Текст книги "Мадам Казанова"

Автор книги: Габи Шёнтан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 27 страниц)

Стояло сухое жаркое лето. На пересохшую землю не упало ни одной капли дождя. С каждым днем уровень воды в реках и озерах все сильнее понижался, а тучи мошек не давали житья ни людям, ни животным. Леди Гвендолин особенно тяжело переносила жару – ее распаренное лицо краснело, она задыхалась, обливаясь потом. Почти весь день она отдыхала в своей комнате и лишь по вечерам, когда долгожданная прохлада приносила некоторое облегчение, леди Гвендолин появлялась на своем привычном месте в темном зале. Что касается Уильяма, то я видела его реже, чем до замужества.

С вежливым равнодушием мы встречались во время еды и обменивались какими-нибудь ничего не значащими фразами. Внешне мы соблюдали видимость супружеских отношений, но внутренне мы все больше и больше отдалялись друг от друга. Иногда, когда я случайно встречала неподвижный взгляд его фарфоровых глаз, мне казалось, что в происшедшем в первую брачную ночь он винит нас обоих. Его мучило то, что я знаю об этой его несчастной особенности, и мое присутствие неизменно вызывало у него горькие и мучительные воспоминания. Он ни разу не попытался даже прикоснуться ко мне или приласкать. Потрясение, испытанное им на брачной постели при нашей первой – и единственной – попытке, несомненно, оставило в нем след на всю жизнь. Он женился, чтобы угодить своей матери. Теперь он собирался жить и доставлять удовольствие самому себе – он выбрал свой путь и предоставил мне следовать моим путем.

В это лето я чувствовала себя очень одинокой. Солнце беспощадно палило день за днем, было слишком жарко, чтобы чем-то заниматься. У моих ног развалились, тяжело дыша, собаки. Я сидела в тени вянущей листвы деревьев и размышляла о Египте. Там, наверное, так же жарко, как здесь, если не жарче. Побеждает ли он по-прежнему или терпит поражение? А может быть, он лежит, убитый, под горячим солнцем в далекой чужой стране? Я почувствовала, что мысль о его возможной гибели напугала меня. Разумеется, я ненавидела его, но мне все равно хотелось однажды Встретиться с ним.

Еще до наступления осени луга пожелтели, листья на деревьях пожухли, а цветы увяли – безжалостный зной изнурил природу. Меня угнетала царящая вокруг атмосфера покорного смирения. Внезапно появился всадник. Тяжело дыша, он спрыгнул со своего взмыленного коня и подал мне конверт. Это было секретное письмо от Джеймса, которое подтвердило худшие мои предчувствия. В торопливых, наискось бегущих строчках, словно от необыкновенно радостного возбуждения, Джеймс сообщал мне о том, что адмирал Нельсон разгромил французский флот возле острова и мыса Абукир и что теперь армия Бонапарта в Египте оказалась отрезанной от Франции. Он выражал сомнение в том, что Бонапарт вообще сможет теперь когда-нибудь вернуться во Францию. «Не имея флота, французская армия в Египте должна будет похоронить все свои надежды в песке», – подводил итог Джеймс.

Я смотрела в оцепенении на лист бумаги. Наполеон потерпел поражение! Еще одно, и на этот раз, похоже, окончательное. Его мечтам о славе, почестях и власти пришел конец. Теперь ему придется похоронить в песках Египта не только армию, но и все свои надежды и планы на будущее. А как же мои планы? Что будет со мной и моей вендеттой? Я почувствовала себя совершенно выбитой из колеи. Как должна я буду распорядиться собой и своей жизнью, если Наполеон погибнет в Египте? Что, если он не вернется оттуда, не вернется никогда? Пройдут недели, нет – месяцы, прежде чем станет достоверно известно о судьбе французской армии. И о судьбе Наполеона.

Вся Англия ликовала. Мне не хотелось принимать участие в устраиваемых в Лондоне торжествах, поэтому я осталась в Элмшурсте. Я старалась укрыться от реальности, стала бледной и худой. Ничто не доставляло мне удовольствия. Равнодушно и безучастно наблюдала я за тем, как медленно умирает природа. С убийственной регулярностью я устраивалась по вечерам возле камина и вместе с леди Гвендолин пила бренди. Но вместо того, чтобы перенести меня в радостный мир воображения, алкоголь с ужасающим реализмом показывал, что меня ожидает впереди. Год за годом мне предстоит проводить лето в Элмшурсте, а зиму – в Лондоне, где будет много мужчин и искушений, много любовников и любовных приключений, захватывающих и бессмысленных. Будут легкомысленные ухаживания и любовные игры в моем тихом лондонском домике, а также пышные светские приемы во дворце Сэйнт-Элм. Никаких забот – и полное отсутствие настоящего счастья. Так пройдет много времени, и я состарюсь. В один прекрасный день я сяду в кресло леди Гвендолин и начну накачиваться бренди, чтобы только не думать о бесполезно прошедшей жизни.

Победа адмирала Нельсона имела далеко идущие последствия. Под давлением Англии Россия и Турция заключили между собой союз и объявили Франции войну. Побуждаемый Нельсоном, король Неаполя приказал своим вооруженным силам атаковать французские войска в Италии. Охватившая всю Англию лихорадка военных успехов передалась Уильяму, который заявил, что он должен отправиться в Лондон с тем, чтобы, как он выразился, «держать палец на пульсе истории». Леди Гвендолин выразила желание поехать вместе с ним – ее давно покрывшееся жирком сердце взволнованно забилось вдруг от патриотических идей. Ей захотелось еще раз ощутить величие своей нации.

И вот мы уже все в Лондоне, в плохо отапливаемых и влажных помещениях дворца Сэйнт-Элм. Светская жизнь пошла своим чередом – приглашения на чай, балы, приемы. Уильям, такой воспитанный и с таким вкусом одетый, исполнял роль «идеального супруга». Я тоже имела возможность продемонстрировать свой изысканный вкус, свою красоту и свою скромность! Ведь теперь я приобрела по-настоящему английские манеры и завидную сдержанность. Все, кто за мной наблюдал, считали это прекрасным примером благоприятного влияния британских традиций и обычаев.

Но чем выше лондонское светское общество оценивало и чем лучше принимало меня, тем более чужой чувствовала я себя в этом окружении. Теперь мне редко удавалось увидеться наедине с Джеймсом. Постоянное присутствие в городе леди Гвендолин мешало вести мою тайную личную жизнь. Единственным светлым пятном оставались для меня письма, которые приходили от Карло. Я знала, что он теперь в Вене и дела идут весьма успешно; Джеймс сообщил мне, что на дипломатической службе его достижения получили высокую оценку. В своих письмах Карло почти не упоминал о работе, зато подробно рассказывал о городе и о людях, которых он там встретил. Вена, по его словам, очень красивый и веселый город, а ее жители отличаются пылкостью и добродушием. Он писал о покрытых виноградниками холмах вокруг Вены, о ее садах, парках и великолепных дворцах, а также о музыке, которая как бы пропитала собой весь город и теперь звучала на каждой его улице, в каждом доме. Карло описывал местных дам, которые любят танцевать и умеют наслаждаться жизнью, и их прекрасных, неутомимых кавалеров. Когда я читала эти строки, мной овладевало какое-то ностальгическое настроение, завистливое желание испытать наслаждение легкой и беззаботной жизнью.

Рождество мы встречали в Лондоне со сдержанным оживлением и надеждами на будущее. Прошла зима, наступило лето, а Наполеон все еще оставался где-то в Египте, его имя начало уже постепенно изглаживаться из памяти. Благодаря усилиям премьер-министра Питта между Англией, Россией, Австрией, Португалией, Неаполем и Турцией был заключен военный союз, направленный против Франции. Французам удалось захватить Неаполь, однако в Германии они были разбиты эрцгерцогом Карлом, а в Италии – австро-российскими войсками под командованием генерала Суворова. Таким образом, все завоеванное когда-то Наполеоном было потеряно.

С Джеймсом мне удалось встретиться всего лишь несколько раз до возвращения в Элмшурст. Спальня с зеркалами к этому времени уже частично утратила для меня свое очарование. Точные сведения, которые мог предоставить только Джеймс, были для меня сейчас важнее утративших свою новизну удовольствий. Вот почему я предпочла разговаривать, а не заниматься любовью. Я прямо спросила его о Наполеоне.

– Похоже, ты – единственная, кто еще думает о нем. – Джеймс язвительно усмехнулся. – Даже его супруга, прекрасная Жозефина, давно предала его забвению. Во всяком случае, сейчас она совершенно открыто живет в Париже с каким-то другим мужчиной. Даже семейство Бонапарт озабочено сейчас собственным будущим, а вовсе не судьбой своего некогда великого родственника. Сейчас их главная забота состоит в том, чтобы наскрести побольше денег. Во всяком случае, я советую тебе забыть о нем раз и навсегда. Об этом Наполеоне Бонапарте вообще не стоит больше говорить.

Вероятно, Джеймс был прав. Бесполезно держаться за какую-то навязчивую идею, если события развиваются по своим законам; бессмысленно стремиться к тому, чего невозможно достичь. Я должна перестать об этом думать. Мне следует смириться с монотонным и однообразным течением жизни и перестать волноваться. В конце концов, ко всему можно привыкнуть.

Но привыкнуть оказалось не так-то просто. Внутреннее побуждение, которое после бегства из Марселя заставило меня всем рисковать, все переносить и подобно кошке всегда приземляться на лапы, – это побуждение покинуло меня. Его место заняло вялое и сонное приятие всего, что бы ни происходило со мной. Я, как могла, старалась выйти из этого состояния: возобновила свои прежние занятия, много читала, начала интересоваться овцеводством и сельским хозяйством, цветами и садоводством, разведением собак и лошадей. Однако, несмотря на все ухищрения, меня начинало томить постоянное беспокойство.

Моя верная Малышка начала постепенно стареть. Лапы уже не очень хорошо слушались ее, а на мордочке появилась седина. На смену прежней неуемной активности пришла любовь к пирожным и комфорту. Молодая, полная сил Крошка спарилась со своим братом, которого я когда-то отдала Уильяму, и результаты этого кровосмесительного союза оказались весьма плачевными. Крошка родила одного слабого щенка и едва не погибла при родах из-за сильного кровотечения. На короткое время моя прежняя энергия вернулась ко мне. Я принялась выхаживать Крошку и ее щенка, которого кормила из бутылочки овечьим молоком. Мои усилия частично были вознаграждены. Крошка оставалась еще слабой, однако ее маленькая дочка стала очень веселой и подвижной. У нее были рыжевато-белая шерсть, черные лапы и темные по краям уши. Я назвала ее Красоткой.

Если не считать этого «счастливого события», моя жизнь оставалась все такой же однообразной. Скорее по привычке, чем с какой-то иной целью, я продолжала ухаживать за своим лицом и телом, а также менять наряды. И делала все это исключительно для себя. Внезапно вспыхнувший патриотизм леди Гвендолин постепенно угас, и теперь она принимала его в малых дозах – вместе с бренди.

Из целого сонмища своих «приятелей» Уильям выбрал наконец для себя одного-единственного «настоящего друга». Его выбор был продиктован присущей ему практичностью и личными склонностями. Этим другом оказался Эдвард, племянник лорда Карлтона, чье поместье располагалось по соседству. Ему едва ли было больше двадцати, однако его худое и бледное лицо выглядело удивительно старым и потрепанным. Он не понравился мне с первого взгляда. Его неестественно красные губы на белом лице, бледные немощные руки, темные влажные глаза под веками с голубыми жилками, гнусавая и напыщенная речь, а также плавные, почти танцевальные движения вызывали у меня почти физическое отвращение. Он, похоже, относился ко мне с такой же неприязнью. С момента первой встречи этот Эдвард стал моим врагом. Несмотря на его показную вежливость, я вскоре разглядела в нем злобность и склонность к интригам. Он использовал любую возможность, чтобы настроить Уильяма против матери или навязать ему какую-нибудь придирку в отношении меня. И Уильям, до крайности мягкий и простодушный, каждый раз поддавался ему.

По этому поводу мы несколько раз серьезно разговаривали с Уильямом. В ясной и категоричной форме мне пришлось заявить, что я не позволю нарушать мои права и с подобной бесцеремонностью вмешиваться в мою жизнь. И в конце концов Уильям уступил – не потому, что любил, а из-за того, что он боялся меня, ощущая в моем положении свою вину из-за собственной неполноценности. Леди Гвендолин была на моей стороне. Хотя она не выражала своего отношения словами, ее внушительное молчание явно имело своей целью поставить Эдварда на место. Когда Уильям был приглашен дядей Эдварда в гости, мы обе вздохнули с облегчением.

Осень близилась к концу. Холодный ветер проносился над скошенными полями и срывал с деревьев желтые листья. Трава в лугах покрывалась по утрам инеем и становилась похожей на хрупкое стекло.

Я не знала, что мне делать дальше. Остаться здесь или поехать в Лондон? Я все время откладывала решение. Мне не хотелось ни оставаться, ни ехать. Вообще не могла понять, чего мне хочется. Ощущая неудовлетворенность, я не понимала ее причин. Я могла поступать, как захочу, но мне ничего не хотелось. Назревал внутренний конфликт с собой. И постоянно думалось о вещах, которые нужно сделать, но, пока я все обдумывала, мне уже не хотелось их делать. Разные любопытные ситуации и приключения, возникавшие в моем воображении, очень быстро надоедали мне. Целый день я чувствовала усталость и боролась с сонливостью, а когда вечером ложилась в постель, беспокойные мысли теснились в моей голове и не давали заснуть.

Однажды я сидела в кресле возле камина, погрузившись в свою обычную дневную дремоту. Малышка и Красотка мирно посапывали возле моих ног. Миссис Хотч вывела меня из этого сонного состояния.

– Миледи, – громко прошептала она, – к вам посетитель.

– Кто это? – спросила я, недовольная подобным вторжением.

– Мистер Джеймс Уилберфорт.

Мою сонливость как рукой сняло. Приезд Джеймса мог означать только то, что случилось нечто из ряда вон выходящее. Прежде чем я успела отдать распоряжение миссис Хотч просить его, он сам торопливыми шагами вошел в комнату. Лицо Джеймса было землистого цвета – вместо обычного розового, – а вокруг глаз и рта еще более отчетливо выделялись морщины. Но сильнее всего поразили меня его глаза, они стали почти зелеными и беспокойно моргали. Джеймс был так взволнован, что забыл основное правило английских хороших манер – что бы ни случилось, рассказывать обо всем сдержанно. Он не приветствовал меня, не поинтересовался моим здоровьем и даже не сделал ни одного замечания по поводу погоды. Едва дверь за миссис Хотч закрылась, как он выпалил:

– Вернулся. Он вернулся! Еще более почитаемый, более сильный и внушительный, чем раньше!

Хотя Джеймс не назвал имени, я поняла, о ком он говорит. Я почти физически ощутила, почувствовала это каждым своим нервом. Я услышала гулкие удары своего сердца – Наполеон вернулся.

Джеймс рухнул в кресло.

– Он захватил нас всех врасплох – и даже свое собственное правительство. Это какой-то абсурд. Он попросту бросил свою армию, причем самовольно, без приказа военного министра. Ушел с горсткой избранных людей и оставил своих солдат в пустыне, куда он их завел, предоставил им самим выбираться оттуда. – Он задыхался от волнения. – А ведь это государственная измена. И он настоящий дезертир. – Я кивнула, чувствуя себя спокойной и какой-то удивительно счастливой. Да, это был тот самый Наполеон, каким он мне запомнился. И он нисколько не изменился. Как всегда, не думая о других, он выбросил за борт не нужный ему балласт. Когда-то он точно так же бросил своих солдат в Аяччо, совершил государственную измену, организовал мятеж, и каждый раз он выходил из затруднительного положения за счет других и с наименьшими для себя потерями.

Джеймс вытер испарину со лба.

– Таковы факты. И, несмотря ни на что, французский народ встречает его как посланного Провидением спасителя и как героя, героя-победителя. А ведь он уничтожил республику и сверг правительство. С помощью своего брата Люсьена он совершил государственный переворот, для чего подкупил делегатов обещаниями, а потом запугал угрозами. Несмотря на тщательную подготовку, переворот едва не провалился, когда гренадерам Бонапарта буквально пришлось спасать его от разъяренных депутатов. И тогда он воспользовался силой оружия – его солдаты ворвались в зал заседаний с обнаженными штыками. Члены собрания, напуганные видом оружия, провели короткое заседание и решили создать новое правительство – правительство Консульства. А первым консулом и, соответственно, главой государства стал Наполеон Бонапарт.

Я не стала сдерживать улыбку. Ведь именно таким путем он одержал победу на выборах в Корте на Корсике – тогда он сделал себя подполковником Национальной гвардии Корсики. И он нисколько не изменился с тех пор. Он такой же. Он все тот же!

Я молчала, а Джеймс продолжал говорить, выплескивая накопившиеся в нем эмоции:

– Барраса, прежнего покровителя Бонапарта, заставили уйти в отставку, а остальных членов Директории поместили под домашний арест. Людей стали преследовать и бросать в тюрьмы. Остальные консулы в правительстве – не более чем пешки, которые не имеют никакой власти и не пользуются влиянием. Бонапарт пока их терпит, а они – все до единого – пресмыкаются перед ним. Всячески угождает ему и неверная супруга Жозефина, а все члены семейства Бонапарт, еще совсем недавно готовые отказаться от своего кумира, сейчас облепили его со всех сторон, словно паразиты. Можно сказать, что он герой дня. В настоящее время он занят переездом в королевский дворец Тюильри, где будет занимать апартаменты Людовика Шестнадцатого. Если раньше он даже не мог представить себе подобного великолепия, то теперь он будет владеть им.

Выговорившись, Джеймс замолчал. А я почувствовала вдруг легкость, какой не испытывала уже давно. Наполеон снова стал досягаем для меня! Теперь я могу помериться с ним силой, могу победить его или сама потерпеть поражение. Любой из этих вариантов лучше этой сытой, размеренной жизни, мне нужна возможность отомстить ему. Теперь я знала, чего мне хотелось и что я должна была сделать.

– Что же Англия и ее союзники собираются теперь делать? – спросила я.

Джеймс пожал плечами.

– Нам нужно как-то перестроиться. Мы должны составить новый план действий. Если раньше мы воевали с Францией, то теперь нам предстоит борьба с Бонапартом…

Я перебила его:

– А Карло останется работать в Вене?

Джеймс посмотрел на меня, раздосадованный тем, что я прервала ход его рассуждений.

– Ну разумеется. В свете последних событий миссия Карло приобретает чрезвычайно важное значение. Ведь мы должны сохранять союз с австрийцами. Необходимо продолжать оказывать им моральную и всяческую иную поддержку. – Он потер большой и указательный пальцы друг о друга. – Иначе они могут поддаться соблазну рассматривать Бонапарта в качестве некоего «миротворца», положившего конец кровавой французской революции. Вена стала важным стратегическим центром. Через несколько дней к Карло будет направлен курьер, который доставит ему новые сведения, распоряжения и деньги. В этой работе нельзя допускать пауз. Европейское общественное мнение не должно встать на сторону Бонапарта, считая, что его восхождение на вершину власти произошло по воле Провидения.

Я встала.

– В таком случае, этим курьером буду я. Ведь я отвечаю всем необходимым требованиям. Я прошла подготовку, и на меня можно положиться, а мои личные мотивы – гарантия того, что я не стану щадить себя в этой работе. И, кроме того, я не вызову ни у кого никаких подозрений. Ведь я поеду не как леди Сэйнт-Элм. Ну, кто может быть безобиднее, чем Феличина Казанова, собирающаяся навестить своего кузена и опекуна? Даже сам Наполеон улыбнется от предположения, что моя поездка может представлять какую-то опасность. – Я схватила Джеймса за руку и стиснула ее. – Ты должен мне помочь… мне необходимо поехать туда! Я не могу оставаться тут и жить в этом угнетающем спокойствии, в то время как Наполеон переворачивает весь мир с ног на голову.

Джеймс поморщился и высвободил свою руку. Я продолжала настаивать:

– Ведь ты знаешь меня. Я никогда не удовлетворюсь тем, что у меня есть и что я представляю собой сегодня. Я сойду с ума, если не осуществлю своего намерения. Я дала себе клятву, что добьюсь этого во что бы то ни стало.

В глазах Джеймса появилось понимающее и слегка насмешливое выражение. Я взмолилась:

– Используй свое влияние. Поговори с Питтом, с лордом Карткартом. Скажи им что угодно. Главное, чтобы они поняли, что я вполне подхожу для этого задания.

Несколько минут Джеймс молчал. Затем, поднявшись с кресла, он ласково и пристально посмотрел мне в глаза.

– Хорошо, – сказал он. – Я сделаю, что смогу. А я смогу сделать очень многое. Приготовь к отъезду все необходимое и возвращайся завтра в Лондон. Там еще немало будет всяких дел. – Джеймс обнял меня и крепко поцеловал в обе щеки. – Скоро увидимся. – Он чуть отстранился, и веснушки у него на носу весело задвигались. – Мадам Казанова, – усмехнулся он, – собирается нагнать на Бонапарта страху.