Текст книги "Вкус любви"
Автор книги: Френсис Дэвис
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
– В роскошный белый полотняный костюм от Милли Джусте, я полагаю, с бледными голубыми крапинками и тоненькой голубой горизонтальной полоской. Она похожа на кредитную карточку, если повернется боком, ты увидишь ее край. Думаю, у них с Фрэзером связь.
– Вот стыдоба!
– Мне кажется, я шокировала ее тем, что на ее глазах все съела.
– Расскажи еще о Фрэзере.
– Ладно, моя мать назвала бы его впечатляющим зверем.
– А как бы ты охарактеризовала его?
– Упрямый, с железной волей…
– Ты все это уже говорила.
– Сластолюбивый.
С кухни донесся пронзительный, выматывающий душу свист.
– Чайник закипел. Я позвоню тебе завтра и скажу, что решила.
Когда Кэйт вечером ложилась спать, она все еще не знала, что ей делать. Она лежала, глядя в потолок, и спорила сама с собой. То, что предложил Джулио, было совсем не плохим компромиссом, но как она сможет спокойно работать рядом с человеком, который непрерывно раздевает ее глазами? С другой стороны, ей платят не за то, чтобы она чувствовала себя спокойно и уютно. Она взбила подушку и повернулась на бок. Джеффри будет дизайнером книги, так что, возможно, ей не придется часто сталкиваться с Джулио. Но почему он так упорно смотрел на ее рот? Кэйт перевернулась на живот. Но как это будет прекрасно купить себе маленький загородный домик. И это станет колоссальным вызовом, сделать такую книгу… и если вызов делает мужчину, то что делает женщину? И это вовсе не означает, что она не сможет контролировать ситуацию, если пойдет работать к Фрэзеру. Она почти готова взяться за эту работу, хотя бы для того, чтобы доказать ему, что может выполнить ее меньше, чем за девять месяцев. Просто для того, чтобы увидеть, какое у него при этом будет выражение лица. И как только у кого-то могут быть такие черные глаза…
Глава 3
Высоко над ее головой, на макушках деревьев, где ветви улавливали последние лучи солнца, пели птицы. Становилось прохладно. Скоро стемнеет. Кэйт покрутилась на месте, но не смогла разглядеть тропу сквозь разросшиеся папоротники. Ее руки и ноги были покрыты царапинами, к юбке пристали колючки. Она устала и была напугана. Неожиданно она услышала, что ее окликает Нил, она не могла видеть его, но голос слышала отчетливо.
– Эй! – кричал он. – Эй! Я опаздываю в суд!
– Где ты? – закричала она, когда смолкло эхо его голоса, но ответа не последовало.
Прекрасная белая птица села к ее ногам, вздернула свою изящную головку и сказала:
– Не ешь эти ягоды, дорогая. У них вкус дешевой парфюмерии.
Но вот в лесу послышался треск, и перед ней возник Фрэзер. В его волосы были вплетены листья, и он был похож на Бахуса, бога вина. Высоко над головой он держал огромную гроздь винограда, как будто выполняя какой-то древний ритуал.
– Вы не голодны? Я принес вам кое-что поесть.
Его голос звучал соблазняюще, глаза горели. Он прижал пурпурную гроздь к ее губам, и сочная опьяняющая жидкость, по вкусу не похожая ни на что, что она когда-нибудь пробовала, наполнила ее рот.
– О! – воскликнула она в изумлении и восторге.
Неожиданно его губы охватили ее губы, а язык словно стал жадно искать капли оставшейся чудесной жидкости в ее рту.
Кэйт проснулась, дрожа, ее ночная рубашка взмокла.
– Как могло мне сниться подобное? – бормотала она полугневно, полуизумленно. – Как я могла?
Она отбросила одеяло, быстро прошла на кухню и поставила на плиту кофейник.
Разглядывая свое отражение в зеркале ванной, она с досадой потрясла зубной щеткой женщине в зеркале:
– Ты не сможешь укротить это чудовище, которого боишься, пока не встретишься с ним лицом к лицу. Поэтому держи себя в форме! – Она энергично чистила зубы, когда зазвонил телефон.
– Марф? – спросила она, глотая пахнущую мятой слюну.
– Доброе утро. Это Джулио Фрэзер. Я не разбудил вас?
– Конечно, нет, – ответила она с негодованием. – Пока преднамеренно не вторглись в мои сны, – добавила про себя.
– Я только что разговаривал с ребятами, которые держат в руках финансовые вожжи, и они согласны дать вам пару пунктов гонорара. Что вы на это скажете, согласны?
У Кэйт перехватило дыхание.
– Я скажу «да», Джулио Фрэзер. Да.
– Замечательно! Будьте здесь утром в среду в девять часов для встречи с Лиз и Джеффри, – приказал он. – В кабинете Лиз. Если меня не окажется, ваш контракт будет у нее. В полночь в среду вы начнете снимать модель. Лиз все объяснит, так что оставьте четверг свободным.
Вы уже завтракали?
– Еще нет, – ответила она машинально. – Обычно в это время я обхожусь только кофе с тостом.
– Ешьте фрукты, – скомандовал он.
– Что?
– Я сказал, съешьте немного фруктов, это полезно для вас. – И он повесил трубку.
Какое же он чудовище, возмутилась она, ни с того ни с сего советовать девушкам есть фрукты? Потом она вспомнила пурпурный виноград и, вспыхнув так сильно, что жаром обдало даже подошвы ног, заставила себя принять холодный, пронизывающий до костей душ.
Как она привыкла это делать по утрам в уик-энд, Кэйт провела час у телефона. Забравшись в угол кушетки, подобрав под себя ноги, держа в руке вторую с утра чашку кофе и раскрытую телефонную книжку с дневником на коленях, она ответила на все записанные на автоответчике сообщения, сделала несколько звонков и распутала скрутившиеся провода.
Покончив со звонками, она кратко подытожила, сколько радости доставила ей работа в одиночестве, в уютном мирке собственного творчества, свободного от ежедневных требований ее прошлого стиля жизни. Она рассмотрела как монотонность, так и разнообразие каждодневных задач, которые подкидывала ей жизнь. Одни посыльные доставляли ей пакеты от поставщиков и клиентов, другие уносили завершенные работы.
Поднявшись с кушетки, она перешла к своему рабочему столу рядом с окном, высоко расположенным над улицей. Она оглядела небо и ощутила себя смотрителем маяка, увидевшим, как с запада наползают грозовые тучи. Она была также и секретным наблюдателем жизни в доме напротив. Старый и почтенный, он нес свою древнюю копоть с достоинством бабушки, кутающейся в уютную шаль.
В полдень пришел черед окна Актрисы. Оно было поднято. Рыжий кот сидел и с дьявольской ухмылкой следил за голубем, клюющим крошки.
Мытье окна было первым делом, которым занялась Кэйт, когда въехала в эту квартиру в западной части Манхэттена, в равной степени удаленной как от района театров, так и шумного района деловых офисов. Она стояла на подоконнике внутри комнаты, терла стекло, сколько могла достать с наружной стороны, когда увидела, как женщина из квартиры напротив открыла окно в кухне и высыпала на подоконник хлебные крошки. Ей-Богу, сказала она себе, это… это… Она знала, что это была знаменитая актриса, но никак не могла вспомнить ее имя. Так она и стояла, ощущая себя дурочкой, прилипшей к стеклу и отчаянно пытающейся вспомнить фамилию, когда актриса подняла голову и увидела ее. Она улыбнулась ей своей знаменитой улыбкой, и Кэйт слабо улыбнулась в ответ, смущенная, что ее застали вот так глазеющей. Розалинд Кузине! Это была Розалинд Кузине, вспомнила она наконец. Но даже спустя четыре года она мысленно продолжала называть ее Актрисой.
Точно в двенадцать тридцать Актриса открыла свое окно, чтобы, как всегда, высыпать горсть крошек. Как всегда, она подняла голову и увидела Кэйт за рабочей доской. Кэйт улыбнулась и помахала рукой. Актриса, как всегда, ответила тем же.
В два тридцать Кэйт сложила макеты суперобложек для «Хилл Пресс». Они хорошо платили, и Кэйт работала на них уже шесть лет.
– Тебе понравилась эта книга? – спросила Анджела Роджерс, художественный редактор «Хилл Пресс».
Кэйт гордилась тем, что никогда не делала обложек к книгам, которые не прочитала.
– Очень, – ответила она.
Это была история молодой женщины, которая одновременно оставила и мужа и любовника и укрылась от них обоих в Амстердаме, чтобы разобраться в своей жизни. Кэйт нашла, что это трогающая сердце история одиночества и отчаяния. Она плакала, когда читала гранки.
– Я принесла тебе слайды, – заявила Кэйт, – давай сюда проектор.
Рисунок представлял каменную террасу. На ней в беспорядке стояли металлические столики и стулья, словно люди торопливо покинули ее из-за внезапно начавшегося дождя. В лужицах воды отражалась брошенная мебель. Деревья на заднем плане гляделись зеленой дымкой только что проклюнувших листьев. Они обещали приход весны, но небо было темным от дождевых облаков, воздух пронизан туманом. Жизнь, казалось, была где-то далеко, все было полно ощущением безнадежности и печали.
– Великолепно, – сказала Анджела. – Где ты нашла этом место?
– Это терраса Стеделиджк-Музея в Амстердаме. Я провела там… несколько лет назад… свой медовый месяц.
– О, Кэйт, я никогда не знала, что ты была замужем.
– Мое замужество оказалось милосердно кратким. – На мгновение она вспомнила Амстердам и медовый месяц, который стал для нее несбывшимся обещанием. Она мысленно одернула себя и деловито повернулась к Анджеле.
– Заголовок можно дать на фоне неба, как я показала на наброске. Могу послать это на цветоделение, как только ты получишь одобрение своего отдела маркетинга. Я должна завершить обложку. У тебя есть фотография автора?
– Да, где-то здесь, – подтвердила Анджела, роясь в конверте из манильской бумаги. – Значит, ты была замужем… и скрывала это… – Анджела довольно долго вопрошающе глядела на нее, потом вдруг прервала молчание и сказала заговорщицким тоном. – Могу я сказать тебе кое-что по секрету?
– Конечно, но ты уверена, что тебе этого хочется?
– Я ухожу из «Хилл Пресс» через восемь месяцев – в декабре.
– Ты уходишь? К какому издателю?
– Я не ухожу к другому издателю. Я выхожу замуж, Кэйт, и увольняюсь. – Ее глаза горели, щеки раскраснелись.
– Это чудесно, Анджела. Я очень рада за тебя. Но почему ты увольняешься?
– Если быть совершенно честной, у меня есть ощущение, что я рискую. Но это так чудесно, снова зависеть от кого-то. Ричард не касается моей работы, но я полагаю, что замужество – это дело, которое должно занимать все время. Я убеждена, что из-за этого распались оба моих предыдущих брака. Я не была женой все свое время. На этот раз я хочу создать для моего мужа настоящий дом. Ты ведь была замужем, разве ты не согласна со мной, что это единственный путь?
– Но не для меня. Мне этого недостаточно.
– Ладно, но этого будет достаточно для такой девочки, как я. Не знаю, как ты, но я никогда не собиралась работать всю свою жизнь. – Она улыбнулась и мечтательно взглянула на блестящее обручальное кольцо. – Моя оставшаяся жизнь принадлежит Ричарду.
Ох, Анджела, подумала Кэйт, ты совершаешь ошибку. Какие страхи довели эту достигшую успеха, невозмутимую самостоятельную женщину до состояния поглупевшего, растекшегося, как желе, существа? Сердце Кэйт обливалось слезами за нее, но она попыталась отбросить скептицизм: может быть, такая жизнь будет хороша для Анджелы, даже если совершенно не подходит для меня.
– Никто пока не знает, что я ухожу, кроме издателя и главного редактора. Через пару месяцев мы начнем подыскивать нового художественного редактора. Я бы охотно рекомендовала тебя на эту должность. Тебя это может заинтересовать?
– Меня? Ты сума сошла, Анджела. Я никогда не была художественным редактором.
– Когда-нибудь нужно начинать. Не можешь же ты и дальше оставаться свободным художником.
– Почему?
Анджела проигнорировала этот вопрос.
– Если не считать некоторых процедурных моментов, в моей работе нет ничего такого, чего бы ты не знала. Можешь не давать ответа на этой неделе и даже через месяц, но обещай, что подумаешь над этим предложением. Я впишу твое имя в список кандидатов под первым номером.
Анджела была вторым человеком за последние два дня, который пытался заставить ее порвать с положением свободного художника. Предложение Анджелы отличалось от предложения Джулио: она не будет еще одним членом огромного отдела, а художественным редактором. «Хилл Пресс» – очень маленькая компания, с малочисленным штатом дизайнеров, но все же… Нет, сказала она себе, Анджела была в теннетах. Кэйт Эллиот это не подходит. Она не хочет быть связанной по рукам и ногам. И определенно она не для того провела целый день, споря с Джулио Фрэзером, чтобы поддаться Анджеле.
– Это очень великодушное предложение с твоей стороны, – сказала она, – я подумаю о нем.
У нее достаточно времени впереди, чтобы сообщить Анджеле, что она не примет ее предложение. Роман Анджелы с очевидностью лишил ее возможности судить о всех путях в жизни, кроме единственного.
Глава 4
Когда Кэйт в назначенный день пришла в кабинет Лиз Мэдден, там уже находился Джеффри Стюарт.
– Джулио предупредил вас о предстоящем фотомарафоне? – спросил он. – Он начнется в помещении «Аптаун Хелф Клаб» в полночь. Нам придется снимать двенадцать часов подряд. Мы можем занимать гимнастический зал только до полудня.
– А ваша модель не выдохнется через пару часов? – спросила Кэйт. Лиз рассмеялась:
– Только не наша Гунилла. Вы ее не видели?
– А кто фотограф? – поинтересовалась Кэйт.
– Мелисса Эдварде, – сказал Джеффри.
– Но ведь это одно из самых крупных имен в мире моды! – запротестовала Кэйт. – Не слишком ли это – делать снимки, которые потом станут подготовительным материалом для моих рисунков?
– Ну, вы знаете, несколько фотографий будут включены в книгу, отмахнулась Лиз. – И, конечно, понадобится фотография для обложки. Нам повезло, что Мелисса – старый друг Джулио, и у нее нашлась «дырка» в расписании. Я думаю, мы должны обсудить, во что Гунилла должна быть одета. Что вы предложите, Кэйт? – и она протянула ей несколько снимков, сделанных поляроидом.
– Вряд ли они будут очень полезны, – извиняющимся тоном произнес Джеффри.
Снимки изображали великолепно сложенную женщину в черном обтягивающем трико танцовщицы. Этот костюм ничего не показывал, кроме прекрасного силуэта Гуниллы.
– Вы правы, – согласилась Кэйт, – они ничего не дают. Мне нужно, чтобы было видно как можно больше мышц. Что, если бикини?
– Не годится, – возразила Лиз.
– Ну что ж, – начала Кэйт. Оба они смотрели на нее, явно ожидая предложения. – Почему бы тогда ей не надеть облегающее трико телесного цвета и не намочить ткань водой или глицерином так, чтобы она фактически прилипала к коже. А тепло от юпитеров не даст ей замерзнуть.
Лиз и Джеффри кивнули в знак одобрения. Последующие несколько часов они провели, обсуждая требуемые позы по рабочей тетради Лиз. Джеффри спорил по каждой мелочи.
Наступил полдень, когда Кэйт покинула здание. Служащие офисов потоком устремились через холл на мягкое майское солнце. Кэйт подхватила толпа, и, подталкиваемая сзади, она, словно пробка из бутылки, была выброшена из дверей прямо в чьи-то руки.
– Очень сожалею, – сказала она, ткнувшись лицом в мужскую рубашку.
– А я нет, – услышала она в ответ спокойный голос Джулио. Он не спешил освободить ее. Наоборот, улыбаясь, еще теснее прижал ее к себе, оберегая от натиска толпы. – Приглашаю пообедать со мной, крошка Эллиот. – Голос его звучал тепло, глаза смотрели в глаза.
Толпа вокруг них рассеялась, куда-то исчез гомон человеческих голосов, шум уличного движения. Кэйт слышала его голос, чувствовала только его руки. От их прикосновения по ее телу словно пробегали электрические заряды. Это безумие, сказала она сама себе.
– Вы уже обедали? – спросил он.
– Нет, я…
– Идемте со мной. – Он твердо взял ее под руку и, прижав к себе, повел вниз по улице.
Ресторан оказался маленьким и заполненным посетителями. Ряды столиков были заняты японскими бизнесменами в черных костюмах, которые поедали крохотные порции риса с такой яростью, с какой три официанта успевали подавать блюда.
Джулио представил ее владельцу, который быстро нашел для них тихое место вдали от входа.
– Что вы предпочитаете, – спросил Джулио, – суси или сашими?
– Почему бы вам не заказать за нас обоих, – предложила Кэйт, которая ничего из того, что он назвал, никогда не пробовала.
Официант поставил между ними бамбуковое блюдо с горячими влажными полотенцами.
– Вы всегда выбираете национальные рестораны? – спросила она, с удовольствием обтирая руки.
– Это идет от моей семьи. Моя мама – великолепный повар, она научила и меня готовить. Можно сказать, что поиски новых ресторанов всегда было своего рода фамильным хобби. Самые волнующие открытия – это маленькие семейные заведения, такие, как у Мохана, где секреты приготовления блюд передаются по наследству, их готовят без отступлений от рецепта и предлагают с гордостью. Его глаза горели энтузиазмом. – Как вы думаете, где находится самое лучшее и наименее претенциозное заведение, где можно отведать американские блюда разных регионов?
– Сдаюсь, где?
– При церквях! – воскликнул он с благоговением в голосе. – Вы когда-нибудь бывали на пикниках, которые устраивает Греческая Православная церковь, на которых зажаривают целиком ягненка на вертеле?
Кэйт покачала головой. Она никогда не слышала, чтобы кто-нибудь в Миннеаполисе жарил ягненка на вертеле.
– Я знаю одну баптистскую церковь, – прошептал он тихо, словно сообщая ей страшную государственную тайну, – где в первое воскресенье августа жена священника готовит самую лучшую жаренную по-южному курицу, какую только можно сыскать во всем свете.
– Если вы сейчас не остановитесь, я примусь есть это полотенце! воскликнула Кэйт.
– А вы хорошо готовите? – требовательно спросил он.
– Полагаю, мне следует объясниться. Я вообще не умею готовить. Я занимаюсь этим только, чтобы не умереть с голоду. Думаю, что моя готовка похожа на самозащиту. – Кэйт сама изумилась, как извиняюще прозвучали у нее эти слова. Ну почему она должна оправдываться перед этим человеком, словно это большой грех – есть консервы?
Тем временем вышколенный официант поставил перед ними изысканно выглядящее блюдо.
– Объясните, пожалуйста, что это, – попросила Кэйт, что Джулио и сделал.
Маленькие пирамидки из риса были выложены на красном лакированном подносе. Отдельные рисинки блестели и были полупрозрачными, словно жемчужины. Одни пирамидки венчали кусочки овощей, другие – рыбы. Иногда рис окружал тонкие, как спички, ломтики огурца или раннего лука, и все это было обернуто в разные листья и разрезано на дольки. Другие рисовые горки были завернуты в тонкие кусочки омлета. Блюдо украшали цветы, сделанные из наструганного розового имбиря. Маленькие холмики из тертой редьки возвышались над дарами моря. Миниатюрные белые лепестки лотоса окаймляли бледно-зеленую сладкую редьку и темные озерца соуса из острого перца.
Кэйт перегнулась через стол.
– Я должна брать это палочками? Но я никогда ими не пользовалась.
– Нет. Взгляните на этих мужчин напротив. Большинство из них пользуется собственными пальцами.
– Почему рыба сверху холодная?
– Хм… в конце концов, рис тоже холодный, так что нет смысла подавать рыбу горячей. Вам не нравится?
– Нет, я полагаю, это очень вкусно, и запах такой приятный. – Она попробовала один кусочек. – Это заставляет меня вспомнить морской воздух, сверкающие волны и блестящие анемоны.
Джулио рассмеялся и взглянул на нее с нескрываемым удовольствием.
– Возможно, вы не прирожденный повар, но, я думаю, вы прирожденный едок. Его улыбка постепенно исчезла, и он спросил:
– Лиз дала вам контракт на подпись?
Она молча кивнула с набитым рисом ртом.
– Сожалею, что вы не приняли мое первое предложение, – сказал он тихо. Представьте, вы каждый день находились бы в кабинете рядом. А обеды, которые мы могли иметь, – он сказал это так многозначительно, что она не поверила, что он говорит только о еде.
– То пусто, то густо.
– Что вы имеете в виду?
– Я не могу сказать кто, но еще на прошлой неделе меня пытались уговорить покончить с работой свободного художника – на этот раз стать художественным редактором.
– В издательстве?
– Да.
– Это хорошо. Примите это предложение. – Он наклонился к ней, сейчас он выглядел искренним, не давил на нее, как при их первой встрече. – Вы попали в западню, Кэйт. Это не ваша личная вина, в нее попадают многие талантливые свободные художники. Вы нуждаетесь в чем-то или в ком-то, кто бы помог вам выбраться из нее.
– Я не чувствую себя в ловушке.
– Потому что угодили в ее невидимую часть. Самый большой заказ, который вы можете получить в течение года, может быть чем-то вроде моего, или, возможно от «Мегабакс, лимитед» для ежегодного отчета.
– Это не мелочь.
– Знаю, но разве «Мегабакс» пригласит вас, когда захочет пересмотреть имидж своей корпорации? Нет. Для этого они обратятся к Чермаеву. Почему же тогда они позвали вас, чтобы оформить свой ежегодный отчет? Потому что их третий вице-президент видел, что вы сделали для «Порридж Консил оф Америка», и у него хватило здравого смысла оценить это, и теперь он хочет того же для «Мегабакс». Я прав?
– Да, – призналась она неохотно. – Правы.
– Кэйт, карьера сама собой не дается никому. Вы не можете погрузиться в нее, как в теплую ванну. Вы должны ее планировать, «выращивать», работать на себя и смотреть далеко вперед. Сейчас вам следует доказать, что вы можете справиться с большими делами, что можете решать проблемы глубоко и компетентно. Время, потраченное на демонстрацию этого на рынке, является инвестицией в ваше будущее. Если вы вложите пять лет или около того в работу художественным редактором в действительно хорошем издательстве, то потом сможете вернуться к своей деятельности свободного художника с таким списком клиентов, который вам не приснится в самом фантастическом сне.
– Я никогда об этом так не думала.
– Сейчас самое время подумать.
Поднос был уже пуст.
– Хотите еще?
– Не думаю, что я способна…
– Допустим, я закажу еще шесть – по три каждому…
– Тогда, может быть, что-нибудь с этой чудесной темной рыбой сверху? Кстати, что это?
– Это тунец. Не правда ли, совсем другой вкус, чем у вонючей дряни из консервных банок? – произнес он, улыбаясь.
Когда появился второй, гораздо меньший поднос с суси, Джулио быстро спросил:
– Ваша встреча с Джеффри и Лиз прошла нормально? Какие-нибудь проблемы?
– Нет, все было хорошо.
– Я ожидаю, что ваши рисунки будут сильными – это ваш стиль, но вы не должны опасаться, если немного пережмете. Я хочу видеть на них женщину, ликующую в своей женственности, в физическом совершенстве, здоровье. Некоторая чувственность будет тоже хороша. В конце концов, здоровая женщина сексуальна: соски выделяются, пупок наоборот.
– В самом деле? – рассмеялась Кэйт, слегка возбужденная привычным графическим переосмыслением услышанного. – Вы намерены съесть этот последний кусочек? – спросила она, чтобы отвести разговор в сторону.
– Нет, возьмите. – Широко улыбаясь, он откинулся в кресле. – Не могу передать вам, какое удовольствие разделять еду с женщиной, которая по-настоящему наслаждается пищей. – Он разглядывал ее, полузакрыв глаза.
И снова она почувствовала, как его взгляд прошелся по всему ее телу и снова вернулся ко рту. У Кэйт перехватило дыхание. Никогда она не видела в глазах мужчины столь откровенного желания или, во всяком случае, не ощущала столь сильного физического воздействия. Неожиданно ей стало жарко.
– Не поужинаете ли вы сегодня со мной вечером? Я знаю одно маленькое сербское заведение…
– Я не могу, Джулио. У меня много работы, которую я должна сегодня завершить…
Он положил свою ладонь на ее руку, и какое-то покалывание, начавшееся в кончиках пальцев, пробежало по ее руке и потом вниз, по спине.
– Мамаша Радикевич готовит такие кебаб-чичи и бурек, что можно прослезиться…
– И мне нужно немного вздремнуть прежде, чем мы приступим к ночным съемкам…
– А ее сарма…
– Вы неисправимы! – расхохоталась Кэйт.
– Тогда обещайте, что в следующий раз… Кэйт взглянула на его руку, по-прежнему лежащую на ее ладони. Рука была теплая, сухая и очень сильная.
– Да, в следующий раз.
С явной неохотой Джулио убрал руку, жестом спросил счет, расплатился и вывел Кэйт из ресторана на солнечную улицу.
– Замечательный день, – вздохнула Кэйт. Солнце согревало ее плечи, а ее обостренные чувства улавливали тепло, исходящее от руки Джулио и распространяющееся по всему ее телу.
Джулио безуспешно пытался подозвать такси.
– Куда вы направляетесь? Могу я вас подвезти?
– Нет, спасибо. Мне совсем рядом, до Восьмой авеню, а там недалеко.
– В таком случае, – он крепко прижал к себе ее руку, – я пройдусь с вами, – заявил он с озорной улыбкой.
– Наступает лето, – Кэйт сделала попытку завязать светский разговор. Она повела носом раз, другой. – Вы чувствуете запах лилий?
– Это в центре-то Манхэттена?
Кэйт снова принюхалась, но этот запах уже сменился другим – ароматом диких лесных роз, пряным и острым, как запах моря. Она медленно повернула голову этот запах, тонкий запах, исходил от Джулио.
– Когда в последний раз вы позволяли себе просто так, черт возьми, устроить выходной после полудня?
Она попыталась освободиться от него, чтобы взглянуть ему в глаза, но он так крепко держал ее руку, что она не смогла этого сделать.
– Я не помню, – призналась она. Это прозвучало неубедительно, но это была правда.
– Тогда пойдемте в Центральный парк.
– Но…
– И никаких но… – Он повлек ее сквозь пробку, устроенную таксистами на Пятьдесят шестой улице.
– Подождите минуту, – начала она и тут снова уловила этот запах, он щекотал ее ноздри и волнами катился по всему телу, достигая самых потаенных уголков.
– Х-м-м-м?
– В парк, так в парк.
– Не думаю, что кто-нибудь сегодня вернется на работу, – сказала Кэйт, когда они достигли своей цели. Все скамейки были заняты, аллеи полны прогуливающимися людьми, и бесстрашные парни с резиновыми бандажами на локтях и коленях отчаянно нарушали чинный порядок, гоняя на роликовых коньках.
Джулио расстелил для нее свой пиджак под молодым кленом, и она села, прислонившись спиной к стволу, в то время как он улегся рядом, подперев рукой голову. Закрыв глаза, она подставила лицо солнечным лучам. В глазах появились желтые и оранжевые круги, и она чувствовала, как спадает напряжение во всем ее теле.
– Хм… Очень приятно.
Заслышав топот, производимый двумя бегунами в нескольких метрах от нее, Кэйт открыла глаза. По их рукам и ногам стекал пот, его капельки висели у них на кончиках носов. Один из бегунов был с ввалившимися щеками, костлявыми ногами и, к изумлению Кэйт, оказался женщиной. Мужчина был круглощекий, по-детски пухлый и блестел, словно смазанный маслом.
– Ну-ну, Харви, – дыша с присвистом, говорила Костлявая, – ну как я могу сделать из тебя бегуна? – В ее голосе звучало отчаянье. – До марафона осталось всего шесть месяцев…
Харви облизал губы и с мукой простонал:
– Какое мне до этого дело? Через двадцать минут у меня отвалятся ноги.
– Давай, Харви, – приказала Костлявая, заставляя его подняться, – ты должен стать здоровым, даже если это убьет тебя. – И она устремилась дальше по тропинке, волоча за собой хнычущего Харви.
Джулио покачал головой.
– Мне кажется, они обречены, что вы скажете?
– А вам известно, как это, когда отваливаются ноги? Или спрашивать об этом невежливо?
– Это когда здесь воспаляется сустав, – сказал Джулио, проводя большим пальцем по ее колену. Она невольно дернулась. – Но я думаю, вам не о чем беспокоиться. – Он снова дотронулся до нее, заботливо разглядывая ее ногу. – У вас великолепные конечности.
По ее ноге, от бедра до кончиков пальцев, пробежала дрожь.
– Вы облегчили мою душу, – она усмехнулась и нервно сжала колени. – Я запомню это, если решу присоединиться к этой голоногой и потной толпе.
Рассмеявшись, он перекатился на спину так, что его голова очутилась на коленях Кэйт. Это случайное, но интимное прикосновение вызвало в ногах Кэйт новую волну дрожи. Джулио глубоко вздохнул и закрыл глаза.
Что она делает, размышляла Кэйт, прохлаждается в середине дня в парке с этой… этой назойливой итальянской головой на своих коленях. Ей следовало быть дома и работать. Ночью, помоги только Бог, ей предстоит заниматься съемкой. Так почему же она торчит здесь? Потому что Джулио Фрэзеру захотелось, чтобы сегодня днем кто-нибудь развлекал его, вот почему! И как только она позволила, чтобы ее втравили в это? Должно быть, она выжила из ума. В две минуты она должна очнуться и отправиться домой…
Но теплое солнце размягчило ее, а мерное дыхание Джулио убаюкало. Трава была свежей, воздух насыщен запахом распустившихся почек, молодой зелени, пробудившейся жизни. В солнечном свете его темные волосы сохраняли глубокую черноту, словно бархат. Кэйт осторожно накрутила на палец черный завиток. Он был упругим, прочным, как водоросли, и возбуждающе пах морем. Как-то бессознательно она представила, что эти жесткие кудри прижимаются к ее груди.
Он открыл полусонные глаза и так понимающе улыбнулся Кэйт, что она задрожала. Он прижал ухо к ее животу.
– Я могу так слышать ваш обед.
– Да? – Она навернула еще один завиток на палец.
– Он очень вежливо мурлычет по-японски. Она услышала эту пару раньше, чем увидела: голос женщины был высокий и визгливый от гнева, мужской пронзительный от отчаяния. Легкий ветерок уносил слова в сторону, делая разговор неразборчивым гулом. Кэйт увидела их сидящими на скамье совсем рядом. Оба были белокурыми, со светлыми глазами и маленькими руками, она размахивала ими на уровне бедер, он своими охватил колени.
– Должно быть, у них порядочная ссора, – привстав и глянув туда, сказал Джулио. – Как вы полагаете, о чем они спорят?
– Думаю, что настоящий спор уже закончен, и они перешли к стадии умиротворения, но мужу вынесен суровый приговор.
– Мужу? Не думаю, что они женаты. Они слишком, слишком осторожно обращаются друг с другом. Муж и жена уже десять раз могли бы разрезать друг друга на куски тупыми ножами.
– Вы были женаты? – спросила она, размышляя о том, какая горечь прозвучала в его словах, словно провоцируя ее об этом спросить.
– Нет, – ответил он, не сводя глаз с парочки за ветками, потом неожиданно взглянул на нее. – А вы не замужем, верно?
– Нет, – ответила она поспешно, чтобы он не успел задать следующий вопрос. – Ладно, как бы то ни было, но они знают друг друга очень давно. Вы что, не видите, как он трогает ее руку? Он делает это не глядя, он знает, где ее рука находится. Это означает, что они живут вместе много лет. Они должны быть женаты. Если хотите знать, они даже немного похожи друг на друга, вы не находите? Та же структура лица, тот же цвет волос.
– Нет, – с насмешкой возразил он. – Они вовсе не похожи. Посмотрите, какие различные у них выражения, и разный взгляд глаз… Определенно, они не женаты. Они любовники.
– Хотите поспорить?
– Принимаю! – сказал он, протягивая ей руку и помогая подняться на ноги.
– Что вы собираетесь сделать?
– Подслушать. Как бы случайно. Рука об руку они медленно обошли скамью и с тщательно рассчитанной беззаботностью уселись на пригорок над парочкой. Без предупреждения Джулио обнял Кэйт и привлек к себе.
