Текст книги "Берсеркер (Сборник) Книги 1-11"
Автор книги: Фред Сейберхэген
сообщить о нарушении
Текущая страница: 67 (всего у книги 157 страниц)
Берсеркер пришел.
Зверь был ранен. Его корпус ужасающей толщины был пробит. Никаких тонкостей и загадок в этой толстостенной массе не было, ее единственное назначение заключалось в том, чтобы сдерживать мощь атак. Тогда Гейдж спросил себя, не получил ли аппарат это повреждение на Чанните. Он бы узнал больше, если бы позволил себе воспользоваться радаром или лучом нейтрино, но ограничился пассивными инструментами, включая телескоп.
Двухсотлетний проект был завершен. Теперь берсеркер будет уничтожать все виды жизни, вплоть до микробов в воде и воздухе Гарвеста. Гейдж приготовился посмотреть, как будет умирать планета. Он попытался представить себе, что, когда все будет готово, у крепости не останется ни оружия, ни энергии, и она превратится в легкую добьиу для любого охотника, станет доступной военным кораблям людей… Но на мониторной станции луны не было никакого оружия. Поэтому Хилари Гейдж мог только записывать события для архивов Чанниты.
Существовали ли те архивы до сих пор? А может быть, эта штуковина уже побывала на Чанните? Узнать об этом не было никакой возможности.
Что сделал берсеркер, когда цель не ответила ему огнем? Два столетия назад Гарвест был безжизненной планетой с редеющей атмосферой, какой когда-то была сама Земля. Теперь жизнь брала свое. Для берсеркера этот шар разноцветной слизи и осадков был жизнью, то есть врагом. Он непременно нападет. Но как?
Ему не нужно было привлекать внимание берсеркера к себе. Несомненно, машина чуяла жизнь… но Гейдж не был живым. Будет ли он уничтожать беспорядочно разбросанную технику? Гейдж не был спрятан, но он не использовал много энергии: солнечных пластин было достаточно, чтобы станция работала.
Берсеркер совершал посадку на Капле Слезы.
Шло время. Гейдж наблюдал. Теперь двигатели берсеркера изрыгали голубое пламя.
Берсеркер не расходовал горючее, его моторы питались за счет энергии самого космоса. Но что он там пытался завершить?..
Потом Хилари понял умом и нутром почувствовал: берсеркер не расходовал свою собственную энергию. Он нашел оружие в самой природе.
Фиолетовая звезда распустила веер вдоль орбиты Капли Слезы. Надежно сидящий на астероиде берсеркер, чья масса всего в три тысячи раз была меньше массы спутника, развил усилие, в шестьдесят раз превышающее силу гравитации, тем самым замедляя движение Капли Слезы на 0,02 G в час.
Труд на целое столетие. Он должен рискнуть, сыграв – Гарвест против него самого… Полусформированный мир против компонентов для ремонта поврежденного берсеркера.
Прежде, чем записаться самому, он изучил записи предыдущих сообщений берсеркера. В компьютере уже содержались подобные сведения.
Тут были даны частоты и коды: ориентиры звезд и миров, данные о запасах топлива, массы и энергии, описание степени поражения, опасные ситуации, очередности целей по степени важности, специальные термины для описания тайного вооружения, применяемого жизнью для самозащиты, код перевода на язык людей или союзников, упрощенный код для берсеркера с серьезными повреждениями мозга.
Гейдж отбросил прочь свое оригинальное намерение. Он совершенно не мог выступить в роли берсеркера. Смешно, но он перестал бояться. Органов внутренней секреции у него уже не было, но человеку так свойственно испытывать страх… неужели и это тоже потеряно? Орбита Капли Слезы сужалась, затягиваясь, как аркан. Выступить, как кто-то еще! Обдумать все хорошенько. Ему нужен был не только голос. Пульс, дыхание: у него были соответствующие записи. Вицепрезидент Керли Барнес попрощалась с ним перед тысячью репортеров, когда Гейдж стал уже записью, и ее речь находилась здесь, в его банках памяти. Жесткая старая леди, Керли была слишком надменной, чтобы быть похожей на «good life», но он бы использовал свой собственный словарь… не забыть об этом. А как насчет техника, который болтал с ним, пока проверял свои рефлексы? Анжело Карсон был старым заядлым курильщиком, которому было уже слишком поздно чистить легкие. Глубокие хрипы в них – как раз то, что сейчас нужно!
Он настроил свой мазер и, пока размышлял, прослушал хриплое дыхание. Что еще? Может быть, картинка? Лучше обойтись без нее. Не забывать останавливаться, чтобы вздохнуть, когда говоришь. Сначала вдох, потом выдох.
«Это „good life“ говорит за лунную крепость. Лунная крепость имеет повреждения».
Веер света, исходящий от Капли Слезы, не шевельнулся, и ответ не пришел.
Записи были старые, они были гораздо старше Гей-джа-человека, гораздо старше Гейджа в его новом нынешнем состоянии. Другой интеллект, даже два разных интеллекта когда-то управляли этой компьютерной системой. Гольдштейн и Сингх были престарелыми людьми, почтенными гражданами, которые предпочли смерти такое существование. Хотя потом оба попросились быть стертыми. Гейдж пробыл компьютером уже восемнадцать лет. Может быть, он использовал вышедший из употребления компьютерный язык?
Нет, это глупо. Никакой код не может быть для берсеркера устаревшим. Некоторые из них не бывают на ремонтных станциях столетиями. Им нужно как-то общаться… Была ли эта штуковина думающей? Конечно, повсюду были станции по обслуживанию берсеркеров, но многие из них продолжали участвовать в военных действиях до полного истощения или разрушения. Военные силы Чанниты никогда не отличались надежностью. Попробуй снова. Только постарайся показаться как можно равнодушнее. Это – не мыльная опера. «Good lifе» – люди – приспешники берсеркеров – несомненно, научены подавлять свои эмоции. А, может быть, у него не очень хорошо получается их имитировать…
«Говорит „good life“. Крепость луны…» – очень красивая фраза получилась! – «крепость луны имеет повреждения. Все передающие устройства вышли из строя в сражении с… Альбионом».
Выдох. Вдох. – «Крепость луны хранит информацию, касающуюся оборонительных сооружений Альбиона».
Альбион был его сиюминутной импровизацией. Его воображение зацепилось за звезду желтого карлика с семейством из четырех мертвых планет, что находилась позади, если смотреть в сторону Чанниты. Берсеркер пришел со стороны Чанниты и ни о чем не догадается.
Теперь задержать дыхание Анжелоку и продолжить: «Система жизнеобеспечения повреждена. „Good life“ умирает». Он хотел добавить: «Пожалуйста, ответь», – но передумал. «Good life» не стал бы просить, не так ли? И у Гейджа была гордость. Он снова повторил. «Я… (теперь сделать глотательное движение) – „Good life“ умирает. Крепость луны нема. Передающее оборудование вышло из строя, моторы не работают, система жизнеобеспечения пострадала. Странствующая крепость должна снять информацию непосредственно с компьютерной системы крепости луны».
Выдох – (только послушай этот свист, бедняга сукин сын, и впрямь умирает!) – вдох: «Если странствующую крепость интересует еще и незаписанная информация, он должен захватить с собой кислород для „good life“.» Это, по мнению Гейджа, должно было дать нужное ощущение: просьба без выпрашивания.
В его приемном устройстве послышалось: «Закончу миссию и жди рандеву».
Гейдж вскипел… и ответил: «Понятно». Для планеты Гарвест это означало смерть. Дьявол, это должно было сработать! Но у берсеркера приоритеты определены четко, «good life» не может спорить.
Сумел ли Гейдж обдурить его? Если нет, значит, он ничего не знает о берсеркерах. Чаннита никогда его не увидит: Гейдж умрет. Превратится в горстку пепла или распадется на части.
Когда свет, испускаемый двигателями крепости, сошел почти на нет, Капля Слезы, сияющая сама по себе, уже входила в атмосферу Гарвеста. Камеры вздрогнули от воздушной волны и начали выходить из строя одна за одной. Белая вспышка, запечатленная последней из них, превратилась в фиолетовую черноту… вот и ее не стало…
Крепость, гребнем вздымавшаяся на Капле Слезы, сделала резкий разворот и ушла по кривой в направлении к внешней луне, навстречу Гейджу. У берсеркера были мощнейшие двигатели. Он будет здесь уже через шесть часов, подумал Гейдж. Он начал имитировать тяжелое прерывистое дыхание и стон: «Good life» умирает. Уже мертв. Крепость луны сохранила информацию в памяти… жизнь сама себя защищает… место Альбион, координаты…
Установилась тишина.
Капля Слезы теперь находилась по другую сторону Гарвеста, но ее сияние окутало планету кольцом белого пламени. Свечение ярко вспыхнуло и начало меркнуть. Гейдж видел, как ударная волна разорвала атмосферу в клочья. Кора планеты раскололась, и выступила лава; набежавшая океанская волна накрыла расселину. Почти сразу Гарвест превратился в белую жемчужину. Еще до того, как завершится этот день, океаны Гарвеста станут водяным паром.
Берсеркер прислал сообщение: «Good life», отвечай или будешь наказан. Назови координаты Альбиона.
Но Гейдж уже оставил карьеру продажной шкуры. Берсеркер не обнаружит жизни на лунной базе. Бедняга «good life», преданный до последнего вздоха.
100101101110 имел свое собственное мнение о «good life». Опыт подсказывал, что «good life» всегда оставался верным себе: он часто поступал плохо, становился опасным. Но от него всегда при случае можно будет избавиться. Только не сейчас.
Техника и записи – это совершенно другое. Пока берсеркер приближался к луне, его телескопы изучали детали пойманной в ловушку машины. Телескопы разглядели груды лунной породы, насыпанные в виде купола. Сенсорные датчики проникли внутрь. Техника занимала почти все пространство, что он мог видеть. Для системы жизнеобеспечения места было маловато – скорее ящик, а не комната, и немного воздуха в запасе, и трубопровод, чтобы робот или человек могли осуществлять ремонтные работы. Никаких признаков ходовой части не было, так же как и брошенных обломков. Гипотеза: один из этих кратеров и был местом катастрофы; калека спрятал свой мозг или что-то еще из того, что сохранилось, в эту построенную органической жизнью установку.
Что-либо ценное из памяти «good life», если таковое и имелось, теперь было утрачено. Но, может быть, память «крепости луны» уцелела? Она должна содержать сведения о типе жизни в этом районе. А ее информация о технологии защиты, применяемой здешней жизнью, могла оказаться просто бесценной.
Гипотеза: это западня. Не было никакой лунной крепости, только человеческий голос. Берсеркер приближался с опущенными щитами и включенными двигателями. Чем ближе он подходил, тем быстрее мог увернуться и скрыться за горизонтом… но он не замечал ничего, что хоть отдаленно напоминало бы оружие. В любом случае берсеркеру не возбранялось уничтожить саму планету. На ней не было ничего, что могло бы ему угрожать. Тем не менее он оставался начеку.
На расстоянии ста километров он еще не обнаружил никаких признаков жизни. Пятидесяти километров – тоже.
Берсеркер приземлился в районе кучи лунной породы, которую «good life» называл «крепостью луны». Машина не стала утруждать себя операцией по спасению. То, что уцелело от поврежденного берсеркера, еще послужит здравствующему. Итак, нужно вытянуть кабель, найти мозг…
Что ж, он приземлился, а страха так и не было. Раньше Гейдж видел обломки, но никогда не видел целого и невредимого берсеркера. Гейдж не осмелился применить никакой лучевой сканер. Но он свободно мог использовать свои органы чувств, например, глаза. Он увидел выбирающийся из берсеркера транспортный аппарат, с кабелем направляющийся прямо к нему.
Это было похоже на сон. Ни страха, ни гнева. Ненависть – да, но как абстрактное чувство и абстрактная жажда мести… что, конечно, было нелепо, ведь чувство мести всегда казалось нелепым. Ненавидеть берсеркера было все равно, что ненавидеть сломавшийся воздушный кондиционер.
Потом зонд проник в его мозг.
Образ мыслей был странным. Здесь они были острыми и основательными, здесь они были сложными и размытыми. Может, это был старый образец с устаревшей моделью данных? А, может быть, мозг был поврежден или модели спутаны? Сигнал сброса памяти; нужно посмотреть, что поддается восстановлению.
Гейдж почувствовал контакт, обратную связь, как свои собственные мысли. То, что последовало дальше, уже не подчинялось его контролю. Рефлекс приказал ему бороться! В его мозгу поднялся ужас и импульсы, совершенно запрещенные традицией, образованием – всем тем, что делает человека человеком.
Наверное, то, что с ним происходило, было похоже на изнасилование, но как мужчина мог это определить? Ему хотелось закричать. Но он запустил программу Реморы и понял, что она пошла. Внутри берсеркера он почувствовал реакцию берсеркера на Гейджа.
Он победно воскликнул: «Я лгал! Я – не „good life“!»
Я – …
Плазма на релятивистской скорости пронзила Гейджа. Связи были обрезаны, он стал глух и слеп. Следующий удар уничтожил его мозг, и Гейджа не стало.
Что-то случилось. Один из комплексов берсеркера заболел, он умирал… изменялся, становился уродливым. Берсеркер почувствовал в самом себе зло и отреагировал. Плазменная пушка, уничтожившая «крепость луны», развернулась и прицелилась в него самого. Нужно выстрелить в себя и уничтожить больной мозг, пока еще не слишком поздно.
Но уже было поздно. Рефлекс сработал: три мозга консультировались перед принятием любого важного решения. Если один был поражен, точка зрения двух других брала верх.
Три мозга посоветовались, и орудие отвернулось.
Кто я? Хилари Гейдж. В течение жизни я сражался с берсеркерами; но тебе я оставлю жизнь. И выслушай, что я сделал с тобой. По правде говоря, я не ожидал, что у меня будут слушатели. Три дополнительные головы? Мы сами иногда применяем этот способ.
Я – не живое существо. Я – не «good life». Я – запись памяти и сознания Хилари Гейджа. Я руководил проектом. Формирования планеты, а ты сгубил его и ответишь за это.
У меня было ощущение, словно я клялся отомстить своему воздушному кондиционеру. Все правильно: если мой кондиционер предал меня, почему бы и нет?
Шанс, что Гарвест привлечет внимание берсеркера, существовал всегда. Моя запись бьша сделана вместе с программой, которую мы называем «программой Реморы». Я не был уверен, что она сработает с незнакомым типом оборудования. Но ты сам решил этот вопрос, потому что на протяжении тысячелетий берсеркеру приходилось приспосабливаться к изменениям и модификациям внешнего облика.
Я рад, что мне дали сознательный контроль над программой Реморы. Две из твоих голов теперь – это я. Третий мозг я оставил нетронутым. Ты будешь давать мне информацию для управления этой… грудой железа. Ты сейчас в плачевном состоянии, если я не ошибаюсь. Чаннита, должно быть, немного потрепала тебя. Ты ведь пришел с Чанниты?
Бог проклял тебя! Тебе придется пожалеть об этом. Ты сейчас едва в состоянии достичь ближайшей ремонтной базы берсеркера, а ведь мы могли бы попасть туда без проблем, правда? Где она?
Ага…
Прекрасно. В путь! Я собираюсь записать в твою память поэму. Я не хочу, чтобы она бьша утрачена. Нет, нет и нет – расслабься, машина смерти, и наслаждайся, пока я буду читать. Тебе она должна понравиться. Тебе нравится пролитая кровь? Я прожил кровавую жизнь…
Фред Саберхаген. БАЗА БЕРСЕРКЕРА
«…это – не берсеркер. Нет…»
«Что?» – вопрошающее лицо Наксоса, склонившееся над Ларсом, было первое, что он увидел, когда обрел способность воспринимать окружающий мир. Ларс был распростерт на спине, но теперь над ним хлопотали не берсеркеры. Наксос и Дороти Тотонак держали его руки, и над всеми ими словно парила Пат.
Ларс повторил то, что он только что открыл: «Он – не берсеркер. Эта машина, что несет нас». В том, что она их несла, сомнения быть не могло: искусственная гравитация в космическом пространстве бьша очень неустойчивой, так что тело Ларса слегка отрывалось от пола с людьми, которые пытались его удерживать. Для Ларса, слишком хорошо представлявшего, как сильно было повреждено их транспортное средство, ощущение было жутковатым.
«Ты сошел с ума», – спокойно сказал ему Наксос.
«Вовсе нет. Он был берсеркером раньше, но не сейчас. Я потом расскажу вам подробнее. – Ларс повысил голос. – Гейдж, скажи этим людям что-нибудь успокаивающее».
Из динамиков откуда-то поблизости раздался хриплый свистящий голос: «Сейчас я занят, но постараюсь придумать что-нибудь, а вы тем временем наденьте скафандры».
Ларс, уже наполовину снявший свой, снова надел его и застегнул.
Голос Гейджа, звучавший совсем по-земному (фактически это и была запись человеческого голоса), продолжал: «Я собираюсь открыть для вас дверь; думаю, что вы будете в большей безопасности, если войдете».
Соседний люк открылся. Ларс двинулся первым. Другие, несколько помешкав, скользнули следом, словно боялись остаться одни. Там было небольшое помещение, едва вмещающее всех – камера, имеющаяся почти у всех берсеркеров для «good life» и случайных пленников, которых машина считает полезными.
Люди, ожидавшие увидеть здесь своего властелина, в недоумении огляделись.
Пат легонько ткнула Ларса локтем: «Если он – человек, то где же он?»
«В записи. Он – компьютерная программа».
Она в недоумении захлопала глазами. Не сразу, но до нее дошло: «Боже…»
«Но когда-то он был человеком, он и сейчас сочиняет стихи. Кампаны и их наиболее одаренные союзники смогли телепатическим путем общаться с Гейджем через стихи. Они пытались связать его непосредственно со мной, но это чуть не свело меня с ума…»
Снова раздался лишенный плоти голос Гейджа, который сжато объяснил им, как удалось устроить их побег. Его приземлению на базе никто не помешал. Центральный мозг базы берсеркера был слишком занят решением тактических задач, чтобы детально исследовать этот странный израненный в битвах комплекс, хотя в другом случае он непременно занялся бы этим. Он также не заметил, что необходимые для телепатических сеансов узники тайно похищены. Своим третьим мозгом, который по сути был мозгом берсеркера, Гейдж приказал ремонтной бригаде осуществить наиболее срочные восстановительные работы и подготовить его для полета, что и было сделано…
Наступила короткая пауза, был слышен гул отдаленных голосов – разных, но определенно человеческих. Местная радиосеть была настроена Хилари Гейджем на связь с бывшей тюрьмой беглецов.
Из разговоров и доносящихся звуков следовало, что флот Адаманта и его союзники проводили массированную атаку базы берсеркера. Джеймсон приободрил всех и дал некоторые объяснения о причинах этого штурма:
«Есть такой народ, называется Котаботы. Они считают, что Адамант несет ответственность за все, что происходит во Вселенной. Они живут на скалистой планете – вы, вероятно, никогда не слышали о таком названии – „Ботеа“…»
«Вот как!»
«… они вдруг начали жаловаться нам, что их мучают ночные кошмары и прочая чертовщина. Странные плохие сны о людях, которые замурованы в скалу…»
«Ох», – вздохнул Ларс.
«Но это повлекло за собой другое. Ваши толстые дружки Кампаны, как я уже говорил, тоже начали посылать многочисленные просьбы о помощи. Мы очень хотели найти эту базу и были почти у цели, когда встретили два других флота, с теми же намерениями. Один – настоящая армада от Адама. Второй, почти такой же по мощности, из Нгуни. Их поддерживали многие другие миры неземного происхождения – мы объединили усилия. В противном случае мы бы повернули назад, когда увидели б эту базу».
Пространство вокруг них вздрагивало, пронзаемое энергетическими лучами, и сотрясалось от разрывов снарядов и ракет, тучами выпускаемых армадой кораблей, скопившихся над базой, и от ответных ударов самой базы. Мощь освобождаемой при этом энергии ощущалась во всем.
Пат спросила: «А что сейчас делают Кампаны?»
«У меня такое ощущение, что они изо всех сил стараются отвлечь внимание штурмующих кораблей от этого берсеркера».
Она вздрогнула. По-видимому, этот ответ был для нее неожиданностью.
Поблизости полыхнула ослепительная вспышка, и все содрогнулось. В тюремной клетке, где находились узники, не было экранов, чтобы наблюдать за ходом сражения, но Ларс вспомнил, что однажды уже испытал нечто похожее на эту вспышку и взрыв. Но не на собственном опыте. «Куиб-куиб», – проговорил он.
«Что такое „Куиб-куиб“?»
«Это другая история, которую я когда-нибудь расскажу тебе». – Ларс подумал, успел ли последний во Вселенной Куиб-куиб создать и наладить производство себе подобных до того, как совершил свой последний полет камикадзе. И решил, что да, успел.
Постепенно взрывы и грохот, раздававшиеся в пространстве, стали менее ощутимы. Гейдж, слишком израненный для участия в сражении, сделал все от него зависящее, чтобы избежать столкновения с врагом. Мало-помалу Ларс стал верить в то, что все они сумеют выжить.
В тесном пространстве комнаты кто-то вдруг начал петь…
ТРОН БЕРСЕРКЕРА
Фред Сейберхэген
Берсеркер #7
Глава 1
Уже много лет небо над симпатичной и зеленой планетой Салютай не таило угроз. И сегодня небеса дневной стороны были безоблачны, а лик планеты в полдень сверкал тысячами красок цветущего лета в зените. В этот день на Салютае отмечали Праздник Жизни – самое крупное из ежегодных торжеств. Ровно в полдень по городским улочкам, усыпанным свежими цветами, проходило народное шествие. Этот очень маленький городишко перерезало множество каналов, их было так же трудно пересчитать, как и улицы. Сегодня каналы Салютая, как и мостовые, были украшены массой сочных и ярких цветов.
Улицы, набережные каналов и городские здания звенели под полуденным солнцем, эхом откликаясь на многочисленные музыкальные звуки и песни, исполняемые одновременно. Между домами, улицами и каналами были протянуты гирлянды из живых цветов и растений, вычурно украшенных.
В центре медленно продвигающейся церемониальной процессии полз широкий, приземистый автомобиль с прозрачной полусферической кабиной, внутри которой восседала Императрица Восьми Миров. Эскорт, окружавший экипаж, был немногочисленен. Он двигался нарочито неторопливо, что позволяло любому из городских зевак поглазеть на Императрицу и сопровождающую ее свиту вблизи. А многие и в городе, и на планете вообще лишь об этом и мечтали. Восторженная толпа салютайцев состояла исключительно из гуманоидов земного происхождения, на нескольких языках выкрикивающих имя своей Императрицы.
Когда автомобиль с прозрачным салоном проползал мимо них, отдельные личности размахивали петициями, время от времени поднимая транспаранты и знамена в знак защиты той или иной благородной цели.
Салютайское солнце было еще в зените, когда главный автомобиль с эскортом марширующих демонстрантов и прочими экипажами выплыл из квартала узеньких улочек старого города, чтобы сразу же оказаться на фоне сельского пейзажа, где перемежались на высоком агротехническом уровне обработанные поля с нетронутой целиной.
Здесь, на обширном, напоминающем парк, пространстве Парад поджидало еще большее скопище осчастливленных подданных.
Собравшихся здесь составляли в основном правительственные рабочие да ряженные, специально нанятые, и доставленные по подземке из ближайшей столицы. Однако, большинство из них все-таки пришло сюда по зову сердца, чтобы приветствовать символ Монархии, еще достаточно популярной у Салютайцев.
Но именно в этой многочисленной толпе и было задумано нечто, разнящееся с проявлениями верноподданнических настроений.
В глаза бросалось отсутствие кинокамер, корреспондентов с микрофонами, ощущался молчаливый протест. Как только недовольных митингующих становилось больше, словно из-под земли вырастали люди в форме службы безопасности, старающиеся тут же рассеять кучки вольнодумцев, избегая насилия и шума. Раненых не было. Салютайцам была свойственна традиционная вежливость и этикет, и в подавляющем большинстве своем они были непривычны к организованной жестокости, по крайней мере, в отношении к своим согражданам и близким.
Но вот, все еще окруженная цветами, под гул, в основном, радостных голосов, процессия замерла на берегу широкого открытого канала. Среди внезапно возросшего присутствия сил безопасности, в полной экипировке, Императрица, высокая и все еще стройная, несмотря на преклонный возраст, вышла из приземистого автомобиля в окружении церемонных придворных и спустилась на несколько ступенек к причалу. Там она ступила на борт богато украшенной увеселительной барки, что ожидала ее, нежно покачиваясь среди журчащих потоков цветов. Внезапно она остановилась и оглянулась на берег, задержав взгляд на школьниках, собирающихся вручить ей особый букет.
Для молодого человека, наблюдавшего с вершины невысокого холма в сотне метров оттуда, вся эта сцена представляла вполне достойное зрелище.
Молодого человека звали Чен Шизуока. Его почти что ангельский лик, обрамленный темными кудрями, был беззащитен и взволнован. Во всяком случае, в гораздо большей степени, чем лица, его окружавшие.
Он обратился к своей спутнице:
– Ты только послушай, они все еще любят ее!
Эти двое, Чен и стоящая рядом женщина, прождали здесь уже несколько часов в окружении совершенно незнакомых людей, так же предусмотрительно выбравших холм, чтобы получше разглядеть Императрицу и Парад.
В течение нескольких последних минут Чен и его спутница, которую звали Хана Кальдерой, пристально наблюдали восторженный официоз приближающегося шествия. Чен, как и многие из подданных Ее Высочества, любил Императрицу и ему, конечно же, хотелось сейчас подойти поближе, чтобы прокричать несколько личных поздравлений от чистого сердца и даже, может быть, встретиться с ней взглядом. Но сегодня он обязан был исполнить свой долг, и все личное исключалось.
Хана Кальдерой была уже не так молода, как Чен, и выглядела спокойнее, увереннее и несколько эффектнее.
Рукой она откинула назад свои прямые черные волосы, открыв темные восточные глаза, которые на мгновение сузились:
– Думаю, – осторожно произнесла она, слегка подтрунивая над юношей, – большинство людей сегодня, действительно, просто рады Празднику Жизни...
Инстинктивно Чен бросил взгляд на чистое мирное небо, откуда в любой момент, а в этом году особенно, мог вновь прийти Ужас.
– Предполагаю, – небрежно бросил он спутнице, как обычно стараясь ей не перечить, – что верноподданнические настроения вновь усилились в этом году. Особенно, учитывая последние новости...
Хана Кальдерой кивнула, и ее точеный классический профиль дрогнул, однако, взгляд, как и прежде, был прикован к Императорской барке. Наконец, был вручен особый букет, и судно готовилось принять Императрицу для продолжения Парада – теперь уже на воде...
И тогда женщина, словно в трансе, проговорила:
– Кажется они... – и затем, все еще не отрывая взгляд от барки, коснулась рукой плеча Чена и решительным голосом спросила:
– Ты готов?
Правая рука Чена уже давно была наготове во внутреннем кармане и изо всех сил сжимала маленький пластмассовый предмет. Чеку казалось, что пальцы его сомкнуты уже целую вечность.
– Готов!
– Тогда давай. Ну!
Слова были приказом – решительным, резким, хотя голос Ханы был слишком тих, чтобы его смогли расслышать стоящие рядом, тем более на фоне рокота бушующей толпы.
В сотне метрах внизу барка уже отчаливала. Чен Шизуока извлек из кармана крохотное пластмассовое устройство и нажал кнопку. Сигнал неуловимее электронного призрака был послан. В плотной толпе внизу послышались крики...
– Не бойтесь, – хотел успокоить их Чен, так как знал, насколько безвредны большие надувные штуковины, выныривающие из вод канала неподалеку от барки.
Огромные, бесформенные глыбы, скользкие, словно гигантские серые гиппопотамы древней Земли, они уже почти полностью закрыли расписное судно.
Устройства, самонадувающиеся по сигналу Чена, были прикованы ко дну канала, поэтому будет непросто быстро убрать их с пути. Бегемотоподобные макеты предназначались в качестве наглядных пособий по различным моделям берсеркеров, являясь при этом не более чем забавными карикатурами. Чен сам настоял на том, чтобы самый впечатлительный ребенок в толпе ни на миг не принял бы их за кошмарную реальность. Этой наглядной демонстрацией заговорщики надеялись заставить народ задуматься, но не задрожать от страха.
Изнурительная работа была проделана для создания надувных макетов, а сколько сил и нервов стоило установить их на дне канала... О, нет.., теперь не хотелось бы Чену вновь пройти через все это. Однако и отказаться никогда бы не смог.., даже напротив. Ведь он был уверен, что именно это поможет вернуть власть Принцу, а тех, кто сегодня прислуживает Императрице, отправят вместо него в ссылку.
Странные объекты все еще продолжали выныривать.
Мокрые, скользкие, темные, во всей жестокости своих карикатурных очертаний, которые ни с чем не спутать. Один за другим они взрывали водную гладь, разбрасывая в разные стороны затонувшие цветы. Толпа на набережной была в смятении.
– Сработало, – радостно прошептал Чен стоящей рядом, не поворачивая головы, – дело будет сделано...
Вдруг оттуда, снизу, донеслись резкие звенящие хлопки, послышались испуганные крики. В толпе началась паника. Любители пострелять, из числа людей службы безопасности, при первой возможности открыли серьезную пальбу, разрывая в клочья совсем безобидный надувной пластик.
Словно заметив ребенка, играющего с опасным оружием, Чен с тревогой подумал о том, как были оскорблены лучшие чувства народа, поверившего, что на этом празднике общения Императрицы с простым народом, охранники обеспечат порядок и спокойствие.
"Однако, вот какими оказались предполагаемые защитники, – палят из боевых пистолетов, угрожая невинным жизням”, – подумалось Чену. И не похоже, чтобы они всерьез поверили в то, что столкнулись с заговором против ее Высочества. Ведь никто не собирается этого делать – по крайней мере, не на этой планете, в родном для Императрице, Салютайском мире.
Видимо по чьему-то приказу выстрелы стихли так же внезапно, как и начались. Но рев и паника в толпе достигли тревожного уровня.
Глядя вниз, Чен увидел, что некоторые из плававших на воде неуклюжих штуковин уже уничтожены, но уцелевшие все еще затрудняли продвижение барки вперед.
Всего на позицию было выведено двенадцать надувных макетов... Чен еще помнил холодную скользкость донного ила под ногами, вкус замутненной им воды, волнение и страх каждый раз, когда подавался сигнал тревоги, и он вместе с остальными считал, что их уже накрыли...
Некоторые из лозунгов, что несли на себе серые глыбы, еще не разлетелись в бесчисленные клочья, и один из них гласил: “Враг не уничтожен”, другой – “Вспомните о Принце Харивармане”.
– Пойдем, – неожиданно повернувшись, прошептала на ухо Чену Хана Кальдерок.
Он лишь кивнул, и они разошлись в разные стороны, одарив друг друга на прощанье торжествующими взглядами.
"Ах, если б только не стрельба и не паника, вдруг кто-то действительно пострадал?.."
Чен, конечно же, надеялся, что нет, – ведь все шло так гладко, в соответствии с тщательно проработанным планом. Люди не могли не заметить их послания. Одобряя или осуждая, они вынуждены будут задуматься. И, быть может, со временем согласятся с этим, потому что за нами – правда.
