Текст книги "Профессиональный свидетель"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 19 страниц)

5

Татьяна притащила из ванной складную лестницу и полезла на антресоли. Руки у нее слегка дрожали, когда она вытащила из пыльных недр свою дорожную сумку. Давненько она ею не пользовалась! Когда она вообще последний раз была в отпуске? Кажется, до того, как стала работать с Богомоловым. Да еще пару лет назад выкроила время и съездила на несколько дней на турбазу «Горный дух» на целебный источник. Проклятая работа, из-за нее вот у глаз и появились первые морщинки. И никакой крем не берет. Лечебные грязи, правда, на некоторое время сотворили чудо, и Татьяна, подобно героине Булгакова, тоже посвежела и похорошела сказочно, но стрессы и переутомление свели все улучшения к нулю.

Она выгребла из шкафа первую партию одежды и стала сбрасывать, складывать все в сумку. Время еще есть. Самолет в Адлер, на который она забронировала билет, улетает только утром. Успеет собраться и даже отдохнуть, хотя поспать вряд ли удастся. Убийство Богомолова стало той самой последней каплей, которая окончательно лишила ее уверенности в себе.

Мэр – негодяй, замешанный в коррупции и скандалах и любой ценой пытавшийся это скрыть?! Почему она, его пресс-секретарь, ничего об этом не знала? Приходится смириться с мыслью, что ее компетентность оказалась весьма относительной. Анастасию, невинную девочку, похитили, а Богомолова, с которым она разругалась вдрызг из-за мертвых китайцев и дочери Локтева, вообще убили. И как! На первой театральной премьере. Как Столыпина. Хотя нет, Столыпину повезло больше, ведь Богомолова разорвало в клочья…

Татьяна, не глядя, сгребла с туалетного столика косметику. Теперь она может отдохнуть, имеет моральное право. У нее – бессрочный отпуск, свободное время. Вообще, стоит дважды подумать, прежде чем устраиваться на новую работу…

Раздался звонок в дверь.

Она вздрогнула и машинально глянула на будильник. Хм… Вообще-то половина двенадцатого ночи. На цыпочках подошла к двери. Опять этот следователь, который достал ее после убийства Богомолова? Но вряд ли, слишком поздно для официальных визитов. В такое время могут только арестовать. Но, будем надеяться, до этого все-таки далеко.

Увидев в глазок знакомое лицо, она испытала такое чувство облегчения и даже радости, что сама себе удивилась.

– Заходи скорей, – с этими словами она затащила Локтева в квартиру. – Надеюсь, тебя никто не видел…

Локтев зашел, Таня захлопнула за ним дверь.

– Я сматываюсь! – отводя глаза, без обиняков объявила она. – С меня хватит, – она прошла в комнату.

Локтев, мгновение помедлив, последовал за ней.

– Думаю, тебе можно не пересказывать эту сцену в театре? – Таня села в кресло, потом вскочила, принесла пепельницу и закурила. – Но вот что было потом! Господи, не прошло и часа, а меня уже взяли в оборот. Следователя чрезвычайно интересовало, почему я так скоропостижно ушла из команды Богомолова. Как ты понимаешь, делиться с ним подробностями я не стала, просто сказала, что не сошлись во мнениях, не сработались. Но есть устойчивое ощущение, что в покое меня не оставят. Богомолова убили, а я долгое время была его доверенным лицом. Теперь, наверно, мне не стоит здесь оставаться…

Локтев выслушал этот нервный монолог, по своему обыкновению, молча, пощипывая себя за подбородок, за неимением бороды. Таня затушила сигарету, зажгла следующую.

– Не вредно? – он кивнул на пепельницу.

Таня нервно засмеялась:

– Господи, мне сейчас не до заботы о здоровье! А вернее, в этом все и дело! Поеду, хоть в море покупаюсь, как белый человек. Ты разве не понимаешь, почему я решила бежать? Ну, что я буду им говорить?! Что Богомолов причастен к похищению твоей дочери? Или что я в курсе, что существуют некие компрометирующие его материалы? Да меня на следующий же день убьют! Просто за то, что слишком много знаю. Опять же тебе я помогла, так? И к тебе у наших бойцов по охране общественного порядка многовато вопросов накопилось…

Она встала. Нервно, почти на автомате, бросила:

– Чай, кофе?

Локтев отрицательно покачал головой. Таня снова посмотрела на часы.

– До моего рейса еще есть время. – Она помедлила, рассматривая мужчину, спокойно сидящего напротив нее. – Хочешь, поедем вместе? Тебя ведь ищут, и я теперь даже не знаю, как тебе помочь…

– Без дочери я отсюда не уеду, – просто ответил он. – Да и почему я должен бежать? Я, кажется, ни в чем не виноват.

Татьяна грустно рассмеялась:

– Я тоже. Но помнишь Портоса: я дерусь потому, что я дерусь. Так вот, я бегу просто, потому, что бегу. Потому что боюсь. Честно тебе скажу. – Она помолчала. – Кстати, насчет Анастасии. Это последнее, что я могу для тебя сделать… Есть один человек. По крайней мере, он город знает как свои пять пальцев.

– Кто? – коротко спросил Локтев. Он уже привык ничему не удивляться.

– Раньше в прокуратуре работал. Несколько лет как на пенсии. Меня он должен помнить. – Она опять взглянула на часы и встала. – Поехали. Если мне не изменяет память, он поздно ложится спать. – Таня сбегала в спальню и вернулась, накинув пиджак…

Ехали недолго. В машине почти не разговаривали. Локтев вообще трепаться не любил, а обычно общительной Татьяне было не до того.

– Где ты теперь жить будешь, ведь в театре, как я понимаю, тебе небезопасно? – спросила Татьяна, не глядя на него.

Локтев пожал плечами.

– Можешь остаться у меня в квартире, тут тебя никто не потревожит, – предложила она. – А родители не скоро вернутся. Вообще, это даже исключительный случай, поскольку маме нравится здесь жить, она привыкла и уезжает нечасто, вообще куда бы то ни было.

– Так твоя семья не отсюда? – машинально спросил Локтев.

– Нет, они приехали в Белоярск с Сахалина. Это было еще до того, как я родилась в пятьдесят втором, после цунами.

– При чем тут цунами, я что-то не понял?

– Цунами было не здесь, конечно. На Сахалине. Там тогда несколько поселков просто смыло. И наша бабушка, она была врач, как раз тогда выехала из Южно-Сахалинска в один из них, к пациенту, представляешь? Так что там все погибли – и здоровые и больные… Вот такая была жизнь. С тех пор мама предпочитает твердую землю, желательно подальше от моря. И все о бабушке забыть не может…

Машина остановилась перед обшарпанной пятиэтажкой. Редкие окна светились, было темно и пахло рыбой.

– Сильно не удивляйся, – сказала Таня, выходя из машины. – Он человек со странностями, зато надежный. Вроде тебя. Но если и он подлец, тогда я точно ничего в этой жизни не понимаю. Он в свое время был заместителем начальника стройки подземного туннеля. Там и мой отец успел землю порыть, он еще на Сахалине экскаваторщиком работал, так вот папа рассказывал, что размах был большой.

– Что за туннель? – машинально спросил Локтев.

– Ты разве не слышал никогда про туннель? – удивилась она. – Ну, ты точно не от мира сего. Это же главная местная легенда! Чего только не рассказывают. Но суть в следующем: тут у нас, через Белоярский край, должна была проходить ветка от КВЖД, что-то в этом роде – причем под землей, в силу каких-то особых государственных соображений. В общем, земли вырыли немало. Но строительство было остановлено. Впрочем, все это неважно… Так вот, он сам почти до пенсии дослужился, и тут его подставить решили. Предшественнику нашего мэра что-то не понравилось, и Степана Иваныча прижали. Я тогда ему помогла, и все вроде обошлось. Так что он у меня, можно сказать, в долгу. Сейчас он вроде бы таксистом работает, ушлый мужик…

Вошли в подъезд, поднялись по грязной лестнице. На площадке четвертого этажа Таня сказала:

– Когда дверь откроет, замри и не шевелись.

– ???

– Увидишь. – Она вдавила кнопку звонка.

Оглушительно залаяли собаки. Казалось, что за дверью их целая стая, причем злая и агрессивная. Локтев инстинктивно даже сделал шаг назад, хотя он-то знал, что против специально обученной псины устоять трудно.

– Кто? – спросил настороженный мужской голос из-за двери.

– Казаченок.

– Молчать, – скомандовал голос, и лай тут же прекратился.

Дверь распахнулась, и Локтев увидел крепкого загорелого мужчину с седой головой. На вид ему было едва пятьдесят, хотя, по словам Татьяны, он был старше. Рядом застыли две немецкие овчарки. Огромные зверюги, не шевелясь, смотрели на гостей, ожидая команды хозяина.

– Поздновато вы для гостей, – проворчал Степан Иванович. – Дара, Пират, на место!

Собаки исчезли. Гости прошли в квартиру через крошечную переднюю. Стенка, пара потертых кресел и стол с остатками посуды после ужина.

– Хозяйка моя уехала, – пояснил хозяин. – Так что не взыщите, разносолов нет. Не ждал.

Незваные гости сели на диван, хозяин – в кресло. В углу, рядом со входом, на матрасе тихо лежали собаки, водили ушами, принюхивались к чужакам.

– Степан Иванович, вот какое дело, – начала Таня. – У моего друга, – она кивнула на Локтева, – дочь пропала. Мы думаем, что она где-то в Белоярске. Вы здесь все и всех знаете, может, поможете найти?

– А милиция на что? – резонно спросил хозяин.

Татьяна замялась.

– По некоторым причинам, – она выделила голосом слово «некоторые», – это нежелательно. Нужно искать своими силами.

Степан Иванович внимательно посмотрел на Локтева. Тот спокойно выдержал его взгляд.

– Случайно не вас разыскивают в связи с убийством следователя? – без обиняков спросил его хозяин.

Локтев промолчал, зато Татьяна просто подскочила.

– Откуда вы знаете?

– Так, фотографии печатали… – туманно ответил старик.

– Не могу вам сейчас всего объяснить, потому что многого мы и сами пока не знаем, – заговорила Таня. – Но я ручаюсь за этого человека… Дело в том, что девушка пропала из моей квартиры. А я не представляю, как это могло произойти. Помогите, пожалуйста. У вас же остались старые связи, вы могли бы что-то узнать… – Степан Иванович молчал, а Таня продолжала «ковать железо»: – Я понимаю, что это хлопотно, но, кажется, я могла бы попросить вас об… о такой услуге.

Хозяин квартиры побарабанил пальцами по подлокотнику.

– Ты, конечно, Татьяна, правильно все говоришь, выручила меня тогда. Только как я тебе помочь могу? Я сейчас простой пенсионер, вожу туристов, собачек развожу, таксую понемножку… А в этих ваших дрязгах не разбираюсь. И, честно говоря, влезать не хочу, Сама подумай. Обращусь я к человечку, а он окажется как раз не тем, кем надо. Так что… Вон, ежели мэра рванули, что обо мне, старике, говорить? Не могу, Таня, извини… Да и не хочу в это влезать.

– Боитесь? – тихо спросила Татьяна. Она сидела бледная и подавленная.

Хозяин квартиры отвел глаза.

– Я, конечно, поспрашиваю ребят, но ничего обещать пока не буду.

Таня встала, Локтев спокойно последовал ее примеру.

Гости вышли в прихожую. Степан Иванович открыл дверь.

– О вашем визите никому не скажу, можете не волноваться, – заверил он Локтева.

– Спасибо, – процедила Татьяна.

На лестнице Локтев обернулся. Собаки опять стояли рядом с хозяином и провожали гостей немигающими холодными глазами.

В машине наконец Татьяна дала выход своей злости.

– И этот в кусты! Что ж это такое?! Что за город у нас?! Все наизнанку вывернуто оказалось! Думаешь, что человек порядочный, а он оказывается… Или, может, я много от людей требую?

Локтев молчал. Комментарии, по его мнению, были излишни.

Татьяна домчалась до своего дома, не проронив больше ни слова. Заглушила мотор, нащупала в сумочке сигареты и закурила. Локтев вышел из «ниссана» и наклонился к окну:

– Спасибо тебе. И счастливого пути.

– Да ты что?! Подожди, – Татьяна выскочила из машины и догнала его. – Никуда я не полечу! Глупо все это! И потом… – она замялась. – Не могу я тебя одного оставить. Сожрут ведь в одиночку. Даже такого, как ты…

Несколько мгновений они молча смотрели друг на друга. И она обхватила его шею.

– И давно ты передумала? – Локтев едва услышал собственный голос.

– Как только в дверной глазок тебя увидела, так и передумала… Только поняла не сразу.

Женская улыбка получилась грустной. Локтев осторожно провел ладонью по ее щеке.

– Но мне, наверно, было бы спокойнее, если б ты уехала.

– А мне нет…

И тогда она поцеловала его второй раз, после которого ему уже не хотелось ни в чем ее разубеждать.

6

Сергею Сергевичу Окунько Гордеев привычно уже соврал, что он – питерский бизнесмен, отдыхал в Белоярске, близко знаком здесь кое с кем и ищет одного человека.

Профессор Окунько, дюжий шестидесятилетний мужик, оказался вулканологом. Даже потомственным вулканологом, как он сам про себя, хохоча, объяснил. Когда же Гордеев поинтересовался, до какого колена, Окунько сказал, что это сложный вопрос, потому что его младенцем нашли в потухшем жерле вулкана. Гордееву всякое приходилось слышать, но тут он выкатил глаза и не нашелся что сказать, пока Окунько громоподобно не захохотал.

Гордеев еще по телефону объяснил ему, что ищет одного человека, фамилию не называл, лишь сказал, что хочет побеседовать с Окунько, как с человеком в крае широко известным, к которому постоянно стекается море самой разнообразной информации.

– Это правда, – сказал польщенный вулканолог.

В отличие от театрального режиссера, Окунько не усадил Гордеева на кухне, он принимал его в кабинете, очевидно, чтобы иметь возможность время от времени демонстрировать свои последние находки – минералы, куски вулканической лавы и прочие замечательные вещи, в которых Гордеев не понимал ровным счетом ничего. Юрий Петрович по дороге к Окунько долго думал о том, как грамотно построить разговор, но к окончательному решению так и не пришел. Однако говорить ему почти не пришлось, по крайней мере поначалу.

– Вы знаете такое выражение – «жить как на вулкане»? – спросил Сергей Сергеевич.

– Еще бы.

– Вы бизнесмен, верно? Вы находитесь в гуще деловых событий, так? – Вопросы Окунько совсем не требовали ответов, он был самодостаточен, нужно было лишь направлять его в нужное русло. – Не находите ли вы, что к состоянию нашего общества сегодня как нельзя лучше подходит это выражение?

– Я…

– И скажу вам больше, именно наше, российское и именно сегодня!

– Но…

– Давайте сперва разберемся, что вообще происходит.

– Давайте, – охотно согласился Гордеев.

– Есть много проблем – социальных, промышленных, гуманитарных. Но у нас, в России, доминирующей является одна – столкновение цивилизации с девственной природой.

– Неужели?..

– Определенно, это так! Определенно, все беды – отсюда! При всем при том, что проблема эта вечная и… однозначно жестокая по градусу своего накала. От нее никуда не уйти. Цивилизация – это инъекция западного мира, девственная природа – это природа как таковая и, собственно, наш русский, российский человек. Понимаете меня?

– Кажется…

– На самом деле, многоуважаемый Юрий Павлович, шутки шутками, а могут быть и дети, как говорил Райкин, царство ему небесное, – сказал профессор, потчуя «петербургского» гостя каким-то особенным чаем, точнее, настоем местной травы «енисей-дарья» с ударением на последнем слоге. – И между прочим, это не в бровь, а в глаз. Про детей, имею в виду. Почему, желаете спросить? – Гордеев, между прочим, и полслова вставить не успел, даже кивнуть. – А я вот вам расскажу любопытную историю. Про младенца. В качестве иллюстрации своего тезиса. Пейте чаек, он только горячий «работает», а на варенье не налегайте, оно весь эффект сжирает. Так вот, вообразите картину. – Окунько экспрессивно взмахнул руками, растопырив пальцы: – Обезьяна!

– Обезьяна? – почему-то переспросил Гордеев.

– Обезьяна! Орангутанг! Самец! – в эти мгновения он и сам был похож на какого-то примата. – Представили? Подбирается к краю леса, где гуляет девушка, хватает ее, бедняжку и в мгновение ока взбирается вверх по деревьям и прячется в чаще джунглей…

Гордеев расстегнул еще одну пуговицу на рубашке, ему стало душновато.

– Что дальше? – до возможности равнодушно спросил он.

– А вы как думаете? Сперва он долго никуда ее от себя не отпускал, но ведь с другой стороны – и не обижал. Кормил фруктами. Спустя некоторое время она родила на свет ребенка, который оказался наполовину обезьяной, а наполовину человеком. Получилось так, что они прожили вместе некоторое время. Но наступил тот долгожданный день, когда ей все-таки удалось бежать, ее похититель крепко спал в это время в своем гнезде. Она бежала по тропинке сквозь чащобу, прижимая к себе свое дитя. Однако орангутанг проснулся и кинулся ее догонять, легко перемахивая с одного дерева на другое. Нетрудно представить, что он стремительно сокращал расстояние. Тем временем, достигнув берега реки, беглянка бросилась к рыбачьей лодке, которая как раз, на ее счастье, собиралась отчаливать. Рыбак готов был принять девушку, но его пугала встреча с могучим лесным зверем. Здоровенная обезьяна была уже слишком близко. И тогда рыбак крикнул девушке: «Брось ему ребенка, это его отвлечет!» И действительно, после того, как она это сделала, преследователь остановился. Орангутанг схватил ребенка и…

Окунько, довольный произведенным эффектом, взял чашку и поднес ее ко рту.

– И? – сказал Гордеев.

– И в бессильном гневе разорвал пополам. Человеческую половину он швырнул вслед уплывающей лодке, а обезьянью – забросил в чащобу джунглей…

– Кошмар какой-то.

– Для нас с вами – да, кошмар, – охотно согласился Окунько. – Для обезьяны – кто может знать, что у нее в черепушке?.. В общем, такие вот истории рассказывают на острове Калимантан, – сказал Окунько. – Я там работал прошлой весной. Чего только не наслушался…

Гордеев вспомнил свой московский сон, накануне того, как погибли Рудник с Клеонским, и был потрясен абсолютным сходством сюжетов. Только во сне Гордеева столь ужасного конца не было, он это хорошо помнил. Но как вообще объяснить подобное совпадение? Возможно, он слышал эту историю и прежде…

– Калимантан? – задумчиво повторил Юрий Петрович. – Красивое слово. И как будто знакомое…

– Раньше Калимантан называли Борнео. Помните, у Ильфа и Петрова Остап Бендер говорил…

– И кто он такой, – тут же подхватил Гордеев, – губернатор острова Борнео?

– Вот-вот. Там, на Калимантане, орангутангам, а впрочем, и другим человекообразным обезьянам приписывают, будто они насилуют женщин, представляете?

– Вообще-то нет.

– Я думал, у адвокатов более развитое воображение.

– Как раз наоборот, – заверил Гордеев. – Мы очень ограничены рамками законов.

– Зато трактуете вы их…

– В этом и состоит ремесло – с помощью изощренного знания законов помогать людям.

– Я понимаю, – сказал Окунько. – Я знал подобных людей и дружил с ними.

– Вы говорите в прошедшем времени. Значит ли это, что их, этих людей, уже нет на свете, или вы просто больше не общаетесь с ними – по каким-то причинам?

– Хм… Ну и вопросец! – удивился Окунько. Или сделал вид, что удивился.

– Вопросец как вопросец. Могу спросить в лоб, если вас это больше устроит. Вы имеете в виду Валентину Карандышеву?

– Карандышеву? – удивился Окунько еще больше. – При чем тут Карандышева?

– Мне так подумалось. Мы же говорили о юристах. А ее как раз недавно убили.

– Вообще-то ее я как раз в виду не имел… хотя, возможно, сказанное сейчас относится к Карандыше-вой в полной мере. Нет, у меня был друг, бывший военный разведчик, эдакий робин гуд отечественного разлива. Просто судьба его мне ныне неизвестна, он находится в розыске, а возможно, уже убит. Я же говорю, все живут как на вулкане.

– Локтев? – быстро спросил Гордеев.

– Слушайте, с вами опасно иметь дело!

– Вот что, Сергей Сергеевич, давайте – карты на стол. Рассказывайте все, что вам известно о нем. Локтев – это тот самый человек, которого я хочу найти и о котором беспокоюсь. А я сделаю почин…

Полтора часа спустя, когда они прощались, Гордеев засмущался и неловко сказал:

– Профессор, а этот ваш Калимантан – он вообще где?

– Да на Малайском же архипелаге! – укоризненно покачал головой профессор Окунько. – Ну и молодежь пошла! Вы хоть знаете, где Малайский архипелаг находится?

– Вроде между материковой Азией и Австралией, – смущенно пробормотал Юрий Петрович и на этом ретировался.

Он не стал уточнять, что даже бывал в тех краях, на другом, правда, острове, поскольку всего лишь год назад очень даже прилично провел там отпуск с весьма квалифицированной брюнеткой, а точнее – с двумя. Но о женщинах сейчас вспоминать не стоило бы.

Между прочим, помимо другой отчасти полезной информации, Гордеев теперь понимал, каким образом Макс в Москве сумел вычислить белоярского вулканолога. Вероятно, для начала ленивый, гений засунул фамилию Локтева в какую-то интернетовскую поисковую систему. Разумеется, в Мировой паутине нашлись упоминания о сотнях, если не тысячах Локтевых. Некоторое количество из них пришлось на Белоярск. Одного из таких Локтевых упоминал в своей научной статье знаменитый ученый Окунько, он описывал его как органичного лесного жителя, совершенно потерявшего связь с современным городом.