Текст книги "Пионеры атомного века (Великие исследователи от Максвелла до Гейзенберга)"
Автор книги: Фридрих Гернек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 28 (всего у книги 29 страниц)
Одна из главных трудностей технического использования ядерной энергии заключалась в том, что для цепной реакции нужен был редкий изотоп урана с массовым числом 235, отделенный от урана-238, который "улавливает", или захватывает, дополнительные нейтроны прежде, чем они могут расщепить уран-235. Другая возможность получения атомной энергии возникала как раз из этого захвата нейтронов определенной скорости ураном-238, в результате чего образовывался новый, похожий по своим качествам на уран-235 элемент, который в 1940 году был обнаружен в США и назван плутонием.
Для получения в больших количествах урана-235 и вскоре открытого плутония нужны были особые установки, создание которых требовало необычайно больших затрат денежных средств.
С этого момента речь шла уже об общественном влиянии открытия расщепления ядра и ядерной реакции: физика стала политикой. В случае наличия необходимых средств ничто не мешало использовать атомную энергию и для производства оружия, которое намного превосходило по своей разрушительной силе все ранее известные виды оружия. Дальнейшая судьба ядерных исследований определялась ходом политических событий.
Отто Ган писал в конце 1946 года, что гитлеровское правительство оставило его с сотрудниками "в покое". По его мнению, это произошло частично из-за определенного страха, частично из-за тайной мысли, что химики-ядерщики совершат какие-либо открытия, которые помогут установлению немецкого господства во всем мире. Гитлеровцы "злились", как говорил Ган, на него и его сотрудников за то, что он опубликовал в научных журналах все результаты исследований и отверг любые предложения сохранить тайну.
В результате за границей создалось впечатление, что в гитлеровской Германии ведется лихорадочная работа в области ядерных исследований. К тому же зарубежные физики из первых рук получили точные сведения о состоянии немецких ядерных исследований. "Американцы получали также преимущество оттого, – замечал Ган в автобиографии, – что мы в течение всей войны публиковали наши результаты; они же, напротив, ничего не публиковали. Так, они могли в полной мере контролировать и использовать наши результаты, мы же не могли ничего от них перенять".
Действительно, первое сообщение о работах американских, английских и канадских исследователей-атомщиков было опубликовано только в 1946 году, через год после применения атомного оружия.
В тех кругах, которые определяли тогда политику Соединенных Штатов Америки, первоначально так же мало думали о военно-техническом использовании новых достижений атомной физики, как и в гитлеровской Германии. На возможность подобного использования достижений ядерных исследований впервые обратили внимание физики-эмигранты. "Изгнанные физики знали, – писал Макс Борн, – что не будет никакого спасения, если немцам первым удастся создать атомную бомбу. Даже Эйнштейн, который всю свою жизнь был пацифистом, разделял этот страх и дал уговорить себя нескольким молодым венгерским физикам, просившим предупредить президента Рузвельта".
Один из этих венгерских физиков, Евгений Вигнер, который до эмиграции преподавал в Высшей технической школе в Берлин-Шарлоттенбурге, в 1955 году рассказал историю письма Эйнштейна Рузвельту. По его словам, Лео Сцилард, бывший ассистент Макса фон Лауэ, и он в июле 1939 года посетили Эйнштейна на его даче для того, чтобы побудить его написать личное послание Рузвельту и обратить внимание правительства США на возможность военно-технического использования атомной энергии. Эйнштейн понял опасность, которую таило любое промедление, и "экспромтом" продиктовал письмо Рузвельту.
Вигнер так заканчивает свое сообщение: "Во время нашего визита к Эйнштейну мы знали очень мало или почти ничего не знали о работах немцев в связи с расщеплением урана. Нам известен был тот факт, что Вайцзеккер занимает высокий пост в правительстве, а его сын – известный физик. Поэтому мы предполагали, что германское правительство знает о возможностях расщепления урана. Но это было только предположение".
В начале письма Эйнштейна говорится: "Новая работа Энрико Ферми и Лео Сциларда, которая передана мне в рукописи, заставляет меня предполагать, что элемент уран в близком будущем можно будет превратить в новый важный источник энергии. Известные аспекты сложившейся из-за этого ситуации, по-видимому, требуют бдительности и в случае необходимости быстрых действий со стороны правительства".
Эйнштейн изложил затем ряд предложений и рекомендаций.
Он указал на то, что расщепление ядра, вероятно, можно будет использовать для изготовления бомб нового вида. Если такая бомба окажется слишком тяжелой для доставки самолетом, то ее можно доставить на корабле в порт и там взорвать; она могла бы разрушить все портовое хозяйство и часть окрестностей. Эйнштейн предлагал уделить этим вопросам необходимое внимание и снабдить требуемыми денежными средствами лаборатории, которые занимались исследованиями в области ядерной физики. Необходимо было создать и соответствующий запас урановой руды.
Письмо Эйнштейна заканчивалось словами: "Я знаю, что Германия прекратила продажу урана с чешских рудников сразу же после их захвата. То, что эти меры приняты столь быстро, объясняется, очевидно, тем, что сын германского статс-секретаря фон Вайцзеккер прикомандирован к Институту им. кайзера Вильгельма в Берлине, где теперь повторяются известные американские работы с ураном".
Вместе с этим письмом, которое Сцилард составил на основании "экспромта" и которое Эйнштейн подписал 2 августа 1939 года, Рузвельту был передан также составленный и подписанный Сцилардом меморандум от 15 августа 1939 года, в котором подробнее рассматривались изложенные Эйнштейном факты и точки зрения. "Есть основания предполагать, – говорится в нем, – что использование быстрых нейтронов позволит легко конструировать чрезвычайно опасные бомбы. Разрушительная сила этих бомб может быть оценена только приблизительно, но нет никакого сомнения в том, что она намного превосходит все, что могут себе представить военные".
В 1952 году Эйнштейн рассказывал о своей роли в разработке американского атомного оружия в одном из японских журналов: "Мое участие в изготовлении атомной бомбы выразилось в одном-единственном поступке: я подписал письмо президенту Рузвельту, в котором подчеркивалась необходимость широких экспериментальных исследований возможности изготовления атомной бомбы. Конечно, я понимал, что удача этого мероприятия несла человечеству ужасную опасность. Но вероятность того, что немцы тоже работают над этой проблемой, и, возможно, работают успешно, вынудила меня сделать этот шаг. Я не видел иного выхода, несмотря на то что всегда был убежденным пацифистом. Убийство на войне, по моему мнению, ничем не лучше обычного убийства".
После разгрома гитлеровского фашизма выяснилось, что опасения Альберта Эйнштейна и его коллег были напрасными. В Германии не предпринимались попытки изготовлять атомные бомбы. И обусловлено это было не моральными соображениями, которые были совершенно чужды создателям лагерей по уничтожению и газовых камер, а техническими трудностями (при отделении урана-235) и уверенностью, что война за мировое господство может быть выиграна с применением обычного оружия. При этом сыграли свою роль пренебрежительное отношение гитлеровских фашистов к науке и их безмерная самоуверенность.
В сообщении, которое в 1946 году было опубликовано в журнале "Натурвиссеншафтен", а в 1947 году – в английском журнале "Нейче", Вернер Гейзенберг дает исчерпывающее описание хода и окончательных результатов работ по использованию атомной энергии, которые велись в гитлеровской Германии во время второй мировой войны. Статью Гейзенберга, показанную до передачи в печать ряду физиков и химиков, участвовавших в работе с ураном (в том числе и Отто Гану), следует рассматривать как достоверный документ истории науки, освещающий этот круг вопросов.
По словам Гейзенберга, немецкие, американские и английские работы над атомной энергией к началу 1942 года можно сравнить с весами. И та и другая стороны до этого времени занимались научным вопросом о возможности и способах использования энергии атомного ядра. Приблизительно в одно время на обеих сторонах пришла примерно к одинаковым результатам, за исключением области разделения изотопов, в которой американские и английские исследователи, используя различные методы, достигли гораздо больших успехов, чем немецкие ученые. Затем, когда в США с большими затратами стали работать над созданием атомных бомб, физики-атомщики в Германии, "имеющие средства в размере примерно одной тысячной доли американских", занимались вопросом о машине, приводимой в движение атомной энергией.
В статье, напечатанной в 1953 году в одном из западногерманских журналов, Гейзенберг вновь возвратился к этой теме: "К сожалению, широко распространена легенда, будто бы в Германии делались попытки создания атомных бомб. Перед началом войны правительство поставило перед физиками-атомщиками вопрос об использовании атомной энергии в бомбах или в машинах. Научные работы, связанные с этим вопросом, велись с осени 1939 года до весны 1942 года. Результаты исследований: при умеренных технических затратах можно построить атомный котел, в котором атомная энергия будет использоваться для превращения химических элементов, а также для производства тепла. Далее утверждалось, что возможно и создание атомных бомб, однако это потребует больших технических затрат".
В статье Гейзенберга говорится также: "Но в то время германская промышленность была уже загружена до предела своих мощностей и существовал так называемый приказ фюрера, согласно которому могли вестись только такие разработки, которые давали практический результат в течение полугода.
Естественно, что о работах с ураном не могло быть и речи, и поэтому летом 1942 года высокие инстанции решили отказаться от попытки изготовления атомных бомб. Это решение, согласное с желанием немецкого военного руководства, было, конечно, логичным. Так как, если бы эта попытка была предпринята, то вследствие перегрузки промышленности и все более усиливающихся воздушных налетов она не достигла бы цели. Такое решение избавило физиков, участвовавших в работах по овладению атомной энергией, от тяжелого морального выбора, перед которым они оказались бы, появись приказ об изготовлении атомных бомб. Итак, попытки создания атомных бомб не предпринимались".
Карл Фридрих фон Вайцзеккер подчеркивал в одном из писем, что немецкие исследователи-ядерщики не стояли перед выбором участвовать или не участвовать в производстве атомного оружия. Он глубоко сожалел, что немецкие ученые не дали своим коллегам по ту сторону фронта отчетливо понять, что они не работают над атомными бомбами. "Может быть, такие сведения многое изменили бы, – писал он, – но упущенного не исправить".
Не без оснований опасаясь того, что гитлеровское правительство поручит живущим в Германии физикам-ядерщикам использовать открытие Отто Гана для производства атомного оружия, США с 1942 года ускоренно начали осуществлять урановый проект.
Уже сам путь от эксперимента Гана и Штрасмана до первого атомного реактора, который был построен в Чикаго Ферми (с участием Артура Комптона) и 2 декабря 1942 года пущен в действие, требовал, по словам Борна, "чудовищно больших затрат умственной энергии, отваги, искусности, организации и денег". Техническое осуществление проекта по созданию атомных бомб, завершившееся их преступным применением в Хиросиме и Нагасаки, стоило более двух миллиардов долларов.
Создатель первого атомного реактора руководил работами по изготовлению атомной бомбы. Энрико Ферми, один из крупнейших физиков нашего времени, выдающийся экспериментатор и теоретик, уже в 25 лет стал профессором теоретической физики в Римском университете. За свои достижения в опытах с нейтронами он получил в 1938 году Нобелевскую премию. После получения премии в Стокгольме он не возвратился в фашистскую Италию, поселившись в Соединенных Штатах Америки, сначала в Нью-Йорке, затем в Чикаго.
Существует множество описаний, большей частью приукрашенных, где сообщается о том, как в атомных городах, особенно в Лос-Аламосе, под общим научным руководством Роберта Оппенгеймера осуществлялся американский проект по созданию атомной бомбы, так называемый "проект Манхэттен".
Кроме Оппенгеймера и Ферми, в числе руководителей работ над проектом были такие ученые, как Ганс А. Бете, известный своими опытами по синтезу ядер, Гарольд К. Юри, открывший "тяжелый водород", Эрнст О. Лоуренс, создатель циклотрона, Гленн Т. Сиборг, в сотрудничестве с другими физиками открывший многие истинные трансураны, и другие исследователи-ядерщики. Эдвард Теллер, будущий изобретатель водородной бомбы, также принадлежал к большому отряду физиков-атомщиков, работавших над изготовлением нового оружия. Эта "армия" насчитывала около 200 тысяч человек: от всемирно известных, награжденных Нобелевскими премиями физиков и химиков, до подсобных рабочих.
Никогда еще в истории естествознания и техники ни один научно-технический проект не поглощал таких колоссальных сумм и не объединял такого числа исследователей и изобретателей, как американский проект по созданию атомной бомбы, осуществлявшийся с 1942 по 1945 год. Однако успех заставил себя ждать, ибо гитлеровская Германия, для которой предназначались бомбы – их действие хотели опробовать на еще не разрушенных городах, таких, как Дрезден, – благодаря быстрому продвижению советских войск была повержена еще до того, как была готова первая атомная бомба.
Когда это стало ясно, один из ведущих физиков-ядерщиков, поднял свой голос против применения этого ужасного оружия. Этим физиком был Нильс Бор, который некоторое время, после того как он осенью 1943 года совершил побег из Дании, состоял советником по теоретическим вопросам в Лос-Аламосе. В памятной записке, которую он в 1944 году направил Рузвельту, и в личной беседе с президентом он настоятельно советовал ему отказаться от применения ядерного оружия (после его изготовления) с той целью, для которой оно было создано; по его мнению, подобные действия привели бы к "роковому спору" и в будущем послужили бы помехой всемирному сотрудничеству естествоиспытателей.
Год спустя, в начале июля 1945 года, за несколько недель до пробного взрыва в Аламогордо, семь крупных ядерщиков, не принимавших непосредственного участия в создании атомной бомбы, обратились в американское военное министерство. Доклад, написанный по инициативе Джеймса Франка, который первым поставил под ним свою подпись, вошел в историю науки и в историю человечества под названием "Доклад Франка". Доклад предостерегал от любого использования сил атома в целях уничтожения масс и призывал исследователей к международному сотрудничеству в области использования атомной энергии.
Главной целью доклада было привлечь внимание правительства США к тем политическим проблемам, которые вытекали из специфики ядерной физики. Так как достижения физиков-атомщиков связаны с несравнимо большей опасностью, чем все естественнонаучные и технические открытия прошлого, указывалось в докладе, исследователи-ядерщики несут ответственность за то применение, которое политики уготовили результатам их исследований.
Эта ответственность увеличивается в тем большей степени, что против разрушительной силы ядерной энергии не существует действительной защиты. Только "всемирная политическая организация" смогла бы уберечь человечество от внезапного самоуничтожения.
Содержащееся в докладе Франка предложение продемонстрировать только что созданное ядерное оружие лишь как устрашающее наглядное средство перед делегацией ООН и таким образом побудить Японию прекратить военные действия не было принято правящими кругами США. Президент Трумэн, который в то время находился в Потсдаме на конференции трех великих держав по Германии и был оповещен шифрованной телеграммой об удаче пробного взрыва 16 июля 1945 года, отдал приказ о применении атомных бомб против Японии. Созданный правительством комитет физиков-ядерщиков, в который входили Оппенгеймер, Ферми, Артур Х. Комптон и Эрнст О. Лоуренс, не сделал ничего, чтобы воспрепятствовать этому преступлению. Ферми, как утверждают, придерживался мнения, что при производстве ядерного оружия речь идет только о "прекрасной физике".
Империалисты США были намерены продемонстрировать в самой кровавой форме ту силу, которую вложили им в руки исследователи атома; они стремились запугать человечество и утвердить свои притязания на господство во всем мире. В военном отношении уничтожение в ходе атомной бомбардировки двух крупных японских городов было в то время так же бессмысленно, как за полгода до этого варварское разрушение в результате "обычного" воздушного налета Дрездена – города памятников искусства.
Преступление в Хиросиме и Нагасаки – прикладная "прекрасная физика" Ферми, – стоившее жизни 200 тысячам человек, было направлено не только против японского гражданского населения; оно должно было одновременно продемонстрировать военное превосходство США над Советским Союзом, который тогда еще не располагал атомным оружием.
Атомные молнии над Японией были сигналом окончания второй мировой войны. Но они же возвестили о начале той беззастенчивой "политики с позиции силы", которая долгое время отравляла международные отношения и неоднократно приводила народы на грань войны.
Американское атомное преступление произвело на всех гуманистически настроенных людей ошеломляющее впечатление.
Когда Альберт Эйнштейн услышал сообщение по радио, он буквально потерял дар речи от ужаса; он мог сказать только: "Увы!" Его глубоко возмутило заявление Трумэна о там, что США вложили в эту крупнейшую в истории научную азартную игру два миллиарда долларов и блестяще выиграли ее. Эйнштейн всегда осуждал этот человеконенавистнический акт и сожалел о своем письме Рузвельту, положившем начало производству атомного оружия.
"Если бы мы продемонстрировали перед другими нациями пробный взрыв в Аламогордо, в Нью-Мехико, – писал он в 1946 году, – то мы смогли бы использовать этот взрыв как средство воспитания в духе новых идей. Это была бы впечатляющая и благоприятная возможность выдвинуть всесторонне продуманные предложения для всемирного приказа об окончании войны. Наш отказ от этого оружия, столь ужасного в практическом применении, оказал бы большое влияние на переговоры и убедил бы другие нации в искренности нашего желания совместно с ними, как равноправными партнерами, развивать эти только что высвобожденные силы в целях всеобщего блага".
О том, как угнетало это позорное преступление милитаристов США широкие слои американского населения, свидетельствуют замечания Бертольда Брехта в связи с американской постановкой его пьесы "Жизнь Галилея". Под впечатлением сообщения о применении атомных бомб против Японии он записал: "Когда в Лос-Анджелесе были получены первые газетные сообщения, все уже знали, что это означает конец войны, возвращение сыновей и братьев. Но этот огромный город возвысился до удивительной печали. Автор слышал, что говорили автобусные кондуктора и продавщицы на фруктовых рынках – в их словах был только ужас. Была победа, но в ней был позор поражения... Стало постыдным что-либо изобретать".
Немецкие исследователи атома, которые тогда были тайно перевезены в Англию, услышали сообщение о бомбардировке Японии по Лондонскому радио. Вначале они не хотели верить, что речь идет об "атомной бомбе". Однако, когда сообщение подтвердилось, больше всего оно задело и глубоко потрясло Отто Гана, так как именно его открытие в декабре 1938 года сделало возможным это ужасное преступление. Как сообщал Макс фон Лауэ, Ган с отвращением заявил: "Я не имею к этому никакого отношения". Для ученого, которому были глубоко чужды чувство враждебности к другим народам и расовая ненависть, кровавой насмешкой должно было прозвучать замечание одного из офицеров охраны, который, пытаясь успокоить его, заявил: "Пусть лучше погибнут несколько тысяч япошек, чем один из наших парней".
Ган был арестован в конце апреля 1945 года отрядом англичан и американцев, прибывших на броневике, в Тайльфингене в Вюртемберге, где в помещениях текстильной фабрики временно разместился его институт. Вместе с Лауэ, Герлахом, Вайцзеккером, Гейзенбергом, Флюгге и некоторыми другими физиками он был доставлен в Англию, в окрестности Кембриджа.
Там из сообщения по радио Ган узнал также, что Шведская Академия наук присудила ему Нобелевскую премию за 1944 год. Он смог получить ее в Стокгольме лишь в декабре 1946 года. К тому времени он принял на себя руководство Обществом им. кайзера Вильгельма в Гёттингене; после своего повторного основания оно получило имя Макса Планка. До 1960 года Ган был его президентом. Затем он передал свой пост биохимику и лауреату Нобелевской премии Адольфу Бутенандту.
Наряду с Максом фон Лауэ Отто Ган был, несомненно, самым решительным антифашистом среди остававшихся в Германии во времена фашизма известных естествоиспытателей. Об этом свидетельствует также и письмо Эйнштейна, которое он написал Гану 29 января 1949 года в ответ на просьбу возобновить членство в теперешнем Обществе им. Макса Планка. Эйнштейн, не желавший больше иметь никаких дел с немецкими организациями из-за преступлений, совершенных немцами, особенно по отношению к евреям, ответил, что ему очень трудно сказать "нет" человеку, который принадлежит к числу немногих, сохранивших порядочность в те страшные годы и делавших все, что было в их силах.
Отто Ган не мог не ощущать глубокого трагизма, связанного со столь преступным использованием научного исследования, далекого от каких бы то ни было нечистых побуждений. Но ядерная энергия может быть использована не только для уничтожения людей; существует также и применение ее для мирных целей.
Трагическая дата – 6 августа 1945 года, – несомненно навсегда останется в памяти человечества и в истории науки как день рождения атомного века. Но намного памятнее более достойная и знаменательная дата – 27 июня 1954 года, – когда открытие расщепления урана и цепной реакции впервые стало источником энергии для мирной промышленности и сельского хозяйства. В этот день была пущена первая в мире атомная электростанция, сооруженная по заданию Академии наук СССР под руководством советского физика Курчатова в Обнинске под Москвой. Хотя вклад этой первой, еще небольшой атомной электростанции в энергетическое хозяйство страны был невелик и во многих странах мира уже построены более мощные атомные электростанции, день ее открытия является днем рождения мирного использования ядерной энергии.
Ядерная физика, ядерная химия и ядерная техника сегодня добились огромных успехов в применении высвобожденной силы атома. Исследователи-ядерщики всех стран обсуждают на международных форумах вопросы своей науки. Уран действительно, как говорил Отто Ган в докладе "Современная алхимия", стал своего рода "философским камнем". "Цепная реакция может в биллионы и триллионы раз усилить процессы, прежде поддававшиеся изучению только с помощью самых чувствительных методов физики и химии. Химические элементы расщепляются в любых количествах, создаются другие. Трансмутация элементов становится обычным делом, и вряд ли есть хоть одна область чистых и прикладных исследований, в которой алхимики XX века не могут с пользой применять свои искусственные продукты трансмутации". Ган указывал на то, что вместо силы воды и вместо все более и более уменьшающихся запасов угля и нефти на передний план выступает использование для мирных целей атомных сил.
Правда, продолжает существовать атомное оружие, хотя мы знаем, что оно не должно быть применено, если человечество не хочет погибнуть. Макс Борн писал об этом странном положении, сложившемся в результате прежних отказов США согласиться на атомное разоружение: при невообразимо огромных затратах подготавливается война, "которая не должна произойти ни при каких обстоятельствах".
Идея "самоуничтожения войны", которую высказал в одной из статей 1929 года немецкий химик Вильгельм Оствальд, в атомном веке выступила на передний план. За осуществление этой идеи должно неутомимо бороться миролюбивое человечество. И сравнение, которое привел Оствальд, и его выводы касаются нашего времени. Оствальд писал: "Мы начинаем жить как обитатели наполненного горючими веществами дома, в очаге которого поддерживается незатухающий огонь; любая неосторожность или злонамеренность может раздуть всемирный пожар. Что можем и что должны мы делать в такой ситуации? Мы должны убрать горючие вещества, то есть все, что поддерживает имеющиеся разногласия воли или препятствует их выравниванию. Обоюдное понимание – вот требование дня".
Этому требованию отвечают сегодня все шаги и устремления, ведущие к ограничению атомного вооружения, к уменьшению политической напряженности и вместе с тем к предотвращению опасности атомной войны. В первую очередь следует назвать здесь договор о нераспространении ядерного оружия и предложения по созданию безатомных зон. Сюда же относятся конгрессы Всемирного Совета Мира, который впервые заседал в 1948 году в Париже под председательством Фредерика Жолио-Кюри, затем предложенные Альбертом Эйнштейном Пагуошские конференции ученых, предостережения исследователей-ядерщиков об опасности атомного вооружения, призывы Альберта Швейцера и Карла Фридриха фон Вайцзеккера; Фонд мира Бертрана Рассела и многие другие предложения в духе доклада Франка поставить атомное оружие вне закона и использовать высвобожденную энергию атома исключительно для мира и благосостояния народов.
Подобно Максу Борну, Джеймсу Франку, Альберту Эйнштейну, Бертрану Расселу, Лайнусу Полингу, Джону Д. Берналу, Вальтеру Фридриху, Густаву Герцу и другим гуманистически настроенным ученым, Отто Ган был убежден в том, что мировая война с применением ядерного оружия была бы концом человечества и что необходимо употребить все силы для ее предотвращения.
Уже в 1947 году первооткрыватель расщепления урана закончил доклад о цепной реакции и ее значении пожеланием: "Пусть же в борьбе возможностей надежда на благотворное действие атомной энергии, поставленной на службу человечеству, одержит победу над страхом перед всеуничтожающим действием бомбы!"
Несколько лет спустя он говорил: "Мы с ужасом видам, что наука действительно дала в руки человечеству средства уничтожить самое себя. Мы призываем народы Земли и их государственных деятелей закрыть те дороги, которые ведут к этому уничтожению". Осуществить это можно лишь путем "взаимопонимания народов, несмотря на различие их идеологий, подобно существующим сегодня различиям идеологий Запада и Востока".
Страстный гуманист, противник любых военных приготовлений, Отто Ган как и его бывший сотрудник Фриц Штрасман – был в числе тех "восемнадцати гёттингенцев", которые в апреле 1957 года подписали всемирно известное "Гёттингенское обращение", торжественно заявив, что никогда не будут участвовать в изготовлении, испытании или применении атомного оружия в каком бы то ни было виде. Поэтому Ган от всего сердца приветствовал Московский договор 1963 года об ограничении испытаний атомного оружия.
В связи с 80-летием в знак признания его заслуг в изучении естественной радиоактивности, а также за теоретическое толкование трех больших рядов распада и основополагающее открытие расщепления урана Отто Ган был награжден медалью Гельмгольца от имени Берлинской Академии наук. В приветственном адресе Академии подчеркивалось, что Ган всегда выступал против губительного применения расщепления атома и что его позиция в этом вопросе способствовала его славе. Отто Ган умер 28 июля 1968 года. Он был одним из крупнейших естествоиспытателей и одним из достойнейших людей нашего времени. "Его постоянная готовность прийти на помощь, его юмор и любовь к шуткам, его высокое чувство ответственности, его мужество помогали ему находить правильный путь в тяжелые времена и нужный выход в трудных ситуациях и завоевали ему любовь и уважение всех людей, которые с ним соприкасались". Так писала Лиза Мейтнер в марте 1964 года в журнале "Натурвиссеншафтен" в статье по случаю 85-летия Отто Гана.
В поздравлении, которое она в это же время передала ему по радио из Англии, как бы подводится итог их жизни: "В научной работе мы вместе прошли долгий путь и были добрыми друзьями. Каждый из нас видел в своей жизни много хорошего, испытал немало трудностей, и, оглядываясь назад, мы можем, надеюсь, сказать:
Счастливому взору
увидеть дано:
все, чтоб ни случалось,
прекрасно равно".
И хотя далеко не все из того, что увидели за девять десятилетий Отто Ган и Лиза Мейтнер, было прекрасным, неужели, вопреки всему, нельзя подвести этими словами Гёте счастливый итог долгой жизни, отданный служению науке и человечеству?
Ответственность науки
Из заявления третьей пагуошской конференции (1958)
Ученые всего мира должны внести свой вклад в воспитание и образование людей, способствуя пониманию ими тех опасностей и тех возможностей, которые связаны с беспрецедентным развитием естествознания. Мы призываем наших коллег во всех странах поддержать эти усилия как при обучении взрослых, так и в школьном преподавании. Воспитание в особенности должно быть направлено на совершенствование всех форм человеческих отношений, и прежде всего необходимо исключить любое прославление войны и культ силы.
Знание своего дела позволяет ученым предвидеть заранее опасности, вытекающие из развития естествознания, и ясно представлять связанные с ним перспективы. Они обладают здесь особыми правами и вместе с тем несут особую ответственность за решение самой жгучей проблемы нашего времени.
В существующих условиях национального недоверия и возникающей из-за этого гонки вооружений все отрасли естествознания (физика, химия, биология и психология) все чаще ставятся на службу военным целям. Для многих людей во многих странах слово "естествознание" стало равнозначным понятию "военная техника". Естествоиспытателей либо превозносят за их вклад в национальную оборону, либо проклинают за то, что они, создав средства массового уничтожения, привели человечество на грань катастрофы. Растущая материальная поддержка естествознания во многих странах является главным образом следствием прямого или косвенного влияния естествознания на военный потенциал страны и вклада естествознания в успех гонки вооружений.
Это, однако, отвлекает естествознание от его собственной цели, которая состоит в том, чтобы увеличивать сумму человеческих знаний и помогать покорению сил природы для блага всего человечества.
