Текст книги "Вкус любви"

Автор книги: Френсис Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

Дэвис Френсис
Вкус любви

Глава 1

– Только самые одаренные шеф-повара понимают, какой соблазнительной и привлекательной должна быть пища на вид. Вы очень умная женщина, мисс Эллиот.

– Я не готовлю, мистер Фрэзер, я иллюстрирую, – сказала Кэйт.

Полузакрыв глаза, Ян Фрэзер изучал ее рисунки.

– Я словно ощущаю свежесть винограда и маслянистую гладкость сыра бри.

Он языком облизнул верхнюю губу, словно смакуя иллюзию.

– Вы, должно быть, прекрасно готовите.

– Честно говоря, вовсе нет, – запротестовала Кэйт, – думаю, что родилась с серебряным консервным ножом в руке. Но ем я с удовольствием.

– В самом деле? – Он посмотрел на нее с нескрываемым интересом. – Таких женщин, как вы, мало в наши дни. – Его голос звучал почти тоскливо. – Похоже, что большинство сидит на зернах и травах.

– Травах?

Растопырив все десять пальцев, он изобразил растение. план. Даже его кресло. Оно было из мореного темного дуба и так изобретательно изогнуто, что спинка и подлокотники казались корнями и ветвями, вырастающими из его основы. Он словно князь Дремучего леса, восседающий на своем блистательном троне, подумала Кэйт. Его глаза были подобны темным лесным озерцам… Нет, он решительно не походил на того человека, которого она ожидала встретить.

Кэйт моргнула и встряхнулась. Держи себя в руках, девочка! Ты проиллюстрировала достаточно много детских книг, чтобы поддаться иллюзиям. Действительно, князь!

– А вы совсем не похожи на того, кого я ждал, мисс Эллиот, – заметил субъект ее собственных, весьма схожих мыслей.

Кэйт подняла голову от своего кожаного портфеля.

– В самом деле? – Она вежливо улыбнулась.

– Исходя из ваших работ, которые я видел до того, как вы вошли сюда сегодня утром, я был уверен, что вы очень высокая и очень… хм… – Он подергал себя за мочку уха, очевидно, подбирая нужное слово, – энергичная, неубедительно завершил он, видимо, так и оставив безуспешные поиски.

– Агрессивная? Вы искали именно это слово?

– Да, мне кажется, так.

– Вряд ли справедливо заранее судить о ком-то. – Кэйт изобразила нечто, что, как она полагала, могло сойти за обезоруживающую улыбку.

Он хмыкнул, его глаза смеялись.

– Конечно, несправедливо, но такое предубеждение всегда каким-то образом возникает, разве не так? Ваши работы такие сильные, в них столько жизни, что я просто не могу поверить, что они ваши. Я никак не ожидал увидеть вас такой маленькой рыженькой, ненамного больше, чем ваш портфель.

Неспособная придумать вежливый ответ и ощущая вину за свои собственные фантазии, Кэйт сменила тему разговора.

– Боюсь, что у меня нет с собой этого журнала, мистер Фрэзер. Но что именно вы ищете?

– Я ищу именно вас. – Он усмехнулся. – Могу я называть вас Кэйт? И, пожалуйста, зовите меня Джулио.

– Джулио? Не Ян? Я думала…

– Мое второе имя – Джулиано, – произнес он с улыбкой. – Моя мать итальянка. Друзья называют меня Джулио. – Он откинулся на спинку кресла. Здесь, у «Тальбот и Бич», я уверен, что вы знаете это, мы специализируемся на издании богато иллюстрированных книг о путешествиях, искусстве, внутреннем убранстве, кулинарии и других, требующих красивых фотографий и рисунков.

– У мена есть ваша книга о Королевском Балете, я очень дорожу ею.

– Она хороша, не так ли? – согласился он, просияв.

Кэйт уже не раз при случае приходилось говорить об особенностях строения человеческого тела, но Фрэзер подбирал слова так чувственно, с таким вожделением, что она не была бы удивлена, услышав стук копыт сатира под его столом.

– То, что я хочу предложить вам, своего рода отдаленный отзвук «Королевского Балета». Наш отдел маркетинга в своей безграничной мудрости решил, что мы должны издать книгу упражнений для женщин. Я хочу, чтобы вы сделали к ней рисунки.

Кэйт испустила долгий вздох.

– Рисунки? Но почему вы не хотите использовать фотографии для книги такого рода?

– Конечно, будут и фотографии. Автор сама намерена стать для нас моделью. Это не манекенщица, у которой одни ребра, никаких бедер и талия двенадцатилетней девочки, она – физиотерапевт с роскошным телом. Сейчас, убежден, большинство людей пугаются совершенных фигур. Вы не согласны?

Он наклонился вперед, его черные глаза обозрели сидящую перед ним Кэйт от серег до колен, так что она ощутила под его взглядом себя совершенно обнаженной. Она вздрогнула.

– Так вы согласны? – повторил он.

– О, да, конечно, – ответила Кэйт с жаром. С того времени, как она была подростком, она каждую ночь молилась, чтобы вырасти высокой. Но когда ей исполнилось двадцать, в ней было по-прежнему всего лишь пять футов три дюйма. Теперь же она размышляла, как выглядит Фрэзер под своей шелковой рубашкой.

– Я всегда считала, что рисунки люди воспринимают легче, – сказала она, отводя глаза от его сильной шеи.

– Точно. То же самое говорит и автор, и она права. Я верю, что если вы зрительно можете представить, как работают ваши мышцы, это поможет вам почувствовать их. Но когда вы видите фотографию совершенного торса в трико, торс вам нравится, но вы не можете сказать, как работают при этом мускулы живота. А именно это нам и нужно.

– Объяснить мускулы под трико.

– Правильно.

– И сколько рисунков потребуется?

– Примерно от двухсот до двухсот двадцати пяти.

Блеск! – мелькнуло у нее в голове. Эта работа позволит купить загородный домик.

– С чего я должна начать работу?

– С фотографирования модели. Вы и дизайнер книги будете художественными руководителями съемок. Он и редактор будут выбирать нужные позы, но вам решать, как поставить свет, чтобы получить эффект, который нужен для рисунков. Ну, что вы скажете? Вас это заинтересовало?

Кэйт начала лихорадочно подсчитывать в уме, сколько времени придется потратить на завершение работы…

– Мистер Фрэзер, извините, Джулио, мне потребуется от шести до девяти месяцев, чтобы сделать такое количество рисунков. И это еще зависит от того, насколько сложными они будут. Где-то здесь должна быть ловушка. Ни один художественный директор не допустит, чтобы его редактор платил гонорар свободному художнику, когда он располагает превосходным отделом оформления прямо за дверью рядом.

– Да, Кэйт, я тоже думаю, что на это потребуется по крайней мере девять месяцев. Итак, мне бы хотелось, чтобы вы присоединились к «Тальботу и Бичу» и работали в моем отделе оформления.

Вот она, ловушка, подумала Кэйт. В таком случае, она в последний раз улыбнется Яну Джулиано Фрэзеру. Чем больше она думала о его предложении, тем в большую ярость впадала.

Она потратила два часа, показывая свои работы, чтобы ничего не получить взамен, кроме этого идиотского предложения.

– Вы хотите, чтобы я бросила все, чего сумела добиться, и пришла к вам работать? Я не могу пойти на это! Это совершенно безответственно. Я горжусь тем, чего достигла. И, если честно, поражена вашим предложением.

– Ваши дела действительно так хороши? – Казалось, он был неподдельно удивлен страстностью ее отказа. – Все другие свободные художники, которых я знаю, говорили, что дела у них идут неважно. – Его голос звучал мягко и заботливо. – Как долго вы работаете на себя? – Он сказал это так, словно она была бездомным котенком, нуждающимся в защите.

– Шесть лет. И мне нравится быть хозяйкой самой себе. Это так просто.

Он задумчиво разглядывал ее.

– Сомневаюсь, что это так просто. Должен сказать, не ожидал, что мое предложение будет отвергнуто.

Одного взгляда на него было для Кэйт достаточно, чтобы убедиться в истинности его заявления. Два часа в его присутствии убедили ее, что Джулио Фрэзер не тот человек, который привык получать отказы. И все же, так тому и быть, подумала Кэйт. Прощайте, двести с чем-то рисунков. Прощай, уютное пристанище в Вудстоке.

– Послушайте, сейчас уже час дня, – сказал он. – Почему бы нам не пообедать и не поговорить об этом еще?

– Не думаю, что меня можно переубедить с помощью обеда, – предупредила Кэйт.

– Возможно, я придумаю что-то, что соблазнит вас. Пойдемте, – настаивал он.

Не будь дурочкой, слабо пискнул внутренний голос. Она знала дизайнеров, которые пошли бы на все ради встречи с Фрэзером Великим. Она должна быть вежливой и пообедать с ним, это ничему не повредит. Кроме того, она просто умирала от желания узнать, что или кого едят сатиры за обедом.

– Благодарю вас, с удовольствием пообедаю с вами. Могу я воспользоваться вашим телефоном? Я должна прослушать сообщения на моем автоответчике.

– Пожалуйста. – Он встал, жестом показал ей на свое кресло и вышел из кабинета.

Она посмотрела ему вслед, снова удивляясь тому, какое впечатление оказало на нее его телосложение, затем достала свой фонбипер[1]1
  Портативный прибор, позволяющий его владельцу с любого аппарата прослушать сообщения с собственного автоответчика.


[Закрыть] и забралась в кресло Фрэзера. От него исходил слабый запах лимонного масла. Она набрала номер и удобно положила руки на подлокотники, ожидая услышать свой собственный, записанный на магнитофон голос. Дерево было теплым и гладким, как шелк. Услышав себя, она на полуфразе включила фонбипер, и лента донесла до нее предназначенные ей сообщения:

«Кэйт, это Анджела Роджерс из „Хилл Пресс“. Ты можешь прийти к нам не сегодня, а завтра, в три часа? Если это тебе не подходит, перезвони. До встречи».

«О, Кэйт, я скучаю по тебе…»

Кэйт оторвала трубку от уха:

– Не могу сказать тебе того же, Нил. «…Вернусь в город завтра утром. Мое дело наконец передано в жюри, и теперь уже ждать осталось недолго. Нервы моего клиента совершенно расстроены, но я уверен в успехе».

Держу пари, что так оно и есть. Извини, Нил, подумала она, но ты действуешь мне на нервы. С ним было приятно сходить в кино или поужинать от случая к случаю, но его бесконечные разговоры о гражданских и судебных повестках надоели ей до предела, а его слепая уверенность в том, что они что-то значат друг для друга, свела на нет ее дружеское расположение к нему. «Позвоню, когда приеду». «Привет, Кэйт, это Бетти из „Тайпсеттинг, Инк“. Я знаю, что мы обещали тебе сделать пробные оттиски к пяти часам, но компьютер опять забарахлил. Сейчас над этим работаем».

Больше никаких сообщений не было. Кэйт опустила трубку.

Упираясь ногами в пол, она развернулась в кресле Фрэзера и оглядела его кабинет. Кэйт старалась запечатлеть в памяти каждую деталь, потому что не так уж много дизайнеров когда-либо переступало порог кабинета Фрэзера. Как она и ожидала, здесь были длинные столы и огромная картотека. Стеллаж с книгами достигал потолка. Каждое доступное пространство было завалено обложками, оттисками, набросками, теперь тут были и ее собственные работы. Это был знакомый творческий хаос, который она с готовностью принимала.

Она развернула кресло, чтобы взглянуть на большую карту, которую видела издали за спиной Фрэзера. Это была единственная стена в комнате, на которую можно было ее повесить: обширная, тщательно проработанная во всех деталях, вычерченная вручную, где цветные схемы показывали успешное распространение по миру книг «Талбот и Бич». Названия были перечислены на левом поле, сроки прохождения книг в производстве – в центре, даты выхода в свет – справа. Прочитав столбик названий, Кэйт нашла строчку: «„Книга о теле“. Автор Гунилла Гундерсон, редактор Элизабет Мэдден, дизайнер Джеффри Стюарт, художник Кэйт Эллиот».

– Так-так! А вы весьма самоуверенны, мистер Фрэзер, – пробормотала она. Был ли он в самом деле настолько уверен, что она согласится на его предложение, или, возможно, был готов к тому, чтобы немного по-старомодному поторговаться прежде, чем в конце концов нанять ее в качестве свободного художника? Или он просто играет? Да, но для игры требуются двое – что ж, она готова!

А каково это, представила она, в какой-нибудь прекрасный день очутиться в этом кресле в качестве художественного редактора, иметь под рукой целый штат дизайнеров, фотографов, художников, готовых подхватить и воплотить в жизнь ее идеи. Первое, с чего она начнет, хихикнув, решила Кэйт, это добавит скамеечку для ног. Ее мечтания были прерваны стуком в дверь.

– Войдите, – отозвалась она высокомерным тоном художественного руководителя и, тут же вспыхнув от смущения, соскочила с огромного кресла, как раз в тот момент, когда в кабинет вошел Фрэзер, обнимая за плечи, как показалось Кэйт, упитанного медведя-коалу.

Этот добродушный человек был на добрые десять лет старше Фрэзера что-нибудь за пятьдесят. Макушка его блестящей, розовой головы едва достигала плеча Фрэзера. Соломенного цвета волосы бахромой окружали лысину, брови были такими густыми, что она не могла разглядеть его яркие глаза-пуговки, пока он не приподнял голову. Один из обитателей княжеского леса, решила она.

– Кэйт, это Джеффри Стюарт. Джефф, это Кэйт Эллиот. Джеффри будет дизайнером нашей книги. Я думаю, вам обоим есть о чем поговорить.

«Медвежонок-коала» взял ладонь Кэйт своими пухлыми лапами.

– Счастлив встретить вас. Я восхищен вашими работами и предвижу большой успех от нашего сотрудничества.

– Спасибо, но я еще не дала согласия работать над этой книгой.

– Вы еще не согласились? – Две лохматые брови изумленно взметнулись вверх.

– Это не помешает нам поговорить, – вмешался Фрэзер, подмигнув ей своим черным глазом. – Отведи Кэйт в наше место за углом, – велел он Джеффри, – а я прихвачу Лиз, и мы присоединимся к вам.

Глава 2

Запах корицы. Это было первым, что почувствовала Кэйт, когда они вошли в дверь ресторана. Затем на нее обрушилась такая смесь запахов, что она уже была не в состоянии выделить из нее какой-нибудь один. Каскад индийской музыки окропил ее каплями серебряных звуков.

Перед ними вырос метрдотель в тюрбане.

– Столик мистера Фрэзера? – промурлыкал он, обращаясь к Джеффри.

– Да, спасибо, мистер Мохан. Нас будет четверо.

– Пожалуйте сюда.

Когда они усаживались, Джеффри повернулся к Кэйт и ответил на ее вопрос раньше, чем она успела его задать.

– Знаете, как Джулио любит работать? Блистательно, по-сумасшедшему, весело и до полного изнеможения.

– Могу этому поверить, – ответила она.

– Работая с ним, вы многому научитесь. Если только захотите научиться. Он признает только совершенство и абсолютно безжалостен в достижении того, чего хочет. Если вы чувствительный цветок, он перешагнет через вас, если вы так же выносливы, как он, все будет в порядке.

– Я начинаю это подозревать, – сказала она задумчиво.

– Надеюсь, вы решитесь взяться за эту книгу. Я знаю, что для меня будет одно удовольствие работать с вами.

– Благодарю вас. Возможно, Фрэзер и я окажемся в состоянии прийти к соглашению.

В конце концов, ее имя уже было нанесено на его карту. Почему бы и нет? Она может попробовать поработать, если условия окажутся приемлемыми. Заказ от Фрэзера может послужить сильнейшим толчком для ее дальнейшей карьеры.

Она подняла глаза и увидела этого человека, направляющегося к ним. Каким ярким выглядел он рядом с бледной, элегантной женщиной, опирающейся на его руку. На женщине был белый полотняный костюм в светло-голубую крапинку, белокурые волосы каскадом падали на ее плечи. Она была такой тонкой, что казалась хрупкой, особенно когда осторожно переставляла ноги с изяществом цапли.

– Лиз, – сказал Фрэзер, – позволь представить тебе Кэтрин Эллиот. Кэйт, это Элизабет Мэдден. Лиз – редактор «Книги тела». Мы пока назвали ее так, за неимением ничего лучшего.

– Здравствуйте, мисс Мэдден, – сказала Кэйт, встав и протянув ей руку. Мисс Мэдден вяло коснулась тремя холодными пальцами теплой ладони Кэйт и быстро отдернула их.

– Называйте меня Лиз, – сказала она, внимательно взглянув на Кэйт широко раскрывшимися серыми глазами. – Джулио рассказал мне, что вы автор семислойного сандвича для рекламной кампании «Нью Коунтри Бред». Прошлой осенью я видела его на всех автобусах. Из-за него вся моя диета пошла прахом.

– Весьма сожалею, – ответила Кэйт, про себя изумившись, как может такое тоненькое существо нуждаться в какой-то диете. Лиз вполне можно было продеть в игольное ушко.

– Я выдерживала ее три недели, а потом купила целый батон хлеба и соорудила самый огромный бутерброд в моей жизни, и даже положила на него анчоусы, хотя вовсе не схожу по ним с ума. Потом села и съела все это за ужином. Это было чудесно! – Ее глаза зажглись при этом воспоминании. – Потом я постилась четыре дня, правда, дорогой? – Она повернулась к Фрэзеру за подтверждением.

– Лиз коллекционирует диеты, – объяснил Фрэзер, – так, как другие редкие издания или устричные раковины. – Он обнял Лиз жестом такой интимности, что Кэйт почувствовала связывающие их нити. Странно, но от этого ей вдруг стало грустно.

Лиз добродушно рассмеялась.

– Самой ужасной оказалась одна норвежская…

– Диета Намсоса, – закончил за нее Фрэзер.

– Одна рыба и этот странный бурый сыр, по вкусу похожий на Фелс-Напта.

– Джетост? – предположила Кэйт.

– Он самый, – с улыбкой подтвердила Лиз.

– Я припоминаю, – сказал Джеффри, – что одно время Джулио говорил, что самая скверная диета – это «Великая свекольная».

– Так было, – согласился Фрэзер, – так и остается. Отварная свекла, салат из свеклы, суп из свеклы – Лиз от этого становилась день ото дня все более розовой – свекла ломтиками, холодная свекла… Через месяц ее пупок выглядел, как ягода малины.

– Помню, как я разволновалась, когда удалила лак с ногтей, а они остались красными. Сегодня у меня день салата, дорогой. Так что возьми мне маринованные огурцы и мятный чай.

– Надеюсь, вам нравится индийская кухня, – сказал Фрэзер, обращаясь к Кэйт.

– Я ее по-настоящему не знаю, – ответила она. То, что проносили мимо официанты ни по виду, ни по запаху ничуть не походило на ту курицу с карри, которую готовила по средам или воскресеньям ее приятельница Марион. Раскрыв меню, она растерялась. Карри занимал целую страницу, а за ним следовали названия блюд, которых она никогда даже не слышала. Кормас? Бирианис? Пилаус, должно быть, означает плов, решила она. Кебаб она знала, но что такое нан? Здесь была тьма блюд из экзотических овощей и шесть сортов дала. Дал?

– Могу я сделать заказ за вас? – спросил Фрэзер, глядя ей прямо в глаза.

– Да, пожалуйста, – ответила она с огромным облегчением.

Пока он заказывал, Кэйт обернулась к Джеффри, который описывал Лиз, как он провел уик-энд.

– А в воскресенье, – говорил он, – я пошел на великолепный концерт. Тридцать две мандолины в Карнеги-Холл.

Кэйт засмеялась, но Лиз выглядела страдающей.

– Да-да. Это был очень серьезный концерт. – Он произнес это со смешным высокомерием. – Они исполняли Моцарта, Телеманна, Кабалевского и…

Теперь уже рассмеялся Фрэзер.

– Ты нашел какие-нибудь «русские горки» на это лето, Джеффри? – Он перевел свой сверкающий черный взгляд на Кэйт. – Вы, должно быть, изумитесь, если узнаете, что этот дизайнер самых элегантных и изысканных книг в мире имеет одну непреходящую страсть: он выискивает самые ужасные «русские горки», какие только существуют в мире.

Кэйт с трудом попыталась представить, как «медвежонок-коала» Джеффри катается на «русских горках», но так и не смогла.

– Одни новые соорудили возле Чикаго, – с энтузиазмом откликнулся Джеффри. – Там три полных петли. Я поеду туда на уик-энд в следующем месяце. – Его глаза-пуговки блестели от предвкушения путешествия. – А как вы провели выходные, Лиз? Отправились с Джулио за город к Лену Гуттеру?

– Я нашла это место очень успокаивающим, – отозвалась Лиз. – Мари и я бездельничали два дня на террасе и играли в карты, пока Лен и Джулио мужественно бродили по лесу. И каждый раз, когда возвращались, от них несло потом и они раздувались от самодовольства, и все потому, что срубили несколько веточек для костра.

– Мы сделали гораздо больше, – запротестовал Фрэзер, – раздобыли две дюжины розовых кустов и рябиновое дерево.

Кэйт поймала себя на том, что прислушивалась к этим поддразниваниям со смешанным чувством любопытства и уныния. Но вскоре ее внимание переключилось на другое. Появилась вереница официантов с накрытыми подносами, а когда они сняли с них серебряные крышки, стол превратился в рай красок. На блестящем латунном блюде шипели красные ломтики курятины, серебрились устрицы, желтым светились дольки лимона. Здесь были ярко-зеленые бобы, маленькие коричневые катыши из мяса в золотистом соусе, горки белоснежного риса с вкраплениями красного перца, горошек и поджаренные орешки. В глубокой миске содержалось темно-оранжевое пюре, в плетеной корзинке, застланной красной салфеткой, лежали куски пышного круглого хлеба. Нарезанные фрукты, рядком выложенные в серебряной чаше, образовывали цветовую гамму от ярко-красного и зеленого к белоснежному кокосу.

Кэйт изумленно покачала головой. Но не в ее натуре было предаваться философским размышлениям.

– Это великолепно, – только и сказала она. Фрэзер широко улыбнулся и подмигнул ей.

– Для глаз изголодавшихся художников. Затем он положил на ее тарелку понемногу с каждого блюда, с любовью рассказывая о каждом из них. Пюре и было далом, оно приготовлялось из различных сортов размолотого гороха и специй. Бобы были очищены и обварены, рис… Кэйт пыталась запомнить все это, а тем временем пробовала курицу. Она была снаружи хрустящей и острой, но удивительно нежной внутри, так и таяла во рту. Бобы были тоже нежными и пахли имбирем.

– Окуните кусочек хлеба – он называется парота – в дал, – посоветовал Фрэзер, – давайте, давайте.

Хлеб оказался легким и пористым, как паутина. Она опустила ломтик в дал и попробовала. Тончайшая радуга вкусовых ощущений и запахов заполнила ее рот корица и гвоздика, тмин и кориандр. Остальные специи были так перемешаны, что их ароматы остались для нее загадкой. Затем она зачерпнула что-то похожее на мяту, очаровательного зеленого цвета, когда она откусила кусочек, на глазах у нее выступили слезы.

– О, это не просто мята, это обжигает! – вскричала она и схватила свой бокал с холодным пивом. – Что это? – спросила она, когда смогла перевести дыхание.

– Мята и зеленый чилийский перец, – сказал Джулио. – Вам понравилось? спросил он заботливо.

– Чудесно! – ответила она, в то время, как слезы все еще текли по ее щекам. Джеффри засмеялся.

– Джулио, я думаю, что тебе следует заказать что-то другое.

– Мне хотелось бы еще чаю, дорогой, – спокойно вмешалась Лиз.

Джулио заказал чай для Лиз и снова наполнил тарелку Кэйт. Она с удовольствием справилась со всем.

– От десерта откажитесь, Кэйт, – предупредила Лиз. – Он здесь пахнет, как дешевая парфюмерия.

– Я уже столько всего съела, что все равно больше уже ничего не смогу, ответила Кэйт, – иначе у меня полезет из ушей.

Снова сидя в его кабинете, Кэйт осознала, что начала думать о нем скорее как о Джулио, чем как о Фрэзере. Она уже больше не страшилась этого человека, но предостерегала себя, что следует соблюдать осторожность. Она должна сделать так, чтобы он уговаривал ее.

– Я бы хотел, чтобы вы очень серьезно рассмотрели мое предложение, сказал он мягким тоном. – Приходите работать ко мне.

– Я уже сказала, что не могу.

– Мне в самом деле хочется, чтобы вы были здесь и работали над этой книгой. Подумайте только, насколько все для вас будет проще, когда вы приступите к работе – к нашему общему облегчению.

Он взглянул на ее рот.

– Это несущественно. – Она непроизвольно облизнула губы.

Он наклонился к ней.

– Мне нравятся некоторые идеи относительно фотографий, съемкой которых вы будете руководить. У меня есть другой проект…

Его голос звучал все тише и тише, и Кэйт была вынуждена наклониться к нему, чтобы разобрать его последние слова.

Если он так будет и дальше продолжать, он загипнотизирует ее, неожиданно осознала она и решила, что надо было бы принять закон, запрещающий кому бы то ни было иметь такие большие и такие черные глаза. Почему он так неотрывно смотрит на ее рот? Кэйт резко выпрямилась – она почти потеряла нить разговора.

–..Так что я думаю, мы можем вместе прекрасно работать. Приходите ко мне. Она сделала глубокий вдох.

– Я не могу. Мне кажется, я это ясно объяснила еще перед тем, как мы пошли обедать. Если я откажу сейчас моим нынешним клиентам, что я буду делать, когда закончу вашу роботу? Я должна буду все начать с начала. Не думаю, что вы можете понять меня. Но даже если отвлечься от моих обязательств перед заказчиками, то я, честно, очень ценю свою независимость.

– Вы уверены, что независимость, которую вы цените столь высоко, не есть всего лишь предлог, чтобы отказаться принять на себя большую ответственность?

– Конечно, уверена.

– А не создали ли вы для себя маленькую уютную нишу, где вы бы могли спрятаться от вызова, который бросает вам судьба? Как долго вы пребываете свободной художницей? Шесть лет? Вам, должно быть, двадцать восемь. Это время, когда надо принимать настоящие вызовы.

Взгляд, который он устремил на нее, беспокоил ее как вызов иного рода, нежели как вызов художнице, и она боролась с собой, чтобы вернуть свои мысли обратно, на профессиональный уровень.

– Мистер Фрэзер, работа, которую я выполняю, уже вызов. Она отличается от вашей. И да, моя ниша уютная. Я создала ее собственными усилиями и наслаждаюсь комфортом. Большое вам спасибо. И мне, между прочим, двадцать девять.

Он откинулся в своем кресле, скрестив руки на груди, лицо его представляло непроницаемую маску. Но глаза снова вернулись к ее рту. Если он не сдвинется со своей позиции, она тоже не уступит.

– Лучше я соберу свои работы, – сказала Кэйт наконец. Он встал.

– Вы упрямы, Эллиот. Вы упрямы, но вы также и талантливы. Может быть, мы сможем прийти к компромиссу.

Кэйт не ответила, она терпеливо ждала. Пусть он выложит свои карты, чтобы она могла определить – компромисс это или простая уловка.

– Скажем так, мы выплатим вам разом определенную сумму – меньшую, чем ваша ставка свободной художницы, но зато вы получите гонорар с каждого экземпляра книги.

– Плюс моя фамилия крупно на титульном листе.

– Подождите…

– И еще раз на суперобложке, размером не меньше, чем в двадцать четыре пункта, – словно выстрелила она.

– Уж не выставляете ли вы эти требования, дабы найти предлог, чтобы улизнуть? – Он со всей очевидностью загорелся желанием начать сражение.

– Нет, – ответила она с ударением.

– Двадцать четыре пункта – это слишком крупно. Шестнадцать или ничего.

– Двадцать!

– Восемнадцать!

– Согласна! – проговорила она с облегчением.

– Однако, – сказал он, пристально глядя на нее, – вы должны выполнить всю работу за девять месяцев.

– Девять месяцев?

– И чтобы никакого прокола. Как вы справитесь с вашими другими заказами, это ваши проблемы. Что вы на это скажете? Обдумайте все и позвоните мне завтра. Тем временем я поговорю с финансистами относительно размера вашего гонорара.

Итак, гонорар с каждого экземпляра – вот, что было его козырной картой, подумала Кэйт. А есть ли возможность принять его крайние сроки и в то же время сделать другие работы? Если она была упряма, то он, как и говорил Джеффри, безжалостен. А если она согласится сделать рисунки за меньшую сумму и книга не разойдется? А вдруг она пойдет нарасхват? А если…

– Что вы скажете? – повторил он.

– Я подумаю об этом.

Неожиданно он весь расплылся в улыбке.

– Блестяще! А теперь позвольте мне помочь вам упаковать все в этот чудовищный портфель.

Кэйт стояла на повороте, ловя такси и пытаясь примирить в своем уме вежливого, внимательного человека, угостившего ее обедом, с целенаправленным торговцем, который хотел, чтобы она бросила свою работу, чтобы добиться своего. Он и в самом деле способен довести до бешенства человека, подумала она, открывая дверцу такси, запихивая внутрь портфель и опускаясь на продавленное заднее сиденье.

– Шестьдесят шестая улица, – сказала она, – между Восьмой и Девятой авеню.

– Привет, – сказал водитель, поймав ее взгляд в зеркале заднего обзора. И как это может такая маленькая леди, как вы, таскать такой огромный портфель?

– Он легкий, – солгала она.

– Мм… Я уже неделю вожу такси, чтобы помочь мужу моей сестры. Он делал левый поворот к Парку, когда его подрезала другая машина. Ну, он и взбесился, а кто бы нет? В общем они оба попались на светофоре – мой зять справа, а тот другой – этот сопляк – слева. Ну, и мой зять показал ему, ну, этот жест пальцем… Понимаете?

– Да, могу представить.

– И вдруг с заднего сиденья этого другого такси выскакивает фантастическая шлюха, именно фантастическая – на каблуках футов шести и с такой штукой из меха вокруг шеи. Выскакивает, словно молния, хватает палец моего зятя, а он все еще держал руку наружу, и, крак, выворачивает его с хрустом! Потом снова впрыгивает в машину, и они смываются! Такая шикарная снаружи, а внутри, словно из железа. Прямо невероятно!

– Ну почему же! Мне кажется, я только что обедала с ее братом-близнецом.

Медленно, с непередаваемым наслаждением Кэйт сняла туфли. Господи, подумала она, Господи. Едва она успела поставить чайник на плиту, как позвонила Марион. Марион далеко ушла со времен первых лет пребывания Кэйт в Нью-Йорке, когда они втроем с Пегги делили крохотную квартирку и складывали в общий котел свои скудные заработки. Пегги вышла замуж за телевизионного продюсера, Марион работала административным помощником директора благотворительной компании.

– Где тебя носило? – требовательно спросила она. – Я звоню тебе целый день. Ну, что там с Фрэзером? Чего он хотел? На что похож этот великий человек?

– Это самый напористый, самый упрямый и самый волевой человек, которого я когда-либо встречала. Можешь себе представить, он внес мое имя в перечень своих публикаций даже до того, как встретился со мной? Ну, не наглость?

– Значит, ты действительно нужна ему. Но для чего?

– Двести с чем-то рисунков.

– Ух, ты! И что дальше? Что ты сказала?

– Вначале он пытался уговорить меня прийти к нему работать, но я отказалась наотрез.

– Ну и ну… Продолжай.

– Кроме того, я уверена, что никогда не смогу по-настоящему тесно работать с этим человеком. Очень может быть, что он величайший дизайнер нашего времени, и все такое, но есть в нем что-то, я не уверена, но…

– Намек на какой-то животный интерес?

– Нет!

– На кого он похож?

– На князя Дремучего леса.

– О! Расскажи подробнее.

– В этом мужчине есть что-то беспокоящее, физически угнетающее. Не шевельнув пальцем, он заставляет тебя повиноваться.

– Мне кажется, это звучит очень сексуально.

– Если честно, то да, но я не из тех, кто готов подчиниться.

– Значит, ты ему отказала?

– Не совсем. В конце концов, он предложил компромисс.

– Ты не могла заниматься целый день спорами.

– Нет, он пригласил меня, дизайнера книги Джеффри Стюарта и Элизабет Мэдден, редактора, на потрясающий обед в индийском ресторане. Стюарт очаровательный дядька, похожий на медведика из детской книжки. Но Мэдден уж точно из книги для взрослых – тощая, как привидение, и улыбка на тридцать два зуба…

– Мне кажется, я ее уже ненавижу. Во что она была одета?