Текст книги "Искатель. 1969. Выпуск №4"

Автор книги: Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Соавторы: Евгений Войскунский,Леонид Словин,Исай Лукодьянов,Игорь Росоховатский,Борис Поляков,Ричард Росс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

Харитон оторвался от газеты, глянул на своего шефа. Тот наблюдал за ним и нервно стучал по столу костяшками пальцев.

– Как видите, – сказал он с язвительной усмешкой, – мы не только сеем страх и запугиваем…

На столе Ионеску затрещал телефон. Полковник поднял трубку, и Харитон увидел, как лицо грозного шефа вытянулось и посерело.

– Когда это произошло, господин оберштурмфюрер? – спросил Ионеску и, достав платок, вытер выступившую на лбу испарину. – Это ужасно, ужасно, герр оберштурмфюрер… Яволь, яволь… – и мягко, словно хрупкую вещь, опустил трубку на рычаг.

– Немедленно, – прошипел он, наливаясь краской, – зовите всех сюда!

Через полминуты все сотрудники особого отдела сигуранцы были в кабинете своего шефа.

– Господа, – начал полковник, – полчаса назад красные бандиты совершили еще одну крупную диверсию: недалеко от города пустили под откос большой эшелон с живой силой и техникой. Бандиты забросали горящие вагоны гранатами, оторвались от преследования и скрылись в катакомбах…

НА ПРИВОЗЕ

Хмурый осенний день.

Привокзальная площадь, еще недавно шумная, многолюдная, сейчас тихая и пустынная. Кругом воронки, висят оборванные струны трамвайных проводов. У одинокого «опеля», замершего возле полуразрушенного здания вокзала, прохаживается немецкий автоматчик.

Зато на узкой и короткой Привозной улице, ведущей к знаменитому Привозу, городскому рынку, идет бойкая торговля мукой, крупой, рыбой, бельем, посудой, новыми и старыми вещами, квашеной капустой, маслинами, немецкими сигаретами. Кто продает, кто покупает – понять невозможно. Обстановка суматошная, ярмарочная.

Еще более оживленно на самом Привозе, похожем на гигантский муравейник. Здесь меняла на меняле, скупщик на скупщике, спекулянт на спекулянте.

«Запретное стало возможным, – ликует «Одесская газета». – Сон превратился в явь. То, против чего боролись коммунисты, – частная инициатива, – сейчас получило полный простор.

…На этом же базаре существует бойко торгующий винно-закусочный ряд, на котором на чистеньких столиках продается рюмками водка и закуска. Ничего не имея против такой торговли, считаем необходимым заставить продавцов мыть рюмки и стаканы после каждого употребления».

– Продаю осетрюгу, продаю осетрюгу, – басит небритый, с многодневной щетиной курносый мужичок в полосатом рваном бабьем свитере.

– Это осетрина или севрюга? – спрашивает у него другой мужичок, протиснувшийся к «осетрюге» сквозь толпу.

– Это рыба, – объясняет хозяин «осетрюги» и снова басит. – Продаю осетрюгу!..

– Есть подошва, отличная подошва, – кричит еще один небритый любитель-рыболов, хлопая себя по ладони вяленой рыбиной размером с подошву для башмаков пятидесятого размера.

– Покупайте семечки, морские семечки, – предлагает свой товар – связки мелких, черных как уголь бычков – его сосед.

– Продаю слово, продаю слово, – озираясь, негромко шепчет горбун, – плата по соглашению…

За небольшую мзду горбун сообщает, где откроется новый винный погребок, где и какие будут продавать товары. Спрос на «слово» огромный, торговля у горбуна идет лихо.

– Меняю прилишный дубовый гроб на обыкновенную картошку! Пошмотрите, какой великолепный гроб, – шепелявит маленький сухонький старичок в накинутом на плечи теплом платке. – Для шебя держал… Отлишный гроб!..

– Зачем тебе, деда, обыкновенная картошка? – улыбается мальчишка с ноготок в огромной смешной кепке и протягивает старику широкополую шляпу. – Возьми лучше эту необыкновенную шляпу. Ей-ей, не пожалеешь! Это же, глянь, не шляпа, а головной убор самого Рокфеллера. Наденешь и станешь похож на Форда.

– Это ты шнова? Шгинь, Метр ш кепкой, шгинь, нешиштая шила, – сердится старичок и гневно топает ногой. – А не то пожову шешаш кого надо. Вот ты уже где у меня ша шелый день! – хлопает он себя рукой по шее.

– Эх, деда, деда, – смеется Гошка, так зовут мальчишку, прозванного на Привозе Метр с кепкой. – Не понимаешь ты юмора и трагедии текущего момента. Шляпа – это вещь, а гроб, – он машет рукой, – даром давай – не возьму. Если уж предлагать кому, то вон тем, – он кивает на двух полицаев, подошедших к пареньку-чистильщику в казацкой кубанке.

– В момент чтобы были как новый гривенник, – не глядя на чистильщика, приказывает толсторожий полицай и ставит на стульчик грязный сапог.

Другой полицай прислоняется к дереву и, закурив, как коршун, что-то высматривает в рыночной суете.

– Готово, – говорит чистильщик. – Не сапоги, а зеркало… С вас две марки.

– А вот это не хочешь? – полицай ржет и показывает мальчишке кукиш.

– Дай ему по шее, – советует второй полицай, – и потопали, кажись, нам пора.

Полицаи уходят.

– Горячий пролетарский привет честным труженикам Одессы! – восклицает Гошка, остановившись перед чистильщиком.

– Ах, это ты, Метр с кепкой! – радуется чистильщик. – Жив, курилка?

– А что со мной станется? – отшучивается Гошка. – Не фартовое, мастер, место выбрал. Да и вообще не доходное это дело, ей-ей!

Он важно усаживается на табуретке, достает из-за пазухи пачку марок.

– Одна операция – и, – Гошка хлопает марками по кубанке чистильщика, – недосчитались фрицы двух ящиков галет. Правда, одного нашего пацана зашухерили, чуть отбивную из него не сделали, но… – он разводит руками, – сам понимаешь, время военное, потери неизбежны.

– Не дело это, Гошка, – говорит чистильщик, поправляя кубанку. – Поймают – печенку отобьют. Или, – он делает выразительный жест рукой, – веревку на шею и к первому фонарю подвесят.

– А блеск за леи и марки наводить – дело? – зло щурится Гошка. – Мне стыдно за вас, гражданин мастер. Очень стыдно, И вся Одесса за вас краснеет.

Заметив в толпе толстую немку с сумочкой, он вскакивает, словно его подбросило пружиной.

– Пардон, мастер! Меня, ей-ей, кажется, заждалась гранд-дама.

Гошка галантно расшаркивается перед чистильщиком, который смотрит на него с грустной улыбкой, подтягивает брюки и важно, вперевалочку направляется вслед за «гранд-дамой».

В это время к Привозной улице со стороны вокзала подъехал грузовик с солдатами.

– Полундра, землетрясение! – слышится чей-то возглас, и вмиг рынок превращается в потревоженный муравейник.

Солдаты и полицаи перекрывают выход с Привозной улицы, начинают проверять документы.

В противоположном конце переулка, у входа в Привоз, раздается несколько выстрелов.

– Вон он, вон! – кричат полицаи и кидаются сквозь толпу, расшвыривая всех и все на своем пути.

Выстрелы учащаются. Люди прижимаются к стенам домов, и все становится видно как на ладони. У входа в Привоз, прижимаясь к воротам, стоит высокий мужчина и почти в упор стреляет в бегущих к нему солдат и полицаев.

Несколько солдат и полицаев падают. Но и стреляющий как-то странно надламывается и опускается на колени. Затем он поднимает голову и подносит пистолет к виску…

САМЫЙ ОБЫЧНЫЙ ДЕНЬ

Мужчину, покончившего с собой, а также своих убитых и тяжелораненых солдаты и полицаи грузят в машину и уезжают. Рынок пустеет. Лишь старичок кряхтит у своего «великолепного дубового гроба», не зная, то ли тащить его обратно домой, то ли плюнуть на него и бросить.

– Видел? То-то… Настоящий был одессит, не то что некоторые, – говорит чистильщику появившийся с дамской сумочкой Гошка.

Чистильщик молча, наклонив голову, укладывает щетки в короб.

– Да оставь ты, деда, это сокровище! – обращается к старичку Гошка. – Сколько оно стоит – сорок лей, шестьдесят? На, держи, – он отсчитывает и вручает ему деньги, затем пинает гроб ногой.

– Жалко брошать, – шепелявит дед. – Хранил штолько лет!

– Как знаешь! – Гошка машет рукой, уходит.

Когда Гошка скрывается за углом ближайшего дома, Яша – а это он – встает и не спеша направляется домой. Погиб еще один товарищ. Геройски! Что он подпольщик – ясно! Но из какого отряда? И куда шел? Его, наверно, ждут и не знают, что его кто-то выдал. Надо сообщить дяде Володе, он, вероятно, связан с другими отрядами и передаст кому следует. Да, придется пробираться к катакомбам. Ребятам удалось узнать, где гитлеровцы устроили базовый склад горючего. Находится он рядом со спиртозаводом. Горючее подвозят в танкерах из Плоешти. Говорят, что бензин авиационный. Сведения об этом складе Бадаев просил передать в отряд как можно быстрее. Кое-что они узнали еще третьего дня – в порт прибыло пять транспортов с войсками. Недалеко от города появился новый аэродром. В бывших овощехранилищах гитлеровцы устроили склад артиллерийских снарядов. А тут еще этот случай на рынке…

Путь домой неблизкий, но Яша не торопится. Торопиться некуда. Все ребята на задании. Саша Чиков ведет наблюдение в порту. Братья Музыченко шагают «в село за продуктами»: следят за всем, что делается на Московской дороге вблизи города. Гриша Любарский в нефтегавани. Саша Хорошенко изучает подходы к новому складу артиллерийских снарядов. Дома, в примусной мастерской, только брат Алексей. Да и у него дел полно. Поделиться бы новостью с Федоровичем-Бойко, да разве его когда-нибудь застанешь на месте? Днем с огнем не найдешь! Постоянно пропадает где-то до полуночи и возвращается домой пьяный. Действия их, Яшиной группы, его, кажется, не очень-то интересуют. И вообще с ним словно что-то случилось. Стал вспыльчивым, резким. И всегда как будто чего-то боится. Войдет в квартиру, приложит ухо к двери и минут десять стоит, прислушиваясь: не идет ли кто по лестнице? А потом обязательно спросит, не заметил ли кто из ребят слежку за собой… Что это? Осторожность или?.. Нет, нет, скорее всего осторожность!..

Однако скоро комендантский час, да и моросит, на улицах ни души, пора возвращаться домой.

То, что произошло на рынке, не выходило у Яши из головы. Солдаты и полицаи, судя по всему, появились на Привозе не случайно. О подпольщике им кто-то сообщил. Определенно!..

На улице Чкалова, у столба с объявлением, Яша останавливается. Дядя Володя советовал просматривать объявления регулярно.

«Ресторан «Романия» (бывш. Робина, ул. А. Гитлера, 12)…Играют два оркестра… Выступление лучших артистов Оперного театра… Первоклассная кухня, большой выбор порционных блюд, холодных и горячих закусок, сладости (изготовленные на сливочном масле под личным наблюдением Бакова). Водка, вина, пиво, воды… Танцы, развлечения, игры, для любителей открыт бильярд. Буфет а ля фуршет. Принимаются заказы на сервировку столиков. Условия в конторе ресторана с 9 до 18 часов».

Лучше бы не читал! Яша глотает слюну. С утра во рту маковой росинки не было… Люди голодают, старик вон дубовый гроб на картошку меняет, а тут а ля фуршет… играют два оркестра!..

Яша быстро пробегает глазами объявление. Вот это, пожалуй, самое важное для него:

«В последние дни увеличились нападения цивильных особ на лиц, принадлежащих к немецкой и союзной армии. Поэтому воспрещается всем цивильным гражданам с наступлением комендантского часа оставлять свои квартиры. Окна должны быть закрыты, двери тоже, но не на ключ. Кто появится на улице или покажется в окне или у открытых ворот, будет без предупреждения расстрелян. Это распоряжение – вступает в силу сегодня, с 15 часов. Боевой комендант г. Одессы».

Рядом с распоряжением новый приказ командующего войсками города:

«…Каждый гражданин, проживающий в городе, который знает о каких-либо входах в катакомбы или подземные каменоломни, обязан в течение 24 часов с момента опубликования настоящего приказа сообщить о них в письменной форме в соответствующий полицейский участок.

Караются смертной казнью жители тех домов, в которых по истечении указанного срока будут обнаружены входы в катакомбы, о которых не было сообщено властям.

Несовершеннолетние нарушители сего приказа караются наравне со взрослыми.

Приказ ввести в силу с 8 часов утра 5 ноября 1941 года».

Яша оглядывается. Поблизости никого. Он срывает приказ и прячет в короб под щетки и баночки с гуталином. Этот приказ надо обязательно передать дяде Володе.

На улице Кирова он заглядывает в продовольственный магазин. Прилавки пустуют. Пынтя, городской голова, не спешит снабжать город продуктами.

ЛЮКС-ПОЕЗД ПРИБЫВАЕТ ПОСЛЕЗАВТРА

На следующий день, придя со своим коробом на вокзал, Яша увидел, что район вокзала оцеплен полицаями.

Случилось что? – спросил он у полицая.

– Топай, топай, – заторопил его тот.

«Полицай спокоен, – отметил про себя Яша. – Стало быть, на облаву не похоже. Во время облавы они как осы из разоренного гнезда. Тут что-то другое».

Уходить он не спешил. Окинул взглядом площадь и поразился неожиданной перемене. Воронки исчезли. На их месте чернели свежие гудроновые заплатки. Трамвайные провода натянуты. Левое крыло вокзала, разбитое бомбой, разобрано, часть правого – в лесах. На уцелевших колоннах – лозунги на немецком и румынском языках. На площади за трамвайной линией, ближе к скверу, рабочие устанавливают трибуну. На путях под парами два бронепоезда. По перрону прохаживаются немецкие часовые. «Эге, – мелькнула догадка, – приезжают, видно, какие-то важные гости. Но кто и когда?»

Яша опустил на землю короб, достал пачку немецких сигарет и, надорвав уголок, щелчком ловко выбил сигарету.

– Прикурить не найдется?

– Ого! – полицай вскинул брови, жадно потянулся к пачке. – Немецкие?

– Ага, германские. Угощайтесь.

«Угостился» полицай щедро – вытряс из пачки половину ее содержимого.

– Пожалуйста, пожалуйста, берите еще, не стесняйтесь, чего там, – предложил Яша, разминая в пальцах сигарету. – У меня этого добра сколько хочешь.

– Откуда? – заинтересовался полицай, чиркнув спичкой.

– О! Это секрет фирмы. Если хотите – могу предложить по дешевке…

– Сейчас?

– Сию минуту.

Яша порылся в коробе, вытащил три пачки.

– Рассчитаемся завтра или на днях, – сказал полицай, рассовывая пачки по карманам.

Это был явный грабеж средь бела дня!

– Э-э, нет, так не пойдет, – запротестовал Яша, довольный тем, что полицай клюнул на приманку. – Деньги, как говорится, на кон. Моя фирма в кредит не отпускает.

– Не прогорит твоя фирма из-за трех пачек, ничего с ней не станется, – проворчал полицай и с удовольствием сделал глубокую затяжку. – Ничего курево, дымить можно.

– Вы обижаете и меня и мою фирму! – воскликнул Яша, искоса поглядывая на перрон. – Сигареты аж из Берлина, высший сорт. Люкс!

– Да, да, у германцев все люкс! – согласился полицай. – Люкс-сигареты, люкс-поезд…

– Люкс-поезд? – удивился Яша, насторожившись. – Чудно… Люкс-сигареты – это я понимаю. Ну еще там – люкс-штиблеты, люкс-шляпа, а чтобы люкс-поезд! Даже и не верится. Большое, видно, начальство приезжает, раз люкс-поезд?

– Генералы из Берлина и Бухареста, графы и бароны, – похвалился полицай, напуская на себя важность и значительность.

– Ух ты! – Яша даже присвистнул. – Вот когда у меня будет работка. – И он показал на короб. – Срочно надо доставать новые щетки и люкс-гуталин. Когда же мне появиться тут, чтобы не проморгать люкс-клиентов?

– А уж об этом спроси у коменданта города, – посоветовал полицай и заржал.

– Ну да! – Яша покачал головой сокрушенно и поднял короб. – Наверное, и вправду придется идти к коменданту…

Домой он не шел, а почти бежал, хотя ему и мешал короб. Новость, которую он узнал, надо немедленно сообщить в катакомбы. Люкс-поезд… Генералы из Берлина и Бухареста… Графы и бароны.

Прибывает люкс-поезд, видно, скоро. Завтра или послезавтра. Но не сегодня. Во-первых, уже вечереет. Скоро комендантский час. Улицы пустеют. Жизнь в городе замирает. А в безлюдье, тем более ночью, тайком, такие «гости» вряд ли станут въезжать. Не солидно! Все-таки генералы, бароны, черт бы их побрал! Во-вторых, будь приезд этих кровопийц тайным, на вокзале не велись бы приготовления. Наверняка городской голова господин Пынтя распорядится согнать на привокзальную площадь «верноподданное» население и обставит все с помпой. И духовой оркестр будет и хлеб-соль на вышитых рушниках… Стало быть, вечер и ночь отпадают – слишком неподходящее для такого случая время. Исключается и послезавтрашний день. Лозунги – уж это он хорошо приметил! – написаны на бумаге. А сейчас ноябрь, день на день не приходится. Сегодня – солнце, завтра – слякоть. Двое суток лозунги не провисят, раскиснут от дождя, ветер их в клочья истреплет. Значит, завтра.

А вдруг не завтра, а послезавтра? К дяде Володе надо идти с точными данными.

«Полицай, – размышлял он, – брякнул, что данные о прибытии люкс-поезда знает комендант. Что верно, то верно…»

Яша замедлил шаги, сам еще не зная зачем, сделал порядочный крюк и очутился на улице Бебеля.

Он прошел мимо комендатуры, скользнул глазами по окнам второго этажа. Вон они, угловые – раз, два, три – окна коменданта. Четвертое окно, с балконной дверью, находится за углом со двора. Во дворе, в двух шагах от стены, почти ствол к стволу растут наперегонки два больших дерева – каштан и дикая груша. Под этим шатром они, мальчишки, не раз прятались в сильный ливень.

Несколько толстых веток, как руки, легли на перила балкона. По бугристому стволу груши, а затем по веткам-рукам ничего не стоит забраться на балкон.

Яша пересек улицу, зашел за дерево и, сняв короб, остановился. Тут же, словно из-под земли, перед ним появился Саша Чиков.

– А ты здесь зачем? – спросил он.

– Тебя пришел проведать, – ответил Яша. – Что нового?

– Недавно у коменданта проходило какое-то совещание. Надымили так, что генерал даже балконную дверь открыл. Глянь!

Действительно, балконная дверь была приоткрыта.

«Эх, шапку-невидимку бы сейчас да через эту дверь к коменданту в гости», – подумал Яша, вздохнув.

– Минут десять, как совещание закончилось, – продолжал Саша. – Машин было – тьма…

– А комендант что, у себя?

– Нет, погрузился в свой «опель» и укатил куда-то.

– Значит, там никого?

– Кажется…

Яша метнул взгляд на балкон. «Что, если?..» Он почувствовал, как бешено заколотилось сердце и в висках застучала кровь. «Поспешность и необдуманность в нашем деле…» – вспомнились ему вдруг слова Владимира Александровича. Но тут же эту мысль вытеснила другая: «Бывают ситуации, когда успех дела могут решить только быстрота и натиск…»

– Граната с тобой? – спросил Яша.

– Со мной, – ответил Чиков, еще не догадываясь, что задумал его товарищ и командир.

– Держи короб. А я – туда. – Яша скосил глаза в сторону балкона.

– Туда! Сейчас? Ты сошел с ума!

– Не тараторь! Слушай. Завтра прибывает специальный поезд. Генералы из Бухареста, графы и бароны, сволочь всякая. Усек? Поэтому, наверное, и проходило совещание у коменданта. Время прибытия поезда знают немногие. После совещания на столе у коменданта могли остаться кое-какие записи. Понял?

Чиков кивнул головой.

– Если понял, незаметно спусти мне в карман гранату. Она мне может пригодиться. Действуй по обстановке. Если что – прикрывай, а там останусь – уходи и сегодня же проберись в катакомбы к нашим.

Сказав это, Яша кинул взгляд на часового. Часовой, немолодой рослый солдат, в этот момент приблизился к углу здания комендатуры, напротив которого стояли друзья, круто, как по команде, повернулся на сто восемьдесят градусов, зашагал в обратном направлении.

– Больше, кажется, поблизости никого, – сказал Яша.

– Штиль, – прошептал Чиков, опуская другу в карман пиджака ребристую лимонку.

Действовал Яша молниеносно. Перебежал через улицу, шмыгнул в щель между створками ворот и оказался во дворе под балконом. Еще два-три мгновения – и он, вскарабкавшись по стволу груши, спрыгнул на балкон, проскользнул в открытую дверь.

«Раз, два, три, четыре, пять… – начал отсчитывать секунды Чиков, наблюдая за улицей. – Сто десять, сто одиннадцать, сто двенадцать… Что он там делает? Почему застрял? Сто тринадцать, сто четырнадцать»…

Яша не показывался. «Сто двадцать пять, сто двадцать шесть, – продолжал считать Саша. – Где же он? Или схватили? Тогда бы он услышал возню, выстрелы. Живым им Яков не дастся… Сто двадцать девять, сто тридцать, сто тридцать один…»

«Наконец-то!» – обрадовался Чиков, глядя на друга из-под руки.

Часового, видимо, что-то насторожило. Увидев Сашу, он повел стволом автомата в сторону: не задерживайся, мол, проходи.

– Мне бы чирк-чирк, – попятился Саша, достав пачку сигарет.

– Пу! Пу! – наступал часовой, делая страшное лицо.

– Не надо «пу-пу», ни к чему.

Часовой остановился и, выбросив руку вперед, топнул ногой.

– Вас понял, хорошо понял…

Тем временем Яша спустился вниз и, выскользнув из ворот, юркнул в проходной двор.

Друзья встретились на Дерибасовской.

– Ну как экскурсия? Прошла удачно? – спросил Саша.

– Графы и бароны прибывают послезавтра в двенадцать часов дня. Расписание движения поездов лежит на столе.

В ВОРОНКЕ

За город Яша выбрался легко. Выручила кромешная темень, и помогло то, что раньше изучил чуть ли не каждый проходной двор. Но основная трудность была впереди. Незаметно проскользнуть мимо засад врага, оседлавшего все тропы, которые вели в катакомбы. Каратели, боясь внезапных вылазок партизан, брали с собой в секреты овчарок-волкодавов.

Яша шел вдоль обрыва, надеясь, что этот путь самый безопасный. Осень, идут дожди, и здесь часто бывают оползни и обвалы. «Вряд ли фрицы устроили тут засаду, – решил он. – А если и устроили, то не у самого обрыва». Через каждые сто-двести метров он останавливался, прислушивался к малейшим шорохам и звукам, припадал к земле и замирал, пристально всматриваясь в темень. Больше всего он боялся овчарок. Они могли подкрасться бесшумно и наброситься сзади. Отбиться от них тогда было бы немыслимо.

Иногда Яше начинало казаться, что четвероногий враг затаился где-то совсем рядом, и он спешно отползал к самому краю обрыва. Если падать, то вместе с овчаркой. В руке он сжимал браунинг и, спружинившись, ждал, что вот-вот в воздухе мелькнет сильное тело зверя. Сердце, как маятник, гулко отсчитывало удары.

Когда до балки, где был потайной вход в катакомбы, осталось меньше полукилометра, вспыхнули прожекторы. Их лучи рассеяли темноту и старательно начали прощупывать каждый метр. Яша прыгнул в ближайшую воронку. И оцепенел: на дне воронки лежал полицай. Он спал. Возле него валялся автомат. От шума полицай открыл глаза и, не разобравшись спросонья, в чем дело, выругался:

– Ты что как домовой?

Увидев незнакомого мальчишку, который наставил на него пистолет, заморгал глазами. И приснится же чертовщина какая! Инстинктивно его рука потянулась к автомату.

– Назад! – приказал Яша. – Если пошевельнешься – получишь пулю в лоб. Отними руку!

Стало быть, это не сон! Полицай подчинился. С этим молокососом, видать, шутки плохи. Он не сводил с Яши глаз, настороженно и зло следил за каждым его движением.

В воронке было тесно. Яша попятился, присел. Полицай мог изловчиться и выбить браунинг.

По лицу полицая было видно, что страх у него проходит. Еще несколько мгновений – он окончательно возьмет себя в руки, и тогда трудно сказать, чем кончится эта встреча. Стрелять? Выстрел может услышать другой секрет.

– Что, попался в мышеловку? – осклабился полицай, приподнимаясь на локте. – Давай, парень, договоримся так: я не видел тебя, а ты меня. Поворачивай оглобли и дуй в город. Выберешься отсюда живым – твое счастье, не выберешься – значит, на роду тебе так написано. Проваливай, стрелять не буду. Вот те крест!

Яша сдвинул на переносице брови. Знал: стоит повернуться, как этот верзила набросится сзади, вырваться из его лап вряд ли удастся. А если и не набросится, то пошлет пулю в спину.

– Поворачивайся на другой бок! – скомандовал он, – Считаю до трех. Раз, два…

– Какой же ты дурной и горячий, – ухмыльнулся полицай, поджимая под себя ноги и по-прежнему не сводя с Яши глаз. – Конечно, ты можешь меня застрелить и пробраться в свою преисподнюю, но знай, что оттуда никто не выйдет. Немцы собираются штурмовать катакомбы. Скоро прибывает специальный батальон.

– Когда?

– Мне они не докладывали. Может, через неделю, а может, и раньше.

Полицай, наверное, считал, что мальчишка, как птица в силках, не вырвется, и тайна, которую он выдал, далеко не уйдет. В соседней воронке второй секрет. Кроме того, самое большее через полчаса придет смена. Только бы заговорить мальчишке зубы.

Что делать дальше, Яша не знал. Оставаться в воронке было опасно.

Щупальце прожектора проползло над воронкой. От ослепительного света на какое-то мгновение Яша зажмурился и получил сильный удар сапогом в живот. Падая, успел выстрелить.

Когда очнулся, было темным-темно.

Пошарил возле себя руками. Под пальцами зашуршала сухая земля. У правой ноги нащупал браунинг.

Снова вспыхнули прожекторы. Привстав, Яша увидел: пуля угодила полицаю в голову…

Надо выбираться из этой воронки и бежать к балке. Расстояние до нее – пятьдесят-семьдесят метров, не больше. Яша Достал из кармана финку. Теперь он знал, что делать, если еще раз встретится с врагом лицом к лицу…

ВСТРЕЧА

Пятница, седьмое ноября. С утра главные улицы города – Дерибасовская, Пушкинская, Ленина, Карла Маркса, Приморский бульвар, а также Привокзальная площадь украшены фашистскими флагами. Сегодня «знаменательный день, незабываемая дата» в жизни города: прибывают важные гости из Берлина и Бухареста, графы и бароны, правительственные чиновники.

Улицы подметены, завалы и баррикады разобраны.

Раньше, чем обычно, на Дерибасовской, 12 открывается кафе-кондитерская. Это словно сигнал. Владельцы ресторанов тут же открывают двери своих заведений, приглашают посетителей. «Милости просим, заходите! – кричат зазывалы. – По случаю праздника цены на водку, вина и пиво снижены. Закуска – бесплатно!»

К десяти часам «ликующее население» – толпы переодетых полицаев, жандармов, гестаповцев и фашистских солдат – устремляется к вокзалу. Вслед за ними тянутся представители делового мира, сотрудники муниципалитета.

В церкви богослужение. Священник произносит взволнованную проповедь. На его глазах слезы… «Прихожане» – прибывшие с войсками за легкой поживой еще в первые дни «освобождения» города проходимцы – тоже вытирают платками слезы радости и счастья. Наконец-то сбывается то, о чем они мечтали, отправляясь в эти края. Правда, и сейчас они уже состоятельные люди, имеющие солидный капитал, но с приездом высокопоставленных чиновников их пребывание здесь будет узаконено, они получат приличные должности, станут еще богаче…

Десять часов тридцать минут. На вокзале уже все готово к встрече гостей. В сквере возле трибуны в окружении многочисленной офицерской свиты командующий войсками генерал Гинерару, городской голова Одесского муниципалитета Герман Пынтя и его помощник Выдрашку, шеф гестапо полковник Шольц, особоуполномоченный рейхсфюрера Гиммлера оберштурмфюрер Ганс Шиндлер, полковник Ионеску со своими сотрудниками – майором Курерару, капитаном Аргиром, локатинентами Тылваном, Друмешем, Жоржеску, Харитоном.

Вокруг начальства и офицеров вертятся в ослепительно белых одеяниях официанты из ресторана «Романия» – угощают «чайком». На подносах фарфоровые чайники, хрустальные фужеры. «Чаёк» имеет приятный вкус коньяка.

Возле правого крыла здания вокзала, под лесами, расположился военный оркестр. Звучат бравурные мелодии.

Невдалеке под каштаном Харитон замечает мальчишку-чистильщика. Задрав голову, он наблюдает за воробьями, которые устроили на дереве драку. Харитон усмехается. Сообразительный чертенок! Знает, где можно подзаработать. Харитон направляется к чистильщику. Тот, еще издали увидев клиента, достает из короба щетки и начинает махать ими, как бы стряхивая с сапога пыль.

– Ну и как, без дела не сидишь? – спрашивает Харитон.

Чистильщик шмыгает носом.

– Что за работа? Один даст лею или марку, другой подзатыльник. Вам на сколько блеска – на одну лею, на две?

– Сначала посмотрим, каков блеск.

– О, такого блеска не найдется и в Париже.

– Тогда на десять лей.

Харитон меряет чистильщика с ног до головы оценивающим взглядом. Из такой вот голодной шпаны можно сколотить незаменимый легион тайных осведомителей.

– Скажи: тебе хочется заработать денег?

Холодные глаза Харитона испытующе сверлят паренька.

– Гы-ы-ы! Шутите, господин! – смеется чистильщик и шмыг-шмыг щетками по сапогу.

– Товарищи у тебя есть?

Настроение мальчишки моментально портится.

– До войны со мной многие водились…

– Ах вон оно что! – Харитон качает головой. – Им не нравится твое теперешнее занятие?

Мальчишка кивает утвердительно.

– Почему же ты выбрал эту профессию?

– Голод не тетка…

«Вот-вот, – радуется Харитон. – Голод может стать моим надежным союзником. За кусок хлеба такие оборвыши продадут и отца родного».

– Слышите? – замечает чистильщик, укладывая щетки в короб. – Вроде гром…

– Да, почти как весной, – улыбается Харитон. – Звать-то тебя как?

– Гришкой.

– Держи, Гриша. – Харитон протягивает мальчишке деньги. – Сдачи не надо. Ты их заработал честно. Да и праздник сегодня. Купи себе конфет, пряников и вообще чего хочется.

– Спасибо, – благодарит Гришка. – Так много мне никто не давал.

– Наверное, не всегда стараешься. Сапоги вон какие – горят.

Харитон кидает взгляд на часы, треплет старательного и приглянувшегося ему парнишку по голове и направляется к трибуне, возле которой образовалась вдруг большая толпа. С чего бы так?

Подойдя к толпе, Харитон видит бледного как мел начальника вокзала, который стоит перед таким же мертвенно-бледным, без единой кровинки на лице, командующим войсками генералом Гинерару.

– Может, ваш телефонист что-то напутал? – в голосе генерала звучит металл. – Может, крушение потерпел порожняк или бронепоезд?

– Порожняк и бронепоезда прибыли благополучно и находятся на станции, – отвечает начальник вокзала, и Харитон начинает догадываться, что речь идет о специальном поезде и что с ним произошло что-то непоправимо ужасное…

Как бы подтверждая его догадку, генерал снимает фуражку. За ним обнажают голову остальные…

По-прежнему над праздничной Привокзальной площадью звучат бравурные мелодии…

* * *

«Партизаны из отряда В. И. Молодцова-Бадаева сумели обойти кордоны жандармов и недалеко от станции Застава заминировали полотно железной дороги… Прогрохотал порожняк. За ним проследовали несколько дрезин, два бронепоезда. Но вот показался люкс-поезд. Он шел на большой скорости. Как только паровоз прошел над миной, раздался выстрел. Люкс-поезд с титулованными чиновниками полетел под откос. Более 250 трупов извлекли фашисты из-под горящих обломков».

(Из документов)

ОТВЕТСТВЕННОЕ ЗАДАНИЕ

– Мы уже волноваться начали, – сказал Гриша Любарский, когда Яша появился в мастерской.

– Думаешь, что если начальство, то все тебя ждать обязаны? – проворчал брат Алексей.

– Вечно ты, Леха, как самовар…

Яша улыбнулся, опустил короб на пол.

– Два часа ждем, – вступился за Алексея Саша Чиков.

– Вы же знаете: я не на прогулке был.

Яша присел на топчан, обвел счастливым взглядом товарищей. Вся группа была в сборе. На ведрах, перевернутых вверх дном, тихо и чинно, как первоклассники, сидели спокойные и рассудительные братья Иван и Николай Музыченко; на массивном кованом сундуке, который неизвестно откуда и зачем приволок Алексей, как турецкий паша, важно и лихо восседал веселый и удачливый Саша Чиков; под самыми «небесами», на верху деревянной садовой лестницы, устроился сочинитель страшных катакомбных сказов, отчаянный и бесстрашный Александр Хорошенко; на табуретке в неизменной позе, склонившись над дырявым чайником, сидел брат. Любарский стоял у входа.