Текст книги "Пермская обитель"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава 69
1:0 В ПОЛЬЗУ ПРОКУРАТУРЫ

В прокуратуре все было куда как строже, чем в милиции. Двухэтажное здание окружено забором. Рядом с воротами, через которые проезжают машины, проходная, где возле телефона сидел старший лейтенант. При появлении Андрея он встал и вопросительно посмотрел на него.

– Мне нужно к прокурору или к следователю. Я пришел с повинной.

Оказалось, что старший лейтенант здесь не один. Из-за перегородки с висящими на ней шинелями появился худощавый капитан.

– С повинной, говорите? – спросил он. – Что же вы такого совершили, что вас на ночь глядя совесть замучила?

– Два убийства. – Андрей достал из кармана «Макарова» и положил его на стол рядом с телефоном.

Ему показалось, что при виде пистолета все вокруг пришло в движение. Старший лейтенант, взяв за ствол, вложил оружие в полиэтиленовый пакет. Капитан быстро набрал на телефоне три цифры:

– Алло, это проходная. Тут явился гражданин с повинной… Говорит, два… Оружие сдано… «Макаров»… – Он положил трубку и кивнул Андрею: – Идемте к дежурному следователю.

Пропустив Сереброва вперед, капитан вывел его в маленький дворик. Пакет с пистолетом он держал в руках, словно ребенок новогодний подарок. Перед входом в здание спросил:

– У вас документы при себе есть?

– Да, паспорт.

Очередному часовому коротко бросил на ходу:

– Мы к Троекурову.

Вслед за капитаном Андрей вошел в приемную. За столом перед компьютером сидела молодая секретарша. Судя по тому, с каким азартом она двигала по коврику мышкой, не отрывая взгляд от экрана монитора, девушка была увлечена игрой.

– Вы посидите, – сказал капитан Андрею и прошел в следующую комнату. Через минуту он вышел уже без пистолета, жестом пригласил Сереброва в этот же кабинет.

За столом сидел молодой круглолицый человек в форме. Разговаривая, он ежеминутно поправлял пятерней редкие длинные волосы, спадавшие ему на лоб. Это был дежурный следователь Троекуров.

Помнивший, о чем его спрашивали в милиции, Андрей сразу представился, дал следователю паспорт и рассказал про совершенные им убийства Прыжкова и Репиной. Говорил он в присутствии капитана и вызванной секретарши, которая вела протокол.

Троекуров спрашивал, в каком помещении были совершены убийства, как Андрею удалось уйти с места преступления. Поинтересовался, рассказывал ли он кому-нибудь об этом раньше. Узнав, что днем тот побывал в милиции, где ему и посоветовали идти в прокуратуру, не мог сдержать торжествующую улыбку, по-свойски подмигнул капитану. Долго выяснял, с кем и о чем Серебров там разговаривал.

– Все, что вы рассказали, отнюдь не является доказательством вашего преступления, – подвел следователь итог разговора. – Тут требуется тщательная проверка. Часто случается, что люди вынуждены брать на себя чужую вину – под угрозой или еще в силу каких-либо обстоятельств, например, выгораживают любимого человека. Но сегодняшнюю ночь вы проведете в камере.

В СИЗО прокуратуры Андрей пробыл до середины следующего дня. Утром Троекуров связался с Генеральной и выяснил, что оба дела сейчас расследует бригада Турецкого. Позвонил Александру Борисовичу, рассказал про арестованного.

– Ну наконец-то, – произнес «важняк». – Я уж думал, тот опять подался в бега.

Когда после оформления нужных бумаг Андрея повезли в Москву, Троекуров позвонил в отделение милиции Звездного городка знакомому майору.

– Ну что, Шабышев, прошляпил особо опасного преступника? – с затаенным злорадством спросил он.

– Какого? Кого ты имеешь в виду?

– Приходил же вчера к тебе с повинной убийца Репиной и Прыжкова.

– А-а, этот-то. Приходил. Чиканутый какой-то. Никого он не убивал.

– Представь себе, что убивал. И ствол есть.

– Ко мне-то он без ствола заявился.

– И только поэтому ты посчитал, что это блеф. А где интуиция? Где тонкое милицейское чутье? 1: 0 в нашу пользу.

Троекуров подшучивал над своим давним знакомым, и все же майору было неприятно. Действительно, мог примазаться к громкому делу, задержать давно разыскиваемого преступника. Как его угораздило отпустить опасного зверя? Да еще посоветовать обратиться в прокуратуру! Теперь тем достанутся все лавры. А он должен дрожать, как бы начальство не узнало о его легкомысленности.

Глава 70
ПОЛЕТ

Когда Шаргородский пришел домой, Наталья нежилась в постели, просматривала газеты, где искала публикации о гастролях Большого театра. Отзывы были в высшей степени положительными, а в «Коммерсанте» упомянули и ее фамилию. Похвалили за Шемаханскую царицу в «Золотом петушке».

Услышав звук отпираемой двери, она соскочила с кровати и бросилась мужу на шею. Случилось то, чего Наталья боялась: Валерий Антонович сдержанно отвечал на ее поцелуи.

– Бедненький мой. Устал? Голоден? – задала она риторические вопросы. Шаргородский почти не знал, что такое усталость. А если и устал, то все равно не признался бы. Что касается голода, то ясное дело, не из ресторана вернулся.

– Что тебе сделать? Яичницу будешь?

– Нет, хлебну кофе с бутербродами.

– Сейчас приготовлю, и поговорим.

Наташа в красной пижаме, разрисованной сердечками, пошла на кухню. Когда Валерий Антонович, сполоснувшись, вышел из ванной, стол был скромно сервирован. Поскольку обоих супругов давно не было дома, холодильник не ломился от изобилия. Нашлась только коробочка сыра «Виола», да из самолета Наталья прихватила неиспользованную нарезку колбасы и маленький бисквит. Вместо хлеба – финские хрустящие хлебцы, которые в последнее время усердно культивировала Наталья, считая, что в них меньше калорий.

Мрачный Валерий Антонович сделал несколько глотков кофе, после чего сказал:

– Наташа, по твоей милости я был поставлен в дурацкое положение.

– Я и сама оказалась в таком же, – парировала жена.

– Нет. Ты могла предвидеть ход событий. Я же был в полном недоумении. Кто такой Серебров? Какое он имеет к тебе отношение? Почему он оказался в моей квартире? Я уж не говорю про следователей, я даже перед похитителями выглядел простофилей. – Он сердито отодвинул недопитую чашку. – Теперь рассказывай. Пускай хоть задним числом узнаю, в чем замешана моя жена.

– Что рассказывать? – Как всегда в подобные моменты, когда муж чем-то недоволен, Наталья сделала вид, что обижена и вот-вот разревется.

– Все выкладывай. Кто такой Серебров и почему он находился в моей квартире?

– Валера, я же предупреждала тебя. Он друг моей хорошей знакомой и мой однокурсник по училищу.

– Это я помню. Но ты говорила, – повысил голос Валерий Антонович, – что они проживут в моей квартире несколько дней. На самом деле никакой приятельницы там и в помине не было. А был и есть молодой человек, который в свое время наломал немало дров в Перми, а недавно застрелил известную певицу и теперь прячется от правосудия.

– Какую певицу? – пролепетала Наталья.

– Людмилу Репину. Это произошло 10 ноября, в День милиции, ее убили во время концерта.

– Первый раз слышу об этом. Меня же не было в Москве.

– Да, у тебя алиби, – криво усмехнулся Шаргородский. – А наш квартирант тем временем убил на правительственном концерте человека. Когда следователь все это рассказал, у меня волосы встали дыбом. Никогда не чувствовал себя так погано.

– Может, это какая-то ошибка?

– Не мели вздор! Лучше скажи, откуда ты знаешь этого Сереброва.

– Но он правда мой однокурсник, очень талантливый вокалист. В «Пермской обители» мы занимались у одного преподавателя.

– Сколько лет прошло тех пор?! Ты уже работаешь в Большом театре. А он чем сейчас занимается?

– С ним случилось несчастье. Однажды зимой его ограбили и сильно избили, оставив без шапки на морозе. Он долго лечился, но не помогло – у него пропал голос. Не голос в смысле как голос человека, а голос как инструмент вокалиста. Поэтому сейчас он вертится в околомузыкальной тусовке.

– В Москве?

– Да, недавно приехал в Москву. Подрабатывает по ночным клубам и дискотекам. В общем, типичный неудачник.

– Репину он за что убил?

– Ты меня спрашиваешь?! – возмутилась Наталья.

– Это же не мой знакомый.

– Он продюсировал девушку из «Пермской обители». Я была в полной уверенности в том, что они вдвоем поселятся в Звездном.

– Я тебя спрашивал, хорошо ли ты знаешь этого человека. Ты говорила, да, скромный, в высшей степени порядочный.

– Я имела в виду, что он ничего не украдет.

– Ага. Что ж, возможно, заповедь «не укради» твой приятель соблюдает. Но вот насчет «не убий»… – На лице Шаргородского появилась гримаса, должная выразить сомнение. – Кстати, его подозревают еще в одном убийстве. Был такой эстрадный певец Игорь Прыжков, погибший при схожих обстоятельствах. Похоже, это дело рук того же высокоталантливого воспитанника «Пермской обители».

На мгновение Наталье показалось, что она упадет в обморок. Собравшись с силами, она постаралась придать своему голосу если не спокойствие, то хотя бы равнодушие:

– Выходит, он настоящий маньяк.

– На этот вопрос мне ответить трудно. Я с ним не учился.

Наталья решила, что сейчас можно перейти в наступление:

– Почему ты говоришь таким тоном, словно я виновата в этих преступлениях! Или ты, чего доброго, ревнуешь меня к Андрею?!

Спокойно и жестко посмотрев на жену, Валерий Антонович ответил:

– Нет, Наташа. В том смысле, какой люди обычно придают таким словам, я тебя не ревную. Уверен, что этого человека ты не любишь. Объяснить, откуда у меня такая уверенность?

Понимая, что сейчас услышит нечто для себя неприятное, возможно, даже оскорбительное, но теряясь в догадках, какой ответ последует, она едва слышно прошептала:

– Объясни.

– Потому, Наташа, что ты вообще никого не любишь, кроме себя.

Она пристыженно молчала, сидела не шелохнувшись, словно боясь вызвать неосторожным движением гнев мужа. Шаргородский, поблагодарив за завтрак, встал и вышел в коридор. Одевшись, он бросил жене: «Пойду пройдусь» и, не дожидаясь ответа, вышел, в сердцах хлопнув дверью.

Наталья знала за ним привычку снимать стресс ходьбой. Чем сильнее он выбит из колеи, тем дольше будет ходить, прежде чем окончательно успокоится. Оно и к лучшему, что ушел. Побудет одна, ей есть о чем подумать. О, если бы она умела так же легко снимать напряжение, как муж!

Наталья ничком бросилась на незастеленную кровать. Неужели Андрей в самом деле убил Прыжкова?! Ведь писали, что Игорь случайно попал в себя из собственного пистолета. Неужели выяснилось, что его застрелил Андрей?! Если станут разбираться, ее, солистку Большого театра, могут вызвать в суд как свидетеля, чего очень не хотелось бы. Тогда ведь позора не оберешься, да и Шаргородский может узнать пикантные подробности из жизни супруги.

Словно давая выход переполнявшей ее злобе, Наталья засучила ногами. Вот ведь навязался на ее шею! Жалкий, никчемный человек, воплощенный неудачник. Скорей бы разбирательство осталось позади. Пусть его посадят в тюрьму, лишь бы она больше о нем ничего не слышала.

В это время Валерий Антонович быстро шагал по Садовому кольцу в сторону Смоленской площади. Среди огорчительных событий последних дней особенно неприятным было поистине восточное коварство Наташи. Тут даже неважно, сама ли она стала жертвой обмана или умышленно ввела в заблуждение мужа, поселив своего знакомого в Звездном городке. В любом случае по отношению к нему Наташа поступила гнусно, и осознание этого факта камнем лежало на его душе и лишало привычной легкости. Хотелось вырваться из-под этого гнета, и ему опять вспомнилось парение планера, полет над коктебельскими предгорьями. Вспомнились две юные стюардессы, встреченные утром на Алтуфьевском шоссе. Почти машинально подняв руку, он остановил машину и попросил водителя отвезти его в Домодедово. Решил: сяду на ближайший рейс и этим же самолетом вернусь в Москву.

Пластиковая карточка была при нем, поэтому в аэропорту Шаргородский получил через банкомат деньги. Можно представить себе удивление кассирши, когда у нее попросили билет на первый попавшийся рейс. Самолет летел в Пермь. Когда он оторвался от земли, Шаргородский обрадовался, словно ребенок. Через овал иллюминатора виднелось крыло с рулевой лопастью, на конце крыла мелко подрагивал разрядник. За облаками появилось голубое небо. Совершенно безупречная голубизна, ее равномерность не нарушало ничто, не видно, что летят, может, просто повисли в пространстве…

Рядом с ним сидела миниатюрная девушка в черной водолазке. Когда принесли еду, они разговорились. У его соседки оказалось редкое имя – Янина. Летом она неудачно поступала в Гнесинское училище. Домой не вернулась, в Москве выступала по клубам. Янина сама сочиняет песни. Наиболее удачные из них хотела предложить известным исполнителям, да это очень трудно. Благо, случайно встретилась с одним земляком, Артуром, который помнил ее по музыкальному училищу, у них было шапочное знакомство. Тот перебрался в Москву, потому что у него есть давняя любовница, она теперь солистка Большого театра. Артур показал песни Янины известной певице Людмиле Репиной. Та же самым наглым образом приписала их авторство себе. Правда, о покойнице грешно говорить плохо, а Репина недавно погибла – была застрелена прямо во время концерта во Дворце государственных торжеств, сразу после своего выступления.

– Мне не дали выразить себя, и больше я слышать не хочу о шоу-бизнесе, – призналась Янина. – Но песни не запретишь. Буду преподавать, а песни сочинять только для души.

Этим же самолетом Валерий Антонович сразу вернулся обратно. Он надеялся, что долгожданный полет поможет ему снять стресс. Но когда приближался к дому, понял – не получилось.

Глава 71
ПЕРВЫЙ ДОПРОС

«Вот мы и встретились», – подумал Турецкий, с любопытством разглядывая сидевшего перед ним высокого худющего парня с нервическим лицом, в глазах которого не было страха перед неизбежным наказанием. В них сквозила граничащая с безразличием усталость, обычно возникающая после томительных переживаний.

Допрос начался с привычных формальностей: имя, дата рождения, место прописки. Паспорт и «Макаров» уже были переданы Турецкому, лежали перед ним на столе.

Потом допрос сошел с наезженной колеи. Александр Борисович подробно интересовался учебой Сереброва, отзывами преподавателей. Андрею было неловко пересказывать хвалебные слова о его пении, которые в свое время говорил Иван Иванович. И Турецкий, которому Яковлев передал узнанные им в Перми восторженные отклики, понял, что Серебров скромничает. Все же он долго спрашивал арестованного и про выступления, и про отклики прессы, узнавал про его соучеников. Андрею казалось, что следователь залезает в совершенно ненужные дебри, но тот по-прежнему допытывался про период его жизни, который предшествовал январской трагедии на пустыре.

Доставая из пачки сигарету, Александр Борисович спросил:

– Вы курите?

– Нет. С юности привык беречь горло. С тех пор по инерции… – Не договорив фразу до конца, Серебров с досадой махнул рукой. Пропавший голос – его неизбывная боль.

Допрос продолжался уже больше двух часов. Турецкому не хотелось первому начинать разговор про избиение. Андрей тоже избегал неприятной темы. Поэтому Александр Борисович решил быстро миновать ее, сказав:

– Нам уже известно, что натворили Дергач и его сообщники. Теперь вы расскажите о процедуре отмщения. Кто в ней участвовал?

Услышав неожиданный вопрос, Андрей огорчился. Одно дело доносить на себя и совсем другое топить при этом других. Он уже и думать забыл про Мишу из Балатова, с которым его познакомил Игорь Монахов. Где сейчас этот Миша? Где сейчас сам Игорь?

От следователя не укрылось замешательство Андрея. Это тоже было в порядке вещей – многим задержанным не хочется выдавать своих подельников.

– Поставим вопрос иначе, – сказал Турецкий. – Лично вы участвовали в том избиении Дергачева, превратившем его в инвалида? Только не вздумайте наговаривать на себя, у вас и так грехов хватает.

– Сам я не участвовал.

– Ясно. То есть кого-то наняли, заплатив деньги. Сейчас на этом не будем зацикливаться. Понадобится – вернемся. Какой образ жизни вы вели в то время?

– Я оформил в институте академический отпуск на год. А тем временем лечился, подрабатывал в местной газете, делая обзоры музыкальных новинок, помогал Ивану Ивановичу Кизилову.

– Почему через год вы не продолжили учебу в институте?

– К тому времени я практически перебрался в Москву и мне не хотелось возвращаться в Пермь.

– На какие заработки вы жили в Москве?

– На случайные.

– Подробней, пожалуйста.

– Работал в клубах и на дискотеках диджеем, занимался репетиторством, на жилье деньги присылали родители.

– Они знали ваш адрес?

– Разумеется, я им говорил. И один раз какие-то прихлебатели Дергачева пытались узнать у отца мой московский адрес. Но вы бы видели отца – громила. Бежали от него без оглядки.

– Мы тоже, простите за каламбур, забежали вперед. Остановились мы на вашем пребывании в Перми. В июле вы разгромили студию звукозаписи, принадлежавшую Ледовских. Что послужило причиной?

– В музыкальном училище была восхитительная певица – Наташа Козельская, моя хорошая подруга. Она не только вокалистка – сама сочиняет песни, пишет музыку и слова. Однажды Ледовских записал несколько ее песен. При этом не только не заплатил ей, но и пообещал, что дальше студии эти песни никуда не пойдут. Мол, это тренировочная запись, у них сейчас идет отладка оборудования. Каково же было наше удивление, когда мы через довольно короткое время случайно услышали эти песни. Оказалось, Ледовских сделал хороший альбом, однако фамилия Козельской как исполнительницы и как автора на обложке не значилась. Я обошел много киосков, разговаривал с продавцами. Альбом продавался хорошо. Значит, Ледовских, обманув Наташу, зарабатывал большие деньги, а она не имела ровным счетом ничего. Это так возмутило меня, что я решил прекратить его пиратский бизнес.

– А вы разговаривали с ним на эту тему? Может, произошла типографская ошибка, может, он был готов заплатить Козельской гонорар.

– Нет, – ответил Андрей, понурив голову.

Уже было шесть часов, и Турецкий решил, что на сегодня расспросов хватит. Пусть арестованный придет в себя, все-таки он сильно возбужден переменами, произошедшими за последние сутки в его судьбе.

Вскоре после того как конвойный увел Сереброва, в дверь просунулась усатая голова Вячеслава Ивановича. Грязнов был в своем репертуаре: он безошибочно чувствует, когда кто-то из коллег устраивает передышку или закончил работу. Если ты занят, он в кабинет не заходит, но и в одиночестве побыть не даст. Турецкий только собрал портфель, приготовившись уходить, и вот тебе – здрасьте. Манеры у Вячеслава Ивановича неторопливые. Глядя на него, можно подумать, что никто его дома не ждет, поэтому он и не торопится. На самом деле его ждут не меньше, чем Турецкого.

– Ну что, везунок? – спросил Грязнов, поудобнее устраиваясь на стуле и закуривая. – Без единого выстрела?

– Я и сам удивлен. Был почти уверен, что преследователи Сереброва станут палить по собровцам почем зря. Но милиционеры, конечно, очень умело сработали.

– А этот?

Александр Иванович понял, что вопрос относится к Сереброву.

– У него был «Макаров». Он его безропотно принес и сдал. Я этого парня еще не понял. Мы же мало разговаривали. Пока затронули лишь пермский период. Дергачева он «заказал».

– Кто бы сомневался.

– Я уж не стал сегодня допытываться про этих людей.

– О чем ты говоришь! – закипятился Грязнов. – Парню за два убийства грозит пожизненный срок, а ты еще попутно станешь выяснять, кого он подговорил избить человека. Если Дергач будет подавать иск, пускай пермское угро занимается. Ты не вздумай на это отвлекаться.

– Вот за что я тебя люблю, Слава, – улыбнулся Турецкий, – так это за то, что ты всегда найдешь утешительные слова.

– Да, я любую лень оправдаю, – подтвердил Гряз-нов.

– А если серьезно, – Александр Борисович пригладил шевелюру и почесал затылок, – у меня уже забрезжила мысль: что, если Дергача привлечь в качестве свидетеля?

– Оригинально. Колясочный инвалид. Ты к кому хочешь вызвать сочувствие?

– Как ни странно, к Сереброву.

– Саша, ты раньше времени такие прожекты не строй. Мне кажется, его сначала нужно будет отправить на экспертизу в институт Сербского.

Глава 72
«МАКАРОВ»

Сегодня приведенный на допрос Андрей Серебров выглядел более спокойным, чем накануне. Оно и понятно – явка с повинной требует титанических моральных усилий, приложив которые человек чувствует безразличие к окружающей обстановке. Это напоминает состояние спортсмена, преодолевшего тяжелую дистанцию. Первое время из него можно веревки вить, он будет безропотно выполнять любые подсказки окружающих. Но, хорошенько отдохнув, опять превратится в человека со своим характером и будет действовать самостоятельно.

Период «бесхарактерности» самое милое дело для следователей. Тут из арестованного можно вытянуть много важных подробностей. Поэтому Турецкий отложил все другие дела, чтобы окончательно разобраться с убийствами Прыжковой и Репиной.

– Расскажите, каким образом вы попали за кулисы Дворца государственных торжеств 10 ноября 1999 года.

– Я приехал в Москву с Козельской как ее режиссер, и она включила меня в список участников концерта. Я и пошел.

– И взяли с собой пистолет. Зачем?

– Ой, с этим пистолетом сплошная нервотрепка. Я купил его, чтобы… – Андрей сделал небольшую заминку, и Турецкий понял, что ему не хочется произносить слово «пристрелить», – отомстить Дергаче-ву. Но мои товарищи отговорили это делать.

– Какие товарищи? Кто именно?

– А что – это имеет значение?

– Если я спрашиваю, значит, имеет.

– Многие отговаривали.

– Ой, Серебров, Серебров, – покачал головой Александр Борисович. – Пришли с повинной, я надеялся на чистосердечное признание, на содействие следствию. А вы пытаетесь убедить меня в том, что, купив пистолет, ходили и всем говорили, что собираетесь убить Дергачева. Так я и поверил. Сказали от силы одному человеку и то после долгих сомнений.

– Правильно, – неожиданно улыбнулся Андрей, пораженный прозорливостью следователя. – Сказал своему институтскому приятелю Игорю Монахову.

Неожиданно в кабинет вошел Меркулов. В отличие от Грязнова, появляющегося тут, стоило хозяину освободиться, Константин Дмитриевич заходил, когда у него выдавалось несколько свободных минут. Поэтому бывал здесь редко. Поздоровавшись, он сел на стуле возле окна, деликатно рассматривая задержанного.

Александр Борисович сказал Сереброву:

– Дальше все понятно. Монахов отговорил вас, предложив нанять каких-нибудь бандюг, которые сделают то же самое за деньги, и вы останетесь в безопасности. Если понадобится, к этому вернемся. Вы про пистолет продолжайте.

– Когда он мне не понадобился, я смотрел на него не как на оружие, а как на опасную обузу. По идее, выбросить нужно, но жалко – большие деньги потрачены. Оставлять где-нибудь – тоже опасно, да и где, своего дома у меня нет. Вот и таскал его с собой. И в Москву взял. Там я останавливался у своего дядьки. В чужом доме даже не знаешь, куда положить. Вот я и пришел с ним на концерт.

– То есть в некотором роде случайно? Направляясь во дворец, у вас не было конкретной цели – убить Прыжкова?

– Боже упаси! Я даже не знал, что он там будет.

Турецкий недоверчиво посмотрел на него:

– Вы что – афишу не читали?

– А там его фамилии не было.

– Почему?

– Не знаю. У меня эта афиша сохранилась. Я всегда вожу ее с собой.

«Потому что там впервые напечатана фамилия Козельской», – мысленно закончил за него Александр Борисович и спросил:

– Что произошло дальше?

– Когда во дворец приехал Прыжков, он со всеми разговаривал на повышенных тонах. С Козельской, со своим продюсером Шифманом. Потом Валерий Яковлевич вышел из прыжковской гримуборной и сказал Наташе, что ее выступление отменяется, потому что ту же самую песню, которую собиралась петь она, будет исполнять Прыжков. Она подбежала ко мне вся в слезах, ее всю трясло… Тут меня охватила такая ненависть к Прыжкову, что передать трудно. Мы с Наташей долго стояли в коридоре, она постепенно успокаивалась, потом сказала, что пойдет переодеться и мы отправимся домой. В это время в том конце коридора, который ближе к сцене, я услышал непонятный шум и подошел туда… Попить можно?

Жалостливым жестом показав на часы, мол, время подпирает, Меркулов молча вышел из кабинета. Выпив мелкими глотками стакан воды, Андрей продолжил:

– Среди группы людей стоял разъяренный Прыжков с пистолетом в руках, а несколько человек пытались отобрать у него оружие. Он же совершенно потерял человеческий облик. Раскраснелся и, брызгая слюной, изрыгал проклятия. Не переставая обзывал всех и чудовищно матерился. Я понял, что кого-нибудь он сейчас застрелит. А кого бы он ни убил, этот человек лучше него. Потому что гнуснее Прыжкова представить кого-либо трудно. Наглый вор, хищник, животное, которое не имеет права на существование. От таких гадов все зло на земном шаре. Тогда я выхватил свой пистолет и выстрелил.

После своей горячей исповеди Андрей сразу сник, и Турецкий понял, что сегодня допрос лучше прекратить. После такого эмоционального выплеска арестованному необходимо поостыть, иначе путного разговора не получится.

Прежде чем дать подписать протокол, Александр Борисович достал из ящика стола деревянную фигурку олененка. Увидев свой талисман, Серебров не мог скрыть чувств. Сначала он удивился, а потом взгляд его потеплел, ласковое выражение согрело глаза, неотступно смотревшие на подарок любимого учителя.

– Я так давно его потерял, что уже не надеялся увидеть, – произнес Андрей сдавленным голосом.

– Это, очевидно, тот самый талисман, который в свое время вручил вам Кизилов.

– Да. Я верил, что он принесет мне удачу. Да и сейчас верю. Где его нашли?

– Нашли 10 ноября 1999 года в нескольких шагах от места гибели Прыжкова. А насчет удачи… – Турецкий задумался, подбирая слова. – Даже если вы откажетесь от своих показаний, этот талисман является уликой. Он свидетельствует против вас.

– Я не откажусь. А он мне дорог при любых обстоятельствах. Можно будет когда-нибудь получить его обратно?

– Суд решит.