Текст книги "Гудвин (СИ)"

Автор книги: Фрай Дракон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

мыши по экрану прекратилось. – Меня воспитывала мама. Но пять лет назад она заболела. И сейчас в госпитале, в Аксентисе.

Миша втянул губы и застыл на мгновение, а затем недоумённо спросил.

– Пять лет в больнице? Чем же она больна?

Саша замолчала на минуту, в течение которой Миша успел собрать четверть кучи мусора на листок бумаги и бросить его в печь.

– Так что случилось? – вновь спросил он, поднявшись.

– Ей стало тяжелее вспоминать, – шёпотом сказала Саша, уставившись стеклянным

взглядом в экран. – Потом думать. А потом ходить.

Они помолчали вместе ещё минуту.

– Лариса помогала ей по дому. Сначала заходила раз в месяц. Потом раз в неделю. – Саша шмыгнула и облизала губы. Миша разглядывал трещину в полу с небывалым

пристрастием. – А потом она сказала, что маме надо лечь в больницу. Там будет удобнее за ней ухаживать.

Потерев носком пятно на полу, Миша вздохнул и присел. В молчании, нарушаемом лишь треском из печки, он собрал на очередной листок половину пыльной кучи и забросил её в печь.

– Но Лариса всё ещё ходит сюда? – он посмотрел на Сашино плечо снизу вверх.

– Первый год я почти не выходила из дома, – призналась она. – Лариса обнаружила это

через месяц, после того, как маму положили. Очень меня ругала. Ещё через месяц она пришла с пакетом еды из магазина. У меня не было денег, чтобы ей заплатить, и я тогда долго плакала.

– А потом? – подтолкнул её Миша после недолгого молчания.

– А потом я нашла удалённую работу. Деньги присылали в почтамт в Аксентисе. Лариса

их забирала и покупала мне еду.

– Ты сама ни разу не ходила к маме? – удивлённо спросил Миша и тут же понял свою

ошибку.

Её перекошенное лицо с оскаленными зубами повернулось к нему и она процедила сквозь зубы.

– Конечно ходила. – и добавила уже тише. – Ночью, когда там нет людей. Ненавижу тех, кто задаёт глупые вопросы.

– Откуда у тебя фотография Ольги? – Миша решил переменить тему.

– Кого? – удивлённо спросила Саша.

– Ну, трупа. Из дома культуры.

– А, это, – отмахнулась Саша, словно от чего-то несущественного. – Я гуляла ночью с

фотоаппаратом. Услышала какой-то шум и вошла. Она лежала в углу зала. Миша уставился на неё с листком, полным мусора, в руках.

– Ты не испугалась?

– Нет, – Саша посмотрела на него с удивлением. – Чего мне бояться? Я достаточно

трупов повидала.

Миша хотел было спросить каких именно, но передумал.

– Тогда я и сфотографировала. А утром настроила программу на компьютере, чтобы она позвонила в полицию.

Остатки пыли с пола полетели в печь, после чего Миша принялся собирать раскиданные дрова. Подняв с пола полено, он застыл с ним в руках.

– Ты говоришь, была ночь? – спросил он.

– Нуда.

– И ты никого не видела?

– Никого.

Миша постоял ещё немного с наморщенным лбом, после чего заявил.

– Так значит Максим не виноват!

– Кто? – повернулась к нему Саша.

– Максим, – повторил он. – Мой друг, в начале деревни живёт.

– А он тут при чём? – Саша надела наушник на одно ухо.

– А при том, – Миша бросил полено к печи и взял два других. – Что после твоего звонка

приехал Комаров и арестовал его. А он просто мимо проходил.

– Просто, – Саша сделала паузу. – Проходил мимо?

Миша собрал у печи небольшую поленницу, после чего подхватил миски для кошачьей еды и воды и отправился на кухню, чтобы их наполнить. Только в этот момент до него дошло, что он подсознательно считал Максима виновным.

– Макс пошёл в дом культуры, чтобы взять несколько стеклянных колб. – объяснение вышло довольно вялым.

– Тебе, – Саша снова сделала паузу. Эта манера начала Мишу изрядно нервировать. – Не кажется, что это немного странно – искать стеклянные колбы морозным утром в доме, где совершенно случайно оказался труп?

– Нет, не кажется, – его гневный голос раздался из-за ширмы. – Максим просто человек открытого ума.

– Уж не наркоман ли это из жёлтого дома?

– Никакой он не наркоман! – в Мишином голосе послышалась обида. Он влетел обратно

в комнату и предстал перед своей собеседницей, уперев руки в бока. – И ты должна позвонить Комарову и рассказать о том, что была там ночью!

Вместо ответа Саша пожала плечами и надела наушник на второе ухо. Судя по всему, она превысила дневную норму разговоров с людьми. А может быть и месячную.

– Я понял, – раздражённо кивнул ей Миша. – Тогда я пойду и расскажу.

Не забывая греметь чем попало, Миша собрался в прихожей и ступил в коридор. Саша не обратила на него никакого внимания.

– Если что, я знаю, где тебя искать! – крикнул он перед тем, как захлопнуть дверь. Не столько чтобы запугать Сашу, сколько обратить внимание на тщетность её положения.

18

– Вы уж извините нас, Лизавета Михайловна, – дежурно оправдался Комаров, стоя на пороге зелёного дома с лопатой через плечо. Он успел выпить на пути из Аксентиса, но пока держался на ногах – Мы с проверкой. Говорят, бандиты из соседнего Остовина схрон закопали в одном из дворов. Ваш надлежит проверить.

Елизавета Михайловна, кутаясь в халат, на мгновение изменилась в лице, но тут же взяла себя в руки. Старик Кожемякин засунул руки поглубже в карманы и принялся переминаться с ноги на ногу. Капитан обернулся и посмотрел через Зинино плечо.

– Готов поспорить, что если уж где и закопали, то вон под той яблоней.

Действительно, посередине двора среди изящных вишен росло корявое дерево, покрытое серебристым налётом.

– Как они, по вашему, забрались в мой двор? – поинтересовалась Елизавета Михайловна вздохнув. – И что им мешало в лесу закопать?

– Известное дело, – ответил Комаров, не дрогнув мускулом. – Забрались они ночью, пока вы спали. А в лесу мы бы схрон быстренько обнаружили. Вы уж поверьте.

И, улыбнувшись, он пошёл к дереву, чтобы избежать навязчивых вопросов. Копать ему пришлось совсем недолго. Уже через полчаса, когда вокруг дерева образовалась довольно глубокая траншея, лопата ударилась о что-то твёрдое. Зина задёргала капитанов рукав, прикрикивая: «О! О!», а Кожемякин нетерпеливо потёр руки. Всё это происходило под острым взглядом старой учительницы, укутанной в старую коричневую шубу.

После быстрых махинаций Комаров вытащил из ямы земли грязный и холодный ящик со сгнившей деревянной ручкой на крышке.

– Видели это когда-нибудь? – спросил он Елизавету Михайловну участливо.

– Нет, – отрывисто ответила она.

– Конечно, нет. – буркнул капитан и вежливо поинтересовался. – Можно у вас дома

осмотреть?

И они отправились в дом. После того, как ящик отмыли, Комаров поставил его на стол и отомкнул защёлки. Перед глазами собравшихся предстали плохо сохранившиеся пухлые пачки оранжевых рублей с портретом Ленина. Комаров достал один из свёртков и разложил бумажки на столе.

– Ничего не понимаю, – промычала Зина и обратилась к Комарову. – Когда, говоришь, банк-то грабанули?

Комаров посмотрел на неё отсутствующим взглядом, помахивая банкнотой, а затем спросил Елизавету Михайловну:

– Будьте добры листок бумаги и ручку.

Та покорно достала из шкафа требуемое и протянула капитану. Тот начеркал на листке какие-то каракули и протянул его учительнице.

– Зина, – объявил он ровным голосом. – Немедленно обыскать помещение на предмет улик.

– Каких? – та широко раскрыла глаза.

– Любых. – отрезал Комаров и сел за обеденный стол.

Елизавета Михайловна вперилась в листок, на котором капитан вывел:

Капитан отделения полиции ПГТ Аксентис Комаров В.В.

Установил

Постановление

Во дворе дома номер восемь гражданки Елизаветы Михайловны Рукосуевой в деревне Ближневехи обнаружен металлический ящик, наполненный советскими банкнотами датой тысяча девятьсот семьдесят седьмого года печати.

Постановил

Провести обыск в доме номер восемь деревни Ближневехи.

Дата, подпись

– Уважаемый, вы так просто обыск проводить не можете, – возмутилась Елизавета Михайловна.

Она хотела что-то добавить, на Комаров её перебил.

– Да, да, – согласился он, перекинув ногу на ногу. – Должно быть двое понятых, я помню. Вот они у меня и есть: гражданин Кожемякин.

Бородатый старик посмотрел на них с некоторым удивлением.

– И гражданка Протопопова. – он указал на Зину.

– Позвольте, – не согласилась старая учительница. – Это же ваша коллега.

– О, нет, – капитан дыхнул в неё водочными парами. – Это она вчера была коллегой. И

завтра будет. А сегодня у неё отгул.

После двух часов детального осмотра всех шкафов, антресолей, подкроватного пространства, чердака и погреба, на столе на кухне образовалась гора различных бумаг. Капитан, бегло просматривая каждый документ, отбрасывал его в сторону.

Когда ему попалось вчерашнее письмо из следственной от девяносто первого года, в комнате наступила тишина. Медленно сканируя каждую строчку, Комаров прочитал требование и, опустив лист, уставился в заиндевевшее окно напротив. Троица застыла в ожидании.

– Зина, – наконец вышел из забвения капитан и наморщил лоб.

– Чого? – глухо отозвалась та.

– В четырнадцатой Аксентиса бухгалтерия где находится? – спросил он, имея ввиду

среднюю школу городка.

– В сельсовете, где ж ещё.

– В сельсовете. – он немного помусолил слово. – А в Ближневехах сельсовета нет. Или

есть?

– Контора тут была, – пробубнила Зинаида после недолгого молчания. – Лет двадцать

назад.

Комаров подошёл к окну, которое выходило на магазин, и показал пальцем на соседний с ним особняк Андрея Урусова.

– Вот эта, что-ли?

– Она, да. – ответила Зина.

Капитан потребовал изъять ящик с деньгами и отвезти его и замученного работягу в участок. После этого он вышел на улицу и сделал добрый глоток из бутылки. Молчавшая до сих пор Елизавета Михайловна наконец обрела дар речи и вылетела вслед за капитаном с требованием объяснить суть дела. За ними вышли Кожемякин с Зинаидой.

19

Для нас с Сергеем утро началось около десяти утра, когда сон сошёл окончательно и я больше не мог пялиться в потолок. После завтрака картофельными чипсами и бутылкой пива, я перекинул почтовую сумку через плечо и мы вновь отправились исполнять почётный долг какого-то мужика из прошлого, который, наверное, к тому моменту давно умер.

Сегодня нас ждал дом номер двадцать один, принадлежавший дяде Паше. Паша был человеком для деревни полезным. Он за сезон вскапывал трактором десять, а то и пятнадцать огородов. С помощью экскаватора высаживал целые аллеи яблонь и вишен. А к зиме от его телеги не было отбоя – другого способа привезти из Аксентиса дрова попросту не существовало.

Но, как это часто бывает, зажиточного помещика не жаловали. По вполне обыкновенным для нашего края причинам. Например, Паша жадничал. Он не только брал за труд вполне ощутимые деньги. Иногда он мог не захотеть делать что-то и тогда приходилось подмазывать его бутылкой. Но, так как Паша не пил, то водку он складывал у себя в сарае. Как-то раз я имел счастье видеть горы этих бутылок.

Потом, Паша воровал. И, хотя доказать сей факт никому так и не удалось, пропажу дров, кур и садового оборудования всегда списывали на него. Если кто-то не мог досчитаться поленьев, ему говорили – 'Поди, Пашка утащил!'

Но нас с Сергеем это всё, конечно, не касалось. Лишь когда мы подошли к двери его белого дома, в компании дворняги Рэкса, заливавшегося на нас лаем, я испытал неприятное предвкушение от предстоящего общения.

Верёвка, державшая первобытную мощь Рэкса, тянулась от дальнего угла забора до самого крыльца. Я мог дотянуться до его носа, вытянув руку. Которую он, вне сомнения, тут же бы и отгрыз. Поэтому я, не отводя от него взгляда, истошно забарабанил в дверь.

Паша, по обыкновению, приоткрыл нам щёлочку. Он не успел произнести вкрадчивое 'чё нада?', как мы с Сергеем ввалились в его прихожую. Я захлопнул дверь и уперся в неё спиной.

– А ну брысь! – удивительно громким голосом грохнул Паша и взял в руки толстый дверной засов.

– Спокойно! – Сергей выставил перед собой ладонь.

– Мозги вышибу! – Паша замахнулся дубиной.

– Мы почту нашли! – завопил я, ощутив безвыходность ситуации. – Тебе письмо пришло!

Моё заявление произвело ощутимое впечатление на мужика. Не опуская дубины, Паша спросил – 'Чё?'

– Двадцать лет назад. – я бросил сумку на пол и покопался в ней. – Вот! Видишь? Двадцать первый дом.

Паша сжал губы в тонкую белесую полоску и поставил дубину к стене. Взяв, а точнее вырвав конверт из моей руки, он зажёг свет в коридоре и вгляделся в текст. Удостоверившись в подлинности, он сложил письмо вдвое и запихнул в карман мешковатых штанов.

– Где нашли? – спросил он наконец ровным, но глухим голосом.

Я в двадцатый раз рассказал историю с магазином и сараем. Сергей подтвердил.

– Ладно уж, – смягчился старик, проведя рукой по седым кудрявым волосам. – Заходите давайте.

Мы с Сергеем посмотрели друг на друга, задавшись немым вопросом о том, стоило ли любезно согласиться или послать его ко всем чертям. Не найдя ответа в Сергеевом лице, я молча кивнул и мы пошли внутрь.

Больше всего меня пугала встреча с Пашиным другом. Вопрос о сожителе барыги не давал покоя Ближневехам. Кто же это на самом деле – сын? Внук? Племянник? В глубине сельского общественного бессознательного таился нелицеприятный ответ, но народ предпочитал отрицать.

Белобрысый парень лет двадцати появился у Паши внезапно, около трёх лет назад. Бывало, встретишь их на поле с ворохом какого-нибудь металлолома на сдачу, Пашка ему кричит: 'Давай, Дениска, тащи да не ной!' И смотрит ещё гордо так, с заботой.

В общем, я вошёл в избу с тяжёлым сердцем. Судя по лицу Жемякина, он вообще готовился провалиться сквозь землю. И не зря. Редкое солнце решило пробиться сквозь завесу туч аккурат в тот момент, когда мы переступили порог. Оно осветило белые тюлевые занавески на окнах, перед которыми за столом боком к нам сидел Дениска. В рыжеватом свете короткостриженный пацан повернул лицо к нам, напомнив внешним видом картину Александра Иванова 'Явление Христа народу'.

Вид, судя по всему, переполнил старика эмоциями. Сделав четыре шага, Паша хлопнул парня по плечу и повернулся к нам.

– Дениска вот мой, – и, выдохнув, посмотрел на него любовно.

Сергей воспользовался паузой, чтобы беззвучно вывести губами буквы 'У' и 'А'. Я мрачно кивнул.

– Чаю может хотите, парни? – с суетливой добротой в голосе поинтересовался Паша. И, не дождавшись нашего решительного протеста, ринулся к печи. – Чайник вскипел только.

Вздохнув, я сел на диван и положил сумку на колени. Сергей и вовсе решил стоять. Налив нам чаю, Паша сел напротив парня и спросил нас, что мы там ещё нашли в этом сарае. Я немного поболтал с ним, насладившись разнообразием гримас, которые Паша демонстрировал после каждой сказанной фразы. Дениска сохранял при этом миролюбивое, безучастное выражение лица.

Когда мы пресытились разговорами и я, наконец, поднялся, Сергей, видимо, едва сдерживаясь от отвращения, вдруг выпалил: 'Ну, спасибо, Паш! Мы пойдём!' Я посмотрел на него с недоумением, мол, и так понятно было. Но он уже топтался в коридоре. Оба хозяина вышли проводить нас вместе. Мальчонка ютился за широким Пашиным плечом.

– Ну, спасибо, что про меня не забыли. – важно произнёс старик.

– Не будешь письмо читать? – поинтересовался Сергей.

– Потом, будет ещё время, – хохотнул Паша. – Двадцать лет лежало и ещё полежит.

Когда мы ступили на крыльцо, Паша взялся за засов. Поди, чтобы такие, как мы, к нему в дом больше не заваливались. И тут же я увидел что-то, что заставило волосы у меня на затылке зашевелиться. Я открыл рот и двинул Сергея в бок кулаком.

– Эй, ты чего? – возмутился он негромко, но затем направил взгляд туда, куда указывал мой открытый рот.

Маленький гадёныш сверкал в солнечных лучах тем, что сначала показалось мне вычурным рисунком на тёмно-сером свитере. В действительности он приколол к нему штабеля разноцветных военных наград. И среди них, почти по центру груди располагалась блестящая золотая звезда.

– Ах ты ублюдок! – закричал я и бросил сумку в снег. Мне сразу показалось, что это плохое начало. Но, не раздумывая, я ринулся на пацана.

Паша, который, судя по всему, сообразил ещё быстрее моего, залепил оглоблей мне по рёбрам.

– А ну вон! – воскликнул он. Мальчишка отступил глубже в коридор.

– Крути мужика! – крикнул я сквозь боль.

Сергей так и сделал. Он легко отвёл удар дубиной и, вырвав её из Пашиных лап, взял его за грудки. В тот момент, когда я решил проскользнуть мимо, чтобы схватить пацана, Паша достал из кармана что-то чёрное и воткнул в Сергеев бок.

– А-а, – протянул он хитро. – Не так быстро.

Отступив к стене, я увидел в Пашиной руке настоящий 'Маузер' с квадратной обоймой. В этот момент, в белой водолазке и мешковатых штанах, он походил на Фёдора Сухова из 'Белого Солнца Пустыни'. Ощутив металлическое дуло под ребром, Сергей отпустил Пашину водолазку и сделал шаг назад. Я поступил так же и вскоре мы очутились на крыльце, инстинктивно держа руки на виду.

– Ты где эту звезду взял, сволочь?! – бросил я в коридор. Паша вышел вслед за нами.

– Не твоё дело, – гаркнул он, держа пистолет в нашем направлении. – Не рыпайся.

Комаров даже на твои похороны не придёт. А ну, Дениска, подь сюды. И оглоблю захвати.

Пацан робко выступил наружу, держа склонённый к земле засов в тощих ручонках.

– Давай, заряди этому белобрысому. – скомандовал старик. – Да не боись, он не дёрнется.

Так как мои волосы светлее, чем у Сергея, я нервно глотнул. Парень осторожно подошёл ко мне. Рэкс дополнял атмосферу громогласным лаем. В этом гвалте руки– ветки занесли дубину и врезали ей мне в рёбра, аккурат в больное место. Бросив оглоблю, пацан отпрыгнул и ринулся обратно в коридор.

– Валите отсюда, – сквозь зубы произнёс Паша и пнул мою сумку. – В следующий раз церемониться не буду.

20

Андрей Урусов, в отличие от нас, родился и вырос в Ближневехах. О его родителях мы с Сергеем ничего не знали и никогда их не видели. Он, подобно Снегурочке, бывшей внучкой Деду Морозу и никем никому больше, приходился внуком деду Ване, а так же племянником какой-то тётке по имени Валя. На этом список его родственников для нас заканчивался.

Никто не знает, как именно Андрей поселился в бывшем здании деревенской администрации, которое вместе со 'Скотником' составляло архитектурный ансамбль села. Конечно, я могу позвонить ему прямо сейчас и спросить, но, видит бог, мне лень. Я знаю только, что занимал он тогда лишь три комнаты огромного дома.

Большая прихожая, начинавшаяся сразу после высоченной парадной лестницы и толстых двойных дверей, освещалась из широкого окна под потолком. Потолок, надо сказать, поражал воображение каждого сельского жителя. Даже если мы с Сергеем встали бы друг на друга, то всё равно не смогли бы до него достать.

Из прихожей внутрь дома вели четыре двери – две справа, одна слева и одна по центру. До того знаменательного дня я бывал лишь в одной, правой. Там располагалась мастерская, в которой мы иногда коротали вечера за перебором втулок своих велосипедов. Однажды мы сидели там на подоконнике и переписывали кассету группы 'Руки Вверх' на старом Андреевом магнитофоне.

Я помню, что следующая дверь справа вела на кухню, а по центру – в зал. Та, что находилась слева, открывала вход в сарай. Высокая, почти что вертикальная лестница у дальней стены упиралась в деревянный люк, который вёл на чердак.

У всех в доме есть чердак. На чердаке моего дома рассыпанными валяются различные вещи старых хозяев вперемежку с одеждой, которую я носил двадцать лет назад, а так же артефакты вроде ржавого самовара и тридцатилитровой бутыли под самогон. У Сергея чердак усыпан игрушечными кортиками, сделанными из пластика. Откуда они там взялись, он не знает. Или не хочет говорить.

Когда начало темнеть, небо вновь обрело тёмно-серый оттенок. Морозный ветер усилился и бил теперь серебряными струями снежинок по окнам. Андрей поставил полный, тяжёлый чайник на плиту и взялся за зубную щётку, чтобы намочить её под рукомойником. Внезапно в прихожей прогрохотало.

Отложив щётку, он высунул голову из кухни и замер. Через несколько секунд во входную дверь снова пробарабанили. Андрей поправил трико, натянув их повыше на живот, и прошаркал к двери. Она, как и все двери в нашей деревне, не запиралась, поэтому он просто потянул ручку на себя.

В ультрамариновом свете сумеречного неба перед ним предстала фигура с погонами на плечах и надвинутой на затылок фуражке с золотистой кокардой. Через секунду глаза Андрея привыкли к полумраку и он различил ровное, слегка небритое лицо капитана Комарова из полиции Аксентиса. Тот моргал глазами немного чаще, чем это обычно необходимо, и покачивался на отчаянном ветру.

– Зодорова, капитан, – Андрей показал ему кривые зубы. – Чё надо?

Тот открыл рот, чтобы что-то сказать, да чуть не повалился на Андрея. К счастью, он успел выставить руку и упереться в левую дверь. Спустя минуту неуверенных покачиваний Комаров, наконец, овладел собой и встал прямо, поправив фуражку.

– Контора, – выпалил он одним выдохом. – Тут была?

Овальное лицо Андрея посуровело на мгновение, отражая попытку понять, бредит ли капитан или спрашивает всерьёз. Затем он вздёрнул брови и пожал плечами.

– Ну тут. А тебе чего?

– Обыск, – еле ворочая языком, ответил бравый рубака.

Неуверенным жестом он оттолкнул парня в сторону и вошёл. Андрей показал ему ладонь в возмущении, добавив к этому что-то вроде 'Слыш, ты совсем уже сбрендил?' Но гроза преступного мира оказался непреклонен. Покачиваясь, он проследовал в мастерскую, где под наблюдением недоумённого хозяина дома принялся выдвигать ящики. Некоторые из них от излишнего усердия сыпали содержимым на пол.

Не успел Андрей понять всю абсурдность ситуации, как позади него послышался стук каблуков по парадной лестнице. Обернувшись, в тусклом свете из окна мастерской, которое выходило на крыльцо, он увидел старую школьную учительницу. Запыхавшись, та облокотилась на дверной косяк, свободной рукой кутаясь в своё длинное пальто.

– Здрасьте, – процедил Андрей в ожидании очередного сюрприза. Он уже понял, что дело пахнет керосином, и решил противостоять неожиданностям во всеоружии.

– Привет, – выдохнула Елизавета Михайловна. – Комаров здесь?

– Ну здесь, – ответил парень сквозь грохот сыпавшихся деталей в мастерской.

– Ты его это, – старушка, наконец, обрела зычный голос и выпятила грудь. – Гони в шею!

До чертей допился!

Андрей, к тому моменту разрывавшийся от желания сделать именно это, теперь задался вопросом, что Елизавета Михайловна сама тут делает. Но та влетела в дом и взяла его под руку, словно пятилетнего, лишив всякой возможности возразить. Когда они оба показались в дверях мастерской, Комаров, потерпевший неудачу, двинулся в другую комнату. Не обратив никакого внимания на неуверенное лицо Андрея и звонкие увещевания учительницы, он отпихнул их и скрылся на кухне. Послышался звон посуды.

– Давай, гони его, – толкала Андрея Елизавета Михайловна так, словно от этого зависела её жизнь. И жизнь Андрея тоже.

Тот вяло ступил на кухню, чтобы вдоволь насладиться сгорбленной фигурой Комарова.

– Капитан, – начал он примирительно. – Шёл бы ты домой, а. Поехали на моей 'буханке'?

Из форменной шинели полицейского выпала пустая бутылка и покатилась по полу. 'Давай-давай!' – подначивала Андрея учительница.

– Поздно уже, капитан, – ещё вкрадчивее протянул парень.

Комаров потерпел фиаско и на кухне. Разогнувшись с протяжным рыком, он вытер пот с лица рукавом и вновь отпихнул группу поддержки. В его распоряжении остались двери в зал и в сарай. Сняв фуражку, он обмахал ей потное лицо и вновь натянул на затылок. Тогда-то, видимо, его и посетила гениальная идея. Он подошёл к лестнице на чердак и, неуверенно взявшись за хлипкие перила, встал на первую ступеньку.

В этот самый момент мы с Сергеем поднялись по парадной лестнице и, увидев дверь открытой, вошли.

– Ну что вы там забыли, Владимир Владимирович? – увещевала капитана Елизавета Михайловна.

Андрей решил не принимать участия в фарсе. Только увидев нас, он двинул прочь от импровизированной сцены – 'Возвращение мужа из командировки' – и гаркнул нам.

– Чё надо?

– Здорова, Андрюха! – сказал я, улыбаясь.

– Ну? – повторил он грубо, подойдя к нам.

– Да письмо принесли. Не знаю, тебе или не тебе.

– Какое ещё письмо? – он обернулся, чтобы посмотреть на комичное дуо. Комаров уже

откинул люк на чердак и почти скрылся внутри, но Лизавета Михайловна ещё держала его за штанину.

Я протянул ему конверт. Даже не взглянув на бумажку, он сунул её в карман трико.

– Чего у тебя происходит-то? – я не сводил взгляда с лестницы.

– Да Комаров головой ударился, – раздражённо ответил Урусов.

В этот момент капитан уже скрылся под потолком, а учительница литературы забралась следом и стояла теперь на лестнице, вещая что-то неразборчивое в люк.

– Типа, обыск, что-ли? – спросил Сергей в спину Андрею.

– Не знай, – пожал плечами он.

– Того гляди, они подерутся сейчас. – ухмыльнулся я.

– Ну кого ещё там принесло? – раздражённо гаркнул Андрей, повернувшись ко мне.

Я посмотрел на него с удивлением, а затем услышал стук ботинок внизу. Миша пришёл дополнить нас, грозно сверкая глазами в свете лампы из прихожей.

– Здорова, Михан! – обрадовался я. Он не ответил.

– Ну а тебя чего принесло? – Андрей упёр руки в боки.

Когда Миша взошёл на крыльцо и мы пожали ему руку, из прихожей донёсся грохот. Елизавета Михайловна успела отпрыгнуть когда капитан вывалился из люка со шлейфом из жёлтых листков и папок, словно комета. Документы разлетелись по всей комнате, покрыв Комарова толстым слоем. Через несколько секунд, под непрекращающиеся упрёки старой учительницы, он поднялся и принялся собирать награбленное. Вздохнув, Андрей пошёл ему помогать.

– Ну чего ты делаешь? – возмутилась Елизавета Михайловна. – Думаешь, он тебе спасибо скажет?

– Нет, – ответил Андрей раздражённо. – Он свалит быстрее. Да и вообще, вам какое дело?

Ответ заткнул даму на время, достаточное для того, чтобы все папки и листки собрались в аккуратную стопку, которая перекочевала под мышку Комарову. Андрей

даже поправил его фуражку. Не переставая усиленно моргать, тот двинул навстречу нам.

– Здрасьте, капитан, – отсалютовал я.

Капитан почему-то не обратил на приветствие никакого внимания. Зато Миша получил его сполна.

– Не нравишься ты мне, – Комаров ткнул его в грудь пальцем свободной руки. – Чё ты тут делаешь?

– А тебе какое дело? – не моргнув ответил Миша, не остыв от перепалки со своей новой знакомой.

– А ну пошли в участок, – капитан выпятил небритый подбородок.

– Да сейчас, – ухмыльнулся Миша.

– Как же! – поддакнул я и гадко осклабился.

– Конечно, – кивнул Сергей и ухмыльнулся.

И мы втроём развернулись, чтобы гордо ретироваться. Но не тут-то было.

– А ну стоять, – ровным голосом скомандовал капитан. Мы синхронно обернулись и увидели в его руке пистолет Макарова – самое бездарное оружие на страже закона. Однако, с такого близкого расстояния сработает и молоток, поэтому мы не на шутку испугались.

– Бежим! – крикнул я и ринулся вниз по лестнице без оглядки.

Мысль о том, чтобы справиться о товарищах, не посетила мою голову. Я слетел вниз к калитке и в этот момент услышал выстрел. Не почувствовав никаких изменений в теле, я продолжил бежать что было сил, пока не выдохся окончательно. Только тогда я осознал, что стою в глубоком снегу у белой стены дома культуры.

Оглянувшись, я увидел в полумраке Сергея, который выдохся ещё раньше моего и еле ковылял, стараясь попадать в мои следы. За его плечом, вдалеке, шла процессия в виде Комарова с пистолетом и Мишей со вздёрнутыми руками. Они прошагали через дорогу и скрылись в берёзовой роще.

– Вот засада, – выдохнул я. – Это не тебя подстрелили?

– Нет, – Сергей состроил гримасу. – Чего делать будем?

Мы оба знали, что именно надо делать, и это нам обоим не нравилось. Я протянул кулак. Сергей помялся мгновение, а затем протянул свой. 'Цу-е-фа!' – отсчитали мы. Я выкинул ножницы, Сергей – камень.

– Чёрт! – воскликнул я. Снег под ногами таял, штаны намокали с ужасающей скоростью.

Я достал телефон и, удостоверившись, что сигнал, к сожалению, есть, нашёл номер в записной книжке.

– Юрий Михайлович, здравствуйте! – сказал я в трубку наиболее благожелательно. – Это друг вашего сына. Миша попал в беду. Нет, не как обычно, а намного хуже!

21

Сначала Миша шёл с высоко поднятыми руками, подгоняемый злобным рычанием капитана. Он не оборачивался, но знал, что старый чёрт едва держится на ногах. Однако, когда ему пришло в голову опустить уставшие конечности, Комаров пальнул в воздух. Какая-то дворовая лайка завопила из-за приоткрытой двери одного из домов.

Ближе к середине бесконечно-долгого, как показалось Мише, пути, атмосфера немного наладилась. Капитан не сказал ничего конкретного, но когда Миша в очередной раз решил опустить руки, то не почувствовал свинца в теле.

Они прошли по мёрзлому чернозёму, затем по заснеженной площадке перед деревянным домом культуры Аксентиса. Когда перед ними вырос бронзовый неизвестный солдат, Комаров приложил пальцы правой руки к виску. За солдатом зеленела покатая крыша хозяйственного магазина, а под ней – ржавая дверь отдела полиции. Миша вошёл, словно к себе домой.

– Здорова, Макс, – сказал он вяло.

– А, приветствую, – кивнул Максим.

Он сидел на холодном полу в позе лотоса, его светло-серые глаза улыбались в тусклом свете болтавшейся на проводе лампочки. Зинаида подняла голову с кулака, на котором держала её последние полчаса, читая 'Убийство в Восточном Экспрессе'. Она раскрыла рот, чтобы гаркнуть на незваного гостя, но за ним ввалился капитан. Он прошёл мимо Миши, который машинально прилип спиной к решётке, отделявшей его от Максима. Бросив свою ношу на Зинин стол, Комаров достал из ящика наручники.

– А ну дай руку, – буркнул он, держа наручники в одной руке, а пистолет – в другой. Миша подал конечность.

Замок щёлкнул на правом запястье, а другое кольцо сомкнулось на решётке.

– Я сейчас приду, – проронил капитан Зине, пуская с улицы снежный вихрь.

– Расходились тут, – булькнула ему в след Зинаида и взялась за книгу.

Через заиндевевшее окно Миша увидел спину капитана, направившегося в круглосуточный магазин.

– Как дела, Миша? – участливо поинтересовался Максим и пожал его руку через решётку.

– Как видишь, – индифферентно ответил Миша. – Тебя тут хоть кормят?

Зинаида подняла глаза и одну бровь в ожидании того, что ответит Максим.

– О, нет, – простодушно сказал тот. – Капитан в этом плане очень строгий. Говорит, первые трое суток не обязаны.

– Но ты не волнуйся, – ответил он на округлившиеся Мишины глаза. – Сегодня заходила Лиза из первого дома. Принесла конфет и хлеба, какие-то истории рассказывала. Хочешь ириску?

Он протянул Мише конфету. Тот помотал головой. Зина хмыкнула. Максим хотел было спросить, не знает ли Миша, что случилось с Лизой, но не успел. Комната залилась ярким светом на несколько секунд. Послышался гул автомобилей, затем всё стихло. Миша потёр запястье под наручником.