Текст книги "Опасное семейство"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)

Прочитав этот абзац, Грязнов спросил у Игната, получал ли тот гонорар за такую работу. И если да, то в каком размере? Надо обязательно указать.

Игнат подумал и сказал, что напишет в конце.

– А про стрельбу на усадьбе почему ничего не пишешь? – снова спросил Грязнов. – Трегубов – это ведь недавно, тех-то людей убили раньше.

Игнат подумал и согласно кивнул.

Его там, писал Русиев, поначалу вообще не было, он как раз незадолго перед тем привез с очередной попойки жену хозяина и успокаивал ее в доме. Катерина, горничная, может подтвердить, она своими глазами видела. А тут поднялась пальба. Он выскочил в парк, видит, в беседке валяется на земле человек, вся грудь в крови, а возле него стоят хозяин и старший охраны Орехов с пистолетом в руке. Только взглянул на это дело Игнат и поскорее убрался обратно в дом, от греха подальше.

Возможно, именно этого его «неучастия» и не хотел простить ему хозяин, когда приказал от имени губернатора убрать Трегубова. Ну, пришлось немного поездить за ним и выбрать удобный момент.

Игнат уже знал из рассказа Грязнова, что нашлась свидетельница того убийства, поэтому он здесь постарался дать свое объяснение. Да, он, конечно же, видел ту тетку, правда, не запомнил ее. Она что-то крикнула. Он, конечно, мог и ее уложить, но зачем? Она ж ни в чем не виновата.

А дальше уже сам Шестерев велел ему сунуть в сумочку своей секретарши, явно заигрывавшей со следователем, «жучок» и послушать, о чем они будут между собой разговаривать.

Он слушал, конечно, и ездил за ними. И доложил губернатору, что они собрались в гости к вдове Трегубова, которая сказала, что знает, кто и за Что убил ее мужа. Ну, думать вообще было не о чем. Себя защищать приходилось.

А что касается поездки в Петербург, то это не его желание, а приказание хозяина – уехать как бы в отпуск, исчезнуть на время. Но обязательно сообщить о своем местонахождении. Такая точка нашлась. Игнат вспомнил своего бывшего подельника, за которым по всем понятиям числился должок, и решил, что лучшего варианта ему не найти. Просто не подумал он тогда, что сыщики его смогут так легко вычислить. А потом все было просто – домашний адрес

Федота Игнат знал, у соседа выяснил, где обретался Шустрый. Но засиживаться на одном месте не собирался и потребовал, чтобы Семыкин нашел ему тайное и более спокойное место, без всяких сторожей, где-нибудь у знакомых в области. Тот и уехал. А дальше все следствию известно. И как его сдал хозяин, и как его «мочить» приехали, и как он, защищаясь, ранил нападавшего бандита.

Словом, кругом, получается, виноват, это он признает полностью, а вот как искупить свою вину, Игнат пока не знал. Рассчитывал на снисхождение суда и обещал продолжать помогать следствию в дальнейшем, если от него такая помощь потребуется…

Долго сочинял свою явку с повинной Игнат Русиев, устал, даже вспотел от усердия.

За иллюминатором серо-голубая холмистая поверхность облаков простиралась до бесконечности. Вот так и прошел фактически весь полет.

Дочитал Грязнов исповедь. Велел Игнату расписаться на каждой странице, поставить в конце число. Забрал, сложил листы и спрятал в нагрудный карман.

После посадки они дождались, когда салон покинут все прилетевшие немногочисленные пассажиры, и, снова пристегнув к себе Русиева с обеих сторон, вчетвером вышли к трапу.

Первым сошел на бетон летного поля Грязнов, подождал, пока к нему подъедет «Волга» с милицейским проблесковым маячком, и дал команду.

Пропустив вперед крупного Игната, руки которого были, естественно, заведены за спину, сопровождающие стали спускаться, держась за поручни трапа.

Когда и откуда прилетела смертельная пуля, никто поначалу не понял. Просто Игнат вздрогнул, качнулся в одну сторону, в другую и… рухнул вперед, увлекая за собой обоих своих охранников.

Показалось, что он просто оступился, потом у Грязнова мелькнула мысль, что сделано это было нарочно. Но зачем?!

А когда наконец разобрались со свалкой на трапе, когда тяжелое тело Игната стащили по ступенькам на бетонные плиты и перевернули на спину, первое, что увидел Вячеслав Иванович, было расползающееся на его груди темное пятно. Снайперская работа…

Не в силах сдержать своего гнева, перемешанного с полнейшей растерянностью, Грязнов громко выругался, посылая всех вокруг так далеко, что и сам запутался, и только услышал, как где-то, далеко в стороне, взревел мотор машины. И пока Грязнов искал ее глазами, звук мотора исчез. Точнее, его заглушил свист и грохот авиационных турбин шедшего на посадку очередного самолета. Как ни всматривался, поднявшись на верхнюю ступеньку трапа, Грязнов, он ничего не обнаружил. Вероятно, убийца умчался, не включая габаритных огней автомобиля, чтобы не выдать на темном взлетном поле своего присутствия.

А вокруг поднялся уже шум, кто-то закричал: «Скорую! Врача!» Но крики перебила громкая трель телефонного звонка в кармане Грязнова.

– Привет, Вячеслав Иванович! – услышал он веселый голос Федора Шилова, абсолютно неуместный в данной ситуации. – С возвращеньицем тебя! Говорят, удачно слетал? Ну, ждем не дождемся. До встречи!

И отключился, не дав сказать даже слова в ответ.

Интересно, а чему это он так обрадовался? Именно этот вопрос и хотел теперь Вячеслав обсудить вместе с Саней. А потом перезвонить Вите Гоголеву – может, тот подскажет ответ?

5

Ответ, как спонтанно предположил Вячеслав Иванович, довольно быстро нашелся.

Когда они с Турецким, который прочитал признательные показания Русиева, обсуждали сам факт его дерзкого убийства, из Питера позвонил Виктор Петрович, чтобы справиться, благополучно ли долетели. Увидев, как снова заводится Славка, Турецкий забрал у него трубку и вкратце изложил ситуацию.

Единственный вопрос Александра Борисовича был краток и конкретен:

– Витя, ты кому говорил о том, что Славка везет пойманного преступника?

– Я-а? – изумился Гоголев. – А с какой стати?.. Нет, подожди… Вспомнил! Мне ведь позвонил, когда ребята уже улетели, от вас этот… как его? Ну, ваш начальник ГУВД, Шилов его фамилия. Сказал, что он из вашей группы, которая занимается расследованием. Это так?

– Не совсем, Витя, но я тебя внимательно слушаю. И что же ты?

– Сказал все как есть, просил тебе привет передать. Он передал?

– Нет, он позвонил Славке в тот момент, когда на трапе был убит Игнат, и поздравил… как он сказал? Вот, Славка говорит: «С возвращеньицем!» Ты понял?

– Но откуда же я мог знать, ребята?!

– А тебя никто и не винит. Удача, если так можно сказать, лишь в том, что этот хмырь успел написать в самолете, пока они летели, подробную явку с повинной. И теперь понятно, почему его пытались убрать и у тебя, в Питере, и здесь, у нас. В общем, мы прокололись, старик, спасибо, что не оказались полностью в дерьме. Ты уж там, сделай одолжение, с Конем поработай хорошенько. И с Шустрым, когда поймаете его. Теперь-то они у нас попляшут!

– Удачи, чего еще пожелать? – скучным тоном попрощался Гоголев.

– Жаль, – покачал понурой головой Грязнов и взглянул на Турецкого виноватыми глазами, – я думал Федька хоть и не далекий, но все же свой мужик… Придется докладывать министру. Вот же сволочь какая, а? Я ему покажу «возвращеньице»!

– Так, Слава, договоримся сразу, ничего ты ему не показываешь. И вообще, продолжаешь делать вид, что ни в чем его не подозреваешь. Повинная Русиева пока тоже наша с тобой тайна, а то они продолжат зачистку местности. Пусть лучше считают нас дураками, мы не обидимся. А теперь послушай, что мы имеем на сегодняшний день…

С помощью все той же любвеобильной и настойчивой в своих желаниях Анастасии Сергеевны Владимир Поремский связался с Ильей Григорьевичем Кремером, адвокатом, с которым она решала свои финансовые вопросы. Кремер оказался настолько загруженным делами, что не смог уделить следователю ни одной свободной минутки. Тогда Володя предложил вызвать его повесткой на допрос в краевую прокуратуру. Кремер задумался. Потом сказал, что он сейчас листает свой ежедневник, чтобы освободить время.

– Да бросьте вы мучиться, Илья Григорьевич, – снисходительно заметил Поремский, – продиктуйте адрес вашей конторы, и я немедленно подошлю вам повесточку. С курьером. Вот и выбирать не придется.

– Скажите, господин следователь… не запомнил вашего имени-отчества?

– Моя фамилия Поремский, этого вам будет вполне достаточно, – не пошел на уступку Владимир.

– Хорошо, господин Поремский, так вот скажите, по-вашему, мне нужна такая слава? Это чтобы меня, Илью Кремера, вели под конвоем в прокуратуру в качестве свидетеля?

– Вы очень правильно поставили вопрос, господин Кремер. Именно поэтому, учитывая ваше известное имя, я готов с вами немедленно встретиться в удобном для вас месте. Включая адвокатскую контору. Я понятно изложил свою мысль?

– Более чем, – вздохнул адвокат. – Ну, записывайте адрес…

Через пятнадцать минут Поремский подъехал к адвокатской конторе «Т-во Кремер» и поднялся на второй этаж вполне элитного помещения, отделанного под офис. Кабинет шефа находился в дальнем торце недлинного коридора со стеклянными дверьми направо и налево и цветочными вазонами, установленными в простенках. Модно, элегантно, дорого – словно говорила сама атмосфера. Ну, конечно, только Кремеру и под силу заниматься делами, в которых фигурируют десятки миллионов долларов…

Из-за полированного письменного стола, свободного от каких-либо бумаг – очевидно, адвокат работал на компьютере, стоявшем сбоку на специальной подставке, – поднялся представительный мужчина с обаятельной улыбкой на продолговатом лице, седеющими висками и рыжеватыми усиками. Он сделал шаг навстречу Поремскому, с достоинством пожал ему руку и сказал:

– Присаживайтесь, Владимир Дмитриевич, готов ответить на все ваши вопросы. Надеюсь, мы поймем друг друга.

– Вы вспомнили, как меня зовут? – усмехнулся Поремский.

– Поверьте, один телефонный звонок и – любой секрет в нашем городе становится тайной Полишинеля. – Адвокат улыбнулся, продемонстрировав отличные зубы.

Ах, какой изысканный пассаж! Интересно, что бы ответил на это Александр Борисович? Уж он нашелся бы…

– Ну, хорошо, вопросов у меня к вам будет немного, не стоило заранее беспокоиться и искать причины для отказа от разговора.

– Поверьте, я…

– Верю, – деловито ответил Владимир. – Итак, вопрос первый. Вы были знакомы с покойным Тре-губовым?

– Шапочно, – после некоторого раздумья ответил адвокат.

– Но ведь это он посоветовал взять именно вас в качестве адвоката Анастасии Сергеевне Камшаловой?

– Откуда это вам известно? – удивился Кремер.

– Мне бы не хотелось без конца повторять вам, опытному юристу, прописную истину, что вопросы задает следователь.

– А у нас это разве допрос? А не доверительная беседа? – Кремер изогнул брови домиком.

– А вы желаете, чтобы наша беседа шла под протокол? – учтиво улыбнулся Поремский.

– Ну, что вы, что вы… – заторопился Кремер. – Но вы сказали о Насте…

– Да, я встречался с Анастасией Сергеевной, и она достаточно подробно рассказала о вашей блестяще исполненной роли в ее деле с акциями. Именно поэтому нам и потребовалось уточнение некоторых моментов.

– Ну, раз вы уже все знаете, то есть, я хочу сказать, раз вам известна история с акциями комбината и моя бывшая клиентка сама открыла вам тайну ее сделки, я тоже ничего не буду от вас скрывать. Но хотелось бы знать, что конкретно вам стало известно?

– В порядке исключения я отвечу на ваш настойчивый вопрос. Нам известно, что именно вас порекомендовал Камшаловой ныне покойный Трегубов, хотя ее осаждали десятки юристов с предложением своих услуг – по тому же вопросу. Известно также, что именно вы свели свою клиентку с Юрием Киреевым, с которым и предлагали совершить сделку. Дело было, как она считает сама, на мази, когда у вас неожиданно появился новый клиент. Вам сделал предложение поработать на него дядя Юрия Киреева – Семен Васильевич, предложив более высокую цену за акции и, соответственно, значительно увеличив ваш гонорар. И тогда вы с той же уверенностью предложили Камшаловой совершить другую сделку. Акции были проданы Кирееву-старшему, как вскоре выяснилось, доверенному лицу известного бизнесмена Николая Викторовича Асташкина. Я ничего не напутал?

– Как мне помнится, все правильно. Но, помилуйте, это же было давно. Еще чуть ли не в начале прошлого года!.. А что, разве вы считаете такую сделку противозаконной?

– Ни в коем случае. Дядя обскакал племянника, в бизнесе это обычное явление. Вопрос в другом – кто стоял за Киреевым-старшим, нам уже известно, и вы это также подтверждаете, верно?

– Подтверждаю.

– А кто стоял за спиной Киреева-младшего? Не сам же он предлагал баснословные суммы?

– Вы хотите, чтобы я назвал и другое имя?

– Разумеется, это было бы проще.

– Ну, хорошо, исключительно из доброжелательного отношения к вам, Владимир Дмитриевич, хотя не знаю, зачем лично мне это надо. Его зовут Олег Соломонович Аксельрод. Он считал сумму достаточной, а Николай Викторович не поскупился и, как вы изволили выразиться, действительно обскакал его. Кстати, вместе с моей клиенткой мы были в банке «Марс»… Вы в курсе?

– Да, – кивнул Поремский. – Вы же через него и оформляли сделку.

– Все правильно. Так вот, именно этот банк и оплатил акции Камшаловой, а также от имени господина Асташкина выдал доверенность Семену Васильевичу Кирееву на управление пакетом акций. Что у них было в дальнейшем, меня не интересует, вы понимаете.

– Он и сейчас управляет ими от имени Асташкина?

– Я полагаю, что названное вами лицо на сегодняшний день владеет контрольным пакетом акций химического комбината. Но, кажется, пока не собирается активно вмешиваться в производственные проблемы. А вот дележка руководящих постов, одним из следствий чего стали известные в городе события, могу высказать свое предположение, к самому Асташкину отношения не имеют. Если вам интересно мое мнение.

– Благодарю вас. Ну что ж, разрешите откланяться. Когда потребуется ваша помощь, вы, надеюсь, не откажете нам в такой любезности?

– Что, и это все? – искренне удивился адвокат.

– Да. А вы о чем подумали? Что вас будут обвинять в каких-то подлогах или организации убийств?

– Помилуйте, какое это имеет ко мне отношение?! Но извольте, я всегда к вашим услугам, Владимир Дмитриевич…

Поремский узнал, таким образом, все, что ему было нужно. И за дядей, и за племянником стояли известные силы олигархов, которые вряд ли имели непосредственное отношение к убийствам в городе. Дело было, вероятно, в другом. В самом городе сложились некие группы, которые поставили для себя целью, находясь у власти, расхватать наиболее лакомые куски. Ибо любая государственная деятельность, как и официальная власть, подобно приливной волне, однажды заканчивается, утекая в песок, а жизнь-то продолжается, вот и приходится стараться как можно дольше удержаться на ее гребне. Значит, здесь и следует искать все причины, объясняющие кровавые последствия.

Выслушав Турецкого, Грязнов не раздумывая сказал:

– Саня, эта информация лишний раз убеждает меня, что тот твой знакомый, который когда-то говорил про все дымы из одной трубы, был прав. Если присмотреться, та труба расположена где-то в Москве, а не здесь. Там задумываются дела, а здесь нам остается наблюдать, в какие уродливые формы они выливаются.

– Не знаю, – покачал головой Турецкий, – я, пожалуй, остаюсь пока на стороне Володьки. Ну, сам подумай, какому Асташкину или Аксельроду нужна кровь вокруг их вполне легальных и законных приобретений? Я понимаю, если бы дело происходило в начале или даже в середине девяностых, это еще куда ни шло. Но теперь? Не верю, сейчас олигархи поумнели. У них было достаточно для этого поводов. Во всяком случае, бандитов они себе в помощь не привлекают, есть куда более тонкие меры воздействия. К тому же я слышал, что Асташкин – умный и интеллигентный человек… Слушай, я тут поразмышлял по этому поводу. Ну, для чего «угольщику» какая-то химия? И, знаешь, пришел к выводу, что, возможно, этот Асташкин вспомнил наконец слова, кажется, Менделеева о том, что сжигать уголь для обогрева – это дикое варварство. Зато для развития химической промышленности нет сырья лучше.

– Ну да, как же! Не достигли еще наши олигархи такого уровня, чтоб им можно было полностью доверять… Ты Солонину звонил?

– Здрасьте, сам же с ним хотел разговаривать! Ну, Вячеслав, у меня просто нет слов!

– Разве? Хорошо, повторю, если что… Завтра начну трясти Орехова, пока не вышибу из него дух. А мои, из МУРа, ничего не сообщали?

– А я не сказал? – спохватился Турецкий. – Обнаружили. – Проданы два билета в Шереметьеве на ближайшую субботу в Барселону. Твои сыскари в порту уже, по-моему, днюют и ночуют.

– То-то! А кто их учил работать?

– Галкина тетя, Шурочка наша незабвенная, – с улыбкой ответил Турецкий. – Ну… и ты еще… немного.

. – Ладно тебе… А чего, ты говоришь, Галка?

– Она свое дело выполнила, Трегубову похоронили. Все честь по чести. Сейчас они с Володей Яковлевым продолжают заниматься свидетелями. Кстати, никто из городских руководителей сказать прощальное доброе слово ни в морг, ни на кладбище так и не явился. А новый Галкин кавалер, из газеты, нащелкал больше сотни фотографий, которые мы целый день потом изучали, но так ничего стоящего не обнаружили.

– Да, – философски заметил Вячеслав Иванович, – отсутствие информации, как я слышал, тоже полезная информация… А по поводу руководителей что скажу? Чем дольше живу, Саня, тем меньше испытываю радости от общения с ними…

Глава седьмая
ВЕСКИЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА

1

С утра Грязнов позвонил Старкову.

– Влад, – сказал он, – чтобы долго не объяснять тебе по телефону, что мне нужно, я подошлю Володю Яковлева, и он расскажет. Помоги ему провести операцию максимально тихо, чтоб даже твои ничего не заподозрили – при всем моем к ним глубоком уважении. Будем знать только трое – я, ты и Володька. До поры, понимаешь?

– Не понимаю еще, но сделаю, раз ты просишь.

– Добро. А Володьку я сейчас проинструктирую. И еще просьба, Влад, выдели ему какую-нибудь невзрачную машинку – до конца дня, больше, я полагаю, не потребуется.

– Трудновато… но ладно, как-нибудь выйдем из положения.

– Ты за транспорт свой не бойся, он толковый водила.

После этого он позвонил Яковлеву и когда тот явился в гостиницу «Кубань», буквально на пальцах изобразил схему действий. Володя попросил дать ему в помощь Галю – она местная, легко ориентируется. Грязнов подумал и сказал:

– Ладно, бери, но только чтоб она не светилась и не лезла поперед батьки, понял?

И только после этого он отправился в СИЗО.

Орехов снова, как и на предыдущем допросе, молчал, будто герой-партизан. Никакие дополнительные доводы Грязнова на него не действовали. Вячеслав Иванович цитировал показания Игната из его покаянного признания, не называя поначалу источника, но и это не действовало. На все аргументы по-прежнему следовал один ответ:

– Ничего не знаю, не видел, не слышал, не участвовал, отношения не имею…

И эти слова он повторял, как попугай, словно не слышал никого, кроме самого себя. Даже собственные слова относительно гостей на вилле и «стрельбы по пьянке», зафиксированные в показаниях лейтенанта Замошкина, категорически отрицал. Ничего подобного он не говорил, да и не мог говорить, поскольку не знает, кто такой лейтенант Замошкин. А когда ему предъявили его собственный автограф на показаниях, которые он дал тому же Замошкину поздней ночью, после убийства людей, он мельком и без всякого интереса взглянул и сказал, что это фальшивка. Не было его, Орехова, там, на вилле. А где он был? У бабы. У какой, также говорить отказался, заявив, что это его личное дело и к фактам, интересующим следствие, оно отношения не имеет. В общем, замкнулся. И начался утомительный и бесперспективный бег по второму кругу.

Он, вероятно, был уверен, что, как и в первый раз, допрос закончится ничем, никаких обвинений в свой адрес он не признает, не подтвердит, значит, ничто из названного не доказуемо. И поскольку недоказуемо, нечего держать его в заключении. Непробиваемая логика.

А по поводу показаний охранников Старостенко и Лютикова утверждал, что все ими сказанное есть подлая ложь. Даже очные ставки с арестованными охранниками и вызванными для дачи новых показаний милиционерами ночного наряда ни к чему не привели. В ответ на их объяснения, где и когда они его видели и чем он занимался, Орехов пренебрежительно пожимал плечами и упрямо повторял только одно:

– Они хотят свои грехи повесить на мою шею. Не было этого, ничего не было. Докажите!

А как доказать? То, что собранные на месте преступления пули были выпущены из пяти автоматов, являющихся личным оружием охраны, в том числе и самого Орехова, уже доказала баллистическая экспертиза. Но двое арестованных утверждали, что стреляли не они, хотя кто-то, возможно, и воспользовался их оружием, а третий, Орехов, вообще все отрицал. Получалось, что из пяти автоматов стреляли двое находящихся в розыске охранников – Барышников и Алымов.

Старостенко и Лютиков были в этом уверены, а Орехов только предполагал.

– А может быть, из вашего автомата стрелял Игнат? – сделал «наивное» предположение Грязнов.

И уже закостеневший в своих отрицаниях, но чувствующий, что концы постепенно начинают у него не сходиться с концами, Орехов неожиданно клюнул, заглотнул наживку.

Ну, конечно, это все и объясняет!

– Значит, вы полагаете, что Игнат был там? – спросил Грязнов.

– А как же? Где ж ему еще быть? Он всегда находился при хозяине.

– И в тот вечер – тоже?

– А чем тот отличался от других?..

– Я не знаю, вам, конечно, виднее, но, по некоторым показаниям, – с сомнением в голосе заметил Грязнов, – Игната там не было. – И решил как бы приоткрыть завесу: – Его, между прочим, уже взяли в Санкт-Петербурге и сняли предварительные показания. Днями доставят сюда, к нам. Так вот, он категорически утверждает, что его не было ни в доме, ни во дворе в ту ночь. И нашлись свидетели, которые подтвердили его слова, – взял грех на душу Вячеслав Иванович, полагая, что Орехов обязательно этим воспользуется, и не ошибся.

– Как же не было? – воскликнул Орехов и… осекся.

– А вам-то откуда это известно?

– Мне?.. А я от хозяина, от Юрия Петровича, узнал… на другой день уже.

– Да? А вот мы сейчас пригласим его сюда и спросим. Согласны? Не возражаете?

Орехов снова замкнулся в себе. Не ответил ни да, ни нет.

– Ну ладно, – не дождавшись ответа, сказал спокойным голосом Грязнов, – раз вы так ставите вопрос, тогда зачем же мне у вас, Евгений Семенович, пытаться выяснять правду, верно? Судя по показаниям ваших коллег, вы были участником преступления, отдавали приказы стрелять, но сейчас все отрицаете. И я понимаю, почему вы это делаете. Я вас не тороплю, но скоро сюда доставят наконец Алымова с Барышниковым, уже из Москвы, откуда они собирались вылететь в Испанию, даже билеты заказали. Мы их допросим, возможно, в вашем присутствии и, я полагаю, сделаем правильный вывод о том, на ком лежит основная вина. Естественно предположить, что и они все свалят на вас, как и остальные. Уверен я и в том, что Юрий Петрович Киреев тоже не захочет щадить вас и выдаст кровавое событие как вашу личную инициативу. У него появятся веские основания для такого признания, особенно после того, как Барышников с Алымовым укажут нам, где ими были захоронены трупы людей, убитых по вашему приказу и при вашем непосредственном участии. Вот и пойдете вы у нас, Евгений Семенович, впереди состава – паровозом. И – до конца жизни. Я не преувеличиваю и не угрожаю вам, а просто констатирую факт. А пока идите и продолжайте молчать.

Грязнов вызвал конвоира и приказал увести арестованного.

Орехов поднялся, отвел руки за спину, на которых щелкнули браслеты, хотел, видно, что-то сказать или возразить, но набычился и так ушел.

«Дозреет, – уверенно теперь уже подумал Вячеслав Иванович. – Должен осознать, никуда не денется. Да и советчиков у него нет».

Следующим шагом должно было стать личное знакомство с Глухим, которого, как сказал Владилен Старков, звали Глебом Карякиным – «вор в законе», четыре ходки, коронован еще в девяносто втором году. Вопрос только один – как встретиться с ним и вызвать его на откровенность, ведь показания питерского Коня о том, что именно Глухой заказал ему Игната, пока только слова. Прямых доказательств-то нет.

Как нет и убийцы Игната. Операция «Перехват», которую объявил по городу Федор Шилов сразу после звонка разъяренного Грязнова, ничего, естественно, не дала. Ну, останавливали на всех постах, ну, проверяли машины, следовавшие из аэропорта в город, – толку никакого. И потом, кто сказал, что снайпер-убийца должен был обязательно мчаться в город? Или зачем ему везти с собой в машине винтовку? Словом, и тут пустышку вытянули.

Извлеченная из тела пуля калибра 9 миллиметров, по утверждению эксперта-баллистика, могла быть выпущена из снайперской винтовки ВСС, которая находится на вооружении исключительно частей спецназа и применяется для бесшумной и беспламенной стрельбы специальными патронами. Она оборудована также оптическим прицелом и прибором ночного видения. Глушитель у нее охватывает ствол, и при наложении на любой другой шум выстрел становится практически неразличимым. Прицельная дальность у этой винтовки, чаще именуемой «винторезом», до четырехсот метров. Примерно на таком расстоянии или, может, несколько ближе и услышал Грязнов звук автомобильного мотора.

Все-то оно так, но откуда у убийцы оружие спецназа? Близость Кавказа, что ли, сказывается?

Грязнов позвонил Шилову, немного, как он видел, обиженному на него за ту резкость, с которой Вячеслав Иванович высказался по поводу охраны аэродрома, где любой вооруженный преступник может ничего не опасаясь разъезжать на автомобиле.

– Федор Алексеевич, – вежливо, но сухо сказал Грязнов, подчеркнуто обращаясь к генералу на «вы», – выберите, пожалуйста, минутку и загляните ко мне, нужен совет по вашей части.

– Как срочно, Вячеслав Иванович? – официальным тоном спросил Шилов.

– А прямо сейчас. – И добавил уже с легкой иронией: – Не сочтите за труд.

– Слушаюсь.

Шилов не принимал как бы протянутой ему навстречу руки. «Ну и хрен с тобой, – подумал Гряз-нов, – тебе же хуже…»

Генерал прибыл в краевую прокуратуру минут через тридцать. Видно, не торопился, хотя тут пешком два шага.

– Присаживайтесь, Федор Алексеевич, – пригласил Грязнов.

Все в милиции давно знали, что преступники терпеть не могут, когда им говорят «садитесь», отвечая, что сесть они всегда успеют. Вот присаживайтесь – другое дело. Это известная истина. И в подчеркнутом «присаживайтесь» – наверняка должен был почувствовать Шилов – таилась некая для него угроза. Пусть понервничает, коли у него имеются для того причины.

– У меня к вам два вопроса. К тому, что ваш «Перехват» ни черта не даст, я был готов, да вы и сами небось чувствовали это, отдавая приказ о досмотре автомобилей. Ну, нет и нет, не о чем и говорить. Другое меня теперь интересует. Прикажите своей службе предоставить мне в максимально сжатые сроки сведения обо всем имеющемся на вооружении в вашем ведомстве спецоружии. В данном случае меня больше всего интересуют «винторезы» со всеми их спецпринадлежностями. Просьба понятна?

– Вы полагаете, что убийство могло быть совершено из этого оружия?

– А что мне предполагать? Баллистики озадачили. Так, это первое.

– Простите, Вячеслав Иванович, а почему вы считаете, что замешано в убийстве именно наше ведомство? Есть же еще и армия, и ФСБ.

– А мы и их не оставим в покое, – дежурно улыбнулся Грязнов. – Вам не о чем беспокоиться. Скажу больше, все до единого «винторезы» будут немедленно проверены экспертами-криминалистами на предмет идентификации, – четко произнес Грязнов, – обнаруженной в теле убитого пули. И второе. Вам, конечно, известен проживающий в городе «вор в законе» Карякин Глеб Иванович, по кличке Глухой?

– Известен, но к нему вопросов у нас нет. А чем, простите, вызван ваш интерес? Если это не составляет тайны следствия.

Грязнову показалось, что теперь уже в тоне Шилова мелькнула ирония. «Ну, не хочешь по-хорошему, будем действовать как бог на душу положит…»

– Не составляет. У меня есть некоторые основания полагать, что этот ваш Глухой причастен к убийству Игната Русиева.

– Помилуйте, каким это боком? – осторожно хмыкнул Шилов.

«Ага, заволновался!..»

– А вот это я и хочу у него выяснить. Значит, так.

Если гражданин Карякин не выскажет желания немедленно встретиться со мной, чтобы ответить на вопросы следствия, вы, Федор Алексеевич, тут же выделяете мне отделение спецназа, с которым я отправляюсь в дом Карякина. Ну, сопротивление, сами понимаете… И давайте проведем эти действия максимально оперативно, чтобы мне не пришлось обращаться за помощью к министру. Договорились?

Вот теперь Федор Алексеевич Шилов должен был почувствовать и понять, что праздники и шуточки кончились, начинаются суровые и непредсказуемые будни.

– Вам, как местному человеку, организовать такую встречу проще, чем мне проявлять самодеятельность. Кстати, ваше присутствие во время беседы с Карякиным совсем необязательно, разве что вы проявите личный интерес. Благодарю, я вас больше не задерживаю.

Такая подчеркнутая вежливость должна была дать почувствовать генералу, что приятельские отношения нарушились, а кто тому виной, пусть сам быстрее соображает.