Текст книги "Вкус любви"
Автор книги: Френсис Дэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)
Глава 7
Было уже далеко за полдень, когда все проблемы с освещением были разрешены, и Симон был достаточно удовлетворен, чтобы сделать серию снимков и тут же передать их своему лаборанту для проявления. Он как раз выходил из темной комнаты, когда в студию ввалились близнецы.
– Привет, дядя Джулио! – Они кинулись к бумажному тенту и бросились на пол, чтобы подлезть под него.
– Дядя Джулио? – спросила Кэйт.
– Я их крестный, – сказал он, ухмыльнувшись.
– Что за манеры! – осуждающе произнесла Мелисса низким голосом, и близнецы безропотно выскользнули из-под тента, чтобы быть представленными Кэйт. Они были так красивы, что дух захватывало, пользующиеся, как заметила Кэйт, благосклонностью своей матери, с иссиня-черными волосами, огромными глазами, с круглыми мордашками. На Рике была бейсбольная куртка цветов клуба «Янки», на Полли – жокейская курточка из малинового с белым клетчатого шелка.
– Если эти кадры в порядке, Симон, – сказал Джулио, – я бы хотел те, что на черном фоне, получить уже сегодня к вечеру. Что скажешь?
– Ты хозяин, – ответил Симон.
– Тогда почему бы вам не остаться на ужин? – предложила Мелисса. – Эта ваша ерунда займет у лаборанта не более часа.
– Мы не хотим причинять вам беспокойства, – сказала Кэйт.
– Никакого беспокойства, поверьте. Я сейчас пойду к миссис Винг и распоряжусь, – заявила Мелиссса. – Вы любите острые блюда, Кэйт?
– Если раньше и не любила, то теперь любит, – со смехом сказал Джулио. – Я угостил ее обедом у Мохана.
– Миссис Винг готовит все, кроме завтрака, – пискнул Рик, – потому что утром любит поспать.
– И она всюду убирает, – добавила Полли, – кроме наших постелей, которые мы должны застилать сами.
– Понимаю, – сказала Кэйт.
– Мама говорит, что миссис Винг – это сокровище, – продолжала Полли. Мама говорит, что женщина с детьми, мужем и карьерой…
– Достаточно, Полли, – вмешался Симон.
– Хотите посмотреть наши снимки, мисс Эллиот? – спросил Рик. – Пойдемте наверх. У нас много новых, дядя Джулио. – Подталкивая и принуждая, близнецы увлекли Кэйт и Джулио на лестницу.
– А это наша студия, – гордо заявила Полли Кэйт, – папа даже соорудил нам темную комнату в стенном шкафу.
В центре комнаты стоял двойной рабочий стол, низкие полки были заполнены в беспорядке камерами, объективами, сумками и светильниками. Две смежные стены были целиком увешаны отпечатками – одна стена Рики, другая – Полли.
– Мы уже снимаем лучше, не так ли? – обратился к Джулио Рик.
– Хм… – ответил тот, – дай взгляну. Рик отдавал предпочтение телам в движении: здесь были катающиеся на роликовых коньках в Центральном парке, вращающиеся на льду Рокфеллер-центр фигуристы, спортсмены, сгорбившиеся над рулем гоночного велосипеда, баскетболисты в момент прыжка, танцоры, исполняющие стремительные фигуры твиста. Джулио присвистнул.
– Эй, это мне нравится, Рик, – искренне сказал он.
Стенка Полли целиком была увешена снимками пожилых мужчин и женщин в момент отдыха и покоя. Она схватывала их греющимися лучами солнца, сидящими на ступеньках террасы, играющими в парке в шахматы, гуляющими, держа каждой рукой ручонку внука. Как трогательно, подумала Кэйт. В самом центре стены в окружении других фотографий был большой цветной снимок седоголовой спящей женщины.
Возле нее свернулся калачиком мальчик, положив голову ей на колени. Перед тем как заснуть, они шелушили горох. В мальчике Кэйт сразу узнала Рика. Обе спящие фигуры были запечатлены в послеобеденное время в пятнисто-зеленой тени. Снимок так и дышал безмятежностью. Кэйт ощутила теплый воздух, тяжелый и ленивый. Она слышала квакание древесных жаб в лесу. В окружении других снимков образ этой старой женщины воспринимался как икона, как святыня. Кэйт странным образом была глубоко тронута и взглянула на стоящего за ней Джулио. Он, должно быть, ощутил ее состояние, и его рука коснулась ее руки и крепко сжала.
– Это бабушка Эдварде, – наконец сказала Полли, – мама сфотографировала ее летом незадолго до ее смерти.
– А это я, – заявил Рик. – С тех пор, как бабушка Эдварде умерла, Полли не снимает никого, кроме пожилых людей. Думаю, она пытается преодолеть это, не так ли?
– Я не собираюсь преодолевать что-либо. Ты – простофиля! Пожилые люди куда интереснее, чем бездельники, катающиеся по парку.
– Угомонитесь, ребята, – прервал их Джулио. – Полли, ты снимаешь все лучше и лучше.
Вы оба работаете прекрасно.
Рик первым усмирил свой характер.
– Когда мы закончим школу, – сказал он, обращаясь к Кэйт, – то поменяем вывеску над входом. – Он взглянул на сестру, словно подав ей сигнал, и они хором закончили: «Эдварде и Эдварде, Эдварде и Эдварде».
– Я собираюсь делать студийные портреты и, может быть, снимать моды, а Рик, естественно, спорт, – сказала Полли.
– Ужин будет готов через двадцать минут, – крикнула снизу Мелисса, – идите мыть руки.
Ребята выскочили из комнаты и скатились вниз по лестнице, как только в дверях появилась их мать.
– А вы не спуститесь к нам, чтобы выпить чего-нибудь? Миссис Винг спрашивает тебя, Джулио.
– Тогда мы тоже спустимся, – сказал он, медленно отпуская руку Кэйт. И они проследовали на кухню.
Миссис Винг оказалась крохотной китаянкой с личиком, похожим на улыбающийся грецкий орех. Из пучка волос на ее затылке выбивались пряди седых волос, на лбу блестели капельки пота. Она встряхнула руку Кэйт и ехидно ухмыльнулась Джулио.
– Ваша леди? – спросила она его прямо.
– Моя коллега, миссис Винг, – поправил он.
– Вы сегодня почетный гость, – сказала она, похлопывая Кэйт по руке, – вы должны сесть здесь, против Симона, мисс коллега. – Она снова ухмыльнулась Джулио, затем рассмеялась и повернулась к плите, чтобы наполнить последнее блюдо, прежде чем присоединиться к ним за большим круглым столом.
Одно блюдо содержало нарезанные в форме полумесяца, запеченные яблоки, другое – сочные ломтики говядины, сдобренные луком и жгучим перцем, третье до краев было наполнено всяческой зеленью и размельченной курицей. У каждого прибора стояла чаша с рисом и еще одна с куриным бульоном и бобовым творогом.
– Не стесняйтесь, Кэйт, – предложил Симон, – пробуйте.
Кэйт присоединилась ко всей семье и, держа чашу с рисом в одной руке, отбирала кусочки из каждого блюда по очереди и ела их с рисом, как уж у нее получалось. Ее поразило, насколько дружественным был этот ужин, они ели, словно вели беседу, хотя на самом деле никто ничего не говорил.
– Как чувствуют себя ваши ассистенты с их простудой? – спросил Джулио. Когда они выйдут на работу, как вы думаете?
– Надеемся, что в понедельник, – ответила Мелисса.
– Миссис Винг приготовила им куриный бульон, – сказал Рик, – мы с Полли отнесли его.
– Миссис Винг говорит, что куриный суп – это китайский пенициллин, объявила Полли.
Миссис Винг улыбнулась.
– Можно нам быть свободными? – спросил Рик. Как все дети, они ели с невероятной скоростью, отметила про себя Кэйт.
– А вы съели свой рис? – требовательно спросила Мелисса.
– Да, – ответили они хором. Мелисса повернулась к Кэйт.
– Когда я была маленькой, моя мама всегда говорила, что если я не буду съедать свой рис, то выйду замуж за урода, который будет меня бить. И, как видите, я не оставила ни зернышка. – Она с любовью улыбнулась Симону, который, в свою очередь, ласково потрепал ее по руке.
– О'кей, – сказала Мелисса. – Теперь за уроки. И никакого телевизора, пока все не сделаете.
– О, мам, – захныкали они в унисон.
– Проваливайте, – сказал Симон.
– Было очень приятно познакомиться с вами, мисс Эллиот, – по очереди произнес каждый близнец.
– Спасибо, что показали ваши снимки, – с улыбкой ответила Кэйт.
– Спокойной ночи, дядя Джулио, – сказали они по-итальянски.
– Пока, ребята, – ответил он тоже по-итальянски, и все трое рассмеялись, видимо, это была их старая шутка.
Когда все закончили есть, миссис Винг настояла, чтобы Кэйт расправилась с последней долькой запеченного яблока, а потом подала всем горячие влажные полотенца и чай. Джулио подшучивал над ней, говоря, что она лучший китайский повар в мире.
– Вы – жемчужина Востока, – заявил он.
Миссис Винг расплылась в улыбке и расцеловала его в обе щеки.
Что за дружная семья, подумала Кэйт. Какая неистощимая доброжелательность. Как легко они нашли ей место за их столом и заставили чувствовать себя, как дома.
Симон и Джулио извинились и поднялись по лестнице в студию. Миссис Винг собрала посуду со стола в моечную машину, стоявшую в чулане при кухне, а Мелисса тем временем налила им еще по чашке чая.
– Я знаю, что это похоже на излияние чувств, – сказала Кэйт, – но это один из самых счастливых ужинов в моей жизни.
Мелисса вздохнула.
– Да, бывают счастливые семьи.
– Я знаю многих женщин, которые многое бы дали, чтобы узнать, как вам это удается – совмещать замужество, детей и карьеру, и при этом все у вас получается.
– У нас были чертовски неприятные несколько лет. И только Джулио вернул нас друг другу. Этот человек очень многое дает, Кэйт, он настоящий любящий друг. Когда мы только поженились, был период, когда мои дела шли все лучше и лучше, в то время, как у Симона складывалось все наоборот хуже и хуже. Мы оба начинали в мире моды, вам это известно?
– Да, – сказала Кэйт.
– Вы знаете не хуже, чем я, чтобы стать хорошим фотографом, надо знать, как смотреть. Каждый может научиться обращаться с камерой, объективами и дампами. Талант, или как там это назвать, заключается в том, что вы видите предмет не так, как человек, стоящий рядом с вами. А мода – очень специфическая область. Я вижу манекенщицу одним образом, Хире и Пенн – другим, хотя пользуемся одними и теми же камерами, одной и той же пленкой…
– Но видение каждого уникально.
– Вот именно.
– То же самое с иллюстрированием или живописью, – заметила Кэйт.
– Конечно. Понимаете, образы Симона никогда не были индивидуальными, они всегда были подражаниями кому-то другому. Он просто не обладал глазом, чтобы снимать моду, и потребовалось много и болезненно пережитого времени, прежде чем он наконец принял этот факт.
Вот так мы и бились… Я летала в такие сумасшедшие места, как Маракеш, снимать демонстрации мод для разворотов в «Вог», а Симон – домашнюю одежду в Нью-Джерси. Это было ужасно. Потом я забеременела, а когда родились близнецы, то мой муж, который всегда говорил, как это чудесно – иметь детей, сделал вдруг полный поворот. Дети занимают слишком много моего времени и внимания, ему совсем не осталось места. А так как я некоторое время не могла выполнять никаких заказов, то чувствовала себя очень несчастной.
– А как Джулио вмешался во все это?
– Он пришел как-то вечером, а тут Симон и я затеяли одну из наших ужасных ссор. Джулио просто встал и велел нам замолчать. Он сказал Симону, что тот ведет себя словно ревнивый подросток, а мне, что я использую детей, чтобы избежать встречи лицом к лицу с моими чувствами к Симону и работе.
– Я не уверена, что поняла, что вы имеете в виду.
– Я любила Симона, по-настоящему любила. Мое сердце разрывалось, когда я видела, как он бьется о стену, и чем престижнее делались мои заказы, тем более виноватой я себя чувствовала, потому что у меня все получалось, а у него нет. Где-то глубоко внутри меня росло презрение за его упрямые попытки добиться чего-то в сфере, где каждому было очевидно, что у него никогда ничего не получится. И я ненавидела его за то, что он ревнует к тому времени и вниманию, что я отдаю моим детям, и я ненавидела себя за эту ненависть.
– А вы не обиделись на Джулио, что он так резко все выложил вам?
– Как ни странно, вовсе нет. Он сказал нам обоим вещи, в которых мы отчаянно нуждались, я так думаю. Мы должны были найти точку соприкосновения. А Симон просто нуждался в хорошем, сильном толчке в нужном направлении – ведь он блестяще делает то, чем сейчас занимается. В Нью-Йорке нет второго такого фотографа, который мог бы заставить тот серебряный кофейник выглядеть так, как это сделает Симон.
– Он знает, как надо смотреть, чтобы это видеть, – сказала Кэйт.
– Конечно. И это Джулио помог ему найти себя, получить его первые заказы на съемки предметов изящных искусств и промышленной рекламы. Он также настоял, чтобы я нашла время, чтобы стать настоящей домохозяйкой, живущей домом, готовкой, но умеющей и вернуться к работе, вместо того чтобы проводить время у окна в мечтаниях или переживать полученные царапины.
– Рик и Полли не выглядят страдающими от того, что вы вернулись к работе, – сказала Кэйт, – они чудесные дети. Я думаю, что вы замечательно воспитали их, а Симон, совершенно очевидно, души в них не чает и вас тоже любит до безумия.
– Я к нему испытываю то же самое. Мы предназначены друг для друга – просто временно сбились с пути. Мы будем благодарны Джулио всю оставшуюся жизнь за то, что он помог нам снова обрести друг друга. – Мелисса перевела дух. – Я наблюдала за ним, когда он смотрел на вас, Кэйт. Думаю, он видит в вас больше, чем только коллегу. А вы заинтересованы им?
– Я не в его лиге, Мелисса. Может быть, вы считаете это глупым, но я знаю имя Фрэзера и восхищаюсь его работой с первого года обучения в классе дизайна, когда он был всего лишь одной из восходящих молодых звезд. Когда я начала работать в Нью-Йорке, он был уже одним из богов. А это чертовски трудно отделить человека от легенды. Даже как личность, он настолько значительнее, чем…
– Почему-то у меня ощущение, что за тем, что вы говорите, стоит нечто большее? – пустила пробный шар Мелисса.
Кэйт улыбнулась.
– Ладно, Мелисса… Я никогда не позволю себе увлечься мужчиной, с которым работаю.
– Но ведь вы же не в одном офисе, – запротестовала та.
– Кроме того, я полагаю, что он увлечен Лиз Мэдден.
– В самом деле? Я думала, что это кончилось много лет назад, – подумала она вслух. – Ладно, в любом случае, если вы дадите Джулио шанс, вы найдете, что он вполне такой, как все люди, только лучше.
Симон распахнул дверь в кухню.
– Ну, вы двое, сколько можно пить чай? Пошли, пора за работу. Джулио говорит, что снимки на белом в порядке, и мы готовы начать съемки с черным задником. Пока вы тут болтали и гоняли чаи, мы уже установили черный тент.
Вчетвером они работали до полуночи, подбирая подсветку и делая пробные кадры. Было уже три часа утра, когда Джулио нашел негативы превосходными, а Симон допустил, что «они не так уж плохи».
Кэйт зевнула. Обняв ее за плечи, Джулио сказал:
– Я отвезу ее домой, пока она не свалилась с ног.
Она чувствовала себя уютно, ощущая тепло и силу его руки, когда они прощались с Мелиссой и Симоном перед тем, как выйти на улицу.
Джулио остановил такси, и скоро они были уже у дома Кэйт.
– У вас найдется что-нибудь выпить? – спросил Джулио, когда она открывала дверь своей квартиры.
– У меня есть немного виски. Но, странное дело, я снова хочу есть. Сейчас я открою жестянку с супом. Хотите немного?
– Нет, но вы ешьте. А я приготовлю себе выпить, – сказал он, следуя за ней в крохотную кухоньку. Он раздавил хрупкие кубики льда в корытце и, держа его в руке, обернулся, ища куда бы его поставить. – Неудивительно, что вы не занимаетесь готовкой, – сказал он, ставя корытце в раковину. – Это все равно что готовить в почтовом ящике.
– Она достаточно велика, – возразила Кэйт, срывая крышку с консервной банки с супом. – Это пюре из спаржи. Хотите? – Он стоял над ней с гримасой на лице, глядя на кастрюльку. Кэйт чувствовала на шее его теплое дыхание.
– Нет, я оставляю это вам. – Он протиснулся в гостиную и стал разглядывать ее рисунки.
– Вот это мне нравится, – сказал он, ткнув в работу еще ее студенческих лет. – Это очень хорошо.
– Этих оливковых деревьев полно в Миннесоте, – сказала она.
– Ведь вы оттуда родом? Из Миннеаполиса? – Он откинулся на кушетке, вытянув свои длинные ноги под кофейным столиком.
Кэйт подошла с чашкой супа к креслу на другой стороне столика.
– Да, мой отец все еще живет там. Он пекарь, моя мама умерла, когда я была в колледже.
– А когда вы вышли замуж?
– Хм… Я училась в последнем классе школы, а Джек начинал свою юридическую практику.
– И?
– И ничего. Ничего не получилось, только и всего.
Он прихлебывал свою выпивку в задумчивом молчании, пока Кэйт не покончила с супом.
– Вы были влюблены?
Кэйт рассмеялась, что, похоже, удивило его.
– О! Я была отчаянно влюблена – влюблена в мечту.
Неожиданно для нее стало ужасно важно, чтобы Джулио понял. Но как он может – в высшей степени мужчина до мозга костей. Не было никакого шанса, что он способен постичь страстные надежды или мечты молоденькой девушки. Ему не приходилось бороться, чтобы не быть сломленным, бороться за свою независимость. Но как это было бы чудесно, если бы он вдруг понял?
Он ободряюще нагнулся к ней.
– Нас было трое с одинаковыми мечтами. Мы были Неустрашимым Трио и верили, что у нас будет все: романы, любовь, брак, карьера – и все сразу. Нэнси, Ребекка и я… Мы так верили, что можем добиться этого.
Кэйт грустно покачала головой. Тонкий слой супа застывал в чашке, и она стала похожей на внутреннюю поверхность раковины.
– И что произошло с вашим Неустрашимым Трио?
– Нэнси уединилась на каком-то острове в Греции, чтобы закончить свой роман, а кончила тем, что вышла замуж за отдыхавшего там дерматолога. При случае пописывает в бюллетень Ассоциации родителей и учителей. Ребекка, Бекки, рисовала, как Боттичелли. Она замужем за инженером и подрабатывает, делая рекламу для магазина электротоваров, торгующего со скидкой в Ла Джолле. – Кэйт попыталась проглотить комок в горле, но оно слишком пересохло. – Сломленные мечтательницы, утраченные мечты. – Она горько усмехнулась. – Это могло бы стать названием песни, разве не так?
– А что произошло с Кэйт? – Его голос прозвучал мягко, он осторожно вертел в пальцах стакан, словно это был нежный фрукт, который можно было легко раздавить.
– Ни у кого из нас брак не сложился так, как мы мечтали, и только я сделала карьеру и осталась независимой.
– А почему только вы, как вы полагаете?
– Может быть, потому что только я верила в это достаточно сильно, чтобы за это бороться. В этом сказалось, без сомнения, влияние моей матери. Она была очень сильной женщиной, ее страстью было обучение игре на фортепьяно. Она всегда говорила: «Это грех против Бога, впустую растрачивать свой талант». Она действительно верила в это, и меня заставила поверить.
– Ваша мать была права, Кэйт, – тихо прервал он.
– Я знаю, – откликнулась Кэйт, – поэтому когда я вышла замуж за Джека, я знала наперед, какой должна быть наша жизнь. Юрист Джек должен был расти, как на дрожжах, в своей фирме, и в кратчайший срок стать в ней партнером. А дизайнер Кэйт обязана сделать блестящую карьеру в лучшей местной студии.
– Но? – быстро подтолкнул Джулио.
– Но Джек не желал, чтобы я работала после окончания школы. Он не хотел видеть, что мне это необходимо, что творческая, профессиональная работа важная часть моей жизни. Возможно, вы не представляете, какое это разочарование – обнаружить, что человек, которого вы любите, считает ваши амбиции тривиальностью. – Она почувствовала, как пульс ее стал биться сильнее от вызванного этими воспоминаниями волнения.
– Мне кажется, вам нужно выпить, – сказал Джулио, вставая и направляясь со своим стаканом на кухню. – А чем вы должны были заниматься, полагал юрист Джек? – крикнул он оттуда.
– Вести дом. Следить, чтобы пол на кухне был хорошо навощен. Рисовать цветочки на подносах… О, даже не знаю, что еще.
Джулио вернулся с устрашающе выглядевшим бокалом виски с водой.
– Выпейте, – скомандовал он, – я хочу услышать о вас побольше. Выпейте. И представьте, что вам море по колено.
Кэйт улыбнулась. Питье отдавало жженым деревом, внутри ее обожгло, но когда жжение прекратилось, она почувствовала, как спадает напряжение.
– Джек думал, что работающая жена – неприлично, это его словцо. Ни у одного юриста жены не работают. Что скажут партнеры, если его жена будет работать?
– Возможно, они сказали бы, что Джек женился на очень талантливой и независимой женщине. Мужчина должен быть сильным и много дающим, чтобы любить сильную женщину.
Она поглядела на него поверх края бокала и подышала на него. На стекле образовалась дымка тумана. Рассеянно она вывела на ней букву «Д» и тут же стерла ее пальцем.
– Все это приходило мне в голову, когда одни наши друзья стали заниматься бизнесом, связанным с загородными участками. Я рисовала для них фирменный знак и бланки, затем сделала уличные указатели и раскраску фургонов. Я также начала сотрудничать с агентством, которое они выбрали для своей рекламы, и тут Джек предъявил ультиматум: «Моя жена никогда не будет работать!»
– И как вы к этому отнеслись?
– Я собрала все свое мужество и сказала Джеку, что мне плевать, что думают его партнеры, и что я нечто большее, чем удобная комбинация для сексуального удовлетворения и натирания полов, и что я решила начать деятельность свободной художницы. Если положение мужа не мешает быть юристом, то и дизайнер может стать хорошей женой. Я была обучена быть художницей, и, черт побери, я намерена быть ею.
– И что он сказал?
– Ничего, что вам было бы интересно услышать. У нас произошла ужасная ссора.
Взволнованная и совершенно выжатая, Кэйт подошла к окну. Улица внизу была безлюдной, небо на севере размыто розовым и золотым от миллионов неоновых огней. Скоро наступит утро, растворяя пастельные тона серым светом перед восходом солнца.
– Вскоре после этого я приехала в Нью-Йорк.
Как я сказала? «Сломленные мечтательницы, утраченные мечты».
Джулио откинулся назад, сцепив руки за головой.
– Мечты не так-то просто убить, и вы потрясаете меня своим упорством.
– Может быть, вы правы, – еле выговорила она, – наверняка правы. – Криво улыбаясь самой себе, она взяла свою суповую чашку с кофейного столика, вымыла ее под краном на кухне и оставила сохнуть. Напевая тихо под нос, она убрала расколотые кубики льда обратно в морозилку и вытерла все вокруг. Когда она вернулась в комнату, Джулио, вытянувшись на кушетке, спал.
На цыпочках она прошла через комнату и вернулась с подушкой и одеялом со своей кровати. Осторожно сняла с него легкие мокасины, тихонько приподняла голову и подсунула под нее подушку, снова поразившись упругости его волос. Когда она подтыкала одеяло вокруг него, он простонал во сне. Голубые прожилки, тонкие словно в глубине фарфора, проступили на его веках. Она слегка откинула завитки волос с его лба и осторожно провела пальцами по его виску и щеке.
Все еще улыбаясь, она выключила свет и тихонько прошла в спальню. Она оставила дверь распахнутой и, засыпая, слышала глубокое ритмичное дыхание Джулио. Оно напомнило ей море – медленные волны накатывались на далекий берег.
