Текст книги "Ведьма (Сборник)"

Автор книги: Фриц Ройтер Лейбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 29 страниц)

И он включил динамик самого маленького яйца.

– Ты гнусная болтливая обезьяна, – тихо и бесстрастно сообщила яйцеголова. – Ты мерзкий мучитель беспомощных жертв! Ты злобный шимпанзе! Ты раздувшийся лемур! Ты макака-переросток! Ты трясущийся…

– Спасибо, Полпинты, – невозмутимый Каллингхэм отключил динамик. – А теперь послушаем мнение Ника и Двойного Ника.

Однако он не успел включить очередной динамик – няня Бишоп быстро и решительно отключила все три микрофона.

– В общем-то я одобряю ваши намерения, господа, – сказала она, – но вы пошли не тем путем!

– Сейчас же прекратите! – воскликнул Флэксмен. – У себя в Яслях вы хозяйка, но здесь буду распоряжаться я!

– Погоди, Флэкси, – прервал его Каллингхэм. – Пожалуй, она сумеет помочь нам. Ведь я почти ничего не добился.

– Заставить кругляшей слушать всякий вздор, – продолжала няня Бишоп, – чтобы внушить им презрение к автору и пробудить в них желание писать самим, – очень ловкая идея. Однако дело в том, что их реакции кто-то должен все время контролировать… – и направлять! – Девушка улыбнулась людоедской улыбкой и заговорщицки подмигнула издателям.

– Ну-ну, продолжайте, продолжайте, – взволнованно сказал Каллингхэм, наклоняясь вперед.

Гаспар пожал плечами и начал сверлить отверстие в двери.

– Я подключу к ним шептала, – объяснила няня, – и буду слушать, о чем они говорят, пока вы читаете. А в паузах буду что-нибудь шептать в ответ. Тогда чувство полной изолированности у них исчезнет, а вместе с ним и потребность изливать на вас свое недовольство. Я буду громоотводом и сделаю все, чтобы внушить им симпатии к «Рокет-Хаусу».

– Замечательно! – воскликнул Флэксмен.

Гаспар подошел к столу за шурупами.

– Простите, мистер Флэксмен, – вполголоса спросил он издателя, – но где вы сумели раздобыть этот бред, который читает мистер Каллингхэм?

– В редакции… в мусоре, – признался Флэксмен не моргнув глазом. – Правда, трудно поверить? Вот уже сто лет, как существует исключительно словомольная литература, а графоманы шлют нам свои опусы!

Гаспар кивнул:

– Сейчас над издательством кружит какая-то «Пишущая Братия».

– Наверно, хотят сокрушить нас чемоданами старых рукописей, – предположил Флэксмен.

Каллингхэм читал с неугасающим вдохновением:

– И вот в последней крепости, на последней планете, еще удерживаемой землянами, Грант Айронстоун улыбнулся своему испуганному секретарю Дрожливеллу. «Каждая новая победа Великого хана, – задумчиво вымолвил Грант Айронстоун, – неминуемо приближает оранжевых осьминогов к поражению. Я открою вам причину их поражения и неизбежность нашей победы. Знаете ли вы, Дрожливелл, кто самый страшный, самый хитрый, самый опасный, самый кровожадный хищник во всей Вселенной, если ему некуда деваться?» – «Взбесившийся осьминог?» – спросил Дрожливелл дрожащим голосом. Грант Айронстоун усмехнулся. «Нет, Дрожливелл, – вымолвил он, ткнув пальцем в узкую грудь перепуганного секретаря. – Вы. Да-да, Дрожливелл, это вы. Человек – вот самое ужасное создание во Вселенной!»

Кудрявая головка няни Бишоп склонилась над шепталами, включенными в нижние розетки мудрецов. Время от времени девушка произносила что-то похожее на: «Ай-ай-ай!» Гаспар в поте лица орудовал дрелью и отверткой. Флэксмен посасывал сигару, и только капельки пота, покрывавшие его лоб, выдавали, каких усилий стоило ему самообладание в такой близости от яйцеголов. Вторая глава «Бичей космоса» неудержимо близилась к своей развязке.

Гаспар завернул последний шуруп и с гордостью посмотрел на свою работу. В дверь тихонько постучали. Он открыл засов и увидел Зейна Горта. Робот вошел в кабинет и встал у стены.

Каллингхэм уже заметно охрип:

– Дрожливелл, когтями скрючив пальцы, схватил бешеного осьминога за канареечно-желтый мозговой мешок. «Среди нас шпион!» – голосом, подобным раскатам грома, воскликнул Грант Айронстоун. И, схватив тончайшую ткань, прикрывавшую грудь Зилы, королевы Ледяных Звезд, с треском разорвал ее. «Видите? – закричал он. – Вот они, две чаши радарного передатчика!» Космические шерифы остолбенели. Глава третья. Свет ближайшего спутника заливал мертвым сиянием планету Кабар, лишенную солнца. Четыре гениальных преступника напряженно и подозрительно смотрели друг на друга…

– Просто удивительно, – шепнул Гаспару робот, – как это люди каждый раз ухитряются ставить точку как раз там, где начинается самое интересное. Красотка оказалась переодетым роботом, вот и все. И ни единого слова о типе ее корпуса, цвете отделки, конфигурации клешней! Даже не сказано – подумать только! – робот это или роботесса.

И Зейн неодобрительно покачал металлической головой.

– Ясное дело, я беспристрастен, но посуди сам, Гаспар: ты узнаешь, что прелестная роботесса оказалась женщиной, и бац – конец главы. Ни единого намека на сложение, цвет волос, размер бюста, и ты даже не знаешь, красавица она или старая ведьма! – Тут он подмигнул Гаспару своим лобовым прожектором. – Впрочем, если уж говорить правду, я сам однажды точно так же оборвал главу в «Докторе Вольфраме»: «Платиновая Паула оказалась пустой металлической оболочкой, в которой пряталась человеческая кинозвезда». Я знал, что мои читатели будут недовольны, и начал следующую главу описанием того, как Серебристая Вилия умащивает себя смазочным маслом. Это всегда производит благоприятное впечатление.

26

Каллингхэм закашлялся.

– На сегодня, пожалуй, хватит, – сказал Флэксмен. – А то голос совсем сядет. Послушаем их мнение.

– Двойной Ник просит слова, – объявила няня Бишоп и включила динамик на полную громкость.

– Господа, – начал самый большой из мудрецов. – По-видимому, вы знаете, что каждый из нас – всего лишь мозг. Мы способны видеть, слышать и говорить, но не больше. Мы получаем ровно столько гормонов, чтобы не вести растительное существование. Поэтому разрешите мне спросить, смиренно, весьма смиренно, справедливо ли ждать от нас произведений, основанных на непрерывных драках и на чувствах, свойственных только законопослушным кретинам? Книг, залитых потоками так называемой любовной страсти?

Няня Бишоп саркастически улыбнулась, но промолчала.

– В те далекие времена, – продолжал Двойной Ник, – в те давно исчезнувшие годы, когда у меня было тело, книжный рынок был заполнен подобными творениями, и мне очень грустно сейчас сознавать, что и спустя века люди по-прежнему увлекаются подобной макулатурой. Правда, мы незнакомы со словомольной литературой, которую вы так превозносили, – в нашем тихом уединении, как вам известно, мы не читаем практически ничего, кроме научных книг и классиков. Это еще одно из бесчисленных правил нашего незабвенного Цуккерторта. Может быть, если вы прочтете нам образчик…

– Если говорить откровенно, я предпочел бы не делать этого, – сказал Каллингхэм. – Ваша продукция будет намного свежее и качественнее без влияния словомельниц. Да и вам самим будет лучше.

– Значит, по вашему мнению, словесный помол, этот машинный дурман, может развить у нас комплекс неполноценности? – осведомился Двойной Ник.

Гаспар испытал прилив ярости. Пусть, пусть Каллингхэм прочитает им повесть высшего помола, чтобы Двойной Ник взял обратно свои слова! Гаспар попытался вспомнить какой-нибудь блестящий образец тончайшего словесного помола, прочитанного им за последнее время, – ну хотя бы из его «Пароля страсти», – но в его голове почему-то возникал только неясный розовый туман, и он так ничего и не вспомнил, кроме собственной увлекательной биографии на обольстительной обложке.

– Ну что ж, если вы не хотите быть с нами откровенными, – сказал Двойной Ник, – полностью довериться нам…

– А почему бы вам не быть откровенными с нами? – возразил Каллингхэм. – Нам даже неизвестно, как вас зовут. Отбросьте анонимность – ведь это придется сделать рано или поздно. Например, кто вы такой?

Мудрец долго молчал. Наконец он произнес:

– Я – из XX века. Живой труп, сохранивший в себе мысли эпохи хаоса, призрак, несомый ураганом тревожной неопределенности, который обрушился на Землю, когда человек расщепил атом и увидел, что его судьба лежит среди звезд. Я – свобода и ненависть, любовь и страх; высокие идеалы и низкие побуждения терзают меня. Я – дух, ежечасно торжествующий и вечно сомневающийся, страдающий от собственной ограниченности, я – клубок желаний и вихрь электронов. Вы никогда не узнаете моего имени.

Каллингхэм склонил на мгновение голову и дал знак няне Бишоп. Та выключила динамик. Издатель бросил на пол недочитанные страницы «Бичей космоса» и взял из груды рукописей переплетенную в красный пластик книгу с огромной золотой эмблемой «Рокет-Хауса» на обложке – изящная ракета, обвитая змеями.

– Попробуем что-нибудь другое для разнообразия, – сказал он. – Это не словопомол, но и не то, что я вам читал.

– Мисс Джексон пришла в Ясли? – шепотом спросил Гаспар у Зейна.

– Пришла, – ответил робот. – Такая же красотка, как мисс Бишоп, только блондинка. Послушай, Гаспар, а где мисс Розанчик?

– Здесь ее не было. А что, она снова исчезла?

– Видишь ли, там она стала нервничать. Сказала, что все эти мудрецы в серебряных яйцах таращатся на нее, пугают и нервируют. Но она пообещала встретить меня здесь.

– А нового робота-швейцара у входа ты не спрашивал? Или рассыльного?

– Никакого швейцара у входа не было, да и рассыльного тоже. Наверно, очередные самозванцы. Однако, подходя к дому, я встретил федерального следователя Уинстона Мерса. Я познакомился с ним, когда меня обвинили – им ничего не удалось доказать! – будто я разработал схему гигантского атомного робота. Впрочем, я отвлекся. Дело, однако, в том, что Мерс, федеральный агент, околачивается поблизости, и, несмотря на мои чувства к мисс Розанчик, я не могу закрывать глаза на то, что она – государственный служащий, а потому, хочет этого или нет, – тайный агент правительства. Вот и скажи, Гаспар, что из этого следует. Пошевели старыми мозгами…

Гаспар пытался пошевелить, но ему никак не удавалось сосредоточиться.

Больше всего ему мешал Каллингхэм, который снова принялся за чтение:

– «Клац! клац! клац!» – лязгали металлические клешни. «Вр-р! вр-р! вр-р!» – вращал ротор доктор Вольфрам. Странные заряды смазочно растекались по его контактам. «Счастливых посадок! – нежно проморзил он, – счастливых посадок, моя золотистая прелесть…» Семь секунд и тридцать пять оборотов ворота спустя иголки изысканной муки пронзили его звенящий нагрудник. Рукоятка ворота едва не вырвалась из его клешней. Он повернулся. Очаровательная Вилия, мерцая серебром во мраке, нежно щекотала его своими умопомрачительно женственными клешнями. «Прочь! – коротковолново воскликнул доктор Вольфрам. – Прочь, исчезни, дитя ночи!»

Няня Бишоп подняла руку:

– Ник считает, что эта повесть, хотя не менее ужасная, все же много интереснее, чем все прежние. Она не похожа на них.

– Это моя книга, – скромно шепнул Зейн Гаспару. – Это я ее написал! Мои читатели обожают сцены с воротами, особенно если в них действуют обе роботессы – золотистая и серебряная. Мой третий роман «Доктор Вольфрам и его ворот» превзошел по тиражу все мои предыдущие ролики. Отрывок, который читает Каллингхэм, взят из пятого романа «Доктор Вольфрам и Алмазный Бур», где доктор борется с хозяином Серебристой Вилии, зловещим Алмазным Буром. А вот и она!

Гаспар быстро оглянулся и увидел, что в коридоре мелькнуло что-то розовое и тотчас скрылось в боковом проходе.

– Беги к главному входу! – приказал Зейн. – Я возьму на себя запасной выход. Задержи ее, если она попробует выйти. Если придется применить силу, бей по голове! – И он мгновенно исчез из виду.

Гаспар пожал плечами и скатился по эскалатору. Как и сказал Зейн, у входа не было ни рассыльного с крысиной мордочкой, ни облупленного робота. Он встал у входа, закурил и снова попытался вспомнить хоть один блистательный отрывок из тончайшего словопомола.

В этих бесплодных попытках прошло полчаса. Внезапно до Гаспара донесся пронзительный свист. На нижней ступени эскалатора стоял Зейн Горт, крепко держа под руку мисс Розанчик. Розовая роботесса была преисполнена гордого достоинства, а Зейна явно раздирали противоречивые чувства.

– Я наткнулся на Мерса в тупике у второго склада, – сказал Зейн. – Он пытался выдать себя за служащего электрокомпании. Я прямо напомнил ему, где мы с ним встречались, но он даже глазом не моргнул. Для него, дескать, все роботы на одно лицо. Я не мог лишить себя удовольствия и вышвырнул его на улицу. Затем, после долгих поисков, я нашел мисс Розанчик, которая пряталась…

– Я не пряталась! – возразила роботесса. – Я размышляла. Отпустите меня, неотесанный ржавый мужлан!

– …которая размышляла в вентиляционной шахте. Она объяснила, что у нее провал памяти и она ничего не помнит с того момента, как мы расстались в Яслях. Но вместе с Мерсом я ее не видел…

– Ты считаешь, что она передавала ему информацию? У них существует тайная связь?

– Какие слова, мистер де ла Нюи! – возмутилась роботесса. – Не «тайная связь», а «секретные служебные отношения»!

– Чем вам не понравилось мое выражение? – удивился Гаспар. – А вчера вы были против слова «знать».

– Неужели вы даже Библии не читали?! – презрительно воскликнула мисс Розанчик. – Адам «познал» Еву, и с этого все и началось. Моя заветная мечта – пройтись с карандашом по Библии. Но пока мне этого сделать не удалось, поэтому прошу не цитировать непристойности с сознательной целью шокировать меня. Зейн Горт, отпустите меня сейчас же, железное животное!

Она вырвала локоть из клешни робота и пошла вверх по эскалатору, высокомерно подняв голову. Зейн уныло поплелся следом.

– Мне кажется, ты становишься излишне подозрительным, – сказал Гаспар, замыкая шествие. – Что нужно федеральным агентам в «Рокет-Хаусе»?

– То же, что и любому разумному существу в Солнечной системе – человеку, роботу или венерианскому овощу! – загадочно ответил Зейн. – В «Рокет-Хаусе» есть что-то ценное, по крайней мере таинственное, чего нет больше нигде. Разве это не приманка? Человек космической эры весьма падок на тайны, – он покачал головой. – Нам нужно принять самые строгие меры предосторожности.

Когда они подошли к кабинету, няня Бишоп широко распахнула дверь, и в коридор ворвался многоголосый шум оживленного разговора.

– А вот и Гаспар! – весело крикнула она. – Привет, Зейн. Как поживаете, мисс Розанчик? Вам, ребята, снова придется помочь мне – пора отвезти кругляшей обратно в Ясли.

– Что тут стряслось? – спросил Гаспар. – Однако, судя по шуму, все довольны.

– Еще как! – ответила няня. – Кругляши согласились попробовать. Мы позвонили в Ясли, и остальные не стали возражать. Каждый из них напишет по короткой повести, строго анонимно. Редакторская помощь только с согласия авторов. Срок – десять дней. Мистер Флэксмен просил вас, Гаспар, взять где-нибудь напрокат двадцать три словописца. Семь штук нашлось в конторе.

27

Когда мудрецы включились в свои литературные гонки, Гаспар де ла Нюи тут же обнаружил, что он превратился в грузчика, подсобного рабочего и рассыльного. У всех для него находилось дело, но до него самого ни у кого дела не было. Даже верный и преданный друг Зейн Горт вдруг начал куда-то внезапно исчезать, едва было нужно что-нибудь принести. Одновременно обнаружилось, что Джо Вахтер страдает сердечной недостаточностью и не может поднимать ничего, кроме совка для мусора или скунсового пистолета.

Правда, когда папаша Зангвелл бросил пить, потому что его органы уже не могли совладать с проглоченным алкоголем, Гаспар было обрадовался. Хоть какая-то помощь, подумал он. Однако тут же выяснилось, что в трезвом виде дряхлый сторож становится вдвое задиристей и сварливей, продолжая оставаться таким же бесполезным.

На просьбу Гаспара нанять помощника со стороны – человека или робота – издатели ответили отказом. Основанием для отказа было то, что появление нового помощника будто бы может сорвать покров тайны с проекта «Мудрецы», хотя, по мнению Гаспара, этот покров зиял прорехами с самого начала. Более того, издатели намекнули, что Гаспар преувеличивает объем работы, связанной с литературными гонками, и степень своей занятости.

Однако Гаспар никак не мог с ними согласиться. Разыскать двадцать или двадцать три словописца уже само по себе равнялось подвигу Геракла – Гаспару пришлось исколесить весь Нью-Анджелес, потому что имеющиеся запасы словописцев были раскуплены или взяты напрокат оптимистически настроенными писателями сразу после разгрома словомельниц. Несколько словописцев Гаспару удалось взять напрокат у тех писателей, которые мужественно расстались со своими иллюзиями, а за остальные пришлось уплатить столько, что Флэксмен взвыл.

Далее пришлось приспосабливать к каждому словописцу специальную переходную коробку, включаемую в розетку яйцеголовы, что позволяло избежать диктовки вслух. Само по себе это было относительно просто – полчаса на переходник, как продемонстрировал это Зейн Горт, шаг за шагом на глазах Гаспара проделавший все манипуляции со словописцем Полпинты. Получив таким образом первоначальное образование, Гаспар начал самостоятельно подключать остальные двадцать девять словописцев, осваивая попутно все новые виды работы механика. Постоянно растущее их число вынудило бы его, наверно, взять расчет, но ему нравились льстивые похвалы и уговоры няни Бишоп и остальных трех нянь, которые то и дело передавали настойчивые требования мудрецов – неожиданно все захотели немедленно получить словописцы и злобно завидовали уже подсоединенным счастливчикам. Однажды на минутку забежал Зейн Горт и с обидным восхищением заявил, что никакой робот не смог бы с этим справиться – только человек способен на такой скучный и однообразный труд, не требующий вдохновения.

Гаспар взял себе за правило ночевать в «Рокет-Хаусе» и спал на раскладушке Джо Вахтера, пропахшей «Антивонином». Покончив наконец со словописцами, некоторое время он сидел в Яслях, сложив на коленях исцарапанные, исколотые, изрезанные, почерневшие от грязи руки, и с гордостью созерцал, как из налаженных им приборов выползают бесконечные ленты, иногда рывком втягиваются назад для исправлений или неподвижно висят, пока творцы лихорадочно обдумывают дальнейшее развитие событий в своих шедеврах.

Гаспару не было суждено долго наслаждаться заслуженным бездельем – если так можно назвать помощь, которую он оказывал трем няням. Как только мудрецы получили свои словописцы, они ежедневно, а иногда и по нескольку раз в день начали требовать «творческих совещаний» с Флэксменом и Каллингхэмом. Это означало, что их самих, словописцы и прочее оборудование нужно было везти в контору, потому что издателям некогда было посещать Ясли. Довольно быстро Гаспар пришел к выводу, что никаких творческих затруднений у мудрецов нет и в помине, а уж говорить о дельных советах, которые они якобы получают от издателей, просто смешно – им нравятся эти ежедневные прогулки после стольких десятилетий заточения в Яслях, на которое обрекли их правила Цукки.

Вскоре стало обычным, что в конторе постоянно торчат с десяток мудрецов вместе с няней, свежими дисками и прочими атрибутами – кто совещаясь, кто готовясь к совещанию, а кто отдыхая после него. Гаспару казалось, что руки у него готовы отвалиться, и он уже отчаянно ненавидел этих капризных, безжалостно остроумных и тяжелых, как свинец, гениев прошлых времен.

Наконец после многочисленных жалоб Гаспару разрешили – притом весьма неохотно – пользоваться лимузином Флэксмена для доставки мудрецов из Яслей в контору и обратно, правда, если лимузин не требовался самому издателю. И все-таки работы было по горло. После ряда стычек ему разрешили организовать хотя бы видимость охраны – яйца грузились в автомобиль и выгружались из него под присмотром одного из братьев Зангвеллов и перевозились в обычных упаковочных ящиках, обложенные стружкой, а не в привлекающей внимание подарочной упаковке.

В качестве последней уступки надоедливому Гаспару был вручен старинный, стреляющий пулями револьвер, который Флэксмен достал из коллекции своего прадедушки, и даже запас патронов, изготовленных роботехниками вручную по рецептам того времени. До этого Гаспар неоднократно пытался одолжить у няни Бишоп ее более современный пистолет, но неизменно получал отказ.

Однако Гаспар был готов смириться со всеми трудностями, если бы няня Бишоп согласилась еще разок посидеть с ним в ресторане или хотя бы выслушать его жалобы в обмен на ее собственные! Увы, она отвергала все его приглашения, и не только поужинать в ресторане, но даже перекусить вместе во время обеденного перерыва, язвительно замечая, что только у бывших писателей масса свободного времени. Мисс Бишоп и мисс Джексон теперь даже ночевали в Яслях. Остальные няни не проявили такой самоотверженности; одна из них даже уволилась. Все свои ночные, а также дневные дежурства няня Бишоп с неукротимой и яростной энергией посвящала заботам о сохранности своих питомцев, требуя неукоснительного соблюдения всех правил, установленных Цукки, – будь то в Яслях, в «Рокет-Хаусе» или в пути.

Насколько мог судить Гаспар, няня Бишоп видела в нем всего лишь послушного исполнителя мелких поручений. Она кричала на него, срывала на нем злость и, как бы тяжело он ни был загружен, всегда находила возможность сделать эту нагрузку потяжелее. Что обиднее всего, с Флэксменом она держалась как воплощенная кротость, с Каллингхэмом бесстыдно кокетничала, а Зейну Горту во время его кратких посещений льстила с женской изобретательностью. И только при виде Гаспара в ней, казалось, пробуждался дьявол.

И все-таки почему дважды за это время, когда Гаспар падал с ног от усталости, няня Бишоп внезапно заключала его в мимолетные, но страстные объятия и, прижавшись к нему, дарила жгучий, дразнящий поцелуй? А потом – легкая улыбка, словно ни объятий, ни поцелуя не было и в помине.

28

Несмотря на то что сами Флэксмен и Каллингхэм ничего не таскали – чтобы не подорвать мораль своих подчиненных, говорили они, – и не покидали своей конторы, вновь снабженной надежными электрозамками, но и они начали уставать от этой литературной гонки.

Флэксмен почти преодолел свой страх перед яйцеголовами, унаследованный с детства, и хотя теперь постоянно беседовал с ними, соглашаясь с каждым их словом, и в минуты забывчивости предлагал им сигары, это приносило мало пользы. Дело в том, что те догадались о его затаенном страхе и начали подшучивать над ним, пугая его воспоминаниями о хирургической операции, перенесенной ими, описывая в мельчайших подробностях, как им перерезали нервы, один за другим, а потом помещали их в банку. Иногда же они просто рассказывали ему о своих переживаниях под видом жутких эпизодов из своих произведений, перемежая рассказы историями о страшных привидениях.

Все чаще и чаще мудрецов приходилось доставлять в контору вручную, так как владелец лимузина отправлялся на длительные прогулки по окрестностям города, чтобы дать отдых своим измученным нервам.

Каллингхэм был сначала весьма польщен тем, что мудрецы то и дело обращаются к нему за советами, но вскоре сообразил, что над ним просто потешаются, и крайне расстроился из-за этого.

Гаспар тоже нервничал. Все больше и больше он понимал, что ответственность за проект «Серебряные мудрецы» ложится на него, а охрана как Яслей, так и конторы никуда не годится. Издатели и слышать не хотели, когда он предлагал обратиться за помощью к полиции или частным детективным агентствам, так как – по их утверждениям – это поставило бы под угрозу саму идею проекта, который должен храниться в тайне.

Конечно, один Зейн Горт мог заменить дюжину вооруженных до зубов телохранителей, но робот почти не появлялся. Иногда он забегал в Ясли на несколько минут, поглощенный какой-то деятельностью, не имевшей, по-видимому, никакого отношения к литературе. То он совещался со своими коллегами-физиками или инженерами, то исчезал из города, то сутками просиживал у себя в мастерской. Он трижды «одалживал» у няни Бишоп Полпинты и вопреки правилам Цукки увозил его с собой на несколько часов. Допытаться, куда они ездили и чем занимались, было невозможно.

Зейн, казалось, даже утратил интерес к мисс Розанчик, хотя розовая роботесса неожиданно прониклась к бедным кругляшам материнскими чувствами и взялась вязать для них шерстяные накидки пастельных тонов с тремя отверстиями для розеток. Накидки, утверждала она, спасут несчастных малышей от простуды, а также прикроют их наготу. В остальном она вела себя вполне разумно, и Гаспар начал даже давать ей поручения, например подежурить в проходной.

Наконец Гаспар решил вызвать Зейна на откровенный разговор. Гаспар только улегся вздремнуть на койке папаши Зангвелла, как в его укромный уголок вошел Зейн, чтобы сменить аккумулятор и сделать профилактическую смазку. Тыча носик масленки во все свои шестьдесят восемь смазочных отверстий, робот рассеянно слушал жалобы Гаспара.

– Час назад, – сказал Гаспар, – я столкнулся внизу с коротконогим тускло-коричневым роботом. У него была квадратная голова и корпус в оспинках. Я вышвырнул его через парадную дверь, но сейчас он, наверно, уже проник в здание через черный ход.

– Не иначе Каин Бринкс, мой давний соперник и конкурент, – ответил Зейн. – Оспины и коричневый лак – просто неуклюжая маскировка. Он явно затевает какую-нибудь пакость. А когда я подходил к дому, у обочины стоял мусоровоз, а в нем сидел не кто иной, как Клэнси Гольдфарб. Он тоже что-то затевает, как пить дать. Скорее всего ограбление складов «Рокет-Хауса». Он уже давно точит на них зуб.

– Какого же черта ты не предпринимаешь никаких мер, если тебе все известно?

– Переходить в оборону, Гаспар, роковая ошибка, – назидательным тоном ответил робот. – Инициатива уходит из твоих рук, и ты начинаешь мыслить на уровне интеллекта своего противника. К тому же у меня нет времени. Расходовать мои способности на защиту «Рокет-Хауса» крайне нерентабельно. Будь здоров.

Зейн уронил старый аккумулятор в мусорную корзину и исчез, прежде чем Гаспар успел возразить.

Именно в эту ночь, охваченный глубокой депрессией, Гаспар прочел первую из рекомендованных ему серебряными мудрецами старинных дословомольных книг. Няня Бишоп буквально навязала ему эту книгу. Да и называлась она странно: «Приключения Гекльберри Финна».

Утром Гаспар пошел за бумажными лентами для словописцев. На обратном пути, нагруженный тридцатью рулонами, он увидел мчавшийся огромный черный катафалк, нестерпимо пахнувший розами. Из заднего окошечка на него торжествующе взглянула Элоиза Ибсен, и по спине Гаспара пробежал холодок. Крепко держа свою ношу, он со всех ног кинулся к «Рокет-Хаусу», до которого было всего два квартала.

У входа стоял Джо Вахтер, размахивавший скунсовым пистолетом с таким неистовством, что прохожие шарахались от него и перебегали на другую сторону улицы.

– Похитили мистера Каллингхэма! – выпалил Джо Вахтер. – Ворвались, сгребли его и увезли с собой. Я успел всадить в их машину три пули из своего верного скунсового пистолета, да только патроны-то оказались парфюмерными. Наверно, двоюродная внучка опять с пистолетом баловалась, не иначе…

Гаспар подбежал к распахнутой двери кабинета. Всюду были видны следы борьбы – кресла перевернуты, по полу разбросаны документы.

Джо Вахтер хрипло прошептал над ухом Гаспара:

– Полицию, что ли, вызвать?

Гаспар не ответил и направился к кабинету Флэксмена. Там на столе покоились три серебристых яйца. Гаспар узнал Ржавчика, Чесунчика и Тупицу. С ними была няня Филлипс, одна из менее самоотверженных. У Ржавчика был включен глаз; он уткнулся в книгу, вставленную в читающее устройство, которое каждые пять секунд переворачивало очередную страницу. Два остальных слушали няню Филлипс, монотонно читавшую им книжку в пестрой обложке. Она подняла голову, но, увидев Гаспара, снова уткнулась в книгу. Флэксмена не было видно.

– Он снова уехал кататься, совсем один, – задышал Джо в шею Гаспару. – Эти вот, серебряные, небось нагнали на него страху. Они тут ждали мистера Каллингхэма. А теперь чего с ними делать?

– Пускай здесь посидят. А где мисс Розанчик? Она ведь сидела у входа, когда я уходил.

Джо почесал в лохматом затылке, глаза его выпучились:

– Странное дело! Я уж было совсем забыл… Чуть только ты за бумагой пошел, заявились тут пятеро молодчиков в черных свитерах и штанах в обтяжку. Столпились они, значит, вокруг мисс Розанчик и принялись что-то кричать, весело так! Ну и она тоже, слышу – про вязанье разговаривают. Потом все ушли. Гляжу – и ее тоже нету. Мне бы подумать, я бы сообразил, что это они ее увели. Ну тут, значит, писатели ворвались, вот у меня все из головы-то и вылетело. А ты понял, как дело-то было, а, Гаспар? Как только ты пошел за бумагой…

– Понял, понял! – крикнул Гаспар и побежал вниз по эскалатору.

На столике в проходной под пресс-папье из лунного обсидиана лежала черная лента словописца. На ней было напечатано розовым шрифтом:

Зейн Горт! Твой чудовищный замысел заменить словомельницы яйцевидными литературными роботами разоблачен нами! Если тебе дороги красота и душевный покой известной тебе роботессы Фелисии Розанчик, немедленно закрой свою литфабрику!

Сыны Сивиллы.

– А вот и мистер Флэксмен приехал! – воскликнул Джо, глянув на улицу через стеклянную стену.

Лимузин Флэксмена ехал медленно – им явно управлял автомат. При виде цели машина свернула к тротуару и остановилась. В ней никого не было, и только на кожаном сиденье лежала короткая записка – четкие черные буквы на сером фоне.

Зейн Горт! Напиши ты хоть сотню человеческих романов, тебе не удастся продать их без издателя. Возьми нас в долю и тогда получишь обратно своего Флэксмена.

Сердитые молодые роботы.

Гаспар почувствовал себя униженным. Ему-то никто не посылал писем с угрозами. Его никто не пытался похитить. Даже Элоиза… а ведь уж она-то могла бы, хотя бы по старому знакомству. Так нет, ветреная писательница похитила Каллингхэма.

– Эгей! Ура! Я добился, добился, добился!

Зейн Горт налетел на Гаспара подобно голубой молнии и закружил его в танце.

– Сейчас же перестань! – бешено крикнул Гаспар. – Флэксмен и Каллингхэм похищены!

– Пустяки! – ответил робот, наконец отпуская его. – Пойми же, я все-таки добился! Эврика!

– И мисс Розанчик тоже похищена! – рявкнул Гаспар. – Вот записки, в которых они требуют выкупа. Между прочим, записки адресованы тебе!

– Прочту, когда будет время, – небрежно ответил робот, засовывая записки в прорезь. – Дело-то сделано! Осталось только проверить, и все!

Он прыгнул в машину Флэксмена и умчался.

– Батюшки! Совсем тронулся, а еще жестяной! – сказал Джо, глядя вслед исчезающему автомобилю. – Ну так как, Гаспар, вызывать полицию?