Текст книги "Миф «Ледокола»: Накануне войны"

Автор книги: Габриэль Городецкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 26 страниц)

Глава 11. «Особо угрожаемый военный период»

Подготовка к войне

Ранней весной 1941 г. внимание Сталина, как и всего мира, было приковано к событиям, разворачивавшимся на Балканах. Дипломатия играла первую скрипку, но вопросы обороны никоим образом не были забыты. Суворов утверждает в своей книге, что в то время как уничтожалась старая линия обороны, не прилагалось серьезных усилий к строительству новых располагавшихся вдоль границы УРов (укрепленных районов)¹.

В течение 1938 года русские реконструировали все имевшиеся у них 13 укрепленных районов; составлявшие их гарнизоны насчитывали 25 пулеметных батальонов, или 18000 человек. В конце этого года и в начале 1939 г. Советский Союз построил еще восемь укрепленных районов в дополнение к существующим до этого. Они должны были служить щитом армий прикрытия и дать возможность провести их перегруппировку в случае нападения немецких войск. Разработка новых стратегических планов в 1940–1941 гг. сопровождалась строительством 20 насыщенных вооружением укрепленных районов вдоль новой границы. Сталин лично принимал решение уничтожить старую линию обороны и снятое вооружение передать на новую линию обороны. В ходе этого строительства, однако, возникали бесконечные технические проблемы в процессе приспосабливания новых сооружений к старому вооружению. Таким образом начало войны застало старые укрепленные районы разоруженными, а новые – с еще не смонтированным вооружением².

Главный военный совет Красной Армии дважды, в феврале и марте 1941 г., обсуждал пути ускорения строительства новых укрепленных районов. В середине марта Политбюро вновь оказало нажим, пытаясь снять препятствия, которые, казалось, мешали завершению строительства оборонительных сооружений. Ответственность за их строительство была вместо командования инженерных войск целиком возложена на маршала Шапошникова³. В середине апреля начальник Главного политического управления Красной Армии обследовал состояние укрепленных районов и пришел к печальному выводу о том, что они «в большинстве своем не боеспособны». Он возложил вину на наркомат обороны за то, что укрепленные районы не были вооружены и оборудованы⁴. Генеральный штаб, как полагается, издал 14 апреля директиву о необходимости ускорить строительство, на котором теперь ежедневно работали почти 140 тысяч человек. Директива начиналась словами: «Несмотря на ряд указаний Генерального штаба Красной Армии, монтаж казематного вооружения в долговременные боевые сооружения и приведение сооружений в боевую готовность производится недопустимо медленными темпами» (выделено Г.К. Жуковым)⁵.

Правительство выделило 10 млн. рублей – значительная сумма в то время – для ускорения инженерного оборудования новой границы⁶. 4 июня, когда уже было слишком поздно, вмешалось Политбюро, прямо потребовав заканчивать оборудование укрепленных районов⁷. Работы шли полным ходом и были прерваны только немецким вторжением. В архивах полно документов, касающихся вопросов ускорения строительства укрепленных районов на новых границах⁸. Накануне войны инженерные сооружения не были завершены, между укрепленными районами оставались зловещие разрывы, доходившие до 50–60 километров, где дислоцировавшиеся войска прикрытия не имели никакой защиты и поддержки⁹. То, что строительство укрепленных районов не удалось закончить, не было проявлением пренебрежения к обороне из-за чьей-то поглощенности агрессивными замыслами. Причина была куда более прозаическая; в большой мере такое положение дел сложилось из-за нехватки строительных материалов – цемента, леса, колючей проволоки. Не хватило и времени.

Суворов вводит читателя в заблуждение, разворачивая полубезумный сценарий, согласно которому Сталин собирал массы своих войск и развертывал их для того чтобы нанести удар по немцам. Причем все это делалось в таком революционном порыве, что он совершенно не замечал, что Гитлер делает абсолютно то же самое – только лучше. «Ползучее развертывание», расписанное Суворовым столь тревожными и зловещими красками, на самом деле было прямым следствием проводившихся с июля 1940 г. мероприятий по подготовке к отражению германской угрозы; эти мероприятия проводились на основе ранее разработанных планов и военных игр. Дополнительный стимул принятие этих мер предосторожности получило в середине мая 1941 г., когда поступающие разведывательные данные и политические факторы убедили начальника Генерального штаба, что наступил «особо угрожаемый военный период».

Сталин приказал Жукову, только что занявшему пост начальника Генерального штаба, и Тимошенко разработать план размещения советских войск с учетом уроков проведенных военных игр. В этот оперативный план, после окончания его разработки 11 марта 1941 г. и вплоть до начала войны, вносились в основном небольшие изменения, и поэтому он заслуживает тщательного рассмотрения. Надо иметь в виду, что этот документ стал результатом интенсивной аналитической работы, которая шла с октября 1940 г. до начала февраля 1941 г. при непосредственном активном участии Сталина. План составляли в то время, когда шла активная дипломатическая работа и позиции постоянно менялись, что было характерно для развития войны в Европе на этом этапе и о чем говорилось выше. План 11 марта 1941 г. является самым точным итоговым выражением общепринятых взглядов и наиболее точно отражает персональную позицию Сталина. План существовал в одном экземпляре: он был представлен Сталину в рукописном виде.

В основу документа была положена оборонительная стратегия. Это соответствовало выводам, сделанным после декабрьского совещания высшего командного состава армии и военных игр: «Сложившаяся политическая обстановка в Европе заставляет обратить исключительное внимание на оборону (выделено автором) наших западных границ».

Давая оценку угроз, с которыми сталкивается Россия, Жуков подчеркнул сохранение угрозы войны на два фронта:

«Таким образом, Советскому Союзу необходимо быть готовым к борьбе на два фронта: на западе – против Германии, поддержанной Италией, Венгрией, Румынией и Финляндией, и на востоке – против Японии, как открытого противника или противника, занимающего позицию вооруженного нейтралитета, который в любой момент может перейти в открытое столкновение».

Однако приоритетным надо было считать Западный фронт из-за мощи сконцентрированных здесь немецких войск. После анализа масштаба этой концентрации стало ясно, что над Россией нависла угроза, делающая оборону страны труднейшей задачей. Как и в принятом в апреле плане, Жуков ожидал, что основное направление немецкого наступления будет на юго-запад. Однако, вопреки укоренившемуся мнению, следует подчеркнуть, что Жуков не исключал возможность того, что основной удар может быть нанесен от Варшавы на центральный участок оси Рига – Двинск¹⁰.

В течение марта и апреля Генеральный штаб разрабатывал мобилизационные планы и планы развертывания сил прикрытия на западных границах. На основе подробной информации, поступавшей от Голикова каждые две недели, в планы постоянно вносились коррективы, учитывавшие скорость передвижения немецких войск, их численность и дислокацию. В начале мая оперативное планирование было закончено. Для обороны границ предусматривалось развернуть четыре фронта. Из войск Одесского военного округа формировалась 9-я армия. Задачи, поставленные новым подразделениям к середине мая, не оставляют каких-либо сомнений в однозначно оборонительном характере их развертывания. Чтобы предупредить опасность внезапных действий, в пограничных районах вблизи от укрепленных районов размещались дополнительные силы прикрытия: они усиливались моторизованными войсками и авиацией. Предполагалось, что у основных сил будет достаточно времени, чтоб отмобилизоваться и воспользоваться успехами армий прикрытия для перехода в контрнаступление на территорию противника. Длительность начального периода оценивалась в пятнадцать-двадцать дней. Считалось, что обе стороны начнут действия в условиях, когда будет отмобилизована только часть их сил, и перегруппировки и дальнейшее развертывание будут происходить в ходе начавшихся военных действий¹¹.

Суворов усматривает прямую цепь событий, начиная с речи Сталина перед выпускниками военных академий и занятия им поста главы правительства, ведущих к секретной директиве о войне, которая якобы была направлена в штабы приграничных военных округов. В подтверждение своих доводов он ссылается на Анфилова¹², приводя цитату из директивы, требовавшей от войск быть готовыми по указанию Главного командования нанести стремительные удары для разгрома противника, перенесения боевых действий на его территорию и захвата важных рубежей». Однако, как мне сообщил сам Анфилов, никакой секретной директивы не существовало. Приводимая же цитата взята из мобилизационной директивы, датируемой 14 мая¹³.

Доклад Голикова от 5 мая ¹⁴ ясно говорил об опасности. Теперь представлялось, что наличных войск Прибалтийского, Западного, Киевского и Одесского военных округов было «недостаточно для отражения удара немецких войск». Поэтому начальник Генерального штаба стал нажимать на Сталина, чтобы «срочно отмобилизовать несколько армий за счет войск внутренних округов и на всякий случай в начале мая передвинуть их на территорию Прибалтики, Белоруссии и Украины». Вместо того, чтобы, как утверждает Суворов, стать инициатором объявления мобилизации, Сталин пошел на нее после значительных колебаний¹⁵. Это подтверждается Молотовым в его мемуарах: «Напади Гитлер на полгода раньше, это, знаете, в тогдашних наших условиях было очень опасно. И поэтому слишком открыто, так чтобы немецкая разведка явно увидела, что мы планируем большие, серьезные меры, проводить подготовку было невозможно»¹⁵. Чтобы избежать провоцирования немцев, Сталин отдал приказ выполнять «ползучую передислокацию». Специальная директива о мобилизации сопровождалась инструкциями (написанными от руки всего лишь в двух экземплярах) командующему войсками Западного Особого военного округа. В инструкции было ясно определено, что угрожающая дислокация немецких войск «не носит случайного характера». Инструкции включали следующие аспекты:

«а) детальный план обороны государственной границы Литовской ССР от Паланга до иск. Капейямиестис, план противодесантной обороны побережья Балтийского моря к югу от залива Матсалу и островов Даго и Эзель;

б) детальный план противовоздушной обороны».

В инструкциях описывались мероприятия по отражению различных видов нападения; наземного, воздушного, авиадесантов¹⁷.

13 мая Генеральный штаб издал директиву о выдвижении войск из внутренних округов на запад, что усиливало план прикрытия государственной границы¹⁸. Эта мобилизация была основана на признании реальной опасности, существовавшей на западе. Сталин вмешался лично, отдав приказ о выдвижении из тыла 16-й, 19-й, 21-й и 22-й армий – всего до 800 тысяч солдат стрелковых частей, и 21-й моторизованной дивизии¹⁹. Приказы высшего командования фронтам на случай войны носили строго оборонительный характер: «Не допустить наземное и воздушное нападение противника, прикрыть отмобилизование и развертывание главных сил жесткой обороной у границы, выявлять мобилизацию и развертывание противника, добиться господства в воздухе и сорвать концентрацию войск противника, прикрывать мобилизацию советских вооруженных сил и концентрацию войск от авиационного нападения противника, препятствовать любым действиям воздушно-десантных и разведывательно-диверсионных групп противника»²⁰.

Все эти шаги были чрезвычайными мерами, а не эффективной дислокацией вооруженных сил для ведения войны. Они проводились заблаговременно, так как армии и вспомогательные рода войск были не полностью укомплектованы и плохо вооружены. В Москве это отлично понимали, и это лишь усиливало решимость Сталина оттянуть войну как можно дольше. В середине мая было похоже на то, что наращивание сил не было должным образом проведено и организовано. Чтобы стало понятно, о чем идет речь, приведу несколько красноречивых примеров. 29 апреля командующий войсками Киевского Особого военного округа генерал М.П. Кирпонос предупредил Жукова, что мобилизационный план в феврале «полностью не выполнен». Через четыре дня после начала мобилизации начальник штаба Киевского Особого военного округа генерал-лейтенант М.А. Пуркаев сообщил Жукову, что выполнение плана завоза вооружения и боевой техники по плану снабжения идет «крайне медленно». Было похоже, что годовой план выполнен не будет. 6 июня начальник штаба 5-й танковой дивизии Прибалтийского Особого военного округа жаловался, что, несмотря на то, что срок отработки мобилизационного плана 1941 г. и ввода его в действие на исходе, он не получил ни нарядов на приписку, ни списков приписанного личного состава. Поэтому он писал в заключение, что «такая большая затяжка в приписке личного состава не дает возможности закончить полностью отработку мобилизационных документов по мобилизационному плану 1941 г.» Еще через неделю заместитель начальника штаба Прибалтийского Особого военного округа информировал Жукова, что незавершенная полностью работа по материальному обеспечению и плохая связь «не дают возможности заполнить все разделы мобдонесений»²¹.

Начальнику Генерального штаба поступало много подобных жалоб. Возникает картина армии, едва ли похожей на изготовившуюся к такому грандиозному предприятию, которое расписывает Суворов. Даже те войска, которые завершили мобилизацию, не были дислоцированы должным образом, чтобы не провоцировать немцев. Из-за опасений провокации только приграничные военные округа были переведены на военное положение; в то же время в соответствии со строжайшими приказами Сталина командиры более низшего оперативного уровня были оставлены вообще без какого-либо тактического руководства. Несмотря на свои разногласия со Сталиным, ожесточенность которых росла по мере приближения войны, в своих мемуарах (в последнем, освобожденном от цензурных правок издании) Жуков довольно сдержан в своих суждениях о Сталине. Сталин отнюдь не изображается таким авантюристом, каким бы Суворов хотел, чтобы мы его считали. Советское правительство, свидетельствовал Жуков, «делало все возможное, чтобы не давать какого-либо повода Германии к развязыванию войны. Этим определялось все»²². Сталин пристально следил за тем, как разворачивалась мобилизация, и был в курсе возникавших трудностей. 24 мая он вызвал на совещание в Кремль высший генералитет, включая Тимошенко, Жукова, Ватутина, Кирпоноса, Павлова, Ф.Кузнецова и других. На совещании были «уточнены задачи с учетом приближающейся агрессии со стороны Германии»²³.

Жуков, далее, оспаривает мнение маршала А.М. Василевского, который в интервью, не публиковавшемся почти 20 лет, заявляет, что Сталин совершил ошибку, не развернув на границах все силы прикрытия и второго эшелона. На первой странице этого документа, хранящегося в Архиве Политбюро ЦК КПСС, Жуков написал: «Объяснение А.М. Василевского не полностью соответствует действительности. Думаю, что Советский Союз был бы скорее разбит, если бы мы все свои силы накануне войны развернули на границе, а немецкие войска имели в виду именно по своим планам в начале войны уничтожить их в районе гос. границы… Тогда бы гитлеровские войска получили возможность успешнее вести войну, а Москва и Ленинград были бы заняты в 1941 г.»²⁴.

Признание того, что война уже на пороге, проявилось в решении Сталина перевести экономику на военные рельсы. До мая он принимал сторону Вознесенского, находившего требования Генерального штаба чрезмерными. В результате давления, оказывавшегося начальником Генерального штаба, Сталин весной дал согласие на значительное увеличение производства для обеспечения войск, дислоцированных в западных областях²⁵. Все совершенно ясно понимали, что танки необходимо заменять на новые, однако к июню 1941 г. на вооружении Красной Армии было только 1225 танков Т-34 и 639 КВ. В танковых дивизиях бронетанковая техника была смешанной, и либо требовала ремонта, либо подлежала списанию²⁶. Планы производства танков, ставшие полностью известными в настоящее время, показывают неуклонное увеличение выпуска и КВ и Т-34. Производство, однако, намечалось довести до максимума в декабре, а не в июле, это также подвергает серьезному сомнению версию о существовании в то время планов наступления²⁷.

Превентивный удар?

По мере того, как набирали оборот немецкие приготовления, росло количество разведывательной информации. Масштаб наращивания немецких войск реально нельзя было уяснить до второй половины апреля, когда он приблизился к максимуму. С середины декабря 1940 г. до марта 1941 г., на начальной стадии, наращивание происходило медленно. С середины марта до середины апреля, во второй фазе – средне; а с конца апреля началось осуществление третьей и четвертой фаз подготовки, когда производились массовые перевозки войск, включая перевод моторизованных соединений, участвовавших в боях в Греции. Подтягивание резервов немцы рассчитывали начать после фактического начала военных действий²⁸.

В мае НКВД представил в правительство обширный доклад о деятельности первого управления НКГБ за период с 1939 по апрель 1941 г. В нем содержались доказательства немецкой подготовки «вооруженного выступления против Советского Союза». Среди наиболее важных сообщений указывалось, что «Герингом отдано распоряжение о переводе русского отдела штаба авиации в активную часть, разрабатывающую и подготавливающую военные операции; в широких масштабах производится изучение важнейших объектов бомбардировок на территории СССР; составляются карты основных промышленных объектов; разрабатывался вопрос об экономическом эффекте оккупации Украины»²⁹.

Голиков, возможно приободренный докладом НКГБ, близким к информации, имевшейся у него, подготовил специальный доклад, который он представил Сталину 5 мая. В докладе описывались в мельчайших подробностях состав и дислокация немецких дивизий у советских границ. Голиков далее упоминал о динамике изменений дислокации войск вермахта, об огромной работе по улучшению железных и шоссейных дорог, расширению аэродромов и строительству новых, активизации разведки на границах, о переброске войск из Югославии на север, после завершения там боевых действий. Подводя итоги, он обратил внимание на то, что за два месяца немцы увеличили численность своих войск на 37 дивизий, с 70 до 107, а число танковых дивизий удвоили – с 6 до 12. Из-за склонности Сталина объяснять концентрацию немецких войск операциями на Балканах следует заметить, что Голиков специально подчеркивает: в этом регионе и на Ближнем Востоке размещено относительно небольшое число войск, и, как кажется, угроза от них идет в направлении Персидского залива. Голиков, как он это делал всегда, высказал предложение, что факты говорят сами за себя, и уклонился от неизбежного и недвусмысленного толкования немецких намерений³⁰.

Не будем забывать об интенсивной кампании дезинформации, проводившейся немцами в это время, так как она совершенно определенно разжигала подозрительность Сталина и способствовала ложному истолкованию им обстановки. Дезинформация сфокусировалась на вопросе о продолжении вермахтом подготовки и концентрации сил для вторжения в Англию. Распространялись сведения, указывающие на то, что Гитлер якобы был твердо намерен завершить захват Англии до того, как начать кампанию против России³¹. Следует также обратить внимание на полученную Сталиным в то же время дезинформацию, говорившую о пораженческих настроениях в немецкой армии и нежелании солдат воевать на востоке. Несомненно, такая дезинформация прекрасно сочеталась с его решимостью в это время избежать войны любой ценой; она могла также объяснить тон его речи перед выпускниками военных академий 5 мая³².

И все же дезинформацию перекрывали разведывательные данные, указывающие на другие факты. Так, 21 мая военная разведка сообщала об угрозе, которую представляла собой дислокацию немецких войск:

«Германское командование усиливает группировку войск в пограничной с СССР полосе, производя массовые переброски войск из глубинных районов Германии, оккупированных стран Западной Европы и с Балкан, это не вызывает никакого сомнения. Однако, наряду с действительным увеличением войск в пограничной полосе, германское командование одновременно занимается и маневрированием, перебрасывая отдельные части в приграничном районе из одного населенного пункта в другой, с тем, чтобы в случае их оценки у нас создалось нужное германскому командованию впечатление»³³.

Речь Сталина 5 мая перед выпускниками военных академий, столь воспламенившая воображение современников, заслуживает рассмотрения в контексте событий, происходивших как на военной, так и на политической арене. Вокруг этой речи возникло множество теорий заговоров, которые были некритично восприняты историками³⁴. В свое время получили известность три версии речи, что усилило волну слухов о возможном советско-германском столкновении. Немцы считали, что Сталин подчеркивает слабость армии и психологически подготавливает офицерский корпус к важным уступкам, которые он обдумывал. Вторая версия, появившаяся после июня 1941 г., исходила от журналиста Александра Верта. Советские источники сообщили ему, что Сталин предал гласности слабости Красной Армии, чтобы обосновать свое решение выиграть время и подготовиться к войне в 1942 г. В 60-е годы свидетели рассказывали Эриксону, что Сталин настойчиво втолковывал выпускникам: Россия достаточно сильна, чтобы сражаться с «самой современной армией». Такое же впечатление сложилось у Криппса, который получил довольно точное изложение речи³⁵. Каждая из этих версий соответствовала современному ей политическому настроению, но они не подтверждаются доступными в настоящее время архивными источниками.

Как представляется, Сталин выступал перед разными группами выпускников и произнес три речи. Выражение уверенности в своих силах не следует принимать за чистую монету: следует помнить о политической обстановке того периода и растущей напряженности внутри вооруженных сил. Сталин яростно критиковал академии за их устаревшие методики преподавания, за то, что они не чувствовали суть современной войны. Он был преисполнен решимости создать «современную армию», и частое повторение им формулы «современная армия» свидетельствовало о разрыве между желанием и реальностью. Он внушал уверенность, подробно останавливаясь на великих достижениях армии на Халхин-Голе и на уроках военных действий, особенно на Западе и в Финляндии. Он также упомянул о планах мобилизации, которая должна была увеличить армию со 120 до 300 дивизий, причем треть из них должны были быть механизированными. Тем не менее, все это было только намерением, весьма далеким от того, чтобы запустить армию в действие.

Перестройка армии теперь оправдывала использование военной доктрины, предполагавшей умение применять для осуществления военных планов как оборону, так и наступление. Официальная запись речи, длившейся около 40 минут, довольно короткая; и поэтому исключительно важно составить о ней правильное впечатление. Его можно до некоторой степени проверить по непосредственным впечатлениям, отразившимся в дневнике проницательного Димитрова. Его записи рисуют гораздо более связную и куда менее зловещую картину: «Наша политика мира и безопасности есть в то же время политика подготовки войны. Нет обороны без наступления. Надо воспитывать армию в духе наступления. Надо готовиться к войне». При этом читатель должен обратить внимание на то, что Сталин несколько раз повторяет слово «наступление», означающее контрудар, т. е. противоположное «нападению», что означало бы войну, начинаемую по собственной инициативе³⁶.

В речи ясно проявляется одна тема, которая дает нам ключ к пониманию позиции Сталина в этот момент. Ее нужно анализировать на фоне усиливающегося конфликта с военным руководством, которое оказывало давление, требуя перехода к более решительным действиям. Говоря о переменах, происшедших в Красной Армии за предыдущие три-четыре года и о причинах поражений, которые потерпели Англия и Франция, Сталин подчеркнул важность надлежащих политических приготовлений перед вступлением в войну. Причина успеха Германии, утверждал он, состоит в том, что она извлекла уроки из опыта своей истории 1870 и 1916-17 гг.: необходимость обзавестись союзниками и любой ценой избегать войны на два фронта. Это подтверждает Молотов, отрицавший существование планов превентивного удара: «Такой план мы не разрабатывали. У нас пятилетки. Союзников у нас не было. Тогда бы они объединились с Германией против нас. Америка-то была против нас, Англия – против, Франция не отстала бы»³⁷. Более того, Сталину казалось, что экспансионистская война снизит моральный дух войск и будет мешать ведению боевых действий. Немцы добивались успехов до тех пор, пока соблюдался пакт Риббентропа-Молотова и целью войны было избавление Германии от наследия Версаля. Переход к экспансионистской войне означал, по мнению Сталина, что немецкая армия перестала быть непобедимой³⁸. Любопытно, что такие умозаключения непосредственно относятся к тем предварительным условиям, которые, как считал Сталин, необходимы для осуществления успешной войны, начатой по своей инициативе – и ни одно из этих условий в то время в России не существовало. Подразумевалось также и то, что Германия, как ожидалось, должна была снять угрозу второго фронта перед тем, как начать войну против России.

Армию все больше беспокоила осторожность Сталина в вопросе о мобилизации. Армейское руководство не вводили в курс дипломатической игры, и оно действовало, основываясь на чисто военных соображениях. Через день после того, как он передал Сталину законченный мобилизационный план для сил прикрытия на Западном театре военных действий, Жуков подготовил еще один документ, в котором он предлагал нанести превентивный удар³⁹. Суворов утверждает, что Жуков всегда был одержим идеей наступления. Как теперь уже ясно читателю, Суворов смешивает предумышленную агрессию с наступательным маневрированием. Даже не потрудившись поискать какие-либо источники, он утверждает, что, дескать, еще в 1940 г. Жуков предлагал обходные удары по Германии из Белостока и Львова. Он заявляет также что Жуков был уверен, что Гитлер не начнет войну, которая открыла бы второй фронт. И поэтому, мол, Жуков очевидным образом планировал агрессивную войну, наиболее вероятно направленную против Румынии⁴⁰.

Однако Жуков в своих планах исходил не из идеологических предпосылок. Его план имел четко определенную и ограниченную цель: не ставилась задача уничтожения германского государства. Это был поразительный пример оправданного упреждающего удара, и он исходил от военных, а не от Сталина, который немедленно его отверг. Ограниченность целей этого плана Жукова можно уяснить из начальных строк документа:

«Учитывая, что Германия в настоящее время держит свою армию отмобилизованной, с развернутыми тылами, она имеет возможность предупредить нас в развертывании и нанести внезапный удар. Чтобы предотвратить это, считаю необходимым ни в коем случае не отдавать инициативы действий Германскому командованию, упредить противника в развертывании и атаковать германскую армию в тот момент, когда она будет находится в стадии развертывания и не успеет еще организовать фронт и взаимодействие родов войск».

Очевидно, что Жуков хотел повторить относительный успех, которого он добился в ходе второй военной игры, когда его юго-западный фронт дошел на западе до Вислы. В нем также содержались компоненты тактики на оперативном уровне, которые он применил в боях на Халхин-Голе. Жуков предполагал, что «таким образом, Красная Армия начинает наступательные действия с фронта Чижев, Людовлено силами 152 дивизий против 100 германских, на других участках государственной границы предусматривается активная оборона». Ожидалось, что Красная Армия, проведя бои по широкому окружению путем тактического маневрирования, основанного на «глубоких операциях», в результате наступательных действий уничтожит основные немецкие силы в центре западного сектора и изолирует их от левого крыла. В ходе этого маневрирования Красная Армия, как ожидалось, также захватывала контроль над немецкой частью Польши и над Восточной Пруссией. Первоначальные успехи расчищали бы путь для успешного окружения северного и южного флангов немецкой армии. Суворов мог бы понять, что, если бы Жуков знал о существовании еще более смелого плана, появившегося, как он утверждает, несколькими днями раньше, то он бы не представил Сталину свой умеренный оборонительный план.

Высказывалось предположение, что, если бы Сталин принял это предложение, то на начальной стадии войны положение России было бы лучше. Однако именно в этом случае осторожность Сталина представляется обоснованной, причем не только из-за политических соображений, освещавшихся в этой книге, но и в силу военных причин. Оценки Жукова основывались на дислокации немецких войск в середине мая. Жуков не мог бы завершить перемещение своих войск до конца июня, а к этому времени немцы полностью превосходили бы их по численности. Возможно, еще более сильное сдерживающее воздействие оказали уроки военных игр, показавших неподготовленность вооруженных сил России. Когда Анфилов позднее обсуждал это предложение с Жуковым, маршал, рассматривая его в ретроспективе, признал его ужасной ошибкой. Он высказал мнение, что, если бы Красная Армия в то время получила разрешение нанести удар, она была бы немедленно уничтожена⁴¹.

Предложение Жукова вполне сочетается со стилем предшествующего советского стратегического планирования и особенно опытом январских военных игр 1941 г.. Отказ Сталина от этого плана выглядит поистине весьма благоразумным. Сталин был далек от того, чтобы вынашивать мысли о бесшабашных нападениях. Обедая с Жуковым, Тимошенко и другими генералами, он высказал неудовольствие их самодовольством и сказал, что надо «продумать и подработать первоочередные вопросы и внести в правительство для решения. Но при этом следует исходить из наших реальных возможностей и не фантазировать насчет того, что мы пока материально обеспечить не можем»⁴².