Текст книги "Обманщик"

Автор книги: Фредерик Форсайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 35 страниц)

– Подождите минутку, – сказал бодрый голос из Колчестера. – Эта посудина в чем-нибудь замешана?

– Почти наверняка, – ответил Маккриди.

– Я вам перезвоню, – сказал его друг из «Ллойда».

Он позвонил почти через час. Большую часть этого времени Маккриди разговаривал по телефону с Пулом в графстве Дорсетшир.

– «Регина», – сообщили из «Ллойда», – это очень распространенное название. Вроде «Стеллы Марии». Поэтому к названию добавляют буквы или римские цифры. Чтобы отличить одно судно от другого. Оказалось, что существует еще «Регина VI», она приписана к порту Лимасола, а сейчас, как полагают, стоит на якоре у Пафоса. Около двух тысяч тонн. Немецкий капитан, команда набрана из греков-киприотов. Новый владелец судна – компания без активов, зарегистрированная в Люксембурге.

Ливийское правительство, понял Маккриди. Элементарная операция: «Регина VI» выходит из Средиземного моря в Атлантический океан, на ее борту закрашивают последнюю цифру, а потом перед V подрисовывают I. Подделать корабельные документы для умелых рук не проблема. В Бремерхафене отметят, что к ним из Канады прибыло обычное грузовое судно «Регина IV» с офисным оборудованием и прочими безобидными вещами. Кому придет в голову, что настоящая «Регина IV» только что отошла от берегов Венесуэлы?

* * *

Шел третий день плавания. На рассвете капитан Хольст стоял на мостике и смотрел, как постепенно светлеет море. Нет, он не ошибся: прямо по курсу в небо взметнулась ракета, несколько секунд повисела в воздухе, потом упала в воду. Темно-бордовая. Цвета несчастья. Всматриваясь в полумрак, капитан разглядел в одной-двух милях желтые языки пламени. Капитан приказал машинистам сбавить ход и по системе внутренней связи вызвал одного из пассажиров. Тот пришел из своей каюты меньше чем через минуту.

Капитан Хольст молча показал на переднее стекло мостика. Впереди, на спокойной воде, беспомощно качалась сорокафутовая рыболовная посудина. Очевидно, у рыбаков взорвался двигатель: из-под палубы вырывались клубы черного дыма, в котором изредка мелькали оранжевые языки пламени. Борта посудины почернели от копоти.

– Где мы находимся? – спросил Стивен Джонсон.

– В Северном море, между Йоркширом и голландским берегом, – ответил Хольст.

Джонсон взял у капитана бинокль и направил его на рыболовное суденышко. «Фэр Мэйд. Уитби», – прочел он на его борту.

– Мы должны остановиться, оказать им помощь, – по-английски сказал Хольст. – Это закон моря.

Капитан не знал и не хотел знать, что именно он везет. Хозяева дали ему четкие распоряжения и чрезвычайно щедро заплатили. Его команду тоже не обидели. В Пафосе на борт погрузили ящики с кипрскими маслинами – вполне законным грузом. Во время двухдневной стоянки в одном из ливийских портов в заливе Сидра часть груза сняли, потом вернули. Внешне ящики остались такими же, какими и были. Капитан понимал, что где-то на его судне спрятан нелегальный груз, но где именно – он не знал и не имел ни малейшего желания искать. Ему было ясно, что груз очень опасен; ведь не зря он вез шестерых пассажиров – двух с Кипра и еще четырех из Ливии. Да и изменение цифры в названии судна сразу после Геркулесовых столбов что-то значило. Через двенадцать часов капитан надеялся отделаться и от пассажиров, и от груза. Потом он выйдет в Северное море, там снова станет «Региной VI» и не торопясь вернется в свой лимасольский порт – вернется намного более богатым человеком.

А потом он уйдет на пенсию. Все останется позади: годы плаваний в Западную Африку с подозрительными людьми и странными грузами на борту, нелепые распоряжения, поступающие теперь от его новых люксембургских хозяев. Он уйдет на покой в пятьдесят лет, накопленных сбережений хватит на то, чтобы открыть свой ресторанчик на греческих островах и в мире и спокойствии доживать там свои дни вместе с женой – гречанкой Марией.

Джонсон засомневался.

– Нам нельзя останавливаться, – сказал он.

– Мы обязаны.

Светлело. Они видели, как из рулевой рубки рыболовного судна на носовую палубу, шатаясь, вышел почерневший от ожогов человек, попытался, преодолевая боль, махнуть рукой, потом упал ничком.

К Хольсту со спины подошел другой ирландец. Капитан почувствовал, как ему в ребра уперлось дуло пистолета.

– Не останавливаться, – не допускающим возражений тоном сказал ирландец.

Хольст под дулом пистолета бросил взгляд на Джонсона.

– Если мы не остановимся, и их спасет другой корабль, а рано или поздно так оно и будет, то они сообщат о нас. Нас остановят и спросят, почему мы так поступили.

Джонсон кивнул.

– Тогда тарань их, – сказал второй ирландец. – Мы не будем останавливаться.

– Можно оказать первую помощь и вызвать голландскую береговую охрану, – предложил Хольст. – Никто не поднимется к нам на борт. Как только появится голландский катер, мы продолжим путь. Нам скажут спасибо, и тут же о нас забудут. Мы потеряем тридцать минут.

Капитан убедил Джонсона, и тот еще раз кивнул.

– Убери свой пистолет, – сказал он второму ирландцу.

Хольст перевел стрелку на «полный назад», и «Регина» быстро замедлила ход. Капитан по-гречески отдал распоряжения своему рулевому, спустился с мостика на палубу. Следя за приближавшимся рыболовным суденышком, он жестами подавал команды рулевому. Двигатель «Регины» умолк, и судно, двигаясь по инерции, стало медленно сближаться с рыболовами.

– Эй, на «Фэр Мэйд»! – крикнул Хольст.

Он всматривался в проплывавшее мимо носа «Регины» суденышко. Все видели, как на передней палубе обгоревший моряк зашевелился, попытался приподняться и снова потерял сознание. «Фэр Мэйд» терлась о борт громады «Регины», пока не оказалась у шкафута, где леера были ниже. Хольст пошел к пострадавшему суденышку, по пути по-гречески приказав матросу бросить конец на «Фэр Мэйд». В этом уже не было нужды.

Как только «Фэр Мэйд» оказалась у шкафута «Регины», обожженный рыбак с поразительной для тяжело пострадавшего ловкостью вскочил, схватил лежавшую рядом кошку, перебросил ее через леера «Регины» и закрутил канат на крепительной утке на носу «Фэр Мэйд». Из кабины рыболовного суденышка выбежал второй мужчина и проделал ту же операцию на корме. «Фэр Мэйд» перестала дрейфовать. Из кабины появились еще четыре человека, ловко вскочили на крышу кабины, а оттуда прыгнули на палубу «Регины». Все произошло настолько быстро и неожиданно, что капитан Хольст успел только крикнуть по-немецки:

– Что за чертовщина?

Все «рыбаки» были одеты одинаково: в черные комбинезоны, резиновые сапоги и черные шерстяные шапочки. Их лица тоже были зачернены, но не сажей. Кто-то умело и сильно ударил капитана Хольста в солнечное сплетение, и тот упал на колени. Позднее он скажет, что прежде никогда не видел в действии коммандос эскадры специального назначения британских ВМС – двойника полка специального назначения ВВС – и не хотел бы встретиться с ними еще раз.

Теперь на главной палубе были четыре матроса-киприота. Один из коммандос крикнул им что-то по-гречески. Матросы повиновались: они упали на палубу ничком и замерли. Не так повели себя четверо ирландцев из ИРА: с пистолетами в руках они высыпали из боковой двери судовой надстройки.

У двоих хватило ума сразу оценить беспомощность их пистолетов против полуавтоматических карабинов «Хеклер унд Кох». Они бросили оружие на палубу и подняли руки вверх. Двое других попытались пустить пистолеты в ход. Одному повезло: пули попали ему в ноги, и он остался жив, хотя остаток жизни проведет в инвалидной коляске. Другой оказался менее удачлив, и все четыре пули попали ему в грудь.

По палубе «Регины» рассыпались шесть коммандос в черных комбинезонах. Третьим на борт судна спрыгнул Том Раус. Он помчался к трапу, ведущему на мостик. С мостика выглянул Стивен Джонсон. Увидев Рауса, он поднял руки.

– Не стреляй, спецназовец, я сдаюсь, – крикнул он.

Раус отступил на шаг в сторону и стволом карабина показал на трап.

– Вниз, – приказал он.

Старый республиканец медленно спускался на палубу. В этот момент Раус за своей спиной почувствовал какое-то движение в рулевой рубке. Он почти успел повернуться, когда услышал хлопок пистолетного выстрела. Пуля вырвала клочок ткани из плеча его комбинезона. Медлить или кричать было бессмысленно, и Раус выстрелил так, как его учили стрелять: две пули, короткая пауза, потом еще две пули. Две пары пуль калибра 9 миллиметров меньше чем за полсекунды.

Краем глаза Раус видел, что все четыре пули попали в грудь человеку, появившемуся в дверном проеме. Человека отбросило на дверной косяк, потом швырнуло вперед, мелькнула копна пшенично-золотистых волос. Через секунду убитая лежала на стальной палубе, и из уголка рта, который Раус когда-то целовал, сочилась тонкая струйка крови.

– Так-так, – прозвучал знакомый голос у плеча Рауса. – Моника Браун.

Раус повернулся.

– Сукин вы сын, – медленно проговорил он. – Вы все знали, ведь знали?

– Не знал, но подозрения у меня были, – ответил Маккриди.

Он был в своей обычной одежде. Когда стрельба закончилась, Маккриди неторопливо перешел с рыболовного судна на «Регину».

– Видите ли, Том, раз уж она познакомилась с вами, мы были обязаны ее проверить. Она действительно Моника Браун – теперь уже была Моникой Браун, – только не из Англии, а из Ирландии. Она родилась и выросла в Дублине. В двадцать лет вышла замуж в первый раз и уехала в Кентукки. Через восемь лет она развелась с американцем и вышла замуж за майора Эрика Брауна. Тот был намного старше ее, но богат. Майор был хроническим алкоголиком и, без сомнения, даже не подозревал о фанатической преданности своей молодой жены делу ИРА. Кстати, у нее в самом деле был конный завод в Эшфорде, но не в том Эшфорде, что в английском графстве Кент, а в том, что в графстве Уиклоу, в Ирландии.

Два часа коммандос «приводили судно в порядок». Капитан Хольст охотно им помогал. Он признал, что однажды остановился в открытом море, рядом с мысом Финистерре, где часть ящиков погрузили на рыболовное судно. Капитан сообщил название судна, и Маккриди передал эти сведения в Лондон. Потом они поступят к испанским властям, и если те поторопятся, то успеют еще в море перехватить оружие, предназначенное для террористов из ЭТА. Так Интеллидженс Сервис отблагодарит испанцев за помощь в гибралтарском деле.

Капитан Хольст также согласился признать, что захват «Регины» произошел в то время, когда судно вошло в территориальные воды Великобритании. Таким образом, все находившиеся на борту «Регины» попадали под британскую юрисдикцию, пусть теперь ими занимается суд. Маккриди совсем не хотелось, чтобы эти ирландцы оказались в Бельгии, где их, как отца Райана, быстро освободят.

Тела двух убитых ирландцев перенесли на главную палубу и, накрыв взятыми в каютах простынями, положили бок о бок. С помощью кипрских матросов «Регины» открыли трюмы и осмотрели груз. Осмотром занимались коммандос. Через два часа лейтенант, их командир, доложил Маккриди:

– Ничего нет, сэр.

– Как ничего?

– Много ящиков с маслинами, сэр.

– И ничего, кроме маслин?

– На некоторых ящиках написано, что там оборудование для офисов.

– А на самом деле?

– Оборудование для офисов, сэр. И три жеребца. Они ведут себя неспокойно, сэр.

– Черт с ними, с жеребцами, я тоже неспокоен, – мрачно сказал Маккриди. – Покажите.

Вслед за лейтенантом Маккриди и Раус спустились в трюмы. Лейтенант показал им все четыре трюма. В одном в разбитых ящиках были японские копировальные машины и пишущие машинки. Два других трюма были усеяны жестянками с кипрскими маслинами, высыпавшимися из разбитых ящиков. Ни один упаковочный ящик не остался невскрытым. В четвертом трюме стояли три большие клети для перевозки лошадей. В клетях тревожно ржали жеребцы. Увидев людей, они в страхе шарахнулись.

Маккриди испытывал то ужасное чувство, которое приходит, когда ты начинаешь понимать, что тебя провели, что ты делал совсем не то, что нужно было делать, и что за ошибку придется очень дорого заплатить. Если он вернется в Лондон с грузом маслин и пишущих машинок, то в Интеллидженс Сервис с него сдерут шкуру и прибьют ее к амбарной двери.

В трюме для лошадей рядом с Маккриди и Раусом оказался молодой коммандос, который, очевидно, умел обращаться с животными. Успокаивая жеребцов, он что-то им негромко говорил.

– Простите, сэр, – сказал он.

– Да?

– А почему их везут так далеко?

– Это арабские скакуны. Чистокровные, для конного завода, – объяснил Раус.

– Нет, это не арабские скакуны, – возразил молодой коммандос. – Это обычные полукровки для обучения верховой езде. Жеребцы, но полукровки.

Ломами они оторвали доски, которыми была обшита одна из клетей. Как только доски упали на пол, обыск закончился. Между внешней и внутренней обшивкой специально построенных клетей оставался добрый фут пространства, занятого плотно уложенными коробками с семтексом, ящиками с базуками РПГ-7 и ракетами типа «земля-воздух», которые запускают с плеча. В других клетях нашли пулеметы, гранаты, мины и минометы.

– Полагаю, – сказал Маккриди, – теперь можно приглашать военных моряков.

Из трюма все поднялись на главную палубу, уже согретую утренним солнцем. Позже моряки приведут «Регину» в Харвич. Здесь судно будет официально конфисковано, а его команда и пассажиры – арестованы.

Чтобы выправить крен «Фэр Мэйд», из его трюма откачали воду. Дымовые шашки, которые производили эффект пожара на судне, давно выбросили в море.

У ирландца с простреленными ногами коммандос остановили кровотечение, грубовато, но умело наложив жгут; теперь он с мертвенно-бледным лицом сидел, прислонившись к перегородке, и ждал военного хирурга, который должен был прибыть на сторожевом корабле, находившемся теперь всего лишь в полумиле от «Регины». Двух других ирландцев наручниками приковали к пиллерсу. Ключи от наручников были у Маккриди.

Капитан Хольст и его матросы без возражений спустились в трюм – не в тот, в котором перевозилось оружие. Теперь они, сидя среди жестянок с маслинами, ждали, когда военные моряки подадут им трап.

Стивена Джонсона заперли в каюте под палубой.

Когда все было готово, пятеро коммандос спрыгнули на крышу каюты «Фэр Мэйд» и скрылись там. Заработал двигатель. Двое коммандос снова появились на палубе и отдали концы. Лейтенант в последний раз помахал Маккриди, и «Фэр Мэйд», запыхтев, отвалила от «Регины». Коммандос не любили рекламы. Они сделали свое дело, и теперь им не было нужды слоняться здесь.

Том Раус, опустив плечи, сидел на комингсе одного из трюмов «Регины» рядом с телом Моники Браун. К другому борту «Регины» подошел сторожевой корабль. С него бросили кошки, и первая группа военных моряков спрыгнула на палубу грузового судна. Моряки посовещались с Маккриди.

Порывом ветра отбросило угол простыни, который закрывал голову убитой. Раус перевел взгляд на спокойное, прекрасное даже в смерти лицо. Ветерок растрепал пряди пшенично-золотистых волос. Одна из прядей упала на лоб, и Раус нагнулся, чтобы поправить волосы Моники. Кто-то сел рядом и обнял Рауса за плечи.

– Все кончено, Том. Вы не могли знать. Вам не в чем себя винить. Она знала, на что шла.

– Если бы я мог предполагать, что она тоже здесь, я бы не убил ее, – мрачно заметил Раус.

– Тогда она убила бы вас. Уж таким она была человеком.

Два моряка сняли наручники с ирландцев и повели их на сторожевой корабль. Двое санитаров под наблюдением хирурга положили раненого на носилки и унесли.

– Что теперь будет? – спросил Раус.

Маккриди посмотрел на море, на небо и вздохнул.

– Теперь, Том, возьмутся за дело адвокаты и судьи. Последнее слово всегда остается за ними. Они переведут на сухой язык своей профессии все, что касается жизни и смерти, страсти, алчности, смелости, зависти и славы.

– А вы?

– О, я вернусь в Сенчери-хаус и возьмусь за другое дело. Каждый вечер я буду возвращаться в свою квартиру, буду слушать музыку и ужинать тушеными бобами. А вы, мой друг, вернетесь к Никки, крепко ее обнимете, будете писать книги и забудете об этой истории. Забудете все – Гамбург, Вену, Мальту, Триполи, Кипр. Все кончено.

Мимо Маккриди и Рауса провели Стивена Джонсона. Он остановился и бросил взгляд на англичан. Его акцент был густ, как поросшие вереском болота западного побережья.

– Придет наш день, – сказал ирландец.

Это был лозунг Ирландской республиканской армии.

Маккриди поднял глаза и покачал головой.

– Нет, мистер Джонсон, ваш день давно миновал.

Два санитара несли на носилках тело мертвого ирландца.

– Почему она это сделала, Сэм? Почему, черт побери, она это сделала? – спрашивал Раус.

Маккриди нагнулся и простыней прикрыл лицо Моники. Санитары вернулись за ее телом.

– Потому что она верила, Том. Разумеется, ее вера была ложной. Но она верила.

Маккриди встал и потянул Рауса за руку.

– Вставайте, молодой человек, нам пора домой. Не переживайте, Том. Не переживайте. Она ушла так, как и хотела уйти, Том, никто ее не неволил. Теперь она стала просто еще одной жертвой войны. Как и вы, Том, как и все мы.

Интерлюдия

Четвертый день слушания пришелся на четверг. Тимоти Эдуардз решительно настроился в этот день завершить работу комиссии. Прежде чем предоставить слово Денису Гонту, Эдуардз решил, изменив тактику, перейти от обороны к наступлению.

Эдуардзу стало известно, что сидящие с ним за одним столом коллеги – инспекторы внутренних операций и Западного полушария – стали занимать менее жесткую позицию и будто бы даже склонялись к тому, что для Маккриди нужно сделать исключение и под тем или иным предлогом оставить его в Сенчери-хаусе.

По окончании предыдущего заседания эти два инспектора завели Эдуардза в тихий уголок бара Сенчери-хауса и откровенно высказали свое мнение, предложив как-нибудь сохранить Маккриди для Интеллидженс Сервис.

Такой поворот событий никак не устраивал Эдуардза. В отличие от других членов комиссии он знал, что инициатором «показательного процесса», по решению которого Обманщик должен быть досрочно уволен на пенсию, был постоянный заместитель министра иностранных дел и по делам Содружества, который в один прекрасный день вместе с четырьмя другими «мудрецами» будет решать, кому стать следующим директором Интеллидженс Сервис. Восстанавливать против себя такого человека было бы непростительной глупостью.

– Денис, все мы с огромным интересом выслушали ваши воспоминания о многочисленных заслугах Сэма, и ваша речь на всех нас произвела очень сильное впечатление. Дело, однако, в том, что сейчас мы вынуждены сталкиваться с проблемами девяностых годов, того десятилетия, в котором не будет места некоторым… как бы это поточнее выразиться… активным операциям, в ходе которых грубо попираются установленные нормы. Думается, нет нужды напоминать вам о том скандале, к которому прошлой зимой привели самовольные действия Сэма в районе Карибского моря.

– Разумеется, Тимоти, в этом нет ни малейшей необходимости, – отозвался Гонт, – тем более что я сам собирался обратиться к этому эпизоду как к последнему примеру, на котором можно наглядно продемонстрировать, какую ценность и сейчас представляет Сэм для Интеллидженс Сервис.

– В таком случае прошу вас, – разрешил Эдуардз.

Он почувствовал огромное облегчение, узнав, что сегодня ему придется выслушать последнюю историю, после чего можно будет перейти к принятию неизбежного решения. Кроме того, рассуждал Эдуардз, двое его коллег, безусловно, склонятся к тому, что в этой операции Маккриди действовал, скорее, как лихой ковбой, а не как представитель правительства ее королевского величества. Разумеется, молодежи было легко встречать Сэма овацией, когда он, возвратившись в Лондон накануне Нового года, входил в бар «Хоул-ин-зе-Уолл». Но ведь это ему, Эдуардзу, забыв о празднике, пришлось успокаивать встревоженный Скотланд-Ярд, взбудораженное Министерство внутренних дел и возмущенное до предела Министерство иностранных дел. О том времени Эдуардз до сих пор не мог вспомнить без содрогания.

Денис Гонт неторопливо подошел к столу клерка и взял протянутую ему папку. Вопреки тому, что он сам сейчас сказал, Гонт предпочел бы забыть о карибской операции. Как ни глубоко было его уважение к руководителю отдела, Гонт понимал, что в той операции Маккриди всерьез закусил удила.

Гонт очень хорошо помнил, какой поток памятных записок и меморандумов обрушился тогда на Сенчери-хаус сразу после Нового года. Помнил он и состоявшийся в середине января необычно продолжительный разговор один на один Маккриди и директора Интеллидженс Сервис.

Новый директор был назначен всего за две недели до Нового года, и детальный отчет о приключениях Сэма Маккриди в бассейне Карибского моря был для него своеобразным новогодним подарком. К счастью, сэр Марк и Обманщик давно знали друг друга, и после официального выговора директор извлек упаковку с шестью бутылками любимого эля Маккриди, чтобы отметить Новый год, а заодно добиться от Сэма обещания – впредь никогда не нарушать правила. Шесть месяцев спустя по причинам, о которых Маккриди мог только догадываться, директор стал уклоняться от встреч с ним.

Гонт решил, что директор до самого лета просто ждал подходящего момента, чтобы под благовидным предлогом спровадить Маккриди. В этом Гонт ошибался, он понятия не имел, насколько высок тот уровень, откуда поступил приказ.

Маккриди догадывался. Ему не нужно было говорить, ему не нужны были доказательства, потому что он знал директора. Как хороший полевой командир, сэр Марк сказал бы в лицо подчиненному, если бы тот вышел за рамки дозволенного, устроил бы ему разнос, если бы тот заслуживал, даже выгнал бы его, если бы тот зашел слишком далеко. Но он все сделал бы сам. Во всех других случаях он стал бы яростно защищать своих подчиненных от нападок со стороны. Значит, этот приказ поступил свыше, и у директора не стали спрашивать его мнения.

Денис Гонт вернулся на свое место. Тимоти Эдуардз перехватил взгляд Маккриди и улыбнулся.

«Сэм, ты настоящая мина замедленного действия, – думал он. – Ты потрясающе талантлив, но ты просто больше нам не подходишь. Жаль, в самом деле, очень жаль. Если бы ты немного поумнел и стал бы подчиняться правилам, тебе нашлось бы место. Но теперь поздно. Слишком поздно после того, как ты настроил против себя такого человека, как Роберт Инглис. В девяностые годы мир станет другим, тот мир будет создан для меня и подобных мне. Через три, в крайнем случае, через четыре года я займу кабинет директора, и здесь все равно не будет места для таких, как ты. Так что, возможно, тебе лучше уйти сейчас, Сэм. К тому времени у нас будет целый отряд новых сотрудников, молодых толковых специалистов, которые станут выполнять то, что им приказывают, будут подчиняться правилам, а не раздражать людей».

Сэм Маккриди улыбнулся в ответ.

«Тимоти, ты действительно неисправимый дурак, – думал он. – Ты в самом деле уверен, что любую информацию можно получить, созывая заседания комитетов, рассматривая компьютерные распечатки и целуя задницу Лэнгли за очередную кроху той разведывательной информации, которую получила их служба связи. Спору нет, американская служба связи и электронная разведка хороши. Не просто хороши, а лучшие в мире – для этого у них есть спутники, подслушивающие устройства и всякие прочие электронные штучки. Но приборы можно обмануть, Тимоти.

Есть такая вещь, о которой ты едва ли слышал: она называется маскировкой. Это русское слово, Тимоти, и под ним понимается искусство создавать бутафорские аэродромы, ангары, мосты, целые танковые дивизии из жести и дерева. И эта бутафория способна обмануть лучшие американские спутники. Так что иногда приходится спускаться на грешную землю, внедрять агента в цитадель противника, вербовать недовольных в его лагере, пользоваться услугами перебежчиков. Из тебя с твоими клубными галстуками и с твоей женой-аристократкой никогда не получился бы оперативник. Кагэбешники раскусили бы тебя самое большее через пару недель».

Гонт приступил к своей последней речи в защиту Маккриди, пытаясь оправдать его действия во время Карибской операции и не потерять доверия двух инспекторов, которые накануне вечером, очевидно, склонны были изменить свое мнение и рекомендовать отсрочить на неопределенный срок вынесение решения. Маккриди смотрел в окно.

Правильно, все в мире меняется, но меняется совсем не так, как представляет себе Тимоти Эдуардз. После холодной войны мир тихо сходит с ума – шум будет слышен позже.

В России нехватка сельскохозяйственных машин не позволяет вовремя убрать невиданный урожай, а к концу осени даже то, что собрано, из-за отсутствия подвижного состава будет гнить в тупиках. В декабре, может быть, в январе, наступит голод, и Горбачев снова бросится в объятия КГБ и армии, а те установят свою плату за еретические речи, которые он произносил летом 1990 года. Следующий год, 1991-й, будет невеселым.

Средний Восток как был, так и остался пороховой бочкой, а американцы – и Тимоти Эдуардз вслед за ними – демонстративно третируют израильский Моссад, самую информированную разведслужбу в этом регионе. Маккриди вздохнул. Может быть, ответом на все вопросы было рыболовное судно в Девоне. К черту их всех!

– Все началось, – говорил Гонт, раскрывая лежащую перед ним папку, – в начале декабря на крохотном острове на севере Карибского моря.

Маккриди снова переключился на реальности Сенчери-хауса. «Ах да, – вспомнил он. – Карибское море, чертово Карибское море».