Текст книги "Профессиональный свидетель"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 19 страниц)

7

Турецкий приехал только без четверти десять, хмурый, даже зеленоватый от усталости. Плюхнулся в кресло, кивнул на бутылку коньяка: налей, мол, побыстрее. Выпил полстакана единым махом, потом молча побрел на кухню, что-то достал из холодильника и зачавкал. Про самочувствие Гордеева вообще не спросил. Видно, уж совсем его за здорового держал. Юрию Петровичу даже стало немного обидно. Впрочем, он тут же сказал себе: «Ладно, что я, в самом деле, за кисейная барышня? Сам весь день всех убеждал, что в полном порядке. Значит, так оно и есть, пора уже забыть». Однако это было не совсем правдой. Днем поспать удалось совсем немного. Затылок ломило, а при резком движении зрачками накатывала тошнота. Сотрясение мозга в лучшем виде. Оставалось, конечно, проверенное лекарство – армянский коньяк, запасы которого в квартире (даже несмотря на регулярные варварские набеги Турецкого в компании с Грязновым-старшим) все еще были внушительными.

Гордеев дождался, пока Александр Борисович утолит свой первобытный голод, и сказал:

– Рассказывай.

– Кофе свари сначала.

– Ладно.

Гордеев вытащил банку «Президента», взял турку на две чашки. Спросил по ходу:

– Стреляли из базуки?

– Как ты понимаешь, Юрец, результатов экспертизы пока еще нет, но… думаю, что да. Ты помнишь все, что ты видел?

Гордеев рассказал про военный ЗИЛ, мчавшийся на девочек.

– Номер запомнил?

Гордеев сказал.

– Проверим, конечно. Только если по свежим следам, перекрыв все, что было можно, в центре города, не удалось перехватить грузовик, то сам понимаешь, Юра, каковы шансы. Черт с ним. Тот, кто сидел в ЗИЛе много знать не мог, если вообще грузовик имел какое-то отношение к этой истории.

– Саша, ты часто видишь грузовики внутри Садового кольца? – поинтересовался Гордеев, разливая кофе по чашкам.

– Никогда.

– То-то и оно.

– Что «то-то и оно»?! – разозлился Турецкий. – Тогда объясни мне, как ты все это себе представляешь? При чем тут вообще грузовик, холера его возьми? Стреляли-то явно не из него! Кстати, если хочешь знать, пока что так и не определили откуда. Вероятно, из какой-то неприметной легковой машины. А снаряд из базуки влетел в машину Рудника практически перпендикулярно, в то время как ЗИЛ отъехал уже на полсотни метров в противоход «роллс-ройсу». Народу вокруг полно было, ты сам видел, но никто не заметил, откуда бахнули. Все с такой скоростью случилось, а, кроме того, еще ты со своими пионерскими подвигами внимание на себя здорово переключил. Даже я засмотрелся.

– Ну, знаешь!

– М-м-м… Классный кофе, – как ни в чем не бывало сказал Турецкий. Это был его фирменный стиль: легонько «наехать» и отскочить, посмотреть на реакцию.

– Денису спасибо, его презент, – прокомментировал Гордеев. – Ты хочешь знать, как я себе это представляю? Я думаю, что грузовик должен был максимально оттеснить «ролле» к тротуару Генпрокуратуры и заставить его остановиться у центрального входа.

– Так Рудник и без того это сделал! В смысле постороннего давления.

– Организатор покушения не мог знать, что Рудник так поступит. Точнее, мы понятия об этом не имеем. Ты помнишь наш телефонный разговор? Ты же сам взвился, когда увидел, что Рудник на своем… ну, когда увидел, что Рудник подъезжает, как коронованная особа. Я тоже обалдел. И, между прочим, сразу двинулся ему навстречу, чтобы уговорить припарковаться потактичнее, в сторонке. И, между прочим, если бы не ЗИЛ и не школьницы, ты бы сейчас спиритическим сеансом занимался и с моим духом коньяк распивал.

– Так, значит, тем более ЗИЛ – это случайность.

– Не обязательно, – снова возразил Гордеев. – Это школьницы – случайность! И для меня ситуация была – случайность… Саша, ты сколько лет работаешь в Генпрокуратуре?

– Ну ты спросил!

– Ты припомнишь подобную историю? Чтобы на вашем, что называется, крыльце такие баталии разворачивались? Это, конечно, не убийство Кеннеди в Далласе, но тоже ведь очень не хило. В центре города, на Большой Дмитровке… Тут нет места случайностям.

– Не хило, – согласился Турецкий. – Хотя подобные случаи уже бывали. Даже не раз. Но то были – вызовы! Значит, получается в этом духе?

– А кроме того, ситуация с телефонами!..

Гордеев объяснил Турецкому, что он имеет в виду.

Оказывается, еще утром Рудник знал, что он, Гордеев, уже разговаривал с Турецким.

– Значит, он сам нас и слушал! – немедленно взвился Александр Борисович.

– Не обязательно, – примирительно сказал Гордеев. – Я так не думаю. Я думаю, ему «доброжелатели» об этом сообщили. Те самые, которые его на тот свет и отправили. Продемонстрировали свои возможности. Можно будет организовать проверку моих телефонов?

Турецкий кивнул.

– Славе Грязнову сегодня позвоню, завтра этим займутся те, кому положено, не волнуйся, все проверят по-тихому, никого не спугнут. Если тебя действительно слушают. Но вообще-то, Юра, нехорошее это дело. Чем-то попахивает от него.

– Ты мне это говоришь? – удивился Гордеев. – У меня, можно сказать, учителя на глазах убили. Да еще за компанию с одним из самых богатых людей в стране. Кстати, если хочешь знать, и не школьницы меня спасли, а сам Рудник.

– Как это?

– Помнишь, ты меня спросил, почему мы не вместе приехали, а я сказал, что пробки, дескать, помешали состыковаться?

– Ну.

– Так вот, первоначально действительно предполагалось, что он заедет за мной прямо на Башиловку. Я уже из подъезда вышел, но Рудник позвонил и сказал, что план меняется и чтобы я двигался своим ходом. Вот так-то, понял? А ты про него злословишь. Хороший же был человек, жизнь опять же твоему другу спас.

Это весьма любопытно, – заинтересовался Турецкий, пропуская мимо ушей сентиментальную часть фразы. – Юрка, а как ты думаешь, Рудник тебе с мобилы звонил?

– Думаю, что да, почти уверен. По времени он где-то в пути был. Возможно, с Клеонским встречался.

– Если удастся восстановить его сегодняшние переговоры, возможно, это что-то прояснит. Но как ты понимаешь, после такого взрыва там ничегошеньки не осталось…

Турецкий тяпнул еще коньячку, многозначительно сообщил, что через полчаса он зверски проголодается, после чего вытащил три свои мобилы и стал звонить по всем по очереди: жене, Грязнову-старшему, каким-то знакомым криминалистам, спецам по связи… А в конце, как догадался Гордеев, набрал номер своего старейшего друга и непосредственного босса – зама генерального прокурора по следствию Константина Дмитриевича Меркулова и, фамильярно не здороваясь (скорей всего, они сегодня уже общались не раз), сообщил всего несколько слов:

– На троечку с плюсом. – Очевидно, таким образом проинформировав о ходе следствия.

Гордеев между тем готовил скромный холостяцкий ужин. Прислушиваясь к себе, по ходу дела он не без удовольствия отметил, что самочувствие после разговора с Турецким (и в предвкушении дружеского застолья) радикально улучшилось. Вот что значит правильная обстановка! А то лежал бы сейчас в этой навороченной клинике, в потолок бы пялился, болел бы на всю катушку, сны бы дурацкие про обезьяну смотрел… Бр-ррр!

8

Несмотря на такое экстраординарное событие, милиция приехала только к вечеру. И вот же бестолочи – даже фонарей не взяли. Локтеву пришлось брать свой и сооружать нечто вроде факела. Таким вот несколько мистическим строем они и двинулись к озеру. Анастасия осталась дома. Об озере она сейчас и слышать не хотела. Хватит уже.

– Когда нашли? – спросил по дороге милиционер, который так и не представился.

– Утром, – ровным голосом, безо всякой насмешки сказал Локтев.

Вот и весь разговор за дорогу.

К озеру спустились по пологому берегу. Локтев подвел милиционеров к месту, где Настя нашла утопленника, сдернул с лежавшего на берегу тела ветки. И только сейчас увидел, что тело какое-то… детское, что ли. Да нет, конечно, это был взрослый мужчина. В черных волосах – седые пряди, которые теперь из-за донного ила стали зелеными, но вся фигурка мертвеца казалась невозможно маленькой для взрослого человека.

– Обыщи, – сказал милиционер, беседовавший с Локтевым своему коллеге, тот натянул резиновые перчатки и стал ощупывать карманы мертвеца.

– Вот, – сказал Локтев, подавая милиционеру кожаное портмоне.

Тот вызверился на Локтева. Выхватил портмоне, с трудом открыл застежку.

– Это знаешь, как называется? Кто тебе позволил? Ты что, совсем, да?

Локтев отвернулся. Он не стал рассказывать милиционеру, что карманы мертвеца он не ощупывал, а портмоне нашел в воде у берега, когда тело уже вытащил. Не стал говорить и о том, что даже не открыл портмоне. Ему почему-то вообще вдруг расхотелось помогать милиции. Какого хрена, в конце концов?!

Локтев выключил свой фонарь – еще батарейки на них расходовать, повернулся и неспешно зашагал к дому.

– Локтев, ты куда? Эй! Локтев, вернись! Локтев, да куда ты?!

Локтев и не думал останавливаться.

– А, пусть идет! – махнул рукой помощник. – Без него справимся.

«Ага, – подумал Локтев, – справитесь. Вот и замечательно».

Какая-то мысль не давала ему покоя с того самого момента, как Настюха, голая, грязная и испуганная, прибежала к избе. Что это была за мысль, он, как ни концентрировался, выдавить на поверхность сознания не мог. Мысль, правда, усилилась, когда он вытаскивал тело утопленника на берег, а сейчас стала почти навязчивой. Но от того, что она так и не оформилась, а была какой-то аморфной и вообще, что называется, нечитаемой – раздражала сильно. В общем, вата какая-то в голове.

И что, собственно, произошло? В озере, которое облюбовали рыбаки, найдено мертвое тело. Человек утонул. Бывает. Грустно, но бывает. Редко, но случается. Он лежит на берегу в сером маленьком костюме, маленький человек, который, возможно, не умел плавать. Могла когда-то цыганка ему нагадать, чтоб он опасался воды?..

Стоп!

Локтев даже остановился. Конечно, серый костюм. Насколько успел разглядеть Локтев и насколько он вообще разбирался в костюмах – дорогой. Ага, вот в чем дело. Это очень странно, что человек надевает на рыбалку дорогой костюм, словно идет в гости или на прием.

«Да, – отвлек сам себя Локтев, – действительно, шел на рыбалку, а попал на прием к Богу…»

Он снова двинулся к дому. Хотя с другой стороны – мало ли чудаков. Но вот что еще – рыбалка. Это значит, где-то должны быть снасти, опять же лодка этого несчастного. Ах, черт побери, он зря потратил день, надо было поискать на берегу.

Впрочем, Локтев ругал себя напрасно. Он ведь искал на берегу, и единственной его находкой было то самое портмоне. Никакой рыбы или снастей…

И опять стоп!

Локтев от досады даже хлопнул себя по лбу. Как он мог упустить? Ведь озеро, которое называли Черным, было даже скорее не озеро, а как бы вылезшая на поверхность водяная вена. По дну его шли холодные, сильные течения, ключи били с такой силой, что утаскивали человека, рискнувшего залезть в озеро, иногда от одного берега к другому. Значит, что? Значит, плохо он искал. Завтра же надо будет обойти все озеро. Утопленника могло просто отбуксировать от места смерти к той заводи, где нашла его Настюха…

Ну вот и изба. Свет горит, и дурацкая музыка каких-то «Троллей» вязнет в ухе.

Локтев был раздражен, но дал себе слово сейчас с дочерью отношения не выяснять. Они просто посидят, попьют чаю, она-то ведь сюда за этим и приехала. А он ее – сразу воспитывать. Тоже хорош. Все, от-воспитывался, точка. Теперь принимай такой, какая есть. Вот сейчас войдет, обнимет ее, погладит по голове, по пышным ее русым волосам и скажет что-нибудь ласковое.

Он не успел распахнуть дверь, как Настюха вскочила с табуретки и бросилась ему на шею.

– Папка, ты меня прости, я такая дура! Я ведь тебя так люблю!

– Ладно, чего там, – почти строго сказал Локтев, сразу забыв о своем давешнем желании. – Только музыку эту выключи пока что Настя бросилась к магнитофону, вырубила мяуканье и стала быстро накрывать на стол. Как раз чай она и приготовила.

– А где милиционеры?

– Без меня справятся.

– Ой, папка, я только сейчас вот сидела без тебя и поняла, как страшно. Это ведь мертвец. Его ведь убили?

– С чего ты взяла?

– Что убили? А разве нет?

Локтев промолчал. Дочь думала так же, как и он.

– Правда, я чувствую, что его убили. И как же тебе тут страшно жить!

Ах, вон в чем дело – интуиция. Правильно, это дело женское. Логику оставьте мужикам. А на интуицию их больше не рассчитывайте, хватит уже…

Они попили чаю и действительно поговорили очень даже ничего себе. Настя собралась ложиться, а Локтев, в очередной раз выглянув в окно, снова взял фонарь и направился к двери.

– Пап, ты куда?

– Да, видать, не справятся там без меня…

– Ну вот…

Риторический был, конечно, диалог, оба это понимали.

Он вышел за порог и двинулся к озеру. Милиционеры торчали там уже два часа. Может, конечно, так оно и положено, может, они вообще должны провозиться до утра, но Локтеву стало неловко – тоже обиделся. На каждого хама внимание обращать – обидки не хватит. С другой стороны – люди же, нормальные люди все-таки. А он – вон даже браконьеров никогда голодом не морил. А ну как заблудятся? Тогда по-любому к ним топать пришлось бы…

Оказалось, как в воду глядел – милиционеров на берегу не было. Труп все так же лежал, теперь уже не накрытый ветвями, а милиционеров не было.

Локтеву хотелось смачно выругаться, но он когда-то постановил себе, что ругаться в лесу не будет, а во-вторых, разве это поможет – теперь всю ночь ходить искать пинкертонов. Тьфу все-таки.

Локтев сложил руки рупором и крикнул. Эхо прокатилось многократно, вернулось, снова убежало. Никто, кроме эха, не ответил. Локтев на всякий случай крикнул еще раз – нет отзыва.

Вчера он по смятым травинкам, по следам искал браконьеров, а сегодня вот будет искать милицию. Идиотизм все-таки, как в лесу ни прячься, а от городского идиотизма не укрыться.

Он посветил под ноги – следы вели в лес. Вот эти – его, а вот эти – милицейские. И что? Ну, до деревьев дошли правильно. А дальше? Ага, а дальше свернули почему-то влево, хотя идти надо было прямо. Локтев остановился – милиционеры вроде бы бежали. Почему? Торопились? Испугались? Преследовали кого-то? Да нет – больше следов не было. Торопиться им куда? У них ночное дежурство. Испугались? Так кого же?

Локтев и сам заторопился. Испуганный человек глупостей наделает и не заметит. Надо поскорее найти этих парней, а то по лесу можно и до утра бродить, и до следующего вечера, и неделю можно, и месяц…

Изба осталась далеко в стороне – эк куда их, родимых, понесло! Но ведь хамили? Хамили.

– Э-ге-гей! – вдруг донеслось до него слабое. – Ау-у-у!

Ну, слава богу.

– Эй! – крикнул Локтев. – Эй, я здесь! Идите на голос!

Через четверть часа милиционеры вынырнули из-за здоровенного медвежьего дудника с такими ошалелыми глазами, что Локтев решил – точно, кто-то их напугал. Медведь, может быть.

– Локтев! Ой, Локтев, куда же ты пропал? – нервным голосом запричитал следователь. – Мы так…

«Испугались», – хотел сказать, понятное дело. Ну, мальчишки, что с них взять. И нечего, значит, было на них злиться и дуться. Равно как на дочку.

– Что? – спросил Локтев.

– Да ведь заблудимся тут на фиг, – с виноватой улыбкой признался помощник. – У тебя ведь рация есть?

– Есть.

– Уф… А то наша не берет. А нам надо срочно связаться.

– Ясно, – сказал Локтев, ходко ведя милиционеров к своей избе.

– Ты знаешь, кого твоя дочка нашла?

– Мертвеца.

– Это ж китаец!

А он еще показался Локтеву мальчишкой. Маленький китаец утонул в Черном озере. На распухшем лице азиатские черты рассматривались не отчетливо. Теперь все становится на свои места – у китайцев, может быть, просто принято ходить на рыбалку в дорогих костюмах.

– Это же Имоу, слышал, наверно?

– Кто?

– Фу-ты, хоть радио слушаешь? Китайский миллионер, он тут у нас в Белоярске какие-то большие дела решал. И пропал с неделю назад.

– Так вы поэтому торопились?

– Ага! Его же все ищут!

– И что теперь? – спросил Локтев. – Вас похвалят? Нашли Имоу этого, значит, молодцы?

Милиционеры скромно промолчали.

Настя спать так и не легла. Спросила у сыщиков, не хотят ли они чаю, но те были заняты другим, они настроили передатчик Локтева на милицейскую волну и передали радостными голосами мрачное сообщение.

– Ну, Локтев, а ты завтра знаменитым станешь, – пообещали они. – И дочка твоя тоже.

– Может, все-таки чаю? – спросила Настя.

– Дома попьем, – от полноты чувств милиционеры даже пожали руки Локтеву и Анастасии, сели в свой «газик» и укатили. Вероятно, за наградами.

Спать уже не хотелось. Локтев снова сел за стол, Анастасия снова налила ему чаю.

– А между прочим… – вдруг сказала она.

– Что?

– Мне нравится твоя борода. Тебе идет. И… маме бы понравилась, – добавила она тише.

– Ну вот что… Спать ложись, – глухо сказал Локтев.

– А ты?

– Я тоже, не сомневайся, не железный.

Он вышел на крыльцо, сел, подперев руками подбородок.

Все та же загадочная смутная мысль не давала покоя. Но теперь она ушла далеко вперед, почему-то ей было неинтересно, убили китайца или он утонул сам. И была она тревожной, касающейся не постороннего иностранного рыбака, а именно его, Локтева, и, что особенно страшно, его дочери. Локтев вертел ее и так и этак – ничего не мог понять, а на душе становилось все муторнее.

Если бы рядом была жена…

Локтев встал. Думать о жене он себе запретил, потому что от этих мыслей к горлу подкатывал горький ком, а к глазам сильного и твердого человека подступала влага.

Он вернулся в избу. Ну вот и ладно: дочь уже спала.

Как же она похожа… Все, стоп, хватит!!! Надо ложиться. Локтев взглянул на часы. Ого, уже четыре. Оказывается, он просидел на крыльце, считай, два часа. Нет, спать, спать немедленно. Завтра будет много дел. Завтра сюда слетятся разные надутые люди. Если китаец действительно такая большая шишка, значит, расследование поручат кому-нибудь посерьезнее этих милиционеров.

Он не заметил, как снова сел, стал пощипывать бороду. Если бы была жива Оксана, все было бы проще. Она никогда не пыталась словами утешать или взбадривать его, она просто смотрела – ясными и добрыми глазами. Она не была по-мужски мудра, она была мудра по-женски, теплотой и лаской. Она бы сейчас посмотрела на Локтева, и ему стало бы легче…

Или, может быть, дело в другом? Может быть, он, здоровый, нормальный мужик извел сам себя анахоретством? Может быть, посмотри на него сейчас хоть как-нибудь обыкновенная женщина, ему бы стало легче? Нет. Локтев даже в мыслях не хотел этого, считал предательством ее памяти. Впрочем… иногда сам себе признавался, что Оксана, если она смотрит на него с небес, сказала бы своими глазами – глупый, жизнь продолжается, и я хочу, чтобы ты жил… Локтев вскинул голову. Он, не заметив как, задремал, сидя за столом.

Понял лишь, когда обнаружил себя в таком положении. «Это уже превращается в дурную привычку», – подумал Локтев сначала, а потом вспомнил, что разбудил его какой-то посторонний в лесу звук. Где-то совсем рядом.

Локтев вскочил, шагнул к двери, но она сама распахнулась.

На пороге стояла женщина и смотрела на Локтева. Напророчил.

9

Гордеев включил вытяжку над плитой. Эта нехитрая процедура родила у него странную ассоциацию с собственной работой– Хоть он вроде бы и вольный человек. Не на государевой службе, в отличие от Туредкого, состоит, и тем не менее и ему не чужды грустные, мысли о собственной марионеточности и несамостоятельности. Словно кто-то включает и выключает его в нужный для себя и непонятный для него, Гордеева, момент…

Генезисом ужина предполагались фаршированные перцы, которые уже давно ждали своего часа в морозильнике. Ненавязчивым гарниром – разнообразная овощная смесь, состоящая преимущественно из капусты – брюссельской, брокколи, цветной, всякой – потому что, как ехидно утверждал апологет здорового питания Денис Грязнов, мужчины средних лет должны именно таким образом заботиться об одной своей интимной железе. Точнее, и таким – тоже. А еще – разнообразная свежая (вчерашняя) зелень, включая загадочный шпинат, который на Западе, опять же по сведениям Грязнова-младшего, жрут в неимоверном количестве, и от этого им всем там – счастье. Овощная смесь – оттуда же, из морозильника, разогревалась за считанные минуты на сковородке, безо всяких микроволновок и закуской служила идеальной – легкой, гармоничной, как уже было сказано, ненавязчивой. Это ведь очень важно – чтобы закуска была ненавязчивой. Юрий Петрович с тревогой оглядел плацдарм предстоящих боевых действий: возможно, чего-то не хватало? Всякие мелочи, вроде нарезанных лимончиков, сейчас в расчет не шли. В принципе, в запасе еще имелись четыре роскошных свиных стейка. Гордеев чувствовал себя сподвижником Наполеона, каким-нибудь маршалом Неем, человеком безусловно ключевым, но отнюдь не стратегического ума, решающим пусть и гениально, но локальные задачи.

Наполеон же, тем временем, второй уже раз разговаривал с женой, малоуспешно пытаясь изменить тон с виноватого на наступательный:

– Ирина, ну что я могу поделать, если срочное совещание у генерального?! Как оно может происходить без его помощника? Ты представляешь себе родительское собрание в своем музыкальном училище, на которое ты сама не пришла? Ах, можешь?! Это кто не думает о семье? Это кто забыл, где он живет?!

Да, подумал маршал Ней, так битву не выиграешь.

– …А я тебе в десятый раз объясняю, что то, что ты полчаса назад не застала меня на рабочем месте, ровным счетом ничего не значит! Я сейчас просто по этажам летаю! – убеждал Турецкий, полулежа в кресле. При этом он еще пытался лезть на рожон: – А вот сейчас я как раз забежал в свой кабинет, так что ты, любимая, позвони мне сейчас, вот позвони, и увидишь, кто снимет трубку! Я сниму! Понятно? Не звонишь? А почему? Потому что и так уже со мной разговариваешь! Слушай, Ирка, ты даже не представляешь, какая у нас тут катавасия! Ты только вообрази себе, что сейчас вообще в городе творится! Как – что случилось!? Ирка, не будь дурой! Подожди, так ты ничего не знаешь?! Ты хоть новости слушала сегодня? Ах, тебе некогда, ты работаешь?! Ну тогда о чем вообще говорить? – Тон стал оскорбленным. – Да мы тут все, можно сказать, чуть на воздух не взлетели! Ты Юрку Гордеева помнишь? Хороший мужик был, верно?

Гордеев слегка вздрогнул, но продолжал неутомимо трудиться на кулинарном фронте.

– Что? – кричал Турецкий. – Нет, кто сказал «был»? Это я сказал «был»? Я не говорил «был»! Хотя до этого, извини за тавтологию, было недалеко! Рукой подать! Его контузило, если хочешь знать, да! И я его на собственных руках сегодня в больницу отвез. В какую больницу? В нашу больницу, там, где у Дениса все схвачено. Не понял, что ты сделаешь? Отнесешь завтра передачу? Слушай, твоя подозрительность не имеет разумных границ! Ну и что, что ты жена следователя? А если я – муж музыкантши, и ты во мне сейчас оскорбляешь чувство гармонии?! Ирка, не будь стервой! Да говорю я тебе, не нужно ему никакую передачу, там такой сервис, ты себе не представляешь, и, кроме того, он… он вообще, наверное, уже дома. Я же говорю, легкая контузия – и все. Что? Что за безумные фантазии? Да с чего ты взяла, что я у него на кухне сижу?! Да я через пятнадцать минут на пресс-конференции вместе с Меркуловым буду сидеть, ты лучше телевизор включи!

Гордеев потер виски от напряжения: чем черт ни шутит? И как вообще разобраться в сумасшедшем наборе сегодняшнего дня? Вдруг он сейчас включит телевизор, а там и правда – дражайший Александр Борисович собственной персоной? В прямом эфире!

Через несколько минут он закончил свои приготовления, а Александр Борисович – дежурную перебранку с женкой, многотерпеливой Ириной Генриховной, повидавшей и испытавшей на своем веку всякое, но от этого не утратившей ни молодой своей красоты, ни всепоглощающей любви к мужу.

Турецкий вышел на кухню, потирая ладони в предвкушении, и вдруг в негодовании уставился на бутылку все того же армянского коньяка (бутылку-то уже другую, разумеется).

– Юрец, да ты что, издеваешься?!

– А что? – слегка испугался маршал Ней.

– Драгоценный десертный напиток – и под горячие закуски?!

– Ты хочешь сказать…

– Я не хочу сказать, я громогласно заявляю: водка, водка и ничего, кроме водки! Немедленно и по пятьдесят.

Из холодильника была изъята початая бутылка «Русского стандарта» и под созревшие перцы опрокинуты первые рюмки.

Прислушиваясь к себе, к разливающимся по пищеводу, по сосудам ощущениям, Гордеев медленно, но верно ощутил, насколько руководящий работник Генпрокуратуры был прав. В затылке непостижимым образом ломить перестало.

– Теперь так, – распорядился Турецкий, беря бутылку в руку и снова безошибочным резким движением исключительно ровно наполняя рюмки. – Признаю, что был резок в отношении твоего коллеги, тем более что ничего не доказано, а ведь мы с ним даже формально никогда не были по разные стороны баррикад. Вот! Помянем Гарри Яковлевича.

Несмотря на немного ернический тон своего приятеля (да ведь никогда не узнаешь, насколько он серьезен, даже в такой момент!), Гордеев почувствовал, как ком подкатывает к горлу. Наконец произошло то, что должно было произойти. День как бы закончился, время завершило свой бег по очередному кольцу, и все события, к которым он чувствовал сопричастность, уже непоправимо отступили в прошлое, стали историей…

Они встали и молча, не чокаясь, выпили. Тут уже в голове у Гордеева зашумело. Только не сзади, а спереди. Он давно замечал, что, когда чокаешься, вроде бы легче идет. Глупость, конечно, но что ни говори, опыт – сын ошибок трудных…

– Закусывай, Юрец, закусывай, – доброжелательно предложил Турецкий. Он, напротив, чувствовал себя все лучше и лучше. И как водится, теперь-то как раз и стал рождать версии происшедшего – одну гениальнее другой.

Время от времени у него звонили два телефона – оба по служебным причинам. Ирина Генриховна больше не беспокоила, звонили криминалисты, спецы по связи, дважды Денис Грязнов интересовался самочувствием Гордеева. Кое-какая информация уже появилась. Машина ЗИЛ, непостижимым образом попавшая в центр города, с теми номерами, которые запомнил Гордеев, на балансе Министерства обороны не значилась. Зато эти номера принадлежали автомобилю «ниссан-патрол» сына генерал-майора Шепитько, работавшего в управлении тыла Министерства обороны. Очевидно, каким-то образом они были сняты, если семейство тылового военачальника не имело отношения к утреннему преступлению. Пока что все находилось в стадии разработки, проще говоря – проверки. Итак, одно было ясно наверняка: ЗИЛ появился действительно не случайно.

– Ну и что, ты доволен? – спросил Турецкий, налегая на зелень.

– Удовлетворен.

– Понятно, типа – отрицательный результат тоже результат? – усмехнулся Турецкий. – Ну а теперь у меня для тебя положительный результат.

– Ага! – обрадовался хозяин.

– Не ага, а чем закусывать будем?

Полководцы-соратники молча оглядели поле битвы: перцы исчезли, овощи растворились, водки поубавилось, но она все еще была и призывала к действию.

На плиту была водружена специальная ребристая сковородка, через минуту на ней закипело масло и туда были опущены стейки. Наблюдая, как их поверхность медленно меняет цвет от термообработки, Турецкий хитро улыбнулся.

«Что еще он мне приготовил?» – подумал Гордеев. Из телефонных разговоров, которые вел Александр Борисович, он не понял ничего. Турецкий говорил по преимуществу междометиями и больше выслушивал поступающую информацию, нежели комментировал ее. Профессионал – он везде профессионал, и у Гордеева на кухне тоже.

Гордеев пытался сосредоточиться на стейках, но что толку на них сосредоточиваться? Чем меньше их трогать, тем лучше выйдут. Пришлось проявить недюжинную силу воли, чтобы выждать необходимое время и не соскользнуть на главную тему.

Когда куски мяса были, наконец, в тарелках, Турецкий сдобрил свой аджикой, разлил водку и как-то машинально, буднично сказал:

Ну, желаю, Юрка, тебе счастливого пути! На посошок, так сказать! – И легонько опрокинул водку в рот. Аккуратно поставил стопку на стол и принялся не закусывать, но есть.

– Спасибо, конечно, – сказал интеллигентный Гордеев и последовал его примеру. И тут же закашлялся. – Какой посошок? Какого пути?! Что такое вообще?!

А Турецкий уже рвал зубами мясо и говорить никак не мог, только глазами показывал вниз: высокий, мол, класс получился, прожарился стейк, не. высох, без крови, но сочится, а уж аромат… Вот сколько всего было в одном мимолетном взгляде этого классика кухонных застолий.

В общем, пришлось ждать еще несколько минут. Гордеев пока попил минеральной водички и прочистил кое-как горло. Попробовал было тоже пожевать замечательное мясо, но совершенно не почувствовал вкуса. Вытер пот со лба. Ему снова стало нехорошо.

Против ожидания, издеваться Турецкий больше не стал, а очень коротко и внятно сообщил, что настоятельно советует Гордееву, как своему близкому другу и человеку, который ему весьма дорог, поскорее уехать из Москвы. Просто от греха подальше. Почему? Потому что каша заварилась страшная. Его, Гордеева, телефоны действительно слушают, это уже установлено, и пусть он, Гордеев, даже не просит рассказать, кто и из какого ведомства этим занимается, хотя и ребенку ясно, что это – те же самые люди, что следили за Рудником и Клеонским. И поди им докажи, что он, честный адвокат Гордеев, ни в чем ни ухом ни рылом. Так что, если без обиняков, оставаясь в Москве, Юрий Петрович находится на мушке.

– Надолго уехать-то? – осипшим голосом спросил Гордеев. Он как-то сразу и безоговорочно поверил. Что и говорить, умеет Турецкий быть убедительным.

– Хотя бы на пару недель.