Текст книги "Тьма века сего"

Автор книги: Фрэнк Перетти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц)

– Есть вещи, которых никто не знает, даже я сам, – он опять прислушался. – О, наша дорогая профессорша имела неосторожность задеть мое самолюбие и унизить меня, так что причины отблагодарить ее у меня есть. Я буду рад ответить на твои вопросы.

Бернис явно повезло, с малым можно было говорить начистоту.

– Хорошо, – проговорила она и приготовила блокнот и авторучку. – По сути дела, меня интересует Альф Бруммель, шеф полиции. У меня есть информация, что он и Лангстрат часто встречаются. Можешь ты это подтвердить?

– Да, определенно.

– Значит… между ними что-то есть?

– Что ты имеешь в виду под «что-то»?

– Дополни сам.

– Если ты имеешь в виду романтические отношения… – он с улыбкой покачал головой. – Дорогая моя, не знаю, понравится ли тебе мой ответ, но я скажу – нет, не думаю, чтобы между ними была любовная связь.

– Но он регулярно встречается с ней.

– Понимаю, понимаю.

Но с ней встречается масса юдей – Она дает консультации в свободное время. Скажирруммель встречается с ней каждую неделю? Бернис ответила без прежнего энтузиазма:

– Да, каждый вторник в одно и то же время.

– Вот видишь! Он ходит к ней на еженедельные сеансы.

– Но почему он никому не хочет говорить об этом? К чему такая таинственность?

Дарр снова подался вперед и тихо сказал:

– Все, что делает Лангстрат, окружено глубокой тайной! Это внутренний круг, Бернис. Никто не имеет права знать об этих «консультациях», никто, кроме избранных, элиты, власть имущих, кроме особых постоянных ее посетителей. Такова она.

– Но чем же она занимается?

– Видишь ли, – глаза его озорно блеснули, – это конфиденциальная информация, и должен предупредить, что я и сам ей не вполне доверяю. То немногое, что мне удалось узнать, – результат моих личных наблюдений, в основном здесь, в университете. Профессор ухитрилась нажить себе массу врагов и не вызывает у коллег большой симпатии, – он повернулся к Бернис так, что они теперь смотрели прямо в глаза друг другу.

– Видишь ли, Бернис, профессор Лангстрат, если можно так выразиться, человек не от мира сего… Ее научные изыскания лежат в той сфере, с которой мы, обычные люди, не очень то желаем соприкасаться: Источник, Вселенское Сознание, Высший План…

– Увы, я не понимаю, о чем идет речь.

– Да никто из нас не понимает. Некоторые слишком близко принимают это к сердцу и беспокоятся. Мы не знаем, может быть, она – гений и действительно подошла к важным открытиям, а может быть… просто ненормальная.

– Ну, а что все это значит – Источник, Сознание?

– Постараюсь объяснить… Насколько мы поняли, это связано с восточными религиями, странными мистическими культами и манускриптами, с тем, чем я никогда не интересовался и не собираюсь заниматься. Мое мнение – что она, занявшись этой белибердой, совершенно потеряла вязь с реальностью. Может быть, мои коллеги и поднимут меня на смех, но я убежден, что все эти идиотские изыскания Лангстрат не что иное, как современное язычество своего рода ведьмино искусство. Я уверен, что она пребывает в полном заблуждении.

Бернис вспомнила о необыкновенном описании Лангстрат, сделанном Маршаллом.

– Я слышала, что она производит невероятные опыты над людьми…

– Сумасшествие. Чистое сумасшествие. Я думаю, она убеждена, что может читать мои мысли, контролировать меня, заколдовывать и всякое такое прочее. Я старался держаться от нее как можно дальше.

– Но можно ли принимать это всерьез?

– Нет, совершенно нельзя. Единственно, кого она может контролировать и на кого влиять, – это несчастные дураки Внутреннего Круга, которые легко дают себя обмануть.

– Внутренний Круг… ты часто используешь это название.

Альберт Дарр предостерегающе поднял руку:

– Никаких фактов. Я предполагаю и сопоставляю все сам. И то, что у меня есть – пара наблюдений здесь, пара там… что в сумме, уверен, все же составляет четыре. Я слышал, как она говорила, что помогает советами людям, которые к ней приходят, и я заметил, многие из них – люди весьма влиятельные. Но как может давать советы человек, опутанный ложными идеями. И потом…

– Что?

– Я готов поверить, что она… имеет особую выгоду в этой ситуации. Кто знает, может быть, на этих сеансах и встречах она занимается чтением их мыслей? Может, она варит хвосты улиток и глаза саламандр и подает их с жареными лапками пауков, чтобы получить ответ из области сверхъестественного… Но я, кажется, переборщил.

– Все-таки ты допускаешь такую возможность?

– Ну, не такие дикости, как я тут расписывал, но все равно что-то в этом духе, это соответствует ее оккультным увлечениям.

– А эти, члены Внутреннего Круга, они встречаются регулярно?

– Насколько я знаю, да. Понятия не имею, как это все организовано и зачем. Что, черт возьми, все это значит!?

– Можешь назвать кого-нибудь?

– Надо подумать.

Естественно, прежде всего твой Альф Бруммель, ты сама это мне сказала. Потом, знаешь

Хармеля? Бернис чуть не уронила ручку.

– Да, именно, прежний редактор

– Я у него работала перед тем, как он ушел и Хоган перекупил газету.

– Хм, насколько я понимаю, речь идет не о том, что он просто ушел.

– Нет, он переехал в другое место. Кто еще?

– Миссис Пинкстон, член университетского правления.

– Ах, вот как, значит там не только мужчины?

– Нет, как видишь. Бернис записывала.

– Продолжай, продолжай!

– Дорогуша, ну, кто же еще? Э… Дуайт Бран дон, я думаю…

– Кто такой Дуайт Брандон?

Дарр окинул ее снисходительным взглядом:

– Он владеет землей, на которой стоит университет.

– О-о-о! – Бернис записывала имена, жирно подчеркивая пояснения.

– Дальше у нас идет Эжен Байлор. Он казначей, очень влиятельная личность в университетском правлении. Он иногда позволяет себе отпускать весьма колкие шутки о своих встречах с профессором, но он непоколебим в своих взглядах.

– Ну и ну.

– Так, дальше у нас идет этот пастор, как его там…

– Оливер Янг.

– Откуда ты знаешь? Бернис только улыбнулась:

– Счастливая догадка. Продолжай.

Глава 10

Всю пятницу Ханк изо всех сил старался не вспоминать о предстоящем собрании. Ему удалось полностью отвлечься от тяжелых мыслей только после обеда, поскольку все внимание пастора было занято молодой дамой. Она стояла перед ним в его маленьком кабинете, устроенном в углу гостиной. Ханк попросил Мэри быть с ним рядом, выказывая ему любовь и нежность, как и подобает доброй супруге. Разговор с Кармен – она назвала ему только свое имя – был не из легких. Взглянув на облик и наряд молодой женщины сквозь смотровое окошечко входной двери, Ханк попросил, чтобы Мэри сама открыла дверь и впустила посетительницу. Ханк заметил, что Кармен не пыталась надеть на себя какую-то маску: она выглядела вполне естественно, хотя и несколько жеманно. Что же касается причины, по которой она пришла за советом…

– Мне кажется, что всему причиной – мое одиночество, поэтому я постоянно слышу эти голоса.

Нежданная гостья внимательно посмотрела на Ханка и Мэри, явно интересуясь, как они отреагируют на ее слова. Но после всего, что с ними произошло, ни Мэри, ни Ханк уже ничему не удивлялись.

– Что за голоса? – спросил Ханк. – О чем они говорят?

Кармен на мгновение задумалась, глядя в потолок уж слишком невинными, большими голубыми глазами.

– То, что я переживаю, происходит не просто так. Я вовсе не сумасшедшая.

– Нет, я понимаю, дело не в этом, но расскажи-ка поподробнее о голосах. Когда ты их слышишь?

– Прежде всего, когда я бываю одна. Вчера вечером, например, как только я легла в постель… – посетительница пересказала то, о чем говорили ей голоса. Хозяева никак не ожидали услышать такие грязные непристойности из уст молоденькой женщины.

Мэри не знала, что и сказать, положение становилось весьма щекотливым. Ханку в некоторой степени все это уже было знакомо, и хотя он отнесся к причине посещения Кармен осторожно, но легко допускал, что она столкнулась с теми же самыми демоническими силами, что и он сам.

– Кармен, – спросил Ханк, – говорили ли хоть раз эти голоса, кто они такие?

Гостья ненадолго задумалась.

– Мне кажется, что один из них испанец или итальянец. Он говорит с акцентом и зовут его Амано или Аманзо, общем как-то похоже, он разговаривает очень спокойно и всегда предлагает мне улечься с ним, вы понимаете…

В это мгновение в другой комнате зазвонил телефон быстро встала, чтобы поднять трубку. Не задерживайся, пожалуйста, – попросил ее Хакк.

Было заметно, что Мэри очень торопилась. Ханк смотоел ей вслед и вдруг почувствовал, что Кармен тронула его за руку.

– Ты ведь не думаешь, что я ненормальная? – спросила она вызывающе.

Ханк резко отдернул руку, а затем, чтобы скрыть свое невольное движение, в задумчивости потер подбородок:

– Нет, Кармен, я так не думаю. Но меня интересует, откуда эти голоса появились? Когда ты начала их слышать?

– Когда я переехала в Аштон. Мой муж меня бросил, и я переехала сюда, чтобы начать новую жизнь… Я чувствую себя так одиноко.

– Значит, ты начала их слышать, когда переехала в Аштон?

– Да, я уверена, что они появились, когда я осталась одна, и я по-прежнему одинока.

– А что они говорили в самом начале, как они назвались?

– Дома никого не было, и я чувствовала себя всеми забытой. Я переехала сюда, но все равно мне слышался голос Джима, понимаешь, это мой муж.

– Продолжай.

– Сначала я решила, что это он. Я даже не подумала, как это он может говорить со мной, если его здесь нет, но я ему отвечала, и он объяснил, насколько ему меня недостает. Он провел со мной остаток ночи, – Кармен уронила несколько слезинок. – Это было бесподобно!

Ханк не знал, что и думать.

– Невероятно, – только и мог он сказать. Кармен опять подняла на него томные глаза и промолвила сквозь слезы:

– Я знала, что ты мне поверишь. Мне говорили, что ты очень участливый человек, который все понимает.

«Это зависит оттого, кого слушать», – подумал Ханк, но тут он опять почувствовал ее прикосновение. «Попа сделать перерыв», решил он и начал говорить ободряюще, искренне и без осуждения:

– Послушай, я думаю, что для тебя сегодня была очень важная встреча…

– О, да!

– Может быть, ты зайдешь еще раз, как-нибудь на следующей неделе?

– Конечно, непременно, – встрепенулась гостья, как будто он предложил ей вместе прогуляться. – Я должна тебе еще многое рассказать.

– Ладно, думаю, что в следующую пятницу смогу, если тебя это устроит.

Несомненно, ее это устраивало, и Ханк поднялся, чтобы распрощаться, показав, что на сегодня аудиенция закончена. Они не слишком продвинулись вперед, но для него и этого было достаточно.

– Нам обоим необходимо время, чтобы все обдумать. Через неделю ситуация, может быть, прояснится, и мы сможем разобраться…

«Но где же жена, куда она подевалась? – думал Ханк, – Ну, наконец-то пришла!»

Мэри сразу же обратилась к гостье:

– Вот как, ты уже уходишь?

– Это было чудесно! – вздохнула Кармен и нехотя выпустила руку пастора.

Выпроводить Кармен за дверь теперь оказалось довольно просто. «Дорогая моя Мэри, спасительница!»

Ханк закрыл дверь и остался стоять, прислонившись к косяку. «Уф!» – вздохнул он с облегчением.

– Ханк, – заметила Мэри, понизив голос, – мне это все не нравится!

– Она… Да, это опасная женщина, скажу тебе.

– Что ты думаешь о ее рассказах?

– Не знаю. Поживем, увидим. Кто звонил?

– Ты и представить себе не можешь. Звонила какая-то женщина из «Кларион». Она хотела уточнить, кого именно исключили из церкви, не Альфа ли Бруммеля.

Услышав эти слова, Ханк обмяк, будто проколотая надувная игрушка.

Немного разочарованная, Бернис вернулась в кабинет

Он сидел за рабочим столом, перебирая объявления для очередного номера.

– Ну, что они сказали? – спросил он, не поднимая головы.

– Увы! Это был не Бруммель, и, насколько я поняла, мой вопрос был довольно бестактным. Я разговаривала с женой пастора, и по ее тону мне стало ясно, что я задела больную тему.

– Я краем уха слышал разговор в парикмахерской. Какой-то парень сказал, что они собираются сегодня проголосовать за отставку пастора.

– Значит, и тут не все в порядке.

– По крайней мере, это не относится к нашему делу, что меня весьма радует. Мы и так слишком далеко зашли, – проговорил Маршалл, просматривая список имен, полученный от Альберта Дарра. – И как только я могу справиться с работой, когда ты мне все время подсовываешь всякую чушь? Берни, знаешь, мне это начинает не нравиться.

Девушка приняла это за комплимент.

– Ты просмотрел список избранных посетителей Лангстрат?

Маршалл взял со стола лист и с сомнением покачал головой:

– Что значит вся эта чепуха, пропади она пропадом! «Введение в Сознание и Возможности Богов и Богинь: божественность человека, ведьмы, колдуны, Священное Медицинское колесо, действие магических форм и знаков»? Ты шутишь!

– Читай дальше, шеф!

– "Пути к Внутреннему Свету: встреться со своими Духовными богами, заметь свет внутри себя, приведи свое мыслительное, физическое, эмоциональное и духовное состояние в гармоническое единство через гипноз и медитации". – Маршалл прочел еще несколько фраз и вдруг взорвался:

– Что? «Как улучшить свою жизнь в настоящем, познав свою прошлую жизнь и будущую?»

– А мне особенно понравилось там, внизу: «Вначале была Богиня». Лангстрат, вероятно?

– Почему я никогда раньше об этом не слышал?

– По той простой причине, что об этом никогда не пишут ни в университетской газете, ни в курсовых работах. Альберт Дарр дал мне это сам и сказал, что этот, лист рассылается, как исключение, особо интересующимся студентам.

– И моя милая Санди ходит на лекции этой женщины…

– Так же, как все эти люди из списка. Маршалл отложил лист в сторону и снова взялся за список. Читая его, он только качал головой.

– Я бы не возражала, если бы кучка глупцов позволяла Лангстрат дурачить себя, – заметила Бернис. – Но ведь это люди чрезвычайно влиятельные! Ты только посмотри: два члена университетского правления, владелец университетской земли, ревизор, окружной судья!

– И Янг! Осторожный, уважаемый, влиятельный, общественно полезный Оливер Янг.

В памяти Маршалла всплыли картины его встречи с Янгом:

– Да, да, все правильно, все встало на свои места, теперь мне понятна бессмысленная, странная чепуха, которую я выслушивал в его кабинете. У Янга своя собственная религия, и никакой он не ортодоксальный баптист, теперь я в этом уверен!

– Религия меня не интересует, это ложь и тайна, покрытая мраком!

– И он уверял меня, что совершенно не знает Лангстрат. Я его спросил об этом в упор, и он ответил, что не знаком с ней.

– Кто-то лжет!

– пропела Бернис.

– Но, надеюсь, у нас в руках будет больше доказательств.

– Да, думаю, нам предстоит кое-что большее, чем просто встреча с Дарром.

– Что он говорил о Тэде Хармеле? Ты ведь его хорошо знала?

– Можно сказать, довольно хорошо. Ты знаешь, почему он бросил работу?

– Бруммель говорил, что с Тэдом произошла какая-то скандальная история. Но кому теперь можно верить!

– Тэд это отрицает.

– Конечно, теперь все говорят все, и все совершенно все отрицают.

– В любом случае, позвони ему. У меня есть его телефон. Он теперь живет где-то по дороге в Виндзор. Похоже, решил стать отшельником.

Маршалл смотрел на гору объявлений, скопившихся на столе и ожидавших его внимания.

– Ну когда я должен со всем этим разбираться!

– Э, не велико дело. Если уж я смогла кое-что разнюхать по собственной инициативе, то ты, по крайней мере, можешь звякнуть Тэду. Сделай это завтра, ведь в субботу у тебя свободный день. Как журналист журналиста, газетчик газетчика, может быть, вы лучше поймете друг друга.

– Ладно, давай телефон, – вздохнул Маршалл.

* * *

Мэри закончила мыть посуду после ужина, повесила полотенце сушиться и прошла в спальню, с окнами на задний двор. Там, в темноте, стоя около кровати, молился Ханк. Она опустилась возле мужа, взяла его за руку, и так, вместе, они полностью отдали себя в руки Господа. Бог должен был явить Свою волю сегодня вечером, и они решили подчиниться Ему в любом случае.

* * *

У Альфа Бруммеля был свой ключ от церкви, и он уже расхаживал по залу, зажигая свет и поворачивая регуляторы отопления. Чувствовал он себя неважно. «Хорошо бы на этот раз они проголосовали как надо», – думал он.

Хотя до собрания было еще целых полчаса, у здания уже стояли автомобили; их было куда больше, чем во время воскресных служений. Сэм Тэрнер, ближайший друг Альфа, помогал своей жене Элен выбраться из большого «кадиллака». Он был фермером, владельцем ранчо, не слишком крупным дельцом, но держался подчеркнуто солидно. В этот вечер он выглядел весьма суровым и решительным, как и его жена. В другой машине приехали Джон и Патриция Колмэн, тихая пара, перешедшая в «Аштон Комьюнити» из какой-то другой большой церкви города они симпатизировали Ханку и не скрывали этого. Эти люди прекрасно понимали, что Бруммелю их присутствие на собрании радости не доставит.

Прибывая, члены церкви быстро собирались в кучки

– симпатизирующие Ханку и его противники, они тихо перебрасывались короткими фразами, переглядывались между собой, а те, кто должен был подсчитывать голоса уже сейчас пытались определить, каким будет исход голосования.

Темные тени внимательно наблюдали за происходящим: одни, заняв позиции на крыше, другие, расположившись вокруг здания, а некоторые так и прямо в зале собрания.

Люциус, нервничая как никогда, слонялся рядом с церковью. Ваал-Рафар, который по-прежнему желал оставаться незамеченным, доверил ему это задание, и, по крайней мере, в этот вечер Люциус мог вернуть себе прежнее влияние. Единственное, что его беспокоило, так это присутствие других духов из стана врага – Небесного воинства. Конечно, они как всегда пасовали перед силами Люциуса, но среди них было несколько новичков, которых он никогда не встречал раньше.

Ближе всех к церкви, но все же на достаточном расстоянии, Сигна и два его воина стояли на вахте. По приказу Тола они свободно пропускали демонов в здание, но зорко следили за ними, заодно пытаясь обнаружить Рафара. Сами ангелы-часовые и присутствие где-то рядом Небесного воинства действовало на наглых бесов отрезвляюще. Не произошло ни одной стычки, ни одного столкновения, а именно это совпадало с приказом Тола.

Появление в дверях четы Колмэн обеспокоило Люциуса. В былые времена они с трудом справились с нападками Люциуса, и их брак чуть было не распался. Когда они сели на скамью, Люциус скользнул вниз и набросился на их нового спутника.

– Эй, ты, что-то я не встречал тебя раньше, – нагло заорал он, привлекая внимание всех других бесов к чужаку. – Откуда ты взялся?

Чужак, европеец Шимон, ничего не отвечал. Он спокойно смотрел на Люциуса, не давая себя запугать.

– Я хочу узнать твое имя!

– требовал демон. Чужак не проронил ни слова. Люциус хитро улыбнулся и продолжал наседать:

– Ты что, глухой? И немой? И так глуп, что тебе сказать нечего?

Демоны вокруг загоготали. Им нравились такие шуточки.

– Ну-ка, скажи, ты хорошо умеешь драться?

Молчание.

Люциус со звоном вытянул из ножен кривой меч, вспыхнувший кроваво-красным светом. Как по сигналу, все демоны сделали то же. Лязг и звон оружия заполнили помещение, отблески от обнаженных клинков заплясали по стенам. Вооруженные до зубов бесы перекрыли дорогу Божьим посланникам, так что они не могли прийти на помощь своему товарищу, над которым издевался Люциус. Демон уставился на своего могучего молчаливого противника с ненавистью, разжигавшей в его глазах желтый огонь. Вонючий пар вырывался из ноздрей. Он поигрывал мечом, описывая круги перед самым лицом чужака, стараясь втянуть его в драку. Но Шимон только глядел на него и стоял не шелохнувшись.

С диким воплем Люциус взмахнул мечом и разорвал плащ Шимона. Толпа демонов ликовала. Люциус приготовился к сражению, он держал меч обеими руками, приседая и складывая крылья.

Но перед ним стояла неподвижная статуя в разорванном плаще.

– Сражайся, ничтожество! – пронзительно визжал Люциус.

Чужак не шелохнулся, и Люциус поцарапал ему лицо. Демоны снова восторженно завыли.

– Отсечь тебе ухо? Или язык отрезать, если он у тебя вообще есть? – не унимался Люциус.

– Думаю, пора начинать, – произнес Альф Бруммель, стоя за кафедрой.

Собравшиеся прервали и без того тихие разговоры.

Люциус косо взглянул на чужака, махнул мечом в сторону Небесного воинства:

– Убирайся к своим жалким трусам!

Молчаливый воин вернулся в конец зала и занял место среди других Божьих посланников позади когорты демонов.

Одиннадцать ангелов проникли в церковь, не вызывая беспокойства бесов.

Трискал и Криони вошли с Ханком и Мэри. Они и раньше часто сидели рядом с пастором и его женой, так что появление ангелов вызвало как обычно, всего лишь умеренную злобу. Здесь же находился и Гило, огромный и непримиримый, но его демоны не задирали и не осмеливались раздражать вопросами.

Один из вновь прибывших Божьих посланников, крепко сложенный полинезиец, подошел к Шимону и заклеил пластырем царапину на его лице, пока тот чинил свой порванный плащ.

– Мота, призван из Полинезии, – представился ангел,

– Шимон из Европы. Добро пожаловать в наш полк.

– Ты сможешь продолжить дежурство? – спросил Мота.

– Да, думаю смогу, – ответил Шимон, наскоро скрепляя края дыры. А где Тол?

– Его еще нет.

– Демон лихорадки пытался помешать прийти чете Колмэн, а Тол, без сомнения, отбивает атаку бесов на Дастер. Не представляю, как он это делает, оставаясь незамеченным?

– Он может! – Шимон огляделся вокруг. – А Ваала что-то не видно.

– Вполне возможно, что мы его вообще никогда не увидим.

– Да, не советовал бы я ему встречаться с Толом.

Бруммель призвал присутствующих к тишине и, стоя за кафедрой, беспокойно вглядывался в лица. В этот вечер собралось больше пятидесяти членов церкви. Предугадать результат голосования со своего наблюдательного пункта он все-таки не мог. Одни из сидящих вблизи кафедры явно были готовы помочь Ханку намылить веревку, о других можно было сказать с уверенностью, что они не собирались этого делать, но были и такие, чью позицию Альф не мог определить.

– Я хочу поблагодарить всех, кто пришел сегодня,

– проговорил Бруммель. – Нам предстоит обсудить очень неприятный вопрос и вынести по нему окончательное решение. Я надеялся, что этого не случится, но мы все заинтересованы в исполнении Божьей воли и хотим только лучшего Его народу. Поэтому давайте начнем с молитвы и предадим остаток этого вечера Его попечению и руководству.

После этого Бруммель произнес настолько смиренную молитву – умоляя Господа о милости и милосердии, в таких благолепных и печальных выражениях, что даже самые сухие глаза увлажнились.

В углу зала с кислым выражением лица стоял Гило, сожалея, что ангелу нельзя плюнуть в человека.

– Ты чувствуешь силу? – спросил Трискал Шимона.

– Откуда! – отмахнулся тот. – Да разве в этом зале кто-нибудь молится? I

Бруммель закончил молитву, несколько голосов пробубнили: «Аминь!», и он перешел к делу.

– Цель сегодняшнего собрания – открыто высказать и обсудить мнения, сложившиеся о пасторе Ханке, чтобы раз и навсегда пресечь всякое злословие и слухи, и закончить собрание всеобщим голосованием. Я надеюсь, что все вы проявите в этом деле сознательность в Господе. Желающих высказать свое мнение я прошу ограничиться тремя минутами. Я дам знать, когда время истечет, но лучше об этом не забывать.

Бруммель посмотрел на Ханка и Мэри.

– Я думаю первое слово предоставить пастору. Затем ему придется нас оставить, чтобы мы могли говорить открыто.

Когда Ханк поднимался со своего места, Мэри пожала ему руку. Он взошел на подиум, встал позади кафедры, уперевшись в нее руками. Долгое время Ханк никак не мог произнести первое слово, он внимательно всматривался в каждого из присутствующих. Внезапно пастор осознал, насколько любит этих людей, всех до одного. Он видел жесткие лица некоторых из них, но от него не ускользнули боль и те путы, с которыми жили эти люди: соблазны, последствия греха, жадности, их разочарование и противление Богу. В то же время на многих лицах он читал беспокойство за него, некоторые прихожане тихо молились о том, чтобы Бог проявил милосердие и вмешался в происходящее. Прежде чем начать говорить, все мысли, которые его мучили, Ханк обратил в мгновенную молитву к Богу.

– Я всегда считал привилегией данную мне возможность стоять здесь, за этой кафедрой, проповедовать Слово Божье и провозглашать истину.

Пастор снова бегло оглядел лица собравшихся и затем продолжил:

– И сегодня я чувствую, что не могу не исполнить Божьего поручения, над выполнением которого я трудился Я не собираюсь защищать себя или свое служение. Иисус мой Защитник и Адвокат, и я передал всю свою жизнь Его руководству и милосердию. Поэтому разрешите мне сегодня воспользоваться возможностью, пока я еще стою перед вами за кафедрой проповедника, и поделиться тем, что я получил от Господа.

Ханк открыл Библию и прочел из четвертой главы Второго Послания к Тимофею: «Итак, заклинаю тебя перед Богом и Господом нашим Иисусом Христом, Который будет судить живых и мертвых в явление Его и Царствие Его: проповедуй слово, настой вовремя и не вовремя, обличай, запрещай, увещевай со всяким долготерпением и назиданием. Ибо будет время, когда здравого учения принимать не будут, но по своим похотям будут избирать себе учителей, которые льстили бы слуху, и от истины отвратят слух и обратятся к басням. Но ты будь бдителен во всем, переноси скорби, совершай дело благовестника, исполняй служение свое».

Ханк закрыл книгу и глядя прямо в глаза собравшихся, твердо сказал:

– Давайте все мы будем применять Слово Божье там, где его можно применить. Сегодня вечером я обращаюсь только к себе. У меня есть призвание от Бога, и я вам сейчас зачитал, в чем оно заключается. Я знаю, некоторые из вас считают, что Ханк Буш одержим Евангелием, что это единственное, о чем он думает. Это правда. Иногда я сан удивляюсь, почему я занимаю позицию, которая доставляет мне столько неприятностей, почему я вроде плыву против течения… но для меня призвание Божье – неотъемлемая часть жизни. Как Павел говорил: «Горе мне, если не благовествую!» Я понимаю, что иногда истина Слова Божьего разделяет нас глубже, чем пропасть, и становится камнем преткновения в наших отношениях. Но это происходит только потому, что Слово неизменно, бескомпромиссно и непоколебимо. И разве существует более надежное, более прочное основание, на котором можно построить свою жизнь? Противиться Слову – значит разрушать самих себя, лишать себя радости, мира и счастья.

Я хочу быть добр к вам, поэтому я собираюсь ясно и точно объяснить, чего вы можете от меня ожидать. Я буду вас любить, что бы сегодня ни произошло. Я буду вести и направлять вас до тех пор, пока вы сами этого хотите. Я не собираюсь отказываться или отрекаться от того, чему учит Библия, и не собираюсь идти на уступки, а значит, неизбежны такие моменты, когда вы почувствуете, как мой пастырский посох достигнет вас. Не для того, чтобы осудить или ранить, но чтобы помочь вам идти в правильном направлении, охранять вас и исцелять. Я буду проповедовать Евангелие Иисуса Христа, потому что к этому я призван. Я буду нести бремя ответственности за этот город. Иногда оно так сильно давит меня, что я спрашиваю себя, зачем? Но оно никуда не денется, и я не имею права отказаться от него. Пока Господь не даст мне что-то другое, я собираюсь оставаться в Аштоне и продолжать нести свою ношу.

Если вам нужен такой пастор, то сегодня вы дадите мне об этом знать. Если же вам такой пастор не нужен… то и об этом я узнаю сегодня.

Я всех вас люблю и хочу донести до вас лучшее, что Бог для вас приготовил. Вот и все, что я хотел вам сказать.

Ханк сошел с возвышения, взял Мэри за руку, и они вместе пошли по проходу к двери. Он старался, насколько это было возможно, заглянуть каждому в глаза. Одни отвечали ему взглядом, полным любви, другие отворачивались.

Криони и Трискал вышли вместе с Ханком и Мэри. Люциус проводил их презрительным взглядом.

– Когда кота нет, крысы пляшут на столе, – вполголоса сказал Гило своим друзьям.

– Где же Тол? – снова спросил Шимон. Бруммель встал с места.

– Теперь послушаем, что скажет община. Если кто-то хочет высказаться, поднимите руку, и мы по очереди дадим вам слово. Сэм, ты можешь начать первым.

Сэм Тэрнер встал и прошел вперед.

– Спасибо, Альф, – кивнул он Бруммелю. – Вы все, конечно, знаете меня и мою жену Элен. Мы живем здесь больше тридцати лет и поддерживаем эту церковь и в кару, и в стужу. Сейчас я скажу не особенно много. Вы, конечно, в курсе, что в жизни я следую одному принципу: люби ближнего я поступай хорошо. Я всегда старалг поступать правильно и быть примерным христианином. Сегодня же я просто вне себя. Я страдаю из-за нашего друга Лу Стэнли. Вы, несомненно, заметили, что сегодня Лу нет в зале, и думаю, знаете почему. Раньше он мог смело смотреть вам в глаза и был членом нашей церкви. Мы все его любили, и он нас любил, и я уверен, что наши отношения не изменились. Но Буш воображает, будто он дар небесный на нашей бренной земле, и считает, что он имеет право осудить и вышвырнуть Лу из церкви! Но, друзья позвольте мне сказать вам лишь одно: никто и ниоткуда не может выкинуть Лу Стэнли, если он сам не захочет уйти и то, что Лу позволил забросать себя грязью и унизить свое достоинство, показывает лишь доброту его сердца. Ему следовало бы поставить Буша на место или уладить свое дело, как он умеет улаживать дела других. Он никого не боится. Но я думаю, что Лу чувствует себя опозоренным из-за этих ужасных сплетен и страдает при мысли о том, что мы о нем думаем, и поэтому посчитал за лучшее держаться подальше. Вся кутерьма поднялась по вине этого лжеправедника, болтуна, долбящего Библию. Простите, если я выражаюсь слишком грубо, но я помню то время, когда наша церковь была единой семьей. Так было всегда, а что теперь? Теперь мы сидим на собрании и грыземся между собой. Почему? Потому что мы позволили Ханку Бушу мутить здесь воду. Аштон всегда был мирным городом, и в нашей церкви всегда царило согласие. Мы должны сделать все, чтобы восстановить эту жизнь.

Тэрнер вернулся на свое место сопровождаемый одобрительными кивками некоторых из сидящих на передних скамьях прихожан, явно довольных его речью.

Следующим поднялся Джон Колмэн. Он был стеснительным человеком и заметно нервничал оттого, что ему предстояло говорить перед множеством собравшихся. Но он был настолько обеспокоен происходящим, что все решился выступить.

– Да, – произнес он, нервно теребя Библию и глядя в пол, – я обычно не говорю много, и я так боюсь стоять здесь, но… я думаю, что Ханк Буш настоящий Божий человек, хороший пастор, и будет ужасно, если он уйдет. Та община, из которой мы с Пат ушли, совершенно не удовлетворяла наши нужды, и мы оставались голодными: изголодались по Слову, по присутствию Бога. Мы с Пат нашли это здесь. Мы действительно возросли в Господе и приблизились к Нему под пасторством Ханка, и, насколько знаю, некоторые могут сказать то же самое. Что касается истории с Лу Стэнли, то тут не только Ханк принимал решение. Мы все в этом участвовали, включая меня, и я знаю, что Ханк никому не желает зла.