Текст книги "Девочка для шпиона"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 25 страниц)

Мне нравится Юрий Андриевский. Даже сейчас, когда я почти уверен, что он преступник, и, возможно, государственный. Он молод, эрудирован, умен. Он умеет держаться и умеет подать себя – качества подзабытые за время социалистического единообразия. Хорошо дружить с таким человеком, но и сыграть с ним в игру «следователь – подозреваемый» тоже будет интересно.

Занятый этими мыслями, я незаметно подошел к своему дому по раскисшему от мокрого снега тротуару. Поздний час вкупе со слякотным ненастьем разогнал по квартирам даже хулиганствующих подростков.

Я привык к тому, что они сидят на площадке последнего этажа, пьют пиво, играют в карты или тискают девчонок. Из всех соседей по площадке я, пожалуй, единственный, кто приходит домой чаще всего после девяти вечера. Поэтому с ними у меня почти приятельские отношения, иногда, если не очень поздно, я останавливаюсь немного поболтать с ними, угоститься пивом. Это им очень нравится. А в обмен на то, что я не гоню их от своей входной двери и не вызываю втихаря милицейский патруль, они громко не матерятся, не оставляют после себя свалку отходов жизнедеятельности молодежной, пока еще законопослушной банды. Иногда я консультирую их по вопросам права, не забывая, конечно, воспитательный момент. Так, когда меня спросили, как можно «закосить» от службы в армии так, чтоб не посадили потом, я вполне правдиво ответил, что самый надежный в юридическом отношении способ – поступить в институт…

Правда, лифт ребята считали ничейным, и поэтому стены кабины, не спеша, со скрипом, поднимающей меня наверх, были усеяны пятнами копоти, рисунками и надписями, наглядно доказывающими, что юношеская гиперсексуальность – не вымысел досужих последователей доктора Фрейда.

Надписи – дело привычное и даже забавное местами, но на сей раз имелась деталь, превращающая поездку в тест на степень брезгливости. Через серый, заплеванный пол тянулась розовато-серая комковатая лужица рвоты. Едва не вляпался, когда входил в кабину на первом этаже, предупредил об этой опасности резкий запах.

Лифт остановился, створки дверей медленно поехали в стороны, открывая взору совершенно темную площадку. Странно, успел подумать я, вроде договаривался с пацанами, чтоб лампочек не били…

Слабое пятно света из кабины протянулось до противоположной, окрашенной в салатовый цвет стены, на которой темнел встроенный железный ящик с электросчетчиками. А рядом с ним человеческая фигура в камуфляже с маской на лице.

Не больше секунды смотрели мы друг на друга. И пока натруженная голова соображала, что за тип и чего ему здесь надо, тело по многодневной привычке стало совершать почти рефлекторные движения к выходу. Но вот эта лужа мерзопакостная! Ноги повернули корпус боком к выходу и немного ближе к боковой стене кабины, чтобы удобнее было переступать лужу. В это мгновение л подумал, что возможно и скорее всего этот наемник послан сюда по мою душу. В это же мгновение в руке у боевика что-то щелкнуло, и, просвистев мимо моего лица, в заднюю стену лифтовой кабины воткнулось зловеще поблескивающее лезвие.

Он сделал шаг… и тут же дверь лифта закрылась. Он достиг наружных дверей в два прыжка, но было поздно – лифт начал опускаться. Это у него получалось веселее, чем подъем. Сколько их и что делать? Вот два вопроса, от правильного ответа на которые зависит моя бренная жизнь.

Нам разрешено ношение оружия, но я не привык к нему, и вороненая смертоносная машинка так и валяется в сейфе. Сейчас она бы мне пригодилась… спасти, может, и не спасла, стрелок из меня неважный, но зато не чувствовал бы себя жертвенным бараном.

Скорее всего, убийца один. Было бы их больше, кто-нибудь из них для страховки обязательно подсел бы ко мне в лифт. Итак, едет ли он вторым лифтом или бежит по лестнице вприпрыжку, у меня есть пара минут форы. Как использовать их с максимальной пользой? Выскочить из подъезда и добежать до коммерческого магазина, где есть телефон? Надо будет преодолеть открытое пространство двора… Я представил себя петляющим рысью по скользкой грязи. Н-да, конечно, коли жить захочешь, побежишь, будь ты хоть самим генеральным прокурором!.. Мягкой болью укололо сердце воспоминание об Ирине с дочкой. Каково им будет узнать, что меня замочили в двух шагах от дома? Нет уж, бегать не стану, но и рубашку на груди рвать не буду: мол, стреляй, сволочь!

Лифт слегка дернулся, останавливаясь на первом этаже. С той стороны из-за дверей доносится громкий гомон. Люди, компания, и, может, навеселе. Хорошо это или плохо?

Дверь открывается – на меня смотрят пятеро парней из завсегдатаев лестничной площадки. Некоторое время мы молча смотрим друг на друга.

– Здрасте, Александр Борисыч, – нестройным хором здороваются они.

– Быстро посмотрели вокруг себя – нет мужика в камуфляже?

– Нет. А вы тоже его видели? Да? – загалдели парни, выглядящие жутковато-живописно в своей черной коже, цепях и прочих отличительных знаках племенного отличия городских аборигенов.

– Заходите сюда! Только осторожно – не наступите!

Чертыхаясь, парни попрыгали в кабину, продолжая возмущенно рассказывать:

– Серый с Антоном сидели на лестнице, что на чердак ведет, нас ждали. А этот приходит, говорит: кыш отсюда! Антон поспокойнее, вы же знаете, а Серый сразу ему в ответ: канай, мол, дядя! Он тогда подошел, как даст Сереге!..

– Куда едем?! – спросил я их.

– Как куда?! Мочить будем!..

– О! А что это?

Кто-то из них увидел торчащее из стены лезвие.

– Нож со стреляющими лезвиями, – сказал я. – Кто из вас живет в этом доме?

– Мы со Славкой.

– Значит, так, Славка, ты берешь мой портфель и идешь домой… Без разговоров! Телефон есть?

Он кивнул.

– Из дома звонишь моей жене и предупреждаешь от моего имени, чтоб из квартиры не высовывала носа и никому не открывала. Понял?

– Да.

– На каком этаже живешь?

– На четвертом.

– Вот туда для начала и поехали. Так что там с Серегой?

– Да положил он Серегу с первого удара, потом приказал Антону, чтоб убирался и Серегу утаскивал!

– И вы ему отплатить хотели?

– А как же?

– Дети! Глупые дети! Ему не надо вас даже кулаками бить, такими ножиками всех положит, хоть будьте вы все дети Брюса Ли. Так что ваше дело будет, если хотите мне помочь, отвлечь его внимание. Ясно?

– Да.

Лифт остановился на четвертом этаже.

Парень собрался идти с моим портфелем, и тут мне в голову пришла одна забавная идея.

– Нет, – сказал я, – иди налегке, портфель пригодится здесь. – Я дал ему свою визитную карточку с телефонами и добавил: – Скажешь жене, чтобы немедленно позвонила Грязнову. Запомнил?

– Да.

– Тогда вперед!

Парень ушел.

– Так, теперь вы слушаете и запоминаете. Выходим на восьмом этаже. Вы начинаете на площадке драку. Конечно, не всерьез, но так, чтоб со стороны это было незаметно. При этом разрешаю немножко матюкнуться и обязательно каким-то образом дать понять, что бьете вы меня. Ну можете крикнуть что-нибудь вроде: получай, прокурорская морда!

Ребята сдержанно хмыкнули.

Я тем временем снял куртку и яркий свитер.

– Вот это будет ваша добыча, парни. И портфель в придачу. Когда он заявится на шум, скажете, что какие-нибудь Слон и Беря погнали меня на крышу, потому что вы подозреваете, что еще не все деньги отдал…

Я просто вспомнил, что люк на крышу не закрыт на замок – замотан проволокой. Потому что осенью и зимой даже самые отчаянные головы нашего двора не рискуют вылезать на мокрую и скользкую крышу. А мне главное – вывести этого убийцу туда, где он даже случайно не наткнется на мирного обывателя, ничего не знающего ни о настоящих шпионах, ни о следователе Турецком.

На нашей крыше я был несколько раз. Ее не однажды уже латали и ремонтировали, потому что дом сдали досрочно. И ее плоская серо-черная поверхность напоминала пейзаж загубленной планеты.

Лифт остановился на восьмом. Я снял ботинки, повертел их в руках, но пожалел просто бросить, сунул в портфель.

Мы впятером тихо вышли из лифта на освещенную площадку. Соседний лифт гудел, работал. Может быть вез моего убийцу.

Напоследок сорвав с себя галстук и белую рубаху, шепнул парням:

– Все поняли?

Дружно кивают, а глазищи аж горят от азарта.

– Когда приедет милиция – прячьтесь по домам, может начаться стрельба.

На мне только майка, я в одних носках, но холода не чувствую. Хотел бы я посмотреть на человека, который мерз бы в такой ситуации.

9

Лестничные площадки в нашем доме вытянутые в длину. Лестница, по которой, конечно, почти не ходят, на отшибе, но я все равно иду очень осторожно, крадучись.

Убийца, сам того не желая, помог мне: он погасил освещение не только у меня на двенадцатом этаже, но так же на одиннадцатом и десятом. Надежда моя на то, что наемник поверил, что напугал меня, тогда ему не придет в голову мысль, будто я могу сам добровольно пойти ему навстречу.

Сейчас, пробираясь наверх в темноте, я видел, что она отнюдь не кромешная, как мне показалось, когда открылись двери лифта, да в любом более-менее крупном городе не бывает ночью полной темноты. Я понял, что нужно быть осторожнее: он ведь тоже так видит, если, конечно, ждет меня наверху, если не купился на маленькую мою хитрость.

Снизу, с площадки восьмого этажа, доносился шум разыгрываемой пацанами драки. Может, надо было повыше этажом их высадить?

Мизерные порции света от окон соседних домов и удаленных на длину двора фонарей попадали на неосвещенные лестничные площадки через лоджии-сушилки, расположенные между этажами. Когда на лоджиях висело белье, свет проникал с улицы еще хуже. На лестничном пролете между одиннадцатым и двенадцатым этажами я остановился и замер, прислушиваясь. Если это профессионал, а я, пожалуй, достаточно зловредная фигура, чтобы не поскупиться на специалиста, если человек подготовленный, он может затаиться так, что я его не почую. Тем более что как темнота, так и тишина были в многоэтажном доме понятиями относительными. Гудел мотор лифта. Из-за дверей квартир доносились приглушенные голоса законопослушных граждан. Да еще мои помощники на восьмом бушевали на славу.

Лифт гудит. Кого везет, может, его. Останавливается, не доезжая до самого верха, и шум на восьмом, резко затихнув, начинается вновь, но уже по-другому. Может, это он. Раздумывать и гадать некогда. В три прыжка я преодолеваю лестничный пролет. Глаза мои уже привыкли к темноте, мне достаточно чахлого света сигнальной лампочки в кнопке вызова лифта, чтобы увидеть, что на площадке никого, кроме меня, нет. Мелькнула мысль – заскочить в свою квартиру, и вся проблема, но тут же ее отогнал: такой экипированный без большого труда взломает мою небронированную дверь и вырежет всех…

Взлетаю на железную лестницу, нащупываю ушки для замка в люке и мысленно, но очень горячо благодарю того управдома, который завязал лаз обычным мягким экранированным двужильным проводом.

Еще минута, и я на крыше. Удивительно, но страха, кажется, не испытываю. А слегка колотит – так это от возбуждения, адреналин в крови играет. Опускаю на место тяжелую прямоугольную крышку люка. Быстро осматриваюсь – спрятаться и отсидеться до прибытия помощи особенно негде. Зато среди строительного мусора в двух шагах от люка нашелся короткий, как монтировка, немного погнутый, но увесистый ломик.

Теперь я начинаю думать, что лучшая защита – это нападение. С ломиком в руке становлюсь так, чтобы оказаться за открытой крышкой лаза, когда он полезет наверх. Он, конечно, может и не поверить представителям молодого поколения, но, как человек дотошный и исполнительный, должен проверить все возможные варианты моего бегства. К тому же деньги за меня ему обещаны, наверное, немалые. Что ж, милости прошу!

И он пришел!

Крышка люка приподнялась и повисела некоторое время в неустойчивом положении. Убийца прислушивался.

Я легонько бросил в сторону камешек. Он упал в лужу с легким всплеском…

Крышка опустилась, потом резко, рывком откинулась вверх, едва не ударив меня по колену. Я стоял пригнувшись за крышкой и видел, как торчит над уровнем крыши из лаза темноволосая голова. Потом рука в тонкой перчатке вынырнула из темного отверстия и положила на мокрый неровный гудрон кровли продолговатый предмет, скорее всего фонарик.

Затем полез он, помогая себе одной рукой. Во второй, наверное, пистолет. Вот теперь надо было выбрать самый подходящий момент. Перекладины в железной лестнице располагались широко, поэтому даже тренированный человек не мог бы выскочить из люка, как ниндзя на пружинах. Вот и мой убийца, держа пистолет на изготовку прямо перед собой, оперся левой ладонью о край прямоугольной дыры и начал выносить вверх левую ногу… В этот момент наибольшей его неустойчивости я шагнул влево от крышки люка, сюда ему трудно будет стрелять – мешают свои же рука да нога. Он реагирует на мое появление, но запоздало. Удар ломиком приходится как раз по лбу. С рычанием, в котором боль и ярость, убийца хватается левой рукой за голову, откидывается на крышку люка и начинает проваливаться вниз. Темная от крови ладонь инстинктивно хватается за ненадежную опору, за крышку. Крышка падает с глухим стуком прямо на кисти убийцы… и я слышу, как его тело шмякается на цементный пол лестничной площадки.

Тут же, не давая ему времени опомниться, я рву на себя крышку люка и пусть не так молниеносно, как убийца, но очень, на мой взгляд, быстро спускаюсь вниз.

Воин неизвестно чьей армии без сознания, из здоровенной ссадины на лбу струится по лицу черная в темноте кровь. Левая ладонь тоже в крови, рука неестественно вывернута. Быстро забираю из правой кисти пистолет, затем стягиваю куртку на локти, чтобы движения рук были скованы, расстегиваю штаны и вытаскиваю из карманов ножи, кастет, газовый баллончик да шнурок-удавку. Этим шнурком и связываю ему руки.

Теперь несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы нормализовать дыхание, и можно как ни в чем не бывало лезть в замочную скважину своей двери своим ключом.

Дверь распахивается моментально. Я невольно прищуриваюсь на яркий свет в прихожей, сквозь почти сомкнутые веки смотрю на Ирину, бледную, как полотно, выставившую перед собой газовый пистолет, и шутливо поднимаю руки:

– Ничего себе встретили с работы!

– Почему ты не спрятался здесь, когда он погнался за тобой вниз?

Я согнал с лица действительно неуместную улыбку и сказал:

– Милая, даже глупая утка уводит ястреба дальше от гнезда, а ты хотела, чтобы я за тебя прятался!

Она хотела что-то ответить, но тут на площадке стало совсем светло от десятка мощных фонарей, с лестницы и из обеих лифтовых кабин набежали милиционеры из подразделения быстрого реагирования. Но впереди, конечно, мчался Слава Грязнов. Он быстро ощупал меня, сказал полувопросительно:

– Цел? – потом поздоровался. – Привет, Ира!

– Ага! Добрый вечерок! – съязвила она, что свидетельствовало о том, что жена моя начинает успокаиваться.

– Так он тебя только подраздеть хотел? – спросил меня Слава.

– И подразуть!

– Чем это ты его? – уважительно спросил Слава, глядя на убийцу и склонившегося над ним врача.

– Железный ломик и немного здорового страха за свою жизнь.

Слава кивнул, потом спросил у врача:

– Скажите, док, пациент жить будет?

– Пока не знаю! – буркнул тот. – Впечатление такое, будто он под электричку попал.

Тем временем отремонтировали поврежденную убийцей электропроводку и зажгли свет.

Теперь, когда я увидел, что я сделал с этим человеком и какая мускулистая машина была послана меня убить, ко мне пришел настоящий страх.

Сквозь плотную толпу милиционеров кто-то настойчиво пробивался.

– Мы к Александру Борисычу!.. У нас его вещи!..

Это пришли мои помощники. Робко поглядывая на заляпанного собственной кровью культуриста, голова которого была уже замотана в тюрбан из бинта, пареньки почтительно подали мне портфель, одежду и ботинки.

– Знакомьтесь, ребята, это мой друг, сыщик Слава. А это мои соседи. С ними мы и положили этого бугая!

Слава вполне серьезно пожал им всем руки, приговаривая:

– Спасибо! Спасибо, мужики!..

Затем мальчишек оттерли оперативники, и началась рутинная работа. Я послушно ответил на вопросы руководителя оперативной группы, правда, вопрос, кто мог желать моей смерти, меня позабавил: таких достаточно много. Впрочем, скоро круг подозреваемых сузился до минимума.

– Товарищ Турецкий, подойдите, пожалуйста, сюда, – позвал меня врач.

Когда я подошел, он повернул руку убийцы так, что была видна внутренняя сторона тяжелого от мышечной массы плеча.

– Посмотрите, может, это натолкнет вас на какие-нибудь догадки.

Я наклонился, потом присел, чтобы рассмотреть получше небольшую свежую татуировку, сделанную черной тушью с добавлением туши красной: ровный черный круг, а в его границах красные буковки «АА». «Ангелы ада».

– Спасибо, доктор, теперь все ясно.

Меня била нервная дрожь. Усилием воли, напряжением мышц я пытался остановить ее. И казалось временами, что мне это удается. Но потом она снова возвращалась откуда-то изнутри.

– Слава, – сказал я, когда спецназовца из ГРУ увезли в больницу и все разошлись, – Слава, а не выпить ли нам водки?

– Надо бы, – согласился он, потом строго добавил, подначивая: – Только немного, завтра напряженный день!

Ирина уже успела всплакнуть тайком, накрыть на стол и встретить нас с улыбкой. Она и выпила с нами, после чего полушутя заметила:

– Не повезло нашей дочери с родителями: мать – истеричная музыкантша, отец – угрюмый юрист, не знающий ни дня, ни ночи, ни выходных…

10

Костя Меркулов – нет, что это я! – Константин Дмитриевич Меркулов нечасто пользовался служебно-персональной, закрепленной за ним автомашиной – черной «Волгой». И хотя у нас нынче поветрие на крутые западные автомобили, Костя выпросил себе надежную и проверенную, пусть немножко и примитивную старушку производства Горьковского автозавода.

Говорят, к хорошему привыкаешь быстро. Может, это и правда, но в таком случае Костя – урод в семье руководящих работников. На машине он ездит только в рабочее время и по делам службы. Даже я иногда пытаюсь уговорить его хоть разок воспользоваться служебной машиной в личных целях, чтоб потом было что внукам рассказывать. Костя был непреклонен, как расписанный Бонч-Бруевичем в сусальных тонах первый большевик.

А сегодня он сам распорядился, чтоб машина была готова с утра и до бесконечности находилась в его распоряжении. О том, какие приключения я пережил поздно вечером, он узнал сразу же по горячим следам.

– Знаешь, Саша, никогда не был циником, но то, что сейчас скажу, есть цинизм чистой воды: нам с тобой на руку тот факт, что посланный к тебе убийца имеет отношение к спецподразделению! Теперь-то им придется развязать язычки или повыгоняю в отставку, к чертовой матери!

Непривычно и интересно было наблюдать за сердитым Костей. Обычно он убийц и тех «раскалывал» мягко, не повышая голоса и не сверкая очами. А тут такая экспрессия! И ведь ехали мы не куда-нибудь – к начальнику Главного разведывательного управления Генштаба, к человеку, благословившему создание «Ангелов ада».

– Но ты молодец, Саня! Ты выбрал для борьбы с ним звериную тактику – и не проиграл!

Воспоминания о вчерашних кульбитах не вызывали во мне положительных эмоций, но Костя говорил искренне, поэтому разговор я поддержал:

– Да уж, шахматные комбинации мне вряд ли помогли бы! Только знаешь, как-то неприятно сейчас, а может, и жалко. Представляешь, как я его шандарахнул железякой по лбу!..

– Ерунда! Интеллигентская рефлексия! Давай еще поди вылижи ему его гнойные язвы!..

– Какие еще язвы? – переполошился я.

– Спокойно! Цитата из Писания! Нет у него никаких язв, закрытая черепно-мозговая и сильное сотрясение мозга. Ну и с рукой что-то. Уже в себя пришел, крепколобый, ни в чем не признается, одно твердит, что с тобой посчитается. Понял?

Я невольно поежился, вспомнив, как обдало щеку прохладным ветерком пролетевшее возле лица острое утяжеленное лезвие…

Солидное воинское учреждение отличается от нашей почти гражданской конторы тем, что здесь у командиров не секретарши, а строгие, чуть надменные секретари в отутюженной форме с погонами на плечах не ниже майорских.

Вот такой долговязый красавчик, чей-то сын или внук, тормознул нас в приемной и пошел доложить начальнику о том, что незваные гости прибыли.

Через несколько минут, к немому и почтительному удивлению сидящих в приемной с портфелями на коленях полковников-особистов, секретарь пригласил нас к начальнику.

Руководитель военной разведки встал из-за стола, чтобы поприветствовать нас. Он был не в генеральском мундире, в обычном, хотя и дорогом, костюме.

– Здравствуйте, Константин Дмитриевич, – поприветствовал он Меркулова.

Костя представил меня:

– Следователь Турецкий, Александр Борисович.

Старый вояка, или, возможно, точнее будет сказать, старый шпион, не стал лицемерить, выдавливая из себя дежурное «очень приятно», молча пожал руку, жестом предложил садиться и спросил:

– Чем обязан?

– История давняя и запутанная, и, пока она нашего ведомства вплотную не касалась, мы в вашу кухню не лезли. Вы, конечно, знали полковника Скворцова?

– Почему «конечно»? Просто знал. Нелепая смерть! И пожалуй, это мне давно надо было высказать вам свои претензии! Нашли тело, установили личность, отправили в морг и сообщили родственникам и по службе, а дальше уже не ваша забота! Так нет! Какие-то расследования, слежки, к вдове пытались прорваться!..

– Это самодеятельность молодого сотрудника. Ему указано на его ошибку. Однако именно он обнаружил в кармане покойного полковника зашифрованный факс. Мы его расшифровали, заметьте, не привлекая к этому делу посторонних. А сам текст послания передали вашему офицеру по фамилии Осинцев, если не ошибаюсь…

– Ну хорошо, дальше что?

– Если вы читали, помните, что там речь идет о некой встрече, на которую придет и некий Кук. Как нам удалось выяснить при помощи Федеральной службы контрразведки, Кук был агентом ЦРУ, действовал в России под видом конгрессмена Кервуда, убийство которого Александр Борисович расследует с самого начала. Пусть потихоньку, со скрипом, но мы установили, кто обстрелял машину, в которой ехал Кук, более-менее докопались до причин, а равно и до того, что какая-то связь между Куком и Скворцовым была. Что за этим грядет? А грядет покушение на следователя Турецкого, имевшее место вчера вечером в подъезде его собственного дома.

Начальник ГРУ смотрел на нас поочередно умными глазками человека, предпочитающего игру интеллектов и характеров почтению к общечеловеческим ценностям.

– Очень занятно! – сказал он и поощрительно кивнул.

На меня, правда, посмотрел с интересом, и я понял, чем вызван этот интерес: на меня покушались, а я имел наглость остаться в живых. Впрочем, возможно, я преувеличивал.

– Как вы догадываетесь, – продолжал рассказывать Костя, – покушение не удалось, наемный убийца задержан…

– Могу вас только поздравить!

– Спасибо, – кивнул Костя и протянул начальнику фотографию. – Взгляните, пожалуйста, может, вы его знаете?

Начальник инстинктивно протянул руку и взял было снимок, но тут же бросил его на стол.

– Что-о?! – грозно протянул он. – Вы на что намекаете? Не зарывайтесь, Константин Дмитриевич! Вы полагаете, кому-то из нас перешел дорогу ваш следователь?!

– Ну что вы?! Отнюдь не хочу сказать, что вы или кто-то из вашего ведомства санкционировал этот акт террора! Но ведь каждому в душу не заглянешь. Посмотрите, пожалуйста, я прошу вас без подвоха.

– Ну хорошо.

Он посмотрел на фотографию человека с забинтованной головой, пожал плечами:

– Нет, не знаю…

– А если добавить вот это?

Костя положил рядом с первым второй снимок, на котором объектив крупно взял откинутую в сторону руку наемного убийцы и татуировку.

Начальник ГРУ рассматривал второй снимок долго. По всей видимости, он думал, как поступить: признать очевидный факт или продолжать примитивную игру в несознанку.

– Вы предполагаете, что это наш человек? – спросил он, выбрав наконец наиболее обтекаемую для данного случая форму уклончивого ответа.

– Да.

– Что ж, такое возможно, но, скорее всего, этот человек нарушил присягу и действует по заказу кого-то, не имеющего отношения к военной разведке. Сейчас я не готов сказать точно, наш это работник или нет, но мы запросим отдел, ведающий кадрами, и вы получите ответ незамедлительно. Хотя мне казалось, что, если наш специалист берется за дело, он доводит его до конца. У вас хорошая охрана, следователь!

– У меня нет охраны, – спокойно говорю ему.

– Вот как! Вы справились в одиночку?

– Пришлось.

– Тогда это точно не наш человек. Согласитесь, Александр Борисович, вы – не супермен.

Согласно киваю.

– И справились? Тогда это не спецназовец!

– Тут вы правы, – вступил в разговор Костя. – Он не из спецназа. Он из подразделения «Ангелы ада». Поэтому мы и пришли к вам за объяснениями: по какой причине этот «ангел» пришел убивать следователя прокуратуры? Вы прекрасно знаете, чем занимается Турецкий и по каким вопросам его интересы сталкиваются с вашими. Заставить следователя не действовать можно было только на оси Скворцов – спецподразделение – Дэвид Кук. Скворцов мертв, и умер он гораздо раньше того дня, когда мы узнали о том, кто такой Кук и кто такие «ангелы». Значит, Скворцов выпадает. Остается звено «Ангелы ада» – Дэвид Кук. Но оно тоже неполное: Кук убит автоматной очередью за несколько часов до смерти Скворцова. В итоге – одни «ангелы». Хотелось бы знать, где мы перешли им дорогу и, вообще, кому они служат на самом деле?

– Что вы знаете о спецподразделении еще? – спросил начальник ровным голосом.

Но подушечки пальцев беззвучно барабанили по матово поблескивающей, неполированной столешнице, выдавая волнение.

– Практически все, кроме одного: какие задачи выполняет оно сегодня.

– Предлагаю обмен: я отвечаю на все ваши вопросы, вы называете источник информации об «Ангелах ада».

Я предполагал, что Костя сейчас возмутится, скажет что-нибудь насчет неуместности торга, но ошибся. Он спросил совершенно серьезно:

– Вы даете слово офицера, что наш обмен будет честным и равноценным?

Генерал скупо усмехнулся. Он, видимо, и в штатском пиджаке не забывал о своем высоком звании.

– Даю вам слово, даю!

Меркулов открыл свой портфель на двух застежках, достал компьютерную дискету в белом конверте из тонкого картона, ту самую, которую отыскал Слава Грязнов.

– Здесь записана вся информация о создании спецподразделения и дан список личного состава. Дискета принадлежала полковнику Скворцову, обнаружена оперативником в доме отца полковника Скворцова. Знает ли о содержащейся на дискете информации кто-то еще, кроме нас, определенно сказать не могу. Во всяком случае, после того как мы ее нашли, никто, кроме меня, доступа к материалам не имел.

Начальник ГРУ бережно принял из рук Меркулова дискету.

– Хорошо, предположим, это так Но кто-то вам сказал, какое слово является ключевым для того, чтобы извлечь информацию на дисплей?

Костя посмотрел на меня и попросил:

– Объясни.

– Дежуривший в ту ночь следователь московской прокуратуры Величко при наружном осмотре тела полковника Скворцова обнаружил клочок конверта, на котором было написано слово «ангел». Затем мне довелось увидеть, как отреагировал один ваш сотрудник, когда я просто так, ни к селу ни к городу, ляпнул это же милое словечко. Потом, когда нашли дискету, решили опять же просто так попробовать поискать это слово среди файлов. Вот, собственно, и все…

– Фамилия этого сотрудника?

Голос генерала прозвучал резко, начальник военной разведки давал понять, что без этого дальнейшего разговора не будет.

– Я предполагаю, вы ее знаете… – осторожно начал я.

Почему-то мне хотелось, чтоб фамилию назвал он, а мне тогда останется только молча кивнуть. При всем при этом никакой симпатии к Осинцеву я не испытывал.

– С моими людьми вы могли общаться только с моего ведома, – сказал генерал. – Таким образом, вы остерегаетесь назвать Осинцева, так, Турецкий?

– Да.

– Что ж, это только укрепляет меня в мысли, что при том бардаке, который творится сейчас, мельчают даже полковники, не говоря уж о сопливых боевиках! Собственно говоря, Меркулов, от вас я не стал бы скрывать ничего, даже если бы вы ни слова мне не сказали. Я знаю ваши настроения, да вы их особо и не скрываете. Рано или поздно мы окажемся с вами в одном лагере. Или вы будете утверждать, что вам очень здорово работается при новом генеральном прокуроре? Он же придворный! За лакейское усердие и получил пост. Доброго барина Президента легко понять, зная историю родного Отечества. Раньше за преданность именьицем награждали или титулом, сегодня – должностью. Причем царь-батюшка вполне искренне может сказать: служи, Прошка, но если не справишься – не обессудь. Правда, до этого чаще всего не доходит, до того, чтоб спросить: как, мол, должность исполняешь? В цене только личная преданность. Разве не так?

– Так, – согласился Меркулов.

– Извините меня за такое вступление, теперь можно переходить к делу. Когда в девяносто третьем году сторонники Президента разогнали Верховный Совет и после победы начали менять программы, в том числе – финансирование обороны, социальные программы для военнослужащих, естественно, появились недовольные у нас не только среди лейтенантов, но и в высшем командовании. Ну и все эти новые генералы из тех, которые метко стреляли по «Белому дому», давай думать, как им прекратить такое вопиющее безобразие, как оппозиция в войсках… Меркулов, я говорю это тебе для того, чтобы потом, когда ты будешь меня допрашивать, разговор был более предметным. Так вот, демократия без ума, дисциплины и законности – это беспредел. Особенно в наших условиях. Когда на Западе решили, что нас уже можно не бояться, ЦРУ стало больше времени уделять террористам, мафии и экономической разведке. Наши из бывшего ПГУ тоже давай учиться капитализму настоящим образом, да только опять же не то все получается. Чистой разведкой занимаемся нынче только мы. Может, потому и узнали раньше других, что в Генштабе придумали по поручению политиков, чтобы военную оппозицию одним махом!.. Нужна была маленькая некрасивая война, в которой замараются все, а полетят с должностей только неугодные. Тут как раз и подвернулся Королев… Знаете небось? Ваши же раскрутили его маленькое хобби – «Хантала ойл»! Мы просчитали развитие ситуации еще в октябре, тогда же был разработан план операции. Мы прекрасно понимали – если до начала всей чеченской шумихи удастся нейтрализовать генерала Дудаева, серьезного сопротивления не будет. Предполагалось взять его тихо, с деньгами желательно, и спрятать на время, чтобы даже ближайшие соратники решили, что он, как Наполеон, бросил армию и скрылся за границей. В начале ноября группа под командованием полковника Скворцова выехала в Грозный. Однако прошел почти месяц – оттуда никаких сообщений, а Скворцов вдруг оказывается в Москве, в чужом дворе, умерший от сердечного приступа. Заняться масштабным расследованием всех обстоятельств мешает то, что я не могу полностью доверять в своей службе многим, а если окажется, что группа, отправленная в Чечню, провалена, значит, я не могу доверять никому…