Текст книги "Точка кипения"

Автор книги: Фрэнк Лин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц)

– Вы думаете, наверно, ну и дурак этот старикан? Хочет вернуть девушку, которая использовала его, чтоб получить свидетельство о браке и паспорт.

– Нам неизвестны ее мотивы. Возможно, возникли проблемы, о которых она постеснялась вам рассказать.

Он снял очки, насухо вытер глаза и сосредоточил их взгляд на мне. После толстых линз глаза казались маленькими и ненастоящими, сверкая, как стеклянные бусинки на мордочке плюшевого медведя. Он пристально вглядывался в мое лицо.

– Моя ассистентка в настоящее время проверяет агентства по найму. Вы не знаете, владеет ли Анжелина какой-нибудь профессией? Может, у нее есть диплом медсестры или няни?

Он покачал головой:

– Какой смысл за ней охотиться? Ясно, что она не желает иметь со мной ничего общего.

– Откуда вы знаете? В любом случае, даже если вам предстоит разойтись, вам следует знать о ее местонахождении, чтобы оформить необходимые бумаги.

– Вы слишком прямолинейны, мистер Кьюнан, но правы. Как вы думаете, я действительно полный идиот?

– Я так не думаю.

– Да бросьте. Все молодые люди думают, что старики – маразматики. А старики то же самое думают про молодых.

Он начинал меня утомлять. Я знал, что в голове у Леви водятся более оригинальные мысли, непохожие на шаблонный набор рождественских открыток, и решил приступить к делу.

– Вы позволите мне осмотреть комнату Анжелины, ее шкафы и вещи?

Он согласно кивнул. Странно, подумал я: обычно брошенные люди охраняют от чужого глаза все то, что оставили их возлюбленные. Возможно, содержа вещи в неприкосновенности, они согревают себя иллюзией о внезапном возвращении сбежавшей жены или подруги. Правда, встречаются и такие, кто целиком полагается на частного детектива и всячески способствуют делу.

Леви принадлежал к последним. Слезы высохли окончательно. Круглое лицо посуровело. От жалости к себе не осталось и следа.

– Простите за не очень деликатный вопрос, господин Леви. Скажите, пожалуйста, много ли денег увела у вас Анжелина?

– Несколько тысяч. Дело не в деньгах, мистер Кьюнан.

– Думаю, что не только в деньгах.

– В Ирландии, когда она исчезла, я заморозил ее кредитные карты. Только не говорите, что я хотел причинить ей зло. Просто подумал, а вдруг ее увезли вопреки ее желанию и отпустят, когда выяснится, что наличных с нее не получить.

– Разумно, – сказал я, стараясь сохранить непроницаемый взгляд, потому что на самом деле мучился вопросом: неужто это тот самый человек, который безрассудно женился на молоденькой нищенке. – Покажите мне ее комнату, – попросил я.

– Наша спальня… По лестнице и направо, – сказал он без дальнейших уточнений.

Я поднялся по лестнице, миновав портрет дамы в жемчугах, и вошел в спальню хозяина дома. Если бы не современная «королевская» кровать под балдахином с новомодным ортопедическим регулирующимся матрасом, интерьер этой комнаты можно было бы принять за экспозицию в музее королевы Виктории и ее супруга принца Альберта. Лепной потолок, тяжелые портьеры, кресла с прямыми спинками в духе Макинтоша, лампы и люстра от Тиффани, редкой красоты фарфоровые статуэтки, – все создавало иллюзию наступающего двадцатого века. Мебель из светлого дуба гармонировала с паркетом такого же качества в тех местах, где его не прикрывали восточные ковры. Я не специалист, чтоб определить происхождение обстановки, но мне все эти вещи показались не меньшим антиквариатом, чем те, которые рекламируют на глянцевых страницах аукционных каталогов. Тумбочка с правой стороны от кровати была загромождена книгами, стаканами и пилюлями. С левой стороны – пуста. Я присел на корточки и заглянул под кровать: ничто не напоминало о том, что здесь обитала молодая женщина из Манилы. Ни тапочек, ни случайно забытого лифчика – пустота.

На пустовавшем туалетном столике я обнаружил фотографию в тяжелой серебряной рамке. Нет, на ней была не Анжелина, а все та же женщина в жемчугах, которую я уже рассматривал на парадном портрете и на кухне. Меня покоробило то, что фото глядело прямо на супружеское ложе Леви. У него, наверно, пунктик по поводу этой дамочки. Проверив все ящики и полочки, я перешел к осмотру гардероба величиной с малогабаритную квартиру, в которой могло бы разместиться семейство из пяти человек. Правая сторона была заполнена вещами хозяина. Слева сиротливо висел единственный женский наряд – длинный белый пиджак с букетиком цветов на лацкане и платье.

Стоя посередине спальни, я растерянно пытался сделать хоть какие-то выводы. Женщина прожила здесь два месяца, потом собрала вещи и уехала, не оставив даже мелочей, будто гость, который провел в гостинице одну ночь. В голову закрались подозрения. Не хватало только обнаружить свежую могилу в дальнем уголке сада. Нет, быть этого не может. Я знал, что Анжелина жива. Если бы Леви захотел разделаться с невестой, он бы не стал привлекать к себе внимания, заявившись ко мне в контору. Я вернулся на кухню.

– Теперь прошу сюда, – сказал он, открывая дверь в столовую комнату с большим столом на двенадцать персон. Через нее мы прошли в просторную гостиную с французскими окнами во всю стену, выходившими на лужайку. Здесь было еще больше картин и дорогой мебели. Да и сами стены представляли собой произведения искусства. Матерчатые обои ручной работы я оценил в сумму, равную годовой арендной плате за мой офис. Пока я изучал обстановку, мои глаза дважды наткнулись на изображение женщины в жемчугах – над камином и на стене. Леви подошел к резной полке и взял в руки фотографию Анжелины в том самом белом костюме, который я видел в гардеробной.

– Прелесть, правда? – сказал он, но мой взгляд остановился на другой фотографии, стоявшей чуть позади. На ней я увидел Марти Кинг в подвенечном платье и Чарли Карлайла в сером фраке. Меня словно кипятком окатило. Чудесно! Человека Карлайлов убивают у входа в мое агентство, а на следующий день в моем кабинете появляется чудаковатый старикашка, в гостиной у которого стоит свадебная фотография Марти и Чарли, и просит меня уехать на пару недель на Филиппины. Что происходит, черт возьми? Я резко повернулся к Леви, сдерживаясь, чтоб не врезать ему.

– Я хотел, чтоб у Анжелины было такое же, – проговорил Леви, прежде чем я раскрыл рот.

– Что? – оскалился я.

Он, очевидно, понял, куда я смотрел, и объяснил мой интерес по-своему.

– Платье. От Элизабет Эмануэль. Оно стоило старику Брэндону целого состояния, но у его семьи все всегда должно быть самое лучшее. Я бы купил Анжелине такое же, но мы не венчались, а расписались в мэрии, поэтому она предпочла костюм.

– Ах, вот оно что, – проговорил я. Его слова меня озадачили. Леви не пытался скрыть, что знаком с Карлайлами. Либо он прекрасный актер, либо его отношения с этим кланом носят случайный характер. Я не мог освободиться от терзавшего меня подозрения.

– Разве не красавица моя Анжелина? – снова спросил Леви. Он принял мое волнение за горячий интерес к его жене.

– Очень, очень красива, – заверил я его.

– Хотите, я сделаю для вас копию? Этот снимок лучше того, что я оставил у вас. Можете украсить ее портретом свой офис.

Леви вытащил на свет тяжелый альбом, нашел такую же фотографию Анжелины и направился к факсу в углу гостиной.

– С его помощью я держу связь со своим брокером, – объяснил он.

Я продиктовал номер факса агентства, и он переслал копию фото Селесте.

– Вы, значит, знакомы с Брэндоном Карлайлом? – как бы невзначай поинтересовался я, когда он закончил возиться с факсом.

– А вы, значит, знакомы с семейством Карлайлов? Я ведь не назвал Брэндона по фамилии, – резко парировал Леви.

– Марти Карлайл в некотором смысле моя клиентка, а с Чарли я встречался вчера вечером, – ответил я.

– Гм. – Леви поглядел на меня оценивающим взглядом, даже снял очки в тяжелой оправе, чтоб не мешали. – Члены семьи Карлайлов не приветствуют досужие разговоры о себе.

То ли любимый виски королевы-матери дал себя знать, то ли настроение у меня вконец испортилось после его слов, только я решил не сдерживаться.

– Забавно вас слушать, господин Леви, – ледяным голосом заметил я, хотя лицо мое пылало. – Вчера практически то же самое заявил мне один человек из полиции. А вот самому Чарли нравится, когда я обсуждаю его, разумеется, с нужными людьми.

Леви водрузил очки на место и воскликнул:

– Что такое? Я вас чем-то расстроил?

– Простите, здесь нет вашей вины. Я ухожу, чтоб не наговорить лишнего. И постараюсь вернуть Анжелину.

– Нет, – твердо сказал Леви. – Сядьте, мистер Кьюнан. Ко мне редко кто заглядывает, и я не хочу, чтоб человек ушел из моего дома в плохом настроении. Вас беспокоит нечто, связанное с моим старинным партнером по бизнесу Брэндоном Карлайлом и его семьей, и я желаю знать, в чем дело.

Решительность прибавила Леви росту и солидности. Он подтолкнул меня к широкому креслу, и я не успел опомниться, как сидел напротив него с очередной порцией виски в руках.

– Послушайте, я не могу рассказывать вам о секретах своих клиентов, – проговорил я. – Вам бы понравилось, возьмись я трезвонить о ваших проблемах с Анжелиной по всему Манчестеру?

– Если бы это помогло вернуть ее в мой дом, я бы не возражал.

Я молча отпил виски. Он разглядывал содержимое своего бокала.

– С Марти беды не оберешься, но мне она нравится, и я бы не хотел, чтоб на нее обрушились неприятности, – сказал он с расстановкой.

– Неприятности? – взорвался я. – Какого рода неприятности? Надеюсь, не такого сорта, что обрушились на Лу Олли?

– Так вы в этом деле замешаны? – спросил он с победоносной улыбкой на устах. – В газетах писали, что убийство произошло на той же улице, где находится ваше агентство.

– Чистой воды случайность.

Я вдруг понял, что оправдываюсь, а Леви перешел в наступление, вместо того чтоб объяснять мне, что связывает его с Карлайлами.

– Никогда не говорите букмекеру о случайности. Я всю жизнь существую по законам случая. И выжил благодаря счастливой случайности.

– Неужели?

– Представьте себе. Я оказался в последней группе еврейских детей, вывезенных из Берлина в 1939 году, перед самым началом войны. Моим родителям не повезло. Нас с сестрой приютила одна семья в Читэм-Хилл. Моя сестра – это и есть все мои родные. – Он показал рукой на самый большой в комнате портрет над камином. – Она была для меня всем, моя Лия. – Он снова стал вытирать платком увлажнившиеся глаза. – Но что вам до рассказов старого зануды?

– Значит, это ваша сестра?

– Конечно. И на всех картинах – жемчужное ожерелье, единственная фамильная вещь, которую нам удалось привезти из Германии. Лия продала его, чтоб оплатить мою учебу. И я пообещал, что обязательно верну ей жемчуг. Я сдержал слово и каждый раз, когда я дарил ей жемчужное ожерелье, мы заказывали новый портрет или делали фото.

– Тут у вас везде только она.

В ответ Леви хитровато улыбнулся:

– Вы умный молодой человек. Вы ведь хотели спросить, как чувствовала себя здесь Анжелина?

Я не собирался спрашивать его об этом, зато он собирался рассказать.

– Я всем обязан Лии. Она умерла около трех лет назад… рак печени. Мне стало без нее так одиноко. Весь этот дом – ее творенье. Она старше меня, она помнила дом нашего деда в Берлине и думала, что будет утешаться приятными воспоминания детства, если устроит здесь все так, как было там. Вы должны понять: я не могу ничего менять. Это значило бы предать Лию.

На сей раз я хотел было уточнить, как все-таки чувствовала себя филиппинская женушка в доме, наполненном призраками, но придержал язык. Леви допил виски, протянул стакан, чтоб я налил ему еще, и хитро прищурился:

– Так вам известно все о Лу Олли?

– Я ничего не знаю.

– Я говорил Брэндону, что у этого парня нет тормозов, но он ввел его в дело назло Чарли. Брэндон все жизнь пытается сделать из своих сыновей крутых парней. Спрашивается, зачем? Они такие, какие есть. Сколько раз я советовал ему оставить ребят в покое, но нет. Брэндон мнит себя библейским Авраамом, основателем колена. Ненасытный человек! С тем, что у него в штанах, он мог бы заселить своим потомством весь Чешир. Только жена бы его этого не перенесла, бедная женщина.

– Знаете, я лучше пойду, – перебил я его.

– Оставайтесь. Я же сказал, запишите на мой счет двойную сумму за сегодняшний день, – произнес он командным голосом и, взглянув на пустые стаканы, состроил кривую улыбку. – Вы уже и не пьете со мной.

Леви до краев наполнил мой бокал.

– Я был у Брэндона вместо гроссбуха. В его бизнесе не ведут учет на бумаге. Все цифры хранились в моей голове. Скажем, он говорил: «Сэм, возьми-ка это на заметку», – и протягивал мне клочок бумажки с записанными суммами, а я их запоминал. Моя память помогла мне стать богатым человеком. Зачем, спросим себя? Вам нравится мой дом?

– Конечно.

– Это моя тюрьма. Найдите Анжелину, и я расскажу вам больше про Брэндона Карлайла, чем кто-либо другой. Я знаю о Брэндоне даже больше, чем он сам о себе знает.

– Скажите, господин Леви, вы когда-нибудь слышали об адвокате по имени Мортон В.И. Деверо-Олмонд?

Не помню точно, почему вдруг я спросил о нем. Возможно, фотография Марти и Чарли напомнили мне о Мортоне.

Леви помотал головой:

– Он как-то связан с Винсом Кингом, да?

– Деверо-Олмонд. Подумайте, – сурово настаивал я.

– Есть отвратительные вещи, о которых лучше не знать. И думать о них нечего. Вот и моя бедная Лия всю жизнь промучилась, думая о наших родителях. Ненависть разъедает человека изнутри быстрее, чем рак, – заключил он, вздыхая.

– Конечно, – произнес я, удивляясь собственной горячности, – кто старое помянет… Лучше пусть злодеи продолжают творить зло, а мы о них и думать забудем. Так, что ли?

– Мистер Кьюнан, вы еще молоды, и я должен вас предупредить. Вам придется набраться мужества. И даже если вам достанет мужества, не думаю, что вам захочется платить цену, которую потребует Брэндон Карлайл за то, что вы лезете в его дела.

– Платить? Так значит, поиски Анжелины все-таки подлог? Вы хотели отослать меня на Филиппины, пока здесь в Манчестере будет что-то происходить?

– Какая подозрительность! Вы напоминаете мне Лию. Ничего здесь происходить не будет. Поверьте мне. Я бы первый знал. Брэндон оплакивает смерть Олли, как родная мама.

Леви прыснул со смеху, когда произносил последние слова. Мне это не понравилось.

– Вот я сказал «мама», а потом подумал, – неожиданно продолжил он, просунув большой палец за воротничок сорочки, – бывают ли у такого отродья, как Олли, матери или этих уродов выращивают в пробирках в каком-нибудь подземелье?

– Думаю, вы сами знаете ответ, – устало проговорил я.

Леви поглядел на меня очень странными глазами. Не знаю, чего в них было больше, печали или обреченности.

– Да-а, мистер Кьюнан, я вижу, что вам уже известно слишком много, но, видимо, еще недостаточно, – загадочно произнес он. – Найдите мою Анжелину.

20

Было уже три пополудни, когда я выбрался из такси на углу улочки, ведущей к штаб-квартире «Робин Гуд Инвестигейшнз». Голова раскалывалась от виски, выпитого с господином Леви. Раскрыв дверь своей конторы, я наткнулся на полную понимания улыбку Клайда Хэрроу.

– Долгий завтрак с возлияниями, Дейв?

Его яркий пиджак слепил глаза.

– Завтрак, плавно переходящий в обед, – продолжила его мысль Селеста, сидевшая за своим рабочим столом.

Клайд выстрелил в нее взглядом, будто учуял горячие новости.

– Зачем пожаловал? – спросил я его неприветливо.

– Дейв, сегодня ты – человек дня – Он не переставал улыбаться. – И я здесь, чтобы взять интервью.

– Три сотни. Меньше за интервью я не беру.

Клайд так пылал от нетерпения, что я мог бы запросить и миллион. Он держал наготове свой мобильник, как снятый с крючка пистолет, тем самым намекая, что съемочная группа может появиться здесь в любую секунду. Я невольно припомнил прежние интервью, которые он умудрился провести прямо из моей приемной. Для Клайда отказ от «беседы» означал молчаливое признание вины.

– Мне ничего не известно об убийстве Олли, – взмолился я.

Он не возразил.

– Я знаю, Дейв.

Я перевел дыхание. Хэрроу взмахнул рукой, сжимавшей телефон.

– Я знаю, Дейв, что ты эксперт по местным разборкам, но дело Олли уже схвачено полицией. Представь себе, вся эта история есть на пленке. – Он подошел к окну и указал на видеокамеру, установленную под козырьком ювелирного магазинчика прямо напротив. – Вот так-то, милый мой. День-два, и преступники будут арестованы. Вообще, этими убийствами на улицах уже никого не удивишь.

– Думаю, что Олли никого не мечтал удивить.

– Вот именно. Люди уже насмотрелись на таких, как он. Подумаешь, мелкий рэкетир. Меня сейчас волнует судьба местной фауны. Я слышал, ты нынче по уши занят птичками. И мне это нравится.

– Я не в восторге от птичек.

Виски Сэма Леви колом встало в горле. В голове – туман. Еще минута – и все пойдет кругом.

– Как тебе не совестно! – фыркнул Клайд. – А я-то решил, что забота о природе поднимет бизнесмена, развивающего свое дело, в глазах общества.

– Чего тебе нужно? – вспылил я, мечтая избавиться от Хэрроу, как от назойливой шавки, загнав ее обратно в конуру.

– Голуби, глупышка, голуби.

Я перевел взгляд с Хэрроу на Селесту. Они улыбались, как заговорщики. Земля уходила у меня из-под ног. Хотел бы я знать, кто теперь стоит во главе агентства.

– Пройдем лучше ко мне, – проговорил я.

– Не меньше чем за три сотни, – снова улыбнулся Клайд.

– Сделай хоть что-нибудь бесплатно, – сказал я. – Селеста, а ты сделай кофе, – велел я, чтоб поставить девчонку на место.

– А я, между прочим, узнала, где находится сами знаете кто, – гордо объявила она.

– Об этом позже.

– Хорошо, босс. Вам кофе черный и крепкий, как я?

– Да, Селеста, как ты. Черный, крепкий и без комментариев.

Она поджала губы и подошла к кофеварке.

Поставить на место Клайда оказалось гораздо труднее. Битый час я уговаривал его не придавать значения делу, которому он уже успел придумать название – «Битва за чорлтонских голубей». Оказывается, миссис Гриффитс входила в местную группу защиты животных, члены которой поведали ему всю эту птичью историю.

Пока Хэрроу бился за голубей, меня сводил с ума совершенно другой вопрос, на который я не мог себе ответить и после его ухода: с каких это пор убийство в центре Манчестера перестало кого-либо удивлять. Клайд предложил несколько стратегических линий, в том числе нанять группу поддержки миссис Гриффитс или отомстить моей оскорбительнице, «открыв огонь» ледяной водой из дальнобойного шланга. Он добивался «забавного» трехминутного репортажа с места боевых действий.

Когда он наконец убрался, вошла Селеста.

– Мне кажется, вы не совсем мною довольны, босс, – сказала она без обиняков.

– Ничего страшного, Селеста. Научишься работать.

Она благодарно улыбнулась:

– А я нашла Анжелину. Она работает в аэропорту. Цех бортового питания. Можно поехать и забрать ее оттуда.

– Дилеммы, дилеммы, – чуть слышно проговорил я и рассказал Селесте об алтаре святой Лии, который устроил в своем доме господин Леви, и моих опасениях насчет Анжелины.

– Так что же получается, мы не будем говорить Леви, где она?

Я кивнул.

– Но он наш клиент. Он имеет право распоряжаться добытой нами информацией по своему усмотрению, – резонно возразила моя ассистентка.

Я не стал перечить.

– Ты абсолютно права, но тебе следует запомнить: в нашем деле встречается впечатляющая информация…

– И мы обязаны подумать о последствиях, прежде чем сообщить о ней клиенту, – продолжила она с вопросительной интонацией.

– Вроде того. Лучше попридержать новости денек-другой, чтоб самим понять суть дела. Леви прождал два месяца. Еще пара дней не принесет ему вреда.

Сэм Леви велел мне записать весь этот день на его счет, что было справедливо, потому что работать я не мог. Я вызвал такси, поехал домой и принял горячую ванну, чтоб освободиться от алкоголя через пот. После этого я решил проветриться. Сиденье моего горного велосипеда хуже матраса с вылезшими из него пружинами, но мне удается на нем ездить. Я добрался до Медоуз. Был тихий вечер. Сгущался туман, и казалось, что бледные сумерки не превратятся в темную ночь. Синее небо, обложенное темными тучами, было созвучно моему настроению. Усердно нажимая на педали, я ехал вверх по прибрежной дороге по направлению к Нортендену. Река устремлялась в обратную сторону, чтобы слиться с морем в заливе Ливерпуль. Куда спешил я? Моя жизнь сбилась с пути. Сижу, верчу педалями, увеличивая скорость, – спрашивается, зачем? Как ни старался я стряхнуть с себя мрачное состояние, в которое вогнала меня утренняя попойка с Леви, ничего не выходило. Отчего я так расстроен? У меня есть работа, живу я по общим меркам хорошо. Чего мне не хватает? Чтоб отогнать неприятные вопросы, я попытался сосредоточиться на загадке господина Сэмюеля Леви.

Я подъезжал к большому мосту, когда передо мной внезапно возникли пятеро юнцов, двое черных, двое белых и один смешанной расы. Трое из них подняли капюшоны ветровок, и стало ясно, что мне не дадут спокойно проехать мимо. Самый рослый и широкоплечий из них вцепился в руль моего велосипеда. Поскольку я успел притормозить, ему не удалось выбить меня из седла.

– Эй, дружок, дай прокатиться, – заорал он.

Вся компания весело загоготала. Ясное дело: пятеро против одного. Вещи ваши – будут наши. Но это был не лучший день для их вожака. Мое уныние и раздражение превратили меня в зверя. Я уперся обеими ногами в асфальт, резко поднял велосипед и ударил передним колесом в грудь парня. Получилось эффектно, так что я и сам удивился своей ловкости. А парень не устоял на ногах, свалился на спину, покатился по крутому откосу вниз и оказался в воде. К сожалению, река не глубокая и на дно он не пошел, зато ему не сразу удалось выбраться на набережную.

Пока четверо недорослей пялили глаза на своего главаря, я вытащил металлический насос и зарычал:

– Кто следующий? Всех сразу обслужить не смогу. Разукрашу каждого по отдельности.

Сила – лучший аргумент, хотя обычно демонстрация силы процентов на девяносто – блеф. Они рассчитывали на количественный перевес, я – на ударившую в голову кровь. С потерей заводилы они потеряли почву под ногами. Приближаться ко мне больше никто не хотел. Из воды послышались вопли неудачника:

– Раздавите эту падлу!

Он подтянулся на руках, зацепившись за парапет, но не удержался на скользких камнях.

– Господи! Я же тону!

– Давайте, смельчаки, подходите. Кто первый? – подначивал я.

Они отступили. Один из них стал осторожно спускаться к воде, сделав вид, что собирается помочь утопающему. Остальные вдруг превратились в мирных наблюдателей.

Не дожидаясь, пока они вернутся к прежним ролям, я вскочил на велосипед и помчался в Чорлтон. В спину мне полетели камни вперемежку с ругательствами, но никто из горе-хулиганов не бросился вдогонку. До Чорлтона я добрался в рекордное время.

Выходя из ванной после душа, я услыхал знакомый, но неожиданный в эту пору стук в дверь. Наполовину мокрый, я влез в халат и открыл.

– Вид у тебя очень довольный, – сварливо начала Жанин.

– А что мне мешает быть довольным собой? – спросил я.

– Что ты замышляешь, Дейв? – продолжила она. – У тебя какой-то дикий взгляд. Заходи лучше ко мне. Выпьем, чтоб я не свихнулась.

– Что случилось?

– Тебе не понять, – раздраженно сказала Жанин. – Ты ведь считаешь, что все женщины должны быть просто милыми мамочками, двадцать четыре часа в сутки возиться с детишками и штопать носки своим благоверным. И еще они обязаны сами справляться с любыми проблемами.

Она подошла поближе. Я обнял Жанин и опустил ладонь на ее бедро.

– Не сегодня, Дейв. Ты знаешь правило. Только по выходным.

Я убрал руку после того, как нежно шлепнул ее по попке.

– Расскажи мне, чем ты расстроена? – сочувственно поинтересовался я.

– Дейв, тебе известно, что я никогда не утомляю людей рассказами о тяготах материнства, так что не спрашивай. Пойдем ко мне. Выпьем кофейку, еще чего-нибудь и поболтаем, или я действительно сойду с ума, глядя, как по ящику показывают очередную свободную и независимую красотку, которая имеет всех, кого захочет, в городе Нью-Йорке.

Она меня рассмешила, и я последовал за ней, когда она зашагала к дверям.

– Э-э, нет, Дейв, – остановила меня Жанин. – Пожалуйста, оденься. Я оставлю дверь открытой.

Пару минут спустя я сидел на диване в квартире Жанин. На столике уже дымился кофе.

– Как уютно, по-домашнему, – промолвил я.

– Конечно, уютно, – уныло отозвалась Жанин.

Я снова рассмеялся.

– Что с тобой происходит? – не поняла она. – Не знаю, каким ты мне нравишься больше – как сейчас или сердитым и злобным.

– Бери меня таким, каким хочешь, – предложил я.

– Ничего мне не нужно…

– Жанин, – решил я сменить тему, – ты знаешь об убийстве напротив моего офиса?

– Конечно, знаю.

– Как по-твоему, этот случай интересен средствам массовой информации? Если бы тебе, скажем, удалось заполучить информацию на этот счет, стал бы твой главный печатать такой материал на первой полосе или поместил бы небольшую заметку в колонке происшествий на двадцать какой-нибудь странице?

Лицо Жанин преобразилось. Скуку как рукой сняло.

– Тебе известно что-то очень интересное. Рассказывай.

– Нечего рассказывать. Просто сегодня утром ко мне заглянул один тележурналист, который сказал, что ему на убийство Олли наплевать, потому что этим никого не удивишь.

– Не томи, Дейв, я чувствую, ты знаешь гораздо больше, – нетерпеливо потребовала Жанин.

– Клайд Хэрроу, о котором я только что сказал, работает на «Карлайл Корпорейшн».

– Мне ничего об этом не известно, – взахлеб проговорила Жанин.

– Видишь ли, если бы я говорил с любимой женщиной, я бы выболтал кое-что еще, но поскольку я говорю с журналисткой, я не скажу больше ни слова.

– Не забывай, что обе они уживаются в одной женщине, – низким голосом напомнила Жанин.

– Сегодня не суббота, дорогая, – напомнил я в свою очередь.

Она приподняла правую бровь не больше чем на миллиметр. Через несколько минут мы продолжили нашу беседу в постели. Она обнимала меня обеими руками.

– Ты уверен, что хочешь меня, Дейв?

– Ты знаешь ответ на этот вопрос.

Чуть позднее Жанин улеглась, опершись на локоть, и серьезным тоном объявила:

– Я сегодня постучалась к тебе не только потому, что мне необходимо было поговорить со взрослым человеком. Представь себе, Генри объявился.

– Этот паразит! Что ему нужно? Деньги понадобились?

– Хуже. Он желает видеться с детьми. Возвращается на родину. Ему предложили работу здесь, в Манчестере.

– Из Голливуда, значит, его поперли?

– Дейв, ты меня не слушаешь. Дело не только в нем. Он, видишь ли, желает исправить ошибку… как бы склеить… наши отношения.

– А-а.

– Как мне понимать это «а-а»?

– Не знаю.

– Генри говорит, что мы нужны ему.

– Да-а?

– Прекрати! – вскричала Жанин.

– Как мне реагировать? Мы только что любили друг друга, и ты вдруг сообщаешь, что объявился твой бывший муж. Чего ты от меня ждешь? Я никогда не скрываю своих чувств.

– Думаю, иногда скрываешь. Ну, ты бы мог сказать, например, что разобьешь ему башку, если он сюда сунется.

– Ага, чтоб услышать от тебя, что я – дикарь.

– Я бы сама попросила тебя дать ему в морду. Ты думаешь, я смогу к нему вернуться? Последние два года он провел среди безмозглых грудастых кукол, а теперь, видите ли, вспомнил о своих отцовских правах.

– Жанин, тебе нужно сходить к адвокату, вот и все.

– Мне гораздо больше нравилось, когда ты сразу начинал махать кулаками, – заявила Жанин.

– Ты же меня от этого и отучила.

Мы долго лежали в полном молчании.

– Если хочешь, я пошлю людей попугать его, – сказал я.

– Лучше расскажи мне про Олли, – отмахнулась Жанин.

– Хорошо.

Я с удовольствием согласился сменить тему и рассказал ей о визите странного Сэма Леви.

– Ты сомневаешься, что его интересует только Анжелина?

– Он сразу хотел сослать меня на Филиппины. На целых три недели!

– Не думаю, что Карлайлу понадобилось выпроводить тебя из города только потому, что в «Ренессансе» был ты, а не его сын. Если бы полиции надо было с этим разобраться, они бы уже это сделали. Даже если Карлайл хочет, чтобы тебя здесь не было, причина здесь другая. Возможно, он опасается, как бы ты не проболтался о чем-то еще.

– Чтобы я не проболтался? Здорово!

– Сам подумай. Вероятно, тебе известна какая-то тайна, раскрытия которой они боятся. Думай, голова! Может, Винс Кинг поведал тебе какие-то секреты?

Я стал думать, но меня сморил сон.