Текст книги "Профессиональный свидетель"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)

3

– Они идут на шаг впереди меня. На два шага. Они меня обложили!

Локтев метался по даче вулканолога. Как Чапаев, выкладывал на дачном столике камни, показывая, какую хитроумную операцию затеял мэр Богомолов.

Окунько, не до конца пришедший в себя после взрыва дома адвокатессы, следил за мыслью Локтева невнимательно. Только сейчас он уже не умом, а собственной шкурой почувствовал, что Локтев ничего не придумывал и за его словами стояла какая-то страшная и малопостижимая правда.

Работал телевизор, репортаж с места взрыва передавали уже несколько раз по разным программам. Версия следствия, пока не излагалась, но журналисты вовсю говорили только о том, что это был явный теракт.

– Я позвоню ему, – сказал наконец Окунько.

– Кому?

– Богомолову. Я позвоню Богомолову, я просто послушаю его голос и все пойму. Уверяю тебя!

– Ты экстрасенс? – недобро усмехнулся Локтев. – Так он тебе все и выложит!

– Но я знаю его давно, я все пойму.

– Ты всех знаешь, я в курсе. Лучше уж тогда позвони Казаченке. Если моя дочь пропала, я пойду напролом. Мало никому не покажется, – пообещал Локтев.

Вулканолог немедленно схватил трубку. Как только Казаченок ответила, он включил громкую связь, чтобы Локтев слышал их разговор.

– Алло, Таня? Это Сергей Окунько. Уже слышала?

– Ты о взрыве?

– Да!

– Еще бы! Я сейчас пишу заявление пресс-службы. Ужас. В нашем тихом Белоярске такие дела…

– Таня, что это такое? Тебе не кажется, что происходит?..

– Этого следовало ожидать.

– Почему? Ты что-то знаешь?

– Да, смотри телевизор.

– А ты сама смотришь?

– Постоянно. Это моя работа. Моя гостья меня уже, наверное, за это ненавидит.

– У тебя гости? – кивнул Локтеву вулканолог.

– Да, – после паузы сказал Казаченок. – Одна девушка.

– Хорошенькая? – сморозил зачем-то Окунько.

– Очень, но тебя это не касается… Вот, смотри-смотри, сейчас будет!

Вулканолог повернулся к телевизору, как раз начались местные известия.

И комментатор, перечислив уже известные Локтеву и Окунько факты, сообщил, что по подозрению в организации убийства Черноволова и Карандышевой арестован капитан рыболовецкого траулера Вениамин Пряников. Михаил Черноволов два месяца назад сделал репортаж, в котором недвусмысленно обвинял Пряникова, который еще полгода назад работал на Дальнем Востоке, в контрабандной продаже краба и морского ежа в Японию. Какие-то у того были там неприятности, и он вернулся в родные края, стал водить небольшое судно по Енисею. Но Черноволов не успокаивался и неустанно копался в его «темном» прошлом.

– Где дядька, а где бузина? – сказал Локтев.

– Погоди, может, все как раз из-за этого и получилось, – сказал вулканолог. – Ты напрасно…

– Ага, стоило нам прийти, как очухался этот рыбак. Два месяца спал, а тут, вишь, обозлился на Черноволова.

– Да, история получается мрачная, – кивнул Окунько.

– История только начинается, – сказал Локтев. – Это еще и не присказка…

И Локтев решил идти ва-банк. Когда ты вне закона, рассчитывать на его, закона, помощь в каком-то другом деле по меньшей мере наивно. Теперь надо было изымать Бориса из тюрьмы любыми способами.

Начальника продсклада СИЗО Локтеву показал Шафранский. Обещал представить, но в последний момент сдрейфил, улизнул, едва увидав вблизи его зверскую, красную, как помидор, рожу.

– Вон, из подъезда выходит, а вон его гараж…

Шафранского вообще стало не узнать. Закладывал он всегда, но раньше хотя бы по утрам выглядел как интеллигентный человек. Когда-то он был начальником геолого-разведочного управления, но еще при Горбачеве погорел за пьянку и был показательно разжалован в бурильщики, а потом – в помбуры. По старой памяти продолжал от случая к случаю захаживать к Окунько с бутылкой «Русской», всегда не вовремя, сам же ее выпивал и рассказывал: что у него остались связи кое с кем из бывших госплановцев, теперь это «у-у-у, такие люди!», а среди нефтяных магнатов в Штатах и Японии половина – его друзья, что следующим летом он собирается в Геленджик к двоюродной сестре и что в Филадельфии у него свой дом, точнее, почти свой, осталось выплатить за него последний взнос. Повторялось это из раза в раз. В последнее время по пьяной лавочке он сошелся с «зелеными», и у него появились новые любимые истории: какие они продажные сволочи! Главный их принцип: «Зелень – это деньги», затащили его, гады, на какую-то акцию, где всех их повязали, месяц продержали в СИЗО, зато он теперь знает и там все ходы и выходы. Собственно, только ради этих входов и выходов Локтев с подачи Окунько и отыскал Шафранского, весь вечер поил и терпеливо выслушивал весь его джентльменский набор информации.

Начальник продсклада не дал Локтеву и двух слов сказать, быстро скользнул глазами вправо-влево, протянул сигарету, вроде случайный прохожий закурить попросил, и буркнул, не открывая рта:

– Фамилия?

– Симонов.

– Сотка, – он презрительно покосился на Локтева, придвигаясь вплотную, – баксов. Ну, бегом давай! Сейчас спалят из-за тебя, козла! Камера?

– Не знаю.

– Полторы сотни.

– Завтра здесь же, – сказал твердо Локтев.

– Двести. И не вздумай в рассрочку! Или я твоему Симонову организую веселую ночку на параше. Все, гуляй.

До утра Локтев, разумеется, ждать не стал. Подкараулил начальника продсклада у гаража, когда тот заехал внутрь и вылез из машины, спокойно подошел, завернул руку за спину и приставил к горлу охотничий нож.

– Ты меня, помнится, «козлом» называл? А?

– Я?! Я…

– Ты, ты.

– Не, ну ты… ты сам же лохом кинулся! – начальник склада побледнел до синевы. – Я ж не знал! И маляву я ж тебе вот передам сейчас! И еще передам, сколько скажешь, и все, мы в расчете. В расчете?

Локтев вынул из его потной руки записку. «Надо сейчас прочесть, – решил он. – На случай, если вопросы возникнут».

– Стой, не оглядывайся. Считай до двухсот.

Локтев пробежал глазами накорябанные на газетном обрывке две строчки. Не поверил своим глазам и перечитал еще раз.

Ну, детский сад, а?! Борец с коррупцией хренов! Товарищ по камере ему, мать его, сказал, что его собираются убить завтра ночью. И поэтому он, видите ли, решил бежать немедленно!

«…с утра поможет сломать руку, меня повезут на рентген в первую городскую… договорился за полторы тысячи баксов…»

Откуда у него, спрашивается, полторы тысячи баксов, в заднице он, что ли, их всю дорогу хранил или сделал такие честные глаза, что ему в долг поверили?! Точно ведь ухлопают дурака! В камере нельзя – ЧП, а при попытке к бегству – все законно!

– Двести…

– Что? – не понял Локтев. – Ты опять о деньгах, что ли?!

– Двести уже насчитал…

– На каком этаже он сидит?

– На третьем. Камера тридцать семь, северный угол, второе окно.

– Молодец. Еще раз считай…

До вечера Локтев предпринял еще кое-что.

Ровно в 23.00 свет в зарешеченных окнах СИЗО погас. Еще час-два – на дележ лежачих мест, разборки и байки, а там можно начинать.

Пятиэтажку рядом с СИЗО, стоявшую, во-первых, ближе других, а во-вторых, с тыла Локтев облюбовал еще днем. Тогда же осмотрел чердак и выход на крышу. Люк был закрыт на ржавую проволоку вместо замка, а высота потолков легко позволяла проникнуть на крышу без всякой лестницы и прочих заморочек. Отыскать средство передвижения тоже не составило труда. Уже вторую неделю в городе бастовали коммунальщики, и, пока дворники с мусорщиками и сантехниками пикетировали городскую администрацию, мусорные машины с плакатами «Мы не мусор!» на боках стояли просто на центральных улицах. Предприимчивые жители умудрились даже некоторые из них наполнить доверху. Но Локтев нашел себе более или менее пустую.

Снаряжение изготовил Локтев из подручных материалов. Крепкая альпинистская веревка у Окунько в хозяйстве имелась, пневматический гарпун тоже. Локтев согнул из железных прутьев пару крюков, серную кислоту и фитиль купил в хозмаге… Вот, собственно, и все. Жаль, времени было в обрез, обманки и спецэффекты пришлось готовить уже на чердаке.

В 01.30 он начал действовать. Выстрел – и крюк со свистом легко преодолел метров двадцать и зацепился за край плоской крыши СИЗО, второй конец веревки Локтев привязал к верхней ступеньке пожарной лестницы. Дальше натянул черную шапочку с прорезями для глаз, проверил, надежно ли закреплена винтовка, и не торопясь пополз над темной безлюдной улицей, забором, увитым спиралью из колючей проволоки. Веревка сильно провисала под его тяжестью и противно поскрипывала при каждом движении, но выдержала – до цели добрался без приключений.

Теперь самый рискованный и самый непредсказуемый по времени этап. Свесившись с крыши над окном в камеру Бориса, Локтев обмотал фитилем прутья решетки у самого основания, там, где они входили в стену. Решетка: три на три прута, всего двенадцать концов, проржавевших, конечно, отродясь не крашенных, но все еще достаточно крепких… Получится ли? Осторожно заглянул в камеру, окно за решеткой приоткрыто – это хорошо. Разговоров не слышно, только сопение и храп. Бориса, конечно, не увидел, ну и бог с ним. Вернулся на крышу, натянул толстые резиновые перчатки, достал воронку и двухлитровый термос.

Два конца фитиля плотно запечатали горлышко воронки, и, усевшись поудобнее (процесс-то долгий), Локтев начал осторожно лить в воронку из термоса горячую серную кислоту. Фитиль слегка дымился, но сильного запаха не было. В 2.20 термос опустел. Локтев подождал еще полчаса, подготовил веревку и снаряжение для Бориса и стал спускаться.

Кажется, помогло: в некоторых местах прутья разъело полностью, в некоторых – они заметно истончились. Локтев привязал к решетке веревку, чтобы не упала, когда оторвется, и, упершись ногами в стену, дернул изо всех сил.

Хрясь… И решетка уже болтается под окном. Шуму было немного, но народ в камере недовольно заворочался.

Локтев просунул в проем винтовку, а за ней голову.

– Симонов, на выход, – скомандовал полушепотом.

– Мужик!.. – так же полушепотом начал кто-то.

– Молчать, – оборвал Локтев. – Кто другой дернется, пристрелю.

Борис поспешно вскарабкался на высокий подоконник. Локтев подал ему связанное из кожаных ремней некое подобие альпинистской «каретки», пристегнул карабином к веревке и помог выбраться из окна. Народ в камере, открыв рты, во все глаза пялился на эту «спецоперацию».

– Братан, меня вытащи, а? – тихо попросил осипший голос из глубины камеры. – Отблагодарю…

Локтев прилепил к проему жестяную коробку, внутри которой что-то помигивало и потрескивало, и веско пояснил:

– Си-4 плюс сенсор, реагирующий на движение. Выключится через десять минут. До того пошевелитесь – разнесет все вдребезги…

В камере, кажется, перестали не то что шевелиться – дышать. Локтев оттолкнулся ногами от стены и, не оглядываясь, полез вверх.

Борис на крыше дергался от нетерпения:

– Теперь-то что? Как птички через забор?

– Как вагонетки, – буркнул Локтев.

Он зарядил гарпун вторым крюком, привязанным ко второй бухте веревки, и выстрелил в толстый тополь метрах в пяти от забора. Дерево возмущенно зашелестело, но крюк намертво вгрызся в ствол в метре от его вершины. Второй конец веревки Локтев привязал повыше к трубе, получилась вполне приличная «тарзанка» где-то градусов под тридцать, аккуратно обходящая проволоку над забором и край крыши. Он пристегнул к веревке карабин Бориса:

– Держись руками и ногами. Когда над проволокой пойдешь, задницу подними, а то штаны испортишь.

Борис опасливо покосился вниз:

– А эта хреновина на окне? Не рванет?

– Там две батарейки, лампочка и ночная бабочка. – Локтев подтолкнул его в спину, и Борис быстро заскользил вниз, к свободе. Локтев напялил рюкзак и, убедившись, что Борис уже добрался и даже спустился с дерева, последовал за ним.

Сирена во дворе СИЗО взревела, когда они были уже в кабине мусоровоза. Десять минут истекло, и кто-то, видимо, решился все-таки настучать охране.

Или попробовал тоже смотаться, да не повезло. Нет, маловероятно…

Борис начал сумбурно и невразумительно благодарить, но Локтев только отмахнулся. Теперь бы побыстрее к Окунько, пока милиция не оцепила район. Они медленно, чтобы не привлекать внимания, покатили по пустынным ночным улицам.

Но во дворе вулканолога, прямо у его подъезда, торчала патрульная машина.

– Черт! Попались! – Борис вжался в сиденье.

Разворачиваться и удирать было глупо – догонят и перегонят.

– Выходи и шагай к контейнерам, – скомандовал Локтев.

– Что?!

– К контейнерам шагай! – Локтев бросил ему огромные брезентовые рукавицы. – Ты мусорщик, понял?

Борис, спотыкаясь, попрыгал к мусорным бакам, которые были забиты доверху и еще по пояс завалены мусором вокруг. Локтев, не выключая фар, которые слепили пассажиров милицейского «жигуленка», стал сдавать задом – если загородить выезд из двора, возможно, получится удрать пешком.

Но милиционер уже вылез из машины и шел к Борису.

– Что, кончили наконец бастовать? – позевывая, поинтересовался он.

– Угу, – Борис усиленно отворачивал лицо, делая вид, что соображает, как разгрести кучу мусора.

– Давно пора, – одобрительно крякнул мент. – Весь город дерьмом завален. Только тут вы без бульдозера не разберетесь. Это я вам говорю.

– За бульдозером! – возбужденно заорал Борис и замахал Локтеву руками. – Разворачивайся! Вызываем бульдозер!

Повторять Локтеву не требовалось. Он вырулил со двора, а Борис уже на ходу запрыгнул на подножку.

Оставался запасной вариант укрытия, которым Локтев без крайней нужды пользоваться не хотел – слишком уж нагло. Но сейчас ничего другого не оставалось. Дворами и переулками они вернулись практически к месту старта, то есть к забору СИЗО. Прямо за забором располагалась котельная, обслуживавшая СИЗО и пару соседних кварталов. На лето ее закрыли на капремонт, но денег, как всегда, хватило только на то, чтобы замазать окна мелом и пальцем написать по мелу об этом самом ремонте. Дальше все застопорилось, и котельная стояла пустая и заброшенная, даже сторож не появлялся – зарплату ему платили только во время отопительного сезона.

Локтев еще накануне нашел окно, которое легко открыл снаружи отверткой, и теперь, бросив мусоровоз в квартале от СИЗО, они чуть ли не ползком добрались до этого окна и ввалились внутрь.

Борис просто падал от усталости и нервного истощения. Локтев уложил его спать в подсобке, а сам, пока не рассвело, отправился обратно, разведать обстановку. И еще, конечно, хотелось обобщить Анастасии, что ее ненаглядный уже на свободе. Или лучше не торопиться пока?

4

– Я пошла гулять с собакой! – крикнула Татьяна из коридора. На кухне Анастасия жарила себе картошку.

Она появилась в поварском фартуке, зажав в руке деревянную ложку.

– Я с ним ночью выходила, – Анастасия кивнула на Мики, престарелого пуделя, который когда-то, возможно, был красивым жизнерадостным игруном, но сейчас, в свои одиннадцать лет, заметно облез, поскучнел и растолстел. Пудель вообще-то был псом родителей Татьяны, которые накануне отправились в соседнюю область, погостить к родственникам. Но в Сибири отправиться в соседнюю область – это, понятное дело, за тридевять земель.

– У него опять понос, – объяснила Татьяна, надевая на пса ошейник.

– О господи! – с чувством сказала Анастасия и ушла в кухню.

Картошка подгорала. Она быстро помешала, посолила и села на табуретку.

Вообще-то Таня – женщина неплохая. Жаль, что в этой истории они по разные стороны баррикад. Настя, пожалуй, была бы не против заиметь себе такую мачеху… Ну вот, опять! Что об этом думать, если отец все равно отказывается на женщин смотреть? Не хочет – и не надо. Хотя лично ей кажется, что Таня ему нравится. Разумеется, папуля и виду не подаст, но ее не проведешь. А занятно было бы устроить их личную жизнь! Тем более что у Татьяны, такой привлекательной женщины, как ни странно, кажется, никого нет. Анастасия жила у нее уже несколько дней, и все это время ее хозяйка то ездила по делам на своем белом «ниссане», то говорила по телефону (или по двум сразу), иногда немного ела и очень мало спала. И никакой личной жизни.

А отец?..

Самое печальное ведь, что в эту историю он полез из-за нее, из-за Анастасии. Вот если бы все сложилось иначе, если бы она не влюбилась в Бориса?.. Но что теперь говорить… Папу ищут, но она-то знает, что он не убивал этого противного Коваленко. И сама она, если подумать, живет у совершенно посторонней женщины, правой руки мэра Богомолова, с сыном которого сама же Настя и встречалась. А Борис пострадал из-за того, что узнал нечто очень важное о Богомолове. Как все запутано!

Но Татьяна все равно ей почему-то нравилась, несмотря на то что защищает своего дурацкого Богомолова до последнего. Что и говорить, работа у нее нервная. Когда Настя предложила ей попробовать снять стресс методом медитации, Татьяна расхохоталась и ответила, что ее лично стресс мобилизует.

Ну и ладно. Настя сняла тефлоновую сковородку с плиты и на секунду задумалась. Может, прямо так, без тарелки – деревянной ложкой? Нет, Татьяне тоже нужно оставить. Она вчера так и не поужинала, куда это годится? Следить за фигурой, конечно, дело хорошее, но организм-то с голодухи чахнет. А кроме картошки, минералки и кефира, ничего съестного в доме не было. Таня купить не успела, а сама Настя старалась без особой нужды на улицу не выходить.

Девушка разложила дымящуюся картошку по тарелкам, поставила бокалы для минеральной воды. Татьяна между тем все не возвращалась. Сколько она еще будет гулять? Эта псина может свои дела справлять до позеленения, уж это известно.

Анастасия вошла в комнату, в которой ее устроила Татьяна, включила любимого «Мумий Тролля». Сделала погромче, чтобы слышно было из кухни, и отправилась в ванную мыть руки. Звонок в дверь она услышала чудом. Музыка в сочетании с водой создавала совершенно сногсшибательный эффект. Не закрывая воду, она выбежала в прихожую и загремела замками.

– Ну наконец-то, картошка уже остывает!.. – Настя слегка осеклась, сообразив, что закричала уж очень как-то радостно, словно действительно близкому человеку.

5

Локтев старался заставить себя двигаться медленно, не привлекать внимания. Но давалось это с трудом, хотелось бежать. Разумеется, оставаться в квартире Казаченок для Насти очень опасно. Значит, он ее оттуда забирает, решено. Черт с ними, психологическими тонкостями, это не для него. Не будет он рисковать своей единственной дочерью, чтобы дать возможность Богомолову доказать, что он честный человек. Вон какие дела закрутились. Коваленко грохнули, Черноволова с адвокатшей тоже за что-то убили. И Настю, если что, не пощадят. Бориса он выручил, в этом отношении его совесть перед дочерью может быть спокойна. Главное теперь – выиграть время.

У темного подъезда Локтев нос к носу столкнулся с Татьяной. Она держала на поводке облезлого пуделя, который тут же начал гавкать на незнакомца.

– Что происходит?! – закричала вслед ему Казаченок, с трудом поспевая за ним к лифту. – Да подождите, у меня собака старая, она так быстро не может! Вы мне можете объяснить?.. – спросила Татьяна уже перед дверью.

– Открывайте! – Локтев, не слушая ее, снял палец со. звонка.

– Анастасия дома, – Татьяна пожала плечами, отпуская собаку, Мики коротко тявкнул и попытался ухватить Локтева за штанину, но тот отпихнул пса ногой. Татьяна достала ключи и открыла дверь.

– Настя!

Гремела музыка. В ванной текла вода. Локтев, не разуваясь, заглянул во все комнаты.

Татьяна вытерла собаке лапы тряпкой, встала с колен и пошла на кухню. В коридоре столкнулась с Локтевым, и взгляд у него был откровенно страшный. Наверно, ее никогда не пугало так лицо, обращенное к ней.

– Ну нет! Я вас просто так не отпущу! – закричала Татьяна. – Вас же милиция ищет!

Локтев посмотрел на накрытый стол. Две тарелки с остывшей жареной картошкой, два пустых бокала.

Татьяна осеклась. Только сейчас она поняла, что Насти нет, и в глазах у нее появилась растерянность.

– Еще полчаса назад она была дома…

Она кинулась в ванную. Там ровной струей текла вода, и Татьяна машинально закрыла кран.

– Может, Настя вышла куда-то? – неуверенно предположила она.

Локтев стоял посреди прихожей и смотрел на обувь.

– Босиком? – Он показал на босоножки Анастасии.

– Ничего не понимаю. Она действительно была здесь и никуда не собиралась выходить.

Локтев стоял, опустив широкие плечи, как одинокий, потерянный медведь. Или медведь, потерявший своего медвежонка. Она подошла и нерешительно дотронулась.

– Давайте вместе подумаем, куда она могла…

Локтев резко сбросил ее руку, и Татьяна отшатнулась к стене. У нее мелькнула мысль о том, что этот человек может быть по-настоящему опасен. Ведь его ищут по подозрению в убийстве Коваленко.

Но Казаченок не привыкла отступать. В конце концов, злой мужчина – все равно что хищник в цирке. Успокоить его можно только твердостью и уверенностью в себе. Он должен думать, что ситуация под контролем, тогда страсти поулягутся. Мобилизовав все свои внутренние резервы, Татьяна откашлялась.

– Она может быть где угодно. Все-таки взрослая девушка, могла и выйти за чем-нибудь. У нее молодой человек есть?

Локтев молча смотрел на нее. Рассказывать о Борисе он не собирался.

– У нее был парень, – сказал наконец.

– Ну, так давайте узнаем, возможно, она с ним?

– Его как будто звали Олег. Олег Богомолов, – медленно проговорил Локтев, внимательно наблюдая за реакцией пресс-секретаря мэра.

Татьяна открыла рот.

– Вы издеваетесь, да?

Локтев молчал.

– Серьезно? Они в самом деле с Олегом встречались?! В таком случае…

Локтев почувствовал, что уже устал играть в кошки-мышки. И эта женщина, на вид такая приятная, тоже на их стороне. И сделает все, чтобы ее драгоценный начальник выкрутился. Но с ним этот номер не пройдет! Он заставит их вернуть ему дочь! И он хлопнул дверью.

Татьяна секунду стояла, пытаясь прийти в себя, потом выскочила на лестницу.

– Постойте! – Но шаги Локтева уже гремели далеко внизу.

Татьяна вернулась в квартиру и на всякий случай заперлась на все замки. Потом схватилась за телефон…

У Локтева оставалась надежда, что Анастасия поехала в общежитие, например. Мало ли что ей понадобилось. Маловероятно, конечно, но что еще ему оставалось? Возвращаться к Казаченок и ждать неизвестно чего? Вероятнее всего, здесь скоро появятся люди мэра, и его «расследование» будет закончено раз и навсегда.

По иронии судьбы меньше всего на свете ему хотелось бы заниматься этими делами, но выбора-то не оставалось. Если подумать, права выбора он оказался лишен уже тогда, когда только еще нашли трупы в Черном озере.

Хотя нет, на каком-то этапе выбор еще был. Скажем, если бы Локтев оставил Бориса в той яме… Если бы Анастасия в него не влюбилась… Он бы ни за что не полез в эти мерзкие дрязги, сидел бы в своем лесу, топил печку. А Настины домыслы? Тоже психолог доморощенный, сама предложила себя в заложники, осталась у Казаченок, и чем это кончилось? Теперь, видите ли, эта дамочка делает вид, что не знает, куда могла деться Анастасия из ее квартиры!..

У Локтева ушло около получаса, чтобы убедиться, что дочь в общежитии не появлялась. Несмотря на ранний час удалось ему поговорить с парой девушек со второго этажа. Они знали Настю Локтеву и сказали, что она давно уехала к отцу и с тех пор тут не появлялась.

Локтев почувствовал нарастающий гнев. Неужели эти ублюдки все-таки осмелились? Вот так, внаглую, несмотря на то что их вина очевидна? Даже не попытались сделать вид, что они ни при чем?! И еще, наверное, спасибо сказали, что Анастасия сидела у Казаченок и их дожидалась!

В глубине души ему не хотелось в это верить. Не хотелось, потому что все это означало бы уже совершенно открытую войну не на жизнь, а на смерть. А он лучше кого-либо знал, что на войне больше всего страдают простые, мирные граждане. Такие, как Настя. Она-то не виновата в том, что нашла этих иностранцев в озере…

Локтев плюнул и отправился обратно к Татьяне. Казаченок ведь предположила, что девочка может быть со своим парнем? Насчет Бориса он уверен, с ним Локтев расстался прямо перед тем, как поехал за дочерью. Но вот Богомолов-младший?.. Не могли он знать, где Анастасия? А вдруг действительно Настя сейчас с ним? Кто разберет этих девиц, у них такой ветер в голове Гуляет! Локтев ухватился за эту спасительную мысль, как за соломинку, и старался пока не вспоминать о Борисе.

Жаль, что неизвестно, как отыскать Олега. Но Татьяна-то должна знать. В конце концов, с его папочкой она общается регулярно, возможно, что и ежедневно.

И вот хорошо знакомый подъезд, дверь, лифт… Вот и дребезжание звонка… Татьяна распахивает дверь, не спросив, кто там. Она бледна и расстроенна.

– Мне нужен телефон Богомолова. – Локтев старался не смотреть на нее.

Казаченок молчала.

– Младшего, – сказал Локтев. – Олега.

– Я с ним только что говорила, – тихо ответила Татьяна.

Локтев молча ждал.

– Он не знает, где Настя, – сказала Татьяна. – Думал, что она до сих пор в лесничестве.

Локтев тихо закрыл за собой дверь, выглянул в окно на лестничной площадке и насторожился. Интуиция подсказывала, что внизу не все в порядке. И тогда он отворил неплотно прикрытое окно и ловко выбрался через него на пожарную лестницу…

В густом тумане, который под утро покрыл город, ничего не было видно даже на расстоянии нескольких метров. Все вокруг тонуло в холодной сероватой субстанции. Город ждал, когда взойдет солнце и разгонит своими лучами эту пелену. Тогда жизнь войдет в привычное русло. Но пока…

Локтев, соскользнув по пожарной лестнице на землю, напряженно вглядывался в кисельную густоту тумана, пытаясь определить, что это за темные пятна в глубине двора – мусорные ящики или фигуры людей? Впрочем, пятна запомнились Локтеву, еще когда он только заходил в подъезд Казаченок. Обратно он предпочел теперь иной путь. Так ничего и не разглядев, он по-кошачьи неслышно сделал несколько шагов назад и забрался за стоящий неподалеку гараж-«ракушку», откуда, по идее, можно было наблюдать все происходящее во дворе. Позиция показалась выгодной со всех сторон – сзади никто не подойдет, гараж упирался в стену, и в случае чего можно моментально сигануть на крышу, а оттуда…

Где-то раньше времени чирикнул воробей и тут же осекся, видимо, решив покемарить еще немного. На улице шелестели шинами проснувшиеся машины.

Они?!

Локтев заметил во въездной арке неясные силуэты двух машин, которые стояли, перегораживая проезд. Значит, их здесь как минимум может быть человек десять.

Плохо дело. За Казаченок следят? «А что, ее работа обязывает», – подумал Локтев. Но почему-то верить в это не хотелось.

Конечно, ему повезло, что удалось незамеченным сперва войти к ней в дом, а теперь и спуститься во двор. А дальше? Сейчас посветлеет и они начнут двор прочесывать. И первым делом, конечно, заглянут за гаражи.

Его чуткое ухо уловило тихий лязг вороненой стали. Не иначе, десантные «калаши». Ничего удивительного – табельное оружие, мать их… У самого в свое время был такой. Помнится, на деревянной накладке газоотводной трубки имелась глубокая царапина. От духовского кинжала. Да, еще и номер у этого автомата был приметный… Стоп, разом остановил полет воспоминаний Локтев. Стареешь, брат, становишься сентиментальным, если в такой напряженный момент…

Рядом послышались шаги. Кто-то кашлянул – почти над ухом. Локтев вжался в рифленую жесть «ракушки» и замер.

В проеме между кирпичной стеной и гаражом показался темный силуэт человека. Вот когда этот проклятый туман оказался полезен! Не будь его, этот фээсбэшник (а Локтев ни секунды не сомневался, что это именно он) сразу засек бы его.

Человек в проеме снова кашлянул, пошуршал одеждой, «дзикнул» «молнией» и тяжко вздохнул. Через секунду совсем рядом с Локтевым послышался журчащий звук.

О том, что судьба сделает ему такой подарок, Локтев и мечтать не мог.

Облегчавшийся, видимо, так и не догадался, что за тень кинулась на него из глубины темного проема. Собственно, размышлять у Локтева времени не осталось – железная рука ребром ладони ударила по шее… Человек так и упал в лужу с расстегнутой ширинкой.

Локтев осторожно переступил через тело, наклонился и, глядя в пространство двора, обыскал парня. Еле-еле справился с искушением забрать оружие. Нет, открывать стрельбу после такого удачного начала было бы верхом глупости. Но на поясе у лежащего он нащупал ножны со штык-ножом, полагающиеся в комплекте ко всякому «калашу», – значит, не ФСБ – спецназ или ОМОН, что-то в этом роде… Да какая сейчас разница?.. Расстегнул замок, вынул увесистый нож, машинально попробовал большим пальцем лезвие – острей не бывает. Парнишка, видимо, старательный попался.

Он плотно, всей ладонью обхватил рукоять и осторожно выглянул из своего укрытия. Нигде ничего. Локтев понимал, что тишина эта обманчива, а в запасе у него максимум несколько минут, до тех пор, пока не рассеется туман. Он завернул за гараж и, почти вдавившись в нештукатуреный кирпич стены, двинулся к выходу со двора.

Туман уже рассеивался. Вот в одном из оконных стекол верхнего этажа блеснуло солнце, видимо на миг выглянув из густых облаков. С улицы донеслись звуки проснувшегося города… Вот и арка. Локтев подкрался к машине и осторожно заглянул внутрь. Ну и дела! Единственный омоновец, даже без оружия, мирно дремал, облокотившись на руль. Во второй машине никого не было.

Ну и ладно, работы меньше. Локтев осторожно обогнул машину со спящие, подобрался ко второй, без лязга открыл дверцу. «Ну, работнички!» – снова удивился он. Ключ зажигания торчал из приборной панели. Самонадеянные омоновцы, видимо, рассчитывали, что машину их никто не посмеет тронуть. Что, в общем-то, было не лишено смысла, доехать на такой удастся разве только до ближайшего поста. Ну а нам дальше и не надо.

Забравшись на сиденье, Локтев положил непригодившийся нож на сиденье, повернул ключ зажигания, дернул рычаг и вдавил в пол педаль акселератора. Форсированный движок старенькой милицейской «пятерки» взвизгнул, пару раз кашлянул и исправно заурчал. Локтев резко взял вправо и умчался, краем глаза заметив ошарашенное лицо проснувшегося наконец водителя…

Если б он успел оглянуться во двор, то увидел бы омоновцев, со всех ног несущихся к своей машине.

«Так, – думал Локтев, – теперь куда-нибудь в переулок и избавиться от машины. А дальше пешком, дворами, подворотнями и поминай как звали!»

Как назло, подходящий переулок все не попадался. Мельком глянув в зеркало заднего вида, Локтев выделил взглядом из десятка утренних машин ту, в которой несколько минут назад, мирно храпел омоновец.

«Успели, значит… Молодцы», – машинально похвалил их Локтев. А что, в свое время за такую оперативность он, пожалуй, наградил бы своих ребят лишней увольнительной…

Увеличив расстояние между собой и преследователями еще метров на сто, Локтев, углядев промоину между впереди идущими машинами, мигом перестроился в крайний левый ряд, въехал на тротуар и затормозил в миллиметре от раскидистого тополя, украшавшего главную улицу города. Проходящий мимо старичок со свернутой газетой в кармане покрутил пальцем у виска, но, обратив внимание на внушительную надпись «ОМОН», красовавшуюся на дверце машины, счел за благо идти куда шел.