Текст книги "Профессиональный свидетель"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 19 страниц)

Фридрих Евсеевич Незнанский
Профессиональный свидетель

Пролог

Не надо расходиться, господа, – кто знает, будет ли когда-нибудь еще так хорошо, как сегодня!

Адмирал Колчак

Жадность – один из вернейших признаков того, что человек глубоко несчастен.

Франц Кафка

«…Попробуйте перезвонить позднее. Билайн».

– Не работает! – Выслушав в очередной раз, что «вызываемый абонент в данный момент недоступен или находится вне зоны действия сети», китаец сунул сотовый телефон в специальный кармашек, предусмотренный для аппарата на комбинезоне для рыбной ловли.

– Так вот и не надо, уважаемый, – усмехнулся в ответ его собеседник. – Смею напомнить, что сами же, между прочим, настаивали на конфиденциальной беседе. Верно я говорю?

Китаец вежливо покивал.

– Ага! Так вот вам высшее проявление конфиденциальности – даже телефон нам не помешает и не повредит, выключили б вы его вообще, что ли… Да что же это такое?! Опять у вас клюет. И вы опять его отпустите?!

– Конечно. – Китаец осторожно снял с крючка скромную – всего килограмма на три – с одуревшими глазами рыбину и вышвырнул за борт.

Его партнер по рыбной ловле даже за голову схватился.

Неширокую в этом месте Ангару с обеих сторон вплотную обступала голубоватая в вечерних сумерках тайга. Самозабвенно стонали комары. Большую лодку чуть-чуть покачивало на мерных волнах, в мутной воде серебрились толстые спины спешащих на нерест лососей, прочерчивая видимую траекторию.

Два спутника иноземца – референты, они же по совместительству телохранители, похожие друг на друга, как братья, невысокие, крепкие, внимательные, в это время ужинали на заимке – маленьком охотничьем домике – вместе с людьми хозяина лодки. Но регулярно, раз в десять минут, выходили на берег справиться: не нужны ли их услуги патрону? Отнюдь. Патрону услуги не требовались. Хладнокровный азиат, попивая шотландское виски, вел негромкую и неспешную беседу с хозяином лодки. У хозяина между тем упорно не клевало.

– Я начинаю подозревать, что под водой сидит аквалангист и нарочно цепляет рыбу мне на крючок, – с почти незаметным акцентом, но слишком старательно выговаривая слова, заметил китаец. – Вы пытаетесь отвлечь мое внимание, чтобы подчинить меня своей воле? Это коварно. И, знаете, очень по-европейски.

– Если думаете, что там кто-то есть, забрасывайте осторожней, чтобы не порвать ему плавки.

– Ха-ха-ха. Вы, наверное, слишком много смотрите дешевых американских комедий. – Китаец отпустил очередную добычу. – Но что бы вы ни говорили, до того как заключать контракт, я хотел бы выяснить все юридические аспекты. Какие могут быть в этом деле, как у вас говорят… подводные камни? Или течения? Или… забыл слово. Ай! – сказал он вдруг, и в этом вот «ай» было уже что-то совершенно не китайское, не азиатское, не хладнокровное…

– Уважаемый Вонг Линь Имоу, – укоризненно покачал головой хозяин лодки. – Конечно, понятно, что крупные инвестиции в горнодобывающую промышленность в нашей области – это не копеечная сделка. Выяснять аспекты, само собой, надо, но быстро и тихо, потому что, поднимая шум, вы раздразните наших жадных коррумпированных чиновников, которые станут нарочно создавать препоны, вымогая взятки.

Китаец поплотнее закутался в теплую куртку – несмотря на весьма теплый вечер, он откровенно мерз, и виски не помогало. Затем, сложив молитвенно руки и закатив глаза, нараспев произнес:

 
Нельзя жить в этом мире, бездействуя.
Должно действовать, зная,
Что лишь сочетание судьбы и деяния приносит успех.
Тот, кто действует с этим сознанием,
Не падает духом при неудаче и не радуется успеху.
 

Хозяин лодки лихо выдернул пустую удочку, плюнул и забросил снова.

– Позвольте, я в ответ тоже процитирую из ваших классиков:

Люди полагают, что, размышляя над сложными делами,

они могут разобраться с ними.

Но не тут-то было!

Когда они задумываются над чем-нибудь,

у них появляются ложные мысли.

– Здесь Конфуций вступает в спор с Лао-цзы, – оформил свои слова хозяин лодки. – Правильно?

– Правильно, – легко согласился китаец. – Но там речь о познании себя и истины, а не о бизнесе, тем более бизнесе с русскими. Тихо ничего узнать не получится, я хочу встретиться с главным официальным лицом. А его телефон молчит. Между тем, кто, как не он, способен объяснить, что будет, когда зимой, по вашим обычаям, коммунальным службам не хватит топлива? Еще нужно поговорить с наиболее рьяными «зелеными». Вдруг они задумали диверсию или собираются мутить население? Вдруг на следующих мэрских выборах победит какой-нибудь особенно рьяный «борец за экологию»? А взяток в России все равно не избежать – это такой же природно-географический фактор, как январский мороз или ночной бриз. – Он забросил в воду последнюю пойманную рыбу и свернул удочку.

– А говорили, любите рыбалку, – хмыкнул хозяин лодки.

– Хотите притчу? – китаец наполнил стаканы. – В Шанхае жил аптекарь по имени Ди. Его отец однажды забавы ради убил спаривающихся змей. С той ночи у него в тайном месте стала расти болезненная опухоль, которая постепенно превратилась в страшный нарыв, и однажды, упав без памяти, он в одночасье скончался. Сын унаследовал дело отца. И отличался он тем, что имел редкостный, прямо сказать, превосходный мужской признак, с виду, словно бит вень восьмилетнего слона. И вот взял он себе жену; когда же впервые собрался соединиться с ней, крепкая дубинка его вдруг опала, став маленькой и мягкой, словно фитиль лампы, и никакого толку от нее не было. Он и конфузился, и раздражался, и негодовал, а в конце концов решил переменить жену, надеясь, что с другой повезет больше. Сменил он сотню жен, но так ничего и не достиг. Люди тихонько шептались, что такова, верно, была месть тех змей – пресечь его род…

Русский собеседник молчал, но видно было, что терпение его иссякает.

– Так вот, – продолжал тем временем невозмутимый азиат. – Жизнь всех существ и тварей, даже блох и вшей, должно ценить наравне с человеческой. Убивать же спаривающихся животных – самый большой грех.

– Жаль, господин Имоу, эта мамаша уже не вскормит деток моей или вашей кровушкой, – его собеседник фыркнул и выловил мизинцем правой руки, на котором не хватало одной фаланги, комара из стакана и размазал его по столу. – Меня иногда тоже тянет на эпосы. Слушайте, только что сочинил, по-моему, тоже вполне в стиле наставлений мудрых учителей. «Я сообщил тебе истину, составляющую тайну тайн. Поразмысли над ней на досуге и…»

– И? – вопросил китаец.

– «…И поступай, как хочешь». – И собеседник разразился хохотом.

– Замечательно, – вполне серьезно сказал китаец и вдохновенно уставился на восток, откуда быстро наползал бесформенными клубами туман.

Несколько минут они молчали. В конце концов, несмотря на деловую подоплеку встречи, рыбалка есть рыбалка.

Три недели спустя в газете «Пекин глобал ньюс» появилась следующая статья:

ИСЧЕЗНОВЕНИЕ г-на ВОНГ ЛИНЬ ИМОУ

В России, в Белоярском крае, при невыясненных обстоятельствах исчез президент концерна «Имоу Ltd» г-н Вонг Линь Имоу и сопровождавшие его в поездке двое помощников – Люи Цинь и Пак Ван Сонг. Концерн в течение последних лет активно инвестирует средства в экономику России, несмотря на известные всем сложности ведения там бизнеса, всеохватную коррупцию и непредсказуемость политической ситуации. Вице-президент «Имоу Ltd» сообщил нам, что 37-летний Вонг Линь Имоу всегда лично занимался инвестиционными проектами в России, хорошо знал русский язык и местную специфику. Он неоднократно заявлял, что сотрудничество с нашим северным соседом в перспективе принесет концерну значительную прибыль и укрепит его положение на рынке, и вот неожиданный результат его благородных устремлений…

Часть первая О СЛОЖНОСТЯХ ПРОФЕССИИ

1

…Могучий самец орангутанга схватил девушку с азиатскими чертами лица и в мгновение ока взобрался с ней высоко на платановое дерево, а потом и вовсе скрылся в чаще джунглей. Сперва он долго никуда ее от себя не отпускал, но ведь с другой стороны – и не обижал. Кормил фруктами. Спустя некоторое время она родила на свет ребенка, который оказался наполовину обезьяной, а наполовину человеком. Получилось так, что они прожили вместе некоторое время. Но наступил тот долгожданный день, когда ей все-таки удалось бежать, ее похититель крепко спал в это время в своем гнезде. Она бежала по тропинке сквозь чащобу, прижимая к себе свое дитя. Однако орангутанг проснулся и кинулся ее догонять, легко перемахивая с одного дерева на другое. Он стремительно сокращал расстояние. Но девушка, достигнув берега реки, бросилась к рыбачьей лодке, которая как раз, на ее счастье, собиралась отчаливать. Рыбак уже готов был принять ее…

Тут Юрий Петрович оторвал голову от подушки в холодном поту. Волосы на лбу слиплись. Привидится же такое… И все ведь теперь, сна – ни в одном глазу.

Он посмотрел на светящийся в полумраке циферблат будильника. Половина шестого утра. Вроде полчаса еще имелось, чтобы подремать, но по многолетнему опыту Гордеев знал, что в таких ситуациях утренней бессонницы чем раньше встанешь, тем бодрее будешь. Он включил свет и побрел в ванную. Сперва – теплый душ. Затем более прохладный. Холодный. Обжигающе холодный.

– А-а-а!!! – Не стесняясь собственных воплей, Гордеев выскочил из душа и, обмотавшись изумрудным махровым халатом, ринулся на кухню за порцией свежего кофе. Изрядной порцией, ох и изрядной! А как же иначе? Сегодня ему предстоял большой день, и мозги нужно было прочистить хорошенько и заранее. Рудник никаких мелких просчетов не простит. Не тот, знаете ли, уровень. Кофе был выпит сперва растворимый, а потом уже – на чуть прояснившуюся голову – свежесваренный «Президент», недавний презент Дениса Грязнова. Тут Гордееву пришло в голову, что свежесваренный президент – в этом что-то есть, и он от души рассмеялся. Надо не забыть сказать Денису.

Потом уже были: омлет с сыром и ветчиной и ананасовый сок. И еще – пятнадцатиминутная беседа по телефону с Турецким. Хорошо, что Гордеев вообще догадался ему позвонить, и хорошо, что догадался, по какому именно из трёх мобильных загадочного Александра Борисовича можно было изловить в столь раннее время: один телефон у Турецкого был для жены, другой – для простых смертных, включая начальство, третий – для немногочисленных друзей, в число которых имел счастье попасть адвокат юрконсультации № 10 Юрий Петрович Гордеев.

Дело в том, что через некоторое время им предстояло встретиться, причем, так сказать, по разные стороны баррикад, и старые приятели были не против обсудить правила игры. Ситуация, как всегда, выглядела донельзя запутанной. Миллиардер Клеонский, интересы которого представлял Рудник, находился с государством в весьма противоречивых отношениях. То он был гоним, отсиживался в Лондоне и считался чуть ли не политическим диссидентом, то, напротив, возвращался с триумфом и входил в состав кабинета министров, чтобы через месяц-другой с треском покинуть «эту клоаку», по его же собственному выражению.

По большому счету, Гордеев с Турецким сходились в том, что Клеонский – человек и бизнесмен был весьма незаурядный, а вот политик из него каждый раз выходил никудышный. Но он все не унимался: то вступал в очередную свежеиспеченную партию, то занимал какой-нибудь государственный пост[1]1
  См. романы Ф. Незнанского «Имя заказчика неизвестно» (М., 2003) и «Тузы и шестерки» (М., 2004).


[Закрыть]. Турецкому-то как раз по долгу службы приходилось общаться с миллиардером неоднократно, но лучше других из близких знакомых Гордеева с ним был знаком директор ЧОП «Глория» Денис Грязнов. Гордеев, впрочем, с Денисом связываться по этому поводу не стал, это могло обождать: все-таки сейчас его непосредственным клиентом был не сам Клеонский, а его юрист – Гарри Рудник. Да-да, Гарри Яковлевич Рудник. Что уж тут можно было сказать, Гарри Рудник – это была легенда московской адвокатуры, знаменитый еще с 60-х годов юрист, с вечной бородкой клинышком, который, как говорили московские острословы, «плевако на всех хотел».

Гордеев тоже был не первый день в адвокатуре, и среди его клиентов побывали многие сильные мира сего, однако до сегодняшнего дня он все же пребывал на несколько ином уровне, да и не стоило забывать, что адвокатом Юрий Петрович стал уже после работы в Генеральной прокуратуре. Так уж сложилась жизнь. А вот Гарри Яковлевичу она сразу же указующим перстом прочертила необходимое направление усилий, и никакой тайны с младых ногтей для потомственного адвоката в том, чем он станет заниматься, конечно же не существовало. Биография его, впрочем, и так достаточно известна, чтобы останавливаться на ней подробно, достаточно взять любой справочник новейших времен. Но и по сей день Гордеев помнил первую лекцию Рудника, на которой ему довелось побывать.

«…Я не стану учить вас азбучным истинам, – сказал Гарри Яковлевич, – для того и без меня учителей хватает. Я хочу, чтобы ваша профессиональная деятельность была подчинена единственно защите интересов того вашего клиента, которого вы защищаете в настоящий момент, и чтобы ничего больше не было в вашей голове в это самое время. И тогда волей-неволей вы станете служить двум великим целям: свободе мысли и свободе личности. С тех пор как мы живем в относительно демократическом государстве, в отношении обеих этих целей достигнуто многое, но многое и утрачено! Новые опасности, несколько иные по форме, чем прежде, угрожают и той и другой свободе и, несмотря на то, что на их защиту может стать энергичное и бдительное общественное мнение, через сотню лет и той и другой может быть гораздо меньше, чем сейчас. Цель моей лекции – обратить внимание на новые опасности и рассмотреть способ бы, как избежать их. Позвольте начать с попытки разъяснить значение выражения «свободная мысль профессионального адвоката». Все мы в той или иной степени верящие люди, кто-то верит, что Бог есть, кто-то – что нет, кто-то может быть агностик – допускает ограниченную роль науки в познании мироздания. Так вот, если взять религиозный аспект, выражение «свободная мысль» имеет два смысла. В своем самом узком смысле это выражение подразумевает мышление, не принимающее традиционных догм. В этом смысле человек – «вольнодумец», если он, допустим, не христианин, не мусульманин, не буддист, не сионист и не член любой другой конфессии, исповедующий какую-либо унаследованную религию. В христианских странах, в такой, как наша, человека в прежние времена уже решительно называли «вольнодумцем», если про него нельзя было сказать решительно, что он верит в Бога, хотя этого, например, недостаточно, чтобы считать человека «вольнодумцем» в буддистской стране. Также вот вам предстоит в какой-то момент определиться с выбором вольнодумства в отношении своего клиента: сможете ли вы априори верить в его невиновность или нет. Но с того момента, как выбор вами, профессиональным адвокатом, юристом, стряпчим, ушлым делягой – называйте как хотите, будет сделан, в свою полную силу немедленно вступит Ее Величество Презумпция Невиновности. И что там на самом деле у вас в голове – уже никого не касается. И вы становитесь цепным псом на службе интересов клиента, вы будете отстаивать его права и интересы и ни в коем случае не станете доказывать, что он невиновен. Это уже будет дело прокурора – доказать обратное…»

Возможно, именно эта лекция совершила окончательный перелом в сознании Гордеева и заставила его изменить жизненный путь, если несколько прежде его желание или, скорее, даже попытка перестать быть следователем и сделаться адвокатом, носила чисто бытовой, практический характер, то теперь эта составляющая отошла на второй план. Что и говорить, Гарри Рудник был человеком выдающимся. И вот теперь он нуждался в его, Гордеева, помощи…

Примерно через час после телефонного разговора с Турецким, облачившись в серый английский костюм, Гордеев вышел из подъезда собственного дома на Новой Башиловке, сдержанно поглядывая на ручные часы «Омега» – ни дать ни взять Джеймс Бонд. Было десять минут восьмого. Еще через десять минут Рудник должен был заехать во двор на своем знаменитом на всю Москву болотно-зеленом «роллс-ройсе». Не исключено, что по пути к ним мог присоединиться и сам Клеонский, хотя Рудник Гордееву этого не говорил. Клеонский был человеком стремительным и малопредсказуемым. Так что своим «фордом» пользоваться в этот день Гордееву было не суждено. Ну и ладно. В конце концов, в такой машине, если не изменяет память, за всю его богатую приключениями жизнь Гордеев еще не ездил. Вполне легко можно было предположить, что таких старых «аристократических» моделей в Москве просто больше и не было.

Итак, он должен был прибыть вместе с Рудником и его собственным клиентом в Генпрокуратуру к 9.30 утра. Ситуация вырисовывалась деликатная. Рудник еще позавчера сам был адвокатом олигарха Клеонского, еще только-только представлял его интересы и вот уже проходил по общему объединенному делу как свидетель, а значит, личным юристом быть не мог, более того, сам (!) нуждался в юридической опеке. И кто – Гарри Рудник?! С ума сойти. Возможно, для Гордеева это был очередной взлет его карьеры.

Пресловутое Общее Объединенное Дело – это было очередное выступление Генпрокуратуры против Клеонского и группы олигархов по обвинению в неуплате каких-то там суперналогов со сверхприбылей, что происходило довольно регулярно и было связано с тем или иным небольшим изменением внешнего курса государства. У таких людей, как Турецкий или тот же Денис Грязнов, имелась на этот счет достаточно определенная точка зрения, но для Гордеева все это, по большому счету, принципиального значения не имело. У него была своя задача, которую он неутомимо и неуклонно выполнял, – исполнение собственных профессиональных обязанностей, напрямую связанный с этим карьерный рост и всего-навсего – чистая совесть каждый день и каждую ночь (что немаловажно, поскольку обеспечивает хороший и крепкий сон). Говоря попросту, Юрий Петрович не брался за дела, от которых нехорошо попахивало, и уж тем более за те, где его потенциальными подзащитными фигурировали заведомые мерзавцы.

Стоя на крыльце, поджидая Рудника и думая мельком о том, какое впечатление произведет его машина на видавших всякое не самых бедных жильцов дома на Башиловке, Гордеев сконцентрировался на мысли о том, почему Руднику понадобился такой запас времени, учитывая, что в Генпрокуратуре их ждали лишь в половине десятого. Даже с учетом московских пробок времени было больше чем достаточно. Скорей всего, чтобы уточнить диспозицию. Вероятно, они заедут в какое-нибудь уютное местечко в центре, выпьют по чашке кофе (впрочем, нет, кажется, Рудник, старый гипертоник, кофе больше не пьет, предпочитает зеленый чай с молоком) и все еще раз спокойно обсудят.

Гордеев догадывался, что за свою многолетнюю юридическую карьеру Рудник бывал во всяких ситуациях, разных ролях, в том числе неоднократно – и в роли свидетеля, и, возможно, даже обвиняемого (в 70-е годы он дружил со многими видными диссидентами, так что не исключено), но было очевидно, что сейчас Рудник нервничал. В воздухе сильно пахло жареным.

Гордеев снова машинально посмотрел на часы. 7.10. Странно. Всем было известно, что среди многочисленных странностей и чудачеств Рудника непунктуальность уж никак не значилась. И тут в кармане пиджака ожил мобильный телефон. Гордеев вытащил свою «моторолу» последнего поколения, и сразу же все объяснилось.

– Юра? – Густой бархатный голос Рудника сразу же успокоил, как хорошая доза армянского коньяка. – Ситуация немного изменилась. Выезжайте на своей машине. Встретимся прямо на Большой Дмитровке. Мне, к сожалению, еще придется кое-куда заехать.

– На Большой Дмитровке? – машинально переспросил Гордеев. – В смысле у Генпрокуратуры?

– Ну да.

– Через сколько вы там будете?

– В двадцать минут десятого. И ради бога, Юра, не созванивайтесь постоянно с Турецким.

Гордеев выключил телефон и удивленно покрутил головой: откуда Рудник это мог знать? Разве что он тоже сегодня уже успел поговорить с Александром Борисовичем и тот ему сказал? Ну да, это самое вероятное, конечно.

2

На бегу хорошо думается.

Мысли легкие и быстрые, а короткие перерывчики – оп-па! – только подстегивают их полет. Да что там – получается, как у Юлия Цезаря – сразу о многом подумать, причем одновременно. Это выходило так странно – вдруг выскакивало откуда-то слово, скажем «ложе», и начинало вертеться и так и сяк.

Позавчера, когда Локтев так же бегал, он придумал, из чего сделать ложе, кровать. А еще решил укоротить приклад своего винтаря и утоньшить ложе, чтоб было удобнее таскать по лесу. Думал об озере, лежащем в глубокой ложбине, из-за чего вода в нем всегда казалась черной. О ложном следе, который оставили не шибко хитрые злодеи, – Локтев эту хитрость легко раскусил и изловил негодяев.

А вот, например, сейчас Локтев думал о завтрашнем приезде дочери с женихом, о тропинке, которая осталась в стороне, о сбитых травинках, о единственном патроне, о четырех браконьерах, за которыми, собственно, и гнался, и даже слегка философски – о собственной жизни.

А слово, между тем вертевшееся в голове, было – «коса».

«Значит, Анастасия приедет к вечеру. Это хорошо. Посидят, выпьют – и спать… Душ на заднем дворе вполне цивилизованный, Настюшка сможет с дороги вымыть свои пышные волосы и заплести в тяжелую косу до пояса. А ловкое ложе – это как раз для жениха.

Оп-па – через поваленную пихту. По тропинке было бы легче, но намного дальше, та петляет и делает широкую косую дугу…

Надо будет выправить косу, скосить еще две лужайки и набить кормушки для косуль. Те уже так обленились, сами щипать не хотят, идут к кормушкам… Да и вообще, надо расчистить пространство, а то к концу лета многие травы поднимаются до трехметровой высоты, а знаменитая медвежья дудка – до всех четырех. А «лопух»-белокопытник?!

И-и-ух. Тут не налететь бы на яму…»

Браконьеры иногда копали глубокие ямы и прикрывали сверху ветками – авось туда свалится медведь. Или лесник.

«А накось выкуси. Я не первый день в тайге…

Да-да, правильно, выпьют немножко, окосеют слегка, мило поговорят о неважном, не до ссор будет. А что за жених – интересно, между прочим. Косая сажень в плечах? Или умный? Или, бывают же на свете чудеса, все сойдется разом…»

Того, что у жениха дочери достоинств может не быть вовсе, Локтев даже и не предполагал…

Следы чужаков Локтев нашел как раз на озерной косе. Может, отсюда и выскочила эта многообразная до навязчивости «коса»?

Вот теперь он мчался через ночной лес, держа на весу винтовку. Летел почти бесшумно. Он уже настигал браконьеров, уже все чаще пощипывал свою бороду с густой проседью – дурная привычка, появившаяся с тех пор, как борода слишком отросла. Привычка, выдававшая его волнение. Впрочем, кому выдававшая? Где здесь сыскать человека, который знал бы его настолько хорошо?

Хотя причина для волнения формально действительно имелась. У него был всего один патрон. И тот не в стволе, а в кармане. Мог этот патрон вообще не брать. Но так втемяшилось с прежних времен, с прошлой его работы, что раз есть оружие, то должен быть и патрон. Стрелять Локтев, конечно, не собирался. Еще ни разу за свою лесническую, с позволения сказать, карьеру он не стрелял в людей. Хотя иногда совсем близко было.

«Оттаскать бы ее за эту косу, – все-таки вырвалось наболевшее. – И вообще…

Оп-па…»

Тут остановились.

«Так-так-так… Устали. Если бежали От меня, то теперь ищи-свищи, если просто так, от страха – найду…

Тьфу, сбрить, что ли, эту бороду. А чем? Разве что той же косой. Или не стоит? И так выщиплю ее всю…

И.в кого только дочь такая пошла? Мать она не помнит. В меня?..»

Совсем близко. Локтев чуть не споткнулся от неожиданности. Взревел мотор.

«Ну все, сейчас укатят. Не успел. Не успел…

Нет, буду молчать, слова ей не скажу. Пусть там хоть что – хоть без косы, хоть покрасилась, хоть… хоть татуировку себе сделала (не дай бог!) – буду молчать. Это ж мука какая-то!..

Теперь свернуть сюда, сюда, в сторону, все-таки на тропу надо выходить, они туда вырулят… Только бы патрон не понадобился…»

Он, конечно, рассчитал точно, выскочил на широкую тропу как раз в тот момент, когда из-за пригорка вырвались снопы света, машина мчалась прямо на него. Локтев завел руку с винтовкой за спину, она спряталась за его широкой спиной, ложе удобно лежало в ладони – не зря он над ним трудился.

Ярко светила полная луна, машина летела, а Локтев стоял, чуть склонив голову, и пощипывал волосы из бороды. Свет фар его не ослепил, он специально смотрел в землю, словно не видел несущийся на него рычащий грузовик. Если это полные отморозки, он всегда успеет в последнюю секунду отступить, отпрыгнуть, отбросить свое тренированное тело в сторону.

«Я же не самоубийца… Да, не самоубийца я. Глупости все это – не собираюсь я помирать. И что за ерунда, с чего мне помирать? Можно еще пожить, вон, Настю в люди вывести надо. Хотя она и сама вообще-то без меня справится. И не заплачет, поди, сильно. Никто не заплачет. Так что можно, конечно, и того… Эта старуха с косой не такая уж и страшная.

Я же видел много раз, что если сразу – то ребята даже с улыбкой умирали. А если маханет меня по башке этот грузовик – наверняка сразу. Вот и все».

И Локтев улыбнулся.

Как раз в этот момент грузовик завизжал тормозами, вильнул тяжелым боком и встал метрах в четырех от лесника. Локтев то ли облегченно, то ли обреченно выдохнул. Шагнул вперед, все еще держа руку с винтовкой за спиной.

– Виктор Михайлович! – раздался испуганный вопль из машины. – Господи, что ж вы делаете-то?! – Высунулась из кабины голова в бейсболке защитной раскраски. – Мы ж вас задавить могли!

– Ладно, нормально, – сказал Локтев спокойным голосом. Не деланно спокойным, а по-настоящему – мужским, крепким, выдержанным. Кто услышит, тот сразу поймет, что за человек говорит таким голосом. А леснику больше и не надо.

– А мы к вам на пикник… Красивые места.

Лесник обошел машину сбоку, легко вспрыгнул на колесо и заглянул в кузов.

– Вот отдохнуть хотели после трудов праведных, как, не запрещено? – радостно тараторила «бейсболка».

В кузове сидели двое, натянуто улыбались.

Лесник перемахнул через борт, который отчего-то показался ему слишком высоким. Ткнул носком сапога в кучу брезента – под брезентом было пусто. Наклонился, потянул за край толстой веревки, на которой стояла нога одного из улыбавшихся.

– Вы, что ли, нас не узнаете? – тоже заглядывала теперь в кузов «бейсболка». – Мы ж из областного лесничества!

Локтев не ответил, дернул за веревку посильнее. Улыбавшийся неохотно убрал ногу. Веревка была привязана к другому куску брезента, на котором как раз и сидели двое. Кстати, они по-прежнему улыбались, но уже скорее по инерции, скорее, это уже были позабытые гримасы, которые самое бы время убрать с лица. Локтев наконец вынул из-за спины винтовку, но не направил ее на сидевших, а поставил к борту. Бесцеремонно, но не слишком грубо сдвинул сидевших с их сидений и сдернул брезент.

– Что ищете-то, Виктор Михайлович?

Под брезентом были сложены ватники. Больше в кузове не было ничего. Локтев взял винтовку и спрыгнул на землю.

– Можем ехать? – спросила «бейсболка».

Локтев снова не ответил. Он открыл водительскую дверцу, безмолвно приглашая шофера выйти из машины. Тот неохотно оставил свое сиденье. «Бейсболка» была уже рядом.

– Я не понимаю, Виктор Михайлович, мы что-то нарушили, мы что-то не так сделали? – В тоне его появилась напряженность, но вроде как не нервность, а как бы обоснованная, чуть раздраженная нормальная реакция на такие действия лесничего.

Локтев поднял сиденья.

Четыре карабина «Сайга» лежали там.

– Это мы так, на всякий случай, – еще больше заторопил свои слова человек в бейсболке, и Локтев, конечно, не мог этого не заметить, причем заметил не по нынешней профессиональной привычке, а по той, прежней, оставшейся среди прочих навыков и инстинктов от страшной работы, о которой хотелось забыть наконец навсегда, но все еще не удавалось, не отпускало.

– У нас все по закону, у нас разрешение есть, мы члены Общества охотников…

Локтев взял один карабин, передернул затвор, выскочил толстый красный патрон. Тогда он достал из кармана гвоздь и выковырял пыж – на ладонь упал тяжелый свинцовый шарик. Лесник отшвырнул распотрошенную гильзу. Сунул мизинец в ствол. На пальце Осталась гарь. Значит, стреляли.

– Это мы так, по банкам баловались, – снова затараторила «бейсболка».

Локтев взял другой карабин и, отведя дуло от рядом стоящего, трижды выстрелил по протекторам.

– Да вы что делаете?! Вы с ума сошли?! Да вы знаете, что вам за это?! – срывающимся от перепуга голосом закричала «бейсболка». – Мы вам не бандиты, мы не браконьеры! Мы никого не убивали! А вы?.. Вы за это ответите! Беспредел какой-то!!!

Действительно, убитых животных не было. Вполне возможно, что эти люди в самом деле стреляли по банкам. Но Локтев почему-то в это не верил. Он даже не стал разбираться в себе, искать – почему. Он еще раз обошел вокруг машины, даже заглянул под дно. Пусто. Вот разве что…

Он снова залез в кузов, снова согнал с насиженных мест улыбавшихся, отпихнул ногой ватники. «Бейсболка» влез следом. Локтев наклонился к самому полу. Тронул рукой одну доску, другую – есть. Снова гвоздем подцепил ее, и она легко подалась, вылезла из своего места.

Он успел упасть в последнюю секунду – когда сразу же вслед за щелчком грохнул выстрел. Пуля дунула возле уха и шмякнулась в железный борт кабины.

Из пистолета стрелял человек в бейсболке. Локтеву оставалось только резко вскинуть ногу в тяжелом сапоге. И пистолет, описав дугу, улетел в темноту. А в следующую секунду Локтев уже сидел верхом на «бейсболке», закручивая тому руки за спину и связывая их той самой толстой веревкой.

– Не надо, – посоветовал он дергающемуся браконьеру.

Остальные трое просто оцепенели. Но Локтев знал, что ненадолго. Поэтому, оставив лежать обездвиженного и рычащего от злобы типа в бейсболке (нет, не в бейсболке, та валялась рядом), подхватил свою «холостую» винтовку и направил на тех, что в кузове. Они по-прежнему скалились – но в лунном свете улыбками эту их мимику можно было назвать с огромной натяжкой. Не сводя с них ствола, Локтев подманил стоявшего поближе пальцем – тот сомнамбулически шагнул к леснику. Теперь можно было оставшимся куском веревки связать и его. Второй улыбавшийся наконец сменил гримасу на плачущую и натурально завыл.

– Мы не знали… мы случайно… мы просто испугались… Мы не будем… не станем… правда.

Локтев выдернул из брюк лежащего ремень и связал третьего. И в этот момент услышал, как затрещали кусты. Водитель дал деру. Гнаться за ним Локтев не стал. Этого найдут и без него. Хватит, пожалуй, он сегодня намотался по лесу. Нормально.