Текст книги "Вкус любви"

Автор книги: Френсис Дэвис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Глава 15

День обещает быть великолепным, подумала Кэйт, просто идеальным для поездки в город. Она, позевывая, потянулась и подошла с кружкой утреннего кофе к окну в гостиной. На подоконнике напротив сидел Вальтер и щурился на солнце. Зазвенел внутренний телефон, и она взглянула на часы. Кто это заявился в семь утра да еще в субботу?

– Тут внизу курьер с пакетом, – прохрипел швейцар.

– Ко мне? В субботу?

– Он так говорит. Послать к вам?

– Да, пожалуйста. – Она уже разделалась со всеми своими обязательствами свободного художника. Возможно, это какой-нибудь рассеянный наборщик со срочным заказом, забывший, что она передала все свои прежние работы другим.

– Простите, что я принес это так рано, – сказал курьер, передавая ей небольшую коробочку, – но заказчик просил ее передать не позднее семи. Распишитесь здесь.

– От кого это?

– Я не знаю.

Кэйт закрыла дверь и стала изучать посылочку. Это не от наборщика, решила она. Форма была бы другой. Белая картонная коробка, не более двадцати сантиметров шириной, заклеенная скотчем. Ее имя и адрес написаны огромными черными печатными буквами. Обратного адреса не было. Кэйт потрясла ее у уха, внутри забухало что-то тяжелое. Может быть, кто-то просто пошутил, подумала она, поддевая скотч ногтем. Внутри была еще одна коробочка светло-голубого цвета со словами «Тиффани и K°» на крышке.

– Нет, – пробормотала она, – это не шутка. – Она глубоко вздохнула и села на диван.

На дне коробочки среди шуршащей упаковочной бумаги лежал черный замшевый мешочек, стянутый шнурком. Она попыталась развязать шнурок, но руки ее так дрожали, что она не смогла сделать этого. Она стала искать визитную карточку, вытащила всю оберточную бумагу, но карточки не было. Наконец ей удалось ослабить узелок, и в руке ее оказалось серебряное изображение рыцаря в сверкающих доспехах.

– О, Джулио, – сказала она вслух, и сердце ее заныло от любви и нежности. Несмотря на все то, что она наговорила ему, она чувствовала себя Гиневрой.

Ровно в четверть восьмого зазвенел телефон. Кэйт вытерла слезы и заговорила первой.

– Он такой красивый, Джулио. Я просто не знаю, что сказать.

– Я хочу начать все сначала, Кэйт. – Голос его звучал хрипловато, казалось, ему трудно говорить. – Как ты думаешь, мы могли бы вернуться к нашей первой встрече?

– Нет, не к началу. Давай лучше с сегодняшнего дня… С тобой все в порядке? Голос у тебя звучит ужасно – как будто горло забито битым льдом.

– С того самого дня, как ты ушла от меня во вторник я не спал.

– Так это целых три ночи!

– Я знаю, – произнес печально он.

– Ты бы хотел поехать сегодня со мной в Вудсток? Я как раз собираюсь туда?

– Остановишься у своих друзей? – В его голосе явно не слышалось восторга.

Кэйт засмеялась, почувствовав, как ему не хочется, чтобы их уединение нарушали посторонние.

– Нет, мы будем одни. Я наконец-то решила купить эту развалюху.

– Прекрасно. А как мы туда доберемся?

– Я возьму напрокат машину.

– Это просто идеально. Заезжай за мной через полтора часа.

Когда Кэйт подъехала, Джулио ждал ее у дверей. Его окружали корзинки и сумки.

– Это еще что такое? – спросила она с недоумением, открывая багажник.

– Продукты. Чем ты собираешься питаться там?

– Мы бы заехали в магазин по дороге и купили бы антрекотов или готовых котлет.

– Так я и думал, – сказал он, укладывая корзины в багажник. – А эту надо поставить на заднее сиденье. Хочешь, чтобы я сел за руль?

Она с радостью отдала ему ключи. За ними на узенькой улочке выстроились уже четыре машины, нетерпеливо сигналя.

– Ты не против, если мы поедем не через туннель? – спросила она. Ненавижу туннели.

Теперь, когда они были вдвоем, Кэйт почему-то чувствовала себя страшно скованно. Джулио был невероятно вежлив и предупредителен. Они выехали из города по мосту Джорджа Вашингтона, затем свернули на север и поехали по Пэлисейдз Паркуей.

– Я тебя даже как следует не поблагодарила за прекрасного серебряного рыцаря.

– Я хотел, чтобы он символизировал что-то вроде обещания.

– Я поняла. – Кэйт ужасно хотелось дотронуться до него, нарушить эту скованность. Но он так крепко держал руль, что даже пальцы его побелели. Кэйт проковыряла пальцем небольшую дырочку на своих белых джинсах.

– Может быть, открыть окно? – спросил он, глядя прямо перед собой.

– Да, это было бы неплохо.

Он опустил стекло.

– Не сильно дует?

– Нет, хорошо. Ты не будешь возражать, если я включу радио?

– Нет, нет, Она повернула ручку, и та осталась у нее в руке.

– Ну, вечно так с этими автомобилями, – сказала она. – Надо купить себе машину – пусть подержанную, не слишком шикарную, лишь бы была достаточно надежна и могла бы возить меня в Вудсток и обратно. Только я ничего не понимаю в машинах.

– Если хочешь, я помогу тебе? Я тоже, конечно, не специалист, однако воздушный фильтр от насоса отличу. И какую машину ты бы хотела?

– Красную.

Он засмеялся, и напряженность, существовавшая между ними, чуть-чуть ослабла.

Дырка на ее джинсах была уже размером с десятицентовую монету.

– Джулио, я больше так не могу! Мы ведем себя, как пара дикобразов.

– Дикобразов?

– Ну да, дикобразов. Ты разве не знаешь, как они занимаются любовью?

– Нет, – сказал он, уже улыбаясь. – Так как дикобразы занимаются любовью?

– Очень-очень-очень осторожно. Он так и фыркнул и сразу же свернул на обочину, где и остановил машину.

– Кэйт, родная моя, – сказал он, обнимая ее. – Ну, как тебе удается всегда сказать то, что нужно, когда я веду себя, как последний дурак?

– Наверное, женская интуиция… а, может быть, любовь.

– Я люблю тебя, – прошептал он, нежно прижимая ее к себе и зарываясь лицом в ее волосы. Они прильнули друг к другу, как люди, благодарные судьбе за спасение после ужасной катастрофы, уже в безопасности, в объятиях друг друга.

Постепенно она почувствовала, как их идиллию нарушает какой-то резкий прерывистый звук. Где-то в глубине сознания возникло предположение: дятел? Нет, это был не дятел, скорее, кто-то стучал по стеклу машины. Она отодвинулась от Джулио и посмотрела через его плечо.

В открытое окно машины просунул голову полицейский. Его широченные плечи закрывали свет. Кэйт увидела в его зеркальных очках свое с Джулио отражение.

– Эй, приятель, здесь не аллея влюбленных. – Голос полицейского был похож на шуршание гравия под колесами.

– Да я знаю, командир… – начал было Джулио.

– Сейчас вы у меня заплатите штраф за то, что остановились в неположенном месте.

– Это я виновата, сержант… Фринци, – сказала Кэйт, взглянув на его бляху, приколотую над карманом. – Я… м-м-м… только что сказала моему мужу, мистеру Бонду, что у нас будет ребенок, и он… немного отвлекся, – Она почувствовала, что, говоря эти слова, начинает краснеть до корней волос. Стараясь сохранить серьезность, она бросила взгляд на Джулио. У него был такой вид, как будто его оглушили дубиной.

– О, прекрасно! – сказал сержант Фринци.

Выкручивая свои мощные плечи обратно из окна, он протянул Кэйт руку. Поздравляю, юная леди!

Кэйт поморщилась, когда его массивная пряжка царапнула по дверце машины, и она с грустью подумала, что агентство по прокату машин сдерет с нее за эту царапину примерно столько же, во сколько бы обошелся штраф.

Фринци наконец удалось выбраться из окна, и он начал трясти руку Джулио.

– Будьте осторожнее на дорогах, – сказал он, расплываясь в широченной улыбке. – Желаю хорошо провести время!

Джулио повернулся к ней с расширенными от удивления глазами.

– Кэйт, ты не…

– Конечно, нет, дорогой.

Он так долго выпускал сдерживаемый в груди воздух, что, казалось, он не дышал все это время. Она так и не поняла, это был вздох облегчения или сожаления. Несколько секунд он молчал. Затем, вливаясь в поток машин, спросил:

– И что это вдруг ты решила сказать такое?

– Мне не хотелось, чтобы ты платил штраф. Это первое, что пришло мне в голову.

– Понятно, – пробормотал он. Она примостилась к нему, прижимаясь щекой к его плечу.

– Ты сменил лосьон? Пахнешь так вкусно, как копченая корейка.

– Так и знал, что тебе понравится, – сказал он, его голос опять звучал спокойно и беззаботно. – Он называется «Эссенс де Ленч».

– Восхитительно, – сказала она и принюхалась. – Именно это и лежит в твоей корзине на заднем сиденье?

Он кивнул.

– Мне надо предупредить тебя, когда я путешествую, на меня всегда нападает голод. Как только я сажусь в машину и проезжаю миль пять, так начинаю умирать от голода. – Она потянулась за корзинкой и поставила ее у себя в ногах. Думаю, что это как-то связано с моими норвежскими предками-кочевниками, которые бродили по глухой замерзшей и покрытой снегами тундре в поисках северных оленей.

– Здесь только яичный салат, бутерброды с корейкой и кофе.

– И он еще говорит «только», – Она с удовольствием вонзила зубы в бутерброд и передала еще один Джулио.

– А ты помнишь, – спросил он, – тот первый день, когда мы вместе обедали?

– Я помню каждый кусочек, каждую крошечку.

– А я запомнил, как ты уплетала вторую порцию дала.

– М-м-м-м. Это было восхитительно.

– У тебя на подбородке осталась капелька соуса, и я чуть с ума не сошел мне так хотелось наклониться к тебе и слизнуть ее.

– Не правда.

– Нет, правда. И потом, когда ты вернулась на работу, я не мог думать ни о чем другом, кроме как о том, насколько сочными и вкусными выглядели твои губы.

– Милый, а тебе не кажется, что ты – сексуальный маньяк.

– И чем больше ты вещала о своей независимости, тем больше я желал тебя.

– Ты хочешь сказать, что даже не слушал меня?

– Нет, слушал. Слушал и говорил себе: «Джулио, эта женщина предназначена для тебя. У нее есть темперамент, она прекрасна и ест как настоящая итальянка».

– Я ни о чем не догадывалась. Мне казалось, что с тобой не так уж просто вести дела.

– И это все? Разве ты не ощущала волн магнетизма, которые я излучал в твою сторону? Соус был вот здесь. – Он нагнул голову и лизнул кончик ее подбородка.

– Милый, смотри на дорогу. – Она поцеловала его в уголок рта и уютно прижалась к его плечу.

Они долго ехали в молчании, и им было хорошо, затем машина свернула с Пайн Лайн и поехала по ухабистому проселку, извивавшемуся мимо некошеных лугов, на которых росли дикий тимьян, горчица и ромашки.

– Как же здесь можно будет проехать после дождя? – проворчал Джулио, ловко объезжая выбоину на дороге.

– Ужасно грязно. Делл и Ходж говорят, что мне нужно заказать машину гравия, чтобы как-то сделать ее проходимой.

– А кто такие Делл и Ходж?

– Мои друзья, у которых я покупаю дом. Они живут через лес.

Они втащили свои корзины внутрь дома.

– Как видишь, – сказала Кэйт, – это совсем маленький домик.

На первом этаже было всего две комнаты и лестница, ведущая наверх, где находились две спальни. Обшарпанная гостиная могла вместить лишь продавленный диван, стоящий напротив камина, два таких же продавленных кресла, две настольные лампы с пожелтевшими картонными абажурами и старый стол, около которого стоял единственный стул.

– Кухня здесь неплохая, – сказал Джулио.

Она была большой и просторной, достаточно светлой. Посередине стоял стол, за которым могло разместиться человек восемь, и деревянный буфет. Три окна смотрели на три разные стороны, Делл и Ходж провели еще водопровод, устроили душ, поставили старую плиту и холодильник.

Джулио осмотрел весь дом, заглядывая в каждый угол и каждый чулан и выстукивая балки.

– Это крепкий старый дом, но чтобы привести его в порядок, придется немало потрудиться, – сказал он.

– Мне ли не знать! Первым делом займусь полами. Под этой ужасной коричневой краской – великолепные сосновые доски.

– А что под ними?

– Подпол.

– Знаешь, если здесь устроить хорошую вентиляцию, то получится прекрасный винный подвал.

– Правда?

– И потом можно будет с северной стороны пристроить еще столовую внизу и еще одну спальню наверху, – увлеченно продолжал он.

– Но мне вполне нравится есть на кухне и совсем не нужны дополнительные спальни. Так что успокойся, Бонд, – она поймала его взгляд и увидела, как его лицо расплылось в веселой улыбке.

– Разумеется, вы правы, Марпл. Иногда меня заносит. Вы должны меня останавливать.

– Обязательно, Бонд, обязательно. – Она засмеялась и взяла его за руку. Пошли на улицу, я покажу тебе мой ручей. Если только ты не будешь пытаться перестроить и его, – поддразнила она.

Узенькая тропинка вела через благоухающий цветами луг прямо в лес. Джулио оглядел березы, темные ели, клены и дубы.

– Вот этот надо бы срубить, – сказал он, указывая на пораженный какой-то болезнью вяз, затем виновато взглянул на нее.

Она засмеялась.

– На этот раз ты прав.

Рука об руку они прошли мимо камыша и папоротника, болотных ноготков и дикой петрушки, растущих по берегам ручейка, журчащего по камешкам и бурлящего в небольших омутах.

– Ты слышишь? – спросила Кэйт. Он склонил голову набок, непонимающе глядя на нее.

– Это мой водопадик. Там всего чуть больше полуметра высоты, но все же это самый настоящий водопад. – Они пригнулись, проходя под плакучей ивой, и вышли к небольшому пруду, не больше двух с половиной метров в диаметре.

– Так это здесь прячется твоя форель? В этом крошечном омуте? – Голос его звучал недоверчиво.

– Но это же не акулы, – возразила она, смеясь и потянув его за собой на землю. Она легла на спину, глядя сквозь заросли дикой сирени на ветки деревьев там, наверху. – Правда здесь здорово? – спросила она, блаженно вздыхая.

Джулио перевернулся на живот и начал рассматривать траву и мох, с таким сосредоточенным вниманием перебирая каждую травинку, как будто искал бриллианты. Затем он откашлялся.

– И в каком возрасте ребята могут научиться ловить рыбу так, как ты?

– Ловить рыбу? Девочки могут научиться и в одиннадцать, по крайней мере, мне было столько, а у мальчиков в этом возрасте неважная координация, так что они – лет в тринадцать.

– Такие взрослые? Было так тихо, что она слышала его дыхание.

– Кэйт, ты помнишь тот вечер, когда мы пошли на банкет, посвященный премьере, когда я сказал тебе, что мне все равно, будешь ли ты жить со мной? Я лгал сам себе – для меня это действительно очень важно. Важнее всего на свете. Ты нужна мне, Кэйт. – Но глаза его смотрели на нее не умоляюще, а с гордостью. – Мне кажется, я люблю тебя больше жизни.

– Милый, может быть, меня немного и пугает такая перспектива, но я бы переехала к тебе хоть завтра, если бы мы смогли найти в воскресенье транспорт и рабочих.

– О, Кэйт, – воскликнул он, сгребая ее в охапку. – Ты увидишь, как все будет здорово. И тебе больше никогда в жизни не придется есть рагу из консервированного тунца – уж это я тебе обещаю. Нет, если ты действительно так уж любишь тунца, я приготовлю тебе вителло томато, о, Кэйт?

– М-м-м-м?

– А ты не боишься меня? Не боишься, что я стану подавлять тебя?

– Нет, больше не боюсь. Может быть, это звучит и странно, но в спорах с тобой я нашла в себе силы по-настоящему любить тебя – перестать бояться потерять свою индивидуальность, свою силу. Я сама решаю, как мне распорядиться собой, и чем добровольнее я отдаю себя тебе, тем сильнее становлюсь.

– Я обещаю тебе, что ты всегда будешь свободна, – сказал он, щекоча ее губы мимолетными поцелуями. – Даже если бы я не хотел этого, ты бы все равно не согласилась бы на другое. Ты сильнее, чем сама думаешь. Ты всегда была такой – просто раньше сама этого не знала.

– Так мне однажды говорил один художественный редактор, – пробормотала она, – который назвал меня упрямой и настырной и…

Его поцелуй прервал ее обличительную речь, губы его лишь коснулись ее рта, легко и бережно, как в первый раз, но она вздрогнула, чувствуя таящуюся под этой ласковой нежностью страсть. Тоскливые дни и безрадостные ночи стали отдаленным и грустным воспоминанием и сделали этот момент еще более прекрасным, радость более сильной, а ее желание быть с ним все более невыносимым. Она забыла обо всем на свете и прижалась к нему своим томящимся телом, чувствуя его каждой своей клеточкой. Она раскрыла губы, и их языки сплелись, пробуждая пламя в самой глубине их тел.

Он просунул руку ей под блузку.

– У тебя там ничего нет, – сказал он с явным удовольствием.

– У тебя тоже, – сказала она, кладя под рубашкой ладонь на его обнаженную грудь.

– Ты когда-нибудь занималась любовью в лесу? – Он расстегнул ее блузку и, стянув ее с плеч, начал целовать по очереди ее груди.

– Никогда в жизни. Я чувствую себя лесной нимфой.

Сломив веточку сирени, он стал легко поглаживать ее кистью бледных цветочков, как будто ее ласкали тысячи нежных поцелуев.

– Ты, действительно, похожа на лесную нимфу, – сказал он, обрывая цветочки с ветки, чтобы они водопадом падали на ее грудь. – Ты прекрасна, как сама заря. – Он стал целовать ее сквозь цветы, слегка покусывая соски.

Мучительно медленно он стянул с нее остальную одежду, ласкающими, поглаживающими движениями. Губы его повторяли движения рук, как бы играя в догонялки с ними, пробуждая в ней огонь в каждой клеточке, в каждой жилке. Она обвила руками его плечи и провела ими по его гладкой мускулистой спине, по круглым и крепким ягодицам. Он глухо застонал и чуть выпрямился, чтобы было легче освободиться от одежды. Затем он привлек ее к себе, приподнимая ее бедра, чтобы проникнуть в ее лоно. Их губы опять слились – они стали единым существом, наполненным любовью и желанием.

Он снова и снова повторял ее имя, тихо, ритмично, в одном темпе с движениями своего горячего тела, пока в самый блаженный миг из его горла не вырвался счастливо восторженный возглас. Кэйт услышала, как с близстоящих деревьев вспорхнули испуганные птицы и затем его крик, эхом прокатившийся по лесу:

– Я люблю тебя… люблю тебя… тебя… тебя… тебя… тебя…

– Затем она опять услышала журчанье водопадика и щебет возвратившихся на свои ветки птиц.

– Я люблю тебя, – в ответ прошептала она. – Мы больше никогда не расстанемся.

Воздух был тихим и теплым, в ранних сумерках начали перекликаться птицы, и солнце еще не коснулось холмов. Кэйт хотела, чтобы это мгновенье длилось вечно, так наполнено оно было любовью, обещанием счастья и радостного будущего. В тихом воздухе носились птицы, и на потемневшем небе стали видны яркие остроконечные звездочки.

Он нежно и страстно поцеловал ее, и она вздрогнула от охватившего ее желания.

– Тебе не холодно? – спросил он. – Может быть, вернемся в дом?

– Нет, мне тепло, дорогой. Не шевелись. Мне бы хотелось остаться вот так навсегда. Мне никогда не было так хорошо – как в сказке. – Она не могла сказать, где кончается ее любовь и начинается его. Она не знала, где кончается его тело и начинается ее. Мы поднимемся на небо, подумала она. Мы рассыплемся на тысячу сверкающих кусочков в ночном небе и станем созвездием – путеводным созвездием для влюбленных.

– Скажи мне, – прошептал он. – Что ты слышишь?

Кэйт прислушалась: крики ночных птиц, жужжание насекомых, стрекот кузнечиков, знаменующих конец дня.

– Я слышу сумерки, – сказала она наконец.

– Ты знаешь, чего здесь не хватает? – спросил он. – Чего ты не слышишь?

– М-м-м-м?

– Детского смеха… Кэйт, дорогая, выходи за меня замуж.

– Да, милый мой, конечно.

К их сиреневом укрытии стало совсем темно, тяжелые гроздья цветов слегка колыхались в последних лучах заходящего солнца.

– Мы начнем с сегодняшнего дня, – сказала она.

Их любовь в этом напоенном лесными ароматами уголке, под ленивым вечерним солнцем, тягучим и светлым, как сироп с комочками попавших в него пчел, была блаженством.

– С этого мгновения, – сказал он, и прежде чем она успела ответить, почувствовала его губы на своих, и он взял ее под водопадом сыпавшихся на них цветов сирени.