Текст книги "Гудвин (СИ)"

Автор книги: Фрай Дракон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Что? – грубо спросила Саша.

– Ещё одно убийство! – сказал он громче. – И я сфотографировал труп.

Ухватившись за соломинку, он вышел из кухни и протянул Саше фотографию.

– Это Витькина сестра, – подсказал он.

Саша взяла фотографию, не меняя мрачного лица, и Миша поспешил ретироваться в своё убежище. Повисла тишина и он подумал, что она никак не отреагировала на известие и вернулась к компьютеру. Однако, он не услышал стука клавиш и щелчков мыши, и это показалось ему странным. Прошло минут десять или больше, прежде чем он выглянул за циновку. Ноги исчезли. Саши не оказалось и за столом, и за печкой на диване. И люк на чердак тоже лежал закрытым на щеколду. Чёрные ботинки её у двери исчезли.

Он вылетел на улицу тот час, как только сумел натянуть сапоги. В обоих концах дороги – к деревенскому магазину и в сторону Аксентиса – было пустынно. Сначала Миша решил добежать до магазина, над которым ярко светил фонарь. Ни у него, ни где-либо ещё не виднелось ни одной хотя бы мало-мальски похожей на человека фигуры.

Тогда он ринулся назад и побежал по голой берёзовой роще, вдоль кирпичного остова, бывшего когда-то школьным забором. Дальше в сторону Аксентиса начиналась деревня Остовино. Первый дом деревни был единственным за пределами ПГТ, который мог похвастаться наличием телефона. Когда-то мы ходили туда звонить родителям в город с мольбами забрать нас обратно.

Поначалу Миша не мог разглядеть ничего кроме тусклых окон да дворовых собак, встречавшихся тут и там. Но постепенно ему начало казаться, что в самом конце деревни, у поленницы, стоя на которой Жемякин давным-давно получил оглоблей по спине за воровство, кто-то шёл. Фигура, едва различимая на фоне черневшего за

деревней поля, воодушевила Мишу. Он понёсся вперёд и едва не расплакался от разочарования, когда фигура оказалась низкой и коренастой.

– Чего вы тут носитесь? – воскликнула Лариса, едва сумев повернуться к нему с тяжёлой медицинской сумкой через плечо.

– Здрасьте, Ларис Ивановна, – едва выдавил из себя Миша, остановившись. – А вы тут...

– Который раз уже подкрадываешься ко мне, проклятый! – продолжила негодовать она.

– То фотоаппаратом ослепит, то с кулаками набросится!

Сначала Миша не понял про кулаки, а затем вспомнил встречу во дворе Сашиного дома.

– Вы тут Сашу, случайно, не встречали? – с отчаянием в голосе спросил он.

– Да вон, по полю скачет, – проворчала Лариса, махнув в сторону Аксентиса. – Тоже

мне, лань.

Но Миша её уже не слышал. Он понёсся вперёд со всей имевшейся в его распоряжении прытью.

27

Когда он бежал по заледеневшему чернозёму, Сашин силуэт виднелся у деревянного дома культуры. Когда Миша поравнялся с клубом, она исчезла за углом хозяйственного магазина. Выпрыгнув из-за угла, он увидел, как её ноги скрываются за забором поликлиники, который она только что перемахнула.

Широкие железные ворота преградили ему путь. Он не ощущал себя таким же прытким, как Саша, и поэтому с неуклюжим покорением забора решил повременить. Дверь слева от ворот оказалась запертой и он решил пройтись по периметру. Оказалось, что забор неплохо укреплён, нигде не наблюдалось характерных подкопов или щелей размером с человеческое тело.

Тогда оставалось только одно. Миша вернулся к воротам и схватился за ручку, сделанную из согнутого арматурного прута. Как он и надеялся, ворота поддались и спустя несколько секунд пронзительного скрежета, обнажили широкий проём.

Когда он проник внутрь, попав под яркий свет фонаря, кто-то схватил его за воротник. Миша ненавидел, когда его тянут за воротник, ещё со школы. Наработанный инстинкт проснулся в нём и он с размаха ударил Сашу в живот так, что капюшон слетел с её головы. Она согнулась пополам, хватая ртом воздух.

– Я, ой, – Миша пришёл в ужас. – Я не хотел!

Она протянула ему ладонь в знак того, что оправдываться бессмысленно. Так они постояли минуту, пока Саша, наконец, не овладела собой.

– Чего ты припёрся? – процедила она, силясь прийти в себя. – Чего тебе надо?

– Ну, ты убежала, – Миша и сам сейчас задался этим вопросом.

Конечно, он знал ответ. Но вместо того, чтобы сказать или хотя бы подумать его, Миша осмотрел её сверху вниз. Ростом Саша едва доставала ему до переносицы. Худощавого сложения, она предпочитала не скрывать этого факта, одеваясь в чёрную водолазку с капюшоном и узкие джинсы.

– И что? – она прервала его внимательный осмотр. – Какое тебе дело? Ты что, мой друг?

И, не дав ему шанса на то, чтобы ответить, она, к его глубокому удивлению, заплакала. Беззвучно на её щеках появились крохотные капли, губы сжались в тонкую изогнутую полоску, а брови устремились вверх. Затем её плечи затряслись.

Миша совершенно потерял нить происходящего. Он словно проснулся после хорошей попойки. Только вместо меня и Сергея в душном, прокуренном доме на берегу озера он увидел плачущую Сашу во дворе поликлиники Аксентиса. Тогда, поддавшись внутреннему ощущению, он схватил её за плечи.

– Перестань немедленно, – сказал он строго и добавил. – Прекрати!

К его ещё большему удивлению, это возымело действие. Саша перестала дрожать и, только он убрал руки с её плеч, вытерла слёзы рукавом.

– Это Верка, – сказала она сухим голосом, достав Мишину фотографию из кармана. – Мамина подруга.

Миша вдруг вспомнил, что Сашина мама лежала в больнице. Он осмотрелся. Перед ним, за Сашиной спиной, возвышалось трёхэтажное здание поликлиники. Окна его чернели, над дверью бокового входа горела сетчатая лампа. Справа расположилось несколько двухэтажных деревянных домиков. Не став объяснять больше, Саша направилась к одному из них.

Этот экземпляр советской народной стройки выглядел наиболее прилично по сравнению с остальными. Он имел форму буквы 'п' и крохотный дворик перед входом. На двери, обшитой старым дерматином, мелом значилось – 'Диспансер'. Саша достала длинный самодельный ключ из кармана и всунула его в дверь. Та отпружинила, обнажив неосвещённый коридор или прихожую – Миша не мог определить. Его спутница мгновенно исчезла внутри, оставив его в одиночестве. Он без промедления последовал за ней.

Внутри пахло спиртом и потом. Стоял неистовый жар, от чего у Миши на лбу выступил пот. Он оказался в коридоре с едва заметной белесой дверью напротив и двумя ответвлениями справа и слева. Коридор тускло освещал фонарь с улицы. Тишина, наполнявшая помещение, вызывала первобытные страхи.

До того, как Миша определился с направлением движения, его левое запястье обвила рука. Он повернулся, чтобы поделиться с Сашей беспокойством, но вместо этого услышал слабый голос.

– Мне кажется, – сказал неожиданный собеседник тихим, убеждённым голосом, – Что за нами следят.

Мишины волосы устремились в потолок, конечности покрылись ледяным потом, ком в горле лишил всякой возможности закричать. Он потянул руку, но его невидимый оппонент ухватился сильнее. Тогда он двинулся назад спиной в надежде толкнуть дверь на улицу, но та не поддалась и, хуже того, не имела на себе ни ручки, ни щеколды.

– Они здесь, – голос теперь пищал.

Миша приготовился описаться. Где-то на подсознании он дал себе разрешение сделать это. Но Саша спасла его от позора.

– Тёть Тань, – сказала она твёрдо, появившись на фоне белой двери. – Отстаньте от него.

– Они здесь! – прохрипело слева.

– Да ради бога, – согласилась Саша и вырвала Мишину руку из лап чудовища.

В этот момент правое крыло осветилось и тень поползла в их сторону. Саша толкнула их обоих глубже в тень.

– Кто там ещё? – раздался грубый мужской голос, который показался Мише до боли знакомым. – А ну тихо!

Саша приставила к губам палец, поддерживая совет. Троица затихла и вскоре тень удалилась, погасив за собой свет.

– Кто это был? – дрожащим голосом спросил Миша.

– Сторож, – ответила Саша тихо и взяла его за руку.

Оставив 'тётю Таню', они вошли в комнату за дверью, что находилась чуть левее. За ней располагалось помещение с низким потолком и четырьмя кроватями. В свете жёлтого фонаря позади здания Миша увидел три силуэта на кроватях. Саша подошла к ближайшей справа и села на край. В этот момент с дальней левой кровати раздался меланхоличный, отчуждённый голос.

'Весь мир предстаёт в виде очертания,' – заявил он так, словно смотрел кино с участием себя. – 'Образы приходят смазанные, нерезкие.'

– Мам, – прозвучал тихий голос Саши. – Мам, проснись.

– Кто здесь? – ответила ей женщина.

– Это я. Нам надо поговорить.

Силуэт поднялся и они обнялись.

'Чувства же, напротив, яркие, взрывные,' – продолжалось из левого угла. – 'Страшные, смешные, злые, угрюмые.'

– Что случилось? – прозвучал взволнованный голос мамы.

– Где Верка? – спросила в ответ Саша.

– Что? – удивилась женщина. – Вера? Её давно выпустили.

– Когда давно? – резко спросила дочь.

Миша не знал, что ему делать. Он оглянулся, чтобы убедиться, что никто больше не подкрадывается к нему сзади, а затем облокотился на дверной косяк. От этого дурдома мурашки не сходили.

– Больше месяца назад, – ответила мама. – Что случилось?

– Её убили, – дрогнувшим голосом сказала Саша.

– О, боже, – вдохнула женщина.

– Кто её выпустил? – не отставала дочь.

– Не знаю, – силуэт пожал плечами. – Перед Новым Годом здесь почти никого не было. Это ужасно.

'Мысли выбираются из головы,' – голос слева стал более сухим. – 'Иногда они вылезают изо лба, изгибаясь.'

Миша вновь почувствовал сильное желание сходить в туалет.

– Я сейчас вернусь, мам, – сказала Саша и встала.

– Не надо, – тихо сказала женщина ей в след.

– Я вернусь, – ответила та жёстко.

Взяв Мишу за руку, она вышла в коридор. Они прошагали по гулкому коридору направо до последней комнаты, скрытой за деревянной дверью. Внутри помещение показалось Мише довольно большим, но когда его спутница включила свет, оказалось, что места им вдвоём едва хватает. Большую часть комнаты занимал стол и шкаф сразу за ним, наполненный большим количеством папок. Саша достала несколько и выложила на столе.

– Что ты делаешь? – спросил Миша, через её плечо разглядывая документы.

– Ищу того, кто отпустил Верку. – пробурчала она тихо.

Когда до неё дошло, что тот ничего не понимает, она вздохнула и принялась объяснять.

– Верка живёт здесь уже лет пятнадцать или больше. Страдает маниакально– депрессивным психозом. Они с моей мамой были друзьями.

Миша не нашёл что на это ответить. Более того, по его лицу Саша поняла, что он запутался ещё больше.

– С таким диагнозом выпускают к старости, – произнесла она медленно. – Когда тебе за шестьдесят. Верке светило ещё лет десять. Кто-то выпустил её раньше.

С этими словами она вернулась к документам и принялась читать бумагу за бумагой. Миша решил посодействовать и перечитывал за ней каждый документ. Спустя двадцать минут бесплодного труда Саша села на пол и закрыла лицо руками.

– Ну, а как освобождают отсюда? – спросил Миша.

– Не знаю, – ответила она с отчаянием в голосе. – Бумагу какую-то пишут, что, мол, можно выпускать. Сторож на улицу выводит.

– А кто тут сторож?

– Да мужик один, в котельной работает.

– Петрович? – спросил Миша с удивлением.

И, не дождавшись её ответа, вышел в коридор. Дойдя до противоположного ответвления, он встал в проёме последнего кабинета, дверь в который была распахнута.

– Петрович? – прошептал Миша и постучал по двери для верности.

– Кто там? – раздался грозный голос.

Свет зажёгся и перед Мишей предстал старый слесарь. Он встал с кровати, чтобы щёлкнуть выключателем.

– О, Михан, здорова, – сказал он тихо. – Ты чего тут делаешь?

– Здорова, – ответил Миша вежливо, не давая ему опомниться. – Дело есть. Кого тут

выпускали последний раз?

Петрович сел на край кровати, зажмурившись.

– Да эту, вроде, как её... – он сморщился в попытке вспомнить имя.

– Чардымову? – подсказал Миша.

Он почувствовал Сашину руку на спине.

– Ну да, – Петрович поднял взгляд. – Я тогда и дежурил.

– А кто её выпустить решил? – Мишино сердце забилось сильнее, но он не понял, от

чего именно.

– Да я не знаю, – старик махнул рукой. – Моё дело выпускать. Бумага пришла, там её

имя написано, и всё.

– А бумага у тебя осталась?

Петрович встал и подошёл к столу, на котором лежал журнал 'Speed-Инфо' с наполовину разгаданным кроссвордом. Он выдвинул один из ящиков и достал листок из тетради в клеточку. В нём говорилось: 'Чардымова Вера Андреевна выходит на свободу 5 декабря.' Под сообщением стояла подпись.

– Знаешь, чья подпись? – спросил Миша.

– Хоть убей, – устало ответил Петрович.

– Ладно, спасибо, спокойной ночи, – кивнул он.

– Назад-то выберетесь? – участливо спросил старик.

Миша заверил его, что они выберутся. После недолгого прощания с мамой Саша отперла входную дверь и они вновь оказались на свежем морозном воздухе. Миша так обрадовался, что, как только они оказались за пределами фонарей, сразу заулыбался. Саша же не произнесла ни слова за всё время, что они шли. Когда они ступили на

крыльцо одиннадцатого дома и Миша открыл замок, Саша вошла первой и повернулась к нему.

– Тебе сегодня нельзя, – коротко сказала она и, не дав ему опомниться, захлопнула дверь.

Миша в миг потерял всё воодушевление от хотя и экстремального, но всё-таки очень позитивного вечера. Его радостные мысли улетучились и он остался наедине с тёмной дверью, не в силах развернуться и уйти. Но всего через минуту дверь отворилась вновь и в узком проёме показалось Сашино лицо.

– Это не из-за тебя, – сказала она. – Я просто скучаю по маме и хочу побыть одна.

Дверь захлопнулась вновь, но Миша уже успел расплыться в улыбке. Он повесил замок на петли и зашагал в сторону моего сорок второго дома, приплясывая.

28

Проснувшись на следующий день, я сильно обрадовался, увидев Мишу спящим на диване. После недели житья в одном доме с Сергеем за разнообразие сошёл бы даже Витёк. На завтрак я достал макароны и банку тушёнки из большой кастрюли, которую моя мама хранила на тот случай, если по телевизору снова запустят балет 'Лебединое Озеро'.

Когда снедь зашипела на сковородке, Миша встал и, поздоровавшись со мной, пошёл умываться. Он не сел за завтрак после водных процедур, а взялся за листок бумаги и ручку. Через несколько минут он протянул листок мне для комментариев.

В заголовке стояло слово 'Ходатайство' большими буквами, после которого Миша детально описал убийство Верки Чардымовой как он его видел, сравнил с предыдущим убийством и потребовал немедленно освободить из заточения Максима Фалькона. Прочитав, я поднял глаза и скептически посмотрел на него.

– Думаешь, что Комаров примет твои слова к сведению? Откроет, так сказать, глаза на происходящее?

– Да, – Миша приготовился к моей атаке. – Посмотри на подпись.

Я посмотрел на листок и увидел внизу закорючку – 'Полковник Полиции Татарский В. М.' Это заставило меня улыбнуться ещё шире.

– А ты опасный тип! – заявил Мише я, протягивая назад бумагу. – Как быстро, думаешь, он узнает правду?

– Не важно. Главное, что Макс к тому времени уже сбежит.

– Если он тебя пристрелит, – задумчиво спросил я. – Ты какой гроб хочешь – дубовый

или из берёзы?

Миша не успел ответить что-то едкое, как в комнату вошёл Сергей и, глухо поздоровавшись, сел за завтрак. Мы вышли получасом позднее, когда я рассортировал письма и положил их обратно в сумку. Дойдя с нами до дома Юльки Сербовой, Миша

отправился дальше в сторону берёзовой рощи, в которой скрылся дом номер одиннадцать, а мы постучали в дверь её жёлтого дома.

***

– Да ладно, Юль, – потирая рёбра с кривой гримасой, пожаловался я. – Чего тебе стоит?

– В каком это смысле – 'чего стоит?!' – возмутилась Юля, держа в руках приевшееся

уже желтоватое письмо.

На следующий день после неудачного похода к Паше грудная клетка заныла с небывалой силой. Сергей держал у лба ладонь с зажатым в ней снежком, борясь таким образом с лёгким водочным похмельем.

– Я тебе что, проститутка какая-то? – Юля упёрла руки в боки. Её синий в крапинку фартук развевался на холодном ветру.

Я хотел ответить, но не удержался от того, чтобы осмотреть её снизу вверх. Краем глаза я заметил, что Сергей поступил точно так же.

– Да я же не об этом, – объяснил я. – Ты с ним в хороших отношениях. Сходила бы на чай, поговорила.

– Ну да, – прокряхтел Сергей. – Этот ублюдок не всегда звезду носит. Она у него лежит где-то.

– Узнаешь где, – продолжал я. – А потом схватишь – и бежать. Убрав руки с боков, Юля вздохнула.

– Да как вы не понимаете. Они же эти. Ну эти!

Её брови скрылись под чёлкой, а потом снова появились. Затем опять. И опять.

– Чего? – недоумённо спросил я.

– Извращенцы! – громко прошипела она. – Короче, идите вы, это... спросите ещё кого-

нить.

И, повернув к нам заднюю часть, она скрылась в коридоре. Пожав плечами, я спрыгнул с крыльца и зашагал к следующему дом. Сергей присоединился ко мне через минуту, оставив след жизнедеятельности у Юлиного крыльца.

Соседний дом делили между собой близнецы Тишка и Гришка Малиновы. Родителей их мы никогда не видели и ничего о них не знали. Так как они оба старше меня лет на десять, а Сергея на шесть, то мы всегда воспринимали их как данность.

Дом их выглядел прилично. Слегка розоватый, с кривой, но недавно покрашенной в белый входной дверью, он мог похвастаться необычайно большим, коричневого цвета, сараем. Тишка переделал его в гараж, поставив широкие железные ворота и выкопав яму для замены масла.

Тишка мастерил удивительные штуки ещё до того, как я родился. Когда мне исполнилось пять лет, он рассекал по деревне на мини-мокике, сделанном из старой бензопилы и детского велосипеда. Когда я подошёл к десяти годам, они с братом покоряли болотистые земли вокруг Узолы на 'Багги' с толстенными колёсами. У него имелся мотоцикл Урал с коляской. Ведущее колесо этой коляски производило на всех впечатление.

Письмо, которое мы планировали передать братьям, адресовалось ни Тишке и ни Гришке, а вовсе какому-то Йосе Малинову. Мы никогда о Йосе не слышали, но эту фамилию в нашей деревне носили только братья, поэтому мы решили спросить их.

Гришка стоял на крыльце в одних спортивных трусах, с шестнадцатикилограммовой гирей, вскинутой высоко над головой. Когда мы подошли, он бросил снаряд на снег и вдохнул морозный воздух полной грудью.

– А, молодёжь! – воскликнул он, завидев наши сгорбленные фигуры. – Как жизнь?

– Здорова, Гришка, – ответил я без энтузиазма. Сергей и вовсе мрачно кивнул. – У нас

дело к тебе.

– Ну, рассказывайте, – он упёр здоровенные кулаки в бока.

Я достал конверт и повертел его в руках.

– Слушай, у нас тут письмо. Адрес твой, да вот имя странное – Йося Малинов. Ты не знаешь, кто это такой?

Гришка сначала насупился и устремил взор в бесконечную даль между домами напротив. Затем озарение снизошло и он залился басистым хохотом.

– Так это ж Тишка! – объяснил он, просмеявшись. – Иосиф Малинов, то бишь.

Мы с Сергеем уставились на него в полном недоумении.

– Когда мы учились в школе, – Гришка кивнул в сторону берёзовой рощи. – Урусову– мелкому ещё трёх лет не исполнилось. А вы оба даже не родились. Так вот, Андрюшка Йосино имя выговорить не мог. Мы его научить пытались, а он всё какую– то белиберду говорил. А патом как гавкнет – Тишка! Так и прилепилась к нему эта кличка. Я уж даже его настоящее имя забыл.

– Так это ему письмо? – спросил я зачем-то.

– Ну да, – ответил Гришка и поднял гирю. – Вестимо. Он в гараже вон, поди спроси.

Мы глухо поблагодарили Гришку и, полные недоумения от внезапно открывшейся тайны, зашли за правый угол дома. Там бурые ворота стояли распахнутыми. Внутри сарая, около ямы, спиной к нам стоял Тишка. В широкой маске сварщика он пилил что– то на фрезеровочном станке. Он не услышал наши крики сквозь скрежет инструмента и поэтому Сергей постучал по воротам деревяшкой, которую взял с поленницы у стены. Услыхав звон, парень обернулся и снял маску.

– Здорова, пацаны! – сказал он, махнув нам. – Чё надо?

Тишка разительно отличался от своего брата – худощавый, с тонкими ручонками и длинной шеей, он больше походил на Сергея, за исключением роста. Из его карманов вне зависимости от времени суток и погоды за окном, торчали гаечные ключи и отвёртки. Когда он отошёл от станка, я увидел в нём вертикально закреплённое полено с нависшим над ним сверлом. Под станком валялось несколько таких же поленьев.

– Письмо вот для тебя, – я протянул ему конверт. – Написано, Йосе.

Тишка разорвал конверт так ловко, словно ему приходило по пять писем на дню. Изнутри, на наше общее удивление, посыпались цветные бумажки, которые при ближайшем рассмотрении оказались фантиками советских конфет и вкладышами турецких жвачек. Кроме них там лежала открытка с видами грузинского Батуми. Тишка перевернул её к нам лицом и вгляделся в текст.

– Ворота бы закрыл, – пожаловался Сергей, приплясывая. Я буркнул что-то вроде – 'ага'.

Но Тишка на наши слова не обратил внимания. Судя по его глазам, текст он перечитывал к тому моменту уже третий раз. Только во второй раз взглянув на него, я понял, что он сдерживается от того, чтобы не заплакать. Сначала его глаза заблестели в тусклом свете сетчатых гаражных ламп, а затем он закусил правый кулак. После всего, прожитого за эти двое суток, я перестал удивляться. Серей тоже перестал – он слегка пожал плечами, когда я посмотрел в его сторону.

– Ты чё, Тишка? – спросил я, наконец.

Сначала он помотал головой без всякого признака того, что разобрал мои слова. Затем послышался его глухой голос.

– Мать пишет. Из больницы.

– Что? – заинтересованно спросил я.

– Погода, говорит, хорошая. Всё, говорит, нормально. О Гришке чтобы заботился. – тут

он вознёс глаза к потолку. – А он вон какой вымахал, кретин. Я закусил нижнюю губу, Сергей достал сигарету и закурил.

– А потом-то что? – подтолкнул его я.

– Померла она потом, – прошипел в ответ Тишка. И, сделав паузу, добавил. – Пошли

напьёмся.

Поначалу я чуть не подпрыгнул от удивления. Но затем услышал тихое Сергеево 'пошли' и подумал – чем этот вечер хуже остальных? Тишка вытащил из станка деревяшку и бросил его вместе с остальными дровами на поленницу. Мы вышли из гаража и вошли в дом, где Гришка кипятил чайник на печке. 'Мы бухать' – мрачно уведомил его брат. Тот не стал препятствовать, а лишь неодобрительно хмыкнул.

29

Миша решил не заходить к Саше на пути в Аксентис. Он лишь постоял немного, вглядываясь в тёмные окна, закрытые желтоватыми занавесками. Ему показалось, что одна из них колыхнулась – наверное, кот Боря прошмыгнул под ней в поисках чего-то съедобного.

Вздохнув, он прошёл дальше мимо косых, серовато-бурых домов Остовина, где то тут, то там на него из-за ворот сараев смотрели блестящие глаза дворовых лаек. Мимо поленницы у последнего дома, за которой простиралось белесое поле, затем по заледеневшему чернозёму и мимо деревянного дома культуры Аксентиса к самой железной двери отделения полиции.

Зинаида восседала за крохотным столом, вглядываясь в листки сквозь крохотные линзы очков. Когда Миша вошёл, вогнав в помещение вихрь снежинок, она подняла на него взгляд. Максим свернулся калачиком на полу, который чья-то добрая душа покрыла для него двумя дверными ковриками, и спал.

– Чё надо? – буркнула Зина, двинув лишь мышцами рта.

– У меня тут ходатайство, – ответил Миша, вынув листок из кармана.

– К капитану иди, – она ткнула указательный палец на дверь напротив.

Миша знал заранее, какое испытание его ожидает, и поэтому тут же отворил ржавую дверь. Комаров лежал на столе, прикрыв лицо фуражкой. Он явно не слышал их разговора. Миша постучал костяшками пальцев по двери, которая издала грозное – 'Бом-бом-бом'.

Капитан поднял мокрое лицо, чтобы взглянуть на пришельца. Миша понял, что тот не узнал его, и решил воспользоваться моментом, протянув бумажку. Капитан взял её машинально и пробежался глазами по тексту. Его он тоже не осилил с первого раза и поэтому прошёлся по строкам ещё раз. После этого взгляд его прояснился и глаза даже немного заблестели.

– Он сказал, в двенадцать позвонит и проверит, – внушительно сказал Миша, нисколько не стесняясь собственной лжи.

Комаров буркнул в ответ что-то неразборчивое, что Миша воспринял как мучительную покорность неизбежному.

– Я ему скажу, что он может идти?

– Конечно, – хмыкнул капитан, держась за бумажку как за спасательный круг. – Если

сможет выбраться.

Миша подготовился и к этому. Улыбнувшись на прощание, он вышел в прихожую и пнул решётку.

– Михаил, ну что ты делаешь? – возмутился Максим, схватившись за голову от неожиданного лязга.

– Тебя выпустят скоро, – бросил ему Миша, улыбаясь, и вышел на улицу.

Он отправился прямиком в котельную, трубу которой было видно даже с моего двора в Ближневехах. Невысокое одноэтажное здание зимой работало круглосуточно, что мы часто использовали для своих целей – перед высокими воротами покоился трактор, который так часто вытаскивал нашу машину из снега или грязи. Там же, Миша знал, сегодня дневную смену спал Петрович. Когда Миша ступил внутрь через створку ворот, он едва не оглох от рёва котлов.

– Петрович! – завопил он что было мочи.

Но у него едва получилось услышать собственный голос. Тогда он пошёл дальше, пока не увидел Петровича спящим на одной из скамеек, стоявших вдоль стен. Он растолкал старика и они вышли на улицу. Там он объяснил Петровичу задачу, сунул в карман сто рублей и отправился в госпиталь.

Там его ждало ещё большее разочарование. Дверь в психодиспансер была заперта и на стуки никто не ответил. Тогда он отправился в регистратуру на первом этаже панельного здания и, после длительных препираний с вахтёршей, получил-таки доступ к терапевту. По его плану, нужно было выведать у него, кто работал в отделении психиатрии в декабре.

Мужчина средних лет в белом халате, с тронутыми сединой иссиня-чёрными волосами, сидел за столом. Он не повернул головы, когда Миша вошёл.

– Здрасьте, – неуверенно поздоровался Миша.

– Что у вас? – не отрывая взгляда от бумаг, спросил врач.

– У меня вопрос...

– У всех вопрос. У вас что? Вам назначено?

– Назначено, – грубо ответил Миша. Врач повернулся.

Миша сел на стул перед ним.

– Вы в декабре в этом отделении работали?

– Я всегда в этом отделении работаю, – кашлянув, ответил терапевт. – Уже десять лет.

Миша достал листок с подписью и строго посмотрел на врача.

– Вы слышали об убийствах в Ближневехи?

– Слышал, – глаза доктора забегали. – А что?

– Вопросы здесь задаю я, – неожиданно для самого себя сказал Миша и

продемонстрировал бумагу. – Подпись узнаёте? Доктор вперился в листок.

– Нет, – после изучения сказал он тихо.

– Никогда не видели?

– Может и видел, – пожал плечами тот. – Но я же всех подписей не знаю. Последние три

месяца почти весь состав врачей здесь поменялся.

Сложив листок, Миша засунул его обратно во внутренний карман, судорожно пытаясь придумать, чего бы ещё спросить. В тот момент, когда ему в голову пришло – 'Замечали ли что-нибудь подозрительное?', дверь в кабинет отворилась и с порога раздалось ворчливое:

– Опять ты! И чего вы его терпите, Василий Петрович?

Миша обернулся и встретился глазами с фельдшером Ларисой.

– Вопрос серьёзный, Ларис Ивановна, – ответил поглощённый доктор. – Убийство, всё– таки.

– Так а что, – почти что вскрикнула та. – Мишка вам что, мент, что-ли?

Василий Петрович посмотрел на Мишу. Тот вскочил со стула и ринулся на выход мимо Ларисы.

– Ещё раз тут увижу!.. – прилетело ему в спину, но он не слушал.

После такого злоключения Миша потерял всякий энтузиазм и решил больше не пытать счастья с больницей. Понурый и уставший, он вновь прошагал по заледеневшему чернозёму, по полю и вдоль деревни Остовино. Он твёрдо решил сегодня остаться в одиннадцатом доме, даже если для этого придётся упрашивать Сашу. Даже если придётся ломать дверь, колотить окна и делать прочие пакости.

Когда впереди показались голые берёзы, из-за кустов справа неожиданно вышел человек. Он размашисто зашагал в сторону Татарского и уже через мгновение Миша узнал капитана Комарова.

– Эй, – крикнул капитан, подойдя ближе. – Иди сюда.

Миша не планировал сходить с пути, поэтому вскоре они поравнялись и вместе зашагали вдоль голых берёз, покрытых серебристым инеем.

– Я подумал тут, – сказал капитан, обнимая его левой рукой. – Ты это здорово вывел, что убийца не этот ваш наркоман.

– Да не наркоман он, – вяло отреагировал Миша, удивившись поведению Комарова.

– Как знаешь, – пожал плечами тот и достал из внутреннего кармана бутылку.

Они подошли уже к хлипкому забору синего дома и остановились у калитки. Ветер заносил снегом крыльцо в сером свете угасающего солнца.

– Держи вот, – по-отечески сказал капитан и протянул бутылку Мише.

Тот взял её машинально и попытался понять, какого рода самогон бывает мутно– зелёного цвета и почему вместо крышки или хотя бы засохшей кукурузы горлышко заткнули тряпкой. Пока мысли летели в его голове, капитан достал складной нож, разложил его и с зверским выражением лица, которое Миша наблюдал в отделении полиции, одним движением всадил ему в бок.

– Ну чё, – сказал капитан громким шёпотом. – Крутой теперь?

Не дождавшись ответа, он взял бутылку из вялой Мишиной руки и поджёг тряпку зажигалкой. Миша, потерявший самообладание после удара ножом, попытался выхватить её из капитановой руки. К его удивлению, ноги перестали слушаться, а руки словно попали в желе и двигались медленно и бессвязно.

Капитан, показалось Мише, понаблюдал за его попытками несколько секунд, пока пламя на тряпке разгоралось. Затем он хмыкнул и, замахнувшись, метнул горящую бутылку аккурат в квадратное окошко чердака синего дома.

***

Миша родился и вырос в Магадане, в семье майора милиции, следователя по особо важным делам Владимира Михайловича Татарского. С ранних лет отец планировал сделать из сына если не полковника, то хотя бы капитана, поэтому старался, вопреки протестам жены, брать малыша с собой на задания.

Вместе с отцом Миша гонялся за похитителями чугунных сковородок по ночным улицам города на старом 'УАЗике', помогал резать браконьерские сети в заводях Магаданки, исходил все леса от Сокола до Олы. Много раз они ночевали в засыпанных снегами зимниках, а порой даже жили в них неделями. Однажды пурга повстречалась им на пути и они были вынуждены пробираться по дремучим лесам без всякой возможности видеть что-либо кроме ближайшего дерева. Но если сейчас спросить Мишу, какое самое большое расстояние он прошёл, он тут же ответит – десять метров.

Серая дверь с потрескавшейся краской находилась буквально на расстоянии нескольких шагов. И в первую минуту когда Комаров скрылся из виду, Мише даже в голову не пришло, что у него возникнут проблемы с тем, чтобы подойти и открыть её. Но он понял всю тяжесть своего положения как только сделал первый шаг. Ему показалось, что к спине привязан вагон с углём, а сам он постарел лет на пятьдесят.