Текст книги "Обманщик"

Автор книги: Фредерик Форсайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 35 страниц)

Глава 3

На следующее утро Десмонд Ханна приступил к работе в начале восьмого, пока еще было сравнительно прохладно. Детектив начал с резиденции губернатора.

Ханна долго беседовал с дворецким Джефферсоном, который сообщил ему, что каждый день около пяти часов вечера покойный губернатор непременно уединялся с бокалом виски с содовой за высокими стенами сада. Детектив поинтересовался, сколько человек могли знать об этом ритуале. Джефферсон, сосредоточившись, нахмурил брови:

– Многие знали, сэр. Леди Моберли, лейтенант Хаверсток, я, мисс Мертл – это секретарша, но она уехала к родителям на Тортолу. Приходили гости, так те тоже видели губернатора в саду. Многие знали.

Джефферсон точно описал место, где он обнаружил тело, но настаивал на том, что не слышал выстрела. Позднее сам факт, что дворецкий твердил «выстрел», а не «выстрелы», убедит Ханну, что Джефферсон не пытался скрыть правду. Но пока сам детектив не знал, сколько выстрелов сделал преступник.

Бригада специалистов из Нассау ползала по траве в поисках гильз, которые должны были быть выброшены из оружия убийцы. Поиски были очень тщательными, ведь по неосторожности крохотную гильзу могли втоптать в землю. Сразу после убийства лейтенант Хаверсток, старший инспектор Джонс и его дядя доктор Джонс исходили всю лужайку, лишив детективов надежды найти следы убийцы.

Ханна осмотрел стальную калитку в стене сада, а тем временем багамский дактилоскопист пытался найти на металле отпечатки пальцев. Никаких отпечатков так и не нашли. Если убийца вошел через эту калитку, а, очевидно, так оно и было, рассуждал Ханна, и тут же выстрелил, то губернатор в тот момент должен был стоять где-то между калиткой и коралловой стеной – под лестницей, которая вела в гостиную. Если пуля прошла навылет, то она должна была попасть в стену. Ханна посоветовал ползавшим по траве багамским специалистам переключить внимание на выложенную толчеными раковинами тропинку, которая шла вдоль стены дома. Потом Ханна вернулся в дом, чтобы поговорить с леди Моберли.

Тощая бледная вдова с волосами мышиного цвета и с пожелтевшей от долгой жизни в тропиках кожей встретила детектива в той гостиной, где сэр Марстон принимал петицию от делегации Комитета сознательных граждан.

Появился Джефферсон с охлажденным лагером на подносе. Ханна заколебался, но потом взял бокал – уж слишком жаркое выдалось утро. Леди Моберли предпочла грейпфрутовый сок. На бокал с пивом она смотрела голодными глазами. «О Господи, – вздохнул Ханна, – только этого мне и не хватало».

Ничего нового леди Моберли сообщить не могла. Насколько ей было известно, у ее мужа не было врагов. О преступлениях по политическим мотивам на островах вообще не имели понятия. Да, конечно, предвыборная кампания породила кое-какие противоречия, но пока все происходило строго в рамках демократического процесса. Леди Моберли задумалась.

В момент убийства она была в пяти милях от резиденции, в небольшой благотворительной больнице на склоне холма Спайгласс. Деньги на строительство больницы пожертвовал мистер Маркус Джонсон, очень порядочный человек и большой филантроп; во всяком случае, он стал филантропом с тех пор, как шесть месяцев назад вернулся на родные острова Баркли. Леди Моберли согласилась стать патронессой больницы. Она приехала на служебном «ягуаре» мужа, за рулем которого сидел шофер губернатора Стоун.

Ханна поблагодарил леди Моберли и встал. Со стороны сада Паркер постучал в окно. Ханна вышел на террасу. Паркер не скрывал радостного возбуждения:

– Вы были правы, сэр. Вот она.

Он протянул правую руку. На его ладони лежал искореженный сплющенный кусочек металла – то, что когда-то было свинцовой пулей. Ханна бросил на молодого детектива мрачный взгляд.

– Благодарю за усердие, – сказал он. – Но в следующий раз, пожалуйста, не забудьте о пинцете и силтановом пакетике.

Паркер побледнел, потом бросился в сад, положил пулю на измельченный ракушечник, раскрыл «сумку убийств» и достал из нее пинцет. Багамские детективы усмехнулись.

Паркер осторожно взял сплющенную пулю пинцетом и опустил ее в маленький прозрачный мешочек.

– Теперь заверните пакетик в вату и положите в стеклянную баночку с завинчивающейся крышкой, – сказал Ханна.

Паркер в точности выполнил указания.

– Благодарю вас. Теперь положите банку в «сумку убийств» и держите там, пока мы не отошлем ее на баллистическую экспертизу, – сказал Ханна и вздохнул.

С этим зеленым юнцом хлопот не оберешься. Ханна стал подумывать, не лучше ли ему обойтись вообще без помощника.

Потом приехал вызванный Ханной доктор Карактакус Джонс. Ханна был рад возможности поговорить не с дилетантом. Доктор Джонс рассказал, как два дня назад в начале седьмого часа к нему домой прибежал Джефферсон, которого послал лейтенант Хаверсток. Джефферсон сказал, что доктору нужно немедленно ехать в резиденцию губернатора, потому что в сэра Марстона стреляли. Дворецкий забыл упомянуть, что рана оказалась смертельной, поэтому доктор Джонс взял свой саквояж и поехал в надежде на то, что он сможет чем-то помочь. Оказалось, что помочь уже ничем нельзя.

Ханна провел доктора Джонса в кабинет покойного сэра Марстона и попросил его как коронера островов Баркли подписать разрешение на отправку тела в Нассау для вскрытия.

В британской юриспруденции наивысшей судебной инстанцией является даже не палата лордов, а суд при коронере – он предшествует любому судебному разбирательству. Чтобы перевезти тело с острова Саншайн на Багамские острова, необходимо разрешение коронера. Доктор Джонс без колебаний подписал разрешение, и оно приобрело законную силу. Баннистер, сотрудник представительства высокого комиссара в Нассау, закончив установку новой системы связи, отпечатал документ на бланке губернатора. Потом Ханна попросил доктора Джонса показать ему тело.

Они спустились к причалам. Два констебля из отряда старшего инспектора Джонса открыли ледник, из груды рыб извлекли замерзший труп губернатора, перенесли его к соседнему зданию склада с его теневой стороны и положили на снятую с петель дверь, установленную на двух козлах.

Наступил момент торжества для телеоператоров, которые, получив подкрепление в виде бригады Си-эн-эн из Майами, старались не отставать от Ханны с самого утра. Они запечатлели на пленку все, а в вечерние новости Си-эн-эн попал даже марлин, в компании которого губернатор провел последние тридцать шесть часов.

Ханна приказал внести тело на склад, закрыть двери и не пускать никого из прессы и телевидения. Потом он осмотрел окоченевшее тело настолько тщательно, насколько это позволял толстый слой инея. Доктор Джонс стоял рядом. Ханна сразу обратил внимание на пулевое отверстие в груди губернатора, а потом заметил круглую дыру в левом рукаве.

Детектив пальцами долго растирал ткань, пока тепло его руки не растопило иней и ткань не стала податливой. Теперь обнаружилось и второе отверстие – выходное. Но на коже никаких следов не было. Ханна обернулся к Паркеру.

– Было не меньше двух пуль, – негромко произнес он. – Мы не нашли вторую.

– Возможно, она осталась в теле, – предположил доктор Джонс.

– Вполне возможно, – согласился Ханна. – Но будь я проклят, если я вижу хоть намек на выходное отверстие. На морозе кожа сильно сжалась. И все же, Питер, нужно еще раз осмотреть место, где стоял или сидел губернатор. Еще и еще раз. Просто на всякий случай, не упустили ли мы чего.

Ханна распорядился, чтобы тело губернатора убрали в ледник. Снова заработали теле– и кинокамеры. На детектива обрушился град вопросов. Он улыбнулся и сказал:

– Всему свое время, леди и джентльмены. Пока еще рано.

– Но мы уже нашли пулю, – гордо сообщил Паркер.

Камеры дружно повернулись объективами к Паркеру. Ханна пожалел, что убийца выбрал не ту жертву. В любое мгновение могла возникнуть стихийная пресс-конференция, а Ханне пока она была совсем не нужна.

– Вечером вы получите детальное сообщение для прессы, – сказал Ханна. – Пока же нам нужно работать. Благодарю вас.

Он втолкнул Паркера в полицейский «лендровер», и они поехали в резиденцию губернатора. Ханна попросил Баннистера позвонить в Нассау и заказать на середину дня самолет с двумя санитарами, носилками на колесиках и похоронным мешком. Потом он проводил доктора Джонса до машины.

– Скажите, доктор, есть ли на острове человек, который знает все, что здесь происходит, и всех, кто здесь живет?

Доктор Карактакус Джонс усмехнулся.

– Такой человек – это я, – сказал он. – Но, прошу прощения, я не рискну высказывать предположения, кто бы мог быть убийцей. К тому же я только десять лет назад вернулся с Барбадоса. Если вы действительно хотите узнать историю этих островов, вам следует нанести визит мисси Коултрейн. Она что-то вроде… бабушки островов Баркли. Если вы хотите, чтобы кто-то высказал свои подозрения, спросите ее.

Доктор уехал в своем потрепанном «остине мейфлауэре». Ханна направился к племяннику доктора, старшему инспектору Джонсу, который все еще стоял рядом с «лендровером».

– Инспектор, я хотел бы попросить вас об одном одолжении, – учтиво сказал он. – Не могли бы вы проехать в аэропорт и узнать у чиновника паспортного контроля, не покидал ли кто-либо остров с момента убийства? Кто угодно. За исключением пилотов тех самолетов, которые прилетели и улетели, не сходя со взлетно-посадочной полосы.

Старший инспектор Джонс отдал честь и уехал. На переднем дворе стоял «ягуар». Машину мыл шофер губернатора, Оскар. Паркер и другие детективы искали пропавшую пулю с другой стороны дома.

– Оскар?

– Да, сэр, – Оскар оскалил зубы в широкой, от уха до уха улыбке.

– Вы знаете мисси Коултрейн?

– О да, сэр. Настоящая леди.

– Вы знаете, где она живет?

– Да, сэр. Фламинго-хаус, верхушка холма Спайгласс.

Ханна бросил взгляд на часы. Половина двенадцатого – и уже такая невыносимая жара.

– В это время дня она бывает дома?

Оскар удивился.

– Конечно, сэр.

– Подвезите меня к ней, хорошо?

«Ягуар» выехал из Порт-Плэзанса и в шести милях к западу от города пополз вверх по не слишком крутым склонам холма Спайгласс. У губернатора была устаревшая модель «Марк IX», теперь ставшая классической; ее делали старые мастера, поэтому салон благоухал ароматной кожей и полированным деревом. Откинувшись на спинку заднего сиденья, Ханна смотрел на окрестности.

Прибрежные кустарники постепенно уступали место более густой зелени горных склонов. «Ягуар» миновал небольшие плантации кукурузы, манго и папайи. Вдоль дороги тянулись убогие деревянные хижины. Перед каждой хижиной был небольшой пыльный дворик, в котором ковырялись в земле цыплята. Темнокожие дети, услышав шум двигателя, высыпали на обочину дороги и отчаянно махали руками вслед машине. Ханна помахал им в ответ.

Потом машина проехала мимо белого здания детской больницы, построенной на пожертвования Маркуса Джонсона. Ханна оглянулся и внизу увидел разомлевший от жары Порт-Плэзанс. Отсюда было хорошо видно красную крышу склада возле причала, рядом – ледник, в котором спал замороженный губернатор, песчаный простор Парламент-сквер, шпиль англиканской церкви и деревянную крышу отеля «Куортер Дек». На другой стороне города в жарком мареве вырисовывалась белая стена резиденции губернатора. «Почему, черт побери, – задумался Ханна, – кому-то понадобилось убивать губернатора?»

«Ягуар» миновал опрятное бунгало, некогда принадлежавшее покойному мистеру Барни Клингеру, и после еще двух поворотов выехал на вершину холма. Здесь стояла розовая вилла, Фламинго-хаус.

Ханна дернул за висевшую у двери стальную цепь – где-то прозвенел звонок. Дверь открыла босоногая чернокожая девочка-подросток в простом хлопчатобумажном платье.

– Я хотел бы поговорить с мисси Коултрейн, – сказал Ханна.

Девочка кивнула, впустила гостя и проводила его в просторную гостиную. Распахнутая двустворчатая дверь выходила на балкон, откуда открывался изумительный вид на Саншайн и на сверкающее голубое море до багамского острова Андрос.

Несмотря на отсутствие кондиционера, в гостиной было прохладно. Потом Ханна понял, что на вилле вообще не было электричества. На низких столиках стояли три масляные лампы из полированной бронзы. Распахнутые балконные двери и окна на противоположной стороне гостиной создавали приятный легкий сквозняк. Вся обстановка говорила о том, что здесь живет пожилой человек. В ожидании хозяйки Ханна неторопливо обходил гостиную.

Одна из стен была увешана десятками великолепных акварелей птиц бассейна Карибского моря. Другой картиной был написанный маслом портрет мужчины в белой форме губернатора колонии Британской империи. С портрета смотрел седовласый губернатор с седыми усами и с загорелым, морщинистым, добрым лицом. Левый борт его мундира украшали два ряда крохотных медалей. Ханна наклонился, чтобы лучше рассмотреть небольшую табличку под портретом. Надпись на табличке гласила:

СЭР РОБЕРТ КОУЛТРЕЙН, КАВАЛЕР ОРДЕНА БРИТАНСКОЙ ИМПЕРИИ, ГУБЕРНАТОР ОСТРОВОВ БАРКЛИ. 1945–1953.

Согнутой правой рукой губернатор прижимал к телу шлем, украшенный белыми петушиными перьями, его левая рука покоилась на эфесе шпаги.

Ханна грустно улыбнулся. Значит, «мисси» Коултрейн на самом деле – леди Коултрейн, вдова покойного губернатора островов. Детектив прошел дальше вдоль стены. За стеклом демонстрационного шкафа к обшитой тканью доске были приколоты военные регалии бывшего губернатора, собранные и хранимые его вдовой. Здесь была пурпурная лента Креста Виктории, высшей воинской награды Великобритании за храбрость, и дата награждения – 1917 год. Слева и справа от ленты красовались крест «За боевые заслуги» и Военный Крест. Ордена окружали другие знаки различия, которые отважный воин завоевал на полях сражений.

– Он был очень храбрым солдатом, – прозвучал четкий голос за спиной Ханны.

Детектив удивленно оглянулся. Резиновые колеса инвалидной коляски бесшумно катились по деревянному полу. Леди Коултрейн оказалась невысокой хрупкой старушкой с копной белых курчавых волос и живыми голубыми глазами.

За коляской стоял слуга, настоящий гигант, который привез хозяйку из сада. Леди Коултрейн обернулась к слуге.

– Благодарю вас, Фэрстоун, теперь я справлюсь сама.

Гигант кивнул и удалился. Леди Коултрейн проехала еще несколько футов и жестом пригласила Ханну садиться. Она улыбнулась.

– Вас удивляет его имя? Он был подкидышем, его нашли на свалке, на изношенной покрышке фирмы «Фэрстоун». А вы, должно быть, главный инспектор Ханна из Скотланд-Ярда. Для нашего островка это очень высокий чин. Чем могу быть вам полезной?

– Прежде всего я должен извиниться за то, что, обращаясь к служанке, назвал вас мисси Коултрейн, – сказал Ханна. – Никто не сказал мне, что на самом деле вы – леди Коултрейн.

– Это все в прошлом, – махнула рукой леди Коултрейн. – Теперь я просто мисси. Все меня так зовут. Я ничего не имею против. Старые привычки живучи. Вы, возможно, поняли, что я не из Британии. Я родилась в Южной Каролине.

– Ваш покойный супруг… – Ханна кивнул в сторону портрета, – был здесь губернатором?

– Да. Мы встретились во время войны. Роберт воевал еще в первую мировую войну. Он не был обязан снова идти на фронт, но он пошел. Его еще раз ранили. А я тогда была медсестрой. Мы полюбили друг друга, обвенчались в 1943 году и счастливо прожили десять лет. Потом он умер. Он был на двадцать пять лет старше меня, но для нас это не имело никакого значения. После войны британское правительство направило его сюда губернатором. Он умер, а я осталась на острове. Ему было всего пятьдесят семь лет. Сказались боевые ранения.

Ханна в уме произвел несложные расчеты. Очевидно, сэр Роберт родился в 1897 году и в двадцать лет получил Крест Виктории. Значит, леди Коултрейн сейчас должно быть шестьдесят восемь лет – слишком мало для инвалидного кресла. Своими проницательными голубыми глазами леди Коултрейн, казалось, прочла его мысли.

– Десять лет назад, – объяснила она, – я поскользнулась и сломала позвоночник. Но вы приехали за четыре тысячи миль не для того, чтобы обсуждать проблемы старой женщины в инвалидной коляске. Чем я могу вам помочь?

Ханна объяснил.

– Дело в том, – закончил он, – что я не могу понять мотивов преступления. Кто бы ни убил сэра Марстона, он должен был ненавидеть губернатора. Но что касается островитян, я не представляю, кто и почему мог бы его возненавидеть. Вы знаете местных жителей. Кто мог желать смерти губернатору и по какой причине?

Леди Коултрейн подъехала к окну и какое-то время молча смотрела в сад.

– Мистер Ханна, вы правы. Я действительно знаю этих людей. Я прожила здесь сорок пять лет. Я люблю эти острова, и мне нравятся их жители. Смею надеяться, что они мне отвечают тем же.

Леди Коултрейн отвернулась от окна и перевела взгляд на Ханну.

– Если смотреть на острова с точки зрения глобальных проблем, то они ничего собой не представляют. Тем не менее, островитяне открыли то, что ускользнуло от всего огромного мира. Они нашли секрет счастья. Именно счастья, спокойной, счастливой жизни. Не богатства, не власти, а простой счастливой жизни. Теперь Лондон хочет, чтобы мы стали независимым государством. Появились два кандидата, которые борются за власть. Очень богатый мистер Джонсон, который пожертвовал – неважно по каким соображениям – много денег островам, и социалист мистер Ливингстон, который хочет все национализировать и поделить между бедняками. Вроде бы и у того, и у другого очень благородные цели. Мистер Джонсон с его планами развития и процветания и мистер Ливингстон с его идеей всеобщего равенства. Я знаю и того и другого. Знала их, еще когда они были мальчишками. Знала, когда, повзрослев, они отправились искать счастья в далекие страны. А теперь они вернулись.

– Вы подозреваете кого-то из них? – уточнил Ханна.

– Мистер Ханна, подозрения вызывают прежде всего те люди, которых они привезли с собой. Обратите внимание на их окружение. Это безжалостные люди, мистер Ханна. Островитяне это поняли. Они уже узнали, что такое угрозы, избиения. Возможно, вам стоит присмотреться к окружению двух наших кандидатов, мистер Ханна…

На обратном пути Десмонд Ханна обдумывал слова леди Коултрейн. Заказное убийство? Все признаки налицо. Он решил после ленча поговорить с двумя кандидатами и присмотреться к их помощникам.

У входа в резиденцию губернатора Ханну остановили. В гостиной в кресле сидел толстый англичанин с тройным подбородком, выпиравшим из тесного воротничка церковного облачения. Увидев Ханну, он вскочил. Со священником был Паркер.

– Шеф, это его преподобие Саймон Принс, местный англиканский священник. Он принес интересные сведения.

«Какого черта, – подумал Ханна, – Паркер решил называть меня „шефом“?» Ханна терпеть не мог это слово. Во всех случаях лучше обычное «сэр». Потом, намного позже – Десмонд, может быть.

– Как дела со второй пулей?

– Э-э… пока не нашли.

– Займитесь лучше поисками, – сказал Ханна.

Паркер вышел, и Ханна прикрыл за ним балконные двери.

– Так что вы хотели мне сообщить, мистер Принс?

– На самом деле я Куинс, – ответил священник. – К-у-ин-с. Все это ужасно.

– Согласен, ужасно. Особенно для губернатора.

– А, да, конечно. Я хотел сказать… как бы это… я пришел сообщить об одном из моих братьев. Не знаю, правильно ли я поступаю. Но мне кажется, это может иметь какое-то отношение к делу.

– Не лучше ли предоставить мне возможность судить об этом? – негромко заметил Ханна.

Священник успокоился и опустился в кресло.

– Это произошло в пятницу, – начал он.

И Куинс подробно рассказал, как к губернатору пришла делегация Комитета сознательных граждан и как губернатор им отказал. В конце рассказа священника Ханна нахмурился.

– Что именно он сказал? – переспросил Ханна.

– Он сказал, – повторил Куинс, – что нам нужно избавиться от этого губернатора и подыскать другого.

Ханна встал:

– Благодарю вас, мистер Куинс. Я бы попросил никому не рассказывать о нашей беседе.

Довольный священник торопливо ушел. Ханна задумался. Он не очень доверял доносчикам, но теперь придется присмотреться и к этому не в меру агрессивному баптисту, Уолтеру Дрейку. В этот момент появился Джефферсон с подносом, на котором был холодный омар под майонезом. Ханна вздохнул. Поездка за четыре тысячи миль от дома должна иметь хоть какие-то положительные моменты. Раз за все платит Министерство иностранных дел… Он налил в бокал охлажденного шабли и принялся за ленч.

Тем временем из аэропорта вернулся старший инспектор Джонс.

– За последние сорок часов никто не улетал с острова, – доложил он.

– Во всяком случае, не улетал законным путем, – уточнил Ханна. – У меня для вас еще одно задание, мистер Джонс. Есть ли у вас журнал регистрации огнестрельного оружия?

– Конечно, есть.

– Отлично. Будьте добры, возьмите этот журнал и нанесите визит каждому островитянину, который владеет зарегистрированным огнестрельным оружием. Будем искать револьвер или пистолет крупного калибра. Особенно такой, какой хозяин не сможет предъявить. Или недавно вычищенный и сверкающий свежей смазкой.

– Свежей смазкой?

– После выстрелов, – пояснил Ханна.

– Ах, да, конечно.

– И последний вопрос, инспектор. У священника Дрейка есть зарегистрированное огнестрельное оружие?

– Нет, в этом я абсолютно уверен.

Старший инспектор Джонс ушел, и Ханна вызвал лейтенанта Хаверстока.

– Нет ли у вас случайно служебного револьвера или пистолета? – спросил детектив.

– О, послушайте, уж не думаете ли вы… – запротестовал молодой лейтенант.

– Я просто подумал, что его могли украсть или позаимствовать на время, а потом положить на место.

– Ах да, понимаю, о чем вы, старина. К сожалению, нет. Никакого огнестрельного оружия. Я никогда не брал его на острова. Впрочем, у меня есть парадная шпага.

– Если бы губернатора закололи шпагой, я бы подумал, не арестовать ли вас, – не повышая тона, заметил Ханна. – Есть ли вообще в резиденции оружие?

– Насколько мне известно, нет. Но ведь убийца наверняка проник в сад с улицы, не так ли? Через калитку в стене?

В свете новых данных Ханна еще раз осмотрел сломанный замок на стальной калитке в ограде сада. Судя по тому, под каким углом был согнут засов и как была разорвана петля огромного висячего замка, не приходилось сомневаться, что здесь кто-то поработал толстым стальным ломом. Впрочем, подумал Ханна, согнутый засов мог быть ложным следом, калитку могли открыть за много часов или даже за несколько дней до убийства. Никому и в голову не пришло бы проверять калитку, все считали, что она приржавела намертво.

Убийца мог сорвать замок и не открывать калитку, а проникнуть в сад через дом, убить губернатора и уйти тоже через дом. Ханне позарез была нужна вторая пуля, желательно хорошо сохранившаяся, и то оружие, из которого она была выпущена. Он бросил взгляд на сверкающее голубое море. Если оружие там, то его никогда не найдешь.

Ханна встал, вытер губы и пошел искать Оскара и его «ягуар». Настало время поговорить с его преподобием Дрейком.

* * *

Сэм Маккриди тоже решил подкрепиться. Когда он вышел на открытую веранду ресторана «Куортер Дек», все столики были заняты. На площади люди в пестрых рубашках и огромных черных очках возились возле грузовика с откинутыми бортами. Кузов грузовика был обтянут материей и украшен плакатами с портретом Маркуса Джонсона. В три часа политический деятель должен выступить здесь с речью.

Сэм осмотрелся и нашел единственное свободное кресло. За столиком уже сидел новый знакомый Маккриди.

– Сегодня здесь тесновато. Не будете возражать, если я сяду за ваш столик? – спросил Маккриди.

Эдди Фаваро показал на кресло.

– Садитесь, конечно.

– Вы приехали половить рыбу? – просматривая короткое меню, спросил Маккриди.

– Да.

– Странно, – заметил Маккриди, заказав севиче – сырую рыбу, маринованную в свежем лаймовом соке. – Если бы вы мне этого не сказали, я бы решил, что вы полицейский.

Маккриди, разумеется, не упомянул о том, что накануне вечером, присмотревшись к Фаваро в баре, он на всякий случай навел справки, позвонив в управление ФБР в Майами. Ответ Маккриди получил утром. Фаваро опустил стакан с пивом и рассерженно уставился на Маккриди.

– А вы кто такой, черт возьми? – рявкнул он. – Британский бобби?

Маккриди протестующе замахал руками.

– Нет, нет, ничего подобного. Я всего лишь скромный государственный служащий, который пытается найти тихое место, где можно было бы отдохнуть от канцелярских забот.

– Тогда зачем вы завели этот разговор насчет того, полицейский я или не полицейский?

– Сработала интуиция. Вы ведете себя, как полицейский. Вы не хотите сказать мне, зачем вы приехали сюда на самом деле?

– Почему, черт побери, я должен вам что-то рассказывать?

– Потому что, – спокойно объяснил Маккриди, – вы прилетели сюда за несколько часов до того, как был убит губернатор. И еще вот по этой причине.

Маккриди протянул Фаваро лист бумаги. На бланке британского Министерства иностранных дел сообщалось, что мистер Фрэнк Диллон является сотрудником этого министерства; всех, «кого это может касаться», просили оказывать мистеру Диллону посильную помощь. Фаваро вернул бумагу Маккриди и задумался. Лейтенант Бродерик дал ясно понять, что на британской территории он может рассчитывать только на самого себя.

– Официально я в отпуске. Нет, я не занимаюсь рыбной ловлей. На самом деле я пытаюсь узнать, почему на прошлой неделе убили моего коллегу и кто это сделал.

– Расскажите подробнее, – попросил Маккриди. – Возможно, я смогу оказаться вам полезным.

Фаваро рассказал, как погиб Хулио Гомес. Англичанин жевал рыбу и внимательно слушал.

– Думаю, на Саншайне он встретил одного человека, и тот узнал его. Мы познакомились с этим человеком в Метро-Дейд. Франсиско Мендес, он же Скорпион.

Восемь лет назад на юге Флориды, главным образом на территории, контролируемой управлением Метро-Дейд, разразилась настоящая война между гангстерскими группировками. До этого времени колумбийцы поставляли во Флориду кокаин, а кубинцы занимались его продажей. Потом колумбийцы решили, что они могут обойтись и без кубинских посредников и сами продавать кокаин. Колумбийцы стали вытеснять кубинцев с их территории, кубинцы сопротивлялись, и началась война. С тех пор убийства среди торговцев наркотиками не прекращались.

В 1984 году в центре Дейдленд-мол, перед винным магазином, остановился мотоциклист на «кавасаки» в красно-белой кожаной куртке. Из большой сумки он вытащил автомат «узи» и хладнокровно выпустил всю обойму в переполненный магазин. Три человека были убиты, четырнадцать ранены.

Обычно киллеру удавалось уйти. На этот раз случилось так, что именно в это время в двухстах ярдах от винного магазина молодой полицейский выписывал штраф за нарушение правил стоянки. Убийца отшвырнул пустой автомат и умчался, полицейский бросился в погоню, на ходу передавая по радио приметы убийцы и его маршрут. На Норт-Кенд-драйв убийца притормозил, подъехал к тротуару, из кармана куртки вытащил «ЗИГ-зауэр» калибра девять миллиметров, прицелился и выстрелил в грудь приближавшемуся полицейскому. Свидетели видели, как молодой полицейский упал, а убийца умчался. Они описали «кавасаки» и одежду убийцы, но его лицо скрывал шлем.

Больница находилась всего в четырех кварталах от места происшествия, и молодого полицейского сразу доставили в отделение интенсивной терапии, но ночью он умер. Ему было двадцать три года, он оставил вдову с грудной дочерью.

Радиосообщение полицейского приняли две патрульные машины. Из одной в миле от места происшествия заметили мчавшегося мотоциклиста. Патрульная машина прижала мотоциклиста к обочине так, что тот упал. Его арестовали, прежде чем он успел подняться.

Судя по внешнему виду, арестованный был латиноамериканцем. Расследование поручили Гомесу и Фаваро. Четыре дня и четыре ночи они пытались выжать из арестованного хотя бы слово. Он не сказал ничего, совершенно ничего, не произнес вообще ни звука. На его руках не осталось следов пороха, потому что он стрелял в перчатках, а перчатки бесследно исчезли. Полиция обыскала все ближайшие мусорные контейнеры, но так ничего и не нашла. В конце концов решили, что убийца бросил их в проезжавшую мимо машину с открытым верхом. За помощью обратились к местному населению; в результате в соседнем саду нашли «ЗИГ-зауэр», из которого был убит полицейский, но отпечатков пальцев на оружии не обнаружили.

Гомес уверял, что убийца был колумбийцем – все знали, что в том винном магазине кубинцы торгуют кокаином. На четвертый день Гомес и Фаваро назвали арестованного Скорпионом.

В тот же день появился очень высокооплачиваемый адвокат. Он предъявил полицейским мексиканский паспорт на имя Франсиско Мендеса. Новенький паспорт был в полном порядке, в нем не хватало лишь отметки о въезде в США. Адвокат признал, что его клиент, возможно, является нелегальным иммигрантом, и просил отпустить его под залог. Полицейские были против.

Дело попало к судье, известному либералу. Адвокат заявил, что полиция задержала первого попавшегося невиновного человека в красно-белой кожаной куртке, который ехал на «кавасаки», а совсем не того человека, который убил полицейского и посетителей магазина.

– Тот кретин-судья разрешил освободить его под залог, – сказал Фаваро. – Полмиллиона долларов. Через двадцать четыре часа и след Скорпиона простыл. Поручитель с ухмылкой передал полмиллиона. Для них это мелочь.

– И вы полагаете?.. – спросил Маккриди.

– Он не был простым исполнителем, он был одним из самых ценных киллеров. Иначе они не стали бы тратить столько сил и денег на его освобождение. Думаю, Хулио встретил его на острове, может быть, даже узнал, где он живет. Он пытался скорей вернуться, чтобы дядя Сэм запросил разрешение на экстрадицию преступника.

– Такое разрешение мы бы, конечно, дали, – сказал Маккриди.

– Мне кажется, нам надо поставить в известность инспектора Скотланд-Ярда. Ведь губернатора убили через четыре дня после того происшествия. Даже если окажется, что эти два дела не связаны друг с другом, у нас достаточно оснований, чтобы прочесать весь остров. Он ведь не так велик.

– Но даже если его найдут? Какое преступление он совершил на британской территории?

– Что ж, – сказал Маккриди, – для начала вы можете опознать его. Этого уже будет достаточно для того, чтобы задержать. Неважно, что главный инспектор Ханна из другой фирмы, убийц полицейских не любит никто. А если он предъявит паспорт, я как сотрудник Министерства иностранных дел заявлю, что его паспорт – поддельный. Вот вам еще одно основание для задержания.

Фаваро улыбнулся и протянул Маккриди руку.

– Мне это нравится, Фрэнк Диллон. Пойдемте к вашему детективу из Скотланд-Ярда.

* * *

Ханна вышел из «ягуара» и направился к распахнутым дверям обшитой деревом баптистской церкви. Из церкви доносилось пение хора. Ханна переступил через порог и остановился, давая глазам привыкнуть к полумраку. Низкий бас его преподобия Дрейка заглушал весь хор.