Текст книги "Разбитое зеркало"
Автор книги: Фрасис Джозефин Дарлинг
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 18 страниц)
Глава двадцать четвертая
Портия перемерила уже все свои наряды, но так ничего и не выбрала. Времени уже почти не оставалось, а ей все не нравилось. После бассейна она полдня провела в парикмахерской – педикюр, маникюр, косметический кабинет, макияж. Опять она бросила Романа одного. Небось он снова поднимется на крышу, где сидят все эти…
Да нет, вряд ли. Он должен понимать, что в конце концов это будет ему чего-то стоить.
Макияж сильно изменил лицо. Она едва узнавала себя. В основном из-за глаз. Серебристо-бордовые тени сделали цвет глаз глубже, темная тушь удлиняла ресницы. Глаза, которые она всегда считала интенсивно черными, приобрели мягкие, теплые оттенки, стали ярче, выразительнее.
Волосы роскошно блестели – цвет, раньше скучноватый, немного «мышиный», теперь получил глубокий ореховый оттенок.
Она выглядела настоящей роковой женщиной, да и настроение было подходящим. Значит, и одеться нужно было соответственно новому амплуа.
Это все Рио виноват.
Портия остановила свой выбор на тоненьком шелковистом облегающем платье с разрезами на бедрах. Платье было на тонких лямках, с глубоким вырезом. Ни о каком лифчике не могло быть и речи. В студенческие годы она всегда ходила без лифчика, но только в рубашках. Рубашки все скрывают, а тут другое дело… Правда, не так плохо, если соски не торчат. Придется держаться подальше от сквозняков.
Платье Портия надела не на голое тело. На ней были розовые чулки с подвязками и еще нечто невесомое, обтягивающее ее потайные местечки. Тончайшая резинка врезалась между ягодицами, но к этому можно было привыкнуть.
Придется привыкнуть и к высоким каблучкам, только надо немного попрактиковаться.
Роман постучался к ней ровно в восемь. Он всегда был пунктуален. Наверное, сказывается опыт работы посыльного в ресторане.
Волосы его были, как всегда, чистые, немного вьющиеся. И с чуть заметной сединой на висках – а было ли это раньше? На Романе была голубая рубашка из тонкого полотна, слегка свободная, с открытым воротом, так что видна была в меру волосатая мощная грудь.
Джинсы имели необычный шелковистый блеск.
– Приятно носить такие брюки? – спросила его Портия.
Роман ответил не сразу. Он все смотрел на нее широко открытыми глазами – право, было на что посмотреть.
– Брюки? Приятно ли их носить? – очнулся он и бойко, почти по-мальчишески выставил колено. Приятно было видеть Романа таким непосредственным после нескольких лет однообразной работы без улыбок и шуток. – Брюки отличные, – сказал он. – Попробуй сама.
Портии пришлось сжать пальцы в кулак, чтобы не запустить руку и…
Наверное, из-за его голоса у Портии было ощущение, что внутри у нее образовалась пустота, куда мягко и незаметно, как прикосновение легчайшего пуха, проникает что-то возбуждающее и проникает так глубоко, как никогда прежде.
– Что это за ботинки? – спросила она. – У тебя вроде не было таких.
Роман посмотрел на свои мягкие черные мокасины.
– Не было. Но пока ты была занята, я выскользнул из своей кельи и зашел в магазины на последнем этаже. Из гостиницы я не уходил, честное слово.
– Нравится мой наряд? – спросила она, крутясь перед ним. – Не слишком вызывающе?
– Нет, конечно! После представления, которое ты устроила в бассейне, ты выглядишь почти скромно. И соблазнительно одновременно. Сексуально, но изысканно, скажем так.
– Да, мне это нравится больше, чем просто соблазнительно.
Портия не поняла, возразил Роман на эти ее слова или только хотел.
На обед подали устрицы, омаров и что-то сливочно-фруктовое, но пряное на вкус, а еще терпкое чилийское вино. Позже появился ликер «Калуа» – для дамы и виски – для кавалера. Роман заказал виски, марка которого была не известна Портии. Впрочем, все равно не оказалось, принесли другое. Про себя Портия отметила, что еще одну бутылку он велел отправить себе в номер.
– Ты вряд ли это будешь, – сказал Роман и объяснил: – Это – маниока, сущая ерунда, как хлебные крошки, а это – перец малагета, от которого язык сворачивается в трубочку, а лицо просто исчезает.
– Острый?
– Сущий огонь.
– Думаешь, я не выдержу?
– Смотря каким способом ты будешь…
Слова «в рот, конечно» вырвались у нее прежде, чем она начала смотреть на танцующих людей, мелькавших под лучами мощных прожекторов.
Разнообразие нарядов поражало, в Америке такого не увидишь.
Поблизости была девушка в белоснежном шелковом жокейском наряде, даже с кнутом в руках. Другая была в оранжевой тоге с разрезами по всей длине, надетой на жесткое льняное платье, из-под которого виднелась полоска шелковых трусиков. При энергичных движениях бедрами платье задиралось так, что становился виден пупок.
Да, похоже, Портия просто скромно оделась. Сколько здесь нарядов, которые можно просто принять за нижнее белье. Не каждый догадается. На одной негритянке был белый кружевной комби-дресс, туфельки на шпильках и все. Белые нити светились в темноте, вспыхивая и мерцая, как будто были сделаны из электричества. Казалось, если свет вдруг вырубят, она останется просто без ничего.
Музыка была незнакома Портии – латиноамериканская, пульсирующая. Танцующая толпа двигала в лад и не в лад бедрами, руками, поводила плечами.
Многие мужчины были в свободных или расстегнутых рубашках с цепочками на шеях, в узких брюках. Некоторые женщины тоже расстегнули блузки. До пояса. И кругом торчали, сверкали, выглядывали соски всех форм и оттенков – от нежно-розовых до темно-коричневых. Попадались и серебристые, и позолоченные, выделенные даже зеленой, белой краской… Это была настоящая выставка.
– Никогда не видела такого количества… э… точек, – пытаясь перекричать шум, сказала Портия, главным образом, чтобы скрыть смущение.
– Что ты имеешь в виду? – прокричал Роман в ответ. – Груди? Что-то я не заметил ничего особенного. Правда, для себя я присмотрел славную парочку.
Портия посмотрела на свою грудь. У нее почти ничего не было заметно. Платье скрывало соски, но все же было очевидно, где они. Что-то витало в здешнем воздухе. Столько призывно раскованных женщин, столько мужчин, часто физически откликающихся на эти призывы… Казалось, что дело близится к завершающему массовому оргазму. И на эту подогретую эротическую почву упала еще одна капля…
– Потанцуем? – наклонился к ней Роман.
Но вдруг музыка остановилась. Танцующие расступились. Хозяйка дискотеки – дама в глубоко декольтированном платье, открывающем на всеобщее обозрение две пухлые розовые груди, – сказала в микрофон несколько фраз на немецком, затем на таком плохом французском, что Портия ничего не поняла, и, наконец, на английском: «Дамы и господа! А теперь – ламбада! Позвольте представить: Рауль и донна Пробида! Спасибо!»
В полной тишине в лучах прожектора показались двое. Лицо Рауля напоминало сморщенное яблоко. На нем был костюм тореадора, только надетый на голое тело. Донна Пробида выступала в высоких черных сапогах, вокруг бедер была завязана черная атласная шаль с кистями, завершал все черный жакет болеро, стянутый на груди серебряной цепочкой.
Костюм Рауля пестрел всеми цветами радуги.
Все взоры впились в танцовщицу, подобную черной пантере. Партнер откинул гриву густых черных волос. Лицо его могло показаться безобразным, но его кошачья пластика поражала естественностью и страстью.
Движения женщины были легкими, почти незаметными. С вожделением смотрела она на Рауля, тело ее начало подрагивать. Это была чувственная дрожь, напомнившая Портии самые глубокие сексуальные ощущения – те, которые возникают не до и не после, а на самом пике экстаза, те, от которых, кажется, сердце останавливается.
Когда такое было с ней в последний раз? Давно, очень давно.
Тело донны пульсировало в такт музыке. Казалось, что звуки исходят из самой женской плоти, страстной и жадной. Шелковистая юбочка-шаль стала почти невидимой из-за ритмичных, волнообразных движений, потом начала струиться вниз, как бы вслед за музыкой, все ниже, ниже – и упала.
Тонкий луч света выхватил из темноты выпуклый треугольник между ног, прикрытый тонким черным блестящим лоскутком, под которым было живое, волнительное, алчущее чрево.
Бедра Портии чуть судорожно сжимались.
Ритм музыки изменился. Мужчина Рауль и женщина донна Пробида – запретная женщина – слились воедино. Совокуплением назвать это было бы слишком, однако…
Ноги ее обвились вокруг его торса, лаская спину, талию, ягодицы, бедра. Женщина резко откинулась назад, волосы ее волной упали до самого пола. Серебряная цепочка-замочек лопнула, полностью обнажив грудь. Бедрами она теперь крепко сжимала его ногу.
Со змеиной гибкостью она просто «струилась» вокруг его тела, умудряясь ногами касаться даже шеи партнера.
Непонятно было, то ли он вдруг поднял ее высоко наверх, то ли она сама взлетела, но в то же мгновение она начала медленно сползать вниз спиной к спине, как бы стекая по нему все ниже, ниже, распластавшись в конце концов на полу в своем распахнутом жакетике, с торчащими в стороны сосками.
Номер длился пять-десять минут, не больше. После него атмосфера в зале накалилась. Портии стало жарко, даже душно. Она покрылась испариной. Была ли это просто испарина из-за духоты?
– Потанцуем? – услышала она хрипловатый голос Романа.
Портия почувствовала, как что-то обжигающее разорвалось и запульсировало глубоко-глубоко, в самом сладком уголке живота. И прежде чем она попыталась что-то сказать, он обнял ее сзади, взял за руку.
Движения танца были несложными. А уж движения партнера были совершенно естественными.
Портия телом ощущала его эрекцию. Упругий, горячий, бесподобно длинный член его удобно устроился посреди ее мягкой ямки. Многие мужчины и раньше прижимались к ней во время танца, но сейчас Портия не ощущала ни грубой настойчивости, ни похотливости. Роман не стремился опередить события. И мучительно-сладкая пустота у нее внутри все настойчивее требовала заполнения…
И уже Портия заметила в себе ответный жар и трепет, прижалась смелее и крепче, шире разведя ноги, так что застежки по швам юбки поехали вверх, почти полностью обнажив бедра. Вот уж ерунда! Другие девушки открывают же ноги совсем, а почему бы ей так не сделать? Тем более, есть что показать.
Роман склонился к нежной ямочке между шейкой и плечом, прошептал что-то. Это легкое прикосновение таким током пронизало кожу, что Портии пришлось сделать усилие, чтобы уловить смысл слов.
– Да, я буду… Да, идем, – шепнула она в ответ.
Музыка играла и в лифте. Портия никогда прежде не танцевала в лифте, если это можно было назвать танцем. Тут он в первый раз поцеловал ее. Краткое прикосновение губ только разожгло аппетит. Пряный язычок лишь скользнул и исчез.
Этаж, дверь, ключ – все это было как-то смазано. Она сбросила платье, он сорвал одежду. И вот она разметалась посреди кровати – сладострастно, бесстыдно, алчуще, разбросав руки, широко раскинув бедра.
Он замер над ней, не касаясь, смотрел и смотрел, и кожу ее покалывало от такого взгляда. Тела их рвались друг к другу и в то же время стремились продлить наслаждение ожидания. Губами она ощущала его рот, которым он поглощал ее всю, как бы втягивая, всасывая ее чувственную кожу.
В момент передышки она спросила:
– А что ты теперь будешь со мной делать?
Глаза его осветились внутренним светом – он понял. И сказал, что же он все-таки собирается делать с ней, и потом, делая это, говорил, что он делает. Отрывая на мгновение губы от ее кожи, он говорил, что он только что делал, говорил, как это было приятно ему делать. Она с удовольствием поддерживала такую «беседу», рассказывая ему, что она ощущала после каждого прикосновения его влажного языка, губ, от каждого движения его ласковых пальцев, находивших все новые и новые уголки ее чувственности. Предвкушения, ощущения, наслаждения – ни в чем не было недостатка. Слушая его слова, она чувствовала себя все еще на пути к вершине, к высшей точке…
Воистину, Роман сумел превратить акт любви в настоящее произведение искусства.
И вот он вошел в нее. Она знала, что это вот-вот произойдет – он говорил ей. Портия чувствовала приятное давление, а он, остановившись на мгновение, еще и еще раз описывал свои ощущения. Портия была полна эротического ликования от предстоящего – она знала это! – наслаждения. Слова Романа усиливали, удваивали, утраивали возбуждение.
Горе на двоих – полгоря, счастье на двоих – два счастья.
И когда они содрогались вместе, губы их обжигали друг друга, глаза его впились в нее, тогда и слова превратились в звуки. Теперь слышалось тигриное рычание, кошачьи вопли, стоны, крики, вздохи…
А затем, лежа рядом с ней и тяжело дыша, обливаясь потом, Роман понял, что голос полностью отказал ему. И тогда, в той сладкой влажной тишине, Портия повернулась к нему. Теперь была ее очередь.
– Прежде всего, – сказала она, – прежде всего я собираюсь тебя…
Глава двадцать пятая
Портия была самая разговорчивая из женщин, с которыми Роману приходилось заниматься любовью. Она хорошо знала слова и мелодию любовной песни, пела ее громко, сильно, требовала от партнера того же, и глубокий мужской и нежный женский голос звучали в унисон.
Он сразу понял ее намек, тогда, когда она лежала перед ним, разметавшись, восхищавшая своим распутством и доступностью.
«А что ты теперь будешь со мной делать?» – это не было ни смущением, ни опаской, ни обреченностью. Ей было просто любопытно. Как бывает всем любопытно держать в руках меню изысканного ресторана – «Что же мы будем сегодня есть?» Жаль, подумал Роман, что не у всех женщин есть любопытство такого рода. Кажется, в литературе по психологии ему встречалось специальное слово, означавшее словесное сладострастие.
Разве нельзя назвать акт любви возвышенной формой общения? Странно, что люди, обладая чудным даром речи, не используют его, казалось бы, в самые нужные минуты. Разве страшно сказать «как хорошо вот так – давай еще»? Только желторотые юнцы не хотят сказать любовнику, что именно они любят, что доставляет им удовольствие.
Разве так плохо, когда тебе хорошо? Даже животные «общаются» во время совокупления. Конечно, их рычание и крики примитивны, но все же разнообразнее тех сдавленных звуков, которыми люди часто сопровождают любовные контакты.
Разговор о любви во время любви обогащает и возвеличивает.
А Портия была так отзывчива! И не только на словах. И лицо ее, и жаркое тело, и нежная кожа – все это менялось постоянно, реагируя на малейшее слово или движение.
Эта женщина была готова отведать все блюда эротического меню, все закуски, салаты, супы, горячее, десерт, не пропуская ни рыбы, ни дичи, ни мяса. Она требовала, чтобы каждая перемена сопровождалась изысканным комментарием.
А потом наступила ее очередь «подавать на стол». И уж она показала себя настоящей мастерицей. Они поменялись ролями. Теперь ее язычок, губы, кончики пальцев, бедра исследовали его тело, а слова служили ей маяком.
Некоторые женщины лишь после нескольких любовных сеансов узнают, какие участки их тела наиболее алчные, каким местечком им хочется прижаться сильнее, каким слабее, какие уголки нужно облизнуть, какие пососать, какие пощекотать…
Когда мужчина сам получает удовольствие от того, что удовлетворяет свою подругу, он начинает изыскивать все более и более вычурные приемы. С Портией этого не требовалось. Роман твердо знал, что ей нравится, какие ласки продлить, что повторить, чтобы привести ее к мучительно-сладкому оргазму.
А ей нравилось предвкушение этого. Она не стеснялась своей тяги к протяженности наслаждения и требовала, просила, умоляла, взывала – еще, еще, еще… Стремительный поток слов – смесь возвышенного, низменного, изысканного, грубого – подогревал и самого Романа, разжигая его страсть. А она на каждое его дыхание отвечала телом, кожей.
Это было просто здорово! Лучший «первый раз» в его жизни. Наслаждение, полученное благодаря его опытности, усиливалось восхищением исследователя. На этой
«неизвестной территории» у него был квалифицированный и доброжелательный проводник. Редкое сочетание. Новая любовь может оказаться довольно неуклюжей, неловкой штукой. Но только не с Портией. Ее дружелюбие и доверчивость поднимали настроение, облагораживали, обогащали.
О новой любви часто мало что знаешь. Требуется долгая настройка. И без чисто человеческого общения это дело может затянуться. А искренность вместе со страстью быстро позволяют эротическому дуэту играть в лад.
Стоя под душем, Роман размышлял о предстоящем дне.
Встал он рано, так что успел изучить путеводители и рекламные проспекты. Надо бы осмотреть окрестности…
А как же начать новый день любви? Это ведь целое искусство. Или наука? Легкие касания, намеки, полунамеки, двусмысленные слова, которые могут отпугнуть иную женщину. С Портией он мог не беспокоиться. Она умела говорить о своей любви, о своих желаниях и умела слушать. И именно с этого начинался для нее вожделенный путь, неумолимое движение вперед, вперед к тому стону, крику величайшего наслаждения, который доказывал мужчине, что он мужчина. Бывают ли другие доказательства? Какое еще есть мерило мужественности?
Той ночью Роман слышал именно ее крики, а не крик. Он даже сбился со счета. Некоторые женщины стонут так, что и растеряться недолго. Почему она требует еще и еще? Недостаточно удовлетворена? Или он вообще уж никуда не годится? С Портией он мог об этом не беспокоиться. Она хотела его тела снова и снова просто потому, что это было чертовски хорошо! Гладко выбритый, освеженный одеколоном, Роман поднялся на ее этаж, постучался и, услышав «войдите», открыл дверь.
Портия стояла посреди залитой светом комнаты, подбоченясь, с высоко поднятой головой. Бедра ее упруго округлились, наверное, из-за туфелек на высоких каблучках. На ней был чисто бразильский вариант бикини, явно уменьшенный. Стройность талии была подчеркнута золотой цепочкой. Волосы схвачены красным шарфом. Огромные солнцезащитные очки закрывали почти пол-лица, придавая ей внеземную эротическую таинственность.
– Мир через розовые очки? – спросил Роман. – В таком виде ты собираешься осматривать Рио?
– Конечно, нет, – фыркнула она. – Для улицы у меня есть накидка. Я только хотела, чтобы ты одобрил мой новый купальный костюм.
Усмехнувшись, она медленно провела язычком по губам.
– Я только хотела, чтобы ты все-таки знал, что я ношу под обычной одеждой. Это поддержит твой жизненный тонус и вдохновит тебя.
– Я вдохновлен, – сказал Роман. – То ли распутница, то ли святая?
Он обошел вокруг нее, улыбаясь задумчиво-лукаво.
– Еще один штрих. – Он посмотрел ей в лицо. – Позволь-ка…
Обеими руками он осторожно подвернул ткань на ее лифчике так, что упругие округлости стали открыты больше, чем на половину, гораздо больше. Теперь лишь алые полумесяцы шелковистой материи как бы подчеркивали каждую грудь, создавая выразительный образ «глазастой наготы». Сердце Портии бешено колотилось.
– Что, лучше? Тебе так нравится? Нравится такой беспутный вид?
Роман опустил глаза, с удовольствием оглядывая ее тело – плечи, грудь, живот и… Да она все свои волосики удалила! Он прекрасно помнил, сколько их было накануне вечером. А сейчас ее трусики-повязочка открывали тело гораздо ниже. Сколько же осталось от того шелковистого кустика? Достаточно, чтобы окружить стебель лугового цветочка?
– Я спрашиваю, тебе нравится? – Портия потребовала ответа.
– Ты действительно хочешь пойти в музей Кармен Миранды?
– Или?… – спросила она.
В этом слове одновременно были и аванс, и приглашение, и вызов.
– Можно поиграть во что-нибудь.
– Например, в слова?
– Что-то в этом роде. Только для взрослых. Я говорю тебе, что ты будешь делать, а уж рискнешь ты или нет… Отказаться, конечно, можешь в любую минуту – если ты еще девчонка. Вот и узнаем, кто же ты на самом деле – святая или распутница…
– Забавная игра. Ты хочешь испытать меня? Моя выдержка против твоей фантазии? Ты хочешь знать, насколько я развратна? О'кей, Роман, попробуем. Попробуем, но предупреждаю – как только воображение твое иссякнет, настанет моя очередь водить.
…Они все-таки посетили музей Кармен Миранды. Правда, через три недели. Одного месяца маловато, чтобы как следует обойти Рио-де-Жанейро, особенно если вставать поздно, до полудня заниматься любовью, валяться на солнышке, наспех обедать и снова возвращаться к любви – на кровати, на диване, на креслах, на столе, на полу, медленно и изысканно, молниеносно и мощно. И так до следующего дня…
Они ели карибские дары моря, японскую еду суши, мексиканские пряные яства, итальянские деликатесы. Они очень многое собирались посмотреть, много сделать, собирались по-настоящему, но все откладывали.
Раз в неделю они бродили по магазинам. Сопровождая женщину в магазине, мужчина доставляет ей удовольствие, в некоторых случаях и эротическое. Например, как будет выглядеть моя возлюбленная в этом платье? купальнике? кружевном халатике? А без него? И если деньги не проблема, то все эти фантазии можно превратить в реальность.
Иногда они бывали в магазинах порознь Портия покупала подарки, в основном наряды. Роман предпочитал безделушки, книги. Когда-то Бразилия была монархией с королем Педро Первым, а затем Вторым во главе. Рио-де-Жанейро был столицей. В часе езды от него, в Петрополисе, сохранился хрустальный дворец. Среди богатств – и золотая королевская корона, и мраморные изображения короля Педро и королевы Терезы. Это тоже входило в план осмотра достопримечательностей и тоже не было увидено.
В основном они не выходили из гостиницы. Они вместе осматривали «достопримечательности» их тел, пили любовные напитки, ели райскую пищу.
И вот наступил последний перед отъездом день.
Роман никогда не был так доволен. Он занимался своим единственным любимым делом – делал женщину счастливой. Раньше он просто работал на нее, позволив ей разбогатеть. А сейчас он доставлял ей физическую радость. Едва ли ему вспоминалась Оливия. Глаза Портии – в очках ли, без – не напоминали больше о ней. А в очках Портия ему очень нравилась. Наверное, это была одна из его причуд: иногда он хотел, чтобы она оставалась в них в самые интимные минуты. Были и другие фантазии. Портия в одних чулках, Портия в галстучке, увешанная гирляндами из бижутерии и цветов, абсолютно нагая Портия, но в атласных сапогах до середины бедра или в сетке из кожаных ремешков.
Многое повидала их спальня. Портия понимала, что многие игривые дополнения обнажают женщину сильнее самой откровенной наготы. Понимала она и порочность этого, и это тоже нравилось ей. А вот кружевные перчатки выше локтя почему-то не вдохновили Романа, пока она не сняла их. И он так и не сказал ей, в чем дело.
За исключением этого эпизода все было безукоризненно. С каждым днем Роман все больше привязывался к Портии. Ему хотелось, чтобы это никогда не кончалось. Он думал не только о страсти, о постели, но и о мягком юморе, доброте, внимательности Портии. А сознание того, что он доставляет ей радость, стало самым главным.
Роман уже делал с Портией все, что хотел, все, что мог и должен был делать с ней, кроме одного, чего он, пожалуй, желал теперь больше всего. В последний вечер перед отъездом Роман оторвался от ее тела и, зная, как сильно сейчас ее вожделение, и понимая, что это может повлиять на нее, спросил:
– Портия, ты выйдешь за меня замуж?
Портия замерла. Ее охватил восторг, но в ту же секунду она вспомнила о сложностях с законом о совместной собственности, о многомиллионных долгах Романа Оливии. Мысли ее бешено заметались в поисках решения, которое помогло бы победить алчность Оливии и позволило бы сразу воскликнуть «Да!» без всяких «но».
Первое «но» уже прозвучало. Роман, правда, предчувствовал это, заметив ее неловкую растерянность. Глупец! Он-то подумал… А ведь она все это время лишь развлекалась, изображая свои неясные чувства. Она наслаждалась сексом, но это все из-за атмосферы Рио, а не из-за него. Окажись она здесь одна, завелся бы другой счастливый любовник…
– Прости, – быстро выговорил Роман, боясь услышать какие-нибудь более горькие доказательства отказа. – Я немного увлекся. Ведь все как будто понарошку – каникулы вне времени и пространства. Ведь все не в счет? Завтра все встанет на свои места.
Портия закрыла глаза. Она считала, что Оливия окончательно вычеркнута из ее жизни, но нет – она только отдалилась. Завтра она уже будет, как всегда, рядом, и Роман опять будет у ее ног. Наверное, угрызения совести заставили его сказать такие слова.
Роман пытался собраться с мыслями и с силами. Впервые Портия не испытала оргазма с ним, а он, опытный любовник, почувствовал фальшь. Ему было досадно, стыдно, грустно.
