Текст книги "Вкус любви"

Автор книги: Френсис Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Я тебя понимаю, и ты не слишком много требуешь. И мне хочется еще выпить, да и тебе тоже. Дай-ка я налью.

Когда Марион вернулась с наполненными стаканами, она продолжила:

– Как я понимаю, дни твои летят, как на крыльях любви и все такое прочее, но он так и не выкроил времени поговорить о женитьбе на тебе?

– Нет. Он в шутку называет себя старым повесой, хотя это совсем не так. Она слегка улыбнулась. – Это часть его воображаемой жизни. Но думаю, что для нас обоих совместная жизнь окажется делом нелегким. И, по правде говоря, я хочу быть абсолютно уверенной, прежде чем… – Она взглянула на кота. Тот спал.

Зазвенел таймер духовки, и Марион сказала:

– Давай-ка поедим, пока окончательно не напились.

Они вместе порезали салат и положили себе по порции дымящегося кушанья.

– Вкусно, – сказала Кэйт. – Похоже на то, что мама обычно готовила на ужин. Она боялась и думать о том, что бы сказал Джулио, если бы мог это попробовать.

– Сегодня оно даже вкуснее, чем вчера. Я кинула туда все, что было у меня в холодильнике.

– На прошлой неделе, – сказала Кэйт, – я познакомилась с семьей фотографов. Они оба работают – причем очень успешно – но это не мешает им воспитывать двоих умных и ласковых детей.

– Может быть, ты расскажешь мне, как им удается уделять внимание детям, вести хозяйство, если они оба заняты полный рабочий день? Им нужно об этом написать книгу – они бы сделали на этом целое состояние.

– Их тайное оружие – миссис Винг, няня, которая занимается с детьми, она же кухарка и домработница. А что плохого в домработнице? Мы только и можем что таскать детей с собой на работу или запихнуть их в детский сад, других возможностей у нас нет.

– Не знаю. Им здорово повезло, что они смогли раздобыть такую миссис Винг, и им хватает денег, чтобы платить.

– А без миссис Винг они бы не смогли заработать деньги на то, чтобы ее нанять. Так что получается какой-то замкнутый круг.

Марион резко взглянула на нее.

– Кэйт, что это мы заговорили ни с того, ни с сего о какой-то миссис Винг и о том, как некоторые устраиваются с детьми?

Кэйт сжала салфетку, лежащую у нее на коленях.

– Рик и Полли заставили меня почувствовать, как сильно мне хочется иметь своих детей… может быть, не сейчас, потом когда-нибудь, – скороговоркой проговорила она. – Джулио – их крестный, они его просто обожают.

Марион рассмеялась.

– Можешь мне не говорить, я и так знаю, о чем ты думаешь – о том, какой из него, выйдет прекрасный отец. Кэйт, а ты часом не торопишься?

– Понимаю, что все это звучит глупо. И к тому же мы так поругались сегодня. Как бы мне хотелось заглянуть в будущее. Мне кажется, я поняла, чего опасаюсь… понимаешь, вдруг я перееду к Джулио, и мы будем счастливо жить вместе, но не будем заводить детей, потому что мы не женаты, а потом лет через пять все кончится. Что со мной будет? Опять начинать жить заново? А в тридцать пять поздновато искать мужа и рожать детей.

– Во-первых, ты не будешь дряхлой развалиной. А во-вторых, давай посмотрим правде в глаза – удачного возраста для того, чтобы найти себе мужа, просто нет. Мы уже в том возрасте, когда самые лучшие уже женаты, а когда они начинают разводиться, то ищут молодых девочек. Вот тебе Закон Марион: «У тебя всегда будет не тот возраст».

– Боюсь, ты права.

– Ну, хорошо, а если ты завтра выйдешь за него замуж, заведешь детей, а через пять лет ваш брак распадется? Что тогда?

Кэйт не знала, что ответить, пораженная ее словами.

– Будь реалисткой, Кэйт, такие вещи случаются. И нет никаких гарантий оттого, что вы обменялись клятвами.

– Мне ли не знать?

– Так используй эту возможность. Переезжай к нему и посмотри, что из этого получится. Сделай так, чтобы все было как нельзя лучше. Из того, что ты мне о нем рассказала, я поняла, что он не меньше тебя хочет иметь детей. Ты говоришь, он итальянец?

– Наполовину. Он как-то попросил меня показать ему, как ловить рыбу на удочку, чтобы когда-нибудь научить этому своих сыновей.

– Ну, вот видишь! Не так уж много вокруг мужчин вроде твоего Джулио. Хватай его, пока не поздно!

Еще долго после ухода Марион Кэйт сидела у телефона, не зная, нужно ли позвонить Джулио. Наконец она решила, что проявит твердость и не позволит, чтобы ею командовали. Она хотела быть с ним, но не за счет перемены собственной жизни. Если он действительно любит ее так сильно, как говорит, то должен найти какой-то выход, устраивающий их обоих.

Она взяла трубку, но тут сообразила, что не знает номера его телефона. Из-под рисовального столика она вытащила огромный том телефонного справочника Манхэттена. Была масса Фрэзеров – от Алисы до Уильяма, но ни одного Яна или Джулиано. Никто из них не жил на Одиннадцатой улице. Она должна была бы догадаться, что его фамилии нет в справочнике. Ей придется подождать и позвонить ему завтра на работу.

Она положила справочник опять под стол и повернулась к окну полюбоваться ночным небом. Оно сверкало золотым и розовым, отражая огни города. Внизу несколько человек прогуливали перед сном своих собак.

И тут она увидела Джулио. Он стоял под фонарем и смотрел вверх, очевидно пытаясь найти ее окна.

– Дорогой, я здесь, – прошептала она. Наконец он увидел ее и неуверенно махнул ей рукой. Она молча кивнула: «Иди сюда, ну скорее же, иди ко мне!»

Он постоял еще несколько томительных минут внизу, засунув руки в карманы плаща, с развевающимися на ветру волосами. Затем быстро пошел в сторону подъезда.

Глава 11

Кэйт заговорила первой. Но Джулио так крепко прижал ее к себе, что она обращалась в основном к лацканам его плаща:

– Ты простишь меня за то, что я была такой ДУРОЙ?

Джулио еще сильнее сжал ее в объятиях.

– Если только ты простишь меня за то, что я такой самовлюбленный осел.

– Нам действительно надо поговорить. Черная бровь насмешливо взметнулась вверх.

– Может быть, не стоит. Чем меньше мы разговариваем, тем лучше. – В уголках его рта пряталась озорная усмешка.

– Я хочу, чтобы ты отнесся к этому серьезно, милый, и дай мне свой плащ.

– Хорошо, дорогая, – сказал он с притворной покорностью, позволяя Кэйт отвести себя в комнату и усадить на диван.

– Джулио, почему ты в смокинге?

– Потому что мы идем на прием. Не успела она и рта раскрыть, как он снова схватил ее в свои объятия. Губы его были настойчивы, язык требовательным, как будто они расстались не несколько часов, а несколько лет тому назад. Он целовал ее с жадностью путешественника, много лет проведшего в плаваниях и наконец вернувшегося домой. Затем слегка отстранился и посмотрел ей прямо в глаза.

– Может быть, хочешь что-нибудь выпить, Джулио?

– Нет, я хочу тебя. Иди ко мне, мне нужно тебе кое-что сказать. – Он взял ее руку, подтянул к дивану и посадил к себе на колени. – Вот это я и называю уютом, – сказал он, ласково прижимая ее к себе. – Кэйт, я был не прав сегодня, когда стал уговаривать тебя переехать к себе. Я слишком поторопился. Боюсь, что у меня появились симптомы излишнего пыла, свойственного немолодым мужчинам.

– Какой же ты немолодой мужчина?!

– Ну, просто в последнее время я стал болезненнее ощущать быстротечность времени. Я хочу жить с тобой…

– Но я…

– Тихо, – сказал он, прикладывая палец к ее губам, – дай мне закончить. Не имеет значения, что ты сейчас не хочешь переехать ко мне. Я готов ждать, пока ты сама не решишь сделать это. Может быть, ты подумаешь над этим?

– Целый день я не могу думать ни о чем другом. Мне бы хотелось подождать, Джулио, пока мы не узнаем друг друга получше. Ведь в сущности мы совсем…

Его губы коснулись уголка ее рта.

– Я бы этого не сказал.

– Ты понимаешь, что я имею в виду. Он поцеловал кончик ее носа.

– По крайней мере ты знаешь, что у меня нет другой женщины.

– Это правда. Только скажи мне…

– М-м-м? – Он слегка прикусил мочку ее уха.

– Зачем тебе так много запасных зубных щеток?

Он весело расхохотался.

– Я их купил по дешевке у Маккея – шесть штук за шесть пятьдесят. А ты ревнючка! – Он прижал ее к себе. – После того как ты сбежала от меня сегодня, официантка, принеся мне счет, сказала:

– Вы, наверное, ужасно вели себя, если такая милая девушка ушла от вас вся в слезах. Пойдите за ней и извинитесь.

– И что ты ответил?

– Ничего не ответил. Я чувствовал себя ужасно глупо. Затем она швырнула мне сдачу со словами: «Все вы, мужики, одинаковы!»

– Бедняжка. А я думала, что англичане все такие сдержанные. Больше никогда в жизни не будем так ссориться. Мне было плохо весь день.

– А куда ты делась. Я не смог тебя найти, когда пошел за тобой.

– Прошлась по Мэдисон-авеню, пока немного не остыла, а потом домой. Моя подруга Марион принесла мне рагу, мы с ней поужинали вместе и немного поболтали. Я много думала о Мелиссе и Саймоне.

– И что это было за рагу?

– Если они смогли решить все свои проблемы, то почему это не можем сделать и мы?

– Так что это было за рагу?

– Ну, там было всего намешано – сельдерей, лук, брюссельская капуста, потом, по-моему, сладкий перец, морковь, горошек, вермишель, пара банок грибного супа, а сверху – жареная картошка.

Он содрогнулся.

– Звучит ужасно.

– Так и знала, что ты это скажешь.

– Прости за грубость. Я уверен, что все это было необыкновенно вкусно.

– Вообще-то, какая-то клейкая гадость, – призналась она, чувствуя себя предательницей.

– Ага! Я тебя уже понемногу начинаю обращать в свою веру.

– Да, хотя я еще и проявляю осторожность.

– Ты не слишком осторожна, чтобы не поужинать со мной?

– Нет, если готовить будешь ты.

– Ну, а может быть, пойдем на прием?

– Но сейчас уже одиннадцатый час, а завтра у меня полно работы. Может быть, лучше нам остаться здесь? – Она погладила его растрепавшиеся волосы.

– Мне надо туда пойти, – сказал он, беря ее за руки и прижимая их к груди. – Ты знаешь Дона Риччи, театрального художника? Мы вместе учились в школе. Сегодня у него премьера «Бута», и я обещал, что появлюсь в «Сарди» на банкете, где будет вся труппа.

– О, Джулио, как здорово! Никогда не была на банкете по случаю премьеры. А что мне надеть?

– На банкет по случаю премьеры можно надеть все что угодно, – это не имеет значения.

– Так почему же ты надел черный галстук. – Кэйт покачала головой. – Все вы мужики, одинаковы. Налей себе что-нибудь выпить, – сказала она, скрываясь в ванной. – Я буду готова тук? через полчаса.

Ее самое нарядное платье было не черным и не темным, а мягкого зеленого цвета из шелкового трикотажа. Цвет его очень гармонировал с цветом ее глаз. Спереди оно было ей под горло, зато спина вся открыта. V-образный вырез доходил почти до талии. Она надела жемчужные серьги и опрыскала себя самыми лучшими своими духами. Ее вечерний плащ из тафты был более темного оттенка, чем платье, с подкладкой из японского шелка цвета морской волны.

Увидя ее, Джулио тут же встал. Она подала ему свой плащ и немного покрутилась перед ним.

– Кэйт… о, Кэйт, – выдавил он, глаза его светились от восхищения. Давай забудем про банкет.

Он бросил плащ на диван и подошел к ней ближе. Его руки скользнули по обтянутым шелком бедрам.

– Давай останемся здесь.

– Ни за что на свете, – засмеялась она, выскользнув из его рук. – Ни за что на свете не пропущу такое событие.

Джулио назвал свое имя у столика администратора и отнес плащ Кэйт в раздевалку.

– Зал «Беласко» – за баром, – сказал он, показывая рукой налево, где на небольшом пятачке сгрудилась масса народу. – Я буду прокладывать дорогу – дай мне руку.

Когда они протискивались через толпу, она чуть не столкнулась с женщиной, показавшейся ей удивительно знакомой – у нее были фиалковые глаза и такое количество бриллиантов, что ими можно было бы осветить весь Бродвей. Она весело смеялась над тем, что рассказывал ей стоявший рядом с ней мужчина. Его глаза за очками в роговой оправе щурились от смеха, а улыбка была такой широкой, словно он хотел проглотить земной шар.

– Джулио, – шепнула она, когда они обогнули эту пару, – это не?..

– Да, – сказал он, – она самая. Они свернули к стойке, где подавали коктейли, но здесь им преградила путь группа людей. Дама с серебристыми кудряшками серого пуделя беседовала с молодым человеком с ангельской внешностью.

– Я только что разговаривала с Джин.

– Можете не продолжать, я все знаю. Ей страшно не понравилось, – сказал он.

– Она считает, что по сравнению с лондонской постановкой эта выглядит весьма жалко.

– Ничего не хочу и слышать об этом. Я проплакал весь второй акт. Как вы думаете, осталось хоть что-нибудь поесть. – Голос его звучал жалобно. – Ну почему еда всегда кончается, когда приходят актеры?

Джулио сильнее сжал руку Кэйт и втащил ее в нарядную комнату, отделанную сверху донизу темными панелями, в которой собрались члены труппы и их друзья. Одни сидели за столами, другие стояли небольшими группками, некоторые ждали своей очереди у буфетной стойки. Джулио был прав. Туалеты были самые разнообразные – от элегантных вечерних платьев и смокингов до джинсов и водолазок. Одна молодая женщина, казалось, вся была обернута шалями. Вытянувшись на цыпочках и откинув назад голову, она жадно слушала невероятно высокого и худого человека в белом костюме.

Кэйт ожидала увидеть взволнованных, встревоженных артистов, с нетерпением и страхом ожидающих первых отзывов, во все здесь смеялись и болтали с самым беззаботным видом. Вот это и есть, подумала она, настоящая актерская игра.

Многие лица были ей знакомы – она видела их на сценах Бродвея или на экране. Она дернула Джулио за рукав.

– Вон Розалинд Кузине, – сказала она, не отводя от нее глаз.

В жизни та была красивее, чем на сцене, что казалось Кэйт совершенно невероятным. У нее были светло-русые волосы с медным отливом, уложенные крупными локонами, и огромные карие, известные всей стране глаза. На ней был фиолетовый муаровый шелковый жакет, юбка более темного оттенка и такого же цвета туфли. Шею украшал прекрасной работы кулон из аметиста, в ушах сверкали бриллиантовые серьги. Она слушала темноволосого человека, что-то нашептывающего ей на ухо, с легкой насмешливой улыбкой.

– Хочешь с ней познакомиться? – спросил Джулио.

– Познакомиться? Ты хочешь сказать, что знаешь ее?

– Достаточно хорошо, чтобы представить тебя. Пошли, не стесняйся. Кэйт отпрянула.

– Джулио, я не могу так. – Можешь, можешь. Не веди себя, как ребенок.

Джулио и Розалинд поцеловали воздух у щек друг друга, темноволосый мужчина извинился и отошел. Розалинд повернулась к Кэйт, и ее светло-карие глаза расширились еще больше.

– Джулио! – воскликнула она. – Представь меня. Ты нашел Загадочную Мими, Безумного Картографа.

– Насколько мне известно, это Кэйт Эллиот, Кэйт, это Роз…

– И где вы живете? – спросила Розалинд.

– На Пятьдесят шестой улице, – сказала Кэйт. – Мой дом недалеко от вашего. Глаза Розалинд недоверчиво сузились.

– Если я не ошибаюсь, ваша квартира как раз напротив моей.

– Да, – призналась Кэйт.

– Как здорово наконец с вами познакомиться. Джулио, мы ведь старые знакомые. Мы машем друг другу уже…

– Четыре года, – вставила Кэйт.

– Неужели так давно? А вы сегодня были на спектакле? Я вас что-то не видела. Я оказывала моральную поддержку режиссеру – мы, англичане, должны держаться вместе, – хотя я не думаю, что ему стоило беспокоиться, мне кажется, спектакль просто великолепный.

– Нет, – сказал Джулио. – На спектакль попасть не удалось. – Он ласково положил руку Кэйт на плечо.

– А вы за кого болеете?

– За Дона Риччи.

– Он сделал прекрасные декорации, просто дух захватывает. Осветители допустили одну накладку во втором действии, только не говорите ему, что я заметила. А теперь, – сказала она, беря Кэйт за руку, – пойдемте сядем где-нибудь, и вы мне расскажете, чем вы занимаетесь. Я иногда наблюдаю за вами, признаюсь, я ужасно любопытная. И что вы там все время делаете? Джулио, эта девушка работает, как одержимая и днем и ночью. Она полностью отдается своему делу, как монахиня.

– Она совсем не монахиня, – ответил Джулио, преувеличенно страстно поглаживая ее обнаженную спину своей горячей ладонью.

Кэйт очень аккуратно наступила каблучком на его лакированную туфлю.

– Джулио, дорогой, – воскликнула Розалинд, – тебе не больно? Принес бы ты нам что-нибудь выпить и заодно попроси бармена дать тебе немного соды.

– Хочу сказать вам, – сказала Кэйт, чувствуя себя как восторженная школьница, – что считаю вас великолепной актрисой.

– Спасибо, – ответила Розалинд очень серьезно.

– Я видела все ваши спектакли до одного, как только стала жить в Нью-Йорке.

– Правда? И что вам понравилось больше всего?

– Все, – выпалила Кэйт. Но это действительно было так – ей нравилось все.

– Вот спасибо, дорогая. В таком случае, поскольку мы вроде бы даже знакомы и приветствуем друг друга, почему вы никогда не приходили ко мне за кулисы?

– Я думала об этом, но мне было как-то неудобно.

– Застенчивая монахиня. А теперь скажите мне, чем это вы занимаетесь целыми днями и частично ночью. По-моему, вы художница или что-то в этом роде?

– Да, я делаю иллюстрации к книгам, оформляю обложки, брошюры и все такое, – стушевалась она. – Я – свободный художник.

– Свободный художник – свободный охотник. Значит как будто вы в «Аиде» идете с копьем за верблюдами, что, наверное, лучше, чем идти за слонами. А я могла видеть где-нибудь ватой работы?

Кэйт назвала несколько книг, вышедших за последний год.

– Значит, я видела некоторые из них. Мне они очень понравились.

Вернулся Джулио с тремя бокалами шампанского.

– Джулио, она просто великолепна, – сказала Розалинд.

– Можешь мне этого не говорить, – ответил он, самодовольно улыбаясь.

– Я имею в виду ее как художницу, негодник!

– Можешь мне и этого не говорить. Это я пригласил ее на работу.

– В качестве вольного художника?

– Очень вольного, – сказал он, подмигивая и опять поглаживая ее спину. – А что это ты там говорила про какую-то Загадочную Мими?

Розалинд смущенно улыбнулась.

– Признаюсь, моя восхитительная Кэйт, я придумала про вас множество всяких историй. Когда вы работаете, я могу видеть только ваш профиль. Никогда – ни разу в жизни – я не видела, что именно вы делаете. В то лето, когда вы переехали, вы неделями сидели с тонюсеньким карандашом в руках, и я решила, что вы чертите карты. Отсюда и появилось прозвище Загадочная Мими, Безумный Картограф.

Кэйт засмеялась, а Джулио нежно приобнял ее.

– Я делала рисунки на медицинскую тему для фармацевтической компании. Джулио спросил:

– Вы хотите сказать, что в течение четырех лет приветствовали друг друга на расстоянии и ни разу не попытались познакомиться?

Обе покачали головами.

– Вообще-то глупо, что мы этого не сделали, – сказала Розалинд, допивая шампанское. – Джулио, будь ангелом, принеси мне еще, – попросила она. Как только он отошел, она повернулась к Кэйт и, понижая голос до драматического шепота, спросила:

– Что вы сделали с Диким Фрэзером – грозой матерей всех молодых девушек, впервые выходящих в свет, погибелью актрис и балерин…

– Да, я…

– Кэйт, он кроток, как ягненок. Я все время наблюдаю за ним – он просто глаз с вас не сводит… да и рук тоже. Он безумно влюблен, это очевидно.

– Он мне очень дорог. – Кэйт почувствовала, как пылают ее щеки.

Розалинд хихикнула и пододвинулась поближе.

– Говорят, он бесподобно готовит. Это правда?

– Вот, пожалуйста, – сказал Джулио, протягивая бокал с шампанским Розалинд.

– Что-то слишком быстро, – сказала Розалинд ворчливо, подмигивая Кэйт.

Кэйт тоже подмигнула ей.

– Можно задать один личный вопрос? Актриса потягивала шампанское.

– Как зовут вашего кота? Розалинд Кузине рассмеялась своим знаменитым смехом.

– Вальтер. Его зовут Вальтер. – Она продолжала смеяться. – Вот уж не ожидала такого вопроса. Вы любите кошек? Хотели бы с ним познакомиться? Знаете, он следит за вами.

– Я бы с удовольствием с ним познакомилась, – сказала Кэйт.

– Тогда вы должны как-нибудь прийти к чаю.

Вернулся темноволосый мужчина и опять начал что-то шептать на ухо Розалинд.

– Извините меня, лапочки, мне надо бежать. Не забудьте, восхитительная Кэйт, вы приглашены к чаю. – И она скрылась в толпе у выхода.

– Никогда не понимал женщин, – удивленно фыркнул Джулио. – Разве можно представить, чтобы двое мужчин махали друг другу через дорогу в течение четырех лет? Это было бы ужасно смешно. И если бы я обнаружил, что живу напротив артиста, который мне нравится, я бы устроил так, чтобы встретиться с ним и сказать ему об этом.

– Мне кажется, женщины больше боятся нарушить чужое уединение.

– Это как раз то, что нам сейчас необходимо, дорогая. – Он легко коснулся пальцем ее губ. – Уединимся. Пойдем?

– Ну еще так рано – мы ведь не слышали официальных отзывов о спектакле.

Человек с полной тарелкой спросил, может ли он сесть на свободное место за столиком, который они только что заняли. Он представился, но Кэйт, продолжая думать о Розалинд, не расслышала его имени. Хотя это был высокий мужчина с гордым орлиным носом и гнусавым выговором выходца из Новой Англии, его висячие усы делали его похожим на добродушного дядюшку Панчо Вилья.

– Не знаю, зачем я хожу на эти мероприятия, – сказал он. – Но эти премьерные банкеты имеют особое очарование, когда поднимаешь бокал вместе со ждущими своего приговора, глаза их расширены от ужаса, уши напряжены в ожидании шума колес по булыжникам Сорок четвертой улицы. – Он с удовольствием уплетал куриную ножку.

– А вы не актер? – спросила его Кэйт. Нога Джулио под столом прижалась к ее ноге. Она улыбнулась.

– Нет, дорогая. Мой печальный облик когда-то отбрасывал свою мрачную тень на Бродвее, но это уже позади. Теперь я не тружусь в виноградниках, дающих густое и ароматное театральное бургундское, но возделываю свою лозу на менее солнечных и плодородных склонах и произвожу не благородные, а обычные вина американской жизни. Короче говоря, пишу мыльные оперы.

– И какую написали? – спросила Кэйт. Нога Джулио прижалась к ней еще сильнее, и она почувствовала, как дрожь пробежала по ее бедру.

– «Сын каждой матери».

– Правда? – сказала Кэйт. – Я часто слушаю мыльные оперы, когда работаю, хотя смотреть их особенно не могу. Зачем же вы убили Эмили? Это так неожиданно. Мне действительно нравилось ее ненавидеть.

– Да, да. Бедняжка Эмили. У Агнес Калдер, игравшей эту роль, началось какое-то заболевание вестибулярного аппарата, и она двигалась по съемочной площадке, как пьяный моряк, налетая на столы и опрокидывая стулья. Ей пришлось лечь в клинику. Мы не смогли найти ей замену, поэтому я утопил ее в бассейне спортивного клуба. Мне показалось, что это самый подходящий для нее конец смерть в воде. Извините, пойду возьму еще порцию цыпленка.

– Мне действительно кажется, что пора… – сказал Джулио.

Неожиданно в зале стало очень тихо, и все лица обратились к дверям. На стул взобрался какой-то человек, размахивающий руками, в которых были какие-то листки.

– Мы победили! – закричал он. – Здесь у меня телевизионные отзывы. Сигал, Линдстром и Лайонз – всем им понравилось. Через полчаса принесут утренние газеты.

Все закричали, захлопали и стали целоваться.

Джулио поцеловал ее страстным долгим поцелуем.

– Ну, а теперь, Кэйт?

– Но ведь принесли еще не все отзывы. «Тайме» и…

– Если мы сейчас же не уедем, то я просто затащу тебя под стол и овладею тобой там, а он пусть ест своего цыпленка над нашими головами.

– Ну если вопрос ставится таким образом…

Но мне интересно, что случилось с твоим приятелем Доном?

Когда они с Джулио пробирались к выходу, то у раздевалки встретили Дона Ричи. Быстренько познакомив их, Джулио спросил:

– Где ты был, Дон? Ты слышал телевизионные отзывы? Просто блеск.

– Да, слышал. Я был в театре – разбирался с осветителями. Представляешь, что они сделали во втором действии? Эти мерзавцы забыли сменить светофильтр, и все было в зеленом свете!

Зеленом! О Боже, какой кошмар!

– Да ладно, критики ничего не заметили, – попытался успокоить его Джулио.

– Ну что они понимают? – в отчаянии причитал Риччи.

– Я вас поздравляю, – робко вставила Кэйт.

– Да, спасибо, – пробормотал он.

Вскоре они оказались на улице одни, и Кэйт обняла Джулио со словами:

– Как отблагодарить тебя за то, что ты привел меня на такой чудесный прием?

– У меня есть несколько мыслей на этот счет. – И я намерен предложить тебе их все. Куда направимся – ко мне или к тебе?

– Ко мне, дурачок. Не хочу видеть выражение лица швейцара, когда я явлюсь домой в семь утра в вечернем платье.

– Неужели тебя волнует, что думает о тебе швейцар?

– Тебе этого не понять. Все вы, мужики, одинаковы.