Текст книги "Подкидыш для бизнес-леди (СИ)"

Автор книги: Гала Григ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Глава 44

Приход Старцева мы ожидали с волнением, которое невозможно передать словами. Шувалов, мужчина, и тот без конца выходил покурить. Что уж говорить обо мне. Я буквально не находила себе места.

Звонок Элины только добавил тревожности в ожидании.

– Мила, во сколько должен прийти Валерий?

– Обещался в шесть.

– Ты не против, если я тоже приеду?

– Эля, о чем ты спрашиваешь. Конечно, приезжай. Вдруг я что-то не совсем правильно пойму по его первому заключению. Как ты думаешь, Старцев разрешит мне присутствовать на сеансе?

– Не знаю. У него свои, особенные методы. Вряд ли твое или мое присутствие возможно. Миля, успокойся. Даже если гипноз не поможет, то и не навредит. Наберись терпения. Я выезжаю.

Старцев приехал точно в назначенное время. Мне понравилась его пунктуальность. Первое впечатление уступало место уверенности в его профессиональных качествах.

Он справился о Тарасе. Но мне нечего было добавить к тому, что уже было сказано вчера.

Старцев улыбнулся мне перед тем, как зайти в комнату Тараса:

– Милана, не ждите сиюминутного результата. Просто думайте о том, что все будет хорошо. А я постараюсь приложить весь свой опыт для этого.

Я не могла сдержать слез. Шувалов обнял меня за плечи, пытаясь успокоить. В этот момент вошла Эля. Тень, скользнувшая по ее лицу, была неоднозначна. Она ревновала.

Данила улыбнулся ей навстречу, всем видом показывая, что иначе мое волнение не унять. И Эле пришлось принять ситуацию.

Ожидание было тревожным и тягостным. Оставшись в гостиной, мы обменивались ничего не значащими фразами. Но у каждого мозг сверлила только одна мысль – что происходит в комнате Мамаева.

Зина приготовила нам кофе, за которым мы коротали время. Но в данной ситуации лучшим напитком был бы настой ромашки. Хотя вряд ли и он унял волнение.

Старцев провел с Тарасом около часа. Когда он вышел, по нему было видно, насколько он устал. Но, взглянув на наши напряженные лица, все-таки нашел в себе силы улыбнуться.

– Ну что застыли, как скорбные изваяния? Все хорошо. И для первого раза даже лучше, чем я ожидал.

И, обратившись ко мне, добавил:

– Милана, он произнес Ваше имя.

Я готова была броситься обнимать его за такую новость. Но, сдержавшись, ждала подробностей.

Оказывается, Мамаев, едва погрузившись в гипнотический сон, сразу позвал меня. Но дальше произносил только бессвязные звуки и слова.

Как объяснил Старцев, это еще не результат, но даже малейший отклик дает надежду на успех. Речевая функция сохранилась. Остается надеяться и на возвращение памяти.

Сообщив нам обнадеживающие результаты первого сеанса, Старцев уехал. Я поспешила к Тарасу. Хотелось видеть его сейчас, немедленно, не откладывая ни на секунду.

Он выглядел уставшим. Но мне на какую-то долю секунды показалось, что взгляд его остановился на мне без прежнего равнодушия. Но вполне возможно, что это мне всего лишь показалось. Слишком велико было желание увидеть хоть какие-то изменения.

– Тарас, это я, Милана. Ты узнаешь меня? – Я взяла его за руку и вдруг почувствовала, как он слегка пожал ее. Это было впервые. Не в силах сдерживать радость, я бросилась обнимать Тараса. Но, видимо, вспугнула его своим порывом.

Отстранившись, Тарас отошел к окну. И мне ничего не оставалось, как вернуться к Элине и Шувалову. Молчаливый вопрос красноречивее слов говорил об их желании услышать, что есть изменения. А мне хотелось порадовать их. Поэтому я не стала скрывать свое новое ощущение.

– Мила, это хороший знак, – в глазах у Элины я увидела радость и надежду. – Понимаешь, сейчас у Мамаева может начаться пробуждение от сна. Но, как сказал Валерий, это процесс длительный. А тебе надо быть сдержаннее. Ты действительно могла вспугнуть его. Хотя, никто не знает, как он воспринимает те или иные проявления чувств. И все-таки, будь мягче. Терпение – вот что тебе сейчас нужно.

– А что если я приведу Тараса в гостиную, и он поужинает вместе с нами? Может, хватит ему ограничиваться рамками своей комнаты. Пора расширять границы, – Данила спрашивал совета у Элины.

– В принципе, можно попробовать. Вряд ли это повредит. Мамаеву действительно не помешает потихоньку осваиваться, пока ты не уехал.

Элине явно хотелось, чтобы Данила озвучил, сколько еще пробудет у нас.

– Дня на три еще задержусь. А потом, увы, вынужден буду вас покинуть. Но надеюсь, что к тому времени Мамаев освоится в доме.

Зиночка засуетилась, впервые после нашего возвращения из Воронежа накрывая на стол в гостиной, рассчитывая и на присутствие Тараса. До сих пор он кушал только в своей комнате под присмотром сиделки.

Когда Шувалов с Тарасом показались на лестнице, сердце у меня забилось в бешенном ритме. Рука непроизвольно потянулась к груди, словно пытаясь удержать сердце, готовое вот-вот выскочить из нее.

Элина предупредительно сжала мой локоть.

– Спокойно, Миля. Не испугай его. Постарайся улыбаться.

Выполнить ее совет было сложно. Но усилием воли я одела на лицо улыбку, от которой сводило челюсти.

Под нашими напряженными взглядами Мамаев сошел вниз. Данила помог ему сесть за стол. Оказавшись напротив меня и Элины, Тарас скользнул взглядом сначала в мою, а затем и в ее сторону. Зиночка, оказавшаяся в его поле зрения, тоже на мгновение задержала его внимание.

Это было что-то новое. Его взгляд еще ничего не выражал. Но окружающие уже не были предметами интерьера. Элина, не в силах сдержать радость, прошептала:

– Мила, ты заметила?

Ответить я не могла. Подступивший к горлу комок мешал вымолвить хоть одно слово. Поэтому только кивнула ей.

Во время ужина мы старались поддерживать непринужденную атмосферу. Но каждый незаметно наблюдал за Тарасом. Он же на протяжении всей трапезы больше никак не проявил себя.

Препроводив Мамаева в его комнату, Шувалов вернулся к нам с победной улыбкой.

– Ну как наш первый выход? Вы видели, что Тарас обратил на вас внимание? А?! Это ведь прогресс. Маленькое, но улучшение. Если дальше так пойдет, то мы увидим прежнего Мамаева.

Радость и надежда переполняли мое сердце.

Хотелось бежать к Тарасу, обнимать, целовать его, смотреть в его глаза, говорить с ним.

Но Элина, видя мое нетерпение, убедила, что надо дать ему время.

– Милана, мне кажется, мозг пытается восстановить свои функции. Только не надо форсировать события. Это процесс медленный, но, будем надеяться, результативный.

Я вынуждена была согласиться с ней. Буду ждать, сколько потребуется. Главное, чтобы Тарас заговорил и к нему вернулась память.

Глава 45

Шувалов, воодушевленный маленьким успехом, уже строил планы на возвращение в Воронеж.

– Пора заняться поиском Соболевых. Так дальше продолжаться не может. Или ты уже приняла решение усыновить Тему?

Стыдно было признаться, что в сложившейся ситуации я меньше всего думала об этом. К тому же, сложно было поверить, что Соболевы таким необычным способом избавились от своего ребенка. И вообще я все еще надеялась на их возвращение.

Присутствие в моем доме Артемки меня не особенно беспокоило. Им занималась Софья. Ей помогала Зина. Я привязалась к малышу, но сейчас мне было не до него. Все мысли и время были заняты Тарасом.

Шувалов, безусловно, был прав. Надо было что-то делать. И теперь, когда наметились изменения в состоянии Мамаева, он мог уехать и вплотную заняться поиском.

Я не возражала. Тарас очень быстро освоился с нововведениями. Он прекрасно ориентировался в доме. Особенного ухода за ним не требовалось. К тому же, при нем постоянно была сиделка. Я даже подумывала, что от ее услуг можно было уже отказаться. Но Элина утверждала, что ее присутствие необходимо, так как в любой момент возможны новые проявления, которые важно отслеживать.

Я хотела взять на себя миссию сиделки. Но дела фирмы требовали моего присутствия. В связи с этим я решила обратиться за помощью к отцу. Если бы он согласился на время болезни Тараса подменить меня, то я могла постоянно быть дома.

После отъезда Шувалова я не стала откладывать встречу с родителями. Предвидела тяжелый разговор с мамой, но цель визита оправдывала возможные сложности.

Приехав в родительский дом без предупреждения, я стала свидетелем разговора, который, мягко говоря, ошеломил меня. Первый порыв – обозначить свое присутствие – я подавила из-за простого любопытства. Интересно было узнать точку зрения родителей на происходящее.

Поэтому я, к своему стыду, притихла перед дверью, за которой градус взаимных обвинений все возрастал. Услышанное повергло меня в шок.

– Ты сама во всем виновата, – голос отца был резкий, жесткий. Никогда не слышала, чтобы он разговаривал с матерью таким тоном.

– Я?! – мама перешла на крик.

– А кто втюхивал Милочке этого Мамаева? Не твоя ли идея сосватать их?

– Да, я хотела как лучше. Иначе она никогда не избавилась бы от Соболева, будь он неладен.

В ее голосе были слышны слезы. Рука потянулась к дверной ручке. Надо было прекратить бесполезную ссору. Но что-то остановило меня.

– Вот уж действительно, лучше некуда. Вместо инфантильного Стаса с Милой теперь беспомощный Тарас. Овощ! И все по твоей милости.

– Только ли по моей?! А ты забыл из-за кого этот добрый человек пострадал? Он ведь поехал в Воронеж, чтоб найти Соболева. И разве не твои козни стали причиной бегства Юльки?

Я замерла. О чем она? При чем здесь отец? Мой порыв раскрыть свое присутствие пропал. Я должна узнать, какова роль папы в истории с Соболевыми.

– То, к чему я причастен, не имеет никакого отношения к ее исчезновению, – отец произнес эти слова неуверенно.

– К исчезновению, может, и не имеет. Но вспомни, чья идея была подсунуть Стасу эту профуру. Ты ведь уверял, что только так можно избавиться от Стаса. А потом еще и родить ее уговорил. А? Что молчишь? Вот и родила! Только, видать, надоело нянчиться с ребенком. Да и со Стасом – тоже!

Я не верила своим ушам. Папа? Нет, он не мог. От матери можно было ожидать, чего угодно. Но папа!..

Я рывком открыла дверь. Оба замерли от неожиданности. Отец молча смотрел на меня. Выражение лица – словно увидел привидение. Мать, отвернувшись к окну, вытирала слезы.

– Папа! Это правда?! – в ответ молчание. Он опустил голову, обхватив ее ладонями.

Мама прерывающимся от слез голосом прошептала:

– Правда. Ты плохо знаешь своего отца. Он у нас великий комбинатор, – и, обратившись к отцу, добавила: – Расскажи дочери, как ты устроил ее судьбу.

Я без сил опустилась на стул. Открывшаяся правда о якобы случайном появлении Юли в нашей со Стасом жизни обрушилась настолько неожиданно, что я потеряла дар речи. Неужели мой любимый папочка возомнил себя вершителем судеб? Неужели по его милости мы расстались со Стасом? Неужели результатом его хитросплетений стало нынешнее состояние Тараса?

Мать подошла ко мне. Попыталась обнять, успокоить. Я предупредила ее объятия. Нашла в себе силы встать. Пошатываясь, вышла из комнаты.

Слезы застилали глаза.

Не помню, как вызвала такси. Как доехала домой. Зина бросилась мне навстречу. Но я отстранила ее и, не произнеся ни слова, прошла в свою комнату. Я бросилась на кровать и в отчаянии зарыдала.

Это были слезы не об утраченных отношениях со Стасом. Это было разочарование в человеке, которого я считала самым близким, которому доверяла больше, чем матери.

Видимо, защищаясь от потрясения, мой взбунтовавшийся мозг отключился, и я погрузилась в тяжелый сон. Мне опять снились Соболевы, Темушка, Тарас и мама. Этот сон отличался только тем, что в нем мать не исчезала, а наоборот пыталась мне что-то сказать. Но губы ее только беззвучно шевелились, а слов не было слышно…

***

Утром я проснулась, почувствовав на себе чей-то пристальный взгляд. Передо мной сидела мама. Ее глаза, опухшие от слез, говорили о бессонной ночи.

– Милочка, как ты? Прости нас, дорогая. Мы тебя очень любим.

Она умоляюще смотрела на меня. Стало жаль ее. Ведь все это время я обвиняла именно ее в нелюбви к Стасу и желании разлучить нас. Теперь же, как оказалось, главную скрипку во всей нашей запутанной истории играл отец…

– Я тебя тоже очень люблю… И ты прости меня. Но папа… как он мог?!

– Милана, он хотел, чтобы у тебя все было хорошо, а получилось…

– Расскажи мне все. Я должна знать, чтобы отпустить ситуацию окончательно.

Разговор был долгий и тяжелый. Оказывается, отец, узнав, что рядом на площадке снимает квартиру молодая девушка, предложил ей сделку. Не отличаясь особенной порядочностью, Юля согласилась.

Отсюда и эта странная скоропалительная дружба. Отсюда и обхаживание Стаса.

Расчет отца был точным. Однако, видя мои страдания и переживая, как бы наши отношения не вернулись, он пошел дальше. Уговорил Юлю родить ребенка, пообещав щедро вознаградить за старания.

Только не мог предвидеть, что Юле вскоре наскучит роль заботливой матери, а единовременного «пособия» оказалось маловато. И случилось то, что случилось. А дальше – как снежный ком.

Было очень тяжело слушать подробности, из которых я также узнала тайну появления букета желтых роз. Как оказалось, прислал их отец, узнав от мамы, что случилось у Соболевых. Так он решил отвлечь мое внимание от мыслей о Стасе и его ребенке.

– Мам, скажи, а откуда Тарас узнал, где искать нас с Элей? Кому я не должна доверять? Это Зина или Элина? Неужели вокруг меня одни предатели? Неужели никому нельзя верить?

– Это случайность, Милочка, – она отвела взгляд в сторону, и я поняла, что она никого не выдаст. Помолчав, мама продолжила: – А Элина к тому же, наотрез отказалась говорить, куда вы собираетесь. Ты можешь доверять им обеим. А меня… Я виновата перед тобой. Ведь отец давно признался мне, как все подстроил. Но я молчала, и в этом моя вина. Теперь тебе приходится пожинать плоды наших хитростей. Сможешь ли ты простить нас?

– Тебя да… Отца – вряд ли. Это слишком подло с его стороны. Если бы не он, Тарас бы не пострадал. Но я верю, что он выздоровеет. И не отступлюсь. Буду всегда рядом с ним, как бы все не обернулось…

Глава 46

Море слез, признаний в любви и просьб о прощении.

Все это было в избытке при нашем разговоре с мамой.

Обида на нее прошла. Ведь если разобраться, то она хотела мне добра. И кроме нравоучений ничего не предпринимала. А ведь я обвиняла ее во всех смертных грехах. К тому же, зря я подозревала Зину и Элину в пособничестве маминым планам. Правда, мама так и не призналась, от кого узнала, где мы с Элей проводили вечер. Ну что ж, это ведь не самое страшное преступление.

А вот папа!

Меня поразила изобретательность отца, его коварство, жестокость, с которыми он провернул свою мерзкую аферу.

Боль и обида терзали сердце.

Нет, обиды на Стаса не осталось. Все осталось в прошлом. Я излечилась от нездоровой любви к нему. Отпустила ситуацию. Вернее, не сама отпустила. Только благодаря Тарасу смогла понять, что любовь к Соболеву – это как зависшая программа в компьютере. Он помог мне закрыть тяжелую страницу под названием незавершенный гештальт, перегружающий память и мешающий жить.

Правда, ставить точку пока рано. Надо еще найти Соболевых. И… вернуть им Темушку. Звучит как-то грубо. Тема – не вещь. Да и не нужен он таким родителям.

Да,.. наверное, поторопилась я, утверждая, что сложная ситуация окончательно разрешилась. Ее завершение зависит от поисков, которыми предстоит заняться Шувалову. Проблемы с Тарасом отвлекли меня от мыслей о Соболевых. Что с ними? Почему они перестали звонить?

Голова идет кругом.

И как быть с отцом? Я ведь во всем доверяла ему. А он…

К тому же, я и сейчас надеялась на его помощь. Но об этом после вчерашнего не может быть и речи. Жаль. Мне просто необходимо быть рядом с Тарасом, пока он не справится с болезнью.

Мои печальные размышления были прерваны приездом Элины. По субботам она обычно навещала Темушку, проявляя заботу о состоянии его здоровья. А сейчас старалась поддержать и меня, помогала советами по уходу за Мамаевым.

– Что с тобой? На тебе лица нет, – Элина ждала ответа, а я не знала, что ей сказать. Сложно было признаться в подлости отца. Я любила его.

Но скрывать от Элины правду было бы еще сложнее.

Как ни странно, она отреагировала на мой рассказ совершенно неожиданно:

– Милана, но ведь его можно понять. Он поступил подобным образом тебе во благо. Так он считал. Прости его.

– Простить? Эля! Он грубо вмешался в мою жизнь! Он не имел на это права.

– Согласна. Но родительская любовь порой не разумеет границ дозволенного. Решать тебе, но я бы простила… если бы мой отец был жив.

– Я подумаю об этом. Только позже, не сейчас.

Тема родителей для Элины была болезненной. Она рано лишилась родителей. Росла с бабушкой, которая тоже давно умерла. Поэтому я не стала дальше обсуждать поступок отца.

– Поднимемся к Темушке? – спросила я, чтобы сменить тему.

– Нет, сначала к Тарасу. Старцев просил понаблюдать за ним. Есть утешительные новости по результатам недавнего обследования.

Я превратилась в слух и буквально впилась глазами в Элину:

– Не томи, – выдохнула с надеждой.

– Энцефалография серьезных отклонений не выявила. Активность мозга восстанавливается. Это дает основание считать, что Тарас медленно, но идет на поправку. Пойдем к нему?

– Может, лучше он спустится в гостиную? Там и мама к нам присоединится. Она очень переживает после ссоры с отцом. К тому же, ей пора убедиться, что Тарас не безнадежен.

– А если это еще больше расстроит ее?

– Эля, ей следует принимать мою жизнь такой, какая она есть. Я больше никому не позволю коверкать мою судьбу.

В гостиную я спускалась с Тарасом, испытывая огромное волнение. Это был своеобразный экзамен. Надо было выдержать его достойно, чтобы у мамы не возникло желание опять уговаривать меня, что Тараса лучше отвезти к тетушке.

Поддерживая Мамаева под локоть, я подвела его к диванчику. Он уже проделывал это и сам, но я очень переживала за него, как бы он не оплошал перед мамой.

Но Тарас, словно оценив важность момента, вел себя превосходно. Даже обратил внимание на маму, внимательно посмотрев на нее. Мне показалось, что при виде Элины у него слегка приподнялись уголки губ, обозначая нечто вроде улыбки.

Меня переполняла гордость за его успехи. Но в сердце что-то кольнуло. Я ревновала – почему не мне была предназначена его первая улыбка.

Успокоила себя, что он привык ежедневно видеть меня. А Элина появляется редко, вот и обрадовался. Важно, что просыпаются эмоции. А я потерплю. Верю, что он вспомнит меня. Не может не вспомнить. Вот только когда?

Мама отнеслась к присутствию Тараса за обедом настороженно. Она словно боялась чего-то. А я радовалась, что Мамаев вел себя за столом достойно и, как могло показаться со стороны, просто был излишне сдержан.

Каково же было наше удивление, когда Тарас неожиданно протянул маме апельсин и… улыбнулся. Теперь уже самой настоящей улыбкой.

Я не могла сдержать слезы. Элина тоже незаметно смахнула слезинку. А мама, растерявшись, смущенно улыбалась Мамаеву.

Это был самый счастливый момент за последнее напряженное время. Переполненные чувством радости, мы только молча улыбались. Я вообще не знала, что делать дальше. Заговорить с Тарасом или сделать вид, что ничего особенного не произошло.

Элина сделала мне знак, что надо сохранять спокойствие. Наверное, это было необходимо, чтобы не вспугнуть Мамаева проявлением бурной радости.

Обед подошел к концу. По взгляду Элины я поняла, что Тарасу нужен отдых.

– Пойдем, я провожу тебя, – голос мой дрожал от волнения. А Мамаев встал из-за стола и спокойно в моем сопровождении поднялся в свою комнату. Там сел в свое любимое кресло у окна и стал смотреть на улицу.

Я спускалась в гостиную, чувствуя обиду на него. Он совсем меня не замечает. Наверное, по-прежнему видит во мне сиделку или обслуживающий персонал. Не удержалась и поделилась своей обидой с Элиной и мамой.

– Милана, это вполне может быть. Ведь ты постоянно с ним с первого дня после аварии. Но ты же видишь, как с каждым днем происходят изменения.

– Вижу. Только он не видит меня.

Тут не выдержала мама:

– Милочка, наберись терпения. Тарас все вспомнит. Теперь я тоже надеюсь на его выздоровление.

Я недоверчиво смотрела на нее.

– Мама, и это говоришь мне ты? Неужели?

– Миля, я хочу, чтобы ты была счастлива и понимаю, как ты любишь Тараса. А любовь, как известно, способна творить чудеса.

– Милана, – поддержала ее Элина, – мама права. Не обижайся на Тараса. Порадуйся его успехам. Если восстановление функций мозга пойдет такими темпами, то совсем скоро мы увидим прежнего Тараса. Старцев не зря просил меня понаблюдать за поведением Мамаева. Видимо, он ждал подобных проявлений. Я должна позвонить ему.

Элина засобиралась домой. Вместе с ней уехала мама.

Оставшись одна, я не могла найти себе места. Мысли, одна безудержнее другой, едва умещались в голове. Я рисовала себе картины счастья, в которых Тарас был нежным и ласковым. А его нежность и ласка предназначались только мне. Мне одной.

А то вдруг мной овладевало чувство ревности. К Элине. К маме. Их-то присутствие Мамаев заметил… Я же для него – не более, чем предмет мебели…

И пусть Тарас сейчас не замечает меня. Важно, чтобы потом вспомнил, что любит меня. Не случайно же он повторяет мое имя.