Текст книги "Пермская обитель"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

Глава 28
ИЮЛЬ 1999-го

Тот июльский день навсегда врезался Наташе в память, и неудивительно, тут уж любая женщина поймет ее.

Она предполагала, что ее соберутся послушать все москвичи, приехавшие с Прыжковым. На нее внимательно уставятся несколько пар придирчивых глаз, глаза людей, хорошо понимающих не только в музыке, но и в современной моде. А ведь встречают по одежке. Поэтому прежде чем продумать репертуар, Наташа подготовила наряд. Она не хотела удивлять москвичей экстравагантными туалетами, наверное, те видали многое. В столице проходят такие дефиле, что закачаешься. Но и предстать провинциальной фефелой тоже нельзя. Вдобавок нужно учесть, что стоят жаркие дни, а выступать придется в маленьком помещении. В конце концов, она остановилась на легком костюме сиреневого цвета с синей окантовкой на воротнике и рукавах. Хотела слегка укоротить юбку, но потом решила оставить все как есть. Костюм итальянский, родной, то есть сшит не по лицензии. Если юбка сделана чуть ниже колен, значит, сейчас так модно.'

Московский гость, как очень важная персона, жил в гостинице «Алмаз Урала». Чтобы освоиться в этом царстве комфорта и вышколенной прислуги, необходимо время. Впервые попавшая сюда Наташа оробела. Напряжение снял радостно встретивший ее на пороге номера Игорь Прыжков. Известный певец выглядел на удивление просто. Обычный парень в вельветовых джинсах песочного цвета и в полосатой рубашке навыпуск. И то и другое было сильно мятое. Он сразу усадил гостью за журнальный столик, который был сервирован нехитрой снедью: бутерброды с сыром, бананы, вафли и курабье. Из холодильника тотчас была извлечена бутылка шампанского, и как Наташа ни отказывалась, под энергичным напором Прыжкова ей пришлось выпить. Только тут она поняла, что до этого момента была сильно напряжена. После шампанского стало легко и весело.

– Непривычно пить вино с утра, – засмеялась Наташа.

– Ну, какое ж это утро, – возразил Прыжков, – двенадцать часов. Мы с вами еще запоздали. Пить нужно именно с утра. Выпьешь – и потом весь день свободен.

Постучавшись в дверь, зашел Шифман. Со своей неизменной улыбочкой он извинился перед Наташей за то, что не может сейчас ее послушать. Ему срочно нужно ехать в банк, перечислять деньги за аренду зала, но как только освободится, сразу приедет. Вслед за ним явился руководитель ансамбля. Он сказал, что за музыкантами неожиданно прислали машину с телестудии, просят их принять участие в ток-шоу. Он даже попросил Наташу перенести свое выступление на завтра, но Прыжков отчаянно запротестовал:

– Да как ты не врубишься, что у девушки настрой!

Руководитель начал оправдываться, и Наташа успокоила его:

– Да я прослушаюсь и сегодня, и завтра. Петь для меня – настоящее удовольствие.

– Учись! – громогласно закричал Прыжков. – Вот как должны вести себя настоящие артисты, а не делать все из-под палки, как ты и твой ансамбль. Наташа предложила замечательный вариант. За такое творческое горение нужно выпить.

Он снова наполнил фужеры, на этот раз три, и выспренно продекламировал:

– «Ведь если я гореть не буду, – в упор посмотрел на Наташу, – и если ты гореть не будешь, – не сводя с нее глаз, показал рукой в сторону руководителя, – и если он гореть не будет, то кто же здесь рассеет тьму?».

Когда все выпили, Игорь спросил:

– Знаете, кто это написал?

Наташа не знала.

– Назым Хикмет, турок. А перевел Давид Самойлов. Тоже не ахти какой русский. Ну да бог с ними, слова-то хорошие.

Закусив печеньицем, руководитель ансамбля, еще раз извинившись, ушел.

– А мне нравится! – воскликнул Прыжков с такой залихватской удалью, будто пытался кого-то переубедить. – Созданы идеальные условия. Можно послушать ваше пение, что называется, в стерильных условиях – без помех. Давайте для страховки закроем даже дверь, чтобы случайно кто-нибудь не ввалился.

Он запер дверь на ключ. Наташа сказала, что ей удобней петь сидя на стуле. Прыжков поставил стул посередине комнаты, а сам плюхнулся в кресло, стоявшее возле раскрытой балконной двери.

– Вы сами песни пишете?

– И свои пишу, и чужие пою.

– А слова?

– Стихи я сочиняю, но редко.

– Может, лучше начать именно с таких, где и слова и музыка ваши?

Наташа была благодарна за такое предложение. В глубине души ей хотелось предстать перед певцом больше автором, а не исполнительницей.

 
Рисуй портрет, художник,
Изобрази меня.
Пусть дружно «Непохоже!»
Воскликнет вся родня…
 

Ее голос лился под мерное звучание гитары. Прыжков слушал внимательно, не сводя с нее немигающих глаз и почти не шевелясь. После каждой песни он давал краткую оценку, которые раз от раза становились все восторженней, что вдохновляло Наташу до головокружения. Ей хотелось не переставая петь для этого красивого человека, такого чуткого, такого понимающего. Подумать только: она находится с глазу на глаз со знаменитым певцом! Тысячи женщин мечтают увидеть его хотя бы на сцене, хотя бы издали. Она же запросто сидит рядом с ним, и сейчас в целом никто больше не видит его.

 
Ставь раму на треножник
И краскою любой
Рисуй меня, художник,
Всех познакомь с собой.
 

Ей казалось, она пела очень долго. На самом деле прошло всего лишь полчаса, когда Прыжков предложил сделать передышку. Наташа была приятно удивлена его заботливостью. Сама-то она забыла о том, что Иван Иванович рекомендовал своим ученикам петь ограниченное количество времени, причем с частыми перерывами. Иначе можно повредить мышцы гортани.

Они подсели к столику, Игорь опять налил шампанское, предложил выпить за ее уникальный талант.

– Уникальность вашего голоса очевидна, – с мечтательным видом произнес он. – С таким талантом не пропадешь. Мне кажется, ваши песни являются одной из вершин современной музыкальной лирики. Вы даже не представляете, до какой степени я как певец, как человек искусства благодарен вам за поис-тине королевский подарок. Только по-настоящему богатый творец может быть столь щедрым…

Он не переставая что-то говорил, однако Наташа уже не улавливала смысла его слов. Только чувствовала, что от этой нежной интонации ей становится донельзя приятно, что ее тело наполняется загадочной силой. И ей трудно поверить, что девичьи грезы стали явью, что голос, который прежде с замиранием сердца слышала по радио, звучит возле ее уха, настолько близко, что его губы коснулись щеки, что горячие ладони певца касаются ее спины, под блузкой… И вот снова прошла вечность, его лохматая голова покоится на ее груди, сильные руки ласкают то плечи, то бедра.

Глава 29
В МИРЕ ИГР

– Что-то слишком непомерно разрастается география наших поисков, – покачал головой Турецкий. – Козельская – в Америке, Вострецов – на Дальнем Востоке. Пора сужать, пора постепенно приближаться к месту преступления. Нельзя же объять весь мир. Для начала вернемся хотя бы в Пермь. Нужно озадачить коллег из городского ОВД. Пусть пошукают, у кого мог быть куплен в бильярдной серебровский паспорт. Сам он его продал или через кого-то? Или у него украли документы, тогда чья это работа? Займись этим, Володя.

Яковлев быстро послал запрос, и вскоре ему позвонил из Перми оперуполномоченный управления уголовного розыска пермского ГУВД лейтенант Урусов. Получив задание от начальника отдела, он хотел уточнить подробности поручения. Володя подробно объяснил.

Прежде чем отправиться на указанное место, Олег Урусов позвонил тамошнему участковому Ильгизу, которого хорошо знал.

– Этой бильярдной уже и в помине нет, – ответил тот.

Час от часу не легче.

– Куда же она подевалась? Переехала или просто закрылась?

– Понятия не имею. Я тут два года работаю. Когда пришел, бильярдной уже не было.

– Не могли же ее просто взять и вышвырнуть на улицу. Дорогие столы, оборудование, наверняка был владелец.

– Олег, если хочешь, я попытаюсь узнать.

– Не надо, Ильгиз, я сам съезжу.

Не доложишь же начальству, что задание не выполнено, поскольку объекта не существует. Понятно, майор тогда разнесет его в пух и перья и правильно сделает. В данном случае дежурные наставления майора насчет проявления инициативы подходят как нельзя лучше. Придется идти в администрацию рынка и там разбираться.

В администрации народу было, как на самом рынке. Граждане с озабоченным видом перебегали из одной комнаты в другую, держа в руках многочисленные бумажки. Перед некоторыми дверями маялись очереди. Тихая заводь, против всяческих ожиданий, оказалась лишь подле директорского кабинета. Туда оперативник попал без малейших препятствий.

Выслушав просьбу Урусова, директор несколько раздраженно отправил его к своему заместителю, мол, тот должен быть в курсе дела, поскольку непосредственно занимается арендой.

Заместитель, который в безупречном сером костюме выглядел намного солидней директора, подтвердил, что бильярдная действительно находилась в том помещении.

– Почему они уехали? Прогорели?

– Мне кажется, наоборот – расширились. То ли боулинг вдобавок открыли, то ли рулетку.

– Где они сейчас находятся?

– Чего не знаю, того не знаю, – обескураживающе улыбнулся замдиректора. – Думаю, вам это будет легко установить. Я знаю имя владельца, он же регистрировал свое заведение в городской администрации. Можете там проверить. Это Юрий Антонович Домогацкий.

Действительно, сотрудница лицензионного управления, куда пришел лейтенант, сразу сказала по памяти:

– У Домогацкого игорный дом «Восточный диван» на Интернациональной улице. Сейчас я уточню адрес.

Она проделала недолгие манипуляции с компьютерной мышью, после чего подтвердила:

– Да, Интернациональная улица, двадцать два.

Возле входа в «Восточный диван» фланировал усатый швейцар. Его костюм, во всяком случае его верхняя часть, был выдержан в духе сказок «Тысячи и одной ночи»: длинная зеленая тужурка и нечто отдаленно напоминающее чалму.

– Домогацкий здесь? – спросил оперативник.

– Рано еще. Он приходит ближе к вечеру.

Было около двух часов. Жара стояла такая, какую выдержать впору только египтянам.

– Кто-нибудь из руководства на месте?

– Есть управляющий.

«М-да, – разочарованно подумал Урусов, оказавшись в холле, украшенном коврами и искусственными миртовыми деревьями в пластмассовых горшках, – на рынке была совсем другая публика».

Он еще озирался по сторонам, когда перед ним возник вышколенный управляющий:

– Здравствуйте. Чем могу быть полезен?

– Здравствуйте. Я из управления милиции. – Лейтенант показал свое удостоверение. Управляющий вежливо кивнул с непроницаемым лицом. – Скажите, пожалуйста, раньше ваш… клуб находился возле оптового рынка?

– Типа что-то того. Я тогда еще не работал.

– А кто-нибудь из работавших там людей у вас остался?

– Там и был-то всего один человек: маркер, дядя Боря.

– Почему его сюда не взяли? Мордой не вышел?

– Типа того. Ему пятьдесят, а сюда старше тридцати не берут.

– Он жив-здоров?

– В полном порядке.

– Мне-то как раз этот дядя Боря и нужен. Как его можно найти?

– Я, к сожалению, не знаю. Но уверен, Юрий Антонович, наш хозяин, вам поможет.

– Мне чем раньше, тем лучше. Ему можно позвонить прямо сейчас?

– Нет проблем. – Управляющий один раз нажал на кнопку мобильника – любимый номер. – Юрий Антонович, к вам тут пришел господин из милиции. По пустяковому вопросу.

Он передал телефон Урусову. Представившись, тот сказал:

– Мне бы хотелось поговорить с человеком, который работал в вашей бильярдной на старом месте, возле рынка.

– Ну, был там маркер Борис Иванович Прохоренко.

– Как с ним можно связаться?

– В принципе, у меня есть его телефон, только я сейчас в поликлинике. Если вам срочно, могу объяснить, где его дом.

Домогацкий подробно объяснил, как найти квартиру Прохоренко: такая-то улица, за диетическим магазином стоит хрущоба, последний подъезд, второй этаж, первая дверь слева.

Как назло, самого Бориса Ивановича лейтенант дома не застал. Супруга же в выдаче агентурных сведений о муже оказалась несравненно осторожней Домогацкого. Не снимая цепочку с приоткрытой двери, она долго и нудно интересовалась, кто да зачем. Лишь когда терпение Урусова начало истощаться, она милостиво сообщила, что Борис Иванович работает охранником в фирме «Одноразовая посуда», расположенной аккурат на противоположной стороне улицы.

Почувствовав, что на горизонте замаячили конкретные результаты его деятельности, лейтенант бодро направился в фирму. На крыльце свежевыкрашенного здания стоял немолодой человек в форменных брюках и рубашке, на кармашке которой темнел матерчатый прямоугольник с надписью «ЧОП Цербер». Охранник сосредоточенно лузгал семечки, Доставая их по одной из газетного кулька. Шелуху он собирал в ладонь правой руки. При приближении Урусова этот рукотворный бункер как раз наполнился до отказа. Мужчина спустился к стоявшей на тротуаре урне и высыпал туда шелуху, после чего вытер ладонь о брюки.

– Скажите, где можно найти Бориса Ивановича Прохоренко?

– Да, это я.

– Лейтенант оперативно-следственного отдела Урусов. – Он показал охраннику свое удостоверение и, когда тот бегло глянул на его, продолжил: – Борис Иванович, меня интересуют дела давно прошедших дней. А именно весна девяносто девятого. Вы тогда работали в бильярдной возле рынка.

– Было дело.

– Очевидно, в то время там имелись какие-то завсегдатаи, постоянные посетители.

– Я проработал в той бильярдной четыре года. И там всегда околачивались одни и те же посетители. Поэтому они и называются завсегдатаями.

– Прекрасно. Ваша наблюдательность облегчает дело. То есть вы их знали?

– Знал.

– Догадываюсь, не только в лицо. Кое-что о роде их занятий поневоле доходило до вас. Не могло не доходить.

– Вот именно поневоле. Спрашивать я ничего не стал бы. Любопытство себе дороже обойдется. В бильярдной кучковалось много криминальной публики. Сунешь нос не в свое дело – мигом окоротят. Думаю, даже сейчас опасно брякнуть что-нибудь лишнее.

– То, чем я интересуюсь, вряд ли будет иметь большие последствия. Мне нужно узнать, кто из тамошних посетителей занимался торговлей документами.

– Ну, это для меня вопрос сложный, – протянул Прохоренко. – Не слышал, чтобы кто-то специализировался на торговле документами. Бывало, рядом видел людей – и парней, и девушек – держат в руках картоночку. А на ней: «Дипломы, аттестаты, трудовые книжки». Но чтобы кто-нибудь из таких посещал бильярдную, не припомню.

– Это все фальшивки. Сейчас речь идет о другом. Бывает, что крадут настоящие документы, а потом их продают.

– Ага! То есть вас интересуют обычные грабители.

– Скажем проще, карманники. При ограблении квартир на документы обращают внимание в последнюю очередь. В первую очередь тащат драгоценности и деньги.

Прохоренко криво усмехнулся:

– Опять же подводите меня под монастырь, господин начальник. Положим, я скажу. А ведь руки у них длинные, длиннее милицейских будут. Отомстить мне – за ними не заржавеет. Найду я у милиции защиту?

– Подводить, конечно, не хочется. Но, полагаю, вряд ли вас станет кто-то подозревать. По горячим следам такое может случиться. А когда прошло пять с лишним лет…

– Почему же пять? Бильярдная закрылась меньше двух лет назад.

– Неужели все завсегдатаи посещали ее в одинаковом составе? Никто не бросился в бега, не загремел в тюрьму.

– Были и такие. Вас они в первую очередь интересуют?

– Не знаю, – признался Урусов. – Вы слышали фамилию Серебров?

– Нет. А как его звали?

– Андрей.

– Нет, не слышал.

– Между тем весной девяносто девятого один человек, ныне арестованный, купил в бильярдной его настоящий паспорт.

– Не знаю, не знаю. Я назову несколько имен, да и то не уверен, они ли вам нужны. Надеюсь…

– На условиях полной анонимности, – заверил его лейтенант.

– Воровством промышляли Серега Дергач, Руд и к Стюардесса, Леша Андрющенко. Про них глухо поговаривали такое. Да и догадаться можно было, что рыльце в пушку. Дни напролет торчали в бильярдной, а деньги никогда не переводились.

– Это все одна компания?

– Скорее конкуренты. Каждого окружала шпана помельче, я даже их имен не помню. К тому же они менялись. А эти трое… – Прохоренко махнул рукой, давая понять, что говорит про отпетых мошенников. – Уж, наверное, они были на примете у милиции.

– Проверим. Думаю, вы оказали следствию большую услугу.

Глава 30
АВГУСТ 1999-го

Андрей не на шутку встревожился – несколько дней подряд он не мог застать Наташу дома. Звонил и рано утром, и поздно вечером – безрезультатно. Пытался успокоить себя тем, что она просто неожиданно задержалась у сестры, которая все лето жила на даче с маленьким ребенком. Судя по тому, что никто не подходил к телефону, родители тоже находятся там. Возможно, малышка заболела и требуется помощь. Обычно Наташа предупреждала его об отъезде, говорила, сколько дней пробудет на даче. Наверное, в этот раз снялась с места в спешке и его не застала.

Так он успокаивал себя, однако подспудное тревожное чувство все сильнее приводило Андрея в уныние, доведя до того, что у него буквально пропали сон и аппетит, когда, наконец, Наташа объявилась. На его звонок сняла трубку и как ни в чем не бывало подтвердила все догадки: да, действительно, она застряла у сестры, с малышкой полно забот, то одно, то другое. Каждую минуту намеревалась вернуться в город, да удалось вырваться только сегодня, недавно приехала.

На самом деле сегодня утром Наташа с нескрываемой грустью проводила улетающего в Москву Прыжкова, и на этом завершился их бурный пятидневный роман. Вернее, его первый этап – Наташа надеялась на продолжение. Отношения развивались столь стремительно, что она совсем перестала таиться от коллег Игоря. После каждого концерта принимала участие в их застолье, потом оставалась ночевать в номере Прыжкова. Присутствовала не только на всех концертах, за кулисами, но и на репетициях. Даже в мыслях боялась предвидеть то время, когда он уедет из Перми.

Музыканты отнеслись к ее появлению с полнейшим безразличием. Они-то прекрасно знали, что подобные романы с наивными провинциалками Игорь заводит в каждом городе. Подобно десяткам других поклонниц, Наташа внимала его проникновенным рассказам о неудавшейся семейной жизни; о том, что практически он с женой давно не живет, осталось официально оформить развод; о том, как ему осточертела болезненная страсть жены таскать его на всякого рода многолюдные презентации, в то время когда ему по душе простой домашний уют в обществе хорошо понимающей его женщины – скромной, некапризной, бесконечно далекой от ресторанных тусовок.

Слушая произносимые в ночной тиши слова, Наташа уже видела себя москвичкой, живущей рядом с этим неординарным человеком, сопровождающей его в поездках по стране, самоотверженно помогающей ему переносить тяготы гастрольной жизни.

Игорь клялся в любви и верности, обещал ей регулярно звонить, помогать чем сможет. Но прошла неделя, другая – от милого дружка ни ответа, ни привета. Мелочные нехорошие подозрения пробудились в душе Натальи. Ей не хотелось считать себя одураченной, она пыталась бороться с мрачными мыслями, отмести прочь. Однако прогнанные сегодня, назавтра они вновь выползали, словно змеи из-под камней, и было заметно, насколько они стали сильнее, увеличились в размерах.

В первые дни после разлуки присутствие Андрея раздражало Наташу. Она старалась не показывать виду, но иногда нет-нет да и прорывались в ее голосе недовольные, даже истерические нотки, чего раньше за ней не водилось. Андрей терялся в догадках – почему вдруг с ней произошла такая метаморфоза? Решил – усталость накопилась. Тяжело ведь проводить каникулы, сутками напролет помогая ухаживать за новорожденным.

Через несколько дней Наташа предложила ему послушать свои новые песни. Андрей удивился – он был уверен, что из-за вороха семейных забот ей сейчас не до творчества. И уж совсем был поражен, услышав содержание песен.

По сути дела, каждая из них представляла собой часть одного любовного монолога, обращенного женщиной к человеку, ставшему ее первой настоящей любовью. Героиня восторгалась уникальностью своего избранника, его великодушием и красотой. Уверяла, что иные люди, к сожалению, могут прожить жизнь, никогда не встретив любви, и если это редкое счастье случилось, нужно всячески оберегать его как самое драгоценное, что есть на свете.

– Кому ты посвятила эти песни? – полушутливо спросил Андрей, втайне надеясь, что сейчас последует ответ: «Конечно, тебе». Однако Наташа так же полушутливо сказала, что не пришло еще время обнародовать имя этого человека, и перевела разговор на другую тему.

Прошла неделя, прежде чем разговор о новых песнях возобновился. Все это время друзья не встречались, но, даже при разговорах по телефону, чувствовалось, как непривычно нервно вела себя Наташа. Андрей опять же отнес такое состояние на счет домашних неурядиц. Ее родители собирались в отпуск и перед отъездом вполне могли не поладить с дочерью. И у матери, и у отца была назойливая привычка давать по любому поводу советы. Они касались всего, начиная от чистки зубов и кончая выбором одежды. Бесконечные подсказки раздражали Наташу, она огрызалась, говорила, что ей уже не пять лет и сама знает, как поступать. Дочь отругивалась, но родители не могли изменить свою манеру воспитания. Наверное, перед отъездом они замучили бедную Наташу наставлениями. Вот уедут, она вздохнет посвободнее и вновь станет такой же спокойной, какой была всегда.

Когда, проводив родителей, Наташа вернулась с вокзала домой, на душе у нее было неспокойно. В пустой квартире она чувствовала себя неприкаянной. Из близких подруг в Перми никого не осталось, разъехались на каникулы. Она позвонила Андрею. Тот сказал, что хотел бы еще раз послушать ее последние песни.

– Они тебе до такой степени понравились?

– Да. До сих пор звучат в голове.

– Заходи ко мне. В тот раз я пела их под гитару. А сегодня хочу играть на пианино.

Андрею нравилась эта уютная комната, где на стене висели портреты Наташиных кумиров, оперных колоратурных сопрано Неждановой, Максаковой, Катульской.

Сначала Наташа спела те же четыре песни. Потом добавила пятую, которую раньше Андрей не слышал, она появилась в последние дни. Это была завершающая песня любовного цикла. В ней героиня уже не верила в долгую любовь, а считала, что на смену одной должна прийти другая, и та, новая, будет служить лекарством от прежней.

 
Я жду его в полночной тишине,
Припоминая лучшие мгновенья.
Сомнений нет – он явится ко мне.
За поворотом будет продолженье.
 

У Андрея появилась большая уверенность услышать желаемый ответ, и он опять спросил:

– Интересно все-таки знать, кому посвящены эти песни?

– Ты не допускаешь мысли, что все относятся к разным людям?

Он отрицательно покачал головой:

– К одному.

Наташа молча сидела у рояля. Приблизившись, Андрей внимательно посмотрел ей в глаза. Она порывисто обняла его и прошептала:

– Сейчас я ненадолго выпущу тебя из своих объятий – чтобы ты потушил свет.