Текст книги "Нельзя оставаться людьми (СИ)"

Автор книги: Франсуа Делоне

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

Евстроп кивнул и предложил взять с собой на встречу Николая – одного специального человека, чтобы на месте собеседование провести.

– А сюда? Меня и Фриду вы чаем поили.

– Не, Вовка. Сюда его везти не надо. Ему там, на месте откажут.

– Даже смотреть не будете?

– Ну ты же сам его не хочешь тут. Фриду вон – сразу предложил. И глаза горели, готов был биться за нее. А брату ты просто отказать не можешь – это понятно. Поэтому поедет Николай, сделает всё вежливо. Не переживай за брата. Не умирает же он без Ирбочки?

– Вроде не умирает.

Поехали вдвоем с Николаем. Серега в кафе уже сидел. Ждал, правда, одного Дауту. Тот с порога представил спутника, пояснил про собеседование. Лурасеев быстро справился с неожиданным поворотом сюжета, сориентировался. Даже не стал егозить и глупо вышучиваться, как делают некоторые, застигнутые врасплох. По-деловому, быстро заполнил анкету, тест. Разрешил себя сфотографировать. Николай собрал бумажки в черную папочку, пообещал позвонить и вежливо попрощался, оставив братьев тет-а-тет – они же хотели поговорить.

– Возьмут? – спросил Серега.

– Нет, не возьмут, – честно ответил Даута.

– Ясно.

Они помолчали немного. Лурасеев хмыкнул и сказал:

– А резкие они ребята. Быстро всё. И культурно. Прям, уважение вызывают. – Он сделал паузу и грустно добавил: – Скажи Николаю, что звонить мне не надо. Я вежливых отказов уже наслушался за свою жизнь.

Пальцы Дауты медленно складывали салфетку пополам, аккуратно сплющивая сгиб, чтоб получилось остро. Потом еще раз пополам.

– Я бы тебя взял, – сказал он, кладя сложенную салфетку на стол.

– Да это понятно, – задумчиво произнес Серега.

– Ладно, пойду.

Даута начал подниматься из-за столика.

– Погоди. Что там у тебя с бессмертием-то?

Даута сел обратно, достал из нагрудного кармана ту самую, первую, бумажку: "Задачи Бессмертных". Лурасеев ознакомился.

– Мутаций не хватает.

– Да это в физиологию вписывается.

– Ну да. А ресурсы? Они же кончаются.

– Точно. Их не вписал. Забыл, – улыбнувшись, сказал Даута.

– А дальше что? – спросил Лурасеев, возвращая листок.

– Пока неясно. Пробую в интернете найти единомышленников.

Серега хмыкнул:

– Про бессмертие всем рассказываешь?

– Рассказываю.

– Ты не с того конца берешься. Не надо людям про бессмертие говорить. Смени риторику.

Плечи Дауты оживленно пошевелись, но тут подошла официантка, спросила, что принести. Заказали по чашке кофе.

– Какую риторику? – подавшись вперед, спросил Даута.

– Я бы про бессмертие не заикался. Я бы говорил про омоложение. Суть та же, эффект совсем другой. И еще – тебе надо создавать свою собственную автономку. На такое тоже людей ловить можно. Набегут сразу.

Вокруг будто посветлело. Разговор расцветал. Сочные темы запрыгали одна за другой. Азартно обсуждали все подряд: как заработать денег, как добиться популярности, что сейчас становится основным товаром. Серега утверждал, что сейчас, кроме еды, фетиша и развлечений, основным товаром становится рейтинг. Его можно производить, его охотно покупают. Человек хочет, если не быть, то хотя бы казаться нужным. Человеку нужна популярность и сама по себе, и ее можно конвертировать в деньги – через рекламу. Удовлетворение духовных потребностей и обретение смысла жизни – тоже товар, на этом тоже можно деньги делать, особенно сейчас, в современном разобщенном обществе. И главное, что Сергею кажется наиболее подходящим для Дауты, – деньги можно сделать на нежелании людей смотреть в сторону смерти.

– Они, конечно, не смотрят в сторону смерти ежедневно, – вещал Серега. – Но если попугать немного, если перед носом помахать смертью родителей или смертью детей, если ткнуть им в рожу старение нежнолюбимого, белого тела, то сразу появится холод в груди. Людей аж трясти начинает, – так хотят согреться от мыслей про смерть. Вот тут и надо капусту рубить.

– Что-то мерзковато звучит, Серега.

Тот делал большие глаза и шумно выпускал из себя струю воздуха, будто свечи на торте задувал:

– Твое омоложение тут как нельзя кстати. Ты же никого не обманываешь. Наоборот! Предлагаешь реальный путь, а не эскапизм. Надежду даешь! – говорил он, азартно потрясая руками, словно в них тарелка, полная драгоценной надежды. – Это не страхование, не дурацкое высмеивание смерти, не замещение проблемы посторонней картинкой. У тебя будет все серьезно.

– Ты прямо идеолог, Серега, – неуверенно хмыкая, отвечал Даута. – Погоди, нужно подумать с чего начать. Давай тайм-аут. Мне переварить это надобно.

Прощались они тепло, с чувством чего-то большого, общего, объединяющего. Дауте по крайней мере так казалось. Хотелось, чтоб так было. В общем, на прощание братья согласились, что надо чаще встречаться.

Следующий месяц Даута строил план строительства собственной автономки. Выбирал место в теплом климате, рассчитывал стоимость. И конечно же искал инвестиции. Подключил Фриду Владимировну. В соцсетях сменили вывеску – перестали заикаться о бессмертии и теперь собирали желающих решать проблему омоложения. План рисовался более-менее четко: организовать автономное поселение, устроить там исследовательский центр по омоложению.

Крупных инвесторов не находилось. Они, втроем с Фридой и Лурасеевым, перетряхнули все старые знакомства. Достали даже тех, кто уже и забыл как их звать. Всех попросили о содействии. Люди кивали, соглашались, что омоложение – вещь полезная и перспективная, но денег никто не давал – не было свободных денег: все на что-то копили, держали вклады под процентами в банках или устраивали какой-то свой бизнес. С другой стороны, желающие жить в автономке находились толпами, но денег у них не было вообще.

Такая ерунда тянулась до весны. Уже снег начал таять. Время от времени Даута встречался с Серегой: прикидывали как дело движется, обсуждали будущие шаги. Вместе расстраивались, вместе придумывали. Поддерживали друг друга. Серега к делу подходил с душой, искренне – чему поначалу, с непривычки, Даута продолжал пугаться.

Из соцсетей на счет Дауты капали пожертвования. Это говорило, что существовали на планете неравнодушные люди. Но деньги совершенно мизерные. Накапала сумма, такая, что можно было бы съездить на недельку отдохнуть на море, но на постройку автономки этой суммы не могло хватить никак. Слезы наворачивались.

– Это немыслимо! – возмущался Даута, снова встретившись с братом. – Если деньги будут поступать с той же скоростью, то строить автономку начнем уже через каких-то сто лет!

– Да уж, – хмуро отвечал Лурасеев. – Коржи, чтоб нам провалиться.

– Что? Какие коржи?

– Да я говорю, что жизнь у нас короткая. Мы – короткоживущие люди. Коржи.

– Нет, подожди. Что-то в этом есть, – напрягся Даута. – Короткая жизнь, говоришь?

– Да, мало живем... Не! По сравнению с другими обезьянами, живем мы много. Но видишь же – нам не хватает.

Даута вскочил и забегал кругами:

– Не-не-не. Погоди-погоди. Ты правильно говоришь! Коржи!

Серега следил за Даутой с ожиданием – "сейчас родит что-то интересное":

– Ну?! Не томи, Вова. Чем тебя осенило?

Даута с размаху сел напротив и начал:

– Люди живут мало. Так?

– Ну.

– От срока жизни зависит культура людей. Так?

– Да, так, так. Хватит такать!

– Культура коржей! – воскликнул радостно Даута и указал пальцем в потолок.

Серега проследил, куда указывает палец, ничего там интересного не нашел и глянул на Дауту с сомнением. А тот, видя такую реакцию, жарко заговорил:

– Люди всегда думают только о личных проблемах. Далекие проблемы для них абстрактны. Они их не чувствуют. Ну о себе и о детях только заботятся. О внуках – уже так себе, а о правнуках даже не думают. Значение имеет только то, что в пределах твоей личной жизни. Только это они чувствуют и понимают. А то, что потом, что будет после смерти – это плевать. Ясно же?! Если увеличить срок жизни людей, то далекие проблемы будущего люди начнут воспринимать лично. Начнут дергаться активнее, когда речь начнет заходить о гибели человечества. Ясно теперь?!

Серега еще не понимал. Деревянно, медленно спросил:

– Что?

– Бессмертный человек должен воспринимать гибель человечества лично. Он животом будет чувствовать далекий конец света, – как собственную смерть. Область видимости расширяется! Рассеивается туман времени! Как мы, коржи, планируем, что скушаем сегодня вечером, точно так же – лично и с чувством – бессмертный будет планировать свою жизнь на тысячу лет вперед!

– Да задолбал ты, Вовка! Ну и что?

– Я иду к Тритию, вот что! Они как раз пытаются бороться с гибелью человечества. Только у них мало людей. И они собираются строить еще автономку! Всё сходится. Надо только убедить Трития в том, что именно культура коржей мешает ему объединить людей вокруг этой гибели.

– Ага... – ответил Серега и ухватил себя за нос. Потом рассмеялся и сказал: – То есть, ты хочешь, чтобы Тритий все бросил и начал решать задачу омоложения в первую очередь?

– Но ведь если эту задачу решить, если люди будут жить долго, то тогда люди сами начнут бояться конца света! И Тритию даже убеждать никого не понадобится. Это же очевидно!

– Ой, Вова. Это же бред, – сказал Серега с сомнением. – Я не верю.

– А ты можешь автономку построить? У тебя есть средства? – с вызовом спросил Даута. – Нету?! Вот и сиди! Твоя вера никому не интересна. Надобно, чтоб Тритий поверил.

Даута не спеша ехал домой, в Ирбочку. Тритий с Евстропом обозначили еще тогда, в самом начале, чтоб с бессмертием к ним не подходил. Но, кажется, лед тронуснул. Надо только подготовить нормальную речь, а то Серега вон, долго врубался. Конечно, когда вместо слов тебе суют невнятную кашу, кричат и машут руками – это неубедительно. Речь надо спланировать, расставить акценты. От этого разговора будет многое зависеть.

Отец Тритий и Евстроп, оба оказались дома. Радушно пригласили на чай. Расселись за широким, круглым, деревянным столом. Евстроп загадочно-торжественно, будто на церемонии, налил всем ароматный горячий напиток в огромные кружки, поставил тарелку с сушками на середину, рядом розочку с вареньем – для гостя, Даута любил малиновое. Отец Тритий как всегда смотрел ласково, скрывая улыбку в бороде.

Гостя не понукали, давали собраться с мыслями. Даута обнял кружку ладонями – горячая, – руки не терпят. Ухватил за ручку, поднес к губам и осторожно втянул чуть-чуть жидкости с самого верха вместе с воздухом – чтоб не обжечься. Ух, хорошо. Кружка стала на стол в сторонке, спина выпрямилась, корпус вперед, ладони прижались к столешнице. Даута вдохнул поглубже и принялся рассказывать. Его не перебивали, только время от времени обменивались взглядами. Даута закончил речь и облегченно выдохнул.

– У меня всё.

Тритий кивнул и обратился к сыну:

– Тропка, подай-ка карту.

Пока убирали со стола и расстилали карту, Даута сидел настороженно, замерев, ничего не понимая. Он ожидал разговоров, вопросов... согласия, наконец. А они карту расстилают. Зачем? Сейчас популярно, на пальцах покажут, куда ему идти?

– Ну что ж, – сказал Отец Тритий. – Время пришло. Созрел твой личный интерес.

Сухой, тонкий палец прижал точку на карте.

– Вот здесь, Владимир, – сказал Тритий. – Здесь ты будешь строить свой исследовательский центр.

Владимир Даута проглотил язык от неожиданности и взглянул на карту внимательнее. Попробовал прочесть названия населенных пунктов, или рек, или горных хребтов – ничего этого нет: ни рек, ни городов, ни хребтов. Тоненький ручеек без названия и круглые черные лужи по всей карте.

– Что это? – спросил Даута.

– Попигайская астроблема, – любовно ответил Тритий.

Дауте показалось, что он ослышался. Таких названий не бывает.

– Прошу прощения?

– Да, Владимир, – улыбнулся Отец Тритий, – сначала непривычно. Это далеко на Севере. – Тритий вздохнул. – На Рассоху и Пестрые Скалы нас не пустили, строить будешь восточнее.

– Подождите, – взволнованно сказал Даута, приглядываясь к карте. – Это ведь за Полярным кругом?!

Разулыбался Евстроп:

– Точно!

– Но... но я хотел на Юге, где тепло.

– На Юге тепло, верно, – согласился Тритий. – Но нам нужно заселить Попигай-реку. – Он обвел своим птичьим пальцем кусок Севера. Полководец, блин! Какой дурак поедет на Север?! Кто будет работать в исследовательском центре?! Пингвины? Или белые медведи?

Задачу Дауте поставили следующую: найти людей для заселения будущей Попигайки – попигайской автономки.

– Кто название придумал? – спросил Даута.

– А что?

– Если меня спросят где я живу, мне придется сказать: "В Попигайке". Слышите, какой звук? Не так поймут. А коли позову туда жить, так не поедут.

Евстроп крякнул и почесал ухо. Даута перевел взгляд на него.

– Твоя работа?

– Это временное. Может тогда – Попигаец?... – сказал Евстроп и, подумав, махнул рукой. – Переназови, как хочешь.

Даута сложил сверху на Евстропа гордый взгляд и, мысленно уже борясь с ледяными ветрами, сурово произнес:

– Я оставляю название прежним. Мы, попигайковские, шуток над собой не терпим.

– Юмор – это хорошо, – прокомментировал Отец Тритий этос исполненной миниатюры. – Пригодится.

В общем, будущее автономное поселение решили назвать еще проще: Попигай. Группа северных автономок создается для блокирования добычи ископаемых, для консервации. По закону нельзя вести добычу вблизи постоянных населенных пунктов. Людей должно быть больше двух тысяч – такое поселение уже не сковырнуть и не переселить законными способами.

– Как им не стыдно?! – воскликнул Даута. – Приходится защищать ресурсы такими методами.

Евстроп хмыкнул:

– Иначе не выйдет. Совесть – это для "своих", а "чужих" можно объединить только законом.

– Ну да. Закон или совесть. Свои или чужие.

Тритий пригладил бороду. Он следил за разговором, не вмешиваясь. Даута закончил мысль неожиданно:

– Я, кажется, понял, почему некоторые считают космополитов предателями. Ну... почувствовал.

Тритий негромко рассмеялся.

– Ладно, – сказал он. – Продолжим.

– Да, – сказал Даута. – Мы остановилось там, где мне надо найти две тысячи сумасшедших, готовых умереть на Севере.

– Ну нет, умирать там ни к чему. Ротация предусмотрена. И все две тысячи тебе искать не нужно. Давай-ка перейдем к деталям.

В деталях выяснилось, что автономка будет специализироваться на вычислительных расчетах и хранении информации, на геологической разведке, на археологических исследованиях и, как жаждет Даута, там будут проходить исследования, нацеленные на восстановление молодости человеческого тела.

– Твоя задача – организация медицинского обеспечения жизнедеятельности поселения в две тысячи человек.

Первая неделя пролетела, казалось, за час. Отец Тритий подобрал специфическую команду структурных исполнителей. У каждого был свой интерес, у каждого душа болела за общее детище. Не обходилось поначалу без шумных споров и даже ругани, но Тритий и Евстроп срабатывали как цемент среди камней – команда организаторов слаживалась. Дни проходили в планерках и совещаниях. Пока еще только "на бумаге", но росло и обретало объем новое поселение.

Дальше дело вошло в колею. У каждого четко очертился круг обязанностей, все занялись подготовкой к строительству Попигая. Планерки происходили теперь раз в неделю. Весна вошла в силу, деревья распустили молоденькие нежно-зеленые листочки, а в Ирбочке начали возводить пятиэтажный дом для временного проживания – здесь будут собираться партии для отправки на Север.

Строительство Попигая еще не начиналось. Ждали июня, когда вскроется Попигай-река. А сейчас там стоит лишь временный лагерь.

С медиками Дауте оказалось на удивление легко, нашлись сразу – уникальные люди, не надо уговаривать, готовы хоть у черта на рогах людей лечить. С оборудованием тоже нет проблем, если ты при деньгах. А вот для исследовательского центра по омоложению найти ученых оказалось непросто – избалованные оказались люди, теплолюбивые. То полярную ночь не любят, то медведей боятся, то удаленно и за деньги хотят работать. За деньги...

Лурасеев зато не отказался, сразу согласился ехать. Если бы не он, не найти бы Дауте вообще никого. Но всё равно – медленно ученые подбирались. Уже осень, уже Попигай построился, закрутилось там всё, а здание исследовательского центра стоит пустое – нервирует Дауту безлюдными комнатами и гулким эхом в коридорах. Еле-еле, лишь к зиме, насобирали двадцать человек.

Работа по омоложению не клеилась совсем. Год прошел, уже снова зима наступила, а результатов нет. Да и плана исследований, говоря откровенно, нету. Тыкаются, кто во что горазд, как слепые кутята. В стороне от генеральной линии наисследовали с анабиозом, к примеру. Но это всё не то. Начали ученые уставать, выдохлись, чаще стали брать отпуска на Юг.

Один позвонил оттуда и сказал, что не вернется. Нашел себе другое занятие, предатель.

– Что делать будем? – спросил Лурасеев удрученно.

Они с Даутой шли по скрипучему снегу из лаборатории в жилой модуль. Темно, звезды на небе, хотя по часам сейчас обед. Боже, как Солнца не хватает! Даута пнул сугроб. Разлетелся во все стороны снег. Снежинки, оседая, холодно засверкали в свете фонарей.

– Не сдаваться будем, – буркнул Даута в ответ. – Надо сосредоточиться на прибыли. Меняем парадигму.

– Что-то новенькое, – с горькой усмешкой сказал Лурасеев. – Ты что задумал?

Даута остановился, набрал воздуха и мощно выдохнул. Струя белого пара вылетела словно факел.

– Я задумал сформировать запрос общества.

– Что?! Запрос общества?

– Да. Его. Государство должно реагировать на запросы общества. Вот мы с тобой и подумаем, как сделать популярной задачу омоложения.

– Ты теперь за государство решил взяться? – весело спросил Лурасеев. – Бедное государство. Берегись. Вовка Даута до тебя дело имеет! Да плевало государство на общество вместе с его запросами.

– На маленькие запросы государство плевало, Сережа. Поэтому нам нужен большой, глобальный запрос общества, который не переплюнуть. Надобно, чтобы все заговорили о том, что нам до смерти требуется омоложение. Чтоб все граждане!

Даута рубанул ладонью воздух и пошел дальше. Серега засеменил следом вприпрыжку.

– Дяденька, – кривляясь, сказал он. – А дальше что?

– А дальше, малыш, – подхватывая шутку, ответил назидательно Даута, – дальше всё пойдет, как по маслу. Государство выделит нам деньги на создание омоложения. Из бюджета. А это совсем другие деньги и совсем другие возможности.

Они подошли к модулю. Даута открыл вход, выпустив в полярную ночь яркий искусственный свет. Быстренько юркнули в прихожую, скорее затворяя вход, по привычке экономя уютное тепло. В столовой ждал разогретый соседом обед. Лурасеев с ходу, не помыв руки, цапнул котлету, уселся, жуя, и вопросительно посмотрел на Дауту, дескать, продолжай.

– Надо, чтобы само занятие проблемой омоложения стало модным, в тренде, – сказал Даута, усаживаясь за стол. – Чтоб почетным стало. Чтоб ученого, который решает такую задачу, люди на руках носили и в попку целовали. Вот тогда дело пойдет! Ученые сами за нами бегать будут, чтоб поработать над проблемой, а не мы за ними.

– И поэтому ты решил сосредоточиться на прибыли?

– Ты же сам говорил, что рейтинг – это товар. Нам такой товар сейчас нужен, а значит – готовим деньги. Надо зарабатывать! Всё просто.

– Значит, врубаем анабиоз?

– Значит, врубаем анабиоз, Серега.

Коммерческое использование технологии погружения человека в анабиоз уже обсуждалось неоднократно. Спрос даже изучали, – нужная штука на рынке. Откладывали, потому что цель была другой. Теперь созрели. Возобновление исследований и доведение до ума технологии не требовало каких-то невозможных денег. Люди налицо, оборудование в наличии. Нужно только время. Опять время.

Провели испытания на мышках, потом на собачках, дошли до поросят и обезьян. Наступил полярный день. Лето. Снег растаял. И всё шло хорошо. Пока не уперлись в испытания на человеке. Закон запрещает.

– Да что за бред?! – кипятился Лурасеев и рвал на себе волосы. – Как вообще внедрить технологию? Без испытаний внедрять нельзя. Испытывать – тоже нельзя!

– Изобретатель может на себе испытывать. Есть такой закон, – отвечал Даута.

– Я категорически хочу жить. Я не полезу.

– А ты и не изобретатель. Чего ты волнуешься?

– Эй! Я принимал участие в разработке! Там везде моя фамилия в документах есть.

– Это да. Тут ты молодец. Фамилию протиснул.

С фамилиями и документами можно мухлевать. Можно выбрать любого и вписать его изобретателем, если все согласны. А все в принципе согласны. Все свои.

Страха особого не было, Лурасеев нагнетал. Просто кто-то должен стать первым. Даута уже собрался сам. Заснуть предполагалось на месяц. Но кто-то же должен руководить этим всем. И медицинское обеспечение Попигая тоже на Дауте. Начал он сдавать дела, делегировать полномочия.

Неожиданно добровольцем вызвалась Фрида Владимировна, пожелала принести себя в жертву, стать первой женщиной, побывавшей в искусственном анабиозе.

Всё получилось: "изобретатель" опробовал "свое изобретение" на себе на законном основании. Но на других людях всё равно нельзя. Очень хороший закон в стране. Свято блюдутся принципы гуманизма. Особенно, если надо дать взятку. Не подмажешь – не поедешь.

В мире прознали про готовую технологию. Сарафанный пиар сработал. Начали названивать и тихонько интересоваться, можно ли "как-нибудь так", не афишируя, залезть в саркофаг на пару лет. За деньги. Ну а что?! В анабиозе тело стареет медленнее, в мире сейчас ничего интересного. А лет через двадцать – это уже интересно: какая жизнь будет. И хочется к тому времени остаться еще "более-менее", – если не молодым, то хотя бы на ногах. Тут же нашлись спонсоры, дали денег и вопрос с законом решился. Медицинское назначение из документов вычеркнули, назначили технологии увеселительно-развлекательный статус, типа аттракцион такой, вроде гипноза или карусели – всё добровольно, о риске все участники предупреждены. Можно теперь оказывать услугу, государство не против.

В Попигае вырос корпус для коммерческого анабиоза, начали принимать клиентов. Среди богатых появилась мода на анабиоз. Проект стал приносить прибыль, да еще и какую!

Прошло полтора года и вот, наконец, настало время для второго шага, для пиара омоложения. Единственное, что сейчас расстраивало Дауту, так это медленность всего процесса. А раньше он даже рычал иногда от бессилия! Приходится ведь заниматься не тем, чем хочется: сначала анабиозом, теперь вот – пиаром. Ну, ладно. Выдохнули, начали.

16. = + =

Они собрались в богатом особняке на берегу теплого моря. Почему именно там, Дауте было не очень понятно. Какая-то культура проведения переговоров требовала именно такой обстановки: расслабленной, пляжной, легкой – как будто ничего серьезного, как будто люди просто отдыхают и походя болтают о пустяках. Они сидели в плетеных креслах на веранде, у бассейна белого кафеля с пронзительно голубой водой. От горячего, непривычного солнца их защищал белый тряпичный легкий навес. Золотая бахрома навеса лениво колыхалась на теплом ветру, – ощутимо влажном и тяжелом, по сравнению с воздухом Севера. Вокруг утомительно благоухала и цвела пестрая местная флора, с непривычки хотелось обратно, к милым елкам-недоросткам и серым мхам, скупым на подобное растительное буйство. Территория бассейна закачивалась мраморной балюстрадой с толстенькими, пузатыми как бутылки, балясинами. Из-за балюстрады густые зеленые кроны деревьев пушили свои макушки – особняк находился на горном склоне, и кроны деревьев, растущих ниже по склону, не могли закрыть море, ощутимо вздувшее бирюзовую блестящую спину к небу. «Конечно же – спину», – подумал Даута, – «ведь глаза у моря всегда направлены в себя, вниз».

Хозяин особняка, моложавый мужчина, спортивный, золотисто-загорелый и жизнерадостный, с белозубой улыбкой, сидел рядом и вежливо рассказывал северным гостям, как побывал однажды на Севере и как он там впечатлился. Молодец, в общем. Лурасеев глотнул соку из бокала и посмотрел на Дауту, передавая мысленно: "Я тут тоже впечатлился. Давайте уже к делу, а?!" Даута взглядом ответил: "И мне тоже тут поддавило уже, но видишь – тихо сижу, – пусть поговорит. Чего ты такой нервный? Расслабься, потерпи".

Откуда-то сбоку к бассейну вышла юная девица в желтом купальнике. Ну не совсем вышла, скорее – хореографично явилась на сцену. Так же пластично двигаясь, кинула махровое белоснежное полотенце на лежак, качнула копной светлых волос и, не глядя на якобы случайных зрителей, нырнула. Тут же со стороны донесся веселый женский голос:

– Подождииии!

С хохотом в поле зрения выскочили еще три девушки: одна в красном купальнике, другая в синем, третья в зеленом. Стараясь опередить друг друга, девушки наперегонки пронеслись к бассейну и с радостными визгами как попало попрыгали в воду. Начали там браздаться, подняли шум и веселье. "Купальники – это чтобы не перепутать" – философски подумал Даута, – "и называть, опять же, легче по цвету".

– О! – воскликнул хозяин в сторону бассейна. – Это наша креативная группа.

Сзади послышались легкие шаги. Хозяин обернулся, гости последовали его примеру. К ним приближался еще один мужчина, почти копия хозяина особняка. Шел он свободно и даже как будто пританцовывал. Спокойная естественная улыбка как бы говорила: "Как хорошо, что мы здесь сегодня все вместе".

– А вот и мой помощник, Эдуард, – сказал хозяин и представил помощнику гостей: – Знакомься, Эдик. Владимир Николаевич и Сергей Иванович.

Лурасеев и Даута встали с кресел и пожали по очереди руку прибывшему помощнику.

– Приступим, – сказал хозяин, когда все расселись по креслам. – Итак, как Вы ставите задачу?

Девушки к этому времени наплескались, вышли из бассейна и там же, рядом, упали на лежаки, ненадолго затихнув с закрытыми глазами, успокаивая дыхание.

– Формирование общественного запроса, – ответил Даута и прочистил горло.

Лурасеев, который Сергей Иванович, в это время задумчиво смотрел в сторону бассейна, поглаживая свою черную остроконечную, как у джина, бородку. Кажется, ему уже перехотелось формировать общественные запросы. Даута вздохнул и продолжил:

– Мы хотим, чтобы общество поняло, что человек может омолодиться по-настоящему. Речь идет не об омолаживающих кремах, не о косметических операциях. Речь не идет ни о каком другом обмане. Мы сейчас говорим о настоящем омоложении, понимаете?

– Ммм, – неопределенно протянул хозяин особняка и глянул на помощника. Эдуард пожал в ответ плечами и спросил:

– Об эликсире молодости?

– Да! – это слово вылетело из Дауты как пробка из бутылки. – Мы хотим, чтобы люди поняли: эликсир молодости можно соорудить, и он будет доступен всем!

– Хорошо. Только давайте мы не будем говорить "люди поняли", а будем говорить "люди поверили", – предложил хозяин.

Даута посмотрел на главного пиарщика с недоумением.

– Это важно – как именно говорить?

– Для нас важно. Понять – это одно, а поверить – это другое. Мы эти понятия различаем. Разные методы нужны для создания эффекта.

Даута продолжал молчать, и главный продолжил:

– Понимать – значит, речь идет об абстракции, а верить – значит, что о реальности. Вы же хотите, чтобы люди поверили в реальность эликсира?

– Так, – останавливающе сказал Даута. – Погодите. Вы хотите сказать, что на самом деле он не реален?

– Я хочу сказать, что нам без разницы, что реально. Мы эту реальность соз-да-ем. Это наша работа. И так же мы разрушаем реальность, выводя ее в область абстрактного, эфемерного, существующего вне тренда. "Понять" – значит, разрушаем тренд, "поверить" – тренд создаем. Мы будем создавать, а значит, говорить будем о вере.

Даута размял губы. Ему-то казалось, что понять и поверить – это одно и то же: надо почувствовать, прогнать через нутро. А тут что-то совсем другое говорят господа пиарщики. Ну хорошо, – пусть. Дело не в этом.

– Вообще тренд омоложения в обществе устойчив, – продолжил хозяин особняка. – И ваше особенное средство называется "эликсир молодости". Мне непонятно, почему бы Вам просто не запустить обычную рекламу. Дальше Вы будете бодаться с омолаживающими кремами, отобьете часть рынка себе – все, как обычно. Зачем Вам мы?

Даута отставил бокал и взялся за подлокотники. Корпус выпрямился, взгляд тяжело устремился на хозяина особняка. В воздухе будто похолодело, солнечный свет померк. Показалось даже, что на веранде засверкал иней. Хозяин напряженно отодвинулся. Помощник, Эдуард, замер, стерев с лица доброжелательную улыбку. А Лурасеев перестал глядеть на женщин. Даута же с расстановкой произнес:

– У нас нет эликсира молодости. Мы говорим не про рынок.

– Эм, – хозяин откинулся в кресле, сполз почти в лежачее положение и сцепил кисти на животе, устремив взгляд в тряпичный потолок. Немного помолчав, он произнес: – Так Вы хотите...

Даута резко встал, напугав Эдика так, что тот дернулся в кресле, и зашагал по веранде.

– Да! – сказал он. – Мы хотим, чтобы этот эликсир был создан.

– Так создавайте! – сказал главный. – Анабиоз же у вас получился.

– Мы не можем. Это задача совсем другого уровня. Это должно решать государство. Должно появиться министерство по борьбе со старением, статья бюджета "на исследование омоложения", должна появиться партия за омоложение, некоммерческие фонды... Волонтеры, хренотеры... Люди должны создавать общественные организации... Что там еще?! Марш стариков, – Даута энергично очертил руками в воздухе перед собой рамку, – "Нас убивает возраст!" "Медицина не лечит старость!" Средства массовой информации, интернет, социальная реклама! – он сделал паузу. – Мы к вам пришли за этой реальностью – нам нужен общественный запрос на омоложение. Такой запрос, чтобы государство отреагировало. И называйте это как хотите: "вера" или "понимание" – нам всё равно.

Главный продолжал сидеть на спине в кресле неподвижно и лишь глаза его следили за эволюциями Дауты по веранде.

– О-го-го, – протянул, наконец, главный пиарщик.

– Мы тоже так считаем, – ответил Даута. – Поэтому убирайте Вашу креативную группу, – Даута указал пальцем в сторону бассейна, – и давайте приступим.

Лурасеев приоткрыл рот, чтобы возразить насчет креативной группы, но осекся, встретившись с пылающим взглядом Дауты.

– Погодите, Владимир Николаевич, – миролюбиво сказал главный. – Нам нужно немного притушить эмоции. Креативная группа тут как раз к месту.

Девочки на лежаках о чем-то тихо переговаривались и мило хихикали, стреляя глазками в сторону веранды, где только что кипятился Даута. Главный принял в кресле нормальную сидячую позу и приглашающе помахал им рукой.

– Девушки, можно Вас отвлечь?

– Сейчас подойдем! – крикнула желтая в ответ и начала говорить что-то веселое и смешное своим разноцветным подругам.

Главный перевел взгляд на Дауту.

– Я вижу, что Вы этой идеей прямо горите. Хочу Вас спросить, Владимир. Почему Вы полагаете, что эликсир молодости создать можно?