Текст книги "Пророчество Луны"

Автор книги: Фредерик Ленуар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 32 страниц)

Глава 59

Загорались первые лучи рассвета.

Приор монастыря Сан-Джованни в Венери выслушал длинный рассказ гостя, ни разу не перебив его.

Джованни по-прежнему сидел на соломенном матрасе, прижав колени к груди; слезы застилали его глаза. После месяцев, проведенных в коме, и нескольких недель беспамятства разум наконец вернулся к нему. Он снова стал самим собой.

Нарушив долгое молчание, дон Сальваторе подошел к Джованни и взял за руку.

– Друг мой, твоя история тронула мое сердце. Теперь я знаю, почему оставил тебя здесь, почему решил, что в твоем взгляде видна душа, которая познала адские муки и небесные радости.

Джованни посмотрел на приора.

– Спасибо за все, что вы для меня сделали. Если бы не вы…

– Я поступил как слуга Господа и моих братьев, – прервал его монах.

– Но кто меня сюда привез? Я ничего не помню после того, как получил удар кинжалом.

– Какие-то крестьяне нашли тебя в хижине, принадлежащей ведьме. Увидев, что ты без сознания, они решили, что ты одержим дьяволом.

– Хижине, принадлежащей ведьме?

– Да, они хотели схватить ее, но, к счастью, женщине удалось убежать. Из того, что я понял, они нашли тебя на соломенном матрасе в подполе.

Джованни напряг память. Должно быть, речь шла о той лачуге, которую он построил на руинах дома своего учителя, там действительно был люк, ведущий в подвал.

– Луна!

– Прошу прощения?

– Луна. Это имя той целительницы, которая предсказала мне будущее и чью жизнь я спас.

– Да, эта часть твоей истории совершенно удивительна!

– Она жила в лесах Абруцци, всего лишь в нескольких днях пути от дома мессера Луцио. Наверное, это она спасла меня, и именно ее крестьяне хотели сжечь на костре.

– Крестьяне рассказывали, что она была красивой молодой женщиной.

– Да, это так. Наверняка это она бродила вокруг моей хижины как раз перед тем, как появились люди в черном…

– Так или иначе, она, должно быть, до сих пор прячется в лесу. Крестьяне не нашли ее.

– Хотя однажды я в ней усомнился, уверен, она – добрая женщина. – «И ее предсказание оказалось чистой правдой», – подумал Джованни.

– Теперь, когда память к тебе вернулась, есть еще одна загадка, которую я хотел бы разгадать, – произнес приор серьезным голосом. – Что случилось в лазарете? Дверь была заперта изнутри, и там находились только ты и брат Модесто, которого жестоко убили.

Джованни закрыл глаза. Ему было трудно вспомнить то происшествие, так как тогда разум еще не вернулся к нему. Но он сосредоточился, и смутные образы возникли из глубин его памяти.

– Один из фанатиков!

– Что ты имеешь в виду?

– Я помню его лицо! Один из пособников старика! Один из тех, кто убил мессера Луцио и Пьетро!

– Это невозможно!

– Я уверен. Мне никогда не забыть лица убийц!

– Но что произошло той ночью в лазарете?

– Все очень расплывчато. Я только вижу человека, который склонился надо мной и хочет задушить подушкой. На миг я пришел в сознание. Узнал лицо. Гнев вскипел в моем сердце. Я схватил нож, который лежал неподалеку, и вонзил в живот врага. Больше ничего не помню.

Некоторое время приор молча размышлял.

– Если ты говоришь правду – а как бы удивительна она ни была, у меня нет причины сомневаться в твоих словах, – значит, брат Модесто втайне от всех нас состоял в секретном обществе. Когда ты благодаря крестьянам оказался здесь, он узнал тебя и решил убить, испугавшись, что ты придешь в себя и узнаешь его. Он покинул дормитории среди ночи и отправился в лазарет. Чтобы его не застали во время преступления, запер дверь изнутри. Затем попытался тебя задушить. Должно быть, его нападение возымело неожиданный эффект, и сознание вернулось к тебе. Ты его узнал и, движимый жаждой мести, убил. На самом деле между вами, по-видимому, завязалась борьба, ведь тебя нашли лежащим на полу, а твоя рана открылась. Теперь все ясно. Убийца не сбежал, он был одним из тех двух, кого мы обнаружили в комнате.

Джованни молчал.

Приор закрыл лицо руками, затем вновь поднял глаза на гостя.

– А что случилось с братом Ансельмо, которого отравили несколькими днями позже? Ты его тоже убил?

Джованни искренне удивился.

– Что, когда я был без сознания, здесь произошло еще одно убийство? Я о нем не помню!

– Да, одного из братьев нашли отравленным. Но, похоже, он выпил яд, который предназначался тебе.

– Значит, в монастыре есть еще человек, который желает мне смерти…

– Наверное, тоже член секретного братства. Все это очень странно. – Дон Сальваторе немного подумал, затем спросил: – Помнишь ли ты икону, которую написал?

– Я написал здесь икону? – поразился юноша.

– Воистину умилительный образ! Пресвятую Деву с закрытыми глазами.

Джованни содрогнулся.

– Именно благодаря иконе мы выяснили, что ты бывал на горе Афон. Нам помог мой друг-торговец, который туда ездил.

– Вы узнали об этом?

– Да, нам даже известно твое монашеское имя – брат Иоаннис. Но настоятель монастыря, в котором ты оставался дольше всего…

– Симона-Петра?

– Да. Настоятель отказался сообщить о твоей судьбе и даже притворился, что не знает тебя, но один из монахов, родом из Италии, вспомнил твои необычные иконы и то, что ты родился в Калабрии… как моя бабушка!

– И вы занимались поисками ради меня?

– Надеялся, что это поможет вернуть тебе память… так оно и случилось, ты пришел в себя, услышав, как я напеваю калабрийскую колыбельную! Стена в твоем сознании между настоящим и прошлым рухнула.

Джованни внимательно посмотрел на приора. Если бы не сострадание этого человека, что бы с ним стало? Он сжал руку монаха:

– Благодарю, от всего сердца благодарю вас за заботу. Я больше не верю в Бога, но если, несмотря ни на что, Он все-таки существует, пусть Он сторицей воздаст вам за все, что вы для меня сделали.

– Так ты на самом деле утратил веру? – спросил приор, больше взволнованный признанием юноши, чем словами благодарности.

Джованни кивнул.

– Как я уже говорил, моя вера умерла в пещере, когда я понял, что Господь оставил отшельника, который посвятил ему всю свою жизнь. А то, что я испытал после – известие, что мои друзья погибли мучительной смертью, жестокость религиозных фанатиков, которые убивают во имя чистоты веры, – все это укрепило мое убеждение.

Дону Сальваторе хотелось продолжить дискуссию, но он вспомнил о распоряжении настоятеля перевезти Джованни в приют Святого Дамиана на рассвете.

– Я должен срочно увидеться с аббатом. Подожди меня здесь. Скоро заутреня – я поговорю с ним сразу же после службы, предупрежу, что среди нас есть убийцы, и попрошу, чтобы он решил, что с тобой делать.

Джованни ничего не ответил.

Приор надел черную рясу с капюшоном и открыл дверь в лазарет.

– Меня не будет час, может, чуть дольше. Никуда не уходи отсюда, не забудь запереть дверь.

Два часа спустя дон Сальваторе торопился обратно в лазарет. Он рассказал в общих чертах историю Джованни аббату, и тот, хотя и отнесся к ней с недоверием, согласился пересмотреть свое решение и выслушать юношу. Но настоятель не хотел, чтобы разговор произошел в монастыре. Жизнь юноши была под угрозой, его срочно требовалось перевезти в безопасное место, и потому дон Теодоро предложил отправить его, как планировалось раньше, в приют Святого Дамиана, а уже оттуда выпустить на свободу.

Дон Сальваторе постучал в дверь. Никто не ответил, и тогда он позвал юношу по имени. Ничего. Монах торопливо распахнул дверь, которая оказалась незапертой. Заглянул внутрь и не смог сдержать крик.

В комнате никого не было.

В глаза приору бросилось слово, криво вырезанное ножом на деревянном столе: «Спасибо».

Глава 60

Джованни прибыл в Анкону.

Проскакав во весь опор вдоль побережья, он преодолел примерно сорок лиг, отделяющих монастырь Сан-Джованни в Венери от крупного порта на берегу Адриатического моря, меньше чем за сутки, сделав только одну остановку, чтобы дать передохнуть лошади. Он знал, что его не преследуют, хотя, должно быть, монахи уже обнаружили его исчезновение вместе с лошадью, которую он украл из конюшни. Джованни чувствовал угрызения совести из-за того, что обманул доверие приора, который был так добр к нему, и потому дал себе слово заплатить за коня, когда выполнит свою миссию. Довольно простую миссию: найти и уничтожить старика, который пытал и убил мессера Луцио и Пьетро.

Когда юноша остался в лазарете один, он не стал медлить. Слишком опасно было оставаться там, где его уже дважды пытались убить, хотя бы на час. Инстинкт говорил Джованни, что нужно бежать. Конечно, юноша мог бы попытаться отыскать среди монахов тех, кто втайне от старших состоял в секретном братстве. Но он не только хотел избежать нападения прежде, чем будет к нему готов, – мысли Джованни целиком занимал циничный старик. Юноша не испытывал ничего, кроме испепеляющей ненависти к этому злобному фанатику, который втянул в кровавую драму множество слабых душ, убежденных, что действуют во имя благого дела. Нужно найти его и убить. Тогда тайный орден будет обезглавлен, а ужасная смерть друзей – и, без сомнения, других безвинных людей! – будет отмщена. Перед тем как отдать приказ убить Джованни, старик сообщил нечто важное – он живет в Иерусалиме. И потому юноша был одержим лишь одной идеей: добраться до колыбели христианства. Он знал, что из Анконы корабли отплывают на восток. Благодаря украденной лошади юноше не только удалось скрыться от возможных преследователей; он собирался продать ее, чтобы заплатить капитану судна.

Джованни вошел в город, ведя усталое животное за повод, и обратился к торговцу. Тот сказал юноше, что трехмачтовый корабль с множеством паломников на борту отплывает к Святой земле следующим утром. Джованни мучил голод, но купить еду было не на что, и потому юноша сговорился с купцом о продаже лошади. Тот дал хорошую цену, несмотря на жалкое состояние животного. Джованни отправился перекусить в таверну, а потом на поиски корабля. При виде оборванного, изможденного путника капитан вначале отказался взять его на борт, сказав, что корабль переполнен. Но когда Джованни показал ему золотые монеты, согласился, рассудив, что судно вряд ли пойдет ко дну из-за лишнего пассажира. Однако, чтобы избежать жалоб в дальнейшем, предупредил юношу, что двухнедельное путешествие будет весьма нелегким: пища отвратительная, к тому же пассажирам придется все время проводить на палубе, какой бы ни была погода, ведь трюмы забиты товарами, а паломников так много, что яблоку негде упасть. Джованни расплатился сразу, не торгуясь. Сумма, запрошенная капитаном, показалась ему разумной, к тому же у него еще оставались деньги, чтобы некоторое время прожить в Иерусалиме.

На корабле, помимо экипажа, было полно народу – больше двухсот человек, по приблизительным подсчетам, – все паломники, которые собирались отпраздновать Пасху в местах, где Иисус умер, а потом воскрес. Джованни взял миску, ложку и толстое шерстяное одеяло, стоимость которых входила в плату за путешествие, и устроился на носу корабля. Он кивнул соседям, сел, привалившись к бортовому ограждению, и почти сразу же заснул, измученный долгой скачкой.

Трехмачтовое судно медленно продвигалось вперед. Подгоняемый попутным ветром, корабль на хорошей скорости прошел вдоль побережья Италии до оконечности Апулии и, миновав полуостров Пелопоннес, оказался в открытом море, но тут заштилело. Стояла прекрасная, мягкая погода. Джованни подружился с паломником по имени Эмануил. Тот был родом из Фландрии, и ему пришлось пересечь всю Европу, чтобы добраться до Анконы. Эмануил давно вдовствовал и дал обет совершить паломничество в Святую землю после того, как его единственная дочь двадцати лет едва не умерла при родах. Он вверил свое дело заботам зятя и по меньшей мере на полгода покинул родину. Джованни не стал говорить ему об истинной цели своего путешествия. Как он мог признаться человеку, мечтающему вознести молитвы в местах, где жил Иисус Христос, что направляется в Иерусалим, чтобы убивать?

На девятый день пути капитан возвестил пассажирам, что корабль находится неподалеку от берегов Крита. Упоминание об этом острове словно задело струну в сердце Джованни; он вспомнил ужасный год, проведенный на венецианской галере, кораблекрушение и свое чудесное спасение. Он вновь подумал о том, как обратился к Господу перед иконой Богоматери с младенцем. Джованни открыл тогда для себя любовь Иисуса и Его матери, и благодать снизошла в его душу. На какой-то миг ему захотелось помолиться, но воля его была тверда. «Нет, – сказал он сам себе, запирая дверь своего сердца на замок, – Бога нет. Добрый Господь не оставил бы несчастного Ефрема в отчаянии. Добрый Господь не позволил бы, чтобы моих друзей, прекрасных душой, замучили, прикрываясь Его именем. Иисус умер на кресте, и Его самопожертвование всегда будет волновать людей, но не спасет их. Нет ни воскрешения, ни искупления, ни вечной жизни. Только нелепость бытия, в котором радость и злодейство существуют бок о бок». Джованни решил, что отныне он отвергает не только библейского Бога и божественную природу Христа, но и платонические понятия красоты, истины и добра. Конечно, природа предлагает немало примеров прекрасного. Несомненно, в человеческом сердце может таиться стремление к добру, которое Иисус и другие выдающиеся личности пытались освободить. Вероятно, человеческий разум тянется к познанию и истине. Но зло, заблуждения и жестокость так же сильны в этом мире, а может, еще сильнее. Джованни уже не мог согласиться с тем, что Высшее Благо создало мир и теперь управляет им. Не менее нелепой, по мнению Джованни, была вера в существование двух противоположных Божественных начал, источника Добра и источника Зла, которую исповедовали манихеи и катары. Юноше не осталось ничего другого, как верить в людей и надеяться на них, что, учитывая сложившиеся обстоятельства, ввергло его в глубокое уныние.

Мысли Джованни медленно двигались в такт равномерному покачиванию корабля, когда вдруг впередсмотрящий воскликнул:

– Справа по борту парус!

Те, кому было лучше видно, заметили на горизонте точку. С каждой минутой она становилась все больше, это означало, что незнакомый корабль направляется в их сторону. Однако он был еще слишком далеко, чтобы определить его принадлежность или намерения.

– Только бы не пираты! – воскликнул Эмануил, не отводя взгляда от маленькой черной точки.

– Особенно не берберские! – поддержал его Джованни, вспомнив, что случилось с Еленой и Джулией.

– Пусть уж лучше берберские, чем другие, – заметил моряк, стоявший неподалеку. – По крайней мере, нам сохранят жизнь – продадут в рабство.

– Если же это пираты-христиане, – сказал Эмануил, – то они отпустят нас с миром.

– Нет, если это французы, – возразил моряк. – Они заключили союз с берберскими пиратами и договорились атаковать корабли, которые плавают под флагом Священной Римской империи. – Он сплюнул за борт и продолжил: – Сегодня вторник, день Марса… дурной знак.

Стояла безветренная погода, на торговом корабле не было гребцов, и потому он не мог уйти от таинственного судна, которое явно направлялось к нему. Чем ближе оно подходило, тем сильнее волновались моряки.

– Трехмачтовое судно! – снова крикнул впередсмотрящий.

– Смотрите, как быстро оно движется, хотя ветра нет! – произнес моряк рядом с Джованни. – На нем, должно быть, много гребцов.

Он снова сплюнул за борт.

– Бьюсь об заклад, это берберский корабль! Мучительное ожидание длилось еще час, пока впередсмотрящий не подтвердил догадку моряка:

– Красный флаг, два скрещенных ятагана… алжирские пираты!

– Барбаросса? – спросил Джованни.

– Нет, его флагманский корабль, «Алжирьен», плавает под красным стягом с тремя серебряными полумесяцами. Должно быть, это один из его капитанов.

– Что же мы будем делать? – осведомился Эмануил.

– Ничего. Или попытаемся уйти, если каким-то чудом поднимется ветер!

– Разве мы не сразимся с пиратами? – удивился Джованни.

– Бессмысленно. У них по меньшей мере двадцать пушек и более сотни закаленных бойцов, а наш корабль безоружен, и на нем только паломники и матросы, у которых нет опыта сражений.

– Что же с нами будет? – спросил Эмануил, побледнев.

– Если они оставят нас в живых – а берберские пираты не имеют обыкновения убивать пленников, – то продадут в рабство.

Глава 61

Пиратский корабль двигался вперед усилиями сотни гребцов, которые остановились, когда торговый корабль оказался на расстоянии оклика. Алжирский капитан предложил капитану-христианину безоговорочно сдаться, и тот подчинился. Пираты спустили на воду две шлюпки по пятнадцать человек, которые, достигнув торгового судна, вскарабкались на его борт. Небольшой отряд возглавлял ренегат – бывший христианский раб, принявший ислам, который теперь служил пиратам. Он допросил капитана, пока его люди тщательно осмотрели корабль. Разбойники остались довольны добычей, тем более что она досталась им без единого выстрела. Их предводитель дал им указания и отправился на свою галеру, чтобы доложить обо всем капитану. Меж тем пираты рассыпались по судну, обыскивая пассажиров и экипаж.

– Спрячь деньги где-нибудь на корабле, придержи только две или три монеты, – прошептал моряк Джованни и Эмануилу, показывая, что надо делать.

Джованни незаметно сунул десять дукатов за обшивку, оставив три монеты. Когда пираты обыскивали его с ног до головы, не забыв вытрясти башмаки, то быстро нашли деньги и оставили юношу в покое, его соседей – тоже. Тем, у кого при себе ничего не было, так легко отделаться не удалось. Понимая, что никто не отправится в дорогу с пустыми карманами, пираты потеряли терпение и стали угрожать саблями глупцам, которые спрятали все деньги. Путники вскоре рассказали, где лежат их скудные сокровища, только один тосканец упорно отрицал, что у него есть хоть что-нибудь, и его выбросили за борт. Происшествие напомнило пассажирам о том, что их жизнь висит на волоске, после чего они стали весьма сговорчивыми.

Вторая шлюпка, нагруженная ценными трофеями, вернулась на пиратский корабль. Вслед за тем паломники стали свидетелями ужасной сцены. С пиратского судна донеслись душераздирающие вопли.

– Что там происходит? – спросил Джованни. – Крики такие, словно они потрошат друг друга.

– Вряд ли, – ответил моряк. – Похоже, они убивают больных и ослабевших гребцов.

Мрачное предположение вскоре подтвердилось, когда они увидели, как около двадцати тел – в некоторых еще теплилась жизнь – вышвырнули в море.

Эмануил перекрестился.

– Господи, спаси их души!

– И не дай нам занять их место! – заметил моряк.

Пираты вскоре вернулись на торговый корабль с двумя пустыми шлюпками. Надсмотрщик над галерными рабами поднялся на борт и вместе с другими разбойниками стал осматривать пассажиров, ища новых гребцов. Воспоминания о жизни на галере нахлынули на Джованни, и холодный пот выступил на его лбу. Нет, ему больше не вынести подобных мучений! Лучше умереть сразу, подумал юноша.

Надсмотрщик приказал молодым людям раздеться и тщательно их осматривал. Время от времени он подавал знак своим спутникам, и тогда пираты хватали кого-нибудь и бросали в шлюпку. Никто не смел сопротивляться, понимая, что его убьют на месте или выкинут за борт, как тех несчастных гребцов. Надсмотрщик дошел до Джованни, осмотрел его с головы до пят и остался доволен. Юноша сильно исхудал за долгие месяцы болезни, но был молод и хорошо сложен. Под взглядом пирата Джованни почувствовал, как кровь стынет у него в жилах. Несколько мгновений надсмотрщик смотрел на юношу, а затем кивнул двум разбойникам, следующим за ним. Один из них схватил Джованни.

– Нет! – закричал тот.

Пират занес дубинку и уже хотел было ударить юношу, но Эмануил остановил его.

– Погоди! Ты делаешь ошибку. Этот человек – дворянин из Калабрии, странствующий под видом скромного паломника. Твой хозяин получит за него хороший выкуп!

Разбойник опустил оружие и бросил угрожающий взгляд на путника.

– Кто ты такой?

– Его слуга. Уверен, хозяин рассердится на меня за то, что я выдал его, но я не могу допустить, чтобы он стал гребцом на галере!

Надсмотрщик еще раз посмотрел на Джованни, послал за другим пиратом, по-видимому из главарей, и все ему рассказал.

– Как тебя зовут? – спросил тот Джованни.

Джованни не медлил ни секунды.

– Джованни Да Скола. Действительно, я дворянин из Кантазаро. Моя семья заплатит за меня и моего слугу большой выкуп.

– А что ты делаешь здесь, на переполненной людьми палубе, одетый как нищий?

– После того как моя мать исцелилась от тяжкой болезни, я поклялся совершить паломничество в Иерусалим. Согласно обету я отправился туда смиренным путником и без денег, взяв с собой только преданного слугу.

Пират долго смотрел юноше в глаза.

– Похоже, ты не лжешь. Я покажу тебя паше, когда придем в порт.

Он кивнул надсмотрщику, который продолжил свой зловещий отбор и вскоре отплыл на пиратскую галеру с двадцатью несчастными. Джованни благодарно сжал руку Эмануила – тот спас юноше жизнь.

В конце концов пираты решили, что захваченное судно поплывет самостоятельно, но с меньшим экипажем. Они оставили на корабле примерно три десятка вооруженных до зубов людей под командованием христианина-ренегата. Ему предстояло доставить судно в Алжир вместе со всем экипажем, товарами и пассажирами, а тем временем пиратская галера продолжит поиски добычи.

Корабль поменял курс и поплыл на запад, к побережью Африки. Жизнь на борту почти вернулась в прежнее русло. Моряки занимались своим делом, подчиняясь приказам капитана, за которым пристально следил ренегат. Через несколько дней, когда установился попутный ветер, он подошел к Джованни.

– Я тоже родился в Калабрии, в районе Реджио. Расскажи мне о тех краях.

– Я из Катанзаро, но, к сожалению, мало ездил по родным местам. По роду занятий мне чаще приходится бывать на севере страны.

Пират молча смотрел на него, несколько недовольный.

– А ты? – торопливо спросил Джованни, опасаясь более подробных расспросов. – Что ты делаешь среди пиратов?

– Мой отец погиб во время одного из набегов Хайраддина, знаменитого Барбароссы, на побережье Калабрии. Меня вместе с матерью и тремя сестрами захватили в плен и сделали рабами. Мне не было и шести. Через несколько лет мне дали возможность принять ислам и обрести свободу. Я согласился и завербовался на корабль под командованием одного из капитанов Барбароссы. Теперь мне двадцать восемь, а я уже первый помощник на галере, той самой, которую ты видел.

– Как тебя зовут?

Пират рассмеялся.

– Багааддин аль-Калабри! Но прошло уже много времени с тех пор, как меня звали моим старым христианским именем!

– Ты помнишь его?

Багааддин посмотрел на Джованни. В его красивых голубых глазах промелькнула печаль, которую, однако, сменил гнев.

– Конечно, но какое тебе дело до этого, христианская собака?

– Ты сам захотел поговорить со мной о своей родной Калабрии. Я думал, ты желаешь вспомнить прошлое.

Пират улыбнулся.

– Ты прав. Мне не следовало выходить из себя. Меня звали Джакомо.

– Как моего брата!

– Неужели? А чем он занимается?

Джованни вынужден был солгать, и лицо его помрачнело.

– Он служит в императорской армии. Мы с ним не виделись уже много лет.

– Ты женат? У тебя есть дети?

– Пока нет. А ты?

– У меня жена и трое детей. Они живут в Аль-Джезаире, который вы называете Алжиром. Хвала Аллаху, я скоро снова их увижу.

– Расскажи мне об Алжире. Он тебе нравится?

Глаза Багааддина загорелись.

– Нравится ли он мне? Ты скоро сам убедишься в его великолепии. Знаешь, хотя этот город и его пираты отняли моего отца и захватили меня в плен, я полюбил Алжир. И ни за что на свете не согласился бы жить в другом месте.

Крик впередсмотрящего прервал его рассказ.

– Прямо по курсу несколько судов!

Ренегат прошел на корму. Корабль продолжал следовать своим путем. Меньше чем через час он проплыл мимо трех венецианских военных галер. На торговом судне все еще был поднят имперский флаг королевства Неаполя и Сицилии. Так как все выглядело вполне обычно, венецианцы просто обратились к капитану торгового судна через рупор, чтобы узнать, все ли в порядке. Багааддин, переодетый в капитанскую одежду, ответил утвердительно, а остальные пираты прятались в трюме. На несколько минут все затаили дыхание, но и моряки, и пассажиры были так напуганы, что никто из них не осмелился крикнуть, что корабль захвачен пиратами. В какой-то миг Джованни хотел было прыгнуть в воду и попытаться доплыть до одной из христианских галер. Но потом решил, что лучше быть проданным на рынке рабов в Алжире, чем попасть в руки венецианцев.

Путешествие длилось еще десять дней и без происшествий. Однажды утром Джованни увидел на горизонте побережье Африки. Через некоторое время впередсмотрящий закричал:

– Аль-Джезаир!

Пираты стали палить в воздух из пистолетов и радостно обнимать друг друга, меж тем как пассажиры и моряки были мрачны. Они знали, что, едва судно причалит к берегу, их продадут в рабство.