Текст книги "Игры для взрослых"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 15 страниц)

– Хорошо, оставайтесь, – сухо ответил следователь. – Значит, так. Заявление у нас есть. Показания потерпевшей у меня запротоколированы. Пусть подпишет и идет домой. В это время дети должны уже находиться в постелях.

– А когда вы собираетесь предпринять следственные действия? – осведомилась деловито Катя.

– Завтра утром. Мы вам сообщим, если будут какие-нибудь новости. Что-то вы подозрительно осведомлены в работе следственных органов, – буркнул он на прощание.

Уже в машине, потрясенная последними событиями, Любаша поблагодарила Катю.

– Спасибо тебе, что ты сумела нас защитить. Почему они прежде всего думают о всяких гадостях? Ну, что Леночка врет и прочие мерзости. Даже язык не поворачивается повторить.

– Потому что так думать им легче всего. Но я этого не оставлю, вы, девочки, не волнуйтесь. Эти менты сто процентов никаких розыскных действий предпринимать не будут.

– А что же делать? – растерянно проговорила Любаша.

– Завтра же позвоню Турецкому. Все расскажу ему. С женой его поговорю, Ириной. Даром, что ли, она психолог-криминалист? Кстати, классный психолог. Она точно поможет Леночке.

Девочка сидела на заднем сиденье и немигающим взглядом смотрела в темное окно.

– Леночка, ты как? – спросила ее мама и взяла за руку.

– Плохо… – прошелестела та.

– Сейчас домой приедем, я тебе теплую ванну приготовлю. Хочешь пену с розовым ароматом?

– Хочу, – равнодушно ответила Лена. – Ма, а ты мне веришь? Что я у Ани Яценко была?

– Ну конечно же верю, девочка моя! – заверила Любаша и принялась осыпать ее лицо поцелуями. – Все у тебя будет хорошо. Ты это забудешь, как страшный сон. Помнишь, тебе в детстве снились страшные сны? Ты же их все забыла, не вспоминаешь. Так и сейчас будет. Только нужно, чтобы время прошло. Хочешь, мы с тобой поедем завтра на дачу? Я попрошу отпуск на неделю, а потом с бабушкой останешься, она обрадуется.

– Сначала с Турецким поговорить надо, – напомнила Катя.

Она подвезла Любашу с Леной к их дому, и когда вернулась к себе, уже шел четвертый час утра. Спать оставалось три часа, а потом подъем и на работу. Катя надеялась уснуть сразу, потому что просто валилась с ног от усталости и переживаний. Но, как назло, сон не шел, из головы не выходила Леночка. И очень хотелось раздобыть автомат, найти насильников и перестрелять их к чертовой матери. Но перед этим оскопить и насладиться их муками.

Кате показалось, что она почти не спала, а уже затрезвонил будильник. Мрачная и преисполненная чувством мести, Катя поехала на работу и там улучила момент, чтобы позвонить Турецкому. Договорились, что вечером все встретятся дома у Кати. В неформальной обстановке, чтобы не травмировать психику девочки. Ей и так досталось. Бедняжка, бедняжка, такое потрясение испытать! Совсем еще ребенок. По силам ли ей будет перенести вчерашний кошмар и не утратить веру в то, что в жизни будет еще много хорошего и она встретит свою любовь?

3

Когда утром зазвонил телефон и Турецкий поднял трубку, Ирина принимала душ и начала разговора не слышала. Вытирая влажные волосы полотенцем, она зашла в комнату и по репликам мужа поняла, что он разговаривает с Катей. Ирина надеялась, что муж передаст ей трубку, но он почему-то напрочь забыл, что Катя именно ее подруга. Наконец Турецкий положил трубку на рычаг, и жена в недоумении спросила:

– Я поняла, что с Катиной крестницей стряслась беда. Почему ты мне не дал поговорить с моей подругой?

– Она звонила с работы, не могла долго говорить. Так что только обрисовала мне ситуацию и попросила помощи. Но ты ведь и так все поняла, по моим ответам. В общем, сегодня мы едем к ней. Думаю, тебе нужно подключиться. Лену изнасиловали вчера ночью и Катя возила ее в отделение милиции. Но к ним отнеслись без должного внимания. Катя сказала, что следователь заподозрил девочку во лжи. А та теперь чувствует себя виноватой и все время плачет.

– А на каких основаниях он решил, что она лжет? – возмутилась Ирина.

– Потому что она сказала, что ее изнасиловали два мента.

– Да ты что? – изумленно вытаращилась на мужа Ирина.

– Вот и я в полном недоумении. Во всяком случае сегодня все выяснится.

– Шурик, прежде чем ты начнешь задавать вопросы девочке, давай я с ней поговорю.

– Как раз об этом я и хотел тебя попросить. Может, как с женщиной, ей будет легче обсудить с тобой наиболее интимные подробности. Ты умеешь расположить к себе, доброжелательна. Она должна почувствовать, что ты сопереживаешь, жалеешь ее.

– Шурик, я психолог, – мягко перебила Ирина мужа. – Я знаю, как нужно разговаривать с девочкой, перенесшей насилие. Я умею не только составлять психологический портрет преступника.

– Извини, Иришка, но когда я приступаю к следствию, становлюсь до отвращения занудливым.

– Я помню это. – Ирина ласково коснулась его щеки. – Просто не забывай, что я твоя боевая подруга.

Когда Турецкие приехали к Кате, Лена с мамой сидели на кухне и пили чай, а сама хозяйка, накрывая на стол все подряд, что находила в кухонном шкафчике, оживленно рассказывала о беспризорном мальчишке, который живет в больничном отделении уже две недели.

– И представьте, девочки, мы до сих пор не знаем ни его имени, ни фамилии. Не признается. О родителях говорит, что не видел их уже полгода. Правда, со временами года у него в голове полная путаница. То рассказывал, как в зимнюю стужу бежал из дома в одних трениках и футболке, а отец гнался за ним со здоровенным ножом. На следующий день в красках описывал, как бросился с обрыва в бурную речку, потому что мать хотела забить его поленом. В общем, назвали мы его Володей, а фамилию дали Гонцов. В двух смыслах – что бегает от родителей, как гонец, и «гонит» пургу. Так сейчас выражаются мальчишки, да, Леночка? – наклонилась она над девочкой.

– Наверное, – вяло ответила Лена и смущенно взглянула на незнакомую пару.

– А это мои лучшие друзья, – весело представила Турецких Катя. – Они мне столько раз помогали, даже не знаю, что бы я делала без них.

Девочка опустила голову и стала теребить бахрому скатерти, то заплетая из нее косички, то вновь расплетая.

Турецкий и Ирина переглянулись. Что-то они не припоминали, чтобы чем-то уж так сильно помогали Кате. Наверное, для красного словца сказала, чтобы вызвать у девочки доверие.

– А это моя сослуживица, Люба Савельева, и моя крестница Леночка, – таким же жизнерадостным голосом познакомила своих гостей Катя.

– Вот и славно, – Турецкий улыбнулся своей фирменной улыбкой. – Давно я не сидел в таком цветнике. А какой пир затеяла наша хозяюшка в честь гостей!

Катя подозрительно взглянула на Турецкого – нс смеется ли он. Потому что, невзирая на ее старания, стол выглядел довольно скромненько: сушки, сухари, чипсы, подсохшие лимонные дольки, разве это повод для того, чтобы радоваться изобилию? По что она могла успеть приготовить, если сразу после смены понеслась со всех ног домой!

– А у меня еще есть коробка конфет! – вспомнила Катя и убежала в комнату.

Вот коробка выглядела впечатляюще – внушительного размера, необыкновенного изумрудного цвета да еще обвязанная золотистой ленточкой.

– Ухажер подарил? – спросил, улыбаясь, Турецкий. – По-моему, любимый цвет некоего доктора.

– Секрет! – улыбнулась Катя и развязала ленточку.

Лена бросила равнодушный взгляд на коробку. Она не притрагивалась ни к чему, только иногда отхлебывала из чашки чай и возвращалась к бахроме. Ирина встревожено наблюдала за ней.

Когда допили чай, Ирина ласково обратилась к девочке:

– Леночка, давай выйдем с тобой в комнату.

– Хорошо, – испуганно ответила она и бросила на маму обеспокоенный взгляд.

– Иди, Леночка, поговори с Ириной Генриховной, – подбодрила ее Катя, а мама проводила растерянным взглядом дочку, и Турецкий понял: она до сих пор не может прийти в себя после вчерашнего потрясения. Потому Катя и взяла инициативу в свои руки, хотя ей это дается тоже нелегко.

Ирина плотно закрыла дверь в кухню, оттуда зазвучала тихая музыка. Наверное, Катя включила телевизор, чтобы подчеркнуть, что никто не прислушивается к разговору Лены и Ирины.

– Садись в кресло, – мягко предложила Ирина, а сама села напротив на диван. – Тебе мама сказала, кто я?

– Да, психолог.

Лена не поднимала глаз, и ее бледное личико покрылось красными пятнами.

– Как ты себя чувствуешь, милая?

– Очень плохо.

– Я хочу тебе помочь. То, что произошло с тобой, можно пережить, я тебя уверяю. – Девочка подняла глаза, и в ее взгляде внезапно вспыхнули искры гнева.

– Как это можно пережить? Это же останется со мной навсегда! – выкрикнула она.

– Милая, поверь мне. Это больно, обидно, унизительно, мучительно, в конце концов, но пройдет время – и все останется только далеким эпизодом в твоих воспоминаниях.

– Разве вы можете меня понять? – тоскливо произнесла Лена. – Теперь уже никогда не будет меня прежней. Я… я изгажена… Я сама себе омерзительна.

– Ты прежняя. Нельзя себя ни в чем винить. Ты не виновата, что два подонка воспользовались твоей беззащитностью.

– Нет, вы меня понять не можете, – упрямо повторила девочка.

– Как раз могу. Потому что я женщина. Потому что в моей жизни тоже был случай…

– Вас тоже когда-то?.. – осеклась девочка и испуганно взглянула на Ирину.

– Я никому об этом не говорила. И мой муж не знает. Ты умеешь хранить тайны?

– Умею! – горячо ответила Лена, и на ее лице Ирина прочитала сострадание. Какая замечательная девочка. Пережив такое, она еще в состоянии сочувствовать.

– Я тогда была студенткой Гнесинки. Мне только исполнилось семнадцать. И у нас был преподаватель – такой яркий, интересный, с вдохновенным лицом. Тогда ему было около сорока. И он меня выделял среди всех. Говорил, какая я талантливая, умная, красивая… Молоденькая неопытная девочка не может не реагировать на такие сладкие речи мужчины-искусителя. Однажды мы ездили с концертом в один районный город. Нас поселили в гостинице. И под благовидным предлогом он зазвал меня в свой номер.

– И вы пошли? – широко открыла глаза девочка.

– Вот видишь, ты понимаешь, что этого нельзя было делать. А я… в общем, я была им очарована и такая глупая, наивная. Он сказал, что хочет поговорить со мной по поводу одного сложного места в симфонии Шопена, это была моя партия. Мне очень польстило, что этот необыкновенный человек, в которого я была тайно влюблена, хочет поговорить со мной как с профессионалом. Он как будто поставил меня рядом с собой, я почувствовала себя ровней ему. Он действительно сначала говорил о музыке, потом о моем таланте, красоте… У него был мягкий завораживающий голос… Когда я поняла, зачем он меня зазвал, пыталась уйти. Но он обнял меня, не выпускал. Я стеснялась кричать, потому что за стеной были наши музыканты. Я боялась, что они услышат, и я буду опозорена навеки. Ведь сложно объяснить, зачем я к нему пошла.

Мне бы никто не поверил. Ведь я не дура! Но. оказалось, что дура. Я долго уговаривала его, чтобы он меня отпустил. Шепотом! Плакала, очень тихо, чтобы никто не услышал. Он вытирал мои слезы и говорил, что так бывает у всех, кто впервые… В общем, он сломил меня. Как же я себя ненавидела! Кстати, на следующий день он говорил со мной, как ни в чем не бывало. И я, хотя возненавидела его, продолжала у него заниматься. Сейчас он известный композитор, и иногда я его вижу. Здоровается и, по-моему, не помнит, что унизил, оскорбил меня. Я тогда считала, что он навсегда искалечил мою жизнь. Но прошло время, и боль притупилась.

– А сколько прошло времени, когда вы почувствовали, что вам стало легче?

– Наверное, с полгода. Я постоянно кляла себя, что пошла к нему… Мне хотелось, чтобы его не стало. Представляешь, я желала ему смерти! Но я не хотела из-за него уходить из консерватории. Потом сумела себя убедить, что он не стоит того, чтобы я ломала свою жизнь.

– И вы никому не рассказали свою историю?

– Никому.

– Значит, вы до сих пор стыдитесь ее?

– Моя история не стоит того, чтобы ее помнить, тем более говорить о ней. К сожалению, такой горький опыт имеется у многих.

– У меня другой случай, – горестно вздохнула Лена. – Ваш преподаватель хоть нравился вам…

– Но я не хотела того, что случилось! – напомнила ей Ирина.

– Да, но ведь и я могла не подойти к машине, я могла закричать, бежать, а я, как послушный песик, подошла к ним и позволила увезти себя.

– Потому что во всех нас родители заложили принцип послушания. Ты неопытная девочка и не сообразила, что не всякого взрослого нужно слушаться. А они к тому же были в милицейской форме. Ты доверилась им, как представителям закона. И не просто доверилась, ты не могла ослушаться их, опять же по той причине, что тебя воспитали послушной девочкой.

– Да, мама мне всегда говорила, что нужно слушаться взрослых. Потому что так ее учила бабушка. У мамы жизнь сложилась несчастливая из-за того, что она слушалась бабушку.

– Почему ты так считаешь?

Ирина впервые видела Любу Савельеву, но Катя, рассказывая о своей сослуживице, никогда не говорила о ней как о несчастной женщине.

– Мама вышла за папу в восемнадцать лет, а я родилась через два месяца. Папу я никогда не видела.

– Это бывает. В народе говорят «брак по залету». Такие браки довольно распространенные и бывают вполне счастливые. Просто твоей маме не повезло.

– Нет, у нее все было по-другому. Я однажды услышала, как мама говорила бабушке: «Если бы не ты, он бы сел в тюрьму». А бабушка ей ответила: «И ты была бы опозорена. А так у Лены есть отец». Я догадалась, что маму отец изнасиловал и был вынужден на ней жениться, чтобы не сесть в тюрьму. А бабушка уговорила маму выйти за него, чтобы никто не говорил, что она родила без мужа. Значит, я повторяю судьбу мамы. Меня тоже изнасиловали, да еще двое.

– Не думай так, девочка! – В порыве сострадания Ирина обняла Лену, и та прижалась к ней. Девочка всхлипывала, Ирина тоже украдкой смахнула слезы. Бедные, бедные Лена и ее несчастная мать Люба.

Ирина взяла себя в руки и отстранила Лену от себя.

– Слушай меня, Леночка. Выбрось из головы эту мысль, что повторяешь судьбу матери. Нужно, чтобы эти подонки ответили за свою гнусность. А для этого их необходимо найти. Ты согласна со мной?

– Согласна. – Леночка вытерла ладонью глаза, и Ирина дала ей платочек.

– Вытри нос и соберись. Мы их найдем и засадим, мало не покажется. Знаешь, по какой статье? За групповое изнасилование. За это срок дают больше. К сожалению, не такой, как в Америке, но за изнасилование несовершеннолетней они в тюрьме свое дополучат. Ты хочешь, чтобы эти подонки получили по заслугам?

Лена посмотрела в горящие глаза Ирины и подумала, что эта психолог, которая разоткровенничалась с ней, сейчас жалеет о том, что в свое время постеснялась позвать на помощь, и до сих пор не забыла своего обидчика.

– Хочу, но ведь я совсем ничего не помню!

– А мы тебе поможем. Иногда только кажется, что все забыла. А потом раз – и как вспышка, вдруг вспоминаешь. С тобой так бывало?

– На контрольной, на экзамене…. – припомнила Лена.

– Видишь, а ты говоришь… Тогда начнем.

– Сразу сейчас?

– А чего тянуть? Я тебя пока ничего спрашивать не буду. Просто стану слушать. А ты рассказывай.

– А с чего начинать? – растерялась Лена.

– Ну как – с чего? Ты же пошла в гости к подружке? Вот с нее и начни. Что вы делали, о чем говорили, может, она тебя чем-нибудь угощала. Например, сушками.

Лена слабо улыбнулась, и Ирина смутилась. Получается, что они обе недооценили угощение Кати.

– Только своей крестной не говори про сушки, а то обидится, – заговорчески подмигнула Ирина девочке. Та кивнула.

Ирина решила помочь девочке начать рассказ и задала вопрос:

– Когда ты поехала к подружке?

– В семь часов. Мама велела к десяти вернуться.

– Ну что ты мне сразу про маму! Ты мне про подружку. Как ее зовут, вы с ней учитесь вместе?

– Учимся в одном классе. Ее зовут Аня Яценко. Мы с ней с первого Класса дружим.

– Ты к ней часто в гости ходишь?

– Не очень, она музыкой занимается, у нее времени мало.

– А ты занимаешься еще чем-нибудь после школы?

– Я хожу в танцевальную студию, но у нас занятия только два раза в неделю, поэтому у меня времени свободного побольше.

– Значит, вы обе вчера были свободны и решили встретиться?..

– У нас руководитель заболел, а у Ани вчера занятий не было. И она и говорит, что ей девочка из параллельного класса один фильм классный дала. А я давно хотела его посмотреть.

– И что за фильм?

– «Ох уж эта наука».

– Так ему уже сто лет! Я его видела лет пятнадцать назад.

– У нас тогда видика не было, я только слышала про этот фильм. Ну и поехала к Ане. Так обрадовалась тогда…

Лена вдруг погрустнела, и Ирина поняла, что она обратилась мыслями к вчерашнему кошмару.

– Сейчас мы говорим про фильм, – вернула она к действительности девочку. – Он тебе понравился?

– Классный! – оживилась Лена. – Мы так смеялись.

– И который мальчик тебе больше понравился? Беленький или черненький?

– Черненький… – засмущалась Лена.

– Мне тоже. Он ярче, хотя красавчики не в моем вкусе.

– А не скажешь! – вдруг вырвалось у Лены. – У вас муж красивый. Ой, извините…

– Вот так на него все и западают, – вздохнула Ирина. – Прямо отбоя от девушек нет.

– Извините меня, – пролепетала вконец смущенная Лена.

– Шучу, – улыбнулась Ирина. – Так, мы говорили про кино. Не буду тебя ревновать к мужу. Ты еще маленькая, – шутливо пригрозила пальцем Ирина.

– Потом мы пили чай с тульскими пряниками. У Ани папа вернулся из Тулы, из командировки. И привез ящик пряников. Они намного вкуснее, чем в Москве. Мы съели аж по два, такие здоровые, свежие, мягкие…

– Ну и обжоры! – не удержалась Ирина.

Но Лена даже не улыбнулась, потому что ее рассказ подходил все ближе к тому моменту, о котором ей сейчас хотелось вспоминать меньше всего.

– И когда доели, смотрю, а на часах уже десять. Я так испугалась, потому что обещала маме в десять быть дома. Подумала: лучше и звонить ей не буду, что задерживаюсь. А то дважды влетит – и по телефону, и потом дома. Вышла на улицу. А уже стемнело. Анин папа предлагал меня до остановки проводить, но он только с поезда, устал, я и отказалась. Постеснялась его беспокоить. Вышла на остановку. Стемнело. А Анин папа устал…

Глаза девочки налились слезами, и Ирина поняла, что она оттягивает момент самого страшного в своем рассказе. Ей хотелось еще быть в теплом доме, где уставший Анин папа потчует девочек пряниками, и невзирая на усталость, готов проводить подружку своей дочери на остановку. А она отказывается. И в этом была ее первая ошибка.

– Ты пожалела Аниного папу. – Ирина погладила девочку по руке. Лена совладала с собой и продолжила:

– На остановке никого не было. Я еще обрадовалась, что мальчишек нет, никто приставать не будет. А то бывают такие дураки, не знаешь, куда от них деваться. Стояла и думала, что мама точно будет ругаться. А тут проезжает милицейская машина.

– Она ехала от центра?

– Да, по моей стороне. Остановилась. Милиционеры о чем-то говорили и смотрели на меня. Я еще подумала: и чего они смотрят? А один дверцу открыл и вышел – такой здоровый, шея толстая. Подходит и так грубо говорит…

Лена запнулась.

– Что он тебе сказал?

– Он сказал… неприличное.

– Мне можешь сказать, я знаю много неприличного.

– Он сказал: «Что, сучка, блядуешь?»

У Лены брызнули из глаз слезы и она зло вытерла их кулаком.

– Этот был покрупнее того, который остался в машине?

– Да. Хотя и у второго шея толстая. И стрижка короткая, «ежиком». И у первого такая же, как у бандитов.

Ирина внимательно слушала, потому что со слов Турецкого знала: еще вчера девочка не в состоянии была описать насильников.

– У этого, который вышел, глаза были злые?

Лена задумалась.

– Он не злился. Он так лениво сказал. А тот, в машине, засмеялся. Мне стало очень стыдно, и я чуть не заплакала. Мне еще никто не говорил такие гадости. Как они могли подумать? Если бы я как-то одета была вызывающе или вульгарно. Или накрашена сильно. Или стояла… призывно. Я сказала, что они ошибаются, я жду свой автобус, меня мама дома ждет. А он мне не поверил, я видела. Тогда я сказала, что несовершеннолетняя. И тогда он схватил меня за руку и потащил к машине.

– Он что-то говорил при этом?

– Что в отделении милиции проверят, нет ли у меня приводов.

Лена сжала перед собой руки, и костяшки пальцев побелели. Она изо всех сил старалась не плакать, но голос ее дрожал. Ирина не торопила ее, она просто молча гладила девочку по плечу.

– Я сначала подумала, что нужно смотреть в окно, куда они меня везут. Но тот, что сел рядом, вдруг наклонил мою голову и прижал ее рукой к сиденью. Он стал другой рукой хватать меня… и смеяться. И второй смеялся. Я вырывалась, и тогда он придавил меня двумя руками. Я не знаю, сколько они меня возили. Мне казалось, очень долго.

Потом машина остановилась, и один сказал второму, что надо повернуть на аллею.

– Ты точно помнишь, что на аллею?

– Да. Мы еще проехали какое-то время, потом машину начало трясти, будто она ехала по плохой дороге, но недолго. И тогда они остановились и заставили меня выйти. Я все еще вырывалась, и один рванул мою кофточку. Все пуговицы отлетели. И потом…

Лена тихо заплакала и опустила голову.

– Они меня по очереди… насиловали. Я даже не могла кричать, потому что один из них залепил мне рот скотчем, а второй держал за руки.

– Леночка, ты не помнишь какие-нибудь приметы на лицах обоих?

Девочка крепко зажмурила глаза и обхватила руками голову, силясь что-нибудь вспомнить.

– От одного воняло сигаретами. Их лиц я не могла рассмотреть, потому что было темно. Но у одного из них была металлическая коронка на верхнем зубе. Он когда смеялся, она блеснула, и я заметила. Как они могли? Ведь у них тоже, наверное, дети?

– Как ты думаешь, по сколько им лет?

– Совсем старые. Я думаю, под сорок.

– Вполне возможно, что у них есть дети и они их даже любят.

– У одного было обручальное кольцо на пальце, – вспомнила Лена.

– Оказывается, ты не так уж и мало помнишь, – подбодрила девочку Ирина. – А может, они как-то друг друга называли?

– Один того, кто с обручальным кольцом, назвал Вованом.

– А как же ты выбиралась оттуда? В темноте, одна…

– Когда они меня оба… изнасиловали, велели лежать на траве и не вставать, пока не уедут. Я думала, они меня хотят убить. Потому что второй схватил меня за горло и сказал, что запросто может свернуть мне шею, как куренку. Но тот, что с обручальным кольцом сказал, что нечего об меня руки марать. Я и так ничего о них рассказать не смогу. И пригрозил, мол, если что, они меня найдут и уроют. И родителей моих тоже. Но тогда я не испугалась. Правда, мне уже было все равно. Они и так сделали со мной самое худшее. И я сразу решила, что обязательно отомщу им. Они сели в машину и поехали, а я проследила куда. Чтобы по той же дороге куда-нибудь выйти.

– Номер не заметила?

– Они не зажигали огни.

– Что ты делала потом?

– Я содрала скотч, бросила его в траву и пошла по той плохой дорожке. И вышла потом на асфальтированную. Было очень страшно, потому что никого не было, очень темно и вокруг деревья, сначала и огней не было. А потом я увидела фонари, вышла по ним на улицу.

– Ты не узнала район?

– Я там никогда не бывала. Я стояла на улице и плакала и не знала, что делать. Иногда проезжали машины, но я боялась их останавливать. Вдруг в них бандиты ехали? А у меня такой вид был, они бы меня тоже не пожалели. Потом остановилась продуктовая машина, такая большая, как грузовик. На ней было написано «Кока-кола». И водитель спросил, чем он может мне помочь. Он меня пожалел – у него такие глаза были жалостливые. И я попросила отвезти меня на улицу Поддубного. Решила, что лучше сначала к тете Кате заехать, она моя крестная. Потому что мама меня убила бы, увидев в таком виде. Парень спросил, не отвезти ли меня в больницу. Но я сказала, что нет. Мне хотелось скорее к кому-нибудь родному. Когда он подвез меня к дому, сказал, чтобы я пошла в милицию с кем-нибудь из взрослых. Он все про меня понял… – Лена опять заплакала.

– А номер его машины ты не запомнила?

– Я смотрела и даже повторяла несколько раз, но записать было нечем, и я забыла. Сумочка моя пропала, а в ней были ручка и блокнотик. Не знаю, то ли она в машине у тех дядек осталась, то ли в лесу…

– Сколько вы ехали с тем парнем?

– Я не знаю. На часы не смотрела. Все время думала, что скажу тете Кате и маме.

– В милиции ты рассказала про парня?

– Нет, потому то следователь мне сразу не поверил, что меня милиционеры изнасиловали. Он и так сказал, что я была с каким-то парнем, а потом испугалась и все наврала, чтобы от мамы не влетело. Он бы сразу подумал, что я с этим парнем была. Почему он мне не поверил? Разве я выгляжу такой… которой все равно, с кем…

Лена выглядела измученной и бледной, в глазах ее светилось отчаянье и горькое недоумение.

– Милая, люди разные бывают. И подлецы встречаются всюду, даже там, куда их близко подпускать нельзя. А теперь давай пойдем на кухню и вместе подумаем, как найти насильников. Мой муж очень хороший следователь. Ты не представляешь, сколько сложных дел он раскрыл.

– А ваш муж тоже будет спрашивать, как меня эти милиционеры мучили?

– Нет, не будет. Его интересует совсем другое кто они и куда тебя отвозили.

Теперь уже мама и Катя вышли в комнату, а девочка осталась с Турецким и Ириной, которая села рядом с ней и глядела подбадривающе.

– Леночка такая умница, – начала бодро Ирина, – она сумела описать милиционеров.

– Отлично, это нам очень поможет найти подонков. И еще, Лена, хорошо бы, если бы ты могла назвать хоть какие-то ориентиры, где находится тот парк или лес.

– К сожалению, когда ее туда везли, она не видела, – ответила за нее Ирина. – Но зато ее видел водитель белого грузовика с надписью «Кока-Кола». Он ее подобрал на улице и довез к Кате.

– Отлично, – бодро ответил Турецкий. – Значит, будем искать водителя. А уж он-то точно знает свой маршрут. И скажет нам, где посадил Лену. Ты помнишь, как он выглядел?

– Молодой, лет двадцать. Волосы черные, длинные, нос с большой горбинкой. Глаза добрые.

– А цвет глаз? Он похож на русского?

– Глаза темные, я не рассмотрела – черные или карие. Русский, говорил без акцента. У него в кабине на зеркале висел брелочек – серебристый слоник.

– А во что одет был парень?

– В желтую футболку с верблюдом и надписью «Египет».

– Молодец, сколько деталей вспомнила, – одобрил ее Турецкий. – А еще что-нибудь интересное, кроме слоника, заметила?

У него на руке было несколько «фенечек» из цветных ниток.

– Отлично, девочка. Если еще что-нибудь вспомнишь, вот мой телефон. Звони сразу. Кстати, а одежда, в которой ты вчера была, где сейчас? Нужно отправить ее на экспертизу.

– У меня! – с готовностью ответила Катя и многозначительно посмотрела на Любашу. Дескать, не зря я вчера затеяла весь этот сыр-бор с упаковкой Лениной одежды.

Дома Турецкий углубился в записи Ирины, где она подробно описала весь разговор с Леной.

– Нелегко будет найти этих подонков, – наконец изрек он. – На моей памяти, например, из всех гаишников, кто меня останавливал, процентов восемьдесят с толстыми шеями и бандитскими стрижками. Да и рожами тоже.

– Может, испуганной девочке они показались такими толстошеими? А на самом деле вполне нормальные?

– Если человек это запомнил, скорее всего, так оно и было. Нам бы найти паренька на грузовике, здесь больше шансов на успех. Не так уж много белых грузовых машин с этой надписью. И у паренька внешность характерная. Пожалуй, мы начнем с поисков машины. Чтобы хотя бы знать, в каком районе произошло изнасилование.