Текст книги "Сибирь, союзники и Колчак т.1"

Автор книги: Г. Гинс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

Первой была подписана Грамота Председателя Сибирской Областной Думы Якушева о переходе всей полноты государственной власти на всей территории Сибири к законно избранным Областной Думой пяти министрам.

Второю подписана была Грамота Временного Сибирского Правительства, призывавшая «все государственно мыслящие элементы, всех, кому дорого возрождение России и свобода Сибири, объединиться вокруг Правительства в его государственном строительстве на предуказанных Сибирскою Областною Думою началах народоправства». Грамота возвещала, что Правительство вступает в Верховное управление страною, что оно считает Сибирь нераздельною частью Великой Всероссийской демократической республики и что оно не потерпит «ни малейшего поползновения каких-либо общественных групп на незакономерное вмешательство в деятельность органов правительственной власти».

Автором этой Грамоты был Патушинский.

К часу я составил Грамоты на имя членов Западно-Сибирского Комиссариата и на имя командующего армией Гришина-Алмазова, и в середине дня состоялось торжественное вручение этих Грамот Западно-Сибирскому Комиссариату, признавшему переход власти.

Внутренняя политика

Новое правительство накануне вступления во власть обдумало преимущественно вопросы внутренней политики и в этой области в первые же дни управления ясно выявило свое направление. Оно выразилось прежде всего в стремлении ликвидировать следы советской власти.

Все декреты объявлены были незакономерными, а потому ничтожными, все существующие советы депутатов было постановлено закрыть. Восстановлены были исключительные положения военного времени на железных дорогах и водных путях, и введены новые правила о военном положении. Наряду с этим последовало восстановление судов, централизованного порядка назначения на должности и единоличного управления губерниями и областями.

Решительный и последовательный тон законодательства сразу создал благоприятное для Правительства впечатление и расположил в его пользу элементы, которые, не доверяя авторитету правительства, происходившего от Сибирской Думы, готовы были его игнорировать.

Государственная независимость Сибири

В июле 1918 г. Сибирь была еще отрезана от внешнего мира, фронт существовал как на востоке, так и на западе. Было послано несколько телеграмм в Пекин через Монголию, но ответов на них не приходило.

Дипломат Сибирского Правительства Головачев стремился, однако, поскорее оправдать существование Министерства иностранных дел и, хотя в этом не было никакой практической надобности, добивался скорейшей декларации государственной независимости Сибири. Этот акт был подписан 11 июля. К нему никто не отнесся с тем вниманием, которое, казалось, должно было вызвать появление на свет нового государства, и самое государство это исчезло так же незаметно, как появилось. Будущий историк должен, однако, отметить, что в 1918 г. существовала четыре месяца самостоятельная Сибирская республика. Последовательным и горячим защитником отстаивания сибирской независимости был среди членов правительства только один Патушинский.

Сепаратизма в декларации 4 июля не проявилось. Она мотивирована тем, что «Российской государственности как таковой не существует, ибо значительная часть территории России находится в фактическом обладании центральных держав, а другая захвачена узурпаторами народоправства, большевиками», и объявляет, что «Правительство не считает Сибирь навсегда оторвавшейся от тех территорий, которые в совокупности составляли Державу Российскую, и что все его усилия должны быть направлены к воссозданию Российской государственности».

Вопрос о созыве Думы

Вскоре же после принятия власти Сибирское Правительство встало перед вопросом, оказавшимся для него роковым – перед вопросом о созыве Сибирской Областной Думы.

На заседании правительства 6 июля предстояло заслушать проект указа о созыве Думы. Ознакомившись подробно с Положением о Думе, я пришел к убеждению о невозможности созыва ее в прежнем составе и предложил Якушеву выработать нашими общими силами правительственное сообщение о предстоящем созыве Думы на новых началах.

Текст моего проекта с поправками Якушева у меня сохранился. Вот он:

«Временное Сибирское Правительство, избранное Сибирскою Областною Думою, почитает первейшею своей обязанностью (поправка Якушева: у меня стояло «заботою») созыв Всесибирского Учредительного Собрания. В осуществление этого уже начаты подготовительные работы, связанные с техникою выборов. Но, считаясь с невозможностью провести выборы в Учредительное Собрание в срок, менее продолжительный, чем пять-шесть месяцев, и во внимание к чрезвычайным обстоятельствам переживаемого времени, возлагающим тяжкую ответственность на Правительство, Совет министров, желая дать отчет в своих действиях и предоставить народным избранникам решение важнейших государственных вопросов, постановляет созвать к сентябрю Сибирскую Областную Думу.

Происшедшие за последние месяцы глубокие изменения в состоянии народного хозяйства и международном положении требуют в настоящее время творческого напряжения со стороны всех классов населения, а потому представительство в Областной Думе должно быть предоставлено и группам цензовым, прежним Положением о Думе этого представительства лишенным.

Взамен же представителей от упраздненных советских организаций, самое имя которых навеки запятнано, вводится представительство от профессиональных рабочих и крестьянских организаций».

Не успел я доложить Совету министров этот проект, как член Правительства Шатилов, всегда державшийся тише воды, ниже травы, вдруг проявил несвойственную ему резкость, вскочил, ударил кулаком по столу, заявил, что считает «возмутительным» поведение Управляющего делами, что раз Управляющий вместо того, чтобы исполнять данное ему поручение – составить указ о созыве Думы, – позволил себе предложить вниманию Правительства предположение об изменении самого Положения о Думе, то он, Шатилов, не считает для себя возможным присутствовать дальше на заседании. Несмотря на призыв председательствовавшего к порядку, Шатилов ушел, не пожелав выслушать моих объяснений.

Этот незначительный сам по себе эпизод характеризует, однако, ту остроту вопроса о Думе, которую он приобрел с самого начала. Только шесть дней прошло с момента подписания Грамот о присвоении Сибирскому Правительству всей полноты власти – и уже возникает вопрос о праве Правительства изменять Положение о Думе. Так как устами Шатилова всегда говорила партия социалистов-революционеров, то, очевидно, он успел получить соответствующие инструкции. Уже начиналась борьба за власть.

Впрочем, поведение Шатилова объяснилось еще и другим обстоятельством. В том же заседании Совета министров должно было быть подписано постановление об уничтожении советских организаций. Шатилов, уйдя из заседания, получил возможность уклониться от подписи. И этот мелочный факт характерен – он показывает, насколько компромиссна была политика эсеров, как трудно было с ними сговориться и солидаризироваться в политике.

Что Шатилов действовал по инструкции партии, подтверждает и другой инцидент, происшедший на одном из предыдущих заседаний. Бывший член Комиссариата Сидоров присутствовал иногда на заседаниях Совета министров для установления преемственности. Выслушав на заседании проект постановления о запрещении советских организаций, он заявил, что если бы члены Комиссариата знали, что предполагается подобная политика, то они никогда не сдали бы власти, и что отныне они из агентов Правительства превращаются в революционеров и все свои силы употребят не на помощь Правительству, а на борьбу с ним. Несмотря на вызывающий тон этого заявления, Сидоров уже на следующий день мирно беседовал с членами Правительства и испрашивал деньги на командировку, но с этого момента между членами Правительства и членами Комиссариата, а стало быть, и партией эсеров, возникает взаимное недоверие.

Протест против созыва Думы. Борьба за власть

Вопрос о Думе был разрешен с мудростью Соломона. Правительство не изменило Положения о ней, предоставив Думе собраться в прежнем составе, но объявило в правительственном сообщении, что оно вносит на рассмотрение Думы первым законопроект о пополнении ее цензовыми элементами и представителями профессиональных союзов вместо представителей Советов рабочих депутатов.

Однако такое решение не удовлетворило очень многих. К правительству стали поступать протесты. Первой поступила записка «Социалистов-революционеров оборонцев, трудовиков, народных социалистов и социал-демократов единства», обстоятельно излагавшая все соображения против созыва Думы. На записке этой стоит остановиться как потому, что она составлена умеренными социалистами, группами, политически наиболее близкими Сибирскому Правительству, так и потому, что в ней исчерпаны почти все доводы против созыва Думы.

Первое соображение сводится к тому, что чрезвычайные обстоятельства момента и исключительное положение страны требуют от Правительства максимума твердости и определенности, каковые качества, по мнению авторов записки, Временное Сибирское Правительство может проявить, только будучи «властью самодовлеющей, независимой от чьего бы то ни было доверия или недоверия».

Во втором пункте докладной записки содержится упрек Областной Думе в однобокости ее состава и опасение, что ввиду такой однобокости Думы всегда возможны коллизии с ней Временного Сибирского Правительства, которому придется в случае таких коллизий уйти или, как выражаются авторы, «выронить власть».

Третье – цензовые элементы едва ли пойдут в Думу, так как они, однажды уже не допущенные в ее состав, рассчитанный главным образом на левых, относятся к Думе с предубеждением.

Наконец, авторы записки указывают на пример Временного Российского Правительства, которое вышло из недр Государственной Думы, но оставалось суверенной государственной властью, независимой от Думы.

Во второй половине июля в Омске состоялся съезд представителей торговли, промышленности и домовладения Сибири и Урала, которые по вопросу о Сибирской Думе вынесли следующую резолюцию: «Съезд решительно возражает против какого бы то ни было касательства какого бы то ни было представительного учреждения к деятельности правительственной власти. Поэтому он отвергает возможность влияния на власть так называемой Сибирской Областной Думы и потому находит ее существование излишним.

В своем составе искусственно построенная, в корне искажающая подлинное выражение общественного мнения, Сибирская Областная Дума никакими изменениями ее состава не может быть исцелена в своей непригодности и бесполезности. Между тем своим существованием и своими неизбежными вторжениями в ход управления Дума эта может бесконечно осложнить и без того трудное положение временной власти и помешает ей надлежащим образом выполнить долг перед государством. Посему съезд объявляет, что выборы от торговых и промышленных учреждений края в означенную Областную Думу производиться не будут».

Резолюция о бойкоте Областной Думы вынесена была, несмотря на горячие призывы министра юстиции Патушинского избрать своих представителей в Думу. Его речь на съезде прерывалась неприличными возгласами, свидетельствовавшими о предубежденности и упрямстве. Впрочем, и сама речь была политически бестактна – не ко времени, не к месту.

Я считаю, однако, что Патушинский был прав по существу, когда предрекал, что группы, которые отметают самую мысль о представительном органе, расчищают путь политическим авантюристам. Правительство, опирающееся на солидарную с ним Думу, было бы прочнее всяких других.

Были неправы обе стороны: и левые, которые хотели во что бы то ни стало сохранить в Думе свое большинство, и правые, которые не хотели способствовать эволюции этого учреждения. Правительство же совершило большую ошибку, созвав Думу в ее прежнем составе, не решившись проявить независимость и найти отвечающий обстановке закон о Думе.

Психология всех коллизий, происходивших вокруг вопроса о Думе, свидетельствует, что в то время еще не пережит был угар партийных и классовых увлечений: происходила борьба за власть, а не борьба за возрождение родины. Переворот произошел слишком рано. Большевизм должен был сплотить всех в стремлении воссоздать правовое государство, чтобы обеспечить населению спокойное существование, но он успел только обострить жажду реванша классового и партийного. В Сибири стала нарождаться подлинная контрреволюция.

Правительство «царствует, но не управляет»

Упомянутый уже съезд принял еще одну резолюцию, которая больно задела Сибирское Правительство – резолюцию по вопросу об организации центральной власти.

«Для наиболее правильного течения государственных дел Съезд желал бы видеть осуществленными в строении Сибирского Временного Правительства нижеследующие начала:

Отделение полномочий верховной власти от полномочий правительственного управления. Права и полномочия верховной власти должны быть присвоены наличному Совету министров из пяти лиц, не сменяемых и не изменяющих своего состава в смысле вступления в Совет министров каких-либо новых лиц – будут ли то представители цензовых или нецензовых элементов. Наличный состав Совета министров в своих верховных полномочиях для переходного времени признан уже населением обширной Западной и Средней Сибири, имеет в себе представителей и Восточной Сибири.

Появление в составе Совета министров каких-либо новых лиц, кто бы они ни были, внесло бы вредную смуту в умы населения, а в некоторых случаях повело бы с неизбежностью к утрате Советом уважения со стороны широких общественных кругов, и потому – к анархии власти.

Вся деятельность управления, в ближайшем смысле правительственного, должна быть отнесена к ведению управляющих министерствами, которые назначаются и увольняются Советом министров и в этом виде несут политическую ответственность за дело управления».

Эта резолюция требует комментария. Следует вспомнить, во-первых, что Сибирское Правительство избрано было Думою как исполнительный орган, как Совет министров, ответственный перед Думою, а не как директория, то есть коллективный монарх или президент; во-вторых, помимо наличных пяти (потом шести) членов Сибирского Правительства, сумевших завоевать доверие и укрепить авторитет власти, на Дальнем Востоке существовало еще около десяти членов Правительства во главе с Дербером, одно имя которого вызывало пену у рта несоциалистических элементов; в-третьих, помимо Совета министров из пяти лиц, избранных Думой, существовало семь управляющих министерствами, приглашенных Правительством, а не избранных Думой, и потому устраненных от участия в решении политических вопросов, но направлявших ход политической жизни в качестве управляющих.

Все это создавало не только некоторую неясность и искусственность конструкции власти, но и перспективу неустойчивости. Если бы появились на горизонте некоторые фигуры из дерберовской группы – весь авторитет Омской власти разлетелся бы в прах. Здесь приходится вспомнить о той идее Административного Совета, которая назрела уже во времена Комиссариата. Какова была ее судьба?

Еще в составленном мною акте I июля «О высших государственных учреждениях Сибири» было постановлено: «Образовать совещание в составе управляющих министерствами, управляющего делами Совета министров и товарищей министров для предварительного обсуждения вопросов, представляемых на решение Совета министров, и окончательного разрешения тех вопросов, которые могут быть переданы на разрешение совещания Советом министров. Совещание управляющих министерствами открывается по утверждении Советом министров Положения о совещании» (ст. 7).

Совещание фактически существовало, но Положения о нем не издавалось. Резолюция торгово-промышленного съезда была одной из причин задержки. Министры Сибирского Правительства не хотели быть директорией, в частности, Патушинский приходил в бешенство при мысли, что у него кто-то узурпирует права министра юстиции.

Я думаю, что и здесь Сибирское Правительство совершило большую ошибку. Сохранив за собой звание Совета министров, оно дало лишнее основание Областной Думе претендовать на верховную власть.

Помимо того, постоянное занятие текущими делами управления отрывало Правительство от вопросов чистой политики, мешало разъездам по стране, связи с общественностью на местах.

Экономическая политика

Для полноты представления о политической физиономии Совета министров Сибирского Правительства необходимо отметить и его экономические мероприятия.

В отличие от Западно-Сибирского Комиссариата, Совет министров не считался с декларацией Сибирской Думы и пошел определенно в сторону восстановления чисто правового строя и свободы торговли.

Денационализация промышленности, восстановление частных землевладельческих хозяйств и отмена монополий были главными основаниями законоположений, принятых в течение июля и августа, при отсутствии подписи одного только Шатилова. Но следует признаться, что практическое осуществление всех этих мероприятий надолго затормозилось отчасти из-за неумения власти дать надлежащие директивы, отчасти (особенно в земельном вопросе) из-за саботажа на местах.

В политике первого периода после свержения большевиков не могли не сказываться некоторые черты переходного времени. Особенно ясно это выражено в продовольственном законодательстве.

Постановления Временного Сибирского Правительства, напечатанные в № 3 Собрания Узаконений, заменяют систему монополий системой контроля.

К закупке хлеба, фуража, скота, мясных продуктов, масла допускаются общественные организации и частные фирмы, но под условием предварительной регистрации в органах Министерства продовольствия.

Покупка у производителей происходит по вольным ценам. Закупщики могут приобретать продукты дешевле и дороже, в зависимости от местных условий. Министерство продовольствия устанавливает предельные цены, обязательные только для сдачи продукта казне. Скупщики могут компенсировать себя при продаже на сторону, а казна может умерять вольные цены, выпуская на рынок свои запасы.

Вся эта система представляет искусственное смешение начал свободной торговли с государственным вмешательством. Она характерна для переходного времени и представляет значительное улучшение по сравнению с системой монополий. Принятием этой системы Сибирское Правительство признало преимущества свободной торговли.

Сибирская армия

Авторитет власти определяется ее армией, о порядке в стране судят по мобилизации.

Первые два месяца после выступления чехов с большевиками дрались только офицеры и те, кто добровольно присоединился к восстанию. Сил этих было достаточно в Сибири, но когда борьба перенеслась на Урал, когда встал на очередь вопрос о возможности восстановления русско-германского фронта – стала необходимой мобилизация.

Гришин-Алмазов не считал возможным приступить к мобилизации до того, как будут подготовлены казармы, обмундирование, снаряжение, унтер-офицерский состав, подробный план набора, распределение контингента. Гришина упрекали потом, что он подготовил все только на бумаге; действительно, сделано было немного, но враги Гришина не хотели считаться с фактическими затруднениями, и после его ухода дело не пошло лучше. Во всяком случае 31 июля 1918 г. указом Сибирского Правительства были призваны на действительную военную службу все родившиеся в 1898 и 1899 гг. Все изъятия и льготы были отменены. Повинность была сделана действительно всеобщею.

Гришин-Алмазов строил армию на началах строгой дисциплины, но он не вводил погон и не раздавал орденов. Мне кажется, что и то, и другое было совершенно правильно. Награждение орденами за победы в гражданской войне стерло впоследствии идейность борьбы и деморализовало военных, заразив их разлагающим честолюбием. Что касается погон, то с ними возродилась вся прежняя военная иерархия, восстановилось значение чинов, тогда как новая армия должна была выдвигать своих вождей не по чинам, а по заслугам. В речи своей, произнесенной в Сибирской Областной Думе 17 августа, Гришин-Алмазов так характеризовал основы организации сибирской армии: «Она должна быть создана и будет создана по типу, диктуемому во все времена, во всех странах, непреложными выводами военной науки, на основах строгой воинской дисциплины, без каких бы то ни было комитетов, съездов, митингований, без ограничения прав начальствующих лиц и без подчинения „постольку-поскольку“ своему законному правительству».

Так действовала беспартийная, чуждая старой психологии, демократическая сибирская власть в те лучшие месяцы своего существования, когда и внутренние, и внешние интриги еще не давали себя чувствовать.

ГЛАВА VI

ПЕРИОД МНОГОВЛАСТИЯ И ГЕГЕМОНИЯ ОМСКА

Историческая справедливость требует отметить, что отсрочка набора сибирской армии и возможность некоторой подготовки мобилизации явились результатом самоотверженной борьбы на берегах Волги так называемой «народной» армии. Интеллигентная по составу, сознательно враждебная большевизму, но плохо подготовленная и плохо снабженная, она вынуждена была осенью отступить к Уралу, но все лето она давала возможность Сибири организовываться и подготовлять военную силу.

Самарский «Комуч»

Борьба на Волге велась под лозунгом «Учредительное Собрание». Политическое руководство освобожденными районами взяли на себя собравшиеся в Самаре члены Учредительного Собрания, которые составили «Комитет членов Учредительного Собрания», для краткости называвшийся «Комуч».

Так как левое и правое крылья Учредительного Собрания (большевики и кадеты) отпали, одни – по убеждению, ввиду отрицательного отношения коммунистов к Учредительному Собранию, другие – вследствие изгнания их из состава последнего, то остатки получились односторонне партийные. Это были по преимуществу «Черновцы», т. е. люди, подобные тем сибирским думцам и членам Западно-Сибирского Комиссариата, которые в нерешительности останавливались перед советскими организациями, виновато опасаясь разрушать эти столпы революции, сочувствовали национализации промышленности и увлекались сельским коммунизмом. Неудивительно, что подобные лидеры не могли повести за собою широкие массы крестьян. Здравый рассудок мужика не мог усвоить различия между большевиком и черновцем – при первом все было даже яснее, и потому мужик остался в стороне, предоставив драться с красными «панам».

Я помню, как в первые дни после переворота в Омске крестьяне привозили из деревень задержанных ими «совдепистов» и как они с разочарованием уезжали, узнав, что у власти опять стоят «сицилисты». «Коли так, значит, опять придется вязать да привозить до города. Добра из этого не выйдет».

«Комуч» неизбежно должен был встать в оппозицию к Омску.

Первое Челябинское совещание

Необходимость согласования действий областных правительств вызвала ряд совещаний между их представителями. Первое такое совещание происходило в Челябинске 15 июля.

На этом заседании Комитет членов Учредительного Собрания был представлен членом Комитета И. М. Брушвитом, управляющим иностранным отделом М. А. Веденяпиным и начальником главного военного штаба Н. А. Галкиным; Сибирское Правительство представляли военный министр А. Н. Гришин-Алмазов, министр финансов И. А. Михайлов и товарищ министра иностранных дел М. П. Головачев.

Обе стороны подробно ознакомили одна другую с предположениями о возможном порядке организации общероссийской власти. Самарский Комитет рассчитывал на признание власти Учредительного Собрания, сибирские представители указали, что в Сибири не будет признана никакая власть, возникшая помимо соглашения с Сибирским Правительством. Обе стороны остались при своем мнении и разошлись, недовольные друг другом. Борьба за власть между Самарою и Омском становилась неизбежной.

Уральское Правительство

Политическое соревнование Самарской и Сибирской власти определенно выявилось после освобождения Урала. Самарский Комитет стремился присвоить себе значение всероссийской власти, исходя из идеи восстановления Учредительного Собрания как полновластного представителя суверенного народа. Натолкнувшись на противодействие сибирской власти, Самарский Комитет рассчитывал завербовать в свои сторонники все прочие областные правительства, и когда в конце июля был освобожден от большевиков Екатеринбург, туда немедленно выехали послы из Самары. Но Омск опередил их. Первым прибыл в Екатеринбург Гришин-Алмазов. Он сразу расположил уральскую общественность в пользу Омска, объявив позицию полного невмешательства в уральские дела, признания автономии Урала и готовности помочь Уралу в его дальнейшей борьбе за освобождение от большевизма.

Когда самарские гонцы прибыли в Екатеринбург, последний был уже подготовлен к независимому существованию, и, конечно, буржуазный мир уральских промышленников был больше расположен к дружбе с умеренным и несоциалистическим Омском, чем с черновским правительством Самары.

В начале августа началось формирование Уральского Правительства. Во главе правительства встал П. В. Иванов, один из наиболее уважаемых деятелей Урала, председатель биржевого комитета. Заместителем его избран был Л. А. Кроль, левый кадет. Кроме них, в состав Правительства входило еще пять лиц: инженер Гутт (управление горных дел), Глассон (юстиция), Асейкин (внутренние дела), Прибылёв (по ведомству земледелия), бывший директором канцелярии Министерства земледелия в Петрограде, при Чернове, и, наконец, Мурашёв (ведомство труда).

В организации правительства и разработке его программы принимали участие представители политических партий: народной свободы, трудовой народно-социалистической, социалистов-революционеров и социал-демократов меньшевиков. Программа этого Правительства отличалась большой трезвостью.

Завоеванные свободы сохраняются, но злоупотребление ими в ущерб порядку не допускается.

Утверждается равноправие национальностей.

В основу экономической политики полагается признание частной собственности.

Заводы будут возвращаться их владельцам. Правительство сохраняет за собою право объявлять предприятия национальной собственностью, когда того потребуют интересы государственные, и право контроля над производительностью и максимумом прибыли.

Восьмичасовой рабочий день сохраняется при условии выполнения устанавливаемого минимума выработки.

Частные банки восстанавливаются и подлежат государственному надзору.

Сокращение штатов, максимальная экономия.

Подоходно-прогрессивный налог при усилении косвенного обложения и восстановление казенной продажи питий.

Продовольственное дело предоставляется свободной инициативе кооперации и частного торгового капитала.

Автономия школы и стремление осуществить всеобщее обязательное обучение.

Сохранение сельскохозяйственных земель в руках фактических пользователей впредь до разрешения Учредительным Собранием земельного вопроса в полном объеме.

Пересмотр закона о выборах в городское и земское самоуправление при сохранении начал всеобщего, прямого, равного и тайного голосования.

Неуклонное требование всехжертв для поддержания мощи армии, без допущения уклонения от неизбежных тягот для кого бы то ни было.

Планомерное восстановление прав и отношений, измененных советскими декретами.

Власть свою Уральское Правительство объявило временною, вплоть до созыва Уральской Областной Думы.

Урало-сибирская дружба

Отношения Екатеринбурга и Омска проникнуты были взаимным пониманием и единством политических настроений. Урал без колебаний признал военную власть Сибирского Правительства, не покушаясь в этой области ни на какую автономию. Нисколько не стремясь к сепаратизму, а желая лишь обеспечить децентрализацию управления, Уральское Правительство не гналось и за оригинальностью своего законодательства и просило Омск ставить его в курс законодательной работы Сибирского Правительства для установления возможно большого единства работы.

В середине августа, в разгар формирования уральской власти, в Екатеринбург был командирован Ив. Михайлов, который и установил окончательное соглашение Сибирского Правительства с Екатеринбургским и обеспечил единство позиций на предстоявших совещаниях о формировании всероссийской власти.

Западные границы автономной Сибири

Интересно отметить, что в представлении сибирских автономистов Урал считался составной частью Сибири. Так как при объявлении государственной независимости Сибири (декларация 4 июля) границ ее указано не было, то возникал ряд споров о территории: какому правительству Урал должен подчиняться. Сибирское Правительство не стремилось расширить свои границы, но к нему тяготели освобождавшиеся районы Приуралья, чувствуя на стороне Омска большую силу. Этого требовала и наличность в Омске центральных учреждений, Судебной палаты, Почтово-телеграфного округа и других. 18 июля 1918 г. Сибирское Правительство постановило включить в сферу своего влияния уезды Челябинский, Златоустовский и Троицкий. Постановление это было мотивировано так:

«Города Челябинск, Троицк и Златоуст ходом борьбы с большевиками были оторваны на некоторое время от Европейской России и попали в сферу влияния Временного Сибирского Правительства. В настоящее время, после образования власти в городе Самаре, создается неопределенность в отношении порядка и органов управления в районах названных трех городов.

Считаясь с определенно выраженным желанием населения уезда Златоустовского Уфимской губернии, а также Челябинского и Троицкого уездов Оренбургской губернии и учитывая создавшуюся уже живую связь этих районов с административными центрами Сибири, и в частности нахождение в Челябинске учреждений переселенческого ведомства, имеющих первостепенное значение для Сибири, Совет министров постановляет:

Впредь до установления Всероссийским и Всесибирским Учредительными Собраниями западной границы Сибири —

образовать Челябинский округ в составе уездов Челябинского, Златоустовского и Троицкого;

для управления Челябинским округом учредить на основаниях, установленных для губернских комиссаров, должность окружного комиссара, местопребыванием которого назначить город Челябинск;

распространить на Челябинский округ действие всех постановлений и распоряжений Временного Сибирского Правительства;

все учреждения Челябинского округа (судебные, путей сообщения, почтово-телеграфные, военные и проч.) подчинить окружным управлениям, находящимся в городе Омске».

Мотивы этого постановления не вымышлены – население Приуралья действительно выражало желание быть под эгидою Сибирского Правительства. Я лично принимал депутации и от более северных уездов: Шадринского, Камышловского, также просивших о присоединении к Сибири и даже как будто опасавшихся уральской автономии. Жажда сильной, устойчивой власти сказывалась в этой тенденции к Сибири, в которой чувствовались более здоровые начала власти, чем на Западе.