. Как будто Берта убирала дом раз в неделю, а в остальные дни отдыхала. Это очень несправедливо, и очень обидно, согласитесь, уж вы-то знаете, каждый работал добросовестно на своем месте.

– Мы и вернем все на свои места, – медленно произнес он.

– Я так и думал, что вы это сделаете! – обрадовано воскликнул Майер. – Я так и сказал Берте, когда по телевизору мы услышали, что вы – слава Богу! – все-таки вернулись; я так и сказал, надо немедленно идти к господину архитектору. Навестить его в больнице и рассказать заодно, как несправедливо с тобой обошлись. Он тебя нанимал, только он и может тебя уволить! Но Берта, вы же ее знаете, она стеснительная, побоялась идти. Да и жаловаться она не приучена, всегда молчит. Вот и сестре вашей тоже ничего не сказала, не стала спорить, просто собралась и ушла из дому, где проработала столько лет. Эта ваша сестра упала как снег на голову, взялась-то неизвестно откуда, вы ведь никогда о ней даже и не упоминали! Никто никогда в глаза ее не видел, и вдруг является, буквально через две недели, после того, как в газетах написали, что вы потерялись в джунглях, и объявляет, что она ваша ближайшая родственница и наследница. Ходила по дому как хозяйка, брала, что хотела, даже ваши вещи перебирала! И сразу же увезла куда-то несколько картин, которые вы очень любили. Картины вашей матери и эту огромную, непонятную, русского художника, что висела внизу в гостиной. Берта чуть в обморок не упала, когда вернулась из магазина и увидела пустые стены. Она так и сказала этой Лоре, господину архитектору, когда он вернется, это очень не понравится. После чего сразу же была уволена. Надеюсь, теперь она снова и навсегда вернется туда, откуда явилась. В свою Австралию. Хотя место ей, видит Бог, в преисподней… и ей и мужу ее…жестокая женщина. Она даже на звонки не отвечала. И Берте запретила. А ведь столько народу звонило, узнать, нет ли каких новостей о вас.

Дверь приоткрылась, и кто-то заглянул в палату.

– Мне пора, – заторопился Майер. – Пять минут мои кончились. Берта не решилась прийти, но она передает вам привет и вот, – он положил коробку, аккуратно перевязанную ленточкой на тумбочку, – ваше любимое печенье. Выздоравливайте, господин архитектор, поскорее, мы все с нетерпением ждем, когда вы вернетесь домой. Так я скажу Берте, что она может приступить к работе снова? Она хоть завтра готова… Она же прикипела к вашему дому, он ей как родной, с того самого дня, как вы его построили. Там, наверное, и не убирал никто с тех пор, как ваша сестра вселилась. Берта говорит, что к вашему возвращению не мешало бы навести порядок.

– Хорошо. Пусть приступает.

Когда за Майером закрылась дверь, он некоторое время смотрел в потолок отсутствующим взглядом. Потом развязал ленточку и открыл коробочку. Нежное печенье таяло во рту.

4

Воистину все в руках Господа, шепотом произнесла стоящая в дверном проеме Берта, вытирая глаза. Он услышал наши молитвы. Впрочем, Берта тут же исчезла, как только в гостиную спустились Лора и Вернер. Чтобы после завтрака продолжить начатый вчера вечером разговор. Пауль не стал завтракать вместе с ними, выпил утренний кофе в спальне. Он просто не хотел их видеть, эту толстую парочку дорогих родственничков. Лора тут же опустилась в кресло, ей, с ее весом, тяжело было стоять, и сделала мужу знак сесть рядом.

– Но почему ты так долго молчал? – после некоторого молчания спросил Вернер, нервно поегозив в кресле. – Прошло полгода…

В самом деле. Полгода – это целая вечность.

– Потеря памяти, – повторил он то, что, несомненно, было им хорошо известно.

Пальцы Лоры терзали концы тонкого шифонового шарфа.

– Но когда ты понял, что ты это ты, почему не позвонил? – почти враждебно поинтересовалась она.

– Я сразу же позвонил, – ответил он, усаживаясь на диван, – но ты положила трубку.

– Ты положила трубку? – Вернер с недоумением посмотрел на жену.

Наверное, они тщательно готовились к этому разговору. Разумеется, лучшая защита – нападение. Но не все шло по придуманному ими сценарию.

– Я подумала, что это чья-то глупая шутка! – Лора пожала плечами. – А ты бы поверил? – она развернулась к мужу. – Поверил бы в то, что человек, который потерялся в джунглях Амазонки, и от которого полгода не было никаких вестей, вдруг объявляется в собственном городе!

– Нет, – помолчав, согласно склонил голову Вернер. – Пожалуй, я бы тоже не поверил.

Какое-то время все молчали, бросая друг на друга косые взгляды, словно проверяя себя, происходит ли все это на самом деле, или это всего лишь сон, сон который видит каждый из них. Лучше было бы, чтобы эта встреча и в самом деле оказалась просто сном, собравшим воедино семью Барбье. Впрочем, не всю. Отец тяжело болен, и не может больше путешествовать. Но сестра с мужем вот они, здесь. Действительно, иначе, как дурным сном эту встречу не назовешь. Прилетели. Примчались. Но совсем не для того, чтобы радостно приветствовать его после долгого отсутствия и чудесного возвращения из небытия. Его-то они, как раз, меньше всего и ждали. Как, впрочем, и он их. Но он-то вернулся домой. А они – зачем они здесь? Зачем приехали из своей Австралии? Оплакать его несвоевременную кончину? Он нехорошо усмехнулся. Даже его похороны были бы для них делом второстепенной важности. Они явились, чтобы осмотреться. Чтобы решить, как лучше распорядиться его домами, его машинами и мотоциклами. Ну, и деньгами, разумеется. Очень большими, по их меркам, деньгами. И они бы многое отдали за то, чтобы вместо него, хозяина, перед ними сейчас сидел нотариус, зачитывающий его завещание. Вот только зачитывать-то нечего, мелькнула злорадная мысль, поскольку Пауль Барбье не собирался умирать и никакого завещания не оставил. Во всяком случае, на это намекал его адвокат. Об этом тоже писали в прессе, гадая, кому же достанется в наследство его уникальная коллекция «Харлеев». Отцу? Он очень стар. Оставалась сестра по отцу, толстушка Лора, люто ненавидевшая его в детстве.