Текст книги "Брет Гарт. Том 1"

Автор книги: Фрэнсис Брет Гарт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 39 (всего у книги 39 страниц)

ГЛАВА III

На топе мачты я познакомился с двумя мальчиками приблизительно моих лет. Один из них рассказал мне, что проводит здесь 332 дня в году.

– Во время шторма, когда старый хрен не в духе, мы и вовсе вниз не спускаемся, – добавил юный джентльмен лет девяти с кортиком почти таких же размеров, как он сам, которого мне представили под именем мистера Бригса.

– Кстати, Пилюлькинс, – продолжал он. – Каким образом случилось, что вы не приветствовали капитана по всей морской форме?

– Но ведь я же отдал ему честь, – наивно возразил я.

– Да, но видите ли, этого недостаточно. В другое время это вполне сойдет. Но когда человек в первый раз вступает на борт корабля, капитан ожидает, что его будут приветствовать по всей морской форме. Эх вы, мелюзга!

Я не на шутку встревожился и попросил его объяснить, в чем дело.

– Понимаете, после того, как вы отдали ему честь, вы должны были слегка ткнуть его указательным пальцем в жилет и спросить: «Ну, как дела, ваше вашество?»

– Ну, как дела, ваше вашество? – повторил я.

– Вот-вот. Он бы тогда немного попятился, а вы повторили бы свое приветствие, заметив: «Ну, как дела, ваше королевское вашество?» – а потом деликатно осведомились бы об его супруге и семействе и попросили представить вас дочери канонира.

– Дочери канонира?

– Вот именно. Она ведь опекает нас, юных джентльменов. Смотрите же, постарайтесь не забыть.

Когда нас позвали вниз, на палубу, я решил, что настал удобный случай воспользоваться этим наставлением. Я подошел к капитану Ликтросу и, не пропустив ни звука, добросовестно повторил приветствие. Капитан побагровел и на минуту лишился дара речи. Наконец он, задыхаясь, пробормотал:

– Помощник шкипера!

– С вашего позволения, сэр, – дрожащим голосом произнес я, – я хотел бы, чтоб меня представили дочери канонира.

– Отлично, сэр! – вскричал капитан Ликтрос, потирая руки и в ярости буквально прыгая по палубе. – Черт вас побери! Разумеется, я вас представлю! Э-гей! Дочь канонира! Проклятье! Это уж слишком! Помощник шкипера!

Не успел я оглянуться, как меня схватили, потащили, привязали к восьмифунтовой пушке и выпороли.

ГЛАВА IV

Когда мы все вместе сидели в кубрике, выковыривая червяков из своих сухарей, Бригс утешил меня в моей незадаче, добавив, что «морское приветствие» как обычай в настоящее время более в почете, когда он нарушается, нежели когда соблюдается. Его остроумные шутки вызвали общее веселье, к которому присоединился и я, и через несколько минут мы все стали друзьями. Вдруг Грог повернулся ко мне.

– Мы только что обдумывали, каким образом конфисковать бочонок кларета, который эконом Бурдюк держит у себя под койкой. Старый скопидом полдня валяется пьяный, и нам туда никак не пробраться.

– Давайте залезем под его каюту, просверлим потолок и дно бочонка и выпустим весь кларет, – сказал Долговяз.

Предложение было встречено криками и рукоплесканиями. У Стружкинса, помощника плотника, достали полдюймовый бурав и сверло, и Грог, тщательно осмотрев балки под каютой, приступил к делу. В конце концов бурав скрылся из виду, но тут наверху возникло некоторое смятение. Грог поспешно вытащил бурав. С кончика сверла скатилось несколько ярко-красных капель.

– Ура! Пихай его обратно! – вскричал Долговяз.

Бурав вставили на прежнее место. На этот раз из каюты эконома послышался крик. Свет тотчас же погасили, и вся компания поспешно отступила в кубрик. Когда вахтенный просунул голову в дверь, он услышал громкий храп.

– Все в порядке, сэр, – ответил он на вопрос офицера с палубы.

На следующее утро мы узнали, что Бурдюк лежит в лазарете с опасной раной в мягкой части бедра и что бурав не достиг кларета.

ГЛАВА V

– Ну, Пилюлькинс, теперь ты понюхаешь пороху, – сказал Бригс, входя в кубрик и пристегивая к поясу огромную саблю. – Только что показался в виду французский корабль.

Мы вышли на палубу. Когда мы отдали честь, капитан Ликтрос оскалил зубы. Он ненавидел эконома.

– Сюда, юные джентльмены. Если вы сверлите буравом бочонки с французским кларетом, то там имеется отличный сорт. Смотрите за рулем, сэр, – добавил он, обращаясь к рулевому, который тоже скалил зубы.

Корабль уже изготовился к бою. Матросы в своем усердии высыпали из бочек кофе и наполнили их дробью. Вдруг французский корабль лег на борт, и ядро из длинной тридцатидвухфунтовой пушки пронеслось над водой. Оно убило рулевого и оторвало обе ноги Долговязу.

– Передайте эконому, что мы в расчете, – сказал умирающий мальчик, улыбаясь слабой улыбкой.

Кровавый бой кипел два часа. Помнится, когда мы пошли на абордаж, я убил французского адмирала. Наконец дым рассеялся, и, когда я обернулся в поисках Бригса, меня изрядно позабавило следующее невиданное зрелище: Бригс своей саблей пригвоздил французского капитана к мачте и теперь с жизнерадостностью, свойственной юности, просунув фалды капитанского сюртука у него между ног, тянул за них наподобие того, как дергают за веревочку марионеток. При каждом рывке француз дрыгал руками и ногами, и я не мог не присоединиться к общему веселью.

– Вы что тут делаете, дьяволенок вы этакий? – раздался за моей спиной сиплый голос. Оглянувшись, я увидел капитана Ликтроса, который пытался казаться суровым, но подергивание уголков рта выдавало его живое участие в сцене.

– Отправляйтесь на топ мачты, сэр, – сурово приказал он Бригсу.

– Слушаю, сэр, – отозвался мальчик, хладнокровно собираясь лезть на ванты. – Прощай, Джонни Лягушатник. Гм, – добавил он шепотом, предназначенным лишь для моих ушей, – нечего сказать, хорошее обращение с героями. Служба катится к чертям!

Я совершенно разделял его мнение.

ГЛАВА VI

Мы получили приказ отправляться в Вест-Индию. Хотя капитан Ликтрос все еще обходился со мною сурово и даже грубо, я знал, что в донесениях мое имя упоминалось в благоприятном духе.

Читатель, приходилось ли вам бывать на Ямайке? Если приходилось, то вы, конечно, помните негритянок, апельсины и «Тома из Порт-Ройяла» – желтую лихорадку. Пробыв две недели в форте, я заболел лихорадкой. Целый месяц я был в бреду. Во время приступов в моем расстроенном воображении теснились странные образы: мне грезилось, что над моей подушкой склоняется чье-то суровое лицо, грубая рука гладит меня по голове и ласковый голос говорит:

– Да благословит тебя бог, дитя мое! Неужто у него эта скверная лихорадка?

Потом это лицо снова принимает суровый облик капитана Ликтроса.

Когда я стал поправляться, мне вручили пакет с черной каймой. В нем заключалось известие о смерти моего отца и запечатанное письмо, которое он просил передать мне после его кончины. Я вскрыл его дрожащей рукой. Оно гласило:

«Мой милый мальчик. К сожалению, должен известить тебя о том, что ты, по всей вероятности, не мой сын. Твоя матушка, как это ни грустно, была женщиной весьма недостойного поведения. Кто твой отец, я, право, не знаю, но, может быть, достопочтенный Генри Ликтрос, капитан К. Ф., в состоянии объяснить тебе это. По независящим от меня обстоятельствам я должен был отложить это важное разоблачение.

Твой убитый горем родитель».

Итак, капитан Ликтрос – мой отец. Боже! Уж не сон ли это? Я вспомнил его суровое обращение, его пытливый взгляд, его плохо скрытую неловкость в моем присутствии. Я страстно желал обнять его. Шатаясь, я встал с постели и в своем более чем скудном одеянии ринулся на палубу, где капитан Ликтрос как раз был занят приемом жены и дочери губернатора. Дамы вскрикнули; младшая, прекрасная молодая девушка, густо покраснела. Не обращая на них никакого внимания, я упал к его ногам и, обнимая их, воскликнул:

– Отец мой!

– За борт его! – взревел капитан Ликтрос.

– Остановитесь, – взмолился нежный голос Клары Мейтленд, дочери губернатора.

– Обрить его наголо! Он помешался! – продолжал капитан Ликтрос, и голос его дрожал от гнева.

– Нет, позвольте мне ухаживать за ним и заботиться о нем, – сказала прелестная девушка, заливаясь краской. – Мама, можно, мы возьмем его с собой?

Мольбы дочери не остались тщетными. Тем временем я лишился чувств. Когда я пришел в себя, я был уже в доме губернатора Мейтленда.

ГЛАВА VII

Читатель догадается, что было дальше. Я страстно влюбился в Клару Мейтленд, которой доверил тайну моего рождения. Великодушная девушка утверждала, будто ей сразу бросилась в глаза изысканность моих манер. Мы обручились и решили ожидать дальнейших событий.

Через несколько дней меня навестил Бригс. Он рассказал мне, что эконом оскорбил весь кубрик и что все мичманы послали ему вызов.

– Не знаю, как мы можем устроить эту дуэль. Ведь нас шестеро против одного, – задумчиво добавил он.

– Очень просто, – ответил я. – Пусть все выстроятся в ряд и примут его огонь. Это даст ему шесть шансов против одного, и он должен быть совсем негодным стрелком, чтоб не попасть в кого-нибудь из вас. Потом вы все шестеро выстрелите в него залпом, и один из вас непременно в него угодит.

– Точно так. – С этими словами Бригс, ушел, но скоро вернулся и объявил, что эконом отказался. – Проклятый трус, – добавил он.

Однако неожиданное известие о тяжелой болезни капитана Ликтроса заставило отложить дуэль. Я поспешил к его постели, но было уже поздно – часом ранее он испустил дух.

Я решил возвратиться в Англию. Я открыл тайну моего рождения и показал леди Мейтленд письмо моего покойного приемного отца. Она тотчас предложила мне жениться на ее дочери, прежде чем я вернусь на родину, дабы предъявить права на наследство.

Мы обвенчались и на следующий день уехали.

Без дальних проволочек я отправился в свое родное селение вместе с женой и моим другом Бригсом. Вообразите мое изумление и ужас, когда мой покойный приемный отец встретил меня у дверей своего дома.

– Значит, вы не умерли! – задыхаясь, пробормотал я.

– Нет, мой милый мальчик.

– А это письмо?

Мой отец – как я все еще должен его называть – взглянул на бумагу и объявил, что это подлог. Бригс разразился хохотом. Я обратился к нему и потребовал объяснений.

– Разве ты не видишь, молокосос, что это шутка, мичманская шутка!

– Однако… – начал я.

– Не будь дураком. Ты получил хорошую жену – и скажи спасибо.

Я взглянул на Клару и сказал спасибо. Миссис Мейтленд никогда не простила мне этого, но добродушный старик губернатор от всего сердца смеялся шутке и так хорошо употребил свое влияние, что скоро, любезный читатель, я стал адмиралом Бризи, К. О. Б. [50]50
  Кавалер ордена Бани.


[Закрыть]

Перевод М. Беккер

ДЖОН ДЖЕНКИНС, ИЛИ РАСКАЯВШИЙСЯ КУРИЛЬЩИК
Соч. Т. Ш. Артура

ГЛАВА I

– Одна сигара в день, – сказал судья Бумпойнтер.

– Одна сигара в день! – повторил Джон Дженкинс, с трепетом роняя под верстак выкуренную до половины сигару.

– Одна сигара в день – это три цента в день, – строго заметил судья Бумпойнтер. – А известно ли вам, сэр, сколько одна сигара в день, или три цента в день, составляют за год?

Мальчиком Джон Дженкинс ходил в сельскую школу и обладал большими способностями к арифметике. Он взял с верстака щепку, достал кусок мела и, преисполненный чувства собственного достоинства, произвел подробный расчет.

– Ровно 43 доллара и 80 центов, – ответил он, утирая пот со лба, в то время как лицо его пылало благородным восторгом.

– Итак, сэр, если бы вы каждый день откладывали по три цента, вместо того чтобы растрачивать их попусту, вы были бы теперь обладателем нового костюма, иллюстрированной Семейной Библии, постоянного места в церкви, полного собрания Отчетов бюро патентов, книги гимнов и годовой подписки на «Домашний журнал Артура», что можно приобрести ровно за 43 доллара 80 центов, и, – добавил судья еще более сурово, – если вы сосчитаете високосный год, странным образом вами пропущенный, у вас будет на три цента больше, сэр, на три цента больше! Что можно на них купить, сэр?

– Сигару, – робко предложил Джон Дженкинс, но тотчас же снова залился румянцем и закрыл лицо руками.

– Нет, сэр, – сказал судья, и ласковая благодушная улыбка смягчила его суровые черты. – Если вы употребите их надлежащим образом, вы сможете купить на них то, чему нет цены. Опустите их в кружку миссионера, и – кто знает, – быть может, какой-либо язычник, который ныне праздно и легкомысленно прозябает в наготе и пороке, осознает свое жалкое состояние и через посредство этих трех центов изведает мучения нечестивых?

С этими словами судья удалился, оставив Джона Дженкинса погруженным в глубокое раздумье.

– Три цента в день, – бормотал он. – Через сорок лет я имел бы 438 долларов 10 центов и смог бы тогда жениться на Мэри. Ах, Мэри! – Юный плотник вздохнул и, вытащив из жилетного кармана дагерротип ценою в двадцать пять центов, долго и страстно пожирал глазами изображение молодой девицы в белом муслиновом платье с коралловым ожерельем на шее. Затем лицо его выразило твердую решимость, и, тщательно заперев дверь своей мастерской, он ушел.

Увы! Его похвальное решение запоздало. Мы легкомысленно играем с потоком счастья, который слишком часто губит нас в зародыше, отбрасывая мрачную тень несчастья на блестящий лексикон юности! В эту ночь от недокуренной сигары Джона Дженкинса занялась и сгорела дотла его мастерская вместе со всеми инструментами и материалом. Она не была застрахована.

ГЛАВА II
По наклонной плоскости

– Значит, ты все-таки хочешь выйти замуж за Джона Дженкинса? – спросил судья Бумпойнтер и игриво, с отеческой фамильярностью погладил золотистые локоны сельской красавицы Мэри Джонс.

– Хочу, – отвечала прелестная молодая девушка низким голосом, который своей приторною твердостью напоминал жженый сахар. – Хочу. Он обещал исправиться. После того как из-за пожара он лишился всего своего имущества…

– Последствие его гибельной привычки, хотя он против всякой логики упорно обвиняет в этом меня, – перебил ее судья.

– С тех самых пор, – продолжала молодая девица, – он старается отвыкнуть от этой привычки. Он сказал мне, что заменил сигары стеблями индейской ратании, внешней частью бобового растения, называемого курительным бобом, а также недокуренными фрагментами сигар, которые через редкие и неопределенные промежутки попадаются на дороге, каковые, по его словам, хотя и не отличаются крепостью, сравнительно недороги. – И, заливаясь румянцем от собственного красноречия, молодая девица спрятала свои локоны на плече судьи.

– Бедняжка! – пробормотал судья. – Осмелюсь ли сказать ей все? Однако я должен это сделать.

– Я буду верна ему, как молодая виноградная лоза, обвивающая замшелую руину, – продолжала молодая девушка с горячностью, приличествующей предмету. – Нет, нет, не журите меня, судья Бумпойнтер. Я твердо решилась выйти за Джона Дженкинса!

Судья был, видимо, тронут. Он сел за стол, торопливо написал несколько строк на клочке бумаги, сложил его и вручил нареченной невесте Джона Дженкинса.

– Мэри Джонс, – с многозначительной серьезностью произнес судья, – прими эту безделицу как свадебный подарок от того, кто уважает твое постоянство и верность. У подножия алтаря да послужит он напоминанием обо мне. – И, поспешно закрыв лицо носовым платком, этот суровый, железный человек покинул комнату.

Когда дверь за ним затворилась, Мэри развернула бумагу. Это была записка в мелочную лавочку на углу с просьбой выдать три ярда фланели, пачку иголок, четыре фунта мыла, один фунт крахмала и два коробка спичек.

«Благородный, внимательный человек!» – было все, что смогла воскликнуть Мэри Джонс, прежде чем, закрыв лицо руками, она разразилась потоком слез.

* * *

Весело звонят колокола в Кловердейле. Это свадьба.

– Как они прекрасны! – это восклицание звучит на всех устах, когда Мэри Джонс, стыдливо опираясь на руку Джона Дженкинса, вступает в церковь. Но невеста встревожена, а жених обнаруживает лихорадочное беспокойство. Пока они стоят в вестибюле, жених судорожно роется в жилетном кармане. Уж не кольцо ли он ищет? Нет. Он вынимает из кармана какое-то коричневое вещество, откусывает от него кусочек, торопливо кладет остаток на место и украдкой озирается вокруг. Его, конечно, никто не видел? Увы! Глаза двоих участников свадебной процессии увидели роковое деяние. Судья Бумпойнтер сурово покачал головой. Мэри Джонс вздохнула и молча вознесла молитвы к небу. Ее супруг жевал табак!

ГЛАВА III
и последняя

– Что? Опять хлеба? – прохрипел Джон Дженкинс. – Вечно ты клянчишь денег на хлеб. Проклятье! Ты хочешь в конец разорить меня своей расточительностью? – Произнося эти слова, он вытаскивал из кармана бутылку виски, трубку и пачку табаку. Осушив первую одним глотком, он швырнул ее прямо в голову своему старшему сыну, юноше двенадцати лет от роду. Метательный снаряд угодил ребенку прямо в висок и свалил его на землю бездыханным трупом. Миссис Дженкинс, в которой читатель едва ли узнает некогда веселую и прекрасную Мэри Джонс, взяла мертвое тело сына на руки и, осторожно уложив несчастного юношу на заднем дворе возле колодца, отягченным скорбью шагом возвратилась в дом. В другое время и в более светлые дни она бы разрыдалась по поводу этого происшествия. Но у нее давно уже не было слез.

– Отец, твое поведение весьма предосудительно! – сказал маленький Гаррисон, младший сын Дженкинса. – Как, по-твоему, куда ты попадешь после смерти?

– А! – взревел Джон Дженкинс. – Вот к чему приводит воспитание детей в либеральном духе, вот результат воскресных школ. Прочь, змея подколодная!

Бокал, брошенный все тою же родительскою дланью, уложил на месте юного Гаррисона. Тем временем остальные четверо детей в трепетном ожидании собрались вокруг стола. Неузнаваемо изменившийся и совершенно озверевший Джон Дженкинс усмехнулся, вытащил четыре трубки, набил их табаком, вручил по одной каждому из своих отпрысков и предложил им закурить.

– Это получше хлеба! – хриплым смехом засмеялся злодей.

Мэри Дженкинс, хотя по природе и терпеливая, теперь, однако, сочла своим долгом подать голос.

– Я много вынесла, Джон Дженкинс, – проговорила она. – Но я предпочла бы, чтобы дети не курили. Это неопрятная привычка, она пачкает их одежду. Я прошу этого, как особого одолжения.

Джон Дженкинс заколебался – его начали одолевать угрызения совести.

– Обещай мне это, Джон, – на коленях умоляла Мэри.

– Обещаю! – неохотно отвечал Джон.

– И ты будешь класть деньги в сберегательную кассу?

– Буду, – повторил ее супруг. – И курить тоже брошу.

– Похвально, Джон Дженкинс! – сказал судья Бумпойнтер, неожиданно появляясь из-за дверей, где он прятался во время вышеизложенной беседы. – Благородные слова, друг мой! Мужайся! Я позабочусь о том, чтобы детей прилично похоронили.

Муж и жена бросились друг другу в объятия. А судья Бумпойнтер при виде этого трогательного зрелища разразился рыданиями.

С этого дня Джон Дженкинс стал другим человеком.

Перевод М. Беккер

БИБЛИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА

Ранние произведения Б. Гарта датируются по указателю Дж. Р. Стюарта (G. R. Stewart, «А Bibliography of the Writings of Bret Harte… 1857–1871», Berkeley, 1933). Сколько-нибудь полной библиографии произведений Б. Гарта, написанных после 1871 года, не имеется. Нет ни перечня журнальных публикаций, ни описания отдельных американских и английских изданий, нет и научного собрания сочинений. В настоящем шеститомнике избранных сочинений Гарта за основу приняты его сборники, выходившие с начала 70-х гг. XIX века – на языке подлинника – в известном немецком издательстве Бернгарда Таухница (Tauchnitz). Издания Таухница осуществлялись по договоренности издательства с автором и повторяли сборники Гарта, выходившие в Англии и в США.

«НЕСТÓЯЩИЙ ЧЕЛОВЕК» («The Man of no Account»). Напечатано в 1860 г. в газете «Голден Ира». Нестóящий человекв данном случае ходовой термин, которым обозначались в первые годы калифорнийской иммиграции безденежные, маловлиятельные элементы в среде золотоискателей.

«МЛИСС» («Mliss»). Напечатано в том же году в «Голден Ира» под заглавием «Работа на Красной горе». Через три года Гарт попытался развернуть этот рассказ в повесть, но в дальнейшем вернулся к первому варианту, заменив лишь заглавие.

«СЧАСТЬЕ РЕВУЩЕГО СТАНА» («The Luck of Roaring Camp»). Напечатано в 1869 г. в редактируемом Гартом «Оверленд Монсли».

«ИЗГНАННИКИ ПОКЕР-ФЛЕТА» («The Outcasts of Pocker Flat»). Напечатано в 1869 г. в том же журнале.

«МИГГЛС» («Miggls»). Напечатано в 1869 г. в том же журнале. В рассказе впервые появляется популярный герой Гарта, кучер почтового дилижанса Юба Билл.

«КОМПАНЬОН ТЕННЕССИ» («Tennessee's Partner»). Напечатано в 1869 г. в том же журнале.

«ИДИЛЛИЯ КРАСНОГО УЩЕЛЬЯ» («The Idyl of Red Gulch»). Напечатано в 1869 г. в том же журнале.

«БРАУН ИЗ КАЛАВЕРАСА» («Brown of Calaveras»). Напечатано в 1870 г. в том же журнале. В рассказе впервые появляется популярный герой Гарта, игрок Джек Гемлин.

«БЛУДНЫЙ СЫН МИСТЕРА ТОМСОНА» («Mr. Tompson's Prodigal»). Напечатано в 1870 г. в том же журнале.

«ИЛИАДА СЭНДИ-БАРА» («The Iliad of Sandy Bar»). Напечатано в 1870 г. в том же журнале.

«ПОЭТ СЬЕРРА-ФЛЕТА» («The Poet of Sierra Flat»). Напечатано в 1871 г. в «Атлантик Монсли».

«КАК САНТА КЛАУС ПРИШЕЛ В СИМПСОН-БАР» («How Santa Claus came to Simpson Bar»). Напечатано в 1872 г. в том же журнале.

«РЫЦАРСКИЙ РОМАН В ЛОЩИНЕ МАДРОНЬО» («The Romance of Madroño Hollow»). Напечатано в 1872 г. в том же журнале.

«МУЖЬЯ МИССИС СКЭГС» («Mrs. Skaggs's Husbands»). Напечатано в 1872 г. в сборнике того же названия.

«ТУОЛУМНСКАЯ РОЗА» («The Rose of Tuolumne»). Напечатано в сборнике 1874 года «Идиллии предгорий» («Idylls of the Foot Hills»).

«ФИДЛТАУНСКАЯ ИСТОРИЯ» («An Episode of Fiddletown»). Из того же сборника.

«МОНТЕ-ФЛЕТСКАЯ ПАСТОРАЛЬ» («А Monte Flat Pastoral»). Из того же сборника.

«СЛУЧАЙ ИЗ ЖИЗНИ МИСТЕРА ДЖОНА ОКХЕРСТА» («А Passage in the Life of Mr. John Oakhurst»). Из того же сборника. В критической литературе указывалось, что Окхерст, смерть которого ранее (в «Изгнанниках Покер-Флета») приурочивалась Гартом к 1850 году, теперь выступает в обстановке, относящейся к более позднему периоду.

«МАЛЫШ СИЛЬВЕСТРА» («ВаЬу Sylvester»): Из того же сборника.

«ЯЗЫЧНИК ВАНЬ ЛИ» («Wan Lee, the Pagan»). Из того же сборника.

«НОЧЬ В УИНГДЭМЕ» («Night in Wingdam»). Очерк напечатан в 1860 г. в «Голден Ира».

«НАВОДНЕНИЕ НА БОЛОТЕ» («High Water Mark»). Очерк напечатан в 1861 г. там же.

«ПО ПОЛЯМ И ПО ВОДЕ» («Notes by Flood and Field»). Очерк напечатан в 1862 г. там же.

«ПОЕЗДКА В ОДИНОЧЕСТВЕ» («The Lonely Ride»). Очерк напечатан в 1863 г. там же.

«ДЫНЬКА» («Melons»). Напечатано в 1862 г. там же.

«ЧУДАК» («Boonder»). Напечатано в 1863 г. там же.

«МИССИЯ ДОЛОРЕС» («The Mission Dolores»). Напечатано в 1863 г. там же. Миссия Долорес– католическая часовня, заложенная в 1776 году, старейший архитектурный памятник Сан-Франциско.

«ДОМА, В КОТОРЫХ Я ЖИЛ» («Neighborhoods I have Moved from»). Напечатано в 1864 г. в журнале «Калифорнией».

«РЕБЯЧИЙ ПЕС» («А Boy's Dog»). Напечатано в 1864 г. там же.

«В ОЖИДАНИИ ПАРОХОДА» («Waiting for the Ship»). Напечатано в 1864 г. там же.

«РАЗВАЛИНЫ САН-ФРАНЦИСКО» («The Ruins of San Francisco»). Напечатано в 1865 г. там же. В журнальной публикации подзаголовок: «Взято из «Атлантик Монсли» от 10 апреля 2435 года».

«БЛАГОТВОРИТЕЛЬНОСТЬ ПО КВИТАНЦИИ» («Charitable Reminiscences»). Напечатано в 1865 г. там же.

«С БАЛКОНА» («From a Balcony»). Напечатано в 1865 г. там же.

«НАБЛЮДЕНИЯ ПЕШЕХОДА» («Sidewalkings»). Напечатано в 1865 г. там же.

«ПРОВОДЫ ПАРОХОДА» («Seeing the Steamer off»). Напечатано в 1865 г. там же.

Эти одиннадцать очерков Гарта, начинающиеся с «Дыньки», входят в цикл, названный им «Богемные очерки» («Bohemian Papers»). Все они посвящены Сан-Франциско и построены на автобиографическом материале.

«ЧЕРТ И МАКЛЕР» («The Devil and the Broker»). Напечатано в «Калифорниене» в 1864 г.

«ПРИКЛЮЧЕНИЯ ПАДРЕ ВИЦЕНТИО» («The Adventure of padre Vicentio»). Напечатано в 1865 г. там же.

«ПРАВЫЙ ГЛАЗ КОМЕНДАНТА» («The Right Eye of the Commander»). Напечатано в 1867 г. там же.

Эти три произведения входят в цикл, названный Гартом «Испанские и американские предания» («Spanish and American Legends»).

«ДЕВЯНОСТО ДЕВЯТЬ ГВАРДЕЙЦЕВ» («The Ninety-nine Guardsmen»). Напечатано в 1865 г. в «Калифорниене». Гарт пародирует «Трех мушкетеров» Александра Дюма-отца.

«МЭК-А-МЭК» («Muck-a-Muck»). Напечатано в 1865 г. там же. Гарт пародирует книжность изложения и неправдоподобие ситуаций в романах Фенимора Купера о Кожаном чулке. Он также обостряет пародию, перенося действие в современную ему Калифорнию.

«МИЧМАН БРИЗИ» («Mr. Midshipman Breezy»). Напечатано в 1865 г. там же. Гарт пародирует заглавие одного из известнейших романов английского писателя-мариниста первой половины XIX века Фредерика Марриета «Мичман Изи». Дальнейшие мотивы пародии имеют в виду и другие произведения Марриета.

«ДЖОН ДЖЕНКИНС» («John Jenkins»). Напечатано в 1865 г. там же. Т. С. Артур – второстепенный американский писатель, автор сенсационных повестей нравоучительного содержания, популярных в США в 50-х годах XIX века.

Эти четыре пародии Гарта входят в цикл, названный им «Романы в сжатом изложении» («Condensed novels»).