Текст книги "Восставшие миры"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 19 страниц)

Глава 21

Вождь… вот что, среди прочего, отличает чернь от народа. Он определяет уровень человеческой индивидуальности. Когда отдельных личностей слишком мало, народ превращается в обезумевшую толпу.

Стилгар

Окинув единственным взглядом стол заседаний, Хейуорт понял, что зря тратит время. Члены Совета склоняются к поддержке Джека не только потому, что он действующий Метеп, но и потому, что считают его своим. А главный советник всегда остается для них чужаком. Испуганные и озадаченные не меньше Джека, они к нему прислушиваются. Поэтому Совет Пяти целиком – кроме Дейро Хейуорта – твердо стоит на стороне Метепа VII. Главный советник подумывал развернуться в дверях – пускай себе слепо верят правителю, – но заставил себя перешагнуть порог. Надо попытаться. Слишком уж много лет добивался нынешнего положения, чтоб без всякой борьбы от него отказаться.

– Теперь, когда мы здесь все собрались, – начал Метеп, как только вошел главный советник, – вопрос ставится на голосование.

Даже не собирается ждать, пока он усядется.

– Без обсуждения?

– Мы уже все обсудили, – объявил Метеп, – и единогласно признали единственным разумным решением самый скорый публичный суд. В данный момент готовятся документы, неопровержимо доказывающие связь Робин Гуда с Землей. Продемонстрируем, что его нанимала и финансировала Земля, покажем, что спираль инфляции раскрутили украденные именно им миллионы и миллионы имперских марок. А чтобы народ вспомнил, что я им по-прежнему управляю – сильной рукой, – сам буду председательствовать в суде.

Хейуорт сел, прежде чем отвечать.

– Кому-нибудь из вас хоть когда-нибудь в голову приходило, что ему только того и надо?

Сквозь поднявшийся ропот – смешно… чепуха… – Метеп провозгласил:

– Ни один здравомыслящий человек добровольно под суд не пойдет. По-моему, ты должен признать, что этот самый Робин Гуд – Ла Наг, если не ошибаюсь, – вовсе не сумасшедший. И вовсе не дурак.

– И вовсе не Робин Гуд.

Бормотание стихло. Все внимание обратилось на Хейуорта.

– Да ведь он же признался!

– Очень хорошо, – улыбнулся советник. – Ну, давайте я тоже признаюсь. Только мое признание абсолютно не означает, будто я – Робин Гуд. Кто-то из так называемых Вольных стрелков вполне мог добровольно сыграть роль Робин Гуда. Вспомните – нам вообще неизвестны физические приметы этого персонажа. Могу поспорить, что Ла Наг врет. Могу поспорить, что ему приказано нас одурачить, спровоцировать публичный суд, приговор к наказанию, после чего он представит неопровержимые доказательства, что во время налетов его на Троне вообще не было. Подумайте – опознать арестованного попросту невозможно. Невозможно даже доказать, что его действительно зовут Питер Ла Наг, не говоря уже о Робин Гуде!

Хейуорт вглядывался в лица членов Совета, которые осмысливали его слова. Говорил тихо, мягко, сдерживая внутреннее напряжение. Не верил ни единому только что произнесенному слову, только знал – публичное судилище надо любой ценой отменить, поэтому выкладывал все, что взбрело в голову, все, что может замутить воду, сбить с толку членов Совета. В душе абсолютно уверенный, что Ла Наг и есть Робин Гуд, он именно поэтому не желает его выставлять на публичное обозрение.

– Но нам необходимо, чтоб он был Робин Гудом, – заявил Метеп в наступившем молчании. – Он должен быть Робин Гудом! Только так можно будет хоть что-то спасти… – Тон его стал умоляющим. – В ходе суда внимание общественности переключится с нас на него… Возмущение будет направлено на него и на Землю. Мы получим время для передышки…

– Никакого суда, – твердо отрезал Хейуорт. – Его надо тихонечко допросить, потом тайно казнить, а потом объявить, будто мы его освободили за недостаточностью улик и продолжаем поиски настоящего Робин Гуда. Публичный суд не даст нам никакой передышки.

– Тогда мы ничего не получим, кроме того, что имеем сейчас! – пробормотал Метеп дрожащими губами. – Разве не понимаешь? Все решат отозвать меня! А когда меня свергнут, и вы поголовно погибнете вместе со мной…

– В связи с экономическим кризисом можно ввести военное положение, – подсказал Хейуорт, видя, что Метеп впадает в истерику. – Тогда снова вернешься.

– Я не желаю прославиться в качестве единственного Метепа, который остался у власти с помощью вооруженной охраны! Конечно, объявлю военное положение, если придется. Но суд…

– Но суд станет для всех нас смертельным капканом! – крикнул Хейуорт, вскочив на ноги, выплеснув внутреннее раздражение, которое накапливалось с того самого момента, когда Метеп разбудил его нынче утром. Вдобавок у него остается последний единственный шанс. – Неужели нельзя вдолбить в ваши тупые головы, что мы столкнулись с гением? Мне точно известно, что именно Робин Гуд – кто б он ни был – виновен в постигших нас бедах. Не знаю, как он их накликал, не знаю зачем, не знаю, что будет делать дальше, но совершенно уверен, что ему нужен публичный суд. Не устраивайте публичного суда! Дайте мне побеседовать с ним пару дней. Точно отмеренная доза медикаментов заставит его разговориться, и он нам все откроет – может быть, даже личность настоящего Робин Гуда. – Главный советник остановился, переводя дух и оглядывая бесстрастные лица. – Слушайте… согласимся на компромисс. Как только я с ним до конца разберусь, устраивайте свое маленькое представление, если вам этого еще захочется. Только сначала дайте его расспросить!

– Суд состоится сегодня. Немедленно, – непреклонно объявил Метеп. – Все согласны? – спросил он, подняв правую руку и даже не потрудившись взглянуть на присутствующих за столом. Остальные четыре члена Совета тоже проголосовали.

Хейуорт, круто развернувшись, направился к двери.

– Пусть вина падет на ваши головы! Я в этой безумной выходке не принимаю участия.

– Куда же ты собрался? – ровным холодным тоном поинтересовался Метеп.

– Подальше от Трона, пока вы его в дым не развеяли.

– Уж не на Землю ли? – уточнил Крагер, радостно морща физиономию при виде поражения Хейуорта.

– Ты останешься под домашним арестом, – решил Метеп. – До суда посидишь в комнате, которую тебе предоставили в комплексе, а оттуда охрана тебя отведет в Зал Свободы. Точно зная, что ты постараешься переиграть нас, не допущу ничего подобного. В первую очередь надо внушить народу, что мы по-прежнему едины.

– Ничего у тебя не выйдет!

Метеп с бледной улыбкой нажал на столешнице кнопку.

– Не выйдет?

В открывшейся двери стояли два имперских охранника.

– Взять его.

Перед камерой стоял охранник. Ла Наг большим и указательным пальцами нащупал бугорок на щиколотке, готовясь нажать.

– Ну, мистер Робин Гуд, – проговорил мужчина, весьма упитанный, в отличие от тощего Стина, – то самое дерьмо, что сидит наверху, собирается тебя подвергнуть жестокому испытанию.

Ла Наг крепче сжал пальцы на щиколотке.

– Что это значит?

– Суд назначен на сегодня после обеда. В Зале Свободы. По видео все время талдычат.

– Да ну?..

Он выпустил из пальцев шишечку, которая фактически представляла собой желейную горошину в непроницаемой капсуле, и успокоился, изо всех сил удерживаясь от радостного хохота и торжествующей пляски по камере. Страшно было даже думать, что придется раздавить горошину. Теперь, кажется, необходимость отпала. В горошине содержится нейролептик. Как только капсула будет раздавлена, он проникает в подкожную жировую прокладку, откуда постепенно поступает с кровью в единственную подверженную его влиянию область организма – в околообонятельное поле Брока в левом полушарии мозга, – где вызывает мембранную дисфункцию нейронов, эффективно парализуя речевую функцию на две недели. При этом невозможно сформулировать ни одну мысль, любой словесный вопрос воспринимается как бессвязное сочетание звуков, письменные вопросы представляются бессмысленным набором неких знаков, и сам допрашиваемый, если б ему велели, нацарапал бы что-нибудь невразумительное. Подобное состояние называется рецептивной и экспрессивной афазией Какими бы препаратами следователи его ни накачивали, Ла Наг не сказал бы ни правды, ни лжи.

– Ядром клянусь! – заверил охранник. – Ни когда не видел, чтоб кого-нибудь так поспешно судили. Видно, правда собрались устроить показа тельный процесс, извини за выражение.

– А ты чего ждал?

Охранник покачал головой:

– Ты все правильно сделал, насколько я мог; судить. Только откуда знал, что получится имен но так?

– Из истории, – объяснил Ла Наг, с трудом удержавшись от цитаты из Сантаяны[10]10
  Сантаяна Джордж (1863–1952) – американский философ и поэт испанского происхождения, выступавший, частности, против демократии, социализма, научно-технического прогресса, за возврат к «естественному» аристократическому обществу Древней Греции.


[Закрыть]. – На Земле уже было такое. Дело чаще всего заканчивается разрухой и временным застоем. Иногда зверской жестокостью. Надеюсь на сей раз избежать обоих вариантов.

– Боюсь, до конца разъяснить это ты не успеешь, – с сожалением заметил охранник.

– Тебя как зовут?

– Букер. А что?

– Ты можешь мне помочь.

Букер сокрушенно тряхнул головой:

– Не проси тебя выпустить – не смогу, даже если б решился рискнуть. Никак не получится. – Он улыбнулся. – Знаешь, меня могут уволить за то уже, что я с тобой заговорил. Ну и ладно. Все равно на мою зарплату детей не прокормишь. Если б я кое-чего не таскал из столовой пару раз в неделю, мы бы умерли с голоду. Можешь себе представить – я получаю в час тысячу марок и постоянно теряю в весе! Вчера нам вообще не платили… Если еще раз не заплатят, потребуем выдавать деньги дважды в день или уйдем. Вот когда у них возникнут настоящие проблемы! А выпустить тебя не могу. Даже если отдам тебе собственный бластер, все равно остановят. Скорей позволят тебе пристрелить меня, чем пропустят.

– Я ничего подобного не прошу. Присмотри только, чтобы я дожил до трибунала.

Букер рассмеялся:

– Никто тебя не собирается убивать, по крайней мере до вынесения смертного приговора. – Он вдруг помрачнел. – Слушай, прости меня за такие слова. Я не хотел…

– Знаю. Но прошу серьезно. Вдруг кому-то захочется, чтоб я перед судом вообще не предстал.

– Да что ты…

– Окажи мне единственную услугу. Договорись с другими охранниками, кого знаешь, кому доверяешь, и хорошенько присматривайте. В конце концов, я прошу не больше того, за что вам Империя платит: охранять заключенного.

Букер прищурился:

– Ладно. Если это тебя успокоит, то я постараюсь.

Он пошел прочь, через каждую пару шагов оглядываясь через плечо и качая головой, словно убедившись, что знаменитый Робин Гуд, в конце концов, все-таки сумасшедший.

Ла Наг шагал по камере. В кровеносной системе кипел адреналин, сердце бешено колотилось, подмышки и ладони вспотели. Почему? Все идет по плану. Откуда же ощущение неумолимой обреченности? Откуда смутное пугающее предчувствие чего-то ужасного? Собственной смерти…

Он остановился, медленно и глубоко дыша, уверяя себя, что все в полном порядке, просто стрессовая реакция на скорый суд. Все решится во время суда, когда Сейерс прокрутит записи, передав народу заранее записанное обращение Робин Гуда. И тогда станет ясно, не зря ли потрачены последние пять лет. Если зря, то Империя не оставит Ла Нагу никакого времени.

Двенадцати наверняка хватит, думала Мора. Даже если бы здание было битком набито вооруженной охраной в полной боевой готовности, двенадцати флинтеров более чем достаточно. На самом же деле, согласно Сейерсу, по трем этажам студии бродят лишь несколько ничего не подозревающих представителей службы безопасности без оружия. Проблем не возникнет.

Ее страшит не это, а собственная роль в небольшой эскападе, которая вот-вот начнется. Не перегнула ли палку? Может, не стоило уничтожать катушки Питера? Может, она была слишком строга к выступлениям? Питер, в конце концов, всегда прав, может быть, и теперь он все правильно сделал? Мора стиснула зубы, закрыла глаза в молчаливой решимости. Прочь сомнения! Надо действовать. Мосты за собой сожжены, остается один путь – вперед. Питер определенно ошибся, и одной ей хватило смелости как-нибудь поправить дело.

Она взглянула на бесстрастные лица шести закутанных в робы фигур, теснившихся вместе с ней в крошечной кабинке флитера. Еще шесть летят в другом позади. Все в полном церемониальном боевом снаряжении и отлично знают, что само их появление произведет сокрушительный эффект.

От напряжения ей стало плохо. Не привыкла к таким приключениям. Почему же остальные с виду спокойны? Если подумать, она с виду тоже спокойна. Буря бушует глубоко внутри. Интересно, волнуются ли в душе сидящие за спиной флинтеры? Наверняка нет. Флинтеры по определению таких чувств не испытывают.

Пора. Два корабля ринулись к крыше студии, флинтеры высыпали, хлынули в верхнюю дверь, которую Сейерс позаботился оставить открытой. Каждому предстоит выполнить свою задачу, а всем вместе – расчистить путь для Моры.

Сейерс ведет специальный выпуск новостей о Робин Гуде, заранее широко объявленный и разрекламированный, из своей студии на втором этаже, подробно обозначив ее расположение. Флинтеры освободили дорогу, поэтому никто не спрашивал, как и зачем сюда попала Мора. Выскочив из подъемника, она свернула налево. Стоявший у дверей студии флинтер ткнул вперед пальцем. Добралась. Сейчас Сейерс представит ее миллионам жителей Трона. Голова вдруг совсем опустела. Что сказать? От ее действий в следующие минуты зависит жизнь мужа.

Я стараюсь ради тебя, Питер, мысленно объявила Мора, переступая порог. Все мы сильно изменились, взявшись за это дело, но, даже если я поступаю неправильно, только таким способом могу сказать, что по-прежнему верю в тебя.

Среди дня в коридор выскочил Букер, держа что-то в руке.

– Ты женат? – прокричал он на полпути.

Озадаченный и одновременно испуганный Ла Наг растерялся.

– Да, – наконец выдавил он. – А что?

– По видео выступает какая-то женщина, называется твоей женой! – кричал Букер, переходя на бег. – Ей грозят крупные неприятности!

Охранник, пыхтя, подбежал к решетке, поднял плоский миниатюрный экранчик размером с ладонь. На нем светилось лицо Моры.

Ла Наг с нарастающим ужасом слушал, как она просит всех, кто верит Робин Гуду, прийти ему на помощь. В основном повторяет то, что он сам предварительно наговорил на вторую катушку – ту, которую следовало огласить во время судебного заседания, – но только говорит иначе, сумбурно, сбивчиво, без всякой подготовки. Все погубила!..

Или не погубила?

Слушая дальше, он понял, что импровизированное эмоциональное выступление звучит в высшей степени искренне. Жена опасается за судьбу мужа, призывая друзей, которые сейчас ее слышат, в критический момент прийти ему на помощь. В сверкающих глазах горит вера. Призыв адресован не только умам, но и душам, тем более что в данный момент она рискует собственной жизнью. Обращается к тронцам, а на самом деле к нему – к Питеру.

Когда Мора на секунду умолкла, прежде чем повторить обращение, Букер покосился на Ла Нага и пробасил:

– Где ты только такую нашел?..

Питер, не в силах вымолвить ни слова, отвернулся, побрел в дальний угол камеры, встал, вспоминая свои резкие возражения против присутствия Моры на Троне, холодный отказ от тепла, любви, поддержки, которые она предлагала. После тысяч мелких обид и ударов, нанесенных в последние месяцы, жена хранит ему верность и сильнее его самого предана их обшей цели. Он стоял в углу, дожидаясь, пока выровняется дыхание, расслабится горло для членораздельной речи, на глазах высохнут слезы. Потом снова вернулся к решетке, глядя и слушая обращение Моры.

Хоть его и заперли в квартире, связь с внешним миром все-таки не отрезали. Он включил видео, интересуясь, что Сейерс сейчас скажет публике в специальном выпуске новостей о Робин Гуде, однако вместо известного репортера на экране возникла какая-то неизвестная женщина, представилась женой Робин Гуда и принялась призывать к революции. Хейуорт сразу же попытался связаться со студией, но центральный коммутатор не отвечал на звонки. Заглянув в специальную директорию, нашел секретный код контрольного компьютера в студии Сейерса.

На вызов ответил оператор. Вид у него был не особенно радостный. Дейро Хейуорта он мгновенно узнал, хотя звонок главного советника, кажется, не произвел на него сильного впечатления.

– Что там у вас происходит? Приказываю немедленно прекратить передачу! Немедленно! Слышите?

– Сэр… – Оператор максимально расширил кадр, в который попали стоявшие позади него полукругом фигуры с красными кружками на лбу, в черных плащах, сплошь опоясанные патронташами. – Видите, в каком я положении?

Флинтеры!.. Неужели Робин Гуд флинтер?

– Как они к вам попали?

Оператор недоуменно пожал плечами:

– Явились вместе с женщиной, откуда ни возьмись. По-моему, Рэдмон этого ждал.

Конечно, Сейерс соучастник!..

– А охрана? Никто не осмелился им воспрепятствовать?

Оператор глянул через плечо, потом вновь посмотрел на Хейуорта:

– А вы бы осмелились? Мы немедленно дали сигнал тревоги, до сих пор никого не дождались…

Тут кто-то из флинтеров протянул руку и выключил связь.

Дрожа всем телом, но не теряя дееспособности, Хейуорт поспешно набрал код Тинмера, главнокомандующего гарнизонами имперской охраны. Командующий лично ответил, хотя выражение его лица нисколько не обнадеживало.

– Можете не говорить ничего, – буркнул он, только узнав собеседника. – С момента поступления сигнала тревоги я лично стараюсь отправить на станцию крупные силы.

– Следовало бы давным-давно это сделать!

– Возникли небольшие проблемы с дисциплиной. Люди недвусмысленно намекают, что не очень довольны в последнее время оплатой труда. Деньги идут с опозданием из-за технических трудностей на Монетном дворе, поэтому охрана решила, что если зарплата запаздывает, то и она имеет право запаздывать. – Тинмер вдруг невесело улыбнулся. – Не бойтесь. Проблема фактически не особо серьезная. Знакомая болтовня, лозунги – «даром никто защищать вас не станет» – и прочее.

– Что ж делает охрана, отказываясь повиноваться приказам?

Улыбка исчезла с лица главнокомандующего.

– Не выполнив приказания разойтись по машинам, почти все охранники сидят в казармах, глядя и слушая по видео ту самую суку. Не беспокойтесь. Мы поправим дело. Дайте еще чуть-чуть времени. Я…

Разъяренный Хейуорт со всего маху хватил кулаком по кнопке, прервав связь. Целенаправленный план полностью вырисовался перед глазами. Последние кусочки улеглись на места. Впрочем, чувствовалось не ожидавшееся победное торжество, а сокрушительное уныние. Не осталось ни единого способа спасти Империю и себя вместе с ней. Ни единого, кроме…

Эту мысль Хейуорт прогнал. Он на это не способен.

Тяжело навалилась тоска. Главный советник всю свою жизнь отдал Империи, верней, усилению ее власти и обращению этой власти в свою пользу. И вот она ускользает из рук. К концу дня он превратится в политический нуль, в ничтожество… Труды двух последних десятилетий погубил человек, назвавшийся Робин Гудом, который сейчас содержится в усиленно охраняемом блоке.

Теперь уже не имеет значения, действительно он Робин Гуд или нет. Сама Империя признала его Робин Гудом, чего вполне достаточно для народа. Люди определенно готовы за ним идти. Не имеет значения, самостоятельно ли он замыслил и устроил грандиозный заговор, ввергнувший Империю в нынешнее жалкое состояние, или представляет собой всего-навсего подставное лицо, – народ его знает, он навсегда останется в измученных и озлобленных душах обитателей внешних миров живым Робин Гудом.

Или мертвым…

Отброшенная прежде мысль снова закралась в голову. Да, может быть, это выход. Если объявленный мессия умрет, черни не за кем будет следовать, некому будет ее направлять, исчезнет альтернатива Метепу, Империи… Конечно, известие о его гибели приведет народ в ярость, но он потеряет вождя… и можно будет снова взять его в руки.

Пожалуй, получится. Должно получиться.

Кто же его убьет? Ни один заслуживающий доверия человек близко к заключенному не подберется, а из тех, кто находится рядом с ним, ни один не заслуживает доверия. Остается сам Хейуорт. Тошнотворная мысль – не о самом убийстве, а о вынужденной необходимости реально совершить его собственными руками. Он привык отдавать распоряжения, предоставляя другим неприглядные мелочи. Проблема в том, что других у него не имеется.

Хейуорт направился к запертой нише в стене, набрал код, открыл дверцу. Поколебавшись лишь долю секунды, вытащил маленький бластер размером с ладонь, прикреплявшийся зажимом к запястью. Пришлось обзавестись оружием при угрозе общественных беспорядков, когда уличные банды вторглись в благополучные кварталы, не обращая внимания на авторитет и чины своих жертв. Никогда даже в голову не приходило использовать его с возникшей в данный момент целью.

Взвесив легкий бластер на ладони, чуть не сунул обратно в сейф. Убийство ему не по силам… Но все-таки… Хейуорт с силой захлопнул дверцу и прицепил оружие к правой руке.

Насколько можно судить, выбора не остается. Чтобы его жизнь имела какой-нибудь смысл, Робин Гуд должен умереть. Вдруг удастся убить незаметно… Прицелиться из крошечного бластера, делая вид, будто щеку почесываешь. При крайней осторожности и крупном везении, может быть, выйдет. В противном случае его уличат в убийстве и обязательно растерзают на месте.

Он пожал плечами перед самим собой. Стоит рискнуть.

Главная цель его жизни при живом Робин Гуде окажется безнадежно недосягаемой. Убив Робин Гуда открыто и будучи пойманным, он лишится самой жизни. Неизвестно, что хуже.

Доведенный до конца план Робин Гуда положит конец всем трудам и стараниям. У него не будет ни власти, ни силы, которые требуются для строительства будущей цивилизации внешних миров, отвечающей его собственному представлению. Останешься не автором истории, а кратким примечанием к ней. Никем даже не избранный главный советник был основной движущей силой Империи… возможно, частично виновной в нынешней ситуации. Впрочем, дело наверняка можно поправить! Нужно только немного времени, чуть больше власти… и никаких Робин Гудов.

К Залу Свободы Ла Нага вел целый десяток охранников. Во главе конвоя он заметил Букера, в рядах – Стина, хоть была не его смена. По центральному коридору шли под единодушные ободряющие вопли заключенных. А также остальных охранников особого блока.

– Букер сказал, ты считаешь, что кто-то задумал убить тебя, – шепнул Стин на ходу в туннеле, который тянулся под комплексом к потайному входу в Зал. – По-моему, ты спятил, но я все-таки тоже собрался пойти. Нынче кругом полно чокнутых.

Ла Наг только молча кивнул. Вновь возникло фантастическое ощущение, что из Зала Свободы он живым не выйдет. Объяснил его паникой в последний момент – не помогло. Никак невозможно от него отделаться, даже категорически не веря в предчувствия.

Эскорт остановился в маленьком вестибюле, который открывался на сцену в конце огромного зала. Посреди сцены стоял традиционный трон Метепа – похожее на диадему сооружение с центральным столбом высотой в шесть метров. Внизу полукругом стояли пять кресел. Справа, ближе к Ла Нагу, был сооружен импровизированный помост, словно для виселицы.

Все для меня, подумал он.

За головами охранников удавалось лишь мельком разглядеть толпу, которая очень интересовала его. Много людей. Очень много. Даже не верится, что Зал Свободы вместил столько народу. За сценой плещется море людей. Похоже, за стенами зала собрались еще тысячи, тоже стараясь прорваться. И все без конца распевали на разные голоса, с разным акцентом, на разный лад, издавая в конечном итоге неописуемый рев, повторявшийся снова и снова:

– СВОБОДУ РОБИНУ!.. СВОБОДУ РОБИНУ!.. СВОБОДУ РОБИНУ!..

Явившиеся наконец члены Совета Пяти заметно опешили, глядя, как неуправляемая толпа накатывается на вооруженную до зубов имперскую охрану, расставленную кругом в три шеренги, отделяя советников от верноподданных. Последним вошел Хейуорт, причем Ла Нагу показалось, будто главный советник сам как бы находится под стражей. Опасается некой угрозы или хочет избежать публичного суда и свержения? Интересно…

При виде Совета в полном составе толпа удвоила усилия, и песня из двух слов, отражаясь от стен, заполнила зал. А когда торжественно вышел Метеп VII в лучшем церемониальном наряде, специально надетом для видеокамер, которые рассылали изображение миллионам зрителей, не имевшим возможности присутствовать в зале, и начал подниматься на троне, громкость хора утроилась.

Это явно тревожило всех шестерых руководителей Империи, но реагировали они по-разному. Члены Совета были откровенно испуганы, по всему судя страшно желая оказаться сейчас в любом другом месте. Раздраженный, сердитый Метеп VII держался с подобающим имперским величием, принимая крики за личное оскорбление. И был тут абсолютно прав.

Когда трон поднялся на вершину центрального столба, Метеп заговорил. Микрофоны автоматически нацелились на него, и усиленный голос загремел над несметным множеством людей в зале, над окружавшими Зал Свободы толпами, разнесся по близлежащим улицам.

– Требую полной тишины во время судебного разбирательства, – провозгласил он уверенно, властно. Ожидая дальнейшего, люди смолкли. – Каждый присутствующий, неспособный вести себя соответственно важности вставшей перед нами задачи, будет удален из зала. – Метеп бросил грозный взгляд влево. – Введите арестованного.

Как только Ла Нага вывели на помост, толпа заплескалась, накатываясь, словно волны залива под внезапным порывом ветра. Люди протискивались вперед, вытягивали шеи, влезали друг другу на плечи, чтобы взглянуть на человека, проливавшего денежные дожди. Даже державшие в руках оружие имперские охранники, которым было приказано сдерживать массы, умудрялись глянуть через плечо на сцену.

Прозвучали немногочисленные приветственные возгласы, разрозненные требования «свободу Робину», но в основном слышались тихие благоговейные вздохи. Глядя на море лиц, Ла Наг вдруг испытал жуткое экстатическое ликование. Понятно – толпа на его стороне. Но она слишком сильная, неуправляемая… Выйдя из-под контроля, натворит много бед. Отныне все зависит от чистой удачи.

– Арестованный Питер Ла Наг добровольно признал себя преступником, известным под прозвищем Робин Гуд. Сегодня мы его судим за вооруженные ограбления, подстрекательство к бунту и прочие тяжкие государственные преступления.

Толпа отреагировала самопроизвольно: многочисленные крики быстро слились в одно долгое оглушительное «НЕ-Е-ЕТ!».

Огорошенный таким ответом Метеп лишь укоризненно покачал головой, запнувшись только на первом слове:

– П-поскольку речь идет об экстраординарных преступлениях, слушания проводит не обычный суд, а трибунал в составе Метепа VII и членов Совета Пяти, которые по имперским законам в кризисных ситуациях обладают особыми чрезвычайными полномочиями.

– НЕ-Е-ЕТ!

В воздух взметнулись сжатые кулаки.

Метеп вскочил с трона. Ла Наг со своего помоста видел, что правитель пришел в дикую ярость, царственное обличье треснуло, облупилось, слетело.

– Обожаете Робин Гуда? – вскричал он дрожавшим от злости голосом. – Подождите! Чуть-чуть подождите! На сегодняшнем заседании будут представлены неопровержимые доказательства, что так называемый Робин Гуд – агент Земли, враг каждого лояльного жителя внешних миров!

– Не-е-ет! – крикнул зал чуть потише; не потому, что толпа усомнилась, а потому, что многие расхохотались.

– А это, – в голосе Метепа послышалась истерическая нотка, тон поднялся до визга; чувствуя это, люди сразу притихли, – карается смертью!

Если Метеп VII ожидал, что после сего заявления установится тишина, его ждало горькое разочарование. В ответ грянуло «НЕ-Е-ЕТ!» громче и дольше прежнего. И на сей раз народ не ограничился словесным протестом, а двинулся к сцене единой гигантской массой протоплазмы, впервые выбирающейся из первичного океана, скандируя:

– СВОБОДУ РОБИНУ!.. СВОБОДУ РОБИНУ!..

Имперская охрана могла лишь достойно уступить дорогу, размахивая прикладами бластерных ружей перед немыслимой волной людей, непреклонно движущейся вперед, несмотря на всякое сопротивление.

– Призываю к порядку! – завопил Метеп со своего столба. – К порядку! Я прикажу охране стрелять в первого, кто ступит на сцену!

Слыша это, один из охранников попятился к трону над диадемой, взглянул вверх на Метепа, потом на толпу. С откровенным негодованием поднял над головой бластерное ружье, секунду помедлил, а потом швырнул его на пол прямо перед собой.

И тут началось. Словно прорвалась плотина. Через долю секунды другие охранники побросали оружие, не оставив преграды между людьми и сценой. Почти все вместе с прочими тоже пошли вперед, крича: «СВОБОДУ РОБИНУ!»

Толпа вдруг разделилась – одни ринулись к трону Метепа, другие бросились к Ла Нагу. Конечно, на выручку, только он все равно испугался. Дикая, бешеная волна вполне могла нечаянно сбить его с ног, раздавить насмерть.

Однако ничего подобного не случилось. Помост окружили смеющиеся лица, люди, выкрикивая его имя, голыми руками сломали решетки, стащили с эшафота Робин Гуда, вскинули себе на плечи.

В центре сцены разыгрывался гораздо более мрачный спектакль. Другая – рассерженная – половина толпы штурмовала трон. Сами того не заметив, члены Совета Пяти были расшвыряны в разные стороны. Собравшимся нужен был только символ Империи – Метеп VII. Видя, как приближаются обозленные верноподданные, Метеп предусмотрительно заблокировал трон наверху. Попытки спустить его не имели успеха, пока кому-то не пришло в голову расшатать столб.

Конструкция трона была очень прочной, массивной, толпа – сильной, решительной. Столб начали попеременно толкать с одной стороны и тянуть на себя с другой, но кресло практически не двигалось. Впрочем, вскоре сооружение зашаталось вместе с Метепом VII, который, утратив всякое достоинство, отчаянно вцепился в сиденье под аккомпанемент жуткого хохота окружающих. Когда он все-таки решил спуститься, было уже поздно. Руки его вдруг разжались, он с воплем полетел вниз в поджидавшее людское море. Поднялся оглушительный рев.

Ла Наг больше всего боялся, как бы толпа безжалостно не забила правителя. К счастью, этого не случилось. Тщетные попытки Метепа удержаться на падавшем троне были настолько комичны, что общее настроение его мучителей переменилось, они не стали устраивать безобразную склоку. Схватили за руки, за ноги, бросили на помост, только что освобожденный прежним арестованным, а Ла Нага понесли на плечах к опустевшему трону, который к тому времени спустился на сцену. Усадили его в кресло, кто-то нажал кнопку, и трон вновь пошел вверх, на этот раз с новым сидельцем. Пока он поднимался на вершину столба, внизу снова послышался хор:

– МЕТЕП ВОСЬМОЙ! МЕТЕП ВОСЬМОЙ! МЕТЕП ВОСЬМОЙ!

Ла Наг проигнорировал крики, ожидая подобной реакции – наивной, недальновидной и совершенно типичной. Именно поэтому история повторяется снова и снова. Чего он никак не ожидал, так это подъема на дурацком троне. Чувствовал себя смешным, выставленным напоказ, огромной мишенью для бластера. Вновь вернулось предчувствие смерти.