Текст книги "Черный плащ немецкого господина"

Автор книги: Галина Грановская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Когда все было упаковано, он взял приготовленную стопку журналов и вышел в гостиную, где Розмари смотрела по телевизору какой-то фильм.

– Они ваши, – махнула изящной рукой, увидев журналы в его руках. – Можете оставить их себе для чтения и практики в языке.

– Да меня с таким грузом и в самолет не пустят. Здесь каждый журнал весит по полкило, не меньше, – пошутил он. – Один я, пожалуй, возьму, чтобы было чем занять себя во время перелета.

– Садитесь, посмотрите фильм, – пригласила Розмари. – Думаю, вам будет интересно.

Не хотелось тратить время на телевизор, но из вежливости он присел рядом.

– Что за фильм?

– Документальный. О том самом молодом архитекторе, который недавно погиб.

Он взглянул на экран и замер. Да это же фильм о Барбье! Ну прямо как по заказу показывают фильм о человеке, о котором он хотел узнать как можно больше. Бывают же такие совпадения!

– Сейчас как раз рассказывают о его родителях. Они были тоже известны в свое время… О них очень много писали в дни моей молодости. Жаль вы не видели начала, его мать была такая красавица! Вчера рассказывали о ее семье… Но давайте смотреть, сейчас как раз начало второй серии.

– Второй серии?

– Первая была вчера, – объяснила Розмари. – А всего их четыре.

Он пропустил первую и уже не увидит ни третьей, ни четвертой! Раздосадованный Павел уставился в телевизор.

Показывали эпизод об отце архитектора, Густаве Барбье, владельце завода по производству посуды. Но свои миллионы он заработал на бирже, сообщил голос за кадром. Он умел не только зарабатывать, но и тратить с размахом, его часто видели в казино Монако. И с будущей матерью знаменитого впоследствии архитектора он познакомился именно в казино. Ради новой любви он оставил первую жену с маленькой дочерью, которую, говорят, очень любил. Но романтические отношения с Софией оказались важнее, и он развелся. Что неудивительно – София была красавицей и, к тому же, довольно известной артисткой. Вот куски документальной хроники. Их дом, их приемы, их путешествия… Рождение сына. Вот он совсем маленький на руках у матери, вот играет с ней в саду в мяч, вот катается на пони. К сожалению, счастье этой семьи длилось недолго, развел руками ведущий. Когда Паулю исполнилось десять лет, он потерял мать. София умерла от скоротечной формы рака. Отец через год вернулся к первой жене, а мальчика отдали в закрытую английскую школу. Несмотря на то, что там он приобрел немало друзей, он не любил вспоминать этот период своей жизни. Но благодаря пребыванию в этой школе Пауль Алан Барбье получил прекрасное образование. Только окончившие подобную школу могли рассчитывать на поступление в престижный университет. Потом была Королевская академия британских архитекторов, продолжал ведущий уже за кадром, пока на экране мелькали здания престижных учебных заведений.

«В конце концов, с ранних лет поражавший окружающих своими незаурядными способностями, соединив в себе материнскую страсть к искусству и математические способности отца, он стал архитектором. Уже первые проекты – дом для дальнего родственника, испанского миллионера, на побережье Валенсии и рынок в Ардонее, небольшой вокзал в Лапуту, строительство моста в Романео привлекли внимание к его работам. Выстроенные с безупречной логикой замысла, здания поражали простотой и совершенством линии. Одним казалось, что них было что-то от работ Альберто Кампо Баэза, испанского архитектора, построившего дом в виде прямоугольника со стеклянным кубом – комнатой отдыха на крыше, другие находили несомненное влияние Альберта Шпеера». Слова ведущего сопровождались дальнейшим показом кадров, на которых, на этот раз, были запечатлены достижения Барбье в архитектуре.

«Став известным совсем молодым, Пауль Алан Барбье к тридцати пяти годам имел собственное бюро, а к сорока уже был автором большого торгового комплекса с ресторанами, кафе и детской площадкой, спроектировал Дартфордскую библиотеку и несколько частных домов для известных людей шоубизнеса. Заказы сыпались один за другим, – продолжал ведущий, стоя перед одним из домов, построенных архитектором. – О нем, как когда-то о его родителях, стали много писать…».

Побывав с авторами фильма на последней, построенной архитектором, вилле, и посмотрев сад (Барбье был известен своими работами и в области ландшафтного дизайна), Павел пожелал хозяйке доброй ночи и отправился назад, в свою комнату. Прежде, чем нырнуть в постель, постоял под теплыми струями душа, еще некоторое время размышлял о превратностях судьбы.

Нет, надо же, мало того, что они тезки по именам, как оказалось, они и родились в один год, в один месяц и в один день! Фантастика какая-то. Вот и верь после этого всяким гороскопам. Если следовать логике тех, кто их составляет, у него, Павла Шумакова и у Пауля Барбье жизни должны быть, если не один в один, но достаточно похожими. На деле же – ничего подобного. Нет, конечно, ему в последнее время тоже стали перепадать кое-какие радости, но что эти жалкие крохи рядом с тем, что сделал и что имел Барбье? Вот именно, имел. Имел. Глагол прошедшего времени. Всего было отмерено этому Барбье с избытком, и славы и денег, а вот, пожалуйста, внезапная смерть. А он, Павел, жив. Разве этого мало? Жив и хочет еще пожить. И не надо ему ни славы, ни всех этих миллионов…. Вполне достаточно для него, Павла Шумакова и того, что он имеет на сегодняшний день. Дай Бог, чтобы дела шли не хуже – вот все, о чем он просит судьбу.

Завтра он скажет «прощай» и этому дому и этому городку. И через каких-то двадцать часов снова увидит Майю. От этой мысли он ощутил легкое волнение. С этой мыслью и уснул.

Звонил его мобильный телефон. В полусне Павел поднялся с кровати и прошлепал по холодному полу к письменному столу. Кому это, черт возьми, не спится? На дисплее высветилось имя Элеоноры.

– Что с твоим телефоном? Ты, что, не носишь его с собой? – с ходу, раздраженно, как ему показалось, спросила она. Никаких тебе «здравствуй» или «привет». – Звоню тебе целый день, не могу дозвониться!

– Да, сегодня дома я его дома забыл, – ответил он, все еще плохо соображая. – Я им здесь почти не пользуюсь. Целый день на работе и звонить некому. А что такое случилось?

– Надо поговорить, – произнесла, неожиданно понижая голос почти до шепота.

Наверное, Неверский рядом, сообразил Павел. Но на всякий случай поинтересовался, откуда она звонит.

– Из самолета, – последовал неожиданный ответ. – Вообще-то мне нужно в Лондон к детям, – скороговоркой сообщила она. – Но сейчас я лечу в Германию. Слушай меня внимательно. Примерно через два часа мы приземлимся. Я переночую в отеле, и рано утром оттуда тебе позвоню. Жди звонка.

Да она пьяна! Точно, пьяна, ей не спиться, вот и решила пошутить над ним. Чтобы он тоже не спал.

– Не получится, – рассердился он. – Завтра я возвращаюсь домой, у меня самолет в девять утра.

– Да знаю я, знаю, когда ты возвращаешься, поэтому все так и рассчитала, чтобы не искать тебя неизвестно где, а встретить тебя в аэропорту. Послушай, это важно. У нас большие неприятности…

– У нас? – он старался произнести это как можно ироничнее.

– Дай сказать, короче, возникли некоторые проблемы.

– Какие еще проблемы? – какие у нее могут быть проблемы?

– Вот об этом нам и надо поговорить. Я действительно в самолете, – снова понизила голос. – Нужно отключить телефон. Ты же знаешь, мобильные телефоны во время полета должны быть отключены… Короче, – зачастила, – постарайся выехать пораньше и сделать так, чтобы мы не разминулись. Чтобы обязательно встретились, слышишь? Боюсь, что тебе придется лететь совсем в другую сторону.

– В какую еще «другую» сторону? – окончательно разозлился Павел.

– Извини, стюардесса идет, – торопливо произнесла Элеонора. – Не могу больше говорить. Да, да, я уже отключаюсь, – сказала она то ли ему, то ли еще кому-то.

Он ошалело посмотрел на аппарат в своей руке. Чушь какая-то! Элеонора, которая летит к детям в Лондон, зачем-то делает крюк, чтобы встретиться с ним в Германии. Не соскучишься!

Разумеется, он уже не мог спать, – уснешь после такого! – лежал с открытыми глазами, гадая, что же это все могло значить. Может быть, все-таки, это просто дурацкий розыгрыш? Нет, так не шутит даже Элеонора. Похоже, она и действительно уже в самолете. Но зачем, спрашивается, он ей понадобился, если она летит к детям в Лондон? Взять его туда с собой поразвлечься? И о каких неприятностях шла речь? Может быть, Неверский узнал, что у них с Элеонорой были «шуры-муры» и решил его уволить? Может быть, но – маловероятно. Неверскому, скорее всего, известно, как она проводит время в его отсутствие. И он, Павел, скорее всего, не первый «друг» у Элеоноры. И, наверное, даже по счету не последний. Она, по словам Майи, мужиков меняла как перчатки. А Майе можно верить. Но может быть, Неверского задело, что именно он, Павел, начал ходить в его дом с черного хода? Он взял его, можно сказать, с улицы, дал работу и вот она, благодарность. Вот Неверский и решил поставить его на место. Нечего гадить там, где тебя кормят. А что, если он действительно выгонит его к чертовой матери? Куда он, Павел, после этого пойдет? На рынок, таскать тюки? Да, умеет Элеонора портить настроение. Впрочем, что-то в любом случае не так. Не зря телефон Неверского вчера не отвечал. Неверский не хочет с ним говорить – вот в чем дело. И на то есть какие-то причины.

Он ворочался с боку на бок, не в силах уснуть. Подняв голову, посмотрел на цифры на экране мобильника. Почти три часа ночи. Наверняка, Элеонора уже долетела. Наверное, уже в аэропорту или даже в гостинице. Значит, можно ей позвонить. Надо позвонить. Он отыскал ее имя и нажал кнопку. «Абонент временно недоступен». Чего и следовало ожидать. Наверное, отключила телефон. Ему совсем не хотелось встречаться с Элеонорой в аэропорту накануне отлета. Но, выходит, и не встретиться теперь невозможно. Не зря она делает крюк, вместо того, чтобы лететь напрямую в Лондон. И в самом деле, есть что-то важное, что ему нужно знать. Ладно, узнает. Надо только дождаться утра. Впрочем, уже почти утро. Можно одеваться и вызывать такси.

Из своей спальни в голубом пеньюаре и бархатных тапочках на босу ногу вышла Розмари. Его ранний отъезд заставил старую даму подняться чуть ли не посреди ночи. Впрочем, это не мешало ей выглядеть также элегантно, как всегда.

– Павел, чаю? Кофе?

– Спасибо, уже просто некогда. И такси, кажется, уже у ворот.

Он поблагодарил ее за приют специально подготовленными для этого, выученными заранее, фразами, пожал руку и вышел в сырую ночь.

27

В аэропорт он прибыл в шесть утра. Телефон Элеоноры, как, впрочем, и Неверского, был по-прежнему недоступен. Ему стало опять казаться, что это все-таки розыгрыш. Месть за Майю – Элеонора ревнивая. Простояв в нерешительности у центрального входа пятнадцать минут, он сказал себе, что с него хватит. Поставив чемодан на тележку, отправился сдавать вещи. Но внутри неприятно ныло и, стоя в очереди на досмотр, он снова и снова набирал ненавистный номер. Безрезультатно. Идиотка. Поставила его на уши, а сама сейчас крепко спит. И он мог бы поспать подольше, выключи телефон на ночь, как делают умные люди.

Вот позади и досмотр, и паспортный контроль. Он попал в зону ожидания посадки. Вгляделся в огромный экран, показывающий номера рейсов, пункты прибытия, время отправления – его рейс был девятым по списку. Можно еще посидеть в накопителе. Но не сиделось. В нервном возбуждении он прошелся туда-сюда по залу, остановился у стеклянной стены, выходившей в сторону летного поля. Какое-то время рассматривал большие и маленькие самолеты, которые отсюда казались просто игрушечными. У некоторых стояли заправочные машины, суетились крошечные фигурки. Чуть в стороне поднимались вверх в рассветном сумраке самолеты, а другие, садились на взлетную полосу. Это сколько же народу улетает отсюда и прилетает сюда каждый день! И эти людские потоки кто-то организовывал, направлял в нужное русло…

Он старался отвлечься, искал, чем занять мозги, чтобы не думать об Элеоноре, о Неверском и о тех возможных неприятностях, которые, по словам Элеоноры, поджидали его по возвращению домой.

Не думать не получалось. Отсюда, издалека, в сумрачный предрассветный час Неверский виделся иным. Не такой уж он добрый друг, каким старается казаться. Времена детства и юности, когда, позабыв обо всем, они сражались за шахматной доской, ушло безвозвратно. Теперь у Неверского – гроссмейстера – в голове совсем другие, не шахматные, партии. И он бы не стал таким успешным игроком на поле бизнеса, не смог бы выигрывать партию за партией, если бы, как в детстве и юности верил в дружбу, любовь и прочую чепуху, которая именуется человеческими ценностями. В последнюю встречу с Элеонорой, валяясь на полу в ее любимом зимнем саду, на мохнатой шкуре белого медведя, поверх которого было брошено атласное одеяло, он много чего услышал. В припадке откровенности Элеонора рассказала, как Неверский стал генеральным директором объединения процветающих фирм и их многочисленных филиалов. При нем Неверский упоминал лишь о двух своих фирмах, приносящих настоящий доход, а остальное было так, «мелочь, о которой и говорить не стоит». На самом деле он был единовластным хозяином всего этого хозяйства, всей этой «мелочи», куда входила и

сеть аптек и пять крупных фирм, оформленных на подставных лиц. А возможно, их было и не пять, а куда больше. Вряд ли Неверский посвящал Элеонору во все тайны своего обширного бизнеса. Но и того, что она знала, по ее словам, достаточно было для большого беспокойства. В любой момент налоговая служба могла припереть Неверского к стенке за уклонение от уплаты налогов в особо крупных размерах. Естественно, как жена, она беспокоилась и поделилась этим беспокойством с ним, Павлом. После чего и он, Павел, как посвященный в эти чужие, ему ненужные тайны, становился если не соучастником, то свидетелем темных делишек Неверского. Тогда он разозлился на Элеонору за то, что она рассказывала ему все это. Он ничего такого не хотел знать, хотел сохранить в памяти тот день, когда Неверский в прямом и переносном смысле поддержал его, протянул руку помощи. Он хотел знать того Неверского, каким он ему показался в тот момент и каким был в те времена, когда они вместе ходили на шахматы во Дворец пионеров. Он совсем не хотел знать Неверского-хищника и расчетливого игрока.

Как же он устал думать обо всем этом. Невозможно долго находиться в таком напряжении. Все к черту! Павел решил еще раз пройтись по залам, движение всегда успокаивало. Вспомнил вдруг, что так и не купил никакого подарка Майе – не было времени болтаться по магазинам, – и тут же ухватился за эту мысль, стараясь переключиться на это маленькое и совсем необязательное дело. В аэропорту полно магазинчиков и лотков duty free, всегда можно купить напоследок какой-нибудь сувенир. Он изучил схему здания аэропорта, висевшую на огромном щите, и, сориентировавшись, направился в нужном направлении по одному из длинных переходов.

Майю, конечно, ничем не удивишь, но ей, как и всякой женщине, приятно получать подарки. Побродив среди полок с горячительными напитками, коробками конфет, игрушками, электроникой и косметическими наборами знаменитых фирм с баснословными, несмотря на аэропортовские скидки, ценами, он, вдруг наткнулся взглядом на странную фигурку. Маленький божок, – «Символ перемен», прочитал он на ценнике, – лукаво смотрел на него сквозь прозрачную пластмассовую коробку. Забавный. В самом деле, что, кроме небольшого сувенира может он подарить женщине, которая покупает себе вещи в дорогих магазинах во Франции и Италии?

И в тот момент, когда, расплатившись, он начал укладывать пакет в свою дорожную сумку, зазвонил мобильник. На этот раз хрипловатый голос Элеоноры звучал где-то совсем рядом.

– Это я. – Снова никакого приветствия. – Ты уже в аэропорту?

– Я уже на выходе, – ответил он враждебно. – Жду, когда объявят посадку.

– Я так и подумала. Я тоже в зале ожидания. Какой у тебя номер ворот?

Он посмотрел на табло.

– Шестнадцатый.

– Жди меня там, я сейчас буду.

Как будто он мог куда-то уйти перед самой посадкой! Он все еще не верил, что увидит Элеонору. Но через пару минут она действительно появилась. В черной кожаной куртке с длинным ярким шарфом на шее и такого же цвета дипломатом в руке.

– Восемь аптек. И в каждой лекарства с просроченным сроком годности. Те самые, которые ты привозил из «Фармы». Еще нашли много поддельных лекарств, которые делали в городе.

– Откуда мне было знать, что я вез? – спросил он, скорее сам себя, чем ее. – Я был лишь экспедитором, сопровождающим груз.

Элеонора пристально посмотрела ему в глаза.

– Ты бумаги подписывал?

– Естественно.

– И ни разу не посмотрел, что подписываешь?

– В получении груза расписывался.

– Это на той стороне. А тут, перед отъездом, что подписывал, знаешь? Ты по ним числишься не просто экспедитором.

Тут он припомнил, что действительно, перед самым первым рейсом много чего подписывал в кабинете Бакатина, еще удивился тогда, что простая командировка сопровождалась такой большой бумажной волокитой. А что ты хотел, сказал Бакатин, ты теперь материально ответственное лицо. И торопил его, давай быстрее ставь подписи, спешил на какое-то срочное совещание. И он, Павел, послушно расписывался там, где зам тыкал пальцем. Посмотреть бы сейчас те бумаги, кем он там числится? Вот они радовались, наверное, что нашли доверчивого дурака, готового сесть за них в тюрьму.

– Не ты один так попался, – словно продолжая его мысль, усмехнулась Элеонора. – Они таких выискивали по всему городу. Брали на работу. А потом пользовали, как хотели.

– Кто – они? – спросил он, задетый за живое.

Хотя и сам знал, кто. Неверский, и его зам. Еще были заведующий какой-то аптекой, директор филиала. Все те, кто приходил послушать его отчет о том, как он ездил. Еще тогда это его очень удивляло. Что интересного в том, как он получал лекарства, как пересекал границу? А им было интересно. Они мысленно проделывали это сами. И ликовали, и вздыхали облегченно, когда машины с лекарствами были уже на своей стороне. Он, Павел, вез им большие деньги, рискуя собственной шкурой.

– Но я всего лишь нанятый работник. Хозяин компании и получатель груза…

– Нигде по документам не значилось, что хозяин груза – компания Неверского, – перебила его Элеонора. – Везде проходила фирма «Диагностика».

– Чушь какая-то! – возмутился Павел. – «Диагностика» – это аппарат, над которым я работаю!

Элеонора пожала плечами.

– Какой смысл мне все это придумывать? «Диагностика» это не только аппарат, это еще и фирма, одно из дочерних предприятий объединения. Я тоже глазам своим не поверила, когда увидела, что хозяином этой самой «Диагностики» по документам значишься ты.

– Ты видела эти документы?

Она усмехнулась.

– И не только эти. Там много чего любопытного…

Если все рассказанное Элеонорой, правда, то ему, и в самом деле, может грозить тюрьма.

Стоп. Все это настолько нелепо, что просто не может быть правдой!

– Допустим, все так и было, как ты говоришь. И все это, конечно, плохо. Но в любом случае, сколько я мог привезти этих лекарств за пару-тройку рейсов? – попробовал он защищаться. – Всего несколько машин…

– Я же говорю, ты не один такой. У него целая группа под разными вывесками моталась туда-сюда. И все работали на «Диагностику». Массовый ввоз был налажен.

У Элеоноры на все имелся готовый, четкий ответ. Именно это и настораживало. Он пристально вгляделся в ее лицо. Перед ним была новая, незнакомая ему Элеонора. Без косметики лицо было чужим. Еще этот странный прищур, этот блеск в глазах. Отрывистая речь, все по делу. А раньше с ней и говорить-то было не о чем. Впрочем, тогда и разговаривать было некогда, встречи всегда были короткими и в обстановке к разговорам не располагающей. Не верить этой новой Элеоноре трудно. Но трудно и поверить в то, что он так глупо вляпался в какую-то очень нехорошую историю… Надо подумать.

– Я должен сам увидеть эти документы, – произнес он, наконец.

Элеонора вздохнула.

– Зря не веришь. Там все очень серьезно. Потому что поддельные и просроченные лекарства еще не самое страшное.

– Что же самое страшное? – почти злобно поинтересовался он. Какие еще сюрпризы его ожидают?

Казалось, она колеблется – сказать – не сказать?

– Думаю, и этого достаточно, чтобы подумать – возвращаться или нет, – произнесла, наконец. – Думаю, Лондон для тебя сейчас более безопасное место.

Она, что, совсем рехнулась? Лететь в Лондон? Прямо сейчас? Что он будет там делать – в чужой стране, не зная языка? На что жить?

Элеонора перевела взгляд на дипломат, провела ладонью по его яркой коже.

– Здесь номера счетов, на которых лежат деньги. Очень большие деньги. – Подняв голову, снова взглянула ему в лицо. – В том числе и те, которые заработаны тобой. У Неверского, как ты знаешь, везде свои люди. Успели предупредить, что за ним придут. Он сам передал все номера счетов мне и срочно отправил в Лондон. Сказал, что прилетит следом. Надеялся на свои связи, сказал, что надолго его не задержат. Только ошибался, – в голосе Элеоноры проскользнуло что-то похожее на торжество. – Сядет надолго. Может быть, друзья и рады были бы помочь за хорошие деньги, да только вряд ли у них теперь что-то получится. В налоговую попали такие документы, что на этот раз отмазаться ему будет нелегко.

Павел пристально посмотрел ей в лицо.

– Откуда ты знаешь?

– Знаю, – с усмешкой ответила Элеонора, не отводя взгляда.

– Твоя работа? – не поверил он.

– В каждой его аптеке сидел врач-консультант, который выписывал нужные рецепты на всякие сильнодействующие лекарства, – не ответив на вопрос, сказала Элеонора. – На сильнодействующие препараты, – повторила с нажимом. – Это не какое-нибудь «экстази»… А кое-что продавалось и просто так, на студенческих вечеринках, например, на школьных праздниках.

Павел похолодел. Если окажется, что на него оформлена всего лишь одна аптека, но торгующая наркотиками в школах… Он не знал, какие там статьи за это полагаются, но знал, что посадят наверняка.

Но Элеонора! Он поднял голову и посмотрел на женщину, которую, как ему казалось, уже знал. Все считали ее просто ленивой и не желающей работать дурой, неспособной думать домохозяйкой, а она просто играла эту роль, копила ненависть и ждала своего часа.

– Все они, сволочи, погорели, – прищурившись, произнесла она тихим низким голосом, от которого у него пробежал мороз по коже. – Поработали на славу. Пусть теперь также хорошо отдохнут.

– Но ты, ведь, тоже кусала от того пирога, на который Неверский зарабатывал, – враждебно произнес Павел. – Он тебя содержал, создал такие условия, о которых другие не могут даже и мечтать. Один дом…

– Дом? – злобно перебила его Элеонора. – Осточертел мне он, этот дом! Целыми днями одна. Кому он был нужен этот дом? Когда-то он сказал тебе, что у него нет семьи. Семьи нет, это правда. Он при мне это сказал, чтобы лишний раз ущипнуть. Только не моя в том вина. Он сам, собственными руками ее разрушил. Талант у него такой – все разрушать. Все, к чему ни прикоснется, превращается в дерьмо, рушится и распадается…

– Он делал и много хорошего.

– Да? И ты купился на его рожу? – усмехнулась Элеонора. – Такой, всеми уважаемый и любимый, – особенно секретаршами! – такой отзывчивый, щедрый дядя-миллионер, который день и ночь печется о больных и бедных! Уж ты-то должен был знать его лучше других, все-таки вместе учились.

– Мы в разных классах были, только в шахматный клуб вместе ходили, – с неприязнью поправил Павел.

– Ну, и каким он был шахматистом? Это ему очень подходит – шахматист! Вся жизнь – игра. Сначала в шахматы играл, а потом вместо фигурок поставил живых людей и двигал ими туда-сюда. Что можно получить, сделав такой ход? Или – такой? Знаешь, он вначале со мной даже советовался, как лучше облапошить того или съесть этого конкурента. Это потом, когда счет пошел на миллионы, я стала ему не нужна, другие появились, которые умели умные советы давать, – в голосе Элеоноры снова зазвучала ненависть. – Только мне давно на это… тем более, что в постели он ничто. В постели-то он как раз не игрок. Думаю, и другие стоящие бабы это быстро понимают, и рядом с ним не задерживаются…

– За что же ты его так ненавидишь?

– Ты еще не понял? – подняла брови Элеонора. – Ты у нас бывал, ты с ним работал, и до сих пор ничего не понял? За что его любить? Он отнял у меня детей. Совсем маленькими, в десять лет отправил в Англию, говорил, так надо, это престижно. Престижно жить в чужой стране, в казенном пансионате! Ты знаешь, какие там условия в этих хваленых закрытых английских школах? Комнатки-норы, дешевое синтетическое белье. Оказаться там после того, как они жили в роскошных комнатах, имели массу игрушек… Они все время просились домой. А он мне в первый год даже ездить к ним не разрешал, говорил, пусть привыкнут обходиться без мамочки. – Она опустила голову, помолчала. – Тебе повезло, что ты не успел узнать его получше. Хотя и тебя он уже использовал на все сто. Как и других… Его любимая присказка: за все надо платить. Дал тебе на копейку, а взамен требовал всю жизнь без остатка. Теперь пусть и он заплатит. Пусть теперь посидит в тюрьме, а я, пока он там отдыхает, поживу для себя. Моя очередь. – Она оглянулась, словно приходя в себя. – Ты можешь присоединиться… если хочешь.

– Мне надо подумать. – У него голова шла кругом. – Слишком много всего ты наговорила. Хотелось бы разобраться…

Элеонора испытующе поглядела на Павла.

– Все еще не веришь? – усмехнулась Элеонора. – Тогда попробуй до него дозвониться. Может быть, удастся, только вряд ли. Я тебе и раньше хотела все рассказать. И рассказала бы, если бы ты не бегал от меня, не прятался. Эта Майя…

– Оставь ее в покое, – дернулся Павел. – Она здесь ни при чем.

– Не при чем?! Эта выдра еще как «при чем»! Очень даже «при чем»! – почти выкрикнула Элеонора.

– Можешь тише говорить? Народ смотрит, – хмуро перебил ее Павел.

На них и в самом деле начали оглядываться другие пассажиры.

Элеонора на мгновение замолчала, а потом продолжила тусклым невыразительным голосом.

– Да она была той самой первой умницей, что легла в мою постель с моим мужем. Она много советов ему надавала… как избавиться от того или этого конкурента, как сделать так, чтобы остаться единственным директором…

– Да ты сама вешаешься на мужиков, как последняя шлюха! – не сдержал возмущения Павел.

– Я такая, какая я есть, и не скрываю этого, в отличие от нее и многих других, – парировала Элеонора. – А она строит из себя неприступную леди, а на самом деле…

– Да ты ей просто завидуешь! – вырвалось у него.

– И чему же мне завидовать? – насмешливо спросила Элеонора, глядя на него чуть ли не с жалостью. – Тому, что ее муж бросил, узнав, какими делишками она занимается? Или тому, что она так ловко управляет своим борделем? Да я лучше всю жизнь проживу в однокомнатной квартирке, сама себе стирая и готовя, чем стану такой, как она!

– Каким борделем? Что ты несешь? – оторопел Павел.

– То, что слышишь, – хмуро произнесла Элеонора, отворачиваясь. – Торговля ее, не спорю, приносит хорошие деньги, только все эти ее бутики – только ширма. Там главный доход другой – девочки.

– Какие девочки? – Внутри него все похолодело.

– Ты, что, и об этом ничего не знал? – в свою очередь поразилась Элеонора. – Не знал, какие она всем этим начальничкам и топ-менеджерам праздники устраивала? Да об это же весь город знает. Шоп-туры с секс-сопровождением. Видел ее продавщиц? Так, вот, когда эти покупатели, она их, между прочим, «кошельками» называет, уставали от своих трудов, и от своих жен тоже, она предлагала им прокатиться. Проехаться, по парижским, итальянским или еще каким-то там, магазинам, и прикупить себе что-нибудь новенькое, эксклюзивное. Они заглядывали к ней, только не тряпки рассматривали, а выбирали сопровождающих девочек «переводчиц-консультанток», а потом уж летели в Париж, в Ниццу, в Рим, к черту на рога, на пару-тройку дней. Естественно, женам и детям привозили подарки. Не знал? В последнее время стали особенно популярны «групповые туры» – две, а то и три девицы на один «кошелек». На сколько у «кошелька» сил и денег хватает… Самый дорогой – тур втроем.

Он смотрел на Элеонору, не в силах сдвинуться с места. Просто оцепенел. Сидел и слушал, вместо того, чтобы отметелить эту толстую бабу с ее мерзким языком. А может быть, даже убить за то, что она своими словами разрушала все то, над чем он так трудился в последнее время, все то, удивительное, что так его радовало, что придавало жизни смысл.

– Сама она в койки, конечно, не лезла. Возраст не тот, – насмешливо обронила Элеонора. – Да и кому нужны ее кости? Находила девочек, чаще всего, с иняза. Чтобы языки знали…

– Замолчи, – попросил он. – Ничего мне больше не говори. Ни слова.

Из него словно вынули душу.

Майя – сутенерша и сводница. Неверский расчетливый бандит. Этого не может быть. Просто не может быть. Может, прозвучал у него в голове чей-то чужой голос. Но если это так, то нельзя возвращаться. Никак нельзя. А что делать?

Нужно сосредоточиться. Может быть, не все правда в словах Элеоноры. Но то, что Неверский арестован, в это он уже почти поверил, да, это, несомненно, правда. Иначе он обязательно до него дозвонился. Даже если остальное игра Элеонориного воображения, чем Павел сможет помочь Неверскому, прилетев в родной город? Сесть рядом? Скорее всего, его прилета уже ждут – не дождутся представители некоторых органов. Но – если он не вернется, то тем самым, подтвердит свою несуществующую вину. И, вполне возможно, его объявят в международный розыск. Если уже не объявили. И как теперь доказать, что он ни в чем, ни в чем не виноват? Голова шла кругом.

Он взглянул на табло. До отлета оставалось около часа. Народ подтягивался к двери, которая вела к посадочному рукаву, соединяющему здание с самолетом. Вот-вот начнется посадка. На информационном табло номер его рейса уже занимал первую линию. И он запаниковал.

Элеонора тоже посмотрела на экран.

– Мало времени, – тихо сказала она. – Решай, ты летишь этим рейсом или со мною? Если в Лондон, то нужно успеть купить билет.

– Я схожу в туалет, – неожиданно произнес он. – Подожди меня здесь. Я быстро. Когда вернусь, скажу, что решил.

– Понятно, – она опустила голову.

Удивительно, но на мгновение Павлу стало ее жаль. Может быть, среди всех людей, окружавших его в последнее время, одна Элеонора и оказалась настоящим другом. Специально, ради него, прилетела в Германию. Если только все, о чем она рассказала, правда, а не плод больного воображения.