Текст книги "Восставшие миры"

Автор книги: Фрэнсис Пол Вилсон (Уилсон)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

ГОД ДРАКОНА
Глава 18

…любому так называемому правительству следует доверять и надеяться на его честные цели, только когда оно целиком и полностью зависит от добровольной поддержки граждан.

Лизандр Спунер. Нет предательству

«…добрый вечер, с вами Рэдмон Сейерс. Наверняка каждый, кто смотрит нас в данный момент, осведомлен о катастрофических событиях, прокатившихся по всему освоенному космосу. Повторяю на случай, если кто-нибудь с раннего утра не слышал новостей.

Имперская марка рухнула! После того как в течение многих лет на Фондовой бирже держался довольно устойчивый обменный курс – две марки за солнечную кредитку, – сегодня в пять и семь по тройскому времени марка стала неуклонно падать. Как почти всем известно, межпланетная Фондовая биржа не закрывается никогда, но в семнадцать и две по тройскому времени торги имперской маркой были приостановлены. Вечером курс упал ужасающе низко – восемьдесят марок за солнечную кредитку… Неизвестно, до каких пределов скатилась бы официальная стоимость, если б не приостановка торгов.

До сих пор не выявлены породившие панику факторы. Пока ясно одно – нынче утром практически в каждую действующую на бирже брокерскую контору обратились многочисленные клиенты, имеющие на счете немалые суммы в имперских марках, приказывая продать все до последней, независимо от курса. В результате на рынок были одновременно выброшены миллиарды марок. Клиенты, по словам брокеров, весьма настойчиво потребовали удалить из портфелей имперские марки, охотно смиряясь с убытками. Представители Фондовой биржи обещают быстро и досконально провести расследование, подозревая сознательный заговор с целью наживы. Однако пока неизвестно, кто сколотил на падении марки огромные капиталы.

В импровизированном выступлении по видео Метеп VII заверил население Трона и других внешних миров, что опасаться нечего. Надо лишь сохранять спокойствие, верить в себя и в нашу дальнейшую независимость от Земли. «У нас и раньше бывали трудные времена, которые мы пережили, – заявил Метеп, – переживем и это…»

– Дело рук Эрика Бедекера? – спросил док Зак, когда лицо Сейерса растаяло на выключенном шаровидном экране.

Все сидели в квартире Ла Нага.

– Да. За последние три года он распродал недвижимость, обменивая кредитки на марки. Открыл за это время тысячи счетов на тысячи разных имен, отдав приказ брокерам скупать имперские марки при каждом снижении курса.

– Искусственно обесценив их до предела! – воскликнул Зак.

– Верно.

– Я, впрочем, не понимаю, – продолжал профессор, – как Эрику Бедекеру, даже с его легендарным богатством, удалось скупить столько имперских марок, чтобы спровоцировать нынешний крах? Сегодня были проданы сотни миллиардов марок, а после возобновления торгов на рынок будет выброшено еще больше. Он, конечно, богат, но настолько никто не богат.

– Ему помогали другие, сами того не зная. Видите ли, он нарочно привлекал общественное внимание к продаже каждого своего крупного предприятия или недвижимости. Объявляя его сумасшедшим, коллеги-финансисты пристально за ним следили. Помня о нескольких прежних чувствительных ударах Бедекера, они изо всех сил старались узнать, что он делает с вырученными деньгами. И узнали. На Земле плохо хранятся секреты, поэтому живо интересующиеся обнаружили, что при любой возможности он тихо, анонимно скупает имперские марки. И в свою очередь принялись покупать марки, просто ради страховки – вдруг Бедекеру стало известно то, чего они не знают; вдруг во внешних мирах будут приняты некие меры, в результате которых стоимость имперской марки сравняется с солнечной кредиткой… На прошлой неделе я послал ему приказ продавать, к чему он был в любую минуту готов.

– Ясно! – воскликнул Зак. – Как только он выбросил марки на биржу…

– Все стали выбрасывать. Эффект снежной лавины. Каждый обладатель имперских марок хотел от них избавиться. Однако их никто не желал покупать. В данный момент имперская марка стоит в сорок раз меньше вчерашнего, а если б не приостановка торгов, подешевела бы в сотню раз. Ее стоимость до сих пор завышена.

– Блистательно! – восхищенно тряхнул головой Зак. – Абсолютно блистательно!

– Чего тут такого блистательного? – проворчал Брунин, развалившись в шезлонге. Для разнообразия он на сей раз внимательно прислушивался к беседе. – Это и есть твой обещанный впечатляющий ход? Ну и что? Какая нам от этого польза?

Ла Наг собрался ответить, но профессор махнул рукой:

– Дайте мне объяснить. Кажется, я теперь целиком вижу картину… Поправьте, если ошибусь. Действия нашего друга с Толивы, Дэн, – обратился он к Брунину, – превратят каждого обитателя Трона в потенциального революционера. Все, кто вынужденно поддерживал Империю, от которой полностью или частично зависели их доходы, приходят сейчас к заключению, что Империя действует вовсе не в их интересах и не в интересах будущих поколений жителей внешних миров. Ее незачем больше поддерживать. Деньги, за которые она покупала лояльность граждан, обрели теперь свою реальную ценность – нулевую. Бархатная обшивка сдернута, под ней всем открылись холодные стальные цепи…

– Справедливо ли это? – спросила вдруг Мора, до тех пор молчавшая вместе с флинтерами. – Все равно что выключить двигатель в воздухе… Люди пострадают.

– В любом случае пострадают, – отрезал Ла Наг. – Не сейчас, так позже. С помощью Бедекера я только выбрал конкретный момент. Реальный неизбежный исход совершенно от этого не зависит.

– Вспомните, – подхватил Зак более мягким тоном, – люди во многом сами виноваты, десятки лет терпя подобное развитие событий. Особенно жители Трона, позволившие Империи принимать за них слишком много решений, полностью распоряжаться их жизнью, продаваясь за деньги, которые без конца обесценивались. Пришла пора подвести счета. Надо расплачиваться.

– Правильно, – подтвердил Ла Наг. – Если бы жители внешних миров не позволяли Империи обесценивать марку, то не дошли бы до нынешнего положения. Если бы марка имела реальное обеспечение, содержала определенное количество драгоценного металла и обменивалась соответственно, не представляя собой простую затейливо разрисованную бумажку, то не рухнула бы, сколько бы Эрик Бедекер их ни скупил и ни выбросил на межпланетную Фондовую биржу.

– Почему? – спросил Брунин.

– Потому что марка имела бы самостоятельную ценность, на которой нельзя спекулировать. Люди издавна спекулируют на колебаниях курса, время от времени чуть-чуть выигрывая, но постоянно помнят, что марка не обладает собственной ценностью, за исключением той, которую устанавливают кредиторы и биржевые маклеры.

– А почему Бедекер за это взялся? – полюбопытствовал Зак. – По-моему, совсем не тот тип, который охотно пожертвует всем своим состоянием исключительно ради обвала имперской марки.

– Он пожертвовал им ради мести, – ответил Ла Наг и поведал историю Лайзы Кирович. – Не имея прямого наследника, которому можно было бы передать капитал, потерял желание дальше его накапливать. Впрочем, не беспокойтесь за Бедекера – у него наверняка полным-полно кредиток на земных счетах, вдобавок он, скорее всего, продал немалое количество марок незадолго до краха.

– Все-таки не понимаю, как это связано с планами Робин Гуда, – допытывался Брунин, запустив пальцы в кудрявую черную бороду. – Одно с другим не склеивается.

– Косвенно связано, – сказал Ла Наг. – Пусть тронский народ осознает, что с ним на самом деле случилось, потом предложим ему выбор: Метеп или Робин Гуд.

– Что будем делать? – Метеп VII расхаживал туда-сюда вокруг восточного края стола заседаний, то стискивая, то потирая руки. Глаза на идеальном лице покраснели, взгляд загнанный. – Я погиб! И не просто погиб, а обречен остаться в истории Метепом, погубившим марку! Что делать?

– Не знаю, – тихо сказал Хейуорт со своего места.

Метеп остановился и вместе со всеми другими присутствующими вытаращил на него глаза. Впервые на их памяти у Дейро Хейуорта не было плана на непредвиденный случай.

– Не знаешь? – переспросил Метеп, неуверенно шагнув к нему с перекошенной и панически побледневшей физиономией. – Что ты говоришь? Должен знать!

Хейуорт выдержал его взгляд.

– Никогда даже не представлял себе ничего подобного. Как и все прочие в этом кабинете. – Он оглядел стол, не видя ни подтверждения, ни отрицания. – В будущем, где-нибудь лет через десять, могла произойти катастрофа, если бы мы не нашли новых рынков для сбыта товаров из внешних миров. Но нынешнего краха никто не мог предвидеть. Никто!

– Его устроили земляне, – заключил Крагер. – Хотят снова прибрать к рукам внешние миры.

Хейуорт, взглянув на главу Министерства финансов, кивнул:

– Да, полагаю, такой подход нам и надо принять. Свалим вину на Землю. Пожалуй, получится… В конце концов, Фондовая биржа находится на Земле. Заявим, что имперская марка пала жертвой гнусных манипуляций в цинично спланированной попытке Солнечной системы снова установить власть над нами. Да. Направим народный гнев в другое русло, отведя от себя.

– Хорошо, – сказал Камберленд, беспокойно ерзая всей своей тушей в кресле, – такова официальная позиция. А что на самом деле случилось? По-моему, это важно знать. Нас в самом деле Земля разорила?

– Нет. – Хейуорт энергично тряхнул головой. – Во-первых, внешние миры сильно ей задолжали в последние годы, а кредитки всегда переводятся в марки. Значит, сегодня наш долг составляет лишь два-три процента вчерашнего. Земля сильно проигрывает на крахе марки. Во-вторых, я не думаю, чтоб у кого-то из членов правительства Солнечной системы хватило ума разработать подобный план и храбрости провести его в жизнь.

– Думаете, катастрофа произошла случайно?

– Я не знаю, что думать. События далеко превосходят мои самые страшные ночные кошмары… – Голос Хейуорта прервался.

– Вы вот здесь сидите и плачетесь, – саркастически вставил Крагер, – а что будет дальше с внешними мирами, и в частности с Троном? Мы больше не получим никаких кредитов. Официального объявления не последует, но во всем освоенном космосе Империя будет отныне считаться банкротом.

– Первым делом выпустим в обращение побольше марок, – объявил Хейуорт. – И немедленно. Пусть печатные станки работают в полную силу. Проведем масштабную деноминацию. Надо как-то поддержать торговлю…

– Цены взлетят до небес! – возразил Крагер.

– Цены взлетают, пока мы тут болтаем! Любой, у кого имеется сколько-нибудь ценный товар, не захочет отныне его продавать за имперские марки, требуя взамен либо больше и больше марок, либо что-нибудь равноценное рыночной стоимости товара. Поэтому, если вы не хотите, чтобы к концу недели Трон вернулся к бартерной торговле, лучше начинайте печатать деньги.

– Аграрные миры уже практически перешли к бартеру, – напомнил Камберленд. – Им не захочется…

– Пусть аграрные миры провалятся в ядро галактики, мне глубоко плевать! – рявкнул Хейуорт, впервые с начала совещания проявляя эмоции. – Сейчас они нам не нужны. Надо думать об одной планете – о Троне. Забудьте обо всех других внешних мирах. Им до нас не добраться. Чем скорей мы их выкинем из головы, всецело сосредоточившись на спасении Трона, тем лучше для нас. Пусть тамошние фермеры копаются в земле, они для нас не опасны. Тогда как население Трона, особенно Примус-Сити, может сильно осложнить нам жизнь.

– Массовые беспорядки, – понимающе и почти благодарно кивнул Метеп. Бунт – понятное дело, с ним вполне можно справиться. А экономические рассуждения… – Ждешь серьезных волнений?

– Ожидаю волнений, серьезность которых будет зависеть от наших действий в ближайшие недели. Хотелось бы заранее исключить возможность бунтов, но, когда они начнутся, хотелось бы иметь под рукой как можно больше сил. – Хейуорт повернулся к Метепу: – Ты, Джек, отзовешь все имперские гарнизоны из внешних миров. Мы все равно не сможем их там содержать, а если дело обернется плохо, пусть они лучше плотно нас окружают.

Раздался общий одобрительный хор.

Хейуорт оглядел стол заседаний.

– Лето будет долгим и жарким, джентльмены. Постараемся удержать в руках развитие событий, пока какой-нибудь разведывательный корабль не вступит в контакт с инопланетянами в ветви Персея. Может быть, это наша единственная надежда.

– Есть какие-нибудь известия? – спросил Метеп.

– Никаких.

– А если никогда не будет? – уточнил Камберленд. – Если корабли вообще не вернутся?

– Что ж, тоже неплохо.

– Пятьдесят марок за буханку хлеба? Возмутительно!

– Если, по-вашему, пятьдесят – возмутительно, обождите до завтра, – лаконично ответил мужчина с ручным бластером на бедре, прислонившись спиной к сплошной синтестоновой стенке, перед которой на складном столике был разложен товар – буханки хлеба без обертки. – Дождетесь пятидесяти пяти.

Салли Стаффорд была перепугана и абсолютно беспомощна. Никаких известий от Вена и других пилотов-разведчиков, никто из руководства программы «Персей» не знает, когда они вернутся. И вообще вернутся ли. Она жила одна в Примус-Сити, ежедневно видя признаки упадка: удлинявшиеся и расширявшиеся трещины в общественном фундаменте. Страшно хочется, чтобы рядом был Вен, заверяя – все будет хорошо, он о ней позаботится. А его нет.

Денег тоже. Прочитав в «Хрестоматии Робин Гуда», вышедшей сразу после того, как марка слетела с катушек, что надо немедленно забрать деньги из банка и сразу все потратить, Салли ни секунды не колебалась. Вен непоколебимо верил авторам листовок, кем бы они ни были, и в конце концов она тоже поверила. Особенно после долгого ожидания на заднем дворе их бывшего дома, когда она посмеивалась над почти детской наивной верой Вена, после чего с неба правда посыпались деньги. Не тратя на этот раз времени на насмешки, Салли на другое же утро первым делом отправилась в банк и забрала остатки аванса, выплаченного Вену при подписании контракта на разведывательный полет.

Этот совершенный месяц назад поступок был самым разумным во всей ее жизни. Через три дня после краха имперской марки в Примусе закрылась добрая половина банков. Они не прогорели – Империя предупредила подобный исход, позаботившись, чтоб каждому клиенту полностью выплатили хранившуюся на счете сумму красивыми, только что напечатанными бумажками, – а начисто лишились вкладчиков.

С недальновидностью, которая сейчас кажется невероятно глупой, Салли повиновалась внутреннему голосу. Вместо того чтоб накупить товаров на все снятые десять тысяч, как советовала «Хрестоматия Робин Гуда», дрогнула и потратила лишь половину. Остальное спрятала в квартире. И теперь осознала ошибку – за прошедшие недели цены взлетели на одну-две тысячи процентов. Овощи в стерильной упаковке и основные продукты питания, которые в то время можно было купить за пять марок – астрономическую, по ее мнению, цену, – сейчас стоили пятьдесят-шестьдесят, и люди еще радовались, когда их находили. Настоящее сумасшествие! На припрятанные четыре тысячи марок можно было бы накупить еды, которая нынче обходится в пятьдесят тысяч. Она проклинала себя за то, что не последовала совету Робин Гуда буквально. Жители Примус-Сити поняли наконец смысл листовок на личном горьком опыте. Подешевели только продуктовые талоны – торговцы смеялись над теми, кто их предъявлял.

Салли струхнула. Что будет, когда кончатся деньги? Звякнула в Управление программы «Персей», где сказали, что вторую половину – пятнадцать тысяч – могут выдать лишь после возвращения Вена. А что такое сегодня пятнадцать тысяч? Ровно ничего.

– Берете, леди? – спросил мужчина.

Держа между ногами большую коробку с деньгами, он непрестанно оглядывал улицу в обе стороны, мысленно оценивая платежеспособность каждого прохожего.

– Кроме марок, что-нибудь принимаете?

Торговец прищурился:

– Золото, серебро, платину, если они у вас есть. Можно их обменять на товары или на целую кучу марок, в зависимости от того, что предложите.

– У меня нет ничего.

Она даже не знала, зачем спрашивает. Собственно, этот хлеб ей не нужен. Его выпекают на континентальных или далеких фермах, не добавляя консервантов, которые негде взять. Он слишком быстро плесневеет, чтобы одинокая женщина платила пятьдесят марок за булку.

Торговец окинул ее с головы до ног взглядом, как бы проникающим сквозь одежду, и ухмыльнулся:

– Не трудитесь предлагать то, что есть. Сегодня столько предлагали, что мне за всю жизнь не управиться.

Салли почувствовала, что краснеет, глаза наполнились слезами.

– Я вовсе не то имела в виду!

– Зачем тогда спрашивать?

Ответа не нашлось. Она думала о будущем – о ближайшем будущем, когда кончатся деньги. Как после этого жить? Работодатель не может повысить зарплату – говорит, дело, видно, идет к тому, что придется закрыть магазин и сидеть дома.

Салли повернулась, пошла прочь, а торговец вслед крикнул:

– Эй, слушайте!., простите… мне ведь тоже надо семью кормить. Самому приходится летать за продуктами. Вы же знаете, транспортные профсоюзы отказываются работать, пока не повысят зарплату…

Она это знала. Видео без конца сообщает дурные вести, описывает ухудшавшуюся ситуацию. Прекратились поставки товаров. Предприниматели не имеют возможности быстро повышать зарплату, которая обеспечивала бы прожиточный минимум.

Оглянувшись через плечо, Салли увидела, что хлеботорговец уже позабыл про нее, занявшись каким-то мужчиной с охапкой свежих овощей.

Как быть? Жизнь ее совершенно не подготовила ни к чему подобному – постепенно выясняется, что не подготовила практически ни к чему, кроме рождения и воспитания детей. Она едва знакома с элементарной арифметикой, необходимой для нынешней почасовой работы, где ей в любую минуту найдется замена. С детства привыкла рассчитывать на опеку мужчин – отца, братьев, впоследствии Вена. До сих пор все было нормально, потом пошло вразнос, а отец с братьями на другом краю планеты, ни им до нее, ни ей до них не добраться. Она вдруг осталась совсем одна, до смерти напуганная, ни на что не способная.

Почему я такая, задумалась Салли… И цинично фыркнула – почему жизнь такая? Почему деньги Вена ничего не стоят?

Вен… Перед глазами встало суровое лицо мужа, изборожденное озабоченными морщинами, в последние годы как бы навечно застывшими. До сих пор она не понимала, что его мучило все это время. Много лет он служил неким буфером между ней и реальной жизнью, принимая на себя, смягчая удары, чтобы жена почти не ощущала отдачи. Глушитель исчез вместе с ним. Теперь она сама познакомилась с болезненным чувством бессилия, которое так отразилось на психике Вена. Она, словно в ловушку, загнана в мир, которого не создавала. С виду знакомый, но полностью переменившийся. Ни Салли, ни окружающие ее на улице люди не властны над происходящим – бессильны, беспомощны.

Сами виноваты, решила она. Никто из нас не строил этот мир, все лениво посиживали или раздумывали о других путях, пока нас толкали на этот. Давно можно было остановиться, пока не пришли к катастрофе. А теперь уже поздно. Возникло фантастическое ощущение, будто некие гигантские силы вновь пришли в равновесие и не знают, что сбросить, чтоб та или другая чаша весов перевесила.

Она справится. Злость поможет. Злость на вредоносную Империю, злость на себя и на общество, которое научило ее решать исключительно семейные проблемы. Сколько женщин попало сейчас в то же самое положение? Сколько из них потерпит поражение?

Салли не проиграет. Способная ученица. Потратила нынче последние марки из оставшихся четырех тысяч, пока дальше не обесценились. Не все сразу. Чуточку тут, чуточку там, без конца возвращаясь в квартиру и пряча покупки в белье. Если кто-то подумает, будто она закупает продукты, наверняка решится на ограбление. Нет, она скупает все, что под руку подвернется, все, что более или менее можно продать, тащит домой, откуда выходит только на работу и по насущной необходимости. Да, Салли выживет и продержится до лучших времен, до возвращения Вена… Как-то верится, что последнее произойдет раньше первого.

А если настанут когда-нибудь лучшие времена, – она решительно стиснула губы, – обязательно надо как-нибудь постараться, чтобы в будущем не случилось ничего подобного. Очень хочется завести полноценную семью, но ребенка растить в таком мире нельзя.

Никогда, мысленно повторяла она. Такого никогда не должно больше быть!

Сидевший неподвижно до окончания съемки Ла Наг поднялся, потянулся:

– Ну вот. Дело сделано.

Он взглянул на Рэдмона Сейерса, который молча выключил видеокамеру. На складе, кроме них, никого не было.

– Что с вами, Рэд?

– Ничего, – буркнул Сейерс, вытаскивая и протягивая ему отснятую катушку. – Просто это, по-моему, бесполезно.

– Почему? – переспросил Ла Наг. – Людям предлагается сделать выбор, поэтому они должны ознакомиться с альтернативными вариантами.

– По-моему, вы должны посмотреть и с другой стороны. Не слишком ли полагаетесь на эти записи? Честно сказать, меня они не впечатляют.

С трудом удерживаясь от язвительного ответа, раздраженный Ла Наг спокойно спросил:

– До сих пор во мне сомневаетесь? Я по уши нахлебался упреков от вас и всех прочих, а когда марка рухнула, вдруг оказался «блистательным гением». Поймите, в конце концов, что я много лет разрабатывал и подготавливал план, потратив на размышления гораздо больше времени, чем вы, Зак, Метеп или члены Совета Пяти. У меня все продумано. Я хорошо знаю, что делаю.

– Не сомневаюсь, – кивнул Сейерс. – Вы не раз это доказывали. Что, впрочем, вовсе не означает, будто вы непогрешимы, не способны принять неверное решение, ошибиться в расчетах, подобно любому из нас… Неужели ничего не приходилось переоценивать задним числом?

– Конечно, приходилось…

– Тогда вот что я вам скажу. Заключительный пункт плана слишком сомнительный, слишком опасный лично для вас, поэтому не следует суеверно надеяться на весьма слабую, по моему профессиональному мнению, убедительность выступления…

– Понимаю вашу озабоченность, – тихо сказал Ла Наг после короткой паузы.

Сейерс пристально в него вгляделся:

– Но ничего менять не намерены.

Собеседник кивнул:

– Я намерен огласить свои заявления. До сих пор они точно оправдывались, так что теперь никто их не проигнорирует. – Он вытащил из кармана жилетки бумажку в пять фунтов и протянул ее Сейерсу. – Смотрите!

– На что? – Тот осмотрел купюру, не найдя ничего примечательного.

– Переверните.

Обратная сторона оказалась пустой.

– Фальшивка! – воскликнул репортер.

– Нет. В таком виде сегодня печатает деньги Монетный двор. Ему не хватает не только бумаги, но и типографской краски. Стыд и позор. Самой мелкой стала купюра в пятьдесят марок. Всего через три месяца после обвала марка почти достигла своей реальной стоимости – стоимости бумаги, на которой она напечатана! Через три месяца! Никто из вас не верил, что это случится так быстро, поэтому я и сейчас не надеюсь ни на чье доверие. – Он взмахнул записанной катушкой. – Но гарантирую – запись сработает!

– А вдруг не сработает?

– Сработает. И положит конец всяким спорам. Только помните, Мора и остальные ничего не должны знать о следующем пункте плана, пока он не осуществится. Особенно Мора!

Сейерс как раз собирался сделать следующее замечание, но ему помешал Брунин, ворвавшийся в боковую дверь.

– Сеф Вулвертон сейчас сообщил, – пропыхтел он, увидев коллег, – что, по сведениям центра связи программы «Персей», несколько минут назад в нашу звездную систему выскочил разведывательный корабль, который направляется к Трону. Вроде буквально следует инструкциям.

Ла Наг молча выругался. Еще бы хоть месяц! Империя к тому времени развалилась бы, никто уже не грозил бы войной с агрессивными инопланетянами… Не вышло. Впрочем, может быть, возвращение разведчика в данный момент даже выгодней. Если лично с ним встретиться в обход других – досадно близоруких, сомневающихся, неуверенных, – побеседовать с глазу на глаз, дело, возможно, удастся поправить.

– Хорошо, – вздохнул он. – Передай Вулвертону, пусть по возможности придерживает известие о прибытии корабля. Долго, конечно, не утаишь. На подлете его засекут все радары. Нам нужно хоть какое-то время на подготовку.

– Может, попросту сбить его в воздухе? – усмехнулся Брунин. – Проблема, по-моему, начисто и аккуратно решится.

Ла Наг минуту молчал, с ужасом соображая, что такое же точно решение еще раньше пришло ему в голову. Разумеется, он его сразу отбросил, но при мысли, что хоть на секунду его рассуждения совпали с мнением Дэна Брунина, мороз прохватил по коже.

– Сначала встретимся с пилотом, – сказал он, как бы не слыша высказанного предложения. – Надо перехватить его, посадить, позаботиться, чтоб об этом никто не узнал. После краха Империи пусть объявляет всему освоенному космосу, с чем он встретился в ветви Персея.

– Нелегкое дело… – заметил Сейерс.

– Ничего, – оборвал его Ла Наг. – Я все устрою. Предоставьте мне дело. Я обо всем, как всегда, позабочусь.

Тут ему на миг показалось, что он сам себя не узнает. Вместо него выступает какой-то нетерпеливый безмозглый осел, не принимающий никаких возражений, отвергающий всякие взгляды, не совпадающие с его собственными. Возникает вопрос: не закралась ли в душу дьявольская гниль, которая угрожает не только ему самому, но и революции, всем, для кого он старается? Он прогнал его, как назойливое насекомое. Чепуха. Революция совершается. Победа близка. Ничто уже его не остановит. Ничто!