Текст книги "Искатель. 1969. Выпуск №4"

Автор книги: Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Соавторы: Евгений Войскунский,Леонид Словин,Исай Лукодьянов,Игорь Росоховатский,Борис Поляков,Ричард Росс
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)

Ричард РОСС
КОФЕЙНАЯ ЧАШКА[7]7
  Впервые на русском языке рассказ был опубликован в журнале «Вокруг света» в 1938 году.


[Закрыть]

Рисунки Н. ГРИШИНА

– Как будто все ясно, сэр?

– Думаю, что так, сержант.

Инспектор сыскной полиции Бертон поднес кофейную чашку к лицу.

– Надо бы послать на анализ. Впрочем, сомнений почти нет.

Он внимательно посмотрел на молодого человека, блондина лет тридцати, что лежал скорчившись на диване.

– Еще один изгнанник из страны фашизма, – сочувственно пробормотал Бертон.

– Да, и, видимо, это действовало на его рассудок, – добавил сержант. – Посмотрите на эту промокательную бумагу, сэр. По ней видно, в каком он был состоянии.

Бертон подошел к письменному столу. Помимо обычных чернильных отпечатков и пятен, на бумаге виднелись три знака свастики разных размеров, нарисованные как бы невзначай.

– Интересно, – сказал Бертон. – И две кофейные чашки. Но из второй не пили.

– Может быть, он ждал кого-нибудь, сэр?

– А устав дожидаться, выпил кофе и покончил с собой! – усмехнулся Бертон.

В это время раздался звонок. Сыщики переглянулись.

Бертон вышел в маленькую прихожую и распахнул дверь. Перед ним стояла обворожительная девушка.

Она была одета в простенькое платье. На ее белокурой головке не было шляпы. При виде сыщика она вздрогнула.

– Эрих?! – прошептала она с испугом.

– Вы желали видеть мистера Шмидта?

– Э-э… да, мистера Шмидта. Он здесь или вы его?..

Бертон ввел девушку в прихожую.

– Ваш друг заболел, – сказал он.

Она вцепилась в его рукав и пристально посмотрела в глаза.

– Он убит?

– Нет, нет! – Бертон внимательно взглянул на девушку и после некоторой паузы добавил: – Боюсь, что он сам лишил себя жизни.

Она энергично покачала головой.

– Эрих не сделал бы этого! Могу я видеть его?

– Потом. Сейчас я хочу задать вам несколько вопросов. Вы тоже немка? – спросил он, открывая записную книжку.

Она молча протянула ему паспорт.

– «Анна-Роза Маннгейм», – прочел он. – Мистер Шмидт ждал вас сегодня?

– Разумеется. – Ее тонко очерченные брови приподнялись. – Он позвонил мне часа три назад. Попросил зайти поговорить о нашем… нашем будущем.

– Значит, вы решили пожениться?

– Да. Эрих давно хотел этого.

Брови Бертона сдвинулись.

– И через три часа после того, как вы дали свое согласие, он принял яд? Странно. Были у него враги?

Она горько улыбнулась.

– У каждого немца-антифашиста есть враги.

– Так. Скажите, мисс Маннгейм, кто вел хозяйство мистера Шмидта, кто мыл его посуду?

– У него была прекрасная приходящая прислуга. В его комнате все блестело.

– Спасибо. Теперь я только запишу ваш адрес.

* * *

– Но позвольте, – сказал Бертон, не веря своим ушам. – Вы хотите сказать, что мы должны прекратить это дело?

Его шеф посмотрел на свои ногти.

– Начальство убеждено, что это самоубийство, и по каким-то соображениям не желает поднимать шума. Этот Шмидт был антифашист, да еще иностранец.

Бертон тяжело задышал.

– Если начальство так чертовски много знает об этом деле, то зачем оно заставляет бедного сыщика терять попусту время на расследование?

– Ну, вы немногое узнали. Мне дело представляется совсем простым. Это не первый случай. Отчаявшийся эмигрант…

– Вы правы, – медленно произнес молодой сыщик. – За последние полтора года покончило самоубийством трое немцев, и во всех трех случаях фигурировали свастики.

– Вполне естественно. Свастика – эмблема фашизма. Не удивительно, что она им вспоминалась.

– Но это не объясняет одного: почему чистая кофейная чашка была грязной?

– Чистая – грязная. Что вы хотите сказать, Бертон?

– А вот что. Вторая чашка на первый взгляд была чистой, но для такой женщины, как прислуга Шмидта, она была грязной. Ее выполоскали, видимо, холодной водой, но на дне остался едва заметный осадок, а на краю я нашел коричневое кофейное пятно: с этого края пил убийца.

– Вы начитались Конан-Дойла, дорогой мой! На какие еще мысли натолкнула вас запачканная чашка?

– Убийца был знаком со своей жертвой и пользовался ее доверием. Когда он явился к Шмидту, тот угостил его кофе, который приготовил для себя и для невесты. Убийца подсыпал ему порошок в чашку и подождал, пока яд оказал свое действие. Затем выполоскал чашку, из которой пил сам, и ушел.

– Здорово, Бертон! – И очень убедительно.

– Ваше решение окончательно, шеф?

Тот кивнул утвердительно.

– Вы очень изнервничались, Бертон, – добавил он, – почему бы вам не поехать в отпуск?

– Спасибо, я возьму отпуск, и очень продолжительный. – Голос Бертона прерывался от негодования. – Я напишу прошение об отставке. Но я докопаюсь до сути этого дела!

* * *

Бертон позвонил у подъезда мрачного дома, в котором жила мисс Маннгейм. Где-то высоко над ним открылось окно. Он отступил назад и задрал голову кверху.

– Ах, это вы, – послышался оттуда голос мисс Маннгейм.

Что-то просвистело мимо Бертона и звякнуло о тротуар. Он наклонился и поднял французский ключ. Отперев дверь, Бертон стал подниматься по лестнице, которая, казалось, никогда не кончится. На самой последней площадке открылась дверь, и в ней появилась мисс Маннгейм, Ее маленькая квартирка оказалась очень чисто убранной. Запыхавшийся Бертон с благодарностью опустился в предложенное ему кресло.

– Прелестные цветы, – сказал он, взглянув на большой букет, стоявший в вазе на столе.

Она улыбнулась.

– У нас много друзей в Лондоне.

– И врагов?

– Возможно!

– Вы меня испугались, когда я вам открыл дверь в тот вечер. Почему?

Мисс Маннгейм несколько смутилась.

– Я увидела, что вы полицейский. А я не очень доверяю им. Видите ли, я ничего плохого в Англии не сделала, но ваше министерство внутренних дел ведет себя порою довольно странно. А мне не хотелось бы отсюда уезжать.

– Я уже больше не полицейский, – сказал Бертон, – если это может вас успокоить.

Он рассказал ей все, что считал нужным.

Девушка серьезно посмотрела на него.

– Вы очень честный человек, мистер Бертон.

– Меня смущает только одно, – признался он. – Откуда эти свастики на промокательной бумаге? Зачем их нарисовал Эрих или кто-либо другой? Только в романах злодеи оставляют «подписи», совершая преступления. Эти знаки, – продолжал Бертон, – за последнее время фигурировали еще в двух случаях: один раз на конверте, найденном в кармане умершего, во втором случае три свастики были начертаны на столе, покрытом пылью.

Девушка быстро закивала.

– Я знала и Вассермана и Ринглера, – сказала она.

– И в обоих случаях следствие велось скоропалительно и было признано самоубийство. Верит ли этому немецкая колония в Лондоне?

– В каждой стране есть фашистские агенты, которые пытаются либо заманить эмигрантов обратно в Германию, либо устранить их в случае неудачи. Вассерман, Ринглер и Эрих были видными деятелями рабочего движения. Мы знаем, почему они умерли.

– Но зачем же убийцам выдавать себя, оставляя знак свастики?

– Я думаю… – Мисс Маннгейм выпрямилась на стуле и придвинулась к Бертону. – А если это сигнал кому-то, как вести следствие?

– Нет, нет, в Англии таких вещей не бывает, – запротестовал он.

– Нет? – вежливо переспросила она, взглянув на него из-под опущенных ресниц. – Тогда ищите разгадку сами… Возьмите, – протянула она ему коробку шоколадных конфет.

– Благодарю. Конфеты – мой тайный порок. Хотя жалко открывать такую чудесную коробку… Спасибо. Надеюсь, они твердые?

Она расхохоталась, глядя на комическое выражение, которое вдруг приняло его лицо.

– Мягкие?

Он выплюнул разжеванную массу себе на ладонь.

– Простите, мисс Маннгейм, но я поступил бы очень неосторожно, если бы проглотил эту шоколадку. Она начинена снотворным.

– Снотворным?

– Да, – подтвердил Бертон. – И если вы скажете мне, откуда у вас эта коробка, я, быть может, узнаю, кто убил вашего жениха.

Она с удивлением посмотрела на него.

– Но я, право, не знаю и сама, мистер Бертон.

– Что? – Он взъерошил свои черные волосы. – Не знаете или не доверяете мне?

– Не знаю, – повторила она. – Дело вот в чем. Множество друзей соболезнуют мне, приносят цветы, конфеты. Меня часто не бывает дома. Иногда они оставляют с подарками записки, иногда нет. Так и с этим шоколадом. Я полагала, что его принес кто-то из знакомых.

– Скажите, есть у кого-нибудь из ваших друзей ключ от этой квартиры?

Она улыбнулась.

– Щекотливый вопрос… Нет, даже у Эриха не было ключа.

– А когда приходят гости, вы всегда бросаете ключ в их невинные головы?

– Если я их знаю. Это избавляет от необходимости спускаться вниз.

– Таким образом, ничто не может помешать этим гостям сделать восковой слепок, пока они поднимаются по лестнице? Я думаю, что скоро у вас будет посетитель, – добавил Бертон. – Он позвонит. Если вы откликнетесь, он ограничится вежливым визитом. Если же нет, он сам впустит себя, рассчитывая найти вас усыпленной. Так как его ждет горькое разочарование, я предлагаю пригласить в другую комнату полицию.

Глаза девушки широко раскрылись, едва смысл этих спокойных слов достиг ее сознания.

– Полицию… Нет, нет!

– Но это явное покушение – усыпить вас и, как я подозреваю, похитить.

– Я знаю, знаю! Они хотят заполучить меня, чтобы заставить говорить. Но это им не удастся!

– Конечно, нет!

– Пожалуйста, не надо, – продолжала она взволнованно. – Вы не должны впутываться в это дело, мой друг. Мы, изгнанники, вне закона и должны сами защищать себя.

– Почему?

– Потому что во всех капиталистических государствах правительство всегда против нас. Нас только терпят. Мы все время ведем скрытую войну против убийц, похитителей, предателей. Вы не можете помочь нам. Мы должны сами спасать себя, если хотим…

Резкий звонок прервал ее.

Девушка и сыщик переглянулись.

– Не открывайте, – прошептал он.

Снова звонок.

– Свернитесь в этом кресле, – приказал Бертон. – Я спрячусь за дверью. Будем надеяться, что гостей окажется не больше двух.

Она безмолвно подчинилась. На лестнице послышались шаги. В замочную скважину вложили ключ…

Бертон весь подобрался, сдерживая дыхание. Судя по звукам, предстояло иметь дело только с одним.

В комнату быстро вошел человек высокого роста, в легком макинтоше, в шляпе, надвинутой на глаза. Он подошел к девушке, притворившейся спящей. Но, едва «гость» наклонился к Анне, Бертон подскочил и ударил его снизу вверх, в челюсть. Незнакомец упал на колени, затем сполз на бок и затих. Анна вскочила.

– Грюнеблюм?! А мы так верили ему! Теперь я начинаю понимать кое-что.

– Ну, а дальше? Через несколько минут он очнется. Очевидно, внизу его ждет сообщник. Если мы не дадим знать полиции, то что же нам делать?

– Убраться отсюда.

– Но как? Здесь нет запасной лестницы с черного хода.

– Надо что-нибудь придумать.

– А что, если воспользоваться их же машиной?

– Вы с ума сошли! – вырвалось у девушки.

– Нисколько. Смотрите. Эта шляпа, этот широкий макинтош, попутно я прихвачу его револьвер… Человек у руля ничего не заметит. Он увидит, что я втискиваю вас на заднее сиденье и подумает, что все в порядке.

– Хорошо, рискнем. Не выйдет – побежим к трамваю.

Анна держалась так спокойно, словно ей не впервые приходилось быть в таком положении. Она вынула из карманов Грюнеблюма все бумаги. Не забыла и подобранных к ее дверям ключей.

– Я готова.

Он взял ее на руки и понес вниз.

– Держите голову так, чтобы скрыть мое лицо, – прошептал он.

На улице стоял большой синий лимузин. Бертон быстро подбежал к автомобилю, открыл дверцу и положил Анну на заднее сиденье. Едва он успел сесть рядом с ней, как автомобиль рванулся вперед.

Бертон наклонился над девушкой, как бы желая проверить, не возвращается ли к ней сознание.

– Хотел бы я знать, куда вас намерены увезти, – прошептал он.

– Вероятно, в аэропорт. Срочная операция, для которой требуется берлинский специалист. Нам нужно как можно скорее вылезти.

Они воспользовались случаем, когда светофор на Теобальд-Роуд загорелся красным светом. Бертон бесшумно открыл дверцу, и оба выскользнули из машины.

– Вот наш трамвай, – сказал он, взяв ее под руку.

Они перебежали дорогу.

– Ничего не выйдет! – с огорчением воскликнула Анна, оглянувшись с площадки трамвая. – Он следует за нами.

– Все в порядке, – успокоил ее Бертон.

В следующее мгновенье вагон нырнул во мрак Кингуэйского тоннеля.

Они вышли на остановке Олдвич, и Бертон втолкнул Анну в другой трамвай.

– Но ведь это дорога назад, – сказала она.

– Ну и что же? Наш приятель в автомобиле не может всюду поспеть одновременно и следить за трамваями, идущими в противоположных направлениях.

Они доехали до Грэйс-Иина и по тихим улочкам направились к шумному, суматошному Холборну. Спускались зимние сумерки. Магазины сверкали огнями.

– Думаю, что после всех приключений не грех выпить чаю, – предложил Бертон.

Они вошли в кафе.

– Вы говорите по-немецки? – просила она.

– Нет.

– А по-французски?

– Чуть-чуть.

Анна наклонилась к нему через столик, и Бертон напряг слух.

– Мы думали, что этот Грюнеблюм один из наших. У него водились деньги, а это было весьма кстати – большинство эмигрантов очень нуждается. Мы замечали иногда утечку информации, но на Грюнеблюма наши подозрения никогда не падали.

– Плохо дело, – сказал Бертон, с трудом переходя на французский. – Но почему он стремился заполучить именно вас?

– Потому что мне известны вещи, которых никто больше не знает. И они записаны только в моей памяти.

– Так что живая вы представляете большую ценность, чем мертвая.

– Совершенно верно.

– Но если бы им удалось похитить вас… – Он с восхищением посмотрел на девушку. – Я думаю, что они не многое узнали бы. Вы не из трусливого десятка!

– О, вы не знаете! У них в тюрьмах делаются такие вещи… Ни один мужчина, ни одна женщина, как бы храбры они ни были, не всегда могут быть уверены, что все выдержат.

– Приятная перспектива!

– Через десять дней я буду в относительной безопасности, – сказала Анна. – К этому времени произойдет одно событие, и мой секрет перестанет быть секретом. А сейчас…

– Да?

– Я должна позвонить приятелю-англичанину. Он предупредит всех насчет Грюнеблюма. Как бы нам встретиться с ним?

– Где-нибудь в людном месте, где не надо опасаться ни наркотиков, ни выстрела в спину, – посоветовал Бертон.

Вскоре Анна вернулась из телефонной будки.

– Он встретится с нами через полчаса у эскалатора метро на станции «Оксфорд-сквер», – сказала она.

– Хорошо. У нас как раз остается несколько минут, чтобы успеть выпить чашку чаю и выкурить сигарету.

– С вашей стороны очень мило жертвовать для меня своим временем.

Он горько усмехнулся.

– У меня теперь масса свободного времени. Из-за моего горячего нрава мне придется искать работу. Хорошо, что у меня нет семьи.

– Что же вы будете делать?

– Я подумаю об этом через неделю-две, когда вы будете в безопасности.

– Полагаю, что нам пора идти.

Они протиснулись в переполненный автобус и доехали до станции метро.

– Каков на вид ваш друг? – спросил Бертон, стоя вместе с Анной у эскалатора.

– Он пожилой, с седыми волосами. Всегда носит мягкую черную шляпу. Журналист.

– С этим поездом он не приехал, – сказал Бертон, когда поток пассажиров схлынул с движущихся ступенек.

– Да, – согласилась она, провожая взглядом последнего пассажира. – Смотрите! – вдруг вскрикнула Анна.

Глаза Бертона последовали за ее полным ужаса взглядом. Он сам едва не вскрикнул.

К их ногам подкатилась черная шляпа. За ней показалась безжизненная рука. Наконец лестница, непреклонная, как сама судьба, представила их глазам окровавленную седую голову и распростертое человеческое тело.

– Они настигли его! – хрипло сказала Анна.

– Нет, нет! Он, вероятно, поскользнулся и…

– Эй, отойдите! Что это? – К ним бежали служащие метро.

Анна отвела Бертона в сторону.

– Я была права, – тихо сказала она. – Вы обратили внимание на брошюру, торчащую из его кармана? На ее обложке ясно видны три свастики.

Губы Анны тряслись.

– Где я буду в безопасности?

– Вы еще не хотите сообщить в полицию?

– Это бесполезно.

– Тогда нам нужно уехать из Лондона в какое-нибудь затерянное местечко, где мы будем видеть людей за милю.

– Мы?

– Если вы не возражаете. Я не хотел бы отпускать вас одну… пока не пройдут эти десять дней.

Они шли обратно по Оксфорд-стрит, и Бертон держал руку Анны в своей.

– Куда вы советовали бы поехать?

– Я знаю хорошую старую гостиницу в Дербиширских болотах. Что вы на это скажете?

– Идет! – ответила она, и через час они ехали на север в шеффилдском поезде.

Они попали на последний автобус, шедший из города. Машина ползла через темную долину, окаймленную горами, склоны которых сверкали свежевыпавшим снегом.

– Входите, входите! – приветствовала их высокая женщина с крыльца. – Я получила вашу телеграмму, сэр. Вам, кажется, нужны две комнаты?

– Да, – с сожалением сказал Бертон, и миссис Уэр, обожавшая молодоженов, разделила его сожаление.

Она повела их вверх по винтовой лестнице.

– Вот, выбирайте любую, – сказала она и ушла за горячей водой.

– Возьмите комнату ближе к проходу, – посоветовал Бертон. – Я услышу, если будут ходить по лестнице. Лишняя предосторожность не мешает.

Он осмотрел окна. Они были маленькие и узкие и выходили на широкую лужайку, тянувшуюся до самого шоссе.

– До земли по крайней мере футов двадцать, – пробормотал он. – Ни водосточных труб, ни плюща, ни каштановых деревьев. Чтобы попасть сюда, им понадобится лестница.

– Неужели вы думаете, что они могут последовать за нами?

– Люди, которые были достаточно ловки, чтобы обделать это дело на эскалаторе метро, могут напасть на наш след.

Через десять минут они сидели за покрытым белоснежной скатертью столом, на котором дымился горячий окорок. Вскоре, пожелав Анне спокойной ночи, Бертон свалился в свою постель.

Ему приснилось, что он бежит вверх по эскалатору, движущемуся в обратную сторону, а за ним гонится Гитлер и бросает в него мягкие шоколадные конфеты, которые взрываются, как ручные гранаты.

Утром за завтраком они познакомились со своими соседями – четырьмя шумными кембриджскими студентами и двумя тихими школьными учительницами.

– Здесь нет подозрительных лиц, – сказал Бертон.

Они вышли на воздух. Низменные поля были едва запорошены снегом, но над ними, в горах, снег простирался, казалось, до самого бледно-голубого неба. Бертон и Анна направились к маячившей вдали горе.

Под снежным покровом журчали невидимые потоки. Иногда Бертон, шедший впереди, проваливался по пояс. Наконец они добрались до зубчатого гребня и сели отдохнуть. Их лица раскраснелись, дыхание вырывалось струйками белого пара.

– Хорошо, а? – сказал он.

Она повернулась к нему, блестя глазами.

– Так хорошо еще не было с тех пор, как я уехала из Германии.

– Посмотрите на студентов, карабкающихся по снегу. Как черные точки. Местность здесь идеальная. Человека видишь за полчаса до того, как он подойдет к тебе.

– Только не в туман, который как раз спускается с холмов. Вернемся, пока он не настиг нас.

Он слегка обнял ее.

– Вы очень милы, Джек, – сказала Анна. – Это хорошо… Но вы знаете, что так не может продолжаться.

– Будем думать о настоящем.

Это была первая из их многочисленных прогулок по горам. А опасность подкрадывалась все ближе и ближе, ничем не давая о себе знать.

Удар настиг их внезапно. Это случилось в воскресенье, когда загородная гостиница была полна народу.

Бертон стоял в холле, слушая горячие рассуждения одного юного ланкаширца.

– Простите, – сказал он наконец, – я должен проведать мою подругу.

Он взбежал по лестнице. Комната Анны была открыта, но там было пусто. Бертон остановился на пороге. В нос ударил знакомый сладковатый запах. Хлороформ! Губная помада и пудреница Анны валялись на ковре. Все в комнате носило следы борьбы.

– Боже мой! – прошептал он. – Они похитили ее.

Он бросился вниз и едва не сшиб молодого ланкаширца, стоявшего на крыльце вместе с несколькими экскурсантами. Да, один из них видел, как двое мужчин втащили в автомобиль какую-то женщину. Он еще подумал при этом, что непристойно молодой девушке так напиваться…

– Куда они поехали? – перебил его Бертон.

Экскурсант показал на долину. Ланкаширец рассмеялся.

– Ну, если они поехали туда на автомобиле, то они, значит, все пьяны, – сказал он и пояснил: – Я только что оттуда. Там намело сугробы футов в шесть вышиной.

Бертон схватил его за руку.

– Пойдемте со мной! – сказал он хрипло. – Нужно спасти девушку. Я вам объясню по дороге.

– Идет! Я проведу вас кратчайшим путем.

Они перешли речку и побежали по следу. Юноша карабкался вверх по откосу со скоростью фонарщика, и Бертон едва поспевал за ним. Далеко вверху виднелся узкий горный проход. Слышны были пыхтенье и скрежет автомобиля, с трудом преодолевавшего крутой подъем, и характерный звук буксующих колес.

– Мы их нагоним, – спокойно сказал ланкаширец. – Грязные фашистские свиньи!

Шум вдруг прекратился. Потом снова послышался бешеный рев мотора. Затем наступила тишина.

– Вперед! – задыхаясь, прошептал Бертон.

Минуты через три они увидели автомобиль. Он провалился в снег по самые крылья. Машина была пуста.

– Смотрите! – торжествующе закричал юноша.

Перед ними вился зигзагами вверх по горе двойной след. Бертон и ланкаширец бросились по этому следу.

– Дурачье! – сказал юноша. – Тот откос много круче, они никогда не смогут спуститься с девушкой на руках.

– Вот они! – воскликнул Бертон.

На фоне голубого неба они увидели двух человек. Один нес Анну, перекинув ее через плечо, как это делают пожарные, вынося людей из огня.

– Здоровый парень, – сказал ланкаширец. – Но мы их нагоним.

Бз-з-з!

Над головами преследователей просвистела пуля.

– Они вооружены, – тяжело дыша, сказал Бертон, – так что, если вы хотите вернуться…

– Заткнитесь. Это ведь фашистские агенты…

Они с трудом продолжали карабкаться вверх по круче. Подъем был тяжел и в обычное время, снег еще больше усложнил его. Но похитителям, которым нужно было тащить Анну, приходилось еще хуже.

Расстояние между ними быстро сокращалось.

– Оставьте девушку, или я буду стрелять! – крикнул Бертон.

Грюнеблюм только засмеялся. Он знал, что Анна – надежный щит. Его спутник повернулся и снова выстрелил; пуля задела рукав Бертона. В этот момент стрелявшего постигла неудача: он провалился по пояс в сугроб.

– Оставьте этого парня мне! – крикнул ланкаширец. – Ловите того черта, который несет девушку.

Грюнеблюм тем временем достиг гребня горы, и Бертон ожидал, что он вот-вот исчезнет из виду. Но вдруг похититель остановился, бесцеремонно бросил Анну на землю и повернулся к нему.

Бах.

Бертон пригнулся к земле, продолжая карабкаться вверх. Сердце его бешено колотилось. Боясь задеть Анну, он не решался отвечать на огонь, пока не подойдет ближе.

Грюнеблюм понимал это. Он опустился на колено и прицелился, используя Анну как прикрытие.

– Джек!

Голос девушки слабо прозвучал в холодном воздухе. Снег вернул ей сознание. Она сделала усилие, подняла руку и вцепилась в кисть Грюнеблюма. Тот с проклятием вырвал пальцы. Но этим мгновением успел воспользоваться Бертон. Он кинулся вверх и дал предупредительный выстрел.

Грюнеблюм вскочил и побежал.

Бертон склонился над Анной.

– Как вы себя чувствуете, дорогая?

– Ничего, если не считать ломоты во всем теле. Но следите за Грюнеблюмом, Джек.

Бертон вовремя посмотрел вверх. Фашист перезарядил револьвер и тщательно прицелился.

Два выстрела раздались одновременно. Пуля просвистела у самого уха Бертона. Но стрелявший упал и покатился вниз с крутого откоса, с утеса на утес.

– Убит при попытке к бегству, – мрачно произнесла Анна. – На сей раз это так.

* * *

Они нашли его у подножия утеса, уже мертвого, изуродованного падением. Пуля едва задела череп. Бертон повернулся к девушке. На лице его была задумчивая улыбка.

– Я не знаю, что мне будет за это, но, если я не попаду за решетку, вы… вы позволите, Анна, увидеться с вами?

Она серьезно посмотрела на него.

– Я и сама хотела бы этого, Джек. Но через неделю я должна быть в Германии.

– В Германии? – Он стоял как оглушенный громом.

– Теперь, когда Грюнеблюма больше нет, у меня открываются новые пути. – Ее глаза заблестели. – Я могу вернуться и вести подпольную работу. Полно, – добавила она, – не смотрите на меня так грустно, Джек. Жизнь – это не рассказ, который обязательно заканчивается свадебным пиром. Она всегда продолжается.

– Но что будет со следствием по делу о смерти Грюнеблюма?

Девушка засмеялась и нарисовала что-то на конверте, вынутом из кармана убитого.

– Следствия не будет. Кто заметит одну царапину от вашей пули среди стольких ушибов и переломов! А когда увидят вот это…

Она показала Бертону конверт, прежде чем сунуть его в карман Грюнеблюма.

На конверте были нарисованы три свастики.

Перевел с английского В. ГОЛАНТ